Окрик памяти. Книга третья

Время, как морской отлив, до дна обнажает действительное отношение людей к событиям, человеку и вещам прошлого. Относительно ушедших событий когда-то метко, иронично и образно сказал великий русский историк В.О. Ключевский, перечитывать сочинения которого для меня всегда было одним из лучших вариантов вечернего отдыха. Он писал: «Почему человечество так любит изучать свое прошлое, свою историю? Вероятно, потому же, почему человек, споткнувшись с разбегу, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения». Оглянуться, но не более. Тот же Ключевский с горечью утверждал, что история ничему не учит, она только наказывает людей за незнание этой истории. Наиболее ярко нежелание людей учесть ошибки прошлого проявляется в оценке личностей, даже самых представительных. Во все века действительное положение человека в обществе, в первую очередь талантливого, с трудом или редко правильно оценивается современниками («в родном Отечестве нет пророков») из-за чисто субъективных и несправедливых соображений окружающих. Неслучайно, например, многие ученые, включая выдающихся, и их научные школы на местах их жизни, работы и деятельности пользуются куда меньшим авторитетом, чем вдалеке. К большому сожалению, для реального признания таких ученых или других деятелей культуры на Руси требуется совсем немного: им надо вовремя умереть... Однажды я прочитал любопытное изречение популярного актера Льва Дурова, осуждаемого коллегами за привлечение родственников к нелегкому труду работника театра. Он говорил: «Пока мы живы, говорят – семейственность, когда помрем – династия».

Точно так же происходит и с вещами прошлого. Чаще всего человечество в целом проходит мимо них, не замечая, либо смотрит на них с пренебрежением. В первом случае достижения ушедших поколений несправедливо недооцениваются, а во втором – просто забываются, вещи выбрасываются за ненадобностью. И только немногие из любознательных людей, разглядывая в руках случайно найденный шедевр изобретательности минувших времен, с восхищением и признательностью вспоминают о создателях технических шедевров, с которыми мы с гордостью перешли в двадцать первое столетие. С гордостью ... А ведь и об этих наших достижениях потомки, вероятнее всего, будут судить точно так же. Не обидно ли было нам, если бы мы имели возможность узнать о нас и наших трудах столь пренебрежительную оценку? Так давайте же и мы отнесемся с уважением к достижениям предыдущих поколений.

МЕДАЛЬ ГРИЛИХЕСА

В моей небольшой коллекции старинных памятных медалей России есть одна, весьма примечательная. Она была выпущена в 1874 году по заказу Императорского Русского технического общества (цвет, илл. 357). Автором работы стал Авенир Григорьевич Грилихес (1822–1905), уроженец города Вильно. Медаль диаметром 65 и толщиною в четыре миллиметра изготовлена из красной меди. Содержание ее лицевой стороны отражает множество тем по технике третьей четверти XIX века, связанных с изображением машин, орудий и эмблем труда. Чего тут только нет! Пароход и паровой котел, пушка, гидравлический пресс и паровоз, шестерни и якорь, кирпичная заводская стена. Автор медали изобразил на оставшейся свободной поверхности диска различные приборы и инструменты. Здесь можно увидеть компас, циркуль и чертежный треугольник, весы и гири, реторту, строительные принадлежности. Внутри центральной шестеренки читаются ключевые слова техники: «вес, мера, число». Обратная сторона медали по окружности содержит изображение российского герба и текст «ОТ ИМПЕРАТОРСКОГО РУССКОГО ТЕХНИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА». На окружности меньшего диаметра в обрамлении лаврового венка читается слово «ДОСТОЙНОМУ». В центральном круге помещены имена тех, кого отнесли к достойным и кому была вручена медаль: неким Э. Куликовской и И. Андржиевскому.

Медаль знаменита тем, что она стала одной из первых в России, благодаря ей в начале 1870-х годов произошел коренной перелом в отечественном медальерном искусстве. До 1870-х годов изобразительные средства в медальерном деле питались в основном образами античности с ее языком и иносказаний и символов. Тупиковые, изрядно надоевшие традиции классической медали постепенно стали умирать. В 1872 году в Москве возле стен Кремля на набережной Москвы-реки состоялась грандиозная Первая Всероссийская политехническая выставка, приуроченная к празднованию 200-летия со дня рождения императора Петра I. Эффектный показ технических достижений страны не только обеспечил необычайный успех выставки, ее павильонов и экспонатов, но и способствовал широкому увлечению техническими новшествами в самых различных слоях общества. Не остались в стороне и медальеры. Композиции медалей, посвященных открытию железных дорог и мостов, выставок, заводов и тоннелей, стали весьма модными. Они-то и вытеснили с медалей античную символику.

Под влиянием успеха Всероссийской политехнической выставки в Москве организовался Политехнический музей, первые экспонаты которого были получены после завершения их показа. Впечатлениями от выставки навеяно появление и содержание медали Русского технического общества. Я частенько разглядываю медаль, не переставая удивляться тончайшей работе А.Г. Грилихеса, скрупулезной отделке мелких деталей, редчайшему трудолюбию автора изделия. Вспоминаются и другие аналогичные работы Грилихеса, посвященные 100-летию Горного института в Санкт-Петербурге, открытию Томского университета, 50-летию Петербургского технологического института, Азиатской выставке в Москве, Нижегородской выставке, Рижскому обществу садоводства и др. Как гравер А.Г. Грилихес известен своими неповторимыми работами на горном хрустале.

Благодаря медали мне не однажды приходила в голову мысль о вероятном участии во Всероссийской политехнической выставке 1872 года наших земляков. Сибиряки всегда имели возможность показать свои оригинальные технические новшества и достижения, способные обратить на себя внимание избалованной столичной публики. Долгий по времени поиск необходимых материалов, удовлетворяющих мое любопытство, закончился некоторым успехом.

В фондах Тобольского краеведческого музея хранится записка вдовы основателя этого музея А.И. Юшковой, составленная в 1893 году. Основное содержание трехстраничного рукописного документа сводится к отстаиванию приоритета своего мужа И.Н. Юшкова. Как секретарь губернского статистического комитета он был причастен к организации первой музейной экспозиции в нашем крае в 1870 году. Среди прочего, вдова сообщала о том, что в 1871 году тобольский губернатор генерал-майор А.С. Соллогуб поручил ее мужу «заведование» губернской экспозицией на политехнической выставке в Москве. И.Н.Юшков выполнил поручение, собрал и отправил в Москву материалы статистических обследований, модели яхт и других речных судов с необходимыми чертежами, а также альбом фотографий Тобольска и окрестностей города. Я не располагаю сведениями о том, сопровождал ли Юшков свои экспонаты при отправке их в Москву. Можно лишь предположить высокую вероятность такого события.

По сведениям из газеты «Сибирский вестник» (8 июля 1892, №78) экспонаты Юшкова в Тобольск не возвратились, а при содействии И.Я. Словцова, проживавшего в те годы в Омске, были проданы в Москве одному из музейных собраний. Вырученные деньги перевели в Тобольск на развитие местной музейной экспозиции. Упоминание имени И.Я. Словцова косвенно свидетельствует об его участии в политехнической выставке как минимум в качестве посетителя, а также о знакомстве двух замечательных деятелей музейного дела Омска и Тобольска. Можно предположить, что перечисленные выше экспонаты, отправленные из Тобольска в Москву, до сих пор хранятся в фондах Политехнического музея и в библиотеках столицы. Недавно, например, при содействии известного в Тюмени мецената А.Л. Вычугжанина мне удалось раздобыть в Москве в бывшей библиотеке им. В.И. Ленина и переснять с высочайшим качеством на компакт-диск упомянутый «Альбом Тобольских видов», изданный в типографии губернского правления по фотографиям П. Паутова в 1864 году.

Пояснительный текст в альбоме к 10 фотографиям Паутова, одного из самых первых фотографов Тобольска, был написан К.М. Голодниковым.

Я привожу здесь одну из фотографий, на которой изображен памятник Ермаку (илл. 358). Внешнее окружение обелиска, как нетрудно заметить, совершенно не соответствует современному виду. Из описания памятника, сооружение которого проходило в 1837–1849 годах при содействии и финансовой поддержке знаменитых уральских магнатов Демидовых и Яковлевых, следует, что в 1857 году, незадолго до фотографирования, по распоряжению губернатора Арцимовича при памятнике были устроены цветник и сад, оранжерея и теплица. В теплице выращивались георгины и китайские розы, олеандры и гортензии, кактусы и левкои и многие другие экзотические растения. Их было более тысячи. Среди деревьев выделялись яблони и кипарисы, лимонные, ананасовые и персиковые насаждения. Выращивались овощи: огурцы и салат, редиска и сельдерей, спаржа и петрушка. Плоды и овощи свободно продавались всем желающим. В летние дни в саду при памятнике в специальной беседке для танцев играл духовой оркестр. Беседки для оркестра и танцев хорошо видны в правой части фотографии. К сожалению, потомки Паутова и Голодникова не сумели сохранить былую роскошь оформления, обеднив первоначальные замыслы авторов памятного сооружения.

Несколько слов о первом фотографе Тобольска титулярном советнике Павле Семеновиче Паутове. Биографические сведения о нём весьма скудны. В Тобольск он приехал из Петропавловска, где до своей отставки служил в полицейском управлении и помощником городничего. В Тобольске его определили надзирателем «своекоштных» воспитанников губернской гимназии. В начале 1864 года Паутов ознакомился с содержанием «Тобольских губернских новостей». В неофициальной части газеты публиковались объявления о выходе из печати в столице империи книг по фотоделу. Из Петербурга было выписано «Популярное руководство к фотографии на коллодионе» доктора Ван-Монкова в переводе с французского. Как сообщалось в февральском номере газеты, редактором которой, кстати, был И. Юшков, с марта того же года в столице должен был выходить журнал «Фотографъ» – первое русское периодическое издание для любителей фотографии. Надо полагать, фотодело привлекло внимание Паутова в значительно большей мере, чем присмотр за своекоштными воспитанниками. В августе он получает разрешение на открытие первой в Тобольске частной фотографии. Первые же опыты оказались настолько удачными, что в содружестве с Голодниковым Паутов издает альбом с видами губернского города. В 1870 году П.С. Паутов переезжает в Пермь. Свое фотографическое заведение он продает дворянке Ю. Томашевичевой.

