Оковы Древнего Н-Зота

Глава 22. «Спасибо, леди Праудмур».

Синий дракон летел над пустыней и болотами, оставляя позади потопленные корабли и вздымающиеся волны. В своей лапе, обхватив ее за талию, он сжимал светловолосую волшебницу. Почему она не сидит на его спине, недоумевал Тарион, наблюдая за ними. Для чего переносить смертного в своей лапе, если только ты не собираешься сбросить его с высоты? А когти? Вы видели, какого размера драконьи когти на передних лапах?

На этом странности не заканчивались.

Синий дракон направлялся к руинам портового города, и Тарион без труда узнал в нем… Терамор! Бережно любимый и охраняемый город его мамы, теперь от него камня на камне не осталось. А на месте башни правительницы Терамора и вовсе зиял кратер.

Эта смертная в лапе дракона? Неужели это его мама?

Тарион приблизился к ним. Он не опасался, что они заметят его. Он был уверен, что это невозможно, хотя и не взялся бы объяснять, откуда подобная уверенность. У него часто так бывало, он успел привыкнуть к тому, что его жизнь изобиловала необъяснимыми явлениями.

Его мама плакала. Тарион понял, что это была она только потому, что синий дракон, сменив облик, обратился к ней по имени. Но она мало походила на себя, на ту, которую знал Тарион, и которую видел в Пандарии или до своего рождения. У Джайны, опустившейся на колени в центре разрушенного города, волосы были иссиня белыми, кроме одной пшеничной пряди, которую она то и дело откидывала назад. По-видимому, какого бы цвета ни были ее волосы, они все так же раздражали ее, когда падали на глаза. Это роднило их. Все остальное — нет.

Седая Джайна поднялась на ноги, выкрикивая проклятья. Синий дракон отшатнулся от нее, хотя потом все же подошел и обнял ее за плечи, по мнению Тариона, слишком крепко. Он явно не был ей просто другом. Но что связывало маму и синего дракона? Как такое возможно? Ведь вот он, ее сын — черный дракон, как-никак! — стоит рядом.

В объятиях синего дракона Джайна заплакала. Потребовалось какое-то время, чтобы он, наконец, утешил ее, и ее слезы высохли. Он снова вернулся к драконьему облику и, поднявшись в воздух, сомкнул переднюю когтистую лапу вокруг ее талии. Нет, пожалуй, более странного способа для полетов Тарион еще не видел.

Он не стал следовать за ними. Он оглядел город, вернее то, что от него осталось. Ни один из домов, ни одна крепостная стена не уцелели, но трупы погибших защитников остались невредимы. Они казались спящими. Что бы ни происходило здесь, это нравилось Тариону все меньше.

— Эй! — услышал он и обернулся.

Посреди руин стояла золотоволосая гномка и она смотрела прямо на него. Но его никто не должен видеть! Так ему казалось.

— Ты мне? — уточнил Тарион.

— Тебе, — кивнула гномка. — Меня зовут Хроми.

— А меня…

— Я знаю, кто ты. И потому я здесь.

— А где мы? — решил уточнить Тарион.

— В прошлом. В одном из его временных потоков, если уж говорить правду.

— Что здесь произошло?

— Это начало конца, — просто ответила Хроми. — Аспект Времени выбрал единственную правильную временную линию в Азероте и придерживался ее. Но, кроме правильного времени, существовали и другие. Один из вариантов — этот, с разрушенным Терамором.

— А что произошло после?

— Ничего хорошего. Все другие варианты, так или иначе, вели к гибели мира.

— А почему я оказался здесь?

— Время это тоже стихия, Тарион, — ответила Хроми. — Разве ты не знал?

Он покачал головой. На душе немного полегчало от того, что отношения его изменившейся до неузнаваемости мамы и синего дракона не были… настоящими? Да, пожалуй, так.

— Хроми, но ведь Время отвернулось от своего Аспекта? Если Ноздорму не мог влиять на него, что могу другие бронзовые драконы?

Или он сам. Но пока рано спрашивать об этом.

— Мы не можем влиять на будущее. Из-за решительных действий Ноздорму наши варианты развития событий… иссякли, скажем так. Но многообразие потоков прошлого все еще здесь, в этом мире, и мы призваны следить за тем, чтобы никто не нарушал их. Иначе это приведет к дестабилизации временного пространства в настоящем. Бронзовые драконы по-прежнему являются хранителями Времени. Просто теперь у нас новый лидер.

Тарион сглотнул. Хроми звонко рассмеялась.

— Ты научишься, — пообещала она. — А мы поможем.

— Я и со стихиями-то еще не до конца разобрался…

— Знаю.

Ну да.

— Вообще, не все так просто, Тарион, — серьезно добавила Хроми. — Не все бронзовые рады тому, что теперь ими будет управлять черный дракон. Тебе еще придется завоевать их доверие. И начать нужно как можно раньше. Есть временные потоки, где бронзовые драконы служат совсем не тем, кому нужно… Разумеется, мы знаем об этом. Поначалу это непросто понять, но ты справишься.

— Ладно, — вздохнул Тарион. — Впрочем, я ведь и не мог отказаться?

— Мы все вершим предначертанное. Так что нет, не мог.

— А наше настоящее… наш мир, он действительно спасен?

— Так считал Ноздорму. А мы, Тарион, больше не видим будущего, я говорила тебе. Но вряд ли нас ждет безмятежное спокойствие и мир во всем мире, если ты об этом. Такого в Азероте просто не бывает.

— Это точно. Хроми, а встретить тебя я могу только в прошлом?

— Отчасти ты прав, каждый дракон следит за одним ответвлением времени. Это мое время. Но однажды ты сможешь взывать к бронзовой стае так, чтобы любой слышал тебя и являлся по твоему зову к тебе. И нас не нужно будет искать.

— А почему я оказался именно в Тераморе?

— В значимых местах Азерота всегда переплетаются множество временных потоков. Терамор такой город. Его разрушение в этом времени повлияло на многое, как ты уже заметил. Почти любой город Азерота «расскажет» тебе множество историй из прошлого. Наша задача сделать так, чтобы они и дальше оставались в прошлом.

— Так я сейчас на самом деле в Тераморе?!

Хроми улыбнулась, на щечках заиграли ямочки.

— Да, это так. С возвращением, Тарион.

— Невероятно, — выдохнул он.

— Однажды ты сможешь вернуться в Грим-Батол и узнать, как именно ты обрел свободу.

— А сейчас? Как мне очнуться? В настоящем Тераморе?

— Просто открой глаза, — посоветовала Хроми.

Он оглядел руины города, подумал о маме и зажмурился.

А затем открыл глаза. И все изменилось.

Он лежал на постели в знакомой комнате, это была мамина комната! Значит, башня правительницы Терамора уцелела! Значит, он и правда здесь, в настоящем времени, и он больше не… больше не в Грим-Батоле! Но кто спас его? Отец? Стихии?

Тарион откинулся на подушки и снова закрыл глаза. Слишком много вопросов для первых нескольких секунд пробуждения. Он узнает обо всем и со всем разберется. Он хотя бы помнит, кто он такой, верно? И ему вроде столько же лет, сколько ему и было. В прошлом у него уже было такое внезапное пробуждение, только проснулся он подростком, хотя заснул еще младенцем.

И тогда первым, кого он увидел, был Ноздорму. Сейчас Хроми.

