Арчер
— Церемония состоится завтра вечером. Ты уже говорил об этом с Милой?
Кай последовал за мной, пока я возвращался к свою комнату, его шаги отдавались эхом в коридоре, напоминая смертный приговор.
— Я не собираюсь ее делить с кем-то.
— Раньше у тебя никогда не было с этим проблем.
Его слова сочились презрением, и я чувствовал, как его осуждение прожигало меня насквозь.
— Это было до Милы.
Его черствость только подогрела мой растущий гнев.
— Ты должен быть с ней честным. Она этого заслуживает, — его тон звучал снисходительно.
— Не говори мне, блядь, чего она заслуживает. Ты ничего о ней не знаешь.
Мои кулаки сжались по бокам, и я был готов на него наброситься.
— Успокойся. Я просто пытаюсь сохранить традиции нашей Церемонии. Братство на первом месте, ты сам это знаешь. Если наши отцы пронюхают, что ты ставишь Милу на первое место, то знаешь, что произойдет?
— Я знаю, — вскипел я.
— Правда? Потому что ты поступаешь неразумно, относишься к ней так, будто она имеет большее значение для тебя, чем Братство. Твой отец может пока ничего не замечает, но мой и Тео — еще как. Мы здесь только по их милости, делаем то, что нам приказывают. И мы должны уважать их традиции и никогда не подвергать сомнению приказы.
— Блядь, Кай! Мила выше Братства. Она выше тебя, меня и всего этого чертового наследия! — взревел я, чувствуя, что теряю контроль, и впечатал его в стену. От удара настенная картина упала и разбилась о мраморный пол.
Его глаза расширились от шока, в них читался страх и понимание одновременно.
— Для тебя, да. Но ты думаешь, остальных это волнует? Сможешь ли ты смотреть, как ее трахают прямо у тебя на глазах? Милу будут использовать как игрушку, чтобы показать тебе, кому ты принадлежишь на самом деле. Они не остановятся, пока она не сломается, и тебе это известно. Возможно, она выше всего этого, но не ты. Ты собственноручно решил привести ее в наш мир и знал, какую цену ей придется заплатить. Я тоже пытаюсь защитить ее, даже если ты слишком ослеплен своими чувствами, чтобы увидеть правду, — прошептал он, его голос был полон отчаяния.
Я отпустил его, гнев кипел под кожей. Несмотря на наш горячий спор, в глубине души я знал, что Кай прав. Традиции Братства были архаичными и жестокими, но нарушение их означало, что Мила и я лишимся жизни.
— Я поговорю с Милой, — наконец признал я, решительно сжав челюсти. — Но если с ней что-нибудь случится…
— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить ее безопасность, — вмешался Кай с торжественным выражением лица, поправляя куртку. — Просто помни о нашем долге. Преданность Братству превыше всего, но моя верность принадлежит тебе. Тео и я с тобой. Просто хочу убедиться, что ты готов к последствиям, если бросишь вызов нашим отцам.
Когда Кай ушел, тяжесть его слов повисла в воздухе. Я знал, что он прав, но мысль о том, что я предаю Милу, заставила мой желудок сжаться от чувства вины. Она стала больше, чем просто частью моей жизни; эта девушка была для меня всем. И все же Братство требовало жертв, на которые я не был уверен, что смогу пойти. Если я этого не сделаю, ее уничтожат. Я знал ее. Мила будет драться, и они накажут ее за неповиновение.
Вернувшись в комнату, я обнаружил Милу все еще спящей. Ее мирное выражение лица, смягчило бушующее внутри меня смятение. Сидя на краю кровати, я осторожно убрал прядь волос с ее лица, мое сердце сжалось при мысли о том, что ее ожидало, если я не буду действовать. Тяжесть обязанностей давила на меня со всех сторон, угрожая раздавить своим бременем.
Она слегка пошевелилась, ее ресницы затрепетали, когда она, наконец, проснулась. Встретившись с ней взглядом, я увидел в ее голубых глазах доверие и привязанность, из-за чего мне было еще труднее обдумать неизбежный разговор. Как я мог объяснить мрачную реальность, скрывающуюся за фасадом нашей, казалось бы, идиллической совместной жизни?
Сделав глубокий вдох, я начал говорить, замолчав на мгновение, как будто сами слова были предательством.
— Мила, нам нужно поговорить. Это важно.
Ее брови озабоченно нахмурились, и она села, готовая уделить мне все свое внимание.