Альбом с видами Тобольска давно стал библиографической редкостью. Нет его в Тобольске, неудачей закончились мои попытки переснять фотографии в Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге, в которой нашлись два экземпляра альбома, но с утраченными фотографиями. И только знаменитая Румянцевская библиотека, как обычно, оправдала мои надежды. Более чем уверен, что после завершения политехнического показа 1872 года тобольский экспонат Юшкова – альбом организаторы выставки передали в упомянутое книжное собрание. Возможно, там же хранятся и чертежи речных кораблей.

Участие тобольчан и тюменцев в престижных выставках продолжалось до конца XIX – начала XX столетий. Так, департамент торговли и мануфактур в мае 1872 года предлагал тобольскому губернатору принять участие в российской экспозиции на Венской всемирной выставке 1873 года. В письме председателя правительственной комиссии упоминались имена тех промышленников Тобольской губернии, которые за демонстрацию своих изделий уже удостоились наград на Всемирной выставке в Париже в 1867 году и на Всероссийской мануфактурной выставке 1870-го года. Среди имен купцов и кустарей, которые могли быть привлечены к участию в выставке, назывались лауреаты мануфактурной выставки: И.Е. Решетников (черная юфть, серебряная медаль), А.Е. Новикова и Г.И. Шураков (кожи, бронзовые медали), И. Кулаков (ковры, почетный отзыв) и др.

В моем распоряжении находится небольшая подборка писем, которыми обменялись в августе – декабре 1899 года И.Я. Словцов и Н.Л. Скалозубов. Подборка содержит семь корреспонденций. Их содержание отражает просьбы Скалозубова и ответы на них Словцова, касающиеся деятельности губернского музея. В частности, Скалозубов просил выслать в музей статьи и фотографию И.Я.Словцова, предлагал свои услуги на публикацию новых работ Словцова в «Ежегоднике» музея. Особенно интересными для меня оказались сведения о совместной отправке некоторых экспонатов музеев Тобольска и Тюмени на Всемирную выставку в Париже 1900-го года. Насколько серьезно оформлялась будущая экспозиция выставки, можно судить из вопросов И.Я. Словцова к Скалозубову. Словцов интересовался, куда отправлять тюки с экспонатами: сразу в Париж или же через Петербург на имя комиссара выставки? Что писать на тюках? Обратите внимание на множественное число слова «тюки». Оно означает немалый объем материалов. К сожалению, я не располагаю сведениями об итогах демонстрации в Париже экспонатов Словцова и Скалозубова. В фондах филиала областного архива в г. Тобольске хранится обширная переписка с организаторами Парижской выставки. В документах имеется список экспонатов, характеризующих природу и население губернии. Пока что мне не удалось изучить эти интереснейшие сведения. Возможно, они помогут установить дополнительные данные об успехах сибиряков в Париже.

В 1901 году в Санкт-Петербурге состоялась Всероссийская кустарно-промышленная выставка. Организационный комитет выставки возглавлял известный русский ученый, действительный тайный советник П.П. Семенов. В своем письме на имя тобольского губернатора П.П. Семенов высказал пожелание видеть на выставке образцы тюменских и ишимских ковров, кож кустарной выделки, экипажей и меховых изделий. Особенное внимание ученый муж просил обратить на возможность участия губернского музея и лично агронома Н.Л. Скалозубова. Из переписки 1902–1904 годов следовало, что по итогам работы жюри выставки экспонаты Тобольской губернии получили две малые серебряные и три бронзовые медали, а также по пять свидетельств и похвальных листов. Изготовление и вручение медалей затянулось (увы!) аж до июля 1904 года ...

Разумеется, участие жителей и предпринимателей Тобольской губернии не ограничивалось упомянутыми событиями. Здесь они приведены только потому, что в отличие от других выставок их известность не столь широка. Были и другие имена и более впечатляющие факты. Например, на той же выставке 1900-го года в Париже обладателями золотых медалей стали тюменские ковровщицы и тобольские косторезы. Но о них в печати сказано немало, а компилятивное описание яркого международного признания таланта наших земляков не входит в нашу задачу.

Из наград местных наиболее ранних кустарно-промышленных выставок следует упомянуть одну из них, весьма примечательную. В июле 1868 года в Тюмени проходила выставка «местных произведений», посвященная посещению города Великим князем Владимиром Александровичем. В семье Ольги Александровны Полищук хранится свидетельство, полученное ее прадедом И.П. Овчинниковым на упомянутой выставке (илл. 359). Награду вместе с памятным бронзовым жетоном он получил за образцы топоров, долот и напарьев по дереву. Напарьи – это полузабытый в наше время термин, относящийся к столярному инструменту типа винтового сверла с горизонтальной рукояткой.

«ЖУРНАЛ ОБЩЕСТВА СИБИРСКИХ ИНЖЕНЕРОВ»

В поисках сведений по истории науки и техники прошлых времен мне постоянно приходилось обращаться к старинным книгам, журналам и подшивкам газет за период времени с середины XIX века до десятых – двадцатых годов минувшего столетия. В непривычном обилии делового рекламного материала, которым, как правило, были заполнены большинство газетных, журнальных страниц и книжных приложений, более всего меня поражали бесчисленные объявления о подписке на технические журналы самых различных направлений и тематик. Не могу избавиться от впечатления, что Россия в указанный временной промежуток переживала никогда более не повторенный бум периодической печати. Даже в годы первой мировой войны журналы почти не прекращали свою деятельность, разве что снизились тиражи да качество печати и бумаги.

Однажды, работая в одном из архивов, я обратил внимание на малоприметное объявление в «Сибирской газете». В нем извещалось о продолжающейся подписке на 1913 год на томский «Журнал Общества сибирских инженеров» (илл. 360). О существовании такого журнала мне не приходилось что-либо слышать ранее. В записной книжке сразу же появилось множество вопросов. В какие годы он выпускался? Когда вышел первый номер? Кто руководил выходом журнала, какова была его тематика? Кто из инженеров и предпринимателей Тобольской губернии принимал в нем участие в качестве авторов статей или членов редакции? Наконец, когда и по каким причинам было прекращено печатание журнала? Когда на тебя мгновенно, как снежная лавина, обрушивается масса аналогичных вопросов, оказаться в положении заинтригованного искателя не гак уж сложно. Первое, что удалось сделать, это занять всю рабочую поверхность моего рабочего стола подшивками, часто далеко не полными, годовых комплектов журнала. Для кратковременного использования мне их доставили из Тобольска мои помощники.

Многодневное чтение и перелистывание страниц дало немало интересных сведений и, главное, обильную пищу для размышлений. Первый номер ежемесячного журнала, инициатором издания которого стали профессора Томского технологического института, вышел из печати в июле 1909 года (илл. 361). Этому событию предшествовала организация в Томске Общества сибирских инженеров. В приветственной речи, произнесенной на первом организационном собрании авторитетным профессором Е.Л. Зубашевым, ректором Томского технологического института, отмечалась важность для сибирских инженеров самого факта рождения объединительной организации. Сейчас трудно объяснить, почему наряду с работой в Томске отделения Императорского Русского технического общества, основанного здесь в 1902 году, возникла необходимость в параллельной структуре. В какой-то мере необходимые пояснения дал Зубашев, озвучив задачи нового Общества. Он говорил о Сибири как о колоссе Российской империи, который к концу XIX столетия если не спал, то дремал, занимая в объеме промышленного производства страны долю, не превышающую трех процентов. Производственная картина к началу второго десятилетия нового века претерпела существенные изменения, значительно возрос инженерный корпус, родился и окреп местный рассадник технических знаний – технологический институт. К сожалению, разобщенность людей с высшим техническим образованием на огромной территории Сибири оставалась реальным фактом. Корпоративное объединение усилий инженеров, взаимный обмен опытом, распространение информации о научно-технических достижениях в мире техники становились настоятельной необходимостью.

Действительные члены Общества, как и сочувствующие, их называли членами-соревнователями, платили вступительный и ежегодный денежные взносы. Согласно уставу, Общество предполагало оказывать его членам материальную поддержку как в быту, так и в проведении научных исследований. Кроме того, в годы войны при Обществе были созданы фонд помощи и особое бюро, которое собирало сведения о своих членах, призванных в действующую армию, с тем, чтобы поддержать их семьи, оставшиеся в тылу. Все эти особенности Общества сибирских инженеров значительно отличали его от общероссийского технического Общества. По сути дела, Общество инженеров выполняло ту же роль, которую предприимчивые потомки изобрели много позднее, в наше время, громко называя созданные ими подобного рода общества «академиями», а себя, соответственно, «академиками», скромно умалчивая, к каким «академиям» они относятся ...

Печатным органом Общества стал журнал сибирских инженеров. На упомянутом организационном собрании был избран редакционный комитет. Главным редактором стал горный инженер И.П. Борискевич. Членами редакционной коллегии числились авторитетные томские ученые, в том числе будущий академик-геолог М.А. Усов. Редакция размещалась в физическом корпусе технологического института. Издание журнала предполагалось ежемесячным со строгой периодичностью выхода в свет. В объявлениях на подписку, кроме общеустановленной цены, особо подчеркивалась стоимость журнала для студентов: она была втрое ниже. Объем отдельных номеров составлял 4 – 6 печатных листов. Программа журнала предусматривала публикацию научно-технических статей, освещение промышленной жизни Сибири, печатание библиографии и обзоров технической литературы. Подписчики имели возможность пользоваться справочным и официальным разделами издания. Бесплатными приложениями к журналу стали ежегодные отчеты Общества за минувшие годы. По их данным к началу 1914 года в составе Общества насчитывалось 198 человек, в том числе – 2 почетных и один пожизненный. Томичей среди этого состава Общества было 62 человека, иногородних–136. Среди последних нельзя не обратить внимание на имя инженера-механика Сергея Александровича Балакшина из Кургана, представителя знаменитой ялуторовской династии, выпускника политехникума в Шарлоттенбурге (Германия), основателя в 1900-м году и владельца первого в Сибири турбиностроительного завода (илл. 362). «Турбинка», как наименовали завод курганцы, в наше время известна под названием «Кургансельмаш».