Некоторые вещи остаются неизменны, подумал он. И это напомнило что-то, далекое, размытое, смутное знание. Когда он был частью Азаро-Ты, он проникал в чужие головы, без труда читал чужие мысли, ведь он был всем и одновременно ничем, везде и нигде. Кто-то подумал об этом, когда был рядом с ним или только приближался… Возможно, это как-то было связано с его спасением. Сейчас он не мог вспомнить большего.

Он прислушался, не открывая глаз, к шуму оживленного города. К звону колоколов на суднах, прибывающих или отбывающих, к портовому гулу, к рокоту бьющихся о причалы волн. «Ты с нами», — шептал прибой с шорохом гальки. «Мы рады тебе», — выдыхал ветер, раздувая паруса.

Тарион на ощупь нашел на своем предплечье три зарубцевавшихся шрама. Один под другим. И внезапно вскрикнул от боли, когда пальцы коснулись совсем свежей раны. Время. Он мог бы догадаться. Однажды он обретет власть над последней, недоступной ему стихией. Возможно, это будет сложнее, чем остальные. Огонь будет сопротивляться, но у Тариона есть поддержка, теперь у него есть силы для этого. И время, которого раньше не хватало.

Тарион услышал легкие, почти бесшумные шаги.

— Мама? — спросил он, открывая глаза.

Он опасался, что может опять не узнать ее. Но страхи не оправдались. Ее пшеничные волосы едва касались плеч, ведь это пандарены постригли ее так, на затерянном в Безвременье острове, когда она едва не погибла после родов. И никаких синих драконов рядом, хвала стихиям.

Джайна обняла его, аккуратно присев на краешек кровати.

— Мам…

— Помолчи, — прошептала она. — Не то я совсем разрыдаюсь.

— Мам, ты меня душишь.

Она отстранилась и украдкой попыталась смахнуть слезы, но Тарион сидел рядом, он не мог не заметить.

— Как ты? — спросила она. — Ничего не болит?

— Нет, а должно?

— Вообще-то да, — улыбнулась она. — У тебя дыра в груди, Тарион. Почти сквозная. Хейдив сказал, что с такими ранами не живут.

— Да? Ну, тем не менее, у меня ничего не болит. Я могу встать с постели?

— Не думаю, что это правильное решение. Тарион, ты что-то помнишь? Из своего пребывания в Грим-Батоле?

— Смутно. Очень смутно, почти что нет. А что?

— Просто я видела тебя в видении, ты навещал магну Эгвин в магическом полумире. Она готовила тебе завтрак.

— Может, я и выжил только благодаря ее волшебной яичнице?

— Я не уточняла, что это была яичница, — серьезно ответила Джайна.

— Хм, — многозначительно отозвался Тарион. — А присутствие магны Эгвин тебя не удивило? Ты говорила мне, что она погибла.

— Я была уверена в этом. Но она сказала, что стала частью магической энергии Азерота. И что однажды она может вернуться, если возникнет надобность. Или если сама захочет.

— Значит, для нее все тоже завершилось хорошо, разве нет?

Джайна ограничилась кивком.

Тарион облизнул пересохшие губы и спросил:

— А как я очутился в Тераморе? Не расскажешь?

— Твой отец спас тебя.

— И где он сейчас?

— В Редуте, наверное.

— То есть, его нет в Тераморе?

— Нет.

— Но он вернется когда-нибудь?

— Полагаю, что тоже нет.

— Почему?

Джайна соскользнула с кровати и прошла к стеклянной двери, ведущей на балкон.

— Представляешь, жители города установили мне статую, — заговорила она. — Трехметровую мраморную статую в центре города. Они считали, что я больше не вернусь. А я вернулась и теперь мне каждый день приходится смотреть на нее. Надо с этим что-то делать, как считаешь?

— Мама.

— Как думаешь, каким способом можно разрушить трехметровую статую, чтобы обошлось без последствий для города и его жителей?

— Мама, его силы изменились.

— Я знаю. Мои тоже, — она все еще глядела на город.

— Когда я смогу отправиться в Редут?

На этот раз Джайна обернулась.

— Тебе решать, Тарион.

— Я хочу увидеться с отцом. Но потом, обещаю, я сразу же вернусь к тебе.

— Ага. Я тоже была подростком. Я знаю, как это бывает. Подожди хотя бы несколько дней. Мне написал Тралл. Он навестит Терамор по дороге из Оргриммара, он мог бы многое рассказать тебе о стихиях.

— Скорее мне будет, что рассказать ему, — улыбнулся Тарион.

— Тоже верно, — со вздохом согласилась Джайна.

— Мам, может, мы отправимся в Редут вместе?

— Нет, Тарион. Знаю, что тебе хотелось бы, чтобы все развивалось иначе, но… — она развела руками, показывая свое бессилие.

— Это нечестно.

Джайна горько рассмеялась.

— Какой же ты еще… — она не договорила, покачав головой.

— Зато сколько всего я умею!

— Знаю.

— Я стану главой бронзовой стаи, мама. Представляешь? Время тоже стихия, и его потоки подчиняются мне!

— И время тоже?… Невероятно. Расскажи мне об этом. А то все мои мысли только об этой статуе. А жители ведь старались.

Она вернулась и села на кровать рядом с ним.

— Я видел Терамор, — начал Тарион. — И тебя, мама, тоже… Это могло бы произойти однажды.

Третья по счету ночь в Тераморе. Третья. А по ощущениям, целая жизнь прошла.

Джайна сидела в плетеном кресле на балконе своей башни, подтянув колени к подбородку. Одна и под звездным небом. Когда она страдала от бессонницы из-за заклинания Сумеречного Молота, все было точно так же. Но теперь даже Сумеречный Молот остался в прошлом.

А жизнь… Жизнь возвращается на круги своя. Хоть и медленно. Болезненно медленно.

Джайна тяжело вздохнула. В последние три дня она только и делала, что вздыхала, подумала она. Легче от этих вздохов точно не становилось, только позволяло остановить поток мыслей. Опасных мыслей. Движущихся не туда, предательски приводящих ее раз за разом на пики Гранатового Редута, где она видела Нелтариона в последний раз.

Праздничные шествия, долгие благодарственные речи, смех и песни разных — таких буквально разных — народов Азерота. Даже волшебным круассанам в тот день радовались искренне. Магия снова была возможна, чародеям больше не грозило провалиться сквозь землю от малейшего заклинания. Булочки разлетались на «ура» в то утро, их с воодушевлением запивали вином. Настоящим, хотя некоторые и разбавляли его сотворенной магами водой. Чтобы отдать дань, так сказать…

Нелтарион не принимал участия в празднике. Как и Джайна, собственно. Их сын тогда, на исходе второго дня, по-прежнему не приходил в себя. Раны Тариона ужасали Джайну, хотя Хейдив, зеленые драконы и другие лекари Редута уверяли ее — по очереди или хором, — что жизни Тариона ничего не угрожает. Фактически, ее сын даже не нуждался в лечении. Иные силы подпитывали в нем жизнь, и его раны медленно, но заживали. Тралл сказал ей, что, благодаря единению со стихиями, ее сын, вероятно, обрел бессмертие.

Если Аспект предаст или пойдет против стихий, сказал Тралл, они отвернутся от него. Но до тех пор он будет жить… Вполне логично, заметил в установившейся тишине Малфурион, стихии сами выбрали Тариона, им и устанавливать правила.

Времена изменились, думала Джайна, и они мало походили на дни, когда стражей этого мира назначали Титаны.

