Океан для троих (СИ)

Глава 30. "Холодное сердце"

Похоже, Бринна решила потренироваться на мелкой мишени, прежде чем нападать на крупную рыбу, и первый залп пришелся в остов литайского корабля.

Тот успел уйти от атаки — слился с туманом, растворился, точно его и не бывало. Обглоданные ребра каркаса на миг растеклись, пропуская залп мимо. Ядра, пролетев насквозь, ударили в его менее удачливого собрата — пузатый коф Республики, который то ли не умел исчезать, то ли был не так проворен.

Над водой раздался оглушительный стон, полный такой муки, что захотелось опустить руки, скорчиться, обняв колени, и умереть. Но умирать было пока рано, и без того вокруг покойников хватало.

— Не нравится поганцам! — выкрикнул кто-то из матросов, ликующе вскинул руку. — Именем нашего богами поцелованного боцмана…

— Пасть завали, — мрачно прогудел Саммерс, подкатывая к разряженному орудию ядра. — А то призрак в рот залетит, через зад вылетит.

Но матрос был прав — ядра, посвященные светлым богам, срабатывали. Не так всеобъемлюще, как от них ожидалось, но мертвым они доставляли явное неудобство, если не сказать боль.

Трирема, получившая прямой заряд освященной картечи в бок, шарахнулась в сторону от “Свободы”, как белошвейка от чумного нищего, и “Свобода” медленно двинулась вперед, расчищая себе дорогу редкими и точными залпами, скорее отпугивая призраков, чем серьезно им вредя.

Дороти приподняла пушку, чувствуя, как в шею впиваются тонкие острые грани-зубчики — Сердце Океана начало забирать свою дань в обмен на помощь. Камень, один раз распробовав кровь, начинал требовать плату все скорее. Как упырь кладбищенский!

Дороти поморщилась, потуже затянула платок на горле и вернулась к упырям морским, одного из которых предстояло из этой заварушки вытащить.

Кто-то из матросов затолкал ядро, поджег запал и отбежал за лафет, заткнув уши. Дороти подумала, что куда полезнее будет точнее навести орудие, и вместо того, чтобы отойти от готовой выстрелить пушки, подхватила ее снизу и перенацелила на бригантину. Которая, пользуясь всеобщей неразберихой, пыталась тихой сапой подойти к “Холодному сердцу”.

Может, друг другу призраки и не вредили особо, послушные воле Хозяина, но вот за Рог точно дрались всерьез. Не зря же Доран потом столько времени отплачивал Морено за помощь. Так что “Лилия” явно лукавила, а “Грозовая чайка” попыталась воспользоваться общей неразберихой и под шумок подгадить ближнему, но мертвому.

Хорошая пробоина в борту помогла бригантине передумать, а “Холодное сердце” продолжило лениво и равнодушно покачиваться на волнах.

Теперь Дороти оставалось только молиться Черной Ма, ждать чужого решения, ну и стрелять. Потому что “Свобода” стоила хорошей драки.

Впрочем, время показало, что они не одиноки.

Мощный залп, раздавшийся слева, и довольный оскал на боцманской хмурой роже подтвердили — Морено все-таки забрался “Каракатице” в потроха и навел там порядок.

Жаль только, что обычные ядра, нацеленные в борт “Лилии”, не причинили той вреда.

Атаковать пиратскую посудину призраки не могли: согласно договору, “Каракатица” должна была покинуть эти воды целой и невредимой, но и толку от ее залпов было куда меньше, чем от редких выстрелов “Свободы”, — похоже, на борту ученика жреца не нашлось.

Дороти с командой успели еще дважды вдарить по триреме (она не выдержала натиска, подернулась дымкой и исчезла) и окончательно отвадить от себя республиканский коф — в корме у него зияли новые дыры, мерцающие по краям синим. Зарастали они медленно и неохотно, поэтому он предпочел укрыться за спинами пока не пострадавших призраков.

Солнце окончательно село, и драка продолжилась в серых густых сумерках, что никому не мешало: призракам зрение было без нужды, они прекрасно чуяли теплую кровь, а мертвые корабли в полумраке стали светиться точно болотные огни, что позволяло живым без проблем их выцеливать.