О судьбе талантливого конструктора гидротурбин С.А. Балакшина стоит сказать несколько слов. После окончания учебы в Германии ему, выдающемуся выпускнику, предложили кафедру в Берлине в политехникуме. Заманчивые перспективы жизни и деятельности за рубежом не прельстили патриота-сибиряка. Он возвращается в Курган, уездный центр Тобольской губернии, и создает здесь завод по производству гидротурбин для малых рек, строит первую в Кургане электростанцию. Большинство речных мельниц юга губернии в 1910-х годах были переоборудованы на турбины Балакшина. На реке Пышме, например, на хуторе Мельница до сих пор можно видеть в русле реки на месте бывшей мукомольной мельницы одну из таких турбин (илл. 363). Продукция завода пользовалась мировым признанием, отмечалась золотой медалью на международной выставке в Марселе в 1908 году и серебряной в Стокгольме (1908). После национализации завода в 1918 году С.А. Балакшин уезжает в Томск, где с 1920 года руководит отделом гидроустановок совнархоза, в экспедиционных поездках исследует гидроресурсы Сибири, составляет первый водно-энергетический кадастр сибирских и казахстанских рек, работает доцентом политехнического института.

В семье С.А. Балакшина было четверо детей. Старший из них Борис получил специальность станкостроителя, стал лауреатом Государственной премии (1972). В одном из писем в Курган, отвечая на запрос местных краеведов, Б.А. Балакшин писал: «Как это важно – помнить свое вчера!». Мне настолько понравилось это высказывание, что одно время я всерьез подумывал назвать свою книгу не иначе как «Помнить свое вчера». Дочь Евгения стала архитектором, проектировала цехи Уралмаша и Магнитки, спорткомплекс в Лужниках. Маргарита Балакшина избрала профессию медика, имела ученую степень кандидата наук. Младший сын Александр посвятил свою жизнь собиранию и хранению семейного архива, он – строитель первой в Томске коротковолновой радиостанции, первым из сибирских радиолюбителей вышел в международный эфир, способствовал появлению в Томске первого звукового кино.

Вернемся к журналу Общества. Журнал, кстати, за все годы его существования постоянно выписывала библиотека краеведческого музея в Тобольске. О содержании и направленности издания можно судить по следующей краткой выборке, сделанной мною за 1909–1916 годы. Инженер К.А. Оппенгейм публикует актуальную для сибирских условий статью «Мостовые паромы» (1911), профессор С.К. Конюхов – «Цели и методы высшего технического образования» (1912). Геолог М.А. Усов поместил свою работу «Законы физико-химии в применении к петрографии» (1913), инженер И.А. Микулина – «Расчет деревянной башни высотой 70 метров». Член редакции Л.Л. Тове печатает статью «Приложение горной и геологической техники в условиях современной войны» (1916) и мн. др. В обзорных статьях публикуются самые различные сведения. Здесь и новинки радиотехники, сообщения о нефти на Байкале, информация о первых в России утилизационном заводе и станции озоновой очистки воды, об итогах сибирской выставки в Омске в 1911 году, и проч.

С началом первой мировой войны в Томске при редакции журнала было создано технико-консультационное бюро военной помощи. В задачи его деятельности входили оказание первоочередной помощи военным предприятиям в Сибири, надзор за новыми постройками и решение по заявкам неотложных инженерных задач. Бюро просуществовало до 1918 года. Военные события внесли некоторые изменения в жизнь редакции. Так, с января 1916 года по финансовым соображениям произошло объединение журнала с редакцией другого томского периодического издания «Золото и платина» (до 1903 года – «Горные и золотопромышленные известия»). Объединенный научно-технический журнал получил название «Вестник Общества сибирских инженеров» (илл. 364). С января 1918 года название журнала снова меняется: «Вестник Общества и Союза сибирских инженеров». Под новой рубрикой удалось выпустить только четыре номера (январь – апрель). События гражданской войны приостановили издание журнала. На короткое время его выпуск под прежним названием возобновился в 1922 году. Затем строгая периодичность печатания «Вестника...» нарушилась, что вынудило редакцию в очередной раз сменить название на необязательные по срокам выпуска «Труды Общества сибирских инженеров». К концу 1920-х годов центральные партийные власти сделали все возможное, чтобы сократить до минимума появление периферийных свободомыслящих изданий.

Справедливости ради надо сказать, что и в других городах Сибири в конце XIX – начале XX столетий также выходили научно-технические журналы. В Иркутске, например, с 1869 года выпускали «Записки...», а затем «Известия технического общества». Красноярск с 1914 года имел двухнедельный «Горнопромышленный листок».

СИБИРСКОЕ ЭХО ЭКСПЕДИЦИИ СЕДОВА

В апреле 2002 года центральные газеты сообщили о неординарном событии. В точке Северного полюса Земли пограничная служба страны впервые в истории установила сторожевой столб, свидетельствующий о принадлежности полярного района российскому государству. Шаг – чисто символический. Никто не пытается оспорить права России на эту часть Ледовитого океана. Русские летчики, моряки ледокольного и подводного плавания, научные и спортивные экспедиции многократно посещали макушку Земли. Побывать на полюсе в наше время – задача не более сложная, чем в любом другом отдаленном месте земного шара. Но так было не всегда. Еще в начале минувшего века попытки зарубежных и российских исследователей попасть на полюс неизбежно заканчивались трагедией. Первую русскую экспедицию на полюс история связывает с именем старшего лейтенанта Георгия Яковлевича Седова (1877–1914) – легендарного исследователя Арктики.

Он учился в мореходных классах в Ростове-на-Дону и в Морском корпусе. После их окончания получил звание штурмана дальнего плавания и произведен в чин поручика. С условиями плавания в Арктике познакомился в 1903 году в гидрографической экспедиции в Северном Ледовитом океане. Участвовал в русско-японской войне, командуя миноносцем. В 1909–1910 годах обследовал устье Колымы и Крестовую губу на Новой Земле. Спустя два года выступил с проектом санной экспедиции к Северному полюсу. В столице империи был создан Комитет «для снаряжения экспедиции к Северному полюсу и по исследованию русских полярных стран». Правительство выделило для нужд экспедиции скромную сумму в размере 10 тысяч рублей. БСЭ, между прочим, из идеологических соображений указывает, что государственной поддержки начинания Седова вообще не было. Это не соответствует действительности, но нельзя не согласиться с тем, что такая поддержка в большей мере носила благотворительный или символический характер. Седову и Комитету пришлось обратиться за финансовой помощью к частным лицам и к общественности страны.

По России за подписью председателя Комитета М. А. Суворина распространили письма, в которых пояснялась настоятельная необходимость и обязанность России в изучении и освоении полярных земель, льдов и морей. «Этого требует наша национальная честь и достоинство морской державы», – писал Суворин. «Между тем, – продолжал он, – стыдно признаться, мы находимся в полнейшем неведении не только относительно климатических условий, но даже и распределении суши и моря в пространствах, прилегающих к северной части России». Далее председатель Комитета выразил уверенность, что русское общество не останется равнодушным к идейным задачам экспедиции Г.Я. Седова, и объявил Всероссийскую подписку на посильные пожертвования. Вместе с обращением были отправлены подписные листы (илл. 365). В канцелярии тобольского губернатора А.А. Станкевича их получили в количестве 50-ти экземпляров за номерами 3201 – 3250 с целью рассылки по городам и населенным пунктам губернии (Тобол. фил. гос. арх. Тюм. обл., Ф.152. Оп. 37. Д. 431).

В верхней части листа изображена сцена водружения российского флага в точке Северного полюса и корабль «Св. Фока» во льдах.

Внизу слева помещена эмблема Комитета. На ней рядом с российским триколором на фоне северного сияния показан полярник на лыжах и собака – верный друг северного путешественника. По окружности эмблемы разместилось название Комитета. Кроме рассылки подписных листов Комитет организовал выпуск художественных почтовых открыток с портретами известных и авторитетных людей России. На обратной стороне открыток в верхнем левом углу (илл. 366) можно было снова увидеть эмблему Комитета. Полученные от продажи открыток средства также предполагалось направить на оснащение экспедиции.

Уездные исправники информировали губернатора о добровольном пожертвовании средств только к июлю 1914 года. Их сумма составляла около 310 рублей. Величина отдельных пожертвований изменялась от 50 копеек до 38 рублей. Всего таких пожертвований зафиксировано 28. Имена людей – пожертвователей история не сохранила. Известны только уезды, в которых собирались деньги: Курганский и Тюкалинский, Тюменский и Туринский, Тобольский, Тарский, Ялуторовский, Ишимский и Березовский. В благотворительной акции приняли участие ряд волостей Курганского уезда.

Между тем, экспедиция Г. Седова 27 августа 1912 года отправилась от Архангельска в сторону Новой Земли. Здесь из-за непроходимых льдов «Св. Фока» встал на зимовку. К Земле Франца Иосифа корабль приблизился только год спустя. В бухте Тихой, той самой, в которой в начале 1930-х годов приводнился дирижабль «Граф Цеппелин», Седов остановился на вторую зимовку. Растаявшие запасы угля вынудили капитана судна принять решение отправиться к полюсу в сопровождении двух матросов на санях и трех собачьих упряжках. Уже к началу похода Седов был болен – цынга. Неподалеку от острова Рудольфа 5 марта 1914 года Г.Я. Седов скончался. Ему не исполнилось и 37 лет. Именем полярного смельчака названы два залива и пик на острове Новая Земля, ледник и мыс на Земле Франца Иосифа, остров в Баренцевом море и мыс в Антарктиде. В 1930-е годы в полярном бассейне плавал ледокол «Георгий Седов». Почтовая служба России в 1977 году выпустила памятную почтовую марку к 100-летию со дня рождения полярного исследователя.