Малфурион был внимателен к ней. Это было необычно, но переговорить с ним наедине так и не вышло. Джайна хорошо успела его изучить и знала, что только в присутствии других он держался преувеличенно замкнуто.

Ей еще предстоит поговорить с ним. В конце концов, ей придется чем-то заниматься потом, когда Тарион покинет Терамор. Он сам очнулся, как и обещали лекари, когда пришло нужное время. Точно так же однажды он покинет город. Джайна не питала иллюзий на этот счет. Вероятно, она отправится следом за ним, ведь ему предстоит обрести власть над еще одной стихией. Хотя она и не будет навязываться и следовать за сыном по пятам. Это будет сложно, но она постарается.

Нелтарион может откликнуться на призыв Тариона. А снова оказаться рядом с ним, ощутить жар его кожи…

Еще один тяжелый вздох. Их было слишком много и станет только больше.

На празднике в Редуте Джайна впервые предстала едва ли не перед половиной Азерота. После этого молва о ее возвращении уж точно разнеслась по всему миру. Джайна не удивилась, когда по возвращению в Терамор, получила весточку от гоблинов-торговцев из Пиратской Бухты.

Жизнь возвращалась на круги своя. С чего-то нужно было начинать. Поначалу всегда сложно. Ей это хорошо известно, она ведь не впервые переживает подобные чувства, правда?

Впервые, сама себе отвечает Джайна.

Но какая теперь, в сущности, разница? Ну и что, если эти чувства не шли ни в какое сравнение с теми, когда она оставила Артаса в одиночестве у стен Стратхольма? Или теми, когда, размазывая по щекам слезы, она читала донесения об учиненных армией нежити во главе с новым Королем Мертвых разгромах в Даларане, Лордаероне и Луносвете?… Таких донесений было много. И слезы однажды иссякли.

И Артас, и Джайна оба сделали свой выбор и следовали ему.

Сейчас выбор тоже был сделан.

Запрокинув голову, Джайна считает количество мерцающих точек на темном бархате небосвода, но зрение ее подводит. Ветер холодит щеки. Однажды и эти слезы иссякнут, просто нужно ждать. Наверное, больше, чем в прошлый раз.

«Спасибо, леди Праудмур». Спазм сжимает горло, и она кусает ладонь, чтобы не разрыдаться сильнее.

Она закрывает глаза, потому что не различает к этому мигу ни одной проклятой звезды в небе.

Тарион рассказывал ей об уничтоженном Тераморе, о погибших жителях, о том, что другие, всевозможные развития событий, так или иначе, приводили к гибели этого мира. Она должна помнить, что этот мир выжил, благодаря ей и Нелтариону. Только это было важно, это было главным.

Хотя, конечно, хотелось другого. Но даже магна Эгвинн настаивала на том, что отношения между драконом и смертной не приведут ни к чему хорошему. Для Джайны, разумеется.

Нелтарион и она знали об этом. С самого проклятого начала, на дне Великого Моря, среди дворцов Зин-Азшари и даже среди скособоченных домишек мурлоков. Знали, к чему это все вело…

И привело. Мир спасен, и «спасибо, леди Праудмур».

Впервые она оказалась так близко. Впервые касалась его, так же бесстрашно, как и раньше. Первый шок, испытанный ею при первом появлении черного дракона, тем более, давно остался в прошлом.

Она знала, что он не справится без нее. Он не просил ее о помощи, разумеется, он сказал, что сам вытащит Тариона из Грим-Батола, чего бы это ему не стоило. Ему может не хватит сил, но ради нее он вернется, так он сказал. Противоядие еще не подействовало в полной мере, жестоко было с его стороны говорить об этом, когда она и дышала-то с трудом. Ей пришлось расспрашивать обо всем Хейдива, когда она смогла говорить. Какое-то время было потрачено на то, чтобы она смогла сделать хоть несколько уверенных шагов без помощи пандарена.

Хейдив не останавливал ее. Она была благодарна ему за это.

Потом она ощутила выброс магии совсем близко. Это не отняло у нее много времени, как она и рассчитывала. Но она могла появиться в Грим-Батоле и раньше.

Вряд ли это многое бы изменило, думает Джайна сейчас, слушая, как вдали о волнорезы бьются волны.

Если бы крепость не бомбили чумными снарядами с дирижаблей Отрекшихся, возможно, Нелтариону даже удалось бы покинуть ее самостоятельно. Но в том состоянии, в каком Джайна застала его, сделать этого он уже не мог. Тарион и ее сын, не так ли?

Джайна не знает, почему она вообще выжила там, где бессмертный дракон потерпел неудачу. Конечно, уровень ее магических способностей подрос, но чтобы настолько? Возможно, сказались обстоятельства, а может быть, она и вправду настолько сильна. Ей еще не доводилось испытывать свои силы в полной мере. Мирмидоны, что атаковали берега Пандарии, не годились для таких целей. Если объединенные силы друидов и драконов дадут решающий бой Лейтенанту Рагнаросу, возможно, она могла бы присоединиться к ним, чтобы проверить еще раз, на что она способна…

Если бы магна Эгвинн была здесь, всего несколько вопросов разрешили бы эту загадку. Может быть, великая волшебница вернется в Азерот раньше, чем дни Джайны будут сочтены.

Если к правительнице города вернется ее советница, жизнь Терамора станет почти прежней. Осадные орудия Альянса и гномские инженерные железные машины на колесах, прозванные танками, все еще оставались в городской черте. Разумеется, Вариан не успел их еще вывести, но он обещал ей, что это произойдет и очень скоро. Он сказал ей это в Редуте, на том самом празднике.

Вариан тоже изменился. Он глядел совсем иными глазами на своего сына. Решающий удар чудовищу, что атаковало Редут, нанес именно Андуин Ринн верхом на грифоне. Этот поступок почти сразу стал легендой, и с каждым днем обрастал все большими подробностями. Джайне рассказали, что эту историю уже несколько дней обсуждают в Тераморе.

Когда твой сын обладает могущественным даром, многое меняется, произнес Вариан в день праздника, на который собралась половина Азерота, и хотя они говорили об Андуине, Джайна понимала подтекст этой фразы. Конечно, Вариан узнал правду о Тарионе и о ней самой.

Ее сын лежал при смерти, как ей казалось, и она не пыталась скрыть тех чувств, что легко читались у нее на лице. Тогда их навещало множество лекарей, и только поэтому она и Нелтарион никогда не оставались одни. Он тоже не отходил от постели Тариона.

Джайна попросила Хейдива передать Аспекту, что она забирает сына в Терамор, как праздник кончится. Сама она бы не смогла.

Стоило взглянуть на них, встревоженных и озадаченных родителей, все становилось ясно, как день, думала Джайна. По крайней мере, это избавило ее от многих лишних объяснений. Да, теперь у нее есть взрослый сын. И да, он наполовину дракон.

Вариан понял это сразу, как вошел в шатер. Возможно, король Штормграда не появился бы там, если бы не Андуин.

Мальчик не забыл черного дракона. Принц не успокоился, пока не убедился лично, что Тарион не нуждается в помощи целителей, даже такого, как способного, как он сам.

— Я мог разомкнуть Оковы Древнего Бога, но здесь я бессилен, — озадачено пробормотал Андуин, и Джайна заметила, как напрягся Вариан.

