ГЛАВА 7. ОТКРЫТИЯ ДЛЯ СЕБЯ И РАЗРОЗНЕННЫЕ ЗАПИСКИ

«Как долго нужно трудиться,

чтобы суметь себе сказать по поводу

множества вопросов: не знаю...».

Г.М. Козинцев.


«Искусство литератора заключается в умении

превращать ничтожный факт в огромное событие».

Всеволод Иванов.


«Непознанного вокруг нас еще достаточно,

и путь к познанию лежит через увлечение техникой».

В.В. Мигулин, академик РАН.

Заключительную главу я решил посвятить материалам, которые в разное время удивляли меня своей необычностью, долго занимали мое внимание, поскольку я узнавал их для себя впервые. В полной мере их можно назвать открытием для себя. В жизни всегда полезно время от времени делать такие открытия. Тогда серость будней и текучка повседневных дел будут казаться менее занудными. Возможно, некоторые из читателей сочтут нижеизложенные разделы тривиальными, содержание их – давно известным, но для большинства, я в этом убежден, оно будет столь же занимательным, как когда-то казалось мне самому.

Долго раздумывал, как назвать эту главу. Приходили в голову такие варианты, как «Кружева памяти», «Закрома памяти» и даже «Протуберанцы и арабески памяти». Как известно, протуберанцы – это вспышки на Солнце. Вспышки памяти? Звучит неплохо, но что-то уж слишком напыщенно... Арабески? Может, и так. Арабески, как свидетельствуют энциклопедии, представляют собой «насыщенный и сложный орнамент, основанный на прихотливом переплетении геометрических и стилизованных растительных мотивов, порой включающий и надпись». Такой орнамент получил развитие в пластических искусствах арабских стран, откуда и пошло его название. В музыке арабески – «пьеса с затейливо разработанной орнаментированной мелодией». Тоже звучит хорошо, но не сложновато ли? Решил сгрести в кучу все свои пасьянсы и остановиться на том заголовке, который и остался выше.

ОЧЕРК МАЛОИЗВЕСТНОГО ЮБИЛЕЯ

Минуло более 115 лет с того времени, когда в России на соликамских земских почтовых марках Пермской губернии (цвет. илл. 475) впервые в мире появилось изображение русского технического достижения, не имеющего себе равных на протяжении ряда столетий. Речь идет о древнем русском способе бурения глубоких скважин, предназначенных для извлечения рассолов из земных глубин и строившихся по оригинальной технологии с помощью необычных буровых установок.


Земские почта, рожденная крестьянской реформой 1861 года, и земские марки России были созданы во второй половине XIX века земскими управами удаленных от центра государства губерний для пересылки и оплаты корреспонденции внутри уездов или до ближайшего учреждения государственной почты. Государственная почта, в свою очередь, отправляла письмо адресату с дополнительной оплатой стандартными общероссийскими марками. Одним из таких уездов стал Соликамский.

В 1866 году управа города Соликамска приняла решение о выпуске земских марок для оплаты частной корреспонденции на территории Соликамского земства. Художник, которому поручили подготовить проект марки, избрал в качестве отличительной особенности соликамского края эмблему буровой вышки типа колодезного журавля над устьем солеподъемной скважины. В обиходе название журавля звучало как очап. Тиражирование марок стоимостью 2 копейки (№ 1 по каталогу Ф.Г. Чучина, 1925) произошло в январе 1887 года. Этот год по праву считается началом выпуска почтовых марок, содержание которых посвящено буровой установке, а марку с изображением одной из важных операций горного дела, бурению, следует отнести к первой в мире марке, посвященной строительству и эксплуатации скважин, добывающих жидкое полезное ископаемое.

Первый выпуск соликамских земских марок был беззубцовым, а чтобы сохранить традиционную форму марки, художник дорисовал воображаемую зубцовку по контуру изображения. В центре краснорозовой марки в прямоугольном окне разместился рисунок первоначального варианта герба Соликамского уезда с изображением соляного колодца с соляными потоками, опущенной в него бадьи и журавля над колодцем для извлечения соляного раствора. В том же 1887 году появились марки второго выпуска с традиционной зубчаткой и такой же стоимости, но с измененным цветом – лиловая и фиолетовая. В общих чертах сохранился прежний рисунок. Однако общая композиция рисунка стала более совершенной, приобрела классические черты, были устранены наивные непрофессиональные оттенки изображения. Колодезная конструкция устья скважин в прошлом веке уже изжила себя, поэтому на более поздних выпусках соликамских земских марок (1890, 1891) художник отобразил трубную конструкцию устья. На марках 1891–1893 хорошо видна круглая деревянная труба, изготовленная из сплошного ствола дерева либо составленная из брусьев. В последующие годы устье скважины изображается в виде круглой каменной или кирпичной кладки (1892–1915).

Начиная с марки № 4 рисунок в обязательном порядке содержит изображение герба Пермской губернии: медведь с Евангелием и серебряным крестом. Очап заменен на ворот с веревками и рукоятками. Всего с 1887 по 1915 год были выпущены с разновидностями (цвет, стоимость, направление изгиба рукояток ворота и др.) 44 соликамские земские марки стоимостью 1, 2, 4, 5, 10, 25, 50 копеек и семью буровыми сюжетами. Выпускались также марки только с гербом уезда без атрибутов бурения. Формат марок первоначально имел внушительные размеры, а затем, с 1895 года, его уменьшили (18x23 мм). Марки гасились подписью земского служащего с указанием даты и названия селения, а позже – овальными штемпелями. В моей коллекции хранится конверт, адресованный в г. Соликамск. Два овальных штемпеля содержат сведения о дате отправки и получения письма (13 и 14 марта 1909 года), о названии почты и номере почтового о отделения. В левом верхнем углу приклеена марка местного земства (см. илл. 191).

Соликамская земская почта существовала до 1916 года. В России в 1980 году по случаю 500-летия Соликамска был выпущен памятный конверт с изображением герба Соликамска на фоне современного индустриального пейзажа. На гербе, как и на земских марках, показана труба с соляными подтеками на устье скважины и с воротом. Заметим, что описание земских марок России, включая соликамские, в наиболее известных каталогах мира либо весьма скудны, либо вообще отсутствуют. Как итог: эти марки не пользуются широкой известностью, хотя по содержанию, сюжетам, красочности и разнообразию форм они намного превосходят однообразно-монотонные государственные марки России тех же лет. Нет их и в знаменитой книге «Erdol ungewohnich kommentiert», изданной в Германии в Штуттгарте в конце 1960-х годов. Книга считается наиболее полным справочным пособием для филателистов, собирающих материалы по геологии, бурению и эксплуатации скважин на нефть, воду и газ.