Добровольная материальная помощь сибиряков не оказала какого-либо влияния на судьбу экспедиции Седова. Дело не только в ничтожно малой сумме собранных средств. Их перечислили в Комитет после гибели Седова, и на оснащение исследовательского судна деньги не могли быть использованы. Возможно, полученные Комитетом деньги вошли в расходы на спасение участников экспедиции. Так или иначе, но сам факт посильного и благородного участия жителей Тобольской губернии в поддержке первого крупного начинания России в деле освоения полярного бассейна заслуживает уважения и сохранения в памяти потомков.

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА В ИСТОРИИ ИШИМА

Северный участок Великой транссибирской железной магистрали Тюмень – Омск как продолжение трассы Екатеринбург – Тюмень (1885) строился в 1909–1913 годах и много позже своей предшественницы. Железнодорожное полотно протяженностью более 600 верст с многочисленными мелкими и крупными мостами через систему рек и ручьев, среди которых выделяются поймы Пышмы, Тобола, Вагая, Емеца, Карасуля и Ишима, вокзалами и полустанками построили в рекордно короткие для начала XX века сроки – за четыре года. Всеми строительными работами руководил екатеринбургский инженер Сергей Алексеевич Беэр – продолжатель замечательных дел весьма известной в России фамилии. Его дед – судостроитель и выходец из Швеции, был приглашён в Россию еще Петром I. Все последующие поколения этой семьи стали горными инженерами, путейцами и мостостроителями. С.А. Беэр пригласил на стройку многих выдающихся русских инженеров, в том числе – знаменитого мостостроителя Евгения Карловича Кнорре (1845–1917, илл. 367). Все мосты на участке Тюмень – Омск спроектированы и построены под его непосредственным руководством и наблюдением.

В пределах Ишимского района наиболее крупные мосты сооружены через реку Карасуль (два моста, в том числе – в пригороде Ишима, 270-я верста от Тюмени), а также один из наиболее внушительных – через реку Ишим (275-я верста). Где бы ни работал Е.К. Кнорре, он всюду применял новейшие инженерные приемы строительства. Так случилось и в Ишиме. Для ускорения монтажа моста Кнорре предложил необычный в то время способ. Традиционный монтаж ферм предполагал сборку отдельных деталей и узлов на месте будущего их расположения. Кнорре отошел от традиций и начал одновременный монтаж ферм на обоих берегах реки с последующей передвижкой готовой фермы на устои моста (илл. 368). Для перемещения махины, вес которой трудно себе представить, Кнорре применил вспомогательные временные железнодорожные пути, расположенные параллельно оси моста. Фермы передвигались паровозами с помощью системы сложных полиспастов, тросов и домкратов. Время монтажа было сокращено в несколько раз, улучшились условия работы и безопасности рабочих. Красавец мост стал гордостью железнодорожной стройки (илл. 369, все фотографии датируются 1913 годом). К 1993 году фермы моста отработали свой ресурс. Было принято решение об их замене. Отреставрированный мост вошел в эксплуатацию спустя два года.

Еще более впечатляющей стала постройка грандиозного виадука через Черемшанский овраг, расположенный в 19 верстах от Ишима в сторону Омска. Здесь Кнорре использовал в качестве мостового перехода обращенную вниз сборную металлическую ферму (илл. 370) не только с целью разнообразить конструкции своих мостов, но и в попытках упростить, а, следовательно, ускорить строительство. Впрочем, не будет лишним обратить внимание и на другую особенность виадука: природный пейзаж Черемшанского оврага не только не был искажен стройкой, но и заметно выиграл, несмотря на грандиозность железнодорожного сооружения. Согласитесь, в наше время забота о сохранении ландшафта со стороны предпринимателей и промышленников – явление редчайшее.

Мне не довелось побывать на виадуке и увидеть его, хотя обыкновенно всегда посещаю места, о которых пишу. Дело в том, что Черемшанский виадук – своеобразный памятник замечательному русскому мостостроителю Е.К. Кнорре, до нашего времени не сохранился. Его, состарившегося, разобрали в 1959 году. Имя выдающегося русского инженера Е.К. Кнорре хранит в Сибири и на Дальнем Востоке станция Кноррин близ Владивостока да памятная доска и капсула в береговой опоре знаменитого моста через Енисей в Красноярске.

В проектировании пристанционных сооружений Ишима (илл. 371, 372, 373) принимали участие известные инженеры и архитекторы. В частности, к сооружению зданий паровозного депо, вокзала и жилых домов для обслуживающего персонала (илл. 374) был причастен тюменский городской архитектор К.П. Чакин. Неповторимый почерк этого мастера без труда угадывается в оформлении внешних стен зданий.

«КАТАЛИНА», ИЛИ ПО СЛЕДАМ ЛЕНД-ЛИЗА

На втором году Великой Отечественной войны многие жители шахтерского поселка на Урале, в котором проживали мы с матерью, получили из США щедрые благотворительные подарки, главным образом одежду, консервы и диковинный сахарный тростниковый песок ярко-желтого цвета. Мне, тогда 10-летнему школьнику, досталось подростковое пальто с шикарной подкладкой из шелка. До сих пор помнится американская тушенка в железных банках с красочными надписями на боках. Еще более удивил меня необыкновенный способ их вскрытия. Сбоку на жестяном крючке с прорезью висел ключик. Если его передвигать с одновременным вращением по окружности банки, то легко, без особых усилий, снималась неширокая жестяная ленточка, и верхняя часть банки освобождалась от железа, как от крышки. Несколько позже я покажу читателю на фотографии это чисто американское изобретение. Пальто я носил не один год, пока оно не стало мне, выросшему, не в пору. Прошло более шестидесяти лет с той поры, а скромная американская помощь семьям военнослужащих помнится с благодарностью до сих пор.

Разумеется, в то время мы не могли и предполагать, что безвозмездная помощь нашей воюющей стране была куда более весомой, чем только передача подарков, собранных простыми людьми Соединенных Штатов. Долгие годы нам внушали мысль, что эта помощь была ничтожной и не сыграла заметной роли в победе над Германией. Только в последние годы в печати появилась возможность ознакомиться с реальными цифрами американских поставок по так называемому ленд-лизу (от английского lеnd-lеаsе, что в переводе на русский означает «давать взаймы» или «сдавать в аренду»). Цифры эти оказались очень впечатляющими. Например, в 1941–1945 годах из США было поставлено 7 тысяч танков типа «Шерман», бомбардировочных самолетов «Бостон» и «Митчелл» – почти 3600 единиц, истребителей разных типов–10 тысяч. Среди авиационных поставок выделялись гидросамолеты «Каталина». Правда, их было немного, всего 47 экземпляров, но именно они оставили в нашем крае памятный след.

Кроме авиации, советскому флоту передали около 600 боевых катеров и небольших кораблей типа фрегатов, охотников за подводными лодками, и подводных лодок. Армия получила сотни тысяч единиц стрелкового и орудийного вооружения. Особенно весомой была помощь транспортными средствами: автомобилями «Студебеккер» и «Виллис» – 400 тысяч единиц и паровозами–1825 штук. Не утомляя читателя цифрами, укажу лишь, что в объемы поставок входили сотни тысяч тонн взрывчатки, десятки тысяч телефонных аппаратов, заводы по производству алюминия, трубопрокатной продукции, шин и крупных панелей для домостроения.

Решение конгресса США о сдаче в аренду вооружения, боеприпасов, стратегического сырья и продовольствия союзникам по антигитлеровской коалиции было принято еще в 1939 году. Тогда же, еще до войны, советское правительство закупило несколько единиц маневренных и легких в управлении гидросамолетов типа «Каталина». С их помощью предполагалось оказывать помощь и поддерживать связь с людьми в таких удаленных местах, как Север Сибири. Один из таких самолетов впервые приводнился на гладь Андреевского озера летом 1939 года. Летающую лодку привел в Тюмень полковник И.П. Мазурук.

Когда союзники убедились, что поставка самолетов морем через Мурманск связана с большими потерями, вызванными активностью военно-морского флота Германии, их стали в основном перегонять своим ходом по маршруту Аляска – Магадан – Красноярск. Из Красноярска американские истребители перевозились по железной дороге в Тюмень на авиационный завод № 241. На заводе, а он размещался на Центральной площади города и в корпусах бывшего пивоваренного завода, самолеты дооснащались отечественным вооружением и приборами. Только после этого их отправляли на фронт. В 1942 году в районе Магадана на реке Колыме в устье ее правого притока Сеймчан и в поселке того же названия соорудили аэропорт для промежуточных посадок самолетов (илл. 375). Взлетно-посадочная полоса была построена и в Тюменской области к северу от Когалыма. По свидетельству американского бизнесмена Криса Корригана, бывшего летчика, участвовавшего в авиационных перегонах, он делал здесь остановку после длительных перелетов. Остатки полосы с жилыми помещениями и снегоочистителем сохранились до нашего времени. Первыми, кто обратил внимание на таежный и заброшенный аэродром, были тюменские краеведы и журналисты А. Петрушин (1990) и А.Ефанов (1999).

Массовые полеты на «Каталинах» в нашем крае начались с 1943 года (илл. 376), после того как «Каталины» российскими экипажами перегнали через Атлантический океан от форта Элизабет-Сити на восточном побережье США в Архангельск. Тот самый Элизабет-Сити, в котором усилиями братьев Райт родилась в начале XX века моторная авиация. В городе установлен грандиозный памятник Райтам. Отсюда летающие лодки были распределены по местам их использования, в том числе в Тюмени и Владивостоке. Промежуточные посадки делались в Усть-Ваеньге на Северной Двине. Звено из трех маломестных самолетов базировалось на Андреевском озере. Летающим лодкам поручались, в основном, почтовые и служебные перевозки в северные районы Тюменской области, лишенные грунтовых аэродромов (илл. 377). Когда война закончилась, все сохранившееся оборудование и машины, поставленные по ленд-лизу, по требованию американских властей подлежало уничтожению или возврату в США. Тюменские «Каталины» по каким-то особым обстоятельствам сохранились и работали на воздушных трассах области до середины 1950-х годов (илл. 378). Только отсутствие запасных частей вынудило авиаторов перейти на отечественные бипланы АН-2, переоборудованные под гидросамолеты за счет установки поплавков вместо колес.