В словах Андуина не было лишнего бахвальства. Он действительно обладал могущественным даром и глупо было бы это отрицать или скрывать. Андуин все равно оставался все тем же отзывчивым и мудрым не по годам мальчиком, каким Джайна помнила его.

Тарион тоже изменился мало. Ей хотелось верить в это.

Сейчас он спал, в ее комнате и на ее кровати. Раньше Джайна и не догадывалась, что такие обыденные действия и события могут доставлять столько тихого, материнского счастья. Материнство непросто далось ей и даже сейчас его слишком мало, как ей кажется.

Ее сын бессмертен. Нелтарион тоже. Кое-что меняется, действительно, меняется, когда твой сын обладает могущественным даром. Но, к сожалению, не все.

Джайна плохо помнила первые минуты после телепортации из Грим-Батола. Хотя, казалось бы, они должны были врезаться в ее память, но они словно скрылись в клубах аметистового тумана. Слишком много магии для обычной смертной. Она сама вся светилась, даже ее кожа и волосы.

Она следила за одним только Тарионом, которого Нелтарион тут же передал на руки Малфуриону. Друид тоже был там. И Алекстраза, и консорт Королевы.

Но когда Нелтарион не устоял на ногах, никого не оказалось рядом. Кроме нее. Она все еще держала за его руку, хотя это было необходимо только для телепортации.

Она помогла ему встать, кажется, она обратилась к кому-то за помощью, и этот кто-то оказался Хейдив. Пандарен не смог бы никому доверить уход за Аспектом Земли.

Нелтарион поглядел на Джайну. Она помнит аметистовый отблеск на его доспехах. Она светилась, как тыква на Тыквовин, с той лишь разницей, что внутри нее вместо свечи было много, чересчур много древнейшей магии.

А потом он хрипло сказал:

— Спасибо, леди Праудмур.

И вот тогда она остро ощутила и время, и настоящий момент, и всю его переломность, и необратимость для их отношений.

Он сделал свой выбор.

Ей только и оставалось, что отпустить его руку. Смертные волшебницы не виснут на бессмертных драконах, которые их знать не желают. Нелтарион развернулся и ушел. С тех пор они и словом не обмолвились. Даже пока были рядом с Тарионом.

Волшебный дом показал ей внутренние убранства башни Терамора. Тогда Джайна не смогла преодолеть порог, не смогла принять истину и смириться с ней.

Тогда не смогла. Когда она на самом деле оказалась в Тераморе, она, конечно же, перешагнула порог башни, не особо задумываясь о символичности этого поступка. Хейдив был с ними, и это он уложил Тариона на ее постель.

Решение принято. И кое-что больше никогда не изменится.

Джайна запоздало вспомнила о войне в Степях и о том, что Терамор стал главным оплотом Альянса в этом сопротивлении. Покои правительницы могли переоборудовать под нужды военных. Но, хвала Свету, все осталось на своих местах.

Позже, когда Джайна увидела на главной площади трехметровую себя, высеченную в мраморе, и прочла памятную табличку на двери собственной спальни, она поняла, почему башня простояла необитаемой почти полтора года.

Отныне это был «Дом-музей правительницы Терамора леди Джайны Праудмур».

Джайна пока не решила, что делать — жить ей и дальше в музее, переехать в другой дом или потребовать снять табличку и как поступить со статуей, возведенной на средства жителей города.

Вариан первым сказал ей, что ее ждет сюрприз по возвращению в Терамор, но тогда в Редуте она была не в состоянии расспрашивать или шутить на эту тему. Ей хотелось поскорее покинуть Нагорье и оказаться от Нелтариона, как можно дальше.

Теперь она видит статую везде и отовсюду. В ней три метра как-никак. Почему они не ограничились картиной, часто думает Джайна. Написанный маслом портрет висит при входе в «дом-музей». Она могла бы смириться с ним. Когда-нибудь. Но точно не со статуей.

Вдали над морем пронесся колокольный звон, и Джайна открыла глаза. Звездный узор изменился. С тех пор, как Тарион здесь, с ней, небо больше не затягивают пасмурные тучи, принесенные холодными ветрами, каждую ночь она смотрит на звезды и на голубоватый серп луны Азерота. Вторая, бледная и призрачная, луна еще не переродилась. Она появится позже.

Джайна различила огни на палубе приближающегося сухогруза. Жизнь возвращается на круги своя, и теперь у нее снова есть обязанности, как у правительницы этого города. Мирного опять города, хотя и превращенного Варианом в казарму.

Она решила не спускаться к порту по лестницам, чтобы не разбудить ненароком Тариона. Магия должна служить ей, верно? Волшебное перемещение в следующую же секунду переносит ее на дощатый причал, который слегка подрагивает под ее ногами из-за накатывающих волн.

Сухогруз из Пиратской Бухты приближается. Первый за прошедшие полтора года. Как только началась война, гоблины отменили все торговые рейсы в Терамор. И они же первыми написали ей, что безмерно рады ее возвращению и готовы возобновить торговлю. Возобновление торговых путей радовало их куда больше, чем возвращение Джайны, она уверена в этом.

В полуночный час на пристани пусто, а таверны закрыты. Раньше торговцы коротали время за кружкой пива в этих тавернах, ожидая гоблинов. С ними задерживались и посетители, и веселье иной раз продолжалось до утра, когда торговцы возвращались после успешных сделок.

Многое придется восстанавливать, думает Джайна. Она встречает сухогруз одна. Но это не продлиться долго, в этом она тоже уверена.

Джайна оборачивается. Чудо не случилось, статуя стоит все там же. Она касается своего носа и снова думает о том, что нос у нее совершенно другой.

Полы мраморного плаща треплет невидимый ветер. Каменная волшебница воинственно держит в своей руке посох, а вторая рука выставлена вперед, чтобы сразить волшебством любого, кто встанет у нее на пути. Она стала своеобразным оберегом для города, покасамой Джайны не было. Ее считали погибшей, в ее возвращение никто не верил. Слишком много времени прошло.

Конечно, у статуи длинные волосы и та же ненавистная Джайне роба, и плащ послушницы Даларанской Академии. Это без сомнений она, но какой она была два, три года назад. Но никогда у нее не было такого длинного носа. Нет и нет!

Так не может продолжаться вечно, думает Джайна, пока сухогруз швартуется, нужно что-то делать с этой указкой вместо носа.

Пока Вариан шагает по мощеному белым камнем городу ночных эльфов, его впервые посещает мысль, что, возможно, все уже позади — и смерть, и тьма, откуда эта смерть приходит. И что даже с войной на какое-то время покончено. Любой войной. Вариан Ринн твердо намерен сложить меч в ножны и показать чудеса дипломатии, если это потребуется.

Нет, Вариан не устал воевать. Война давно стала продолжением его самого, его жизнь это битва, во всех смыслах. Но теперь ему нужно быть осторожным.

Андуин может отправиться с ним на передовую. Его сын доказал свою незаменимость в Гранатовом Редуте. В пылу сражения, копоти пожаров и смрада чудовищных тварей, Андуин начал собственную историю, которую будут и уже начали пересказывать не только подданные Штормградской короны.

С кинжалом в руках его сын стал героем. Вариан мечтал об этом, но о том, какой стала реальность и помыслить не мог. Врагами Вариана были иные создания, из плоти и крови, покрытые шерстью или кожей, с двумя головами, но это редко. Они рычали или изрыгали проклятья на всеобщем, но все они, так или иначе, были смертными.