Чтобы понять, почему на соликамских земских марках появились сюжеты с буровыми вышками, надо вкратце рассказать о сути так называемого «русского» способа бурения. Много веков назад в европейской части России: в Старой Руссе, Тотьме, Сольвычегодске, Балахне и особенно ярко – на западном склоне Урала в Соликамске зародилась оригинальная технология бурения скважин или труб, как их тогда называли, на рассолы, не имеющая аналогов в других странах. Например, в Тотьме, городе на реке Сухоне, солеварение было известно еще с 1500 года, а на берегах Камы и ее притоке Боровице еще раньше – с 1430-го. До нашего времени сохранилась одна из самых древних рассолоподъемных труб посадских людей из Вологды Калинниковых в русле Боровнцы (илл.476). Позже были найдены насыщенные растворы соли на реке Усолке. Родившееся поселение назвали Солью Камской (позже – Соликамск). Спрос на дешевую соль в России постоянно рос. Необходимость получения более крепких рассолов вынуждала владельцев солеварен сначала строить глубокие колодцы, а когда техника сооружения ограничила их глубину, возникло бурение. Так трудные природные условия – большая глубина залегания рассолов, стали причиной появления необычного технического новшества.


Родоначальником исконно русского метода бурения на рассолы считается г. Тотьма. Тотьминские писцы еще в двадцатых годах XVII века описывали заброшенные соляные трубы, пустеющие более 100 лет. В истории тотьминских соляных промыслов есть один любопытный факт, связанный с неоднократным посещением города Петром Первым в 1693, 1694 и 1702 годах. Он побывал в районе соляных варниц и подробно осмотрел их. Подойдя к трубному колодцу, из которого солевары доставали рассол бадьями, Петр собственноручно опустил и поднял полную бадью, чтобы убедиться: тяжела ли работа? Верный своим принципам, царь тут же потребовал у хозяина положенную плату за груд...

Наиболее благоприятными условиями залегания рассолов располагали районы среднего течения реки Камы. Вскоре Прикамье стало занимать в России по добыче соли первое место. Непрерывно сооружались новые соляные промыслы: Пыскарский (1560), Орловский (1566), Ленвенский (1610), Дедюхинский (1670) и др. Их становление и развитие история связывает с семейством знаменитых промышленников Строгановых. В 1696 году. Строгановы составили карту спорных земель по реке Каме. Благодаря этому документу историки получили возможность проследить размещение пермских соляных промыслов, оценить количество работающих варниц и труб. На карте в естественном изображении, а не в условных обозначениях, были показаны многочисленные колодцы-трубы (скважины) с подъемными устройствами типа колодезного журавля. Эти же журавли-подъемники, или очапы, использовались и для сооружения скважины, а после окончания бурения они оставались на том же месте, выполняя роль рассолоподъемного устройства. Подобно колодезным журавлям, но значительно большей высоты, они гордо, как и нефтяные вышки нашего времени, возвышались над остальными строениями, уступая в величии только храмам. Некоторые трубы-скважины носили собственные имена, присвоенные им в честь мастеров бурения или близких им дорогих людей.

Соликамск бережно хранит историю уральского солеварения. Еще в начале XX века известный в России горный инженер И.Н. Глушков, о котором мне уже приходилось рассказывать, не только подробно описал технологию бурения скважин на рассолы, но и предпринял весьма неординарную попытку отразить технику добычи соли тех лет в серии художественных почтовых открыток под общей рубрикой «Уральские заводы». Богаты интересными материалами экспозиции краеведческого музея Соликамска и не имеющего аналогов музея «Соли России» (илл. 477). Следы деятельности трубных мастеров (по-современному – буровиков) до сих пор сохранились на берегах реки Усолки в городе Соликамске и возле села Верх-Боровое.


Не менее любопытен такой интересный факт. В 1929 году в селе Верхнее-Чусовские городки, что недалеко от Перми, геологи заложили разведочную скважину с целью расширения поисков калийной соли. Вместо соли скважина дала первую на Урале промышленную нефть, приуроченную к соляным куполам.

В 1989 году мне довелось посетить соляные промыслы Соликамска, осмотреть некоторые скважины и остатки старинных рассолоподъемных труб, из которых самотеком идет подземная соленая вода, и соляные варницы (илл. 478, 479). Устье скважины, показанное на фотографии, имеет значительный поперечный размер – до одного метра. Обсадная труба собиралась из продольных деревянных брусков, стянутых в цилиндр по технологии производства деревянных бочек. Под впечатлением поездки в Соликамск мне удалось опубликовать в местной периодической печати две статьи о земских марках и познакомить работников музеев с открытками Глушкова.



Обычно считают, что первая в мире марка с изображением буровой вышки с эффектной фонтанирующей нефтяной струей была выпущена в Азербайджане в 1921 году (цвет. илл. 480). Правда, если быть абсолютно точным, еще раньше, в октябре 1919 года, поступила в обращение серия марок мусаватского правительства Азербайджана, состоящая из восьми марок. Две из них достоинством 25 и 50 рублей имели рисунок храма огнепоклонников в Баку на фоне пяти стилизованных нефтяных вышек. Примерно тогда же во Франции была предпринята попытка издания спекулятивной серии зубцовых азербайджанских знаков почтовой оплаты из 6 марок. На одной из них показан нефтяной промысел с вышками на берегу моря (та же илл.).


Не оспаривая первенство Азербайджана на издание марок с нефтяными буровыми вышками, следует, в связи с более чем вековым возрастом соликамских земских марок, сказать о том, что вышка для бурения скважин и добычи других полезных ископаемых, в частности рассолов, существовала на рисунках российских марок с 1887 года. В других странах нефтяная вышка украсила почтовую марку только в 1928–1931 годах (Румыния, Перу). Справедливости ради, надо сказать, что буровая нефтяная вышка на непочтовой марке, насколько мне известно, появилась в Румынии в 1914 году, как, впрочем, в том же году – на румынских банкнотах.

ЛИТЕРАТУРА.

1. Ф.Г. Чучин. Земские почтовые марки. Москва, 1925, таблица XXXVI, с.179–181.

2. G. Hansen. Erdol ungewohnlich kommentiert (Des Erdols Geschichte und seine Darstellung in aller Welt. Stuttgart, 1966, 104 s.

3. И.Н. Глушковъ. Руководство къ бурению скважинъ. Москва, 1904.

4. В.Е. Копылов. У истоков бурения скважин. Тюмень, 1982, 120 с.

5. В.Е. Копылов. Очерк малоизвестного юбилея. Газета «За калий», г. Соликамск, 3 февраля 1989 г.

6. В.Е. Копылов. Буровая вышка на марке. Газета «Соликамский рабочий», 3 апреля 1990 г.


ПЕЧНАЯ ДВЕРЦА, ВАФЕЛЬНИЦА И УТЮГ – ПАМЯТНИКИ ТЕХНИКИ?