Мертвые теснили “Свободу” в сторону от “Каракатицы”, видимо, ждали, когда Доран дунет в Рог и призовет ту самую бурю, после которой им останется лишь подобрать души. Но минута шла за минутой, а волнение на море оставалось прежним. Это вселяло смутную надежду, но она всякий раз отступала перед доводами рассудка.

Призраки могли позволить себе не спешить, у них было все время этого мира, а песчинки в клепсидре у “Свободы” иссякали все быстрее.

Тут корабль содрогнулся от таранного удар в бок.

Дороти была единственной, кто удержался на ногах, остальных раскидало по палубе.

Дороти оглянулась, готовая увидеть дыру от ядра или пролом от чужого киля, но правый борт, куда пришелся удар, оказался на удивление цел — только лопнули несколько досок, чуть выдвинулись медные заклепки да, судя по крикам из нижнего трюма, усилились течи.

— Что там? — заорала ей Бринна, собирая рассыпанный порох обратно в бочонок.

Дороти хотела крикнуть, что не знает, но поняла, что это не так.

Знает.

Это точно не ядра и не картечь, удар шел снизу, а бить ниже ватерлинии могло только одно существо.

К ним в борт постучал кракен. Пока что не всерьез. Пробуя силы.

Эту проблему стоило решать немедленно.

— Я наверх, — бросила она Саммерсу.

Тот недовольно поморщился:

— Здесь больше толку.

— Кракену наши пушки как туземные дротики. Надо его остановить.

На лице боцмана явно читался вопрос “как?”, но на него Дороти пока и сама не знала ответа.

На палубе Фиши с Хиггинсом исполняли настолько слаженный дуэт парусов и руля, что прерывать их было — как соваться с бубном в колокольный звон. Да и чем они ей помогут?

Дороти думала перегнуться через борт, в надежде увидеть, где затаился кракен, но не успела: тварь разогналась как таран и вновь ударила — теперь уже выше ватерлинии в корму. На этот раз доски и оковка не выдержали — разошлись щелью.

Линейный корабль для кракена явно был великоват: если со шлюпкой он управился быстро, просто размолов ее весом своих щупалец, то ухватить громаду “Свободы” у него не выходило. К тому же днище корабля давно не чистили от кораллов и ракушек, и оно стало как огромная терка, а спрут, при всех своих огромных размерах, был все-таки мягкотелым.

Дважды проверив корпус на прочность и, похоже, оцарапав нежное брюхо, он должен был попытаться перевернуть “Свободу” — если гравюры в книгах не врали. И Дороти предстояло угадать, с какого борта ждать гостя.

Вокруг царил полный хаос.

“Каракатица”, паля из всех стволов, терлась под килем у огромной “Лилии”, прицельно мешая той подойти к “Свободе”.

Имперская трирема материализовалась рядом, но, похоже, ее можно было сбросить со счетов: ей не удалось залатать нанесенные ядрами Саммерса дыры, и она темным пятном распласталась по воде. Потом и вовсе начала медленно погружаться — то ли не имела сил оставаться на плаву, то ли уходила зализывать раны.

Похоже, возраст призрака, как и размер, имели значение — во всяком случае, имперцам, кофу и остову-галеону досталось больше всех. А может быть, из всех мертвецов они были самые истощенные и голодные.

Ведь если Доран за неделю превратился в тусклую тень, то остальным мертвым без пропитания могло быть еще хуже. Дороти пожалела, что пропадает отличный шанс разжиться лишним Сердцем Океана, но сейчас было не до запасов. Тут бы со всеми призраками сладить.

Она ждала кракена с левого борта, но тварь оказалась хитрее — поперла на нос, используя носовую фигуру как подпорку для своих щупалец.

Первая петля зацепилась за голову фигуры и не рассчитала — деревянная голова отломилась.

Со второго захода кракен стал осторожнее и закинул огромное щупальце сразу на бушприт, обвил его по спирали и залез вторым со стороны, где крепился такелаж, и смахнул его, точно это были не латунные штыри, а деревянные бруски в детской игре. Подтянулся темной, колышущейся массой вверх и забросил третье щупальце — сразу на палубу, едва не снеся мачту.

Дороти поняла — атаковать нужно или сейчас, или никогда, и перво-наперво требовалось разобраться с ближайшим щупальцем.

Моля Черную Ма, чтобы абордажный тесак выдержал, она ударила со всей силы туда, где толщина спрутьей лапы была как два Саммерса, а не три.