Его разум отказывался понимать тех, против кого сражался Андуин. Вариан никогда не взобрался бы на грифона в битве и не сделал бы мертвой петли на сумасшедшем ветру, чтобы обогнуть щупальце и следующим ударом снести его напрочь. Он обучал сына, но только в ту ночь понял, что, возможно, теперь и ему есть, чему поучиться у Андуина.

Небо посветлело, но обитатели столицы ночных эльфов увидят солнце только, когда светило достигнет зенита. Всему виной древесные стены по периметру города. Эльфы выстроили город в самом центре одного из Великих Древ Азерота, его кора служила им крепостными стенами, а ветви надежным укрытием. Безумие разгулявшейся в Нагорье стихии не миновало Дарнас, Вариан слышал, что воздушная и водная стихии дали знать о себе по всему Азероту.

Ветер сломал множество, даже самых крепких ветвей. Лесничие Штормграда всегда заблаговременно осматривали деревья в городе, отпиливая отсохшие, представляющие опасность ветки. Но когда твой город выстроен внутри гигантского дерева, в случае ураганных ветров опасность возрастает втрое. Нордрассил древнее и священное дерево, ни одному садовнику не позволено наводить порядок в его кроне.

Ураган буйствовал недолго, но все равно нанес значительные разрушения. С последствиями разгула стихии ночные эльфы боролись до сих пор. Латали крыши домов, вставляли разбитые стекла, оттаскивали те ветки, что рухнули поперек городских дорог.

За колоннадой, по которой шел Вариан, виднелся облетевший, растрепанный сад. Разноцветные лепестки усыпали землю.

«Хранитель Стихий вернулся в Азерот, — сказал королю Малфурион, когда они только прибыли в Дарнас и друид оглядел причиненные городу разрушения. — Ничего подобного больше не должно повториться».

Кажется, Малфурион ни разу не говорил напрямую, что новый Хранитель к тому же сын Джайны Праудмур. Возможно, подумал Вариан, друиду с этим так же тяжело смириться, как и ему самому.

Джайна умела удивлять. Сначала Азерот расправился с ее бывшим женихом на крайней севере, и Вариан лично возглавлял этот поход, потом она заявила о своей дружбе с орками и, казалось, ее лояльность к Орде уже невозможно ничем переплюнуть, а Вариана удивить. Но нет. Драконы! И не просто, а сам Аспект Земли. Каждый в Азероте ненавидел его и боялся, кроме нее. Хрупкая волшебница добилась того, чтобы Аспект Земли стал прежним, силой любви спасла его Древних Богов, как поговаривали в Редуте.

Когда они виделись, Джайна не производила впечатления счастливой влюбленной, да и сам Смертокрыл — Нелтарион, да, к этому еще надо будет привыкнуть, — казалось, держался от нее как можно дальше. Они будто до сих пор делали вид, что не знают друг друга, хотя молва Азерота, к этому времени, уже поженила их. Вариан понимал, что не все так просто и вряд ли их поведение объяснялось только тяжелым состоянием их сына.

Сын Джайны спас Андуина из Грим-Батола. Случайность, каприз или шутка судьбы? Долгими жаркими вечерами в Степях, под стенами Оргриммара, Вариан по-разному представлял себе спасение Адуина из плена, но никогда не рассчитывал на нечто столь неправдоподобное.

Мир менялся, а с ним и герои этого мира, думал Вариан сейчас, шагая по спящему еще Дарнасу. Он, как и Джайна, дали Азероту лучшее и бесценное — своих детей. Грядущее будущее за ними. Они могут отдать жизнь за отца или прыгнуть со спины грифона прямо на морду чудовища. А там вогнать светящийся кинжал по самую рукоять, чтобы острие белого клинка прошило насквозь даже нижнюю челюсть. И когда чудовище зашаталось, с криком подозвать грифона и с небывалой для Вариана легкостью прыгнуть в седло и умчаться в небо.

Вариан остановился перед дверью покоев, выделенных Андуину. Успокоил сердцебиение. Нескоро он сможет вспоминать события той ночи без лишнего волнения. Это его единственный сын, как-никак.

Вариан постучал. Потом, повинуясь какому-то седьмому чувству, нажал на ручку и незапертая дверь распахнулась. В комнате никого не было.

— Я знал, что найду вас здесь, король Вариан.

— Приветствую, Верховный друид, — сказал Вариан, разворачиваясь. — Вам известно, где мой сын? — он постарался спросить так, чтобы его голос не дрогнул.

— Принц Андуин поднялся еще до рассвета, — ответил Малфурион. — Он спросил меня, где в Дарнасе он мог бы потренироваться с кинжалом. Кажется, он сказал, что не удовлетворен своей техникой.

Вариан открыл и тут же закрыл рот. Мечты сбываются, только и подумал он. Совершенно необычным и непредсказуемым способом, но они сбываются.

— Вы сможете присоединиться к принцу на тренировочной площадке, когда мы закончим с ночным эльфом. Атаалом, помните?

— Конечно, — Вариан уже взял себя в руки. — Вы нашли его?

— Это не составило особого труда, — кивнул Малфурион.

Вместе с Малфурионом Вариан снова преодолел колоннаду, в этот раз в обратном направлении, собираясь при этом с мыслями.

— Леди Кроули не говорила с друидом? — уточнил Вариан.

— Нет, Лорна Кроули проявила рассудительность и ничем не выдала своих знаний, как вы и просили ее.

— Ее отец ничего не заподозрил, когда сошел с палубы в Дарнасе?

— Заподозрил, — хмыкнул Малфурион. — Еще как заподозрил, вы же знаете, каково это быть отцом. К тому же у него оказалась одна из собак Лорны, которую использовали орк с гномом. Но, кажется, Лорне удалось убедить лорда Кроули, что она действительно была в Дарнасе все это время.

— Кроули не успел переговорить с Атаалом, надеюсь? Атаал ведь знал, что ее не было на том первом судне, когда они настигли Дарнаса.

— Кроули не успел, — сдержанно ответил Малфурион. — Гилнеасцы ждали, пока утихнет шторм на море, и это подарило нам время. Если бы морская стихия не показала характер, то корабли прибыли бы из Гилнеаса гораздо раньше. Король Вариан, узнает ли Штормград всю правду о похищении принца?

— Никогда, — покачал головой Вариан. — Это знание уничтожит доверие к Церкви Святого Света. Даже Андуин не вернет его. Это и его решение тоже.

— Орда тоже не расскажет правды о сговоре?

— Это часть моих переговоров с Гаррошем. Орда обещала сделать так, что никто не узнает имени предателя. Вождь Орды посчитал, что Луносвет и без того пережил непростые времена во времена Войны Плети. С эльфов достаточно, как сказал Гаррош. Вам известно, какое наказание для друида вынесет Тиранда?

— Нет, — ответил Малфурион с тонкой улыбкой. — Я увижу ее сегодня впервые.

— Понятно, — отозвался Вариан, хотя и не понял, почему впервые, если они прибыли еще вчера. Малфурион мог бы найти время, чтобы встретиться с супругой в менее официальной обстановке и без короля Штормграда. — Но, насколько я понимаю, вы тоже не хотите, чтобы имя друида предалось огласке?