Историческая часть старой Тюмени с каждым годом понемногу уходит в бытие. Разрушаются и сгорают деревянные дома и постройки, превращаясь в груду развалин, а вместе с былым жильем безвозвратно уходят предметы быта ушедших поколений. Музейному работнику, если он целенаправленно и заинтересованно строит свою поисковую деятельность, надо вовремя осмотреть эти постройки, сразу же после того, как их покинули бывшие хозяева, а решение о сносе еще не реализовано. Иначе многое, если не все, теряется без следа. Работники Музея истории науки и техники, а также их корыстные и бескорыстные помощники, не раз пользовались возможностью пополнить экспозиции и запасники музея из находок в старых домах. Среди отсыревшего хлама или груды кирпичей коллекционеру нередко удается отыскать неожиданные раритеты. Среди них, забытых прежними владельцами, немалый исторический интерес представляют литые изделия из чугуна: печные дверцы и вьюшки, вафельницы, «утятницы», утюги и подставки к ним, элементы художественного чугунного литья к лестницам (ступени и решетки) и многое другое. Во все времена на Руси печки и камины с их изразцовыми стенками и чугунными дверцами и вьюшками были не только источником тепла, но и уюта, они становились украшением комнаты, ее доминантой.

К счастью, чугунные печные дверцы сохраняются чаще всего. Они массивны, покрыты многослойными известковыми коростами и сажей, не боятся пожара. Благодаря своему неприглядному виду, они зачастую не привлекают внимание искателей старины и потому находки из чугуна не столь редки. Но вот дверца попала в руки реставратора. Она очищается от пыли и комков грязи, металлическими щетками, скребками и шилом скоблится вековая ржавчина. Очищенная поверхность промывается соляркой, покрывается машинным маслом, и чугун открывается нашему взору во всем своем великолепии (илл. 481). Фантазия авторов сложнейших узоров и орнаментов не знает границ. Тут и замысловатая растительная вязь, и сюжеты современного для художника быта (илл. 482). Из фотографии видно, насколько тщательно художник и мастер по литью проработали детали рисунка. Кавалер в одежде, характерной для своего времени, бережно везет даму на санках. Отчетливо видна на ее руках теплая муфта, и даже украшения на боковой поверхности самих санок. И все это утопает в романтическом обрамлении из растительного стилизованного орнамента. Взгляните на рисунок с сюжетом из античного времени с колесницей, управляемой лихой наездницей (илл. 483). А где-то сбоку или на обратной стороне дверок иногда посчастливится углядеть фамилию мастера, например «В. Барадинъ», или название завода, или его фирменный штамп.




Среди находок печной «классики» – экспонатов своеобразной городской этнографии и вида декоративного искусства, оказываются редкие изделия знаменитого Каслинского завода или с клеймом завода Машарова в Тюмени («Т-во Н.Д.М. и К°»), Каслинский завод на Южном Урале был создан в 1747 году на берегу проточных озер купцом Коробковым. Вскоре он перешел в собственность семьи Демидовых. Они перевели из Кушвы – колыбели уральского художественного литья, своих мастеров, и с тех пор Касли не перестают удивлять весь мир своими неповторимыми изделиями. В начале минувшего века владелец тюменского механического и чугунолитейного завода Н.Д. Машаров привлекал мастеров из Каслей для налаживания художественного литья в Тюмени. Их влияние на фактуру машаровского литья сказалось заметным образом.

Нередко на дверцах можно видеть картины производственного процесса изготовления литья. Мне приходилось видеть такое изделие. Двое мастеров на фоне производственного цеха с подъемным краном разливают из ковша в опочечную форму расплавленный металл. В нашем музее, к сожалению, такого экспоната нет, но имеется другой, почти в точности повторяющий этот сюжет (илл. 484). Авторство этой скульптурной композиции принадлежит тюменскому скульптору, заслуженному деятелю культуры Н.В. Распопову, моему давнему другу и соратнику. Размеры скульптуры характеризуют следующие цифры: 50x44x22 сантиметра.


Среди экспонатов музея есть и другие образцы чугунного литья. Они также отличаются интересным художественным оформлением, тонким его вкусом. В их перечень входят гусятницы – сосуды для приготовления жареной гусятины (илл. 485). На изделии можно прочесть имя мастера – «Пятнисковъ». Сюда можно также отнести вафельницы и подставки для утюгов. Вафельницы изготовлены на заводе Н.Д. Машарова. Клеймо завода четко прослеживается на поверхности чугуна. Даже такое простейшее, казалось бы, изделие, как подставка для утюга, не оставлено без внимания художником и мастером но литью. К сожалению, после национализации завода Машарова навыки художественного литья были утрачены. Изделия аналогичного назначения первых советских лет по своему качеству и художественному оформлению не идут в какое-либо сравнение с дореволюционными шедеврами. Рисунки примитивны, не выходят из круга пятиконечной звезды или плакатной тематики, и показывать их не хочется. В экспозиции таких экспонатов немало, они ценны не столько в художественном отношении, сколько как свидетели промышленной истории города.


БОГАТСТВА ТЮМЕНСКОГО УРАЛА

Открытия нефтяных и газовых месторождений в Тюменской области на многие годы отвлекли внимание геологической службы от исследовательских работ на восточном склоне Приполярного и Полярного Урала. Выделение средств на изучение этой обширной территории не шло ни в какое сравнение с затратами на геологические изыскания по нефти и газу. К сожалению, если не считать некоторые положительные сдвиги, такое положение с финансированием сохраняется и по сию пору. Между тем тюменский Урал по самым скромным предположениям таит в своих недрах огромные природные богатства, не уступающие по своим масштабам запасам полезных ископаемых Среднего и Южного Урала. Во второй книге «Окрика памяти» мне уже приходилось писать о драматических поисках золота на Приполярном Урале в течение XIX столетия. После 1917 года геологоразведочные работы здесь практически не проводились до конца 1919 – начала 1930-х годов.

Крупный вклад в изучение малоисследованного района принадлежит доктору геолого-минералогических наук, профессору Николаю Андреевичу Сирину (1895–1974). Он начал здесь полевые работы в 1929 году. Изучение недр с его участием продолжалось треть века – до 1962 года. По уральской тематике ученым опубликовано около 30 научных работ, в том числе «О геологических исследованиях Приполярного Урала» (1937), «Данные Полярно-Уральской экспедиции по центральной части Полярного Урала и бассейна рек Ляпин и Хулга» (1945), «Магнетиты Приполярного и Полярного Урала» (1962) и др. В 1933–1938 годах Сирин продолжил изучать золотоносность верховий рек Щекурьи, Маньи и Народы. Поиски золота продолжаются и в наше время, найдены крупные россыпные залежи, ведется опытная добыча золотого песка и самородков. Год назад геологом А.И. Подсосовым подарена в Музей истории науки и техники уникальная фотография (цвет. илл. 486, автор снимка Б.Л. Кошелев, 1997). На лопате лежат, заполняя все ее пространство, золотые самородки общим весом 14 кг – улов одного из самых удачных дней золотоискателей. Разумеется, столь эффектный снимок вовсе не означает, что на месторождении золото гребут лопатой. Но уровень достигнутой и редкой удачи продемонстрирован наглядно руды вольфрама и олова. Бурые угли нашлись по берегам некоторых рек. Позже, в период времени с 1939 по 1950, год экспедиции Уральского геологического управления и Арктического института Главсевморпути под руководством Н.А. Сирина выявила магнитные аномалии и залежи руд с присутствием редких металлов в бассейне реки Торговой. Тогда же, в год окончания войны, в записке Тюменскому облисполкому Сирин высказал предположение о нефтеносности Западно-Сибирской низменности и предложил проведение аэрофотосъемок, продублировав, по сути, предложение Р.С. Ильина.