— Что случилось? — ее голос был мягким, наполненным нежностью, от которой у меня болело сердце.
— Я хочу поговорить о том, кому я верен и что это значит для тебя, — ответил я, тщательно подбирая слова. — Думаю, тебе важно понять, что влечет за собой выбор меня как партнера.
Выражение ее лица изменилось, и на нем промелькнула тень беспокойства.
— И что же?
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить нервы, прежде чем продолжить.
— У Братства есть определенные традиции и обряды, которые мы должны соблюдать. Завтра вечером состоится одно из таких событий, как Церемония.
— Что за Церемония? — спросила она почти шепотом.
— Это… сложно, — начал я, пытаясь подобрать нужные слова. — Речь идет о преданности. О том, чтобы… поделиться…
Она не сводила с меня глаз, чувствуя серьезность ситуации.
— Поделиться?
— Это доказательство нашей верности Братству. Мы… мы делимся партнерами, чтобы доказать нашу преданность и единство.
В глазах Милы появилось понимание, смесь шока и недоверия омрачила ее черты.
— Ты имеешь в виду… — она замолчала.
— Да, с Каем и Тео, — мягко подтвердил я. — Завтра вечером на Церемонии мы должны будем принять в этом участие. Это традиция, которая укоренилась в наших семьях на протяжении многих лет.
Молчание девушки было оглушительным, ее взгляд переместился на стены, которые, казалось, начали смыкаться вокруг нас. Я мог видеть смятение, назревающее в прекрасных глазах, столкновение между ее любовью ко мне и реальностью мира, частью которого мы были.
— Я понятия не имела, — наконец, прошептала она. — Это то, чего ты хочешь?
Вопрос повис между нами, отягощая своим грузом, который я не мог вынести. Как я мог признать, что мои желания несущественны по сравнению с требованиями Братства? Что мое сердце принадлежало ей, но мой долг был связан с наследием, основанным на самопожертвовании и подчинении?
— Блядь, нет. Дело не в том, чего хочу я, — правда была горькой на вкус. — Речь идет о том, чего ожидает от нас Братство.
Ее глаза наполнились слезами, в ее взгляде читалась боль и предательство.
— И какова моя роль во всем этом? Просто пешка в игре Братства? — ее голос дрожал от гнева и печали.
— Нет, Мила. Никогда, — запротестовал я, и взял ее руки в свои. — Ты не просто пешка. Ты…
— Жертва? — закончила она за меня, смирившись с действительностью.
Не в силах выдержать ее обвиняющий взгляд, я на мгновение закрыл глаза.
— Я должен был сказать тебе об этом раньше, подготовить тебя к этому.
— Подготовить меня? — усмехнулась она, отдергивая свои руки. — Как можно подготовить человека к чему-то подобному?
Я видел боль и страх, борющиеся за господство под маской самообладания, которое она отчаянно пыталась сохранить.
— Ты должен был рассказать мне, — сказала шепотом она.
— Я знаю, детка.
— А что будет, если я откажусь? Я не хочу трахаться с твоими братьями. Что будет тогда? Мы не сможем быть вместе?
— Если ты откажешься, я поддержу твое решение и сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя. Даже если придется умереть.
— Что? Умереть? Блядь, Арчер. От чего ты намерен меня защитить?
— От моего отца и других лидеров Братства.
— О чем ты говоришь?
— Отцы Кая и Тео. Наши деды.
— Что, черт возьми, происходит, Арчер? Зачем тебе умирать ради меня? Почему тебе нужно защищать меня от них?
— Охота и Церемония даны нам в награду за самопожертвование, которое мы приносим ради Братства. Если мы выбираем одну из наших Избранных в качестве своей жены, то она должна пойти на определенные жертвы. Это ты. Твоя жертва показывает нам, что ты готова отдать себя Братству и стать единым целым со мной и нашим миром.
— Разве я еще недостаточно пожертвовала ради тебя?
Я видел, как под поверхностью обычно спокойного поведения Милы кипят обида и гнев. Прекрасно понимая, что вызвал бурю, которая угрожала поглотить все, что мы построили вместе, но я не мог больше отрицать правду. На меня давил груз моей преданности Братству, невыносимая обуза, которая грозила раздавить меня своим огромным давлением.
Словно пытаясь преодолеть растущую пропасть между нами, я сел к ней поближе.