— Совершенно верно. До тех пор, пока вы не подошли ко мне в Редуте на празднике и не рассказали о судьбе Гилнеаса, я был уверен, что ночные эльфы не вступали в сговор с Сумеречным Молотом. Это может стать… неожиданным, и не только для меня. Для остальных ночных эльфов. Я предпочел бы, чтобы они не узнали правды о деятельности Атаала в Гилнеасе.

— Справедливости ради, Атаал никогда не рассказал о соучастнике из Культа, так сказала леди Кроули.

— Это делает ему честь, — кивнул Малфурион. — Возможно, он и сам понимает, что принимать помощь Культа, даже ради спасения людей Гилнеаса, было лишним.

— Надеюсь, он прояснит нам, как он вообще связался с Культом.

Малфурион промолчал.

Они миновали колоннаду и по широким мраморным ступеням попали во внутренние покои Верховной жрицы. В центре холла переливался низкими волнами один из лунных источников ночных эльфов, девушки с распущенными волосами и в длинных свободных платьях, опустившись на колени вокруг колодца, творили утренние молитвы, исчезающей на небосводе богине Луны.

По огибающей плавной дугой лестнице Малфурион с Варианом поднялись на уровень выше. Тихое умиротворяющее пение девушек разносилось эхом. Факелы на стенах были потушены. Слабый дневной свет пробивался через крону великого древа, а оттуда через застекленную крышу. По мнению Вариан, утренний полумрак был не лучшим временем для допросов и работал во благо обвиняемому. Вариан всегда следил за эмоциями на лицах во время допросов.

Он вспомнил о Матиасе Шоу, чьим словам о предательстве архиепископа Бенедикта, Вариан так и не поверил, хотя и не видел на лице и в словах главы разведки ни единого признака лжи. Он оказался неправ. И яркий дневной свет не помог ему избежать этого.

Возможно, подумал Вариан, Тиранде Шелест Ветра давно известно нечто большее. Эта нерешительная мысль внезапно окрепла, обретая уверенность, и Вариан, неожиданно для самого себя, вспомнил о визите в Штомград Верховной жрицы незадолго до прозванных Катаклизмом дней огня и разрушений, учиненных драконом Смертокрылом.

Его дыхание сбилось, он совершенно забыл о том странном разговоре и женщине, окруженной таинственностью почти так же, как ароматом духом.

Цветочный запах и теперь появился первым, за миг до того, как бесшумно распахнулась дверь в глубине залы. Верховная жрица Тиранда Шелест Ветра медленно выступила вперед и тем же, неторопливо-царственным шагом, сметаемым подолом белого платья, прошла в центр залы.

В ее присутствии Вариан не впервые ощущал себя не королем, а обычным подданным, готовым от мановения ее руки подобострастно рухнуть на колени. Ему никогда не нравилось это, он и сейчас принудил себя сдержаться и не отводить взгляд от пристальных, холодно-серебристых глаз Тиранды.

Они здесь на равных.

В ее осанке, движениях рук, неторопливом шаге чувствовалось величие бессмертия, которое угадывалось и в движениях Королевы Алекстразы в Редуте. Только теперь, каждый раз напоминал самому себе Вариан, Тиранда такая же смертная, как и он сам. Это все осталось в прошлом, теперь он и жрица одинаково смертны.

Кажется, об этом же он напоминал себе в кабинете, когда застал неожиданную гостью. Вариан силился вспомнить их разговор, но его истинная суть, как и тогда, так и теперь ускользала от него. В ту ночь он решал, как объявить войну Орде. Это было важнее тогда. Сейчас — нет.

— Король Вариан, — произнесла Тиранда, слегка склонив голову, и тем же ровным голосом: — Малфурион.

Итак, они не виделись, подумал Вариан, какое-то время. И сейчас это не походило на радушную встречу любящих супругов.

— Приветствую Тиранда Шелест Ветра, — отозвался Вариан, следуя светскому этикету.

— Верховная жрица, — сказал Малфурион, — я вернулся.

Тиранда одарила его ледяным взглядом. То ли его возвращения ждали раньше, то ли не ждали вовсе.

Ну да, хватит, ему претило быть третьим лишним.

— Где Атаал Тень Небес, Тиранда? — прямо спросил Вариан.

— Здесь, — ответила она, не меняясь в лице. — Абрисса!

Послышались шаги, и через ославленную Тирандой распахнутую дверь вошел белый с черными полосами саблезубый тигр. Острые когти царапали при ходьбе мраморные плиты. К его ошейнику крепилась серебряная цепочка, и когда она натянулась, Атаал Тень Небес появился следом. Его руки были в наручниках.

При виде Малфуриона друид рухнул на колени, но тигрица не остановила движения, поэтому поклон вышел неудачным и смазанным. Тигрица улеглась возле ног своей госпожи.

Хорошо, что в Штормград она прибыла без саблезубой свиты, решил Вариан, когда тигрица оскалилась и, спустя миг, угрожающе зарычала, не сводя желтых глаз с Малфуриона.

А ведь полумрак скрывает не только лицо и эмоции пленника, понял Вариан, когда друид тут же опустился на колени, хотя никто не принуждал его к этому. Вариан видел достаточно преступников, чтобы понять — сейчас поза и поведение друида и наверняка его слова, когда ему позволят заговорить, будут выражать одно лишь сожаление и раскаяние.

Прежде всего, полумрак позволял раствориться в нем самой Верховной жрице с ее аметистовой кожей. Какие-то эмоции Тиранда явно предпочитала бы скрыть, чем демонстрировать их при ярком дневном свете, и это явно касалось Верховного друида. А тигрица у ног жрицы попросту чутко реагировала на ее состояние и, в отличие от самой Тиранды, животное не умело скрывать злость или раздражение.

О чем же Тиранда говорила ему в Штормграде почти два года назад, пытался вспомнить Вариан, воспользовавшись паузой в разговоре. Без сомнения, сама Тиранда прекрасно помнила об этом, она и в тот раз намекнула ему, что память бессмертных — пусть и бывших — гораздо лучше, чем у короля Вариана.

«Других рейсов в Гилнеас не будет», — пообещала она ему. И их действительно не было, думал Вариан. Хотя в то же время Тиранда утверждала, что едва может совладать с желаниями ночных эльфов помогать всему миру, пусть и ценой собственной жизни. И кажется, кажется… Она ждала, что он остановит тех эльфов от безумного путешествия в Гилнеас.

А он не остановил, не проявил интереса, не отправился вместе с ними спасать подданных Седогрива, а объявил войну Орде и стал разбираться с нависшим над королевством банкротством.

Уже лучше, чем ничего.

Малфурион заговорил первым:

— Ты очень многое сделал для Гилнеаса, Атаал. Это большая заслуга.

Прикованный к тигру друид коснулся лбом пола.

— Благодарю, Верховный друид, благодарю, я служу Элуне, верно служил все эти годы…

— Хватит, — остановила его Тиранда. — Пора прояснить ситуацию. Атаал не связан с Сумеречным Молотом и никогда не был.

Вариан тщетно вглядывался, черты ее лица тонули в полумраке. Только сверкали вплетенные в волосы жемчужные нити и переливалось струящееся платье.

И тогда она заговорила сама, гордая, уверенная в своей правоте:

— Утрата бессмертия изменила нас. Малфурион, тебе неведомы эти чувства. Я же разделила их участь. Когда это произошло, ночные эльфы перестали страшиться смерти. Зачем беречь наши жизни, вопрошали они, если дни сочтены? Пришло время применить те знания, которые мы накапливали веками, говорили они. Калдореи перестали страшиться гибели, как таковой. Они устремились помогать Азероту, несмотря ни на что и вопреки всему. Одни устремились в Чумные земли к лорду Фордрингу, другие странствовали, третьи — выбрали Гилнеас. Все они больше не желали держаться истоков. Моим долгом, как правителя, как Верховной жрицы Элуны, было остановить их.