В указанные годы местом расположения Полярно-Уральской экспедиции стал поселок Саранпауль на многоводной реке Ляпин. В состав многих геологических задач, решаемых экспедицией, входил поиск и добыча горного хрусталя – исходного материала для пьезокварца и оптических приборов. Значительные его запасы были обнаружены еще в 1934 году в районах Хусьойки, Неройки и Сура-Из к северу от горы Карпинского, а также в Щугоро-Сосьвинском районе. В 1935 году здесь обеспечивалось около трети всей потребности СССР в пьезокварце. Известный исследователь Полярного Урала геолог Л.Я. Островский в 1990 году познакомил меня с интереснейшим фотоальбомом Полярно-Уральской экспедиции. Снимки, помещенные в альбоме, относились по времени к 1946 году. Как оказалось, существовала специализированная кварцевая экспедиция. Ее работники не только искали кварц, но и занимались его добычей с помощью вырытых канав (илл. 487 – 489). В здании геологоразведочной конторы располагался музей одного минерала – кварца, вероятно, единственного в стране (илл. 490). Я не располагаю сведениями о том, сохранился ли музей до нашего времени, скорее всего, к большому сожалению, он погиб после переезда экспедиции на новое место в поселок Полярный. Культура Зауралья в очередной раз потеряла одно из своих важных звеньев.





В 1952 году в верховьях реки Ханмей у подножья горы такого же названия с помощью шурфов велись разведки на сурьму. Были обнаружены руды урана, правда, с малыми запасами. Спустя десятилетие горизонтальными штольнями длиной до 150 метров в районе горы Тай-Кеу геологи нашли руды с промышленным содержанием редкоземельных элементов тантала и ниобия. В Музее истории науки и техники хранятся обогащенные образцы измельченных руд и экспериментальные поделки-пластинки из этих ценнейших металлов, столь необходимых современной авиационной и космической технике. Полярный Урал стал солидным поставщиком поделочных и облицовочных камней: жадеита и агата, коллекционного рубина, граната и нефрита. Найдены хромиты и марганец, свинец, молибден (Харбей) и медные руды.

С середины 1980-х годов Я.Я. Островский считается первооткрывателем на Полярном Урале крупного месторождения фосфоритов, названного Сафроновским в честь одного из репрессированных геологов Полярного Урала Г.П. Сафронова. Рассказывают, что в военные и первые послевоенные годы он ходил в геологические маршруты в непременном сопровождении вооруженного охранника. Леонид Яковлевич – интереснейший собеседник. Кроме геологии твердых полезных ископаемых, которой он посвятил всю свою жизнь, он страстный радиолюбитель-коротковолновик и увлеченный поклонник филателии. Наши неоднократные встречи каждый раз давали мне пищу для размышлений и новые интересные факты местной истории. Так, от него я впервые узнал, что на месте, где сейчас располагается Полярно-Уральская экспедиция в поселке Полярном, в пятидесятые годы находилась ракетная база, оснащенная ракетами среднего радиуса полета. Ракеты представляли собой российский вариант немецких изделий первого поколения системы ФАУ. Разместили эти, уже тогда устаревшие «новинки», в обычном наземном положении без шахт, предварительно и бесцеремонно изгнав из поселка обескураженных геологов. Вскоре ракетную базу ликвидировали, а геологи воспользовались оставшимися строениями.

Интересный и малоизвестный эпизод из жизни ракетных войск поведал мне Островский. В 1960 году он служил в армии на одном из островов в Аральском море. Его военная часть обслуживала радиолокационную установку и следила за неприкосновенностью наших воздушных границ. В апреле этого года предварительно-разведочный облет вдоль государственной границы совершил ее будущий нарушитель – американский летчик Пауэрс. Оператору радиолокационной станции удалось засечь самолет. Он доложил об этом своему начальству. Утомленный сорокаградусной жарой, военный чиновник устало отмахнулся от сообщения солдата. Как ни покажется парадоксальным, но эта безответственность сыграла на руку нашим ракетчикам. Радиолокационный сигнал не был записан магнитофоном самолета Пауэрса, и американцы сочли, что район полета русской радиолокацией не прослеживается. Когда первого мая граница была нарушена, самолет-разведчик сразу же показался на экране локатора. За его полетом стала надежно следить, передавая друг другу как эстафету, сеть станций вплоть до Свердловска. Здесь Пауэрса сбили ракетой и пленили.

РАДИОПРИЕМНИКИ НАЧАЛА МИНУВШЕГО ВЕКА

Необычайно бурное развитие радиотехники, в том числе бытовой, прошло, по сути дела, на глазах одного поколения людей. Слово «бытовой» я привел здесь не случайно, поскольку суждение о прогрессе того или иного направления техники чаще всего строится по проявлению этого прогресса на бытовом уровне. Подразумевается при этом, что на других уровнях, например, военном, достижения инженеров опережают бытовые разработки на 5, 10 и более лет. Мое осознанное восприятие уровня радиотехнических разработок начинается с середины 1930-х годов, а если добавить к нему, восприятию, сохраненные в моей памяти образцы радиоустройств, которые работали в семьях россиян с начала XX века, то фраза «на глазах одного поколения» не будет казаться преувеличенной. Феномен стремительного качественного изменения радиотехники в кратчайшие сроки весьма поучителен и заслуживает того, чтобы остаться в памяти потомков.

Бытовая радиотехника в нашей стране, пригодная для частного пользования, появилась в первой половине 1920-х годов. Популярностью пользовалась радиоустановка «Радиолина» (илл. 491). Ее конструкция весьма характерна для тех лет. Каждый из узлов радиотехнической схемы монтировался в самостоятельные блоки, каждый из которых соединялся самим радиослушателем соединительными проводами. На снимке видно, что высокочастотный усилитель приемника стоит слева, отдельно от него в ящике находится двухламповый низкочастотный усилитель. Независимое положение занимает и громкоговоритель.


Конструкция последнего ничем не отличается от обычного и привычного для 1920-х годов телефона-наушника.

Только для усиления громкости к наушнику, подобно граммофону, присоединена изящно изогнутая труба. Сам наушник смонтирован в основании стойки громкоговорителя. Ламповый усилитель питался от батарей. Конструкции первых ламп отличались необыкновенной прожорливостью, поэтому батареи быстро разряжались, чаще всего в самый неподходящий момент прослушивания радиопередачи. Тогда усилитель отсоединяли, в гнезда высокочастотного блока вставляли головные телефоны и продолжали прослушивание с уменьшенной громкостью: для детекторной части приемника батареи были не нужны.