В Музее истории науки и техники Зауралья демонстрируется богатая коллекция радиооборудования из США, работавшего в том числе и на «Каталинах» (цвет. илл. 379, илл. 380, стр. 206). Это передатчики, приемники и волномеры лампового типа американских фирм Westinghouse Electric в Балтиморе, штат Мэриленд, КСА «Victory Company», радиопродукция из города Малден, штат Массачусетс и др. Аппаратура выпускалась в 1937–1943 годах и представляет собой типичную американскую радиотехнику того времени. Один из передатчиков, на фотографии – второй сверху, подарен музею бывшим бортрадистом «Каталины» Г.М. Зубаревым. Особый интерес представляет приемно-передающая радиостанция, выпущенная 1943 году в штате Огайо (илл. 381, стр. 206). Она предназначалась для армии Соединенных Штатов в передвижном варианте и монтировалась на джипе типа «Виллис». Сохранилась даже пространная инструкция к ней. Несмотря на военное время, юмор составителей инструкции из компании General Electric не иссяк. Он отражен на рисунке (илл. 382), показывающем общепринятый во всем мире способ ремонта радиоустановок ударом по ней кувалдой ...

В экспозиции музея имеется самолетный опреснитель, который может быть использован летчиком в случае, если самолет потерпит аварию над морской или океанской поверхностью (илл. 383). По принципу работы, да и по габаритам, он мало отличается от обыкновенного русского самовара. На фотографии на переднем плане виден нагреватель, а за ним слева – конденсатор пара. Температура кипения морской воды достигается высокоэффективным горением сухого топлива. Топливо содержится в нескольких банках, окрашенных в красный цвет, и хранится в специальном пенале (задний план фото). На поверхности банки хорошо просматривается ключ для ее вскрытия. Точно такой же, какой был упомянут мною в самом начале параграфа.

В экспозиции музея, посвященной истории автомобиля, мы показываем посетителям детали популярного в годы войны грузового американского автомобиля типа «Студебеккер». Среди них карбюратор, фары и стартер, спидометр, электровыключатели и поршневые манометры для контроля давления воздуха в шинах. Годы их выпуска заводом-изготовителем–1940–1942-й.

Ленд-лиз – это яркая страница истории Великой Отечественной войны, ее надо помнить, особенно сейчас, когда после десятилетий бессмысленного противостояния двух великих держав наметились, наконец-то, признаки сближения России и США. Того сближения, которое столь эффективно и взаимовыгодно объединяло страны антигитлеровской коалиции в годы войны с Германией.

К СУДЬБЕ ПЕРВОГО НЕФТЯНОГО ЖУРНАЛА В ТЮМЕНИ

С годами стало забываться, а молодое поколение тюменцев и не знает, что журнал с названием «Нефть и газ Тюмени» выходил в Тюмени более полутора десятков лет (1969–1985). К концу шестидесятых годов добыча нефти и газа в Тюменской области превысила объемы извлекаемых из недр углеводородов в старейшем нефтедобывающем районе страны – Азербайджане. В отличие от Тюмени, нефтяники-практики, научные и вузовские сотрудники этой республики имели широкие возможности публикаций итогов своих исследований и материалов по обмену опытом в местных периодических научно-технических изданиях-журналах, в изобилии печатающихся в Баку («Азербайджанское нефтяное хозяйство», «Нефть и газ, известия ВУЗов», «Нефтяная кибернетика», труды многочисленных НИИ и вузов, и др.).

Как-то в начале лета 1965 года ко мне в деканат нефтегазопромыслового факультета Тюменского индустриального института наведался кандидат геолого-минералогических наук Г.Б. Острый, с которым мы частенько обсуждали проблемы как житейского, так и научного характера. Начитанный, эрудированный, общительный, опытный специалист, нелюбимый властями за его язвительные выступления в печати и с трибун разного рода пленумов, он нередко практиковал, прежде чем обнародовать, обкатывать свои новые и необычные идеи, которыми постоянно был полон, с коллегами и друзьями. Незадолго перед встречей я вернулся из командировочной поездки в Вильнюс и рассказал Г. Острому о происшествии, случившемся со мной в гостинице этого города и неприятно меня поразившим. Отправляясь на заседание конференции, участником которой мне довелось быть, я остановился у газетного киоска. При просмотре кипы журналов обнаружилось, что в столице крохотной Литвы издается 14 разного рода журналов и множество газет. Стало, как говорится, обидно за державу, а точнее – за Россию и за родную Тюменскую область, лишенную таких информационных привилегий.

– А я как раз и пришел к тебе с такой же тревогой и озабоченностью, – поддержал начало разговора Г.Б. Острый. – Более того, подготовил статью в газету с предложением об организации в Тюмени редакции серьезного нефтяного журнала и о его скорейшем выпуске. Вот и хожу с рукописью, убеждаю заинтересованных людей и собираю их подписи. Действительно обидно, когда Россия, собирательница республик государства, из-за опасения быть обвиненной в распространении великорусского шовинизма постоянно ограничивает себя во всем в угоду однобоко понимаемого принципа «дружбы народов». Почему на Украине есть свой журнал нефтяников, а у нас в Западной Сибири нет?

Вскоре в июле 1965 года публикация, подготовленная Острым под названием «Журналу нефтяников – быть!», появилась в газете «Тюменская правда». Статью подписали известные геологи Л. Ровнин, Л. Цибулин, Ю. Файн, профессор И. Лебедев и несколько сотрудников научно-исследовательских и учебных институтов Тюмени, включая автора настоящей заметки. В статье, в частности, говорилось: «В свете предстоящих изменений в экономике Западной Сибири, когда среди традиционных отраслей все большее место будет занимать нефтегазовая промышленность, весьма важным становится создание оптимальных условий для обмена информацией. Прежде всего по вопросам геологического строения, размещения баз нефтегазодобычи, обеспеченности строительными материалами, целесообразного ведения поисково-разведочных и буровых работ, рационального наращивания и использования выявленных запасов нефти и газа. Поэтому мы можем с полным основанием утверждать, что Западная Сибирь имеет моральное право на издание своего нефтяного журнала... Нет сомнения, что появление журнала под названием «Западносибирская нефть», «Тюменская нефть» или каким-то другим, более удачным, будет с удовлетворением воспринято многотысячной армией буровиков и сейсморазведчиков, нефтепромысловиков и геологов, научных работников и изыскателей, проектировщиков и строителей – всех, кто связан с проблемой освоения нефтяных богатств Западной Сибири».

Казалось бы, общественность выступила с авторитетным и убедительным заявлением, надо только всемерно поддержать его властями и проблема будет решена, тем более, что ее финансовая сторона представлялась благоприятной за счет долевого участия нескольких учредителей. Увы! Обком КПСС, от решительной позиции которого зависела судьба журнала, в робких попытках выяснить отношение к появлению регионального издания со стороны идеологических отделов ЦК КПСС затягивал дело в текучке согласований. Да что там говорить о журнале, если Тюмень все годы нефтяного бума не имела собственного книжного издательства и находилась в унизительной зависимости от прихотей Средне-Уральского издательства в Свердловске! Только спустя более чем три года после упомянутой газетной публикации первый номер журнала «Нефть и газ Тюмени», подписанный в печать 7 апреля 1969 года, наконец-то вышел в свет.

Но в каком виде! Чтобы не вызывать гнев центральных партийных властей и местной цензуры, журнал стыдливо назвали научно-техническим сборником, хотя внешне он выглядел вполне солидным периодическим изданием (сине-черная обложка, стандартный журнальный формат, илл. 384), почти не уступающим столичному «Нефтяному хозяйству» тех лет.

Учредительство журнала принадлежало институтам ЗапСибНИГНИ, Гипротюменьнефтегаз, Экономики и организации промышленного производства СО АН СССР (Новосибирск) и Тюменскому индустриальному. В состав первой редакционной коллегии вошли академик А.Г. Аганбегян, профессора Н.Н. Ростовцев (редактор), Б.А. Богачев, Н.М. Оленев, автор настоящих строк, ведущие специалисты Ю.П. Баталин, Е.П. Ефремов, Я.М. Каган, В.П. Максимов, В.Ю. Филановский и др. Заместителем редактора, по сути – душой журнала, стал Г.Б. Острый, к сожалению, ненадолго: он трагически погиб в автомобильной катастрофе. Его фамилия в черной рамке появилась в списке редколлегии в номере 7 за 1970 год. Ответственным секретарем редакции назначили требовательную и трудолюбивую З.И. Михееву. Начиная с 14-го номера (1972) редактором журнала становится член-корреспондент АН СССР И.И. Нестеров. Редакция размещалась в здании ЗапСибНИГНИ по улице Володарского (сейчас – геолфак нефтегазового университета). Журнал печатался в областной типографии по улице Первомайской и регулярно выходил четырежды в год. Рубрики издания включали проблемы геологии нефти и газа, бурения, скважин, разработки месторождений, добычи нефти, экономики, математических методов исследований, проектирования и строительства. Регулярно освещалась хроника событий в регионе. Чтобы ублажить местный Главлит и его цензуру, нумерацию выпусков пришлось сделать не по годовым комплектам, а сквозной (все-таки сборник, а не журнал!). Всего за 16 лет напечатали 66 номеров.