— Я не понимаю, Тиранда… — пробормотал Малфурион.

— Много ли эльфов присоединилось к тебе в лесах Хиджала? А в Сумеречном Нагорье? — спросила Тиранда, не глядя в его сторону.

— Да, — ответил Малфурион.

— Их бы там не было, если бы не мои действия. Если бы корабли эльфов продолжали штурмовать Гилнеас, лишая Подгород терпения. Они погибли бы в пыточных камерах, в лесах на подступах к королевству, у этой непреодолимой Стены, в конце концов.

— После Катаклизма, по крайней мере, морской путь в Гилнеас оказался открытым, — заметил Вариан. — После того, как землетрясения и шторма уничтожили те непреодолимые рифы вдоль берегов.

— А флот Отрекшихся Катаклизм тоже разрушил? — горько усмехнулась Тиранда. — Нет, это не изменило бы расстановки сил. Сильвана никогда не позволила бы ни одному друиду добраться до воргенов Гилнеаса. Она дождалась бы, когда Гилнеас умер бы от заразы, а потом истребила бы всех воргенов до единого. Для нее это было предпочтительней. А вразумить друидов не предпринимать подобного путешествия, не навлекать беду на всех и вся, мне так и не удалось. А я пыталась, правда, Атаал?

Друид, всхлипнув, кивнул.

— Единственное, на что они согласились перед отплытием, это сделать остановку в Штомграде.

— Ты надеялась, что я остановлю их. Об этом ты просила еще в тот раз, но уже после того, как эльфы погибли в пыточных камерах.

— Верно, — кивнула Тиранда. — После. Девятнадцать ночных эльфов, эрудированных, способных друидов, сгинули в пыточных камерах Подгорода. И пока они умирали там, один за другим, здесь, в Дарнасе, снаряжали новые корабли. Они не желали останавливаться. Они хотели спасать воргенов.

— И ты нашла способ?… — прошептал Малфурион. — Скажи мне, что я ошибаюсь, Тиранда?

Она молчала, словно не слыша его вопросов, а потом заговорила:

— Не могла же я сажать калдореев в тюрьмы, — передернула плечами жрица. — Мне пришлось пойти на риск. Я нашла того, кто пообещал мне, что друиды попадут за Стену. Он был из Культа.

— Ты знаешь, кто это был?

— Атаал видел его лицо. Я — нет.

— Эльф крови, — дрожащим голосом прошептал друид, не поднимая глаз. — Я не знаю, кто он, я никогда не видел его ни до этого, ни после…

— Хватит, — опять пресекла его монолог Тиранда. Она миновала залу, опустилась на колени перед перепуганным друидом и сжала его руки. — Ты не виноват, Атаал. Ты действительно поступил так только ради спасения воргенов. И ты выжил после всего.

По мнению Вариана, эльф был обратного мнения о своей везучести. И кажется, он искренне раскаивался в том, что участвовал в сговоре с Культом Сумеречного Молота. Он точно, на счет Тиранды Вариан не был так уверен.

«Других рейсов не будет», сказала ему в Штормграде Тиранда, после того, как Культ уже помог эльфов проникнуть за Стену. Вариан тоже должен был остановить их, возможно, вразумить или назначить конвой из кораблей Альянса, чтобы увеличить их шансы добраться живыми до Гилнеаса. Но Тиранда хорошо знала Вариана и то, что он не сделает ничего из этого. У нее действительно не оставалось выбора.

Хоть один из эльфов должен был проникнуть за Стену, чтобы другие не шли на добровольное самоубийство.

— Я пришла к тебе после всего, Вариан, — заговорила Тиранда, все еще оставаясь на коленях возле друида. — Я хотела предупредить тебя, хоть как-то, о том, что надвигалось на Азерот, о посторонней силе, что крепла с каждым днем. Разумеется, я не могла говорить прямо, но твои мысли занимала лишь война с Ордой.

— Разумеется, — согласился Вариан. — Но теперь ты можешь.

Тиранда выпрямилась. Ткань платья снова заструилась вдоль ее тела.

— Теперь с Культом покончено, — сказала она. — Я никогда не сомневалась, что так и будет. Я верила в Азерот и в наши силы.

— Что будет с Атаалом? — спросил Вариан.

Как-никак невиновный, со слов Тиранды, друид был прикован цепью к тигрице.

Тиранда вернулась к лежащей на полу тигрице и ответила:

— Атаал отправится обратно в Гилнеас.

— Нет! Прошу вас, только не это! — друид снова распластался на полу.

— Абрисса, — коротко бросила Тиранда, не глядя в его сторону.

Тигрица зарычала, прикусила цепь и дернула. Эльф притих.

— Атаал теперь герой Гилнеаса, — продолжила Тиранда, не встречаясь ни с кем взглядом. — Герой Дарнаса. Нельзя казнить его или обвинить в сговоре с Культом. Он отправится обратно в Гилнеас, исцелять воргенов. Это его миссия до конца жизни.

— Но там нежить… — встрял Вариан. — И воргены…

— И чума, — согласилась Тиранда. — Ты хотел этого, Атаал, разве нет? Ты умолял меня отпустить тебя спасать жизни. Ты и девятнадцать других. Разве ты не чтишь память погибших соратников? Они умерли, чтобы ты стал единственным, кто проник за Стену. Разве твоя миссия окончена в Гилнеасе? Разве все воргены исцелены?

Атаал беззвучно плакал.

— Как он доберется до Гилнеаса?

— Туда отправляются новые корабли для беженцев, желающих покинуть королевство. На этот раз ночные эльфы ведут переговоры с нежитью о том, чтобы корабли беспрепятственно прошли территориальные воды Подгорода. С одним условием, поставленным Сильваной, только один ночной эльф имеет право исцелять их.

Круг замкнулся, подумал Вариан. Сильвана знает, что сбежавший от нее ночной эльф жив и отныне будет в Гилнеасе. Интересно, действительно ли изменилась Темная Госпожа, как считал Гаррош. Прежняя Сильвана не стала бы церемониться с эльфом.

— Переговоры с нежитью? — это впервые подал голос Малфурион.

— Подгород сам инициировал их. Времена меняются.

— Я недооценивал тебя, Тиранда.

— Не стоило оставлять меня одну, Малфурион. Вариан, как продвигаются твои переговоры с Седогривом?

— Гилнеас станет полноправным членом Альянса.

— Замечательно. Значит, мы окажем посильную помощь новым союзникам. Беженцам из Гилнеаса окажут теплый прием в Дарнасе.

Конечно, подумал Вариан, ведь ночным эльфам всегда нужны те, кому они будут помогать.

Воргены будут приняты в Альянс, повторил про себя Вариан. Похоже, времена действительно меняются.

Его дело здесь окончено. Он рад, если это чувство можно назвать радостью, что не он должен оценивать поступок Тиранды. Малфуриону не позавидуешь. Верховный друид славился своими принципами, похоже, пришло время действительно проверить их на прочность.

— Благодарю, Тиранда, — сказал Вариан.

— Прощай, Вариан.