Прорубить удалось только половину, но и этого хватило, чтобы кракен взбесился.

Дороти всю жизнь полагала: подобные существа не умеют кричать, им попросту нечем. Оказалось — умеют, еще как. От басовитого низкого гудения, которое заменяло спруту голос, сразу заболел затылок, а руки ослабли. Невидимые звуковые пчелы, казалось, ввинчивались прямо в глазницы, не давая видеть, лишая преимущества. Хорошо хоть дыхания у твари хватило ненадолго — и голова Дороти не успела расколоться от мерзкого звука.

Кракен заткнулся, набирая воздух для нового вопля, и отдернул покалеченное щупальце. Из него потоком текла липкая скользкая гадость, заливая палубу мерзким гнилым свечением и превращая ее в осклизлый каток.

Поскальзываясь на этом месиве, Дороти рванула к запасным якорям, которые в отличие от основных были раз в пять меньше, но обладали острыми лапами.

Подхватив якорь за перекладину, она, прямо с разбега, вогнала его кракену в край мантии, добрую часть которой тот успел перевалить через борт. За что сразу получила еще один гудящий вопль и удар громадным щупальцем прямо в грудь.

Дыхание перехватило от резкой боли, но еще сильнее кольнуло в шею — Сердце Океана жрало в три горла от каждого применения сверхсилы. Чувствуя, как уходит боль от удара, Дороти на четвереньках, чтобы хлещущая по палубе гибкая плеть не врезала ей еще раз, проползла ко второму якорю, привстала и вогнала его в другое щупальце, пригвождая намертво к палубе, точно огромным крюком.

Еще один вопль: первый якорь вырвало с мясом — и деревянным, и живым.

Якорь отлетел куда-то в сторону Фиши, которому сейчас океан был по бороду, и на борьбу Дороти с кракеном он обращал внимания не больше, чем на чаячьи крики.

Маневрировать с многотонным моллюском на носу была та еще задача, но рулевой пока справлялся — даже трубку из зубов не выпустил.

Дороти дотянулась до рукояти тесака, поднялась на ноги и приготовилась встретить кракена, который, взбешенный несговорчивостью добычи, взгромоздился на нос “Свободы” целиком и навис над палубой, собираясь обрушить на нее весь свой гигантский вес.

От первого удара огромного щупальца Дороти уклонилась, успев на излете полоснуть по нему лезвием. Второй пришелся в ноги, и его избежать не вышло: ее протащило по палубе волоком, пока она не уткнулся во что-то мягкое. Методом исключения додумалась, что это кракен — на палубе отродясь ничего мягкого не лежало, — поэтому наотмашь, вслепую, врезала палашом и, на ходу вытирая глаза от попавшей в них едкой слизи, откатилась вбок.

На этом удача закончилось — у кракена в наличии было восемь ног, а у Дороти всего две руки, и математика играла не на ее стороне.

Кракен окончательно перетек на корабль, заполнив собой пространство от носа до середины корабля. Палуба “Свободы” затрещала от веса.

Одно из щупалец подсекло Дороти колени, второе ухватило поперек туловища, захлестнуло, сдавило грудь. Дороти напряглась, пытаясь разорвать скользкую хватку, но щупальце сделало еще один виток и начало сжиматься, как огромная анаконда. Сил едва хватало на то, чтобы оставить себе место для дыхания, секунда, две, больше десяти она точно не выдержит!

Сердце Океана тревожно запульсировало, еще немного — и его возможности тоже будут на исходе.

Дороти попробовала извернуться, но сделала лишь хуже — удушающие петли скользнули, надавили. Перед глазами потемнело, вдалеке кто-то заорал, раздался хлопок, и в уши ударило грохотом.

Кольца кракена ослабли, а потом и вовсе разжались.

Он неловко, как любое морское существо попавшее на сушу, отполз в сторону, подволакивая поврежденную ногу, из которой уже не хлестало, а просто сочилось, и тяжелым мясным мешком перевалился за борт, обдав Дороти фонтаном соленых брызг.

Хозяин позвал питомца на помощь.

“Холодное сердце” все-таки вступило в бой. На их стороне.

Наверно, вот так же впечатлился Черный Пес, когда в самом центре бури увидел два сцепившихся в смертельной схватке призрачных корабля. Теперь ослепительное, сверкающее белым инеем “Холодное сердце” — без парусов, без руля, с вырванным килем и огромной дырой под самой кормой — перло прямо на “Лилию”, с ходу осыпая ее ярко-голубым слепящим огнем из всех орудий.