Авторитет и репутация журнала как серьезного регионального издания, широко освещающего проблемы и новинки сибирской геологии и техники, быстро росли. О выходе журнала стало известно не только в других районах страны, но и за рубежом. Любое государство для укрепления своего экономического состояния всячески поддерживает имидж подобных изданий. В советской России, где засекреченность была тотальной, все обстояло иначе. Популярность журнала встревожила местный КГБ, цензура Главлита усилилась настолько, что, например, всякие упоминания о вечной мерзлоте или о запасах углеводородов, вне зависимости от содержания статьи, безжалостно изымались. Местные острословы на вопрос о выявленных запасах, например, рекомендовали обращаться за справками в ... ЦРУ: они-то, в отличие от нас, необходимыми сведениями располагали. От секретарей обкома мне неоднократно приходилось выслушивать сомнения в целесообразности издания и угрозы его закрытия. В итоге с 1973 года, после очередного 15-го номера, название журнала-сборника стало менее глобальным и более узконаправленным: «Проблемы нефти и газа Тюмени». Постепенно с титульного листа стали исчезать названия прежних организаций-учредителей. В 1977 году на титульном листе остался только ЗапСибНИГНИ (Труды, «Новая серия»). С 1984 года, несмотря на сохранение прежнего внешнего оформления, журнала, как такового, не стало. Исчезли два первоначальных названия, издание превратилось в сборник статей ЗапСибНИГНИ, в котором каждый номер посвящался одной узкой научно-производственной тематике («Интенсификация геологоразведочных работ...», «Пути повышения эффективности...» и т.п.). Последний сборник, если его еще можно было условно считать журналом, был подписан в печать 12 апреля 1985 года. Яркая, но короткая и полная драматических событий жизнь первого в Тюменской области нефтяного журнала бесславно завершилась.

С 1996 года эстафету сибирских нефтяных периодических изданий продолжил в Тюмени журнал «Нефть и газ. Известия ВУЗов». Прежде, начиная с 1958 года, он выпускался в Баку в институте Азнефтехим им. Азизбекова. Как помнится, еще в конце 70-х годов Московский институт нефти и газа намеревался перенести к себе издание этого журнала. Попытка не удалась из-за опасения властей обидеть южную республику («восток – дело тонкое») и нарушить пресловутую «дружбу народов». Только после отделения Азербайджана в самостоятельное государство издание журнала, прерванное на несколько лет, решением совета ректоров нефтяных вузов-учредителей России перевели в Тюмень в нефтегазовый университет.

ИСТОРИЯ АВИАЦИИ ТЮМЕНИ В ФОТОГРАФИЯХ

В конце 1960-х годов в зале периодики областной библиотеки мне довелось просматривать подшивку тюменской газеты «Красное Знамя» за 1936 год. В одном из августовских номеров в глаза бросилась эффектно снятая композиция. Группа молодых людей наблюдала редкую для тех лет картину: на водную гладь Андреевского озера, разворачиваясь над лесом, шел на посадку гидросамолет, или, как тогда его называли, гидроплан. Запомнилась необычная компоновка самолета: с поплавками под крыльями и квадратным, как у обычной грузовой автомашины, радиатором мотора высоко над крылом (илл. 385). Ксерокопия снимка стала началом моей коллекции фотографий по истории авиации в нашем крае. С наиболее показательной частью этого собрания мне и хочется познакомить читателя.

Сейчас уже трудно вспомнить, откуда и от кого поступили старинные фотографии, где их удалось приобрести в моих бесчисленных поездках по районам Тюменской области. Коллекция большая, особенно по количеству снимков, полученных в наиболее запоминающийся период истории гражданской авиации Тюмени. Он совпал со временем начала освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири в первой половине 1960-х годов. Внушительный объем фотоматериалов не позволяет опубликовать их полностью. Вот почему мне пришлось ограничить рассказ рамками наиболее романтичного периода авиационных полетов с начала XX века и до конца 1950-х годов. Кроме того, в описании истории летательных аппаратов пришлось исключить раздел, касающийся воздухоплавания. Воздухоплавание не есть авиация, поскольку оно имеет дело с аппаратами легче воздуха (воздушные шары, дирижабли). Авиация же предполагает полет человека на устройствах тяжелее воздуха, основанных на возникновении подъемной силы с помощью крыла особого профиля, движущегося в воздушном потоке.

Первые упоминания о показательных полетах аэропланов типа «Блерио» в Западной Сибири относятся к началу 1910-х годов. Русский пилот-смельчак А. А. Васильев первым в России пролетел по маршруту Петербург – Москва. Удачное начинание позволило пионеру русской авиации продемонстрировать свое умение удержаться в воздухе в различных городах страны. Побывал он и в Тюмени. 19 июня 1912 года на улицах города появились интригующие афиши о предстоящих полетах Васильева. Над площадкой тюменского ипподрома в присутствии нескольких сотен зрителей летчик дважды поднялся в небо. В «Сибирской торговой газете» местный корреспондент не пожалел красок для описания столь волнующего события. «Тут была вся Тюмень. На ипподроме две – три сотни «платных» зрителей, а за его чертой – вдесятеро больше. Многие на крышах, на деревьях. Взоры всех прикованы к желтой, распластавшей крылья «стрекозе». Неутомимый А.А. Васильев, герой перелета Петербург – Москва, уже на своем посту, на сиденье аэроплана. Худощавое, загорелое лицо, обычное для этого летуна спокойствие, выдержка, уверенность. Пробуют мотор. Это сердце большой летающей птицы. Знак летуна и, слегка вздрагивая на неровностях, «Блерио» взвивается над трибунами. Один за другим, все выше и выше описывает Васильев плавные круги над полем. Все меньше и меньше становится его «стрекоза», четко вырисовываясь на бледном небе причудливым силуэтом. Четвертый круг. Плавный поворот к трибунам, мотор выключен, винт замедляет ход, и аэроплан красиво опускается на землю. Аплодисменты и «браво!», не раз и раньше нарушавшие тишину, звучат отовсюду. Небольшой антракт, и вот второй взлет на фоне уже темнеющего неба».

Воздействие пусть и несовершенных полетов на умы тюменцев было настолько впечатляющим, что участники невиданного зрелища приняли участие в сборе пожертвований на постройку отечественных самолетов. В истории тюменской авиации остались имена богатых купцов-меценатов А.Ф. Аверкиева, М.А. Брюханова А.П. Россошных и А.П. Шитоева. На вполне солидные средства, полученные в столице империи со всей России Особым комитетом, были построены перед началом Первой мировой войны знаменитые тяжелые бомбардировщики И.Н. Сикорского «Илья Муромец».

Год спустя новые возможности авиации показал в Тюмени знаменитый летчик из Одессы С.И. Уточкин. Авиация пришла и в столицу губернии. Как писала в своей газете «Сибирский листок» ее редактор М.Н. Костюрина, тобольские жители впервые наблюдали самолет системы «Фарман» в августе 1914 года на Панином бугре. Из-за дождливой погоды летчику Седову пришлось ограничиться только попыткой взлета на высоту 300 – 400 метров. Не долетев до края бугра, авиатор развернул самолет и совершил посадку (стоит обратить внимание на еще не устоявшуюся терминологию тех лет: летчика называют то летуном, то авиатором).

В первые годы после окончания гражданской войны наиболее значительным событием стал перелет в 1924 году самолета «Юнкере» по маршруту Свердловск – Тюмень – Тобольск – Ирбит – Свердловск. Об этом событии мне уже приходилось писать в предыдущих книгах «Окрика ...». В частности, удалось раздобыть подробности пребывания самолета в Тюмени и фотографию приземлившегося «Юнкерса». К сожалению, ко времени выхода книги из печати материалами перелета «Юнкерса» из Тюмени в Тобольск я не располагал. Только сейчас появилась возможность вернуться к этой теме, тем более что найдены фотографии прилета самолета в Тобольск. В бывшую столицу губернии экипаж «Юнкерса» добрался спустя 11 дней после приземления в Тюмени. Все это время летчики знакомились с городом и проводили показательные полеты с пассажирами. Задерживали отлет в Тобольск нелетная погода и необходимость устранения поломок. В середине дня 5 декабря начальник Тобольской почтовой конторы получил телеграфное сообщение из села Покровского о пролете крылатой машины над деревней. Наконец, со стороны противоположного берега Иртыша в небе показался самолет. Он сделал круг над городом и приземлился на Панином бугре. Несколько позже самолет перелетел на более приспособленную заснеженную площадку на льду Иртыша. Полет от Тюмени до Тобольска из-за плохой видимости проходил в течение двух часов на высоте около 60 метров. Такой режим движения пришлось выбрать для того, чтобы можно было следить за поворотами трактовой дороги – единственного ориентира на местности. Экипаж «Юнкерса» гостил в Тобольске 10 дней. Как и в Тюмени, над городом состоялись показательные полеты с участием жителей-смельчаков. Выдающееся событие освещалось тобольской газетой «Северянин», а знаменитый с дореволюционных времен тобольский фотограф А. Цветков запечатлел прибытие самолета на фотоснимках. Они дошли до нашего времени (илл. 386 и 387).

В конце 1920-х и в начале 1930-х годов государство стало обращать пристальное внимание на освоение северных территорий. Без авиации решение такой задачи не представлялось возможным. Поскольку о строительстве сухопутных аэродромных полос не могло быть и речи, приемлемым выходом из трудного положения стало использование водных поверхностей для гидропланов. К тому времени гражданская авиация располагала легкими и дешевыми амфибиями типа Ш-2, или, как их тогда называли, «шаврушками» (илл. 388), конструкции В.Б. Шаврова. Летающая трехместная лодка из фанеры вполне оправдывала свое название. Трехместная – громко сказано. Один пассажир сидел рядом с летчиком, а второй ... Вы, читатель, согласились бы лететь в самолете в лежачем положении в узком и тесном фюзеляже? Но именно такая судьба ждала «третьего» пассажира. Фюзеляж по форме напоминал обычную лодку. Над крылом, оклеенным полотном и усиленным проволочными расчалками, крепился маломощный двигатель, а на коротком нижнем лонжеронном крыле – два поплавка по обе стороны фюзеляжа. Подъемные колеса шасси позволяли проводить посадку как на суше, так и на воде. Опускание и подъем колес проводились ручной лебедкой. Скорость полета не превышала 110 километров в час. На Андреевском озере соорудили простейший причал с примитивным подъемным механизмом (илл. 389). На берегах северных рек построили гидропорты в Самарово (илл. 390), Березово и в Обдорске (илл. 391 и 392).