Он ушел. Малфурион остался там. Они молчали, хотя им, наверняка, было, что сказать друг другу. До Вариана донесся скрежет тигриных когтей — тигрица удалилась вместе с пленным эльфом. Обреченным эльфом. Гилнеасцы действительно считали его героем, как рассказывала ему Лорна Кроули. Вероятней всего, их обрадует его внезапное возвращение.

Единственный раз Вариан говорил с дочерью Кроули в Гранатовом Редуте, после их разговора она покинула Редут вместе с Фордрингом. Лорд Серебряного Рассвета передал приказ армиями Альянса и вернулся в Дольный Очаг. Здесь, в Дарнасе, куда Лорну перенесла магия синего дракона, Вариан ни разу не говорил с ней — король Штормграда не мог знать дочь Кроули. Переговоры о союзе, по большей части, вел ее отец, Дариус Кроули. Седогрив сильно постарел. Убийство Лиама и бегство из королевства сильно подорвали его моральный дух, но в его жилах текла кровь оборотня, и физически он ни в чем не уступал Вариану, а возможно, в чем-то и превосходил его.

— Король Вариан.

Перед ним склонилась в почтительном поклоне ночная эльфийка, он как раз спустился с лестницы и вышел по ступеням лестницы во двор.

— Вам послание из Штормграда. Доставили с утренней почтой.

Вариан поблагодарил и принял свиток от главного казначея королевства, узнал он восковую печать на свитке. Ангерран д'Ливре отреагировал почти мгновенно, если учесть, что Вариан отправил несколько свитков с указаниями после окончательного урегулирования вопросов с Ордой, незадолго до начала праздника в Гранатовом Редуте.

«Весь Штормград неимоверно рад вестям о спасении наследногопринца Андуина…», — пробежался глазами Вариан. Так, это можно пропустить, ага, вот самое важное: «По вашему приказу, мы изучили списки переданной Культу Сумеречного Молота недвижимости в пределах Штормграда и Элвинского Леса. Не высылаю вам списки с результатами нашей проверки только потому, что они оказались изрядно внушительными. По вашему приказу, мы опечатали реквизированные Культом имущества и недвижимость. Несколько семей и наследников уже заявили права на имущество, земли или недвижимости, и они будут возвращены им после уплаты определенного взноса в королевскую казну. Остальные единицы, в случае, если никто не обратится за ними официально, будут проданы с торгов и все эти средства так же будут направлены в казну Штормграда. Это значительно поправит дела королевства, и я взял на себя ответственность отменить несколько законов из налогообложения для граждан в честь победы над Культом Сумеречного Молота. Желаю вам и наследному принцу и надеюсь на скорую встречу в Штормграде…».

Вариан на миг закрыл глаза и глубоко вдохнул свежий, пропитанный ароматами леса и древесной коры воздух.

Если ему удастся не ввязываться в войны ближайшие несколько лет, то этот факт тоже существенно поправит дела королевской казны.

Открыв глаза, Вариан свернул свиток и спрятал его за пазухой.

Он миновал несколько пустых к этому часу площадей. Тренировочную площадку он увидел еще издали, город ночных эльфов раскинулся на совершенно плоской равнине и улочки, скверы и площади, были почти как на ладони. Дома располагались преимущественно ближе к древесным стенам.

Вариан остановился на расстоянии в десяток шагов. Андуин действительно тренировался. Его рубашка взмокла и потемнела от пота, с болью в сердце Вариан заметил, что сын часто припадает на правую покалеченную ногу. Огонь изуродовал его кожу на обеих руках до самых локтей. Когда Вариан увидел это, он спросил сына:

— Свет может вылечить твои шрамы?

— Наверное, да, — не сразу ответил Андуин. — Но я не буду просить его об этом.

Пока Вариан следил за ним, Андуин повторял одну и ту же ошибку, хотя в остальном его техника была безупречной, не без гордости заметил Вариан. Его сын умеет управляться с кинжалом. Мечты сбываются.

Стараясь оставаться незамеченным, Вариан обошел площадку, выбрал один из учебных кинжалов и перепрыгнул через ограждение на красноватый песок, уже истоптанный Андуином. Сын как раз атаковал деревянный манекен, судя по развороту, уворачиваясь при этом от рубящего удара сверху.

Удар Вариана пришелся ему по ногам.

Андуин застыл и обернулся.

— Отец? — выдохнул он, откидывая со лба прядь волос.

— Ты совершаешь одну и ту же ошибку, Андуин. Показать?

Андуин кивнул и принял боевую стойку. Вариан тоже.

— Когда ты ударяешь с разворота, твои ноги словно переплетаются между собой. В итоге ты топчешься на месте и теряешь время. Противник ждать не будет. Ударь сначала манекен, потом меня, как если бы я подкрадывался сзади.

Андуин снова подскочил к манекену, полоснул его у основания шеи и опять заплясал на месте, разворачиваясь и замахиваясь учебным клинком.

— Стоп, — сказал Вариан и опустил кинжал. — Ты рубишь так, словно уже фехтуешь двуручным мечом.

Андуин рассмеялся.

— Может быть, пора, отец?

— Всему свое время, Андуин, — улыбнулся Вариан. — Ты припадаешь на правую ногу. Из-за нее твои движения скованы. Пройдись немного.

Андуин послушался. Его хромота была очень заметна. Вариан стиснул кулаки. Этого уже не изменить.

— Хорошо, — сказал Вариан. — Тогда давай перенесем тяжесть тела при развороте на левую ногу.

Получилось, конечно же, не сразу. Андуину придется переучивать какие-то движения, чтобы скрыть увечья, не дать им стать его слабостями. Но и с одной рукой фехтуют. У него все получится.

Только когда Вариан заметил длинные тени на песке, они остановились.

— Ты ведь устал, Андуин. Завтра продолжим.

— Спасибо, отец.

Он помог сыну убрать клинки. Мимо, по счастливой случайности, проходил торговец с лимонадом. Он счел за честь угостить короля и принца Штормграда.

Они поблагодарили ночного эльфа и опустились на скамью в тени ветвей. Солнце проглядывало сквозь листву. На мощенных белым камнем улицах Дарнаса стояла тишина, как будто и не было в этом городе других жителей, кроме них самих. В Штормграде никогда не бывало так тихо, подумал Вариан.

— Отец, — тяжело вздохнул Андуин, — я могу быть честен?

— Конечно, — опешил Вариан.

— Здесь невероятно скучно! — воскликнул Андуин. — Разреши мне проведать Тариона и леди Джайну. Я слышал, они в Тераморе.

— Мои переговоры с Седогривом продлятся еще несколько дней… Возможно, неделю…

— Ясно, — мрачно кивнул Андуин.

Тишина. Только шорох листвы и тихий щебет невидимых птиц.

— Тебе стоит переодеться для начала, — серьезно заметил Вариан.

— Правда?! — Андуин даже вскочил на ноги. — Правда?

— И подстричься.

— Как скажешь!

Он бросился к Вариану и крепко обнял его.

— Прости меня, Андуин, — прошептал Вариан.

Кажется, его сын тихо шмыгнул носом.

Потом он отстранился, сел рядом и после непродолжительного молчания спросил:

— А ты расскажешь мне когда-нибудь, как получил свой шрам?

— Этот? — удивился Вариан.

— Ага, на переносице.

— Конечно, расскажу, — пообещал Вариан. — Как только ты вернешься в Штормград, идет?

— Идет.

— Тогда, может… Еще лимонада?