Раздобыть батареи в те годы было непросто, особенно в сельской местности. Поэтому промышленность во второй половине 1920-х годов стала выпускать простейшие и экономичные одноламповые (илл. 492) и дешевые детекторные радиоприемники (цвет. илл. 493), не требующие электропитания. На фотографии однолампового приемника видны так называемые сотовые катушки. При раздвигании катушек относительно друг друга происходило изменение взаимной индуктивности. Столь непривычная для современного радиослушателя настройка на передающую станцию давно забыта. Она неудобна хотя бы потому, что положение станции приходилось запоминать по углу наклона подвижной катушки. А в детекторном приемнике настройка велась с помощью ползунка, скользящего по оголенному от изоляции участку проволочной намотки. Корпус приемника одновременно служил каркасом катушки. Для состоятельных горожан в ограниченном количестве продавались многоламповые приемники, обеспечивающие прием не только местных, но и отдаленных радиостанций (цвет. илл. 494).




Интересна не менее стремительная эволюция конструкций громкоговорителей. От рупорного оформления, показанного выше, вскоре перешли на диффузорный (илл. 495). Однако, как и прежде, громкоговоритель устанавливался отдельно от приемника, а принципиальная конструкция устройства не претерпела каких-либо изменений. Тот же телефон с катушкой и магнитным железным сердечником, над которым стояла зажатая по краям гибкая мембрана. Акустические свойства такой системы не отличались особым качеством. Первым шагом к объединению приемника и громкоговорителя в единое целое стала жесткая установка последнего на верхней крышке корпуса (илл. 496). Установке громкоговорителя внутрь ящика мешали большие габариты диффузора. Делались попытки уменьшить диаметр диффузора почти вдвое (цвет. илл. 497), но в ущерб уровня громкости. Только с начала 1930-х годов, когда инженерные поиски завершились созданием так называемых электродинамических, в отличие от электромеханических, громкоговорителей с меньшими габаритами и с расширенным частотным спектром звучания, «динамик», как стали называть этот акустический агрегат, оказался, наконец-то, внутри ящика.




Первыми этот смелый шаг совершили специалисты голландской, тогда еще не столь знаменитой, как сейчас, фирмы «Филипс». В Музее истории техники хранится редчайший экземпляр радиоприемника этой фирмы, выпущенный в конце 1934 года (илл. 498) и построенный по схеме прямого усиления. В некотором отношении его конструкция стала революционной, ей стали подражать многие заводы мира. Достаточно назвать некоторые новшества, примененные в приемнике. Это, прежде всего, первое в мире использование электролитических конденсаторов вместо бумажных. Впервые применена горизонтальная шкала с подвижной стрелкой и с указанием названий городов, в которых работают радиостанции. Вертикальное внешнее оформление ящика, позволившее разместить динамик внутри корпуса. Наконец, впервые конструкторы для точной настройки применили неоновый индикатор. Конструкция оказалась настолько удачной, что год спустя в нашей стране появился ее аналог, но в упрощенном виде со шкалой, безнадежно устаревшей. Это знаменитый СИ-235 («сетевого питания, индивидуальный, двухдиапазонный, 1935 года выпуска», илл. 499).



За рубежом в середине 1930-х годов внешнему оформлению удобочитаемой шкалы придавалось первостепенное значение. Заводы жестко, в погоне за покупателем, конкурировали между собой. Например, одна из немецких фирм выпустила в 1936 году круглую шкалу, на которой разместилась географическая карта Европы (илл. 500). Крупные города отмечались небольшим отверстием. При настройке на станцию в отверстии против названия того или иного города загоралась красная лампочка. Эффект был потрясающим! Правда, перестройка шкалы в случае, если станция меняла частоту сигнала, оказывалась невозможной. Может, поэтому экзотическая находка конструкторов не получила широкого распространения.


Необычным для современного владельца телевизора было и внешнее оформление первых телевизоров на электронно-лучевой трубке. В США впервые в мире они появились в продаже в начале 1930-х годов. Мне удалось раздобыть редкую фотографию (илл. 501), на которой показана демонстрация первого экспериментального телевизора электронного типа, предложенного в 1932 году инженером русского происхождения В.К. Зворыкиным (1889–1982). О нем и о связях этого знаменитого электронщика с нашим краем в годы гражданской войны мне уже приходилось писать во второй книге «Окрика памяти». Снимок интересен и тем, что на нем присутствует сам автор выдающегося изобретения, основы которого заложены во все современные системы телевизионного вещания.


Телевизор напольного типа представляет собой громоздкое устройство, почти шкаф, в котором пришлось разместить до четырех десятков радиоламп и длинный, до метра, кинескоп. Поскольку коротких кинескопов тогда делать не умели, его ставили вертикально, чтобы не увеличивать глубину «шкафа», а изображение рассматривали через зеркало, наклоненное под углом 45 градусов.

Последним шедевром отечественной радиотехники в предвоенные годы стал массовый супергетеродин 6Н-1 («шестиламповый настольный, первый тип», 1937–1939, илл. 502). По своим возможностям, по окончательному отказу от электронных схем прямого усиления, по дизайну отдельных деталей и по их качеству этот приемник, как небо от земли, отличался от своих собратьев не только десяти-, но и пятилетней давности. Насколько возрос уровень радио за предвоенные годы, можно судить по тому факту, что инженерные наработки предвоенных лет исправно питали идеями конструкторские бюро заводов до середины пятидесятых годов. Затем произошел новый скачок, характерный отказом от ламповых схем. Наконец, с конца 1970-х годов, когда за достижения электроники стали признавать успехи не только радио и телевидения, но и вычислительной техники с новыми идеями в телефонии, мы переживаем новый небывалый подъем этих отраслей.


После окончания войны на выпуск недорогого массового приемника перешел подмосковный Александровский радиозавод, в военные годы специализировавшийся на производстве военной радиоаппаратуры. Новому изделию присвоили имя «Рекорд». Однако завод успел отправить на продажу лишь небольшую начальную партию «Рекордов», поскольку их производство передали на Бердский радиозавод под Новосибирском. Там они получили индекс «Рекорд-46». В Музее истории техники хранится редчайший экземпляр «Рекорда» Александровского завода (илл. 503). По внешнему виду он несколько отличается от «Рекорда-46», который мне уже довелось показывать в одном из предыдущих параграфов. Кроме того, в 1947 – 48 годах были созданы великолепные и многочисленные конструкции улучшенных приемников. Для примера приведены некоторые из них: «ВЭФ» Рижского радиозавода и «Нева» – Ленинградского (та же илл.).


В завершение раздела хотелось бы показать читателю медаль, выпущенную в 1995 году в Санкт-Петербурге к столетию радио (илл. 505). На лицевой стороне медали изображен портрет А.С. Попова и схема его первого в мире радиоприемника. На обратной – герб России и цифра юбилейной даты. Медаль передана на хранение из Санкт-Петербурга Музеем радио в Музей истории техники.