В тюменской группе полярной авиации Главсевморпути, созданной в 1934 году, самолетов-амфибий Ш-2 к началу войны насчитывалось до двух десятков. Они доставляли грузы, почту в стойбища оленеводов и рыбаков, в лагеря геологов. Кроме «шаврушки», приходилось летать на У-1 и У-2 (По-2), на самолетах МБР-2 и ПЛ-5, Р-5 и Г-1 в сухопутном и гидровариантах. Совершались парашютные прыжки, когда надо было тушить лесные пожары (илл. 393). Более тяжелые одно- и двухмоторные амфибии совершали посадку в Саранпауле на реке Ляпин и на просторной глади Оби (илл. 394 и 395). В зимнее время на временных снежных аэродромах принимались и тяжелые АНТ-2, в том числе – в Салехарде (илл. 396). «Шаврушки» летали в наших краях до 1958 года, пока их в конце сороковых – начале пятидесятых годов не заменили знаменитые Ан-2 (илл. 397), а позже – легкие вертолеты Ми-1 (илл. 398). В послевоенные годы кроме Ан-2 аэропорты стали получать двухмоторные Ли-2, построенные по лицензии американской фирмы «Дуглас» (илл. 399).

У меня в памяти с довоенных лет сохранились воспоминания о легендарных полетах летчиков полярной авиации. Мы, мальчишки, восхищались их подвигами, любовались формой авиаторов гражданской авиации (илл. 400) и мечтали стать, когда вырастем, такими же.

С приходом в Тюменскую область геологической службы функции гражданской авиации существенно расширились. Когда геологами и геофизиками еще не были освоены поиски нефтяных и газовых месторождений сейсмическими методами, и по старинке или из-за косности использовалась привычная гравиметрическая съемка местности, самолеты Ан-2 оказались незаменимыми (илл. 401). В зимнее время их ставили на лыжи. Они доставляли на отдаленные буровые скважины грузы, продовольствие и рабочие вахты (илл. 402 , илл. 403, стр. 214). Кстати, о лыжах. Непосвященному человеку может показаться, что если они чем-то отличались от обычных, то только размерами. На деле все обстояло иначе. В Музее истории техники при нефтегазовом университете хранится экземпляр такой лыжи. Это сложный механизм, имеющий гидравлическую поршневую систему торможения. Чтобы остановить машину, летчик включал гидравлику, из корпуса лыжи выдвигались зубцы, они врезались в снег или лед, сокращая тормозной путь. Не однажды эти сравнительно легкие самолеты использовались в дальних перелетах на арктические острова. Так, в 1958 году тюменские летчики приземлялись на Земле Франца-Иосифа (илл. 404).

Тюменские авиаторы имели свою периодическую печать. С 1942 года газета выходила в Свердловске под названием «Большевистские крылья» (илл. 405). Ее издавало Уральское управление ГВФ, которому подчинялся тюменский авиаотряд. Так, номер газеты от 31 июля 1947 года был почти целиком посвящен полетам тюменцев. Отмечалась хорошая работа авиамастерских, описывались будни северных трасс и аэропортов. Многочисленные фотографии иллюстрировали повседневную деятельность авиаторов и открытие навигации в Салехарде на просторах Обской губы, в гидропорту Тюмени. С 1967 года многотиражка стала выходить и в Тюмени под названием «Авиатор Тюмени».

... Читатель, наверное, обратил внимание, что в последние годы в небе над областным центром лишь изредка, далеко не каждый день, можно услышать рев реактивного самолета или гул вертолета. Такие полеты стали единичными и редкими, почти как в далекие 1930-е годы. А ведь были времена, когда над городом и местным аэродромом кружили вереницей, ожидая своей очереди на посадку, десятки самолетов и вертолетов. Будем надеяться, что золотой век тюменской авиации не за горами и вновь заявит о себе как в лучшие десятилетия минувшего века.

...В очередной раз прочитал написанный текст и заголовок к нему. Подумалось, что такое же право на изложение своей истории в фотографиях вполне заслуживает и речной флот Тюмени – прародительницы этого вида транспорта в Сибири. Фотоматериалов но этой теме накопилось немало, будем надеяться, что когда-нибудь удастся реализовать и эту мечту.

В АРЗАМАСЕ-16 – УРОЖЕНЕЦ ИШИМА

Невелик Ишим. Кроме жителей нашей да соседних областей вряд ли кто из россиян сможет указать на карте точное расположение этого города. Но сколько знаменитых людей начинали здесь свой жизненный путь. Среди ишимцев много известных писателей, деятелей культуры и юриспруденции, спорта и науки. К сожалению, сведения о тех или иных громких именах, озвученных по телевидению, радио или в печати, редко или почти никогда не отражают место их рождения. Даже энциклопедии, если в них уроженцы Ишима удостоились чести быть упомянутыми, не всегда способны удовлетворить законное для читателя любопытство, касающееся подробностей биографии. А что говорить о тех, кого энциклопедические книги – издания весьма консервативные и редко или со значительными перерывами во времени переиздаваемые, вообще не упоминают, в том числе по соображениям секретности?

Меня, прежде всего, интересовали ишимцы – люди науки. О двух из них, оставивших заметный след не только у нас в России, но и за рубежом, я хочу рассказать читателям. Подборка материалов, которое мне пришлось по крупицам собирать не один год в две отдельные папки, выросло до размеров и степени насыщения, когда приходишь к выводу, что наступила пора обобщения. В папках хранятся переписка с родственниками, наспех занесенные в записную книжку итоги посещений Ишима и его краеведческого музея, ксерокопии книжных параграфов и газетных статей других авторов, опередивших меня со своими публикациями, и фотографии.

Однажды, это было в 1996 году, работники ишимского краеведческого музея показали мне книгу известного московского популяризатора науки В.С. Губарева «Арзамас-16» (Москва, «Некос», 1992, серия «Русские сенсации»). Я постоянно слежу за публикациями Губарева, особенно по истории российской космонавтики, имею его библиографию. Когда в газете «Книжное обозрение» появилось извещение о выходе книги, мне, естественно, захотелось ее иметь в своем книжном собрании. Выписал ее наложенным платежом, перелистал страницы воспоминаний создателей нашего атомного щита, но не испытал особого восхищения, поскольку почти все материалы были опубликованы Губаревым ранее в периодической печати. Книгу положил на полку, где она пролежала несколько лет. И вот я в Ишиме. Только-только хотел поблагодарить служительницу музея за внимание и сказать ей, что с книгой знаком, как вдруг в глаза мне бросилась дарственная надпись на титульном листе: «Ишимскому краеведческому музею. Л. Огнев, 25 июля 1995 г.». Позвольте, но какое отношение имеет Леонид Огнев, один из героев книги Губарева, к Ишиму? Вот тут-то и ждала меня сенсация: Леонид Иванович Огнев, один из ведущих ученых атомного научно-производственного центра России в городе Сарове («Арзамас-16») – уроженец Ишима!

По возвращении домой совсем другими глазами и с жадностью, будто впервые, перечитал работу Губарева, особенно в той ее части, которая посвящена беседе автора с Л.И. Огневым. Книга поведала мне многие подробности, на которые при первом чтении, еще в 1992 году, по незнанию причастности Огнева к нашим краям, не обратил внимания. Даже на обложку книги посмотрел иначе. Если читатель проявит интерес к публикации Губарева, пусть обратит внимание на верхнюю часть обложки. Там помещено изображение цепи, звенья которой сомкнуты висячим замком – символом секретности, но один из концов дужки извлечен из металлического чрева замка. Хотя замок еще на своем месте и цепь натянута, но нетрудно догадаться, что наконец-то завеса секретности, пусть и частично, приподнята ...

Л.И. Огнев, почти мой ровесник, родился в многодетной семье. Его родители Иван Павлович и Александра Степановна вырастили восьмерых детей. Младшим был Леонид. Под влиянием старшего брата после окончания ишимской десятилетки уехал в Ленинград для получения высшего образования. Стал студентом Военно-технического института – кузницы инженерных кадров для оборонной промышленности (илл. 406).

По инициативе академика Я.Б. Зельдовича Леонида Ивановича, человека далекого по образованию от ядерной физики, взяли на работу в легендарный и засекреченный Арзамас-16. «Раньше сюда брали только физиков-теоретиков, – вспоминал Огнев, – и первое время среди физиков я ощущал себя странновато, будто в другую страну попал. Я не знал их языка, о чем-то они говорят, а я их не понимаю. Постепенно освоился, да и коллеги были такие, как Сахаров, Зельдович. Волей неволей уму-разуму наберешься. Я застал самое героическое время и счастлив, что попал сюда».

Впервые ядерный взрыв на полигоне Л.И. Огнев увидел в марте 1958 года. Взрыв произвели ночью, и зрелище было феерическим: сначала яркий свет и вспышка, затем – багровый огненный шар и гриб, рвущиеся в небо и высвечивающие на десятки километров горы и долины. Потом таких взрывов, в том числе в Семипалатинске, было около сорока, и каждый раз необыкновенное волнение охватывает человека.

И не только потому, что зрелище – из иного мира. Испытатель не может быть уверен: сработает ли новая схема или идея, не пропадут ли даром в одно мгновение итоги работы за год – два. Не обходилось без неудач, их зарубки на сердце, пережили все, особенно научный руководитель Зельдович. Вспоминая охоту на озере Чаган, близ Семипалатинска, Огнев шутил: «Когда я ем сазанов из Чагана, то знаю, что поглощаю собственные изотопы».