Галеон в долгу не остался — плюнул в ответ багровым пламенем, и корабли сцепились в пушечном поединке, точно два живых существа, а впрочем, может, таковыми они и были.

Жреческое судно, которое не успел увернуться от маневра “Холодного сердца”, просто разорвало на куски — часть гнилого носа на мгновение оказалась рядом с левым бортом Дорана и словно прилипла к нему. А потом втянулась внутрь без остатка, впиталась, словно масло в мягкий хлеб.

Горестный хор набожных голосов завопил и сразу стих, потому что остаток калечного пилигрима прибрала в себя “Лилия”. Как гигантский питон кролика. Съела и сразу разрослась, стала плотнее и больше.

Призраки, как скорпионы, пожирали друг друга, спасаясь от голода. Добывая себе крупицы бытия через окончательное небытие себе подобных.

“Лилия”, внезапно рванув вбок, вильнула кормой и буквально кончиком реи коснулась скелетообразного остова литайского корабля. Вопль, вспышка — и второй призрак стал подкормкой, а в днище разогнавшегося “Холодного сердца” таранным ударом врезался кракен.

Корабль откинуло в сторону, и он едва успел выровняться, как кракен ударил второй раз — в нижнюю часть кормы, вышибая доски и давая путь внутрь соленой воде.

Благоразумная и осторожная бригантина попыталась отплыть подальше от баталии, но ей наперерез злющей осой рванула “Каракатица” — мстить за плен, обман, страхи и видения. Только вместо ядер она теперь зарядила в борт одноглазому бомбами. Что Морено успел положить внутрь снарядов, было не ясно, но сработало оно преотлично. Вспыхнувшее рыжее пламя заметалось по палубе, охватило мачты, обрывки парусины, ящики и прочее гнилье, вынуждая бригантину уйти дальше от схватки.

Та, решив не спорить с судьбой, а еще скорее — полюбовавшись на то, как “Лилия” сожрала двух собратьев и не подавилась, предпочла бегство бесславной гибели.

Триремы тоже было не видать. Похоже, ее еще в самом начале схватки “прихватил” себе Доран, иначе с чего бы вдруг “Холодному сердцу” из почерневшего корыта превратиться в снежную искру?

Буревестник на носу “Грозовой чайки” злобно коротко крикнул, и бригантина камнем ушла на дно, что удивительно, продолжая гореть. Багровые отсветы от нее виделись еще полмили, а потом растворились в темной воде.

Дороти попробовала встать — получилось с трудом.

Но благодаря Сердцу Океана силы возвращались быстро. Фиши заорал Хиггинсу и крутанул штурвал — на “Свободу” пер еще один призрак, а пушки Саммерса, как назло, запаздывали с залпом.

“Холодное сердце” вынужденно маневрировало, уходя от кракена, который как гончая преследовал его, не давая встать в позицию для стрельбы.

Крутой разворот, почти невозможный для живого корабля крен, обманный маневр — и вот, в очередной раз уворачиваясь от спрута, Доран оказался рядом с покалеченным кофом, который растопырился раненой лягушкой, заращивая дыры.

Финал столкновения был предсказуем и отвратителен — вопль, мерзкий чавкающий звук, и “Холодное сердце” разбухло, стало еще ярче и больше. Иней на его мостике засверкал вовсе нестерпимо.

Доран без раздумий сожрал более слабого собрата. Как сольпуга скорпиона.

В глубинах моря опять ударил мрачный колокол, отмеряя только ему ведомое время.

Но “Лилия” все еще была крупнее, сильнее, и у нее был цепной гигантский спрут, а Дороти ничем не могла помочь Дорану, потому что на “Свободу” тараном шел последний призрак.

Налландец, так похожий на обычный корабль, но с пустой палубой и так и не показавшейся на глаза командой, возник по левому борту, плавно заскользил мимо, но, пройдя ровно полкорпуса, остановился, встав борт о борт, качнулся…

И раскрылся.

Распахнулся сразу весь — гигантской истекающей слизью пастью. Мачты, паруса, палубные доски — все оказалось не более чем подделкой, ярким огоньком на приманке дьявольской рыбы-удильщика.