«ДВОРИК» МИТИНСКОГО

Если читатель присмотрится к подзаголовку моей книги («История тюменского края глазами инженера»), то он будет вправе спросить: а какое отношение имеет известный в Тюмени художник А.П. Митинский (1905–1970) к инженерному взгляду на историю техники? Поначалу и мне не приходило в голову какое-либо противопоставление или, наоборот, увязка в единое целое искусства и техники. По собственному опыту знаю, насколько ревниво оберегают представители художественной элиты, а более всего – интерпретаторы полотен, свой труд от какой-либо оценки со стороны «технарей». Впрочем, многолетнее противостояние физиков и лириков известно каждому. Не менее известны неуемные восторги «лириков» по адресу, например, «Черного квадрата» Малевича. Наблюдая эти восторги, с недоумением думаешь: у кого из них, автора или экскурсовода, в наибольшей мере возникли проблемы с психикой? Во всяком случае, нормальный ценитель прекрасного ничего, кроме черного поля квадрата, в таких «произведениях» увидеть не в состоянии. С таким же «успехом» Малевич мог бы создать и «Белый квадрат». Достаточно покрыть полотно белой краской, ничего на нем не нарисовать и призвать своих поклонников восхищаться очередным «шедевром».

Бог с ними, этими квадратами, да и оценка искусства Митинского, не в душе, а на бумаге, в мои намерения не входит. Мне просто доставляет удовольствие любоваться его пейзажами и видами старого города. Но однажды случилось так, что одна из малоизвестных работ А.П. Митинского, о существовании которой не знают даже специалисты и в каталоге картинной галереи она отсутствует, свела меня с интересными людьми.

В Тюмени с 1942 года проживает мой давний коллега Егор Степанович Попков (илл. 506). Геофизическую ремонтную мастерскую Попкова в Парфеново знают многие радиолюбители-конструкторы города. Он старейший в городе фото- и радиолюбитель, мастер-золотые руки, скромный и неутомимый труженик геологической службы, давний друг и помощник Музея истории науки и техники Зауралья. Среди нескольких залов музея есть один, во многих отношениях примечательный. Это зал истории радио и телевидения в нашем крае. Аналога такого полного собрания экспонатов по истории радио восточнее Урала не отыскать. Создание уникальной коллекции в немалой степени стало возможным благодаря участию Е.С. Попкова. Он бескорыстно передал музею интереснейшие экспонаты, отражающие историю радио и телевидения за период времени с 1937 по 1960 год.


Как-то в одну из наших встреч Егор Степанович показал мне небольшую картину Митинского «Тюменский дворик», подписанную самим автором и датируемую 1947 годом. Картина принадлежала Попкову. В разговоре выяснилось, что на ней изображен реальный двор старой Тюмени по улице Чехова (цвет. илл. 507). В этом уголке города какое-то время художник проживал с семьей до тех пор, пока перед войной он не получил квартиру по улице Хохрякова. Дом, на втором этаже которого проживали Митинские, известен как дом Куйбышевых.


Мне уже приходилось писать о нем. В конце сороковых – начале пятидесятых годов Е.С. Попков учился в известной своими знаменитыми выпускниками тюменской школе № 25, что в центре города. В одном с ним классе учились сын Митинского Игорь и будущий врач Анатолий Климшин. Игорь Митинский в день рождения своего друга Егора Попкова подарил ему работу своего отца. Так картина оказалась у Егора Степановича.

Заметив мой интерес к картине, Попков предложил ее музею. В один из ноябрьских дней по первому снегу я побывал на улице Чехова. Несмотря на близость к центру города, улица находится в полном запустении, отдельные дома полуразрушены, а некоторые, пострадавшие от «красного петуха», гак и стоят, окруженные головешками... Но двор, который вдохновил Митинского, на удивление сохранился. Егор Степанович вспомнил, что еще одна работа А.С. Митинского хранится у А.А. Климшина, возможно, аналогичными путями попавшая в эту семью. Художник отобразил обширный сад старинной усадьбы Климшиных на Городище в пору весеннего цветения сирени и яблонь. Мое желание увидеть эту работу стало поводом для знакомства с интересным представителем старинного рода Климшиных Анатолием Арсеньевичем. Недавно он подарил музею тесак для раскалывания больших сахарных головок, дробления их в песок и просеивания – изделие XIX столетия.

Е.С. Попков родился в 1936 году в Мурманской области в поселке с труднопроизносимым названием Кукисвумчорр. В Тюмени живет с 1942 года, куда приехал с родителями из Велижан. После окончания школы служил в армии радиотелеграфистом в артиллерийских частях. Имеет среднетехническое образование после завершения учебы в Тюменском сельскохозяйственном техникуме. С 1957 года и до сих пор ремонтирует геофизические приборы. Со школьных лет увлеченно строил самодельные фотоаппараты, фотоувеличители на базе аппарата довоенного производства «Фотокор-1» и радиоустановки. Одним из первых в Тюмени во второй половине 1950 годов построил своими руками телевизор на электронно-лучевой трубке с металлическим баллоном. Телевидение в 1950-х годах считалось чудом. Это сейчас к нему привыкли, жители города не имеют проблем с приобретением совершенных конструкций. В те же годы обстановка была совершенно иная. Телевизор был почти недоступен и дорог, приобрести его можно было разве что в Москве. Вот и приходилось умельцам рассчитывать только на свои силы и делать чудесное достижение техники своими руками.

С недавних пор самодельный телевизор Попкова пополнил коллекцию нашего музея (цвет. илл. 508). Конструкция интересна тем, что она сохранила элементы телевизионных схем и деталей начала телевизионного вещания в 1950-х годах. В первую очередь – использованием трубки с металлическим баллоном, очень редким для нашего времени экспонатом. Кроме того, на фотографии видна необычайно тщательная работа конструктора, выполненная с любовью к делу. Не каждый радиозавод способен на такое качество изготовления. Благодаря Е.С. Попкову музей обзавелся еще одним интересным экспонатом. В начале 1950-х годов радиолюбители увлеклись магнитной записью звука. Как водится в России, спрос и предложение на фабричные аппараты в то время, мягко говоря, совпадали мало. Любители стали монтировать самодельные магнитофоны. В Тюмени одним из первых построил такой аппарат в 1950-х годах радиолюбитель Железов Николай Иванович (цвет, илл. 509). Нетрудно видеть, что самодельная аппаратура выглядит так, что ее трудно отличить от фабричной. По собственному опыту знаю, каких усилий и трудолюбия потребовалось на изготовление этого любительского шедевра.



Е.С. Попков подарил мне интересную фотографию (илл. 510). Снимок сделан в 1961 году. На нем присутствуют работники геофизической лаборатории Тюменского геологического управления. Стоит крайний справа Н.И. Железов, рядом с ним – Е.С. Попков, по соседству с Попковым – токарь С.С. Фофанов, принимавший участие в изготовлении магнитофона, а рядом с ним – Н.А. Алексеев. Алексеев отличился в Тюмени тем, что стал родоначальником первого в «Главтюменьгеологии» вычислительного центра. Весь коллектив лаборатории принимал участие в освоении и модернизации первых сейсмических станций, сыгравших решающую роль в открытии нефтяных месторождений на территории Тюменской области.


Талантливый радиоконструктор Н.И. Железов, рано ушедший из жизни, оставил о себе память и другим интересным начинанием. В 1961 году он построил собственными руками первый в Тюмени проекционный телевизор на специальной электронно-лучевой трубке типа 6ЛК диаметром шесть сантиметров (илл. 511). Тогда же прошла демонстрация телевизионной передачи на экране размером метр на метр.