— Мила, ты пожертвовала большим, чем я мог когда-либо просить. Я никогда не хотел этого для тебя, и если ты скажешь мне «нет», то я буду сражаться за тебя и с честью умру с твоим именем на губах.
— Ты пытаешься сказать, что у меня нет выбора?
— У тебя есть выбор. Выбор есть всегда.
— Конечно, меня либо трахнут трое мужиков, либо нужно пожертвовать твоей жизнью. Это ни хрена не выбор, Арчер. Я всегда буду выбирать тебя и твою жизнь.
— От Братства никуда не деться. Не тогда, когда ты в курсе о его существовании.
— Они не смогут держать меня здесь.
— Я не об этом говорю.
— Тогда говори понятней, Арчер.
— Если ты решишь уйти, то тебя найдут и будут передавать по кругу, начиная со старших лидеров. Они не остановятся, пока не сломают тебя окончательно.
Ее лицо побледнело еще больше. До нее, казалось, дошла суровая реальность стоящего перед ней выбора, тяжесть которого навалилась на нее, как свинцовое одеяло. Она сидела, уставившись на меня, сжав челюсти.
— К черту патриархат, — заявила она твердым голосом, несмотря на дрожь, выдававшую ее. — Я не позволю кучке стариков принимать за меня решения. Я не позволю использовать меня как какое-то ягненка, отдающего в жертву. Братство с его архаичными правилами может идти на хуй.
Я с трепетом наблюдал, как решимость моей девочки крепла, ее дух сиял ярче, чем когда-либо прежде. Огонь в ее глазах зажег во мне искру, вновь обретенное восхищение женщиной, которая встала против многолетних традиций и угнетения.
— Я принадлежу тебе, Арчер, и никому больше. Я не принадлежу Братству. Ты не принадлежишь им. Я сделаю все возможное, чтобы быть с тобой. Если это означает, что мне придется сыграть какую-то роль, то я ее сыграю. Если они хотят видеть королеву, я дам им ее, а после, с большим удовольствием сожгу их гребаное королевство дотла.
— Мила, — выдохнул я, мой голос был в равной степени наполнен гордостью и любовью. — Я не перестаю восхищаться тобой.
— А теперь расскажи мне все, что знаешь об Александре Бенсоне и моем отце.
Я сделал то, о чем она меня просила. Я начал с самого начала, стараясь не упустить ни одной детали. Я рассказал ей о деловых операциях ее отца, которые он скрывал от нее и всех, кто был ответственным за продажи акций и облигаций Grey Industries. Он торговал оружием задолго до ее рождения. Уинстон Грей всегда был нашим союзником, пока не перешел на другую сторону. Ублюдок был с нами до тех пор, пока ему не стало недостаточно торговли оружием. Торговля людьми была более прибыльным делом. Жадность заставила его прогнуться и заключить сделку с Коллекционерами — с Александром Бенсоном. Они давили на него своими требованиями, и он думал, что сможет усидеть на двух стульях. Я рассказал Миле о том, как наша семья боролась за то, чтобы остановить торговлю людьми, и о влиянии Коллекционеров на город. Они проложили автомагистраль из одного города в другой. Их возможности были безграничны.
Я объяснил ей свою роль в Братстве и о жизнях, которые добровольно отнял, не оправдывая убийцу, которым являлся.
Она увидела меня в худшем свете и не сбежала. Пока я говорил, она терпеливо слушала, не перебивая. Я внимательно наблюдал за выражением ее лица, но Мила оставалась спокойной, впитывая информацию, как губка. Когда я закончил, она сидела с задумчивым выражением лица.
— Ты в порядке?
— Думаю, да. Знаешь, я совсем не удивлена, что мой отец — чудовище. Помню, как он ужасно обращался с моей мамой. И как легко он унизил меня на людях. Но я никак не могла предположить, что отец готов отдать свою единственную дочь кому-то похуже чем он.
— Прости меня.
— Не извиняйся. Просто расскажи мне, что будет дальше. Что мне нужно знать еще о Церемонии?
— Во время Церемонии ты будешь представлена Братству как Избранная мной королева. Тебе придется надеть церемониальное платье, которое они предоставят, и пройти ко мне на глазах у всех присутствующих. Они будут следить за каждым твоим шагом, выискивая малейшие признаки слабости. Мы произнесем клятву верности друг другу и укрепим наш союз с Каем и Тео. И тогда останемся только ты и я.
— Хорошо, — кивнула она.