Дороти попятилась, потом развернулась и рванула к Фиши, который, разинув рот, стоял и смотрел, как их собирается сожрать уже двести лет как мертвая тварь.

Верхняя челюсть акулообразного чудовища, подобного левиафану, нависла над палубой, из ее нутра несло смрадом и гниением, как из старого склепа.

Но ровно за мгновение до того, как пасть должна была схлопнуться, в нее плюнули огнем пушки — Саммерс и Бринна выждали и не прогадали момент.

У налландца случилось острое несварение — картечью ему прошибло гостеприимно распахнутые внутренности аж до самых трюмов.

Второй залп заставил гадину сдать назад, сложить паруса на манер акульих плавников и попытаться скрыться, но Фиши уже проглотил свой страх, невозмутимо пыхнул трубкой и двинул “Свободу” вдоль курса налландца, а стреляющие с перерывом, но в строгой очередности пушки загнали призрака туда, где в пене и грохоте плевались друг в друга белым и багровым “Лилия” и “Холодное сердце”.

К несчастью, фортуна привалила безголовому: налландец, уклоняясь от пушек Дорана, неосмотрительно повернулся к его противнику боком и поплатился почти сразу же. Вспышка, чавканье, ор, и за секунду все было кончено. налландец стал частью ”Лилии”.

Дороти припомнилось, как в порту, в кабаке, один пьянчужка предложил взять на “Свободу”, которая тогда кишела серыми крысами, крысобоя. Мол, когда от этих тварей спасу нету, они даже кошек грызут и наглеют до того, что в сапоги залезают, крысобой — единственное спасение. Тряс головой и показывал клетку, за прутьями которой сидел огромный, толщиной с ногу, пасюк. Создавали таких просто, но мерзко. С полсотни крыс ловили живьем, скидывали в одну железную клетку, закрывали в подвале, а спустя месяц находили в абсолютно чистой и пустой клетке одну единственную крысу-каннибала. Крысобоя. Огромного, отожравшегося на сородичах, распробововшего на вкус братьев по крови и не желавшего больше другой пищи. Дороти тогда заплатила за аренду монстра серебром, и крысобой очистил ей судно от крыс за два дня, полностью отработав свою цену.

Горько сознавать, но сейчас Дороти видела воочию последнюю стадию рождения такого же крысобоя, который может сожрать любого себе подобного. То, что крысобой был призрачным — сути не меняло.

Кем бы ни являлся Хозяин неупокоенных мертвецов, страх перед ним оказался куда меньше желания быть. И если можно было льстить себе надеждой, что Доран вступил в драку потому, что вспомнил ее, то мотивы “Лилии” были кристально ясны — она хотела всосать в себя всех и забрать Рог.

И тогда “Свобода” окажется обречена. Против бури, вызванной Рогом, они точно не устоят.

Нужно было помогать “Холодному сердцу”, но как?

Дороти махнула Фиши, тот кивнул: они осторожно подчалили и встали борт о борт с “Каракатицей”, как зрители, которым случайно достались билеты в первом ряду на смертельный бой двух чемпионов.

И Доран тут явно был не в фаворитах.

“Холодное сердце” билось на два фронта и уже выдыхалось — пламя, изрыгаемое пушками, стало бледнее и короче, корабль терял скорость, иней на палубе потускнел.

Кракен не давал ему покоя — то атаковал с флангов, сбивая с курса и заставляя увиливать, то с разгона поднимался из глубины и таранил в днище. Благо пробоинами призрака оказалось потопить не так просто, но от подобных ударов Доран явно слабел.

Дороти дала сигнал Фиши встать к баталии левым бортом, на котором были заряженные, но еще не отстрелявшие свое пушки, и передала приказ для Саммерса. Придется стрелять прицельно, пытаясь подранить “Лилию” и при этом не задеть Дорана. Задача не из легких.

Спускаться на орудийную палубу Дороти не стала — кракен в любой момент мог передумать и вернуться. Рядом на “Каракатице” по бушприту легко прошел Морено и встал на самом его конце, наблюдая.

Если “Свобода” еще могла помочь стрельбой, то возможности “Каракатицы” явно оказались исчерпаны.

Дороти приветственно подняла руку, Черный Пес ответил тем же, оскалился и крикнул:

— Есть чем воевать, моя прекрасная леди?