ТАЙНЫ ЦВЕТОВЫХ ЭФФЕКТОВ ЧЕРНО-БЕЛОГО ДИСКА

В июне 1971 года мне довелось быть участником VIII Всемирного нефтяного конгресса в Москве. Один из свободных вечеров занял концерт московских артистов в зале Дворца съездов. Двое танцоров, мужчина и женщина, в ярко-белых костюмах на черном фоне сцены исполняли танец «Голуби». Светлое движущееся пятно прожектора освещало танцующих только в том месте, где они находились. Резкий контраст темного зала, такой же сцены и подвижного белого пятна в какой-то момент времени вдруг создал в моих глазах иллюзию цветового ощущения. В зависимости от скорости перемещения танцующей пары их белые костюмы становятся то фиолетовыми, то розовыми.

Случайно обнаруженное субъективное ощущение цвета там, где его нет, надолго заняло мой ум. По возвращении в Тюмень я решил провести простейший опыт. Нарисовал на бумаге черную многолучевую звезду (илл. 512), наклеил ее на картон и посадил на ось электромоторчика от детской игрушки. Источником постоянного тока служила батарейка «Крона». Для того, чтобы можно было изменять скорость вращения, последовательно с моторчиком и батареей включил реостат на 8 ом и выключатель.


Что же я заметил? При первом же включении на плоскости вращающегося диска появились цветные полосы трех оттенков: зеленого розового и голубого. Существует не одна, а несколько скоростей, при которых появляются цветные полоски различного оттенка. Прибор позволил обнаружить три таких «критических» значения скоростей. Малейшее отклонение оборотов диска от одного из «критических» значений либо нарушало яркость цветных полос, либо полосы исчезали, либо – при снижении оборотов – происходила перестройка цветового оттенка с увеличением количества полос.

Большое значение имела яркость освещения и особенно природа светового потока (получен ли он от обычных осветительных ламп накаливания, от ламп дневного света или же это солнечное освещение).

Кроме цветовых эффектов наблюдалось еще одно явление. Если диск на вал двигателя посадить с перекосом, то для некоторых фигур, особенно для комбинации черных пятен и крестов показанной на рисунке, возникает объемное изображение, и можно довольно отчетливо заметить, что внутренние кольца находятся на различных уровнях.

Казалось бы, можно было радоваться своему открытию. Увы! Тщательное изучение литературы по проблеме субъективного ощущения цвета показало, что это «открытие» состоялось только для себя. Еще И.В. Гете в 1831 году описал это необычное явление в своей статье «Очерки учения о цвете». Он прямо писал, что «цвет есть нечто теневое, он проявляется там, где свет борется с тьмой». В течение XIX века зрительный феномен цвета серьезному изучению подвергли Б. Превост (Франция, 1826), Г.Т. Фехнер (Германия, 1838), Г.Л. Гельмгольц (Германия, 1859) и Ц.Е. Бенхэм (1894). Наиболее усовершенствованные опыты получили название «эффекта Бенхэма – Фехнера». Классическое оформление вращающегося диска диаметром 180 мм показано на илл. 513. Читатель может его воспроизвести с увеличением на ксероксе, посадить отверстием на ось проигрывателя патефонного типа и воочию наблюдать появление цветных полос.


Чтобы потраченные время и труд не оказались бесполезными, в том же году я послал статью о своих опытах в журнал «Наука и жизнь» и она была опубликована (1971, №10, с. 143). Справедливости ради следует указать, что феноменальность необыкновенного явления, связанная с особенностями физиологии глаза, до сих пор не имеет исчерпывающего объяснения, благодаря чему распространенная теория трехкомпонентного зрения многими специалистами по физиологии человека подвергается сомнению или пересмотру. Тем не менее, у нас в стране и за рубежом в 1950–1970 годах делались попытки использовать эффект Бенхэма – Фехнера в практических целях.

В том же 1971 году в лаборатории телевидения Тюменского индустриального института по инициативе автора эффект Бенхэма – Фехнера перенесли на телевизионный экран. Передающая телекамера подавала картинку с вращающимся диском с помощью электронного сигнала на приемную черно-белую трубку телевизора. Как и при обычном наблюдении, на черно-белом экране отчетливо отслеживались бледные цветные полосы, окрашенные в основные цвета: синий, красный и зеленый. Было от чего восхититься: на экране черно-белого телевизора, не предназначенного для показа цветного изображения, возникал цвет! Нельзя ли этот субъективный феномен использовать для показа картинки на экране обычного черно-белого телевизора? Для 1971 года, когда о приеме цветного телевидения не приходилось и мечтать, постановка подобного вопроса казалась необычайно актуальной.

Изучение публикаций по затронутой теме, вышедших из печати как в России, так и за рубежом, показал, что эта проблема занимала умы инженерных умов продолжительное время. Были получены практические результаты.

В 1958 году одна из телевизионных компаний в Лондоне объявила, что в очередной передаче по черно-белому телевидению будет передано цветное изображение. Никаких переделок в своих телевизорах или дополнительных устройств от телезрителей не требовалось. На экране в качестве заставки появился куб, окрашенный в красный цвет. Насыщенность цвета, надо признать, была недостаточной, но в затемненной комнате и для того времени зрелище произвело несомненное впечатление на зрителей.

Какое техническое ухищрение использовали телевизионные инженеры? Они взяли обычную кинопленку, на которой в определенной, заранее рассчитанной и запрограммированной последовательности (илл. 514), поместили чередование черных и белых (прозрачных) кадров с кадрами цветных слайдов (цвет. илл. 515). На экране возникли окрашенные изображения. Наибольшей насыщенности цветов удалось получить при скорости чередования кадров до 10 периодов в секунду. Если вспомнить, что в обычном кино такая скорость во избежание мелькания изображения достигает 25, то нетрудно заключить, что зрители видели мелькающий цвет. Это, наряду со слабой насыщенностью, представляет главный недостаток метода.



Несколько позже, в начале 1960-х годов, вместо кинопленки в передающей телевизионной камере установили перед объективом вращающийся диск с зачерченными по определенной системе черно-белыми полями (илл. 516). Такая конструкция позволила передавать по телеканалу живые сцены, не снятые предварительно на пленку.


В отечественной практике, например, в Ростовском университете (1966), вместо диска использовали электронный мультивибратор, кодирующий по заданной программе чередование черно-белых полей на экране телевизора (илл. 517). Необходимые сигналы подавались на катод и сетку электронно-лучевой трубки.


Удачные опыты по восприятию цветного изображения на черно-белом экране в свое время проводились в США, а у нас – в Иркутском телецентре. В 1971–1973 годах такие же опыты велись в телевизионной лаборатории Тюменского индустриального института. В первом случае передачи шли в эфир, во втором – по замкнутой кабельной внутривузовской системе. Итоги исследований были опубликованы в печати (см. список литературы).