Л.И. Огнев – автор множества научных статей, доктор наук, руководитель большого научного коллектива, лауреат Государственных премий (илл. 407), автор принципиально новых конструкций атомного оружия. В частности, в научных кругах он известен как прародитель необычного эксперимента под скрытым для обычного человека названием «Саровского чуда». Его удачная проверка на полигоне открыла новое направление в научной работе всего ядерного центра в Сарове. Но не только техника вооружения интересует ученого. Он, подобно Сахарову, осмысливает последствия ядерного противостояния двух великих держав, оценивает достаточный, но минимальный по количеству зарядов объем ядерного оружия, обдумывает вопросы его безопасного хранения и нераспространения по другим странам. По этой причине критически смотрит на сокращение секретности и прекращение ядерных испытаний. Не только потому, что ученые лишены продвижения вперед из-за остановки опытных работ. Возьмите, например, проверку состояния оружия, долгое время хранившегося на складах. Как оно поведет себя в иных условиях? Не повторится ли при хранении второй Чернобыль? Ответ может дать только эксперимент.

Не подлежит сомнению, что Россия по-прежнему нуждается в ядерном оружии. Если свернуть его производство и ликвидировать Арзамас16, экономии государственных средств не будет, поскольку после того, как организовали поточное производство, ядерное вооружение стало дешевым.

Интересны воспоминания Л.И. Огнева и его коллег об академике А.Д. Сахарове. Когда он работал в Сарове в годы рассвета своего таланта, все знали его как остроумного собеседника, моментально реагирующего на любую ситуацию, мгновенного генератора необычных идей, оригинального интерпретатора внутренней и внешней политики государства. Так, он отвергал идеи Маркса о том, что историю делают классы общества. Но те, кто его знал, не увидели и десятой доли бывшего Сахарова, выступавшего после ссылки на трибуне съезда. Академик растерялся после освистывания его выступления, даже выражение лица стало иным, исчез тот светящийся нимб, который все помнили.

В Ишиме по-прежнему проживают родные сестры Л.И. Огнева. Одна из них – уважаемый в городе врач, другая – инженер. Они помнят своего выдающегося младшего брата (илл. 408), не раз принимали его в гостях. В один из приездов в Ишим он и передал в музей книгу В.С. Губарева.

ПЛАНЕТА «КОСОВИЧЕЯ»

А теперь пришло время назвать второе имя ученого, которое было обещано в предыдущем параграфе. Это Александр Георгиевич Косовичев (илл. 409), также уроженец Ишима. В честь его научных заслуг небольшая планета-астероид, вращающаяся вокруг Солнца между орбитами Марса и Юпитера, названа его именем. Диаметр «малютки» 10 километров, ее каталожный номер – 8339, время открытия Крымской астрофизической обсерваторией–15 сентября 1985 года, автор открытия – Н.С. Черных. Спустя пятнадцать (!) лет, Международный комитет по малым планетам утвердил название астероида.

Кто этот человек, удостоенный чести, доступной далеко не многим, имена которых будут помнить самые далекие наши потомки? А.Г. Косовичев родился 3 июля 1953 года в семье преподавателей Ишимского пединститута. Учился в восьмилетней школе №6, а затем в 1970 году с золотой медалью окончил среднюю школу № 1, ту самую, в которой учился и будущий доктор наук Л. И. Огнев. Что это за школа такая, если она столь уверенно множит знаменитости? Впрочем, огромное влияние на интересы юноши оказали его родители. Отец, Георгий Иванович, по специальности астроном, выпускник Томского университета. В Ишиме он работает с 1949 года и считается одним из основателей местного учительского института. Еще в студенческие годы отличился сложнейшими расчетами орбиты астероида №716. Имел публикации в астрономических журналах. Мать, Анна Никифоровна, окончила Тюменский педагогический институт, преподает физику в пединституте Ишима. Будучи восьмиклассником, Косовичев-младший в течение трех лет заочно учился в школе при физико-техническом институте в Москве.

Окончание школы и медаль открыли для юноши любые на выбор пути получения высшего образования. Он остановился на физическом факультете университета в новосибирском Академгородке. Красный диплом университета по специальности «Физика плазмы и прикладная математика» позволил перейти на новую ступень образования. А.Г. Косовичев стал стажером-исследователем в Институте теоретической и прикладной математики СО АН СССР.

С осени 1976 года он – аспирант Московского университета при кафедре кибернетики и вычислительной математики. Успешная защита диссертации по теме «Исследование численными методами некоторых задач физики Солнца» прошла в октябре 1980 года. Новоназванному кандидату наук исполнилось только 27 лет. Его, специалиста по плазме, пригласили на работу в Крымскую астрофизическую обсерваторию АН СССР на должность младшего научного сотрудника. Здесь-то и зажглась звезда молодого и талантливого ученого. Выходят из печати многочисленные статьи, часть названий которых я поместил в конце этого раздела. Все они посвящены проблемам физики звезд и гелиосейсмологии нашего светила. Удачное решение научных задач, необыкновенное трудолюбие – все это способствовало созданию у Косовичева большого авторитета среди коллектива обсерватории. Вот почему ее работники приняли решение оставить память о своем коллеге столь необычным образом – названием малой планеты. Сначала она имела только регистрационный номер, а с 2000 года – имя.

В декабре 1989 года в 36-летнем возрасте А.Г. Косовичев защищает в Ленинградском университете диссертацию на соискание ученой степени доктора физико-математических наук. Тема диссертации отражала многолетние поиски автора но однажды выбранному направлению: «Исследования газодинамических процессов на Солнце методами математического моделирования». Спустя несколько месяцев после успешной защиты Академия наук направляет перспективного научного работника на стажировку в Великобританию в университет Кембриджа. Срок командировки установили в три года. Там Косовичев также успешно публикуется. Ко времени окончания стажировки в России произошли события, которые заставили ученого пересмотреть свои дальнейшие планы. Крымская обсерватория отошла к Украине, финансирование ее работы стояло на грани срыва. Возвращение в обсерваторию стало проблематичным. А.Г. Косовичев принимает решение о возможности прохождения по конкурсу старшим научным сотрудником престижного в США Станфордского университета в штате Калифорния. Того самого, который известен в мире своим линейным ускорителем и в котором в 1935–1964 годах работал выдающийся ученый русского происхождения, специалист по сопротивлению материалов и прикладной механике С.П. Тимошенко.

В Соединенных Штатах наш земляк успешно работает почти десять лет. Освоил в совершенстве английский язык, читает лекции студентам университета, ведет аспирантуру. Профессор написал более 200 научных публикаций. Его открытия в физике солнечной плазмы создали ему общепризнанный авторитет. Он участник научных конференций в США и Японии, в Индии и Германии. Недавно германский журнал «Рокия» (1998, №30) опубликовал его научно-популярную статью «Das bebende», в которой Косовичев излагает новые взгляды о сейсмике поверхностных слоев Солнца. Теоретические находки он подтверждает результатами фотосъемок солнечной короны со спутника «ЗОНО», пролетевшего вблизи нашего светила в 1998 году (илл. 410, стр. 217). Можно предполагать, что к разработке программы работы зонда в какой-то мере была причастна научная группа А.Г. Косовичева. В статье помещена фотография автора с макетом солнечного зонда (илл. 411).

Отъезд А.Г. Косовичева за рубеж – яркий пример утечки умов из России. Ни в коей мере я не пытаюсь упрекнуть своего героя. Он сделал свой выбор в те времена, когда на успех научной работы на родине каких-либо надежд не было. Более того, уровень научных результатов, достигнутый Косовичевым в США, в условиях распада России вряд ли мог быть достигнут. Неслучайно возвращение на родину наш земляк не только не считает актуальным, но и ведет переговоры о получении американского гражданства... Нам остается с удовлетворением сознавать, что в далеком штате Калифорния в городе Пало-Альто Косовичев прославляет своей плодотворной научной деятельностью родной Ишим. В США, кстати, работает еще один уроженец Ишима, специалист с мировым именем в области экспрокорпоральной медицины (выращивание эмбриона человека в пробирке) Ю.С. Берлинский.

Изложенные сведения мне удалось получить благодаря любезности и вниманию ко мне Анны Никифоровны Косовичевой. По моему почтовому запросу она, кратковременно посетив Тюмень, привезла и передала в Музей истории науки и техники при нефтегазовом университете биографические сведения о своем сыне и его фотографию, оттиски некоторых научных статей и реферат кандидатской диссертации, упомянутый германский журнал. Краткие публикации о Косовичеве-младшем появились в периодической печати Ишима и Тюмени. Тюменская телевизионная студия «Ладья» сняла в Ишиме в декабре 2000 года документальный видеофильм «Ишим – Косовичея», автор – журналист Г. Княгницкий.

В заключение не будет лишним отметить, что существуют и другие малые планеты, названные по близкому нам имени нашей землячки из Заводоуковска, известной поэтессы Ю.В. Друниной («Юлия Друнина») и по названию областного центра («Тюмень»),

1. Численное исследование тепловых и газодинамических процессов в задаче о нагреве солнечной атмосферы потоком ускоренных электронов. – Препринт Института прикладной математики, М., 1979, 33 с.;

2. К расчету одномерных нестационарных задач гравитационной газовой динамики. – Журнал вычислительной математики и математической физики, 1979, т. 19, №5;

3. Природа непрерывного оптического излучения на красных карликовых звездах. – Письма в астрономический журнал, 1980, т. 6, №8;

4. 0 возбуждении колебаний Солнца. – Там же, 1981, т. 7, №5;

5. О методе численного расчета нелинейных радиальных пульсаций звезд. – Известия Крымской астрофизической обсерватории, 1984, т. LХIХ;

6. О возбуждении пульсации звезд при их взаимных сближениях. – Там же, 1985, т. LХХ;

7. К интерпретации наблюдений 160-минутных колебаний Солнца. – Письма в астрономический журнал, 1986, т. 12, №3;

8. О возможности быстрого вращения солнечного ядра. – Известия Крымской астрофизической обсерватории, 1987, т. LХХ VII;

9. Об определении угловой скорости внутреннего вращения Солнца по гелиосейсмологическим данным. – Письма в АЖ, 1988, т. 14, №4;

10. Асимптотическое решение обратной задачи гелиосейсмологии для определения внутреннего дифференциального вращения Солнца. – Там же, 1988, т. 14, №5;

11. Localized Excitation of Solar Oscillations. – Cambridgе, 1992, 14 S.