Вместо Дороти ответили пушки — тремя выстрелами. Первое ядро упало далеко за “Лилией”, второе не успело самую малость — галеон уже вышел из-под обстрела. Третий залп был удачнее, он пролетел выше темного борта и, намотал на себя призрачные снасти — канаты от пары парусов на носу, а потом исчез вспышкой.

“Лилия” атаки не заметила вовсе: непрерывно выплевывая пламя с левого борта, она подходила все ближе к Дорану, которого всерьез занял кракен.

Спрут закинул два громадных щупальца на борт и, упираясь остальными, пытался сделать “Холодному сердцу” смертельный крен, опрокинуть его на бок. Иней на бортах ярко вспыхивал под желтыми присосками, кракен рычал и ревел от боли, но добычи не выпускал.

От особенно удачного попадания из призрачной пушки на носу “Холодного сердца” возник пролом, который сразу стал зарастать серебристой паутиной, но тут от второго залпа появился второй, потом третий.

“Лилия” наступала.

Саммерс дал еще один залп — удачнее первого. Но, похоже, это уже ничего не решало — против двух врагов разом Доран был бессилен.

“Холодное сердце” раскачивалось под тяжестью кракена, жгло его своим ядовитым морозом, но ничего не могло поделать.

На носу “Лилии” безголовый капитан неторопливо поправил золотую толстую цепь с центральным пустующим звеном — наверно, там полагалось висеть Рогу Хозяина Океана — и сложил руки на груди, выжидая, когда его корабль сможет подойти ближе и поглотить “Холодное сердце”.

Сквозь рев и грохот Дороти прокричала Фиши, чтобы тот уходил со “Свободы” на “Каракатицу” и уводил команду. Утягивать за собой на дно людей она права не имел, но и бросить Дорана не могла.

Даже такого Дорана, который больше походил на кладбищенского упыря, чем на человека. Один раз она его уже отпустила, и второму не бывать.

Выплюнув прощальное ядро, которое просвистело мимо “Лилии”, пиратская команда покинула борт “Свободы”.

Морено отсалютовал своим, спрыгнул с бушприта, хлопнул Саммерса по плечу и утянул куда-то к пушкам, Дороти повернула руль корабля в сторону “Лилии”.

“Свобода” пошла легко и верным курсом, будто ее направляли руки богов, хотя, кажется, ничему светлому этой ночью в море Мертвецов места не было.

Кракен почти достиг своей цели — оплел толстыми щупальцами борт “Холодного сердца” и с хрустом сломал мачту. Вместо ора или стона, которые раздавались, когда гибли остальные призраки, Дороти еле уловила тихий усталый вздох.

Доран появился на кренящейся палубе гибнущего призрака — еще более темный и осунувшийся, хотя, казалось, куда уже мертвее. Живая рука у него повисла плетью, на ней развевались обрывки паутины, потерявшей свое сияние. В черной руке он по-прежнему сжимал Рог, но даже и не думал подносить его к губам.

Дороти поняла, Доран вышел попрощаться, прежде чем кракен и огонь с “Закатной Лилии” довершат начатое.

Доран Кейси, который никогда не сдавался, проиграл и собирался принять свою судьбу, какой бы она ни была.

— Нет! — прошептала Дороти, впервые в жизни молясь Черной Ма, чтобы та нагнала ветер в паруса “Свободы”, но корабль двигался слишком медленно — “Лилия” приближалась к “Холодному сердцу” куда быстрее. — Нет!

Алый кракен сильнее сдавил корабль в своих тисках, размалывая уже потерявшие сияние палубу и борта. Еще пара мгновений, и все будет кончено — пушки “Лилии” и щупальца спрута вместе просто разорвут корабль напополам, а потом дожрут остатки.

“Холодного сердца” не станет.

И Дорана вместе с ним.

Совсем.

— Дуй в Рог! — заорала Дороти, перекрикивая грохот пушек. — Демоны тебя побери! Рог, Доран!

Доран вроде бы услышал ее, поднял голову. Посмотрел ясно и устало, хмарь, которая раньше застилала его взгляд, ушла, но вот слушаться и не подумал.

С трудом поднял живую руку к виску, отдавая последний салют, и, кажется, прошептал что-то, о чем Дороти больше догадалась, чем прочла по губам:

— Нет, моя маленькая леди! — и опустил голову.