Из-за ряда существенных недостатков описанная инженерная идея, несмотря на кажущуюся простоту, не вышла за рамки единичных экспериментов. А после того, как высококачественное цветное телевидение, с которым мы имеем дело сейчас, повсеместно вошло в наш быт, курьезные эксперименты были забыты. Но курьезы в истории техники – явление нередкое, они способствуют рождению новых идей и технических решений, ускоряют научно-технический прогресс. Следовательно, они, эти курьезы, заслуживают того, чтобы выйти из забвения.

ЛИТЕРАТУРА

1. М. Бобнева. О новых опытах по цветопередаче и цветовосприятию. – Радио, 1960, №3.

2. Л.М. Селяков, В.Я. Чуев. Цветные сигналы на черно-белом кинескопе. – Техника кино и телевидения, 1962, №11.

3. Process Flashes color on monochrome TV. – Electronic Design Vol.19, September 13, 1967.

4. J.F.Bufferfield Subjective color system (патент США, март, 28, 1967).

5. Jamer F. Bufferfield Subjective (induced) color Television. – Jоurnal of the SMPTE, vol. 77, Осtober1968.

6. В. Чуев. Цветной лик черно-белого экрана. – Техника молодежи, 1970, №2.

7. В.Е. Копылов О.М. Форштадт. Субъективный цвет для учебных телевизионных программ. – Труды Тюменского индустриального института «Новые методы обучения и управления в вузе», 1973.

АНАГЛИФИЯ: ЧТО ЭТО?

С детства человек привыкает к рисункам, чертежам, фотографиям, с которыми он встречается в книгах, журнал и газетах. Чертеж незаменим. Предельно лаконичным и ясным языком линий авторы выражают в нем свои замыслы. Иной лист чертежа или рисунок содержит больше сведений, чем многие страницы книги, и, что особенно важно, он удобен для обозрения. На нем можно видеть одновременно и общее решение, и различные детали. Именно поэтому усилия инженеров и ученых всегда были направлены на то, чтобы сделать зримыми, наглядными все изучаемые явления.

Предметы, окружающие нас, имеют длину, ширину, высоту. Пользуясь тремя измерениями, можно точно определить положение любой точки в пространстве. Между тем фотография, рисунок, карта, технический чертеж располагают только двумя измерениями, т. е. длиной и шириной листа, на котором они выполнены. Вычертить плоскую фигуру несложно, но сможет ли такое изображение дать полное и точное восприятие пространства? Нет, оно дает лишь возможность судить о пространстве, но такие суждения редко могут быть верными, а чаще всего – ошибочными. Давайте убедимся в этом.

Упадет ли в кошелек монета, если ее отпустит рука? Куда должна политься вода из самовара – в стакан или чашку (илл. 518)? По плоскому изображению на эти вопросы ответить невозможно. Сначала надо научиться рассматривать так называемые стерео-пары, показанные на рисунке, с помощью стереоскопа. Полученные навыки будут не только полезными. Вы поймете, каким мощным средством познания окружающего мира до сих пор не владели.


Но смотреть – еще не значит видеть. Понятие «видеть» включает не только восприятие зрением, но и умение осмыслить то, что видим при помощи зрения. Умение же это является результатом обучения, т. е. такой деятельности, когда видимое связывается в нашем сознании с образами, усвоенными ранее.

Уверенность в непогрешимости того, что видим, так органично свойственна человеку, что в языке, и не только в русском, слова «видеть» и «понимать» практически являются синонимами. Желая сказать: «совершенно ясно», говорим: «очевидно». Даже строгие математики применяют эти понятия как равноправные.

Такое сближение неслучайно, оно существует в разных языках с незапамятных времен. В языке же отразилась и другая особенность нашего зрения, характеризующая способность обмануться, ошибиться. Когда собеседнику кажется, что вы правы, он говорит: «по-видимому, так»; а если кто-нибудь, не делая по существу ничего, умудряется изобразить кипучую деятельность, то о результатах его говорят: «одна видимость».

Что же такое зрение – поставщик истины («очевидно»), лжи («одна видимость») или чего-то не ложного, но и не достоверного?

На илл. 519 вы видите равносторонний шестиугольник, составленный из трех ромбов. Это плоская фигура, в которой нет ничего объемного. Однако некоторые увидят в этом изображении объемную фигуру куба, принимая центр рисунка за ближайшую трехгранную вершину. Здесь очевидность изображения куба обусловлена прошлым опытом встреч как с кубами, так и с их плоскими изображениями. Другие же могут увидеть на иллюстрации угол между потолком и двумя стенами. Как видим, жизненный опыт на плоском чертеже легко может ввести читателя в заблуждение.


Итак, хотя изображения на плоскости продолжают играть важную роль, плоские изображения не способны передавать полную и неискаженную информацию, касающуюся объема.

Вопросами изображения пространственных предметов в виде проекции на три плоскости – горизонтальную, фронтальную и профильную – занимается начертательная геометрия. Имея только одно изображение на чертеже, мы лишены возможности мысленно обойти показанный предмет, взглянуть на него с разных сторон. Комплексный чертеж, содержащий упомянутые проекции, дает такую возможность.

Однако не так просто воспользоваться теми данными, которые дает комплексный чертеж. Недостаток наглядности, присущий такому чертежу, требует определенного навыка, умения «читать» чертеж, т. е. по проекциям представлять себе форму детали, что дается тренировками и опытом. Иначе говоря, приходится привлекать на помощь свое воображение и умение пространственно мыслить.

Еще в начале XIX столетия задолго до появления фотографии начались попытки применять объемные изображения, имеющие преимущества перед обычными плоскостными, поскольку рассматривание их соответствует естественному видению окружающего нас мира. Объемное изображение снимает пространственную неопределенность, свойственную многим обычным плоским изображениям, и значительно повышает количество и качество поступающей через глаза информации. В наибольшей мере эти преимущества сказываются при обучении школьников и подготовке специалистов в вузах. Учить старому новыми методами можно, а вот новому старыми – бывает нельзя. К сожалению, приходится признать, что демонстрация объемных изображений до сих пор еще не получила должного развития в преподавании несмотря на большую работу, проделанную в этой области специалистами. Методов получения объемного изображения немало. Один из наиболее древних, известных еще с XIX столетия, – анаглифия. Что же собой представляют анаглифы?

Анаглифы это стереоскопические иллюстрации, карты с рельефом местности, рисунки и чертежи на бумаге, пленке, стекле и др., дающие возможность получить объемное изображение в книге, на экране и т. д. (цвет. илл. 520).


Стереоскопический эффект анаглифов вызывается окрашиванием двух изображений стерео-пары в различные дополнительные цвета, чаще всего красный (или оранжево-желтый) для левого глаза и бирюзовый (сине-зеленый) – для правого. Цвета должны быть подобраны так, чтобы они дополняли друг друга, т. е. при смешивании давали белый цвет. Сами изображения совмещаются и накладываются одно на другое. Сепарация, т. е. разделение изображений для восприятия их каждым глазом отдельно, производится при помощи простых бумажных очков. В очки вместо стекол вклеены желатиновые или ацетатцеллюлозные фильтры, цветность которых для каждого глаза сопряжена с цветностью окрашенных изображений.

Нетрудно понять, что если каждый глаз будет смотреть в тот фильтр, который для него предназначен, то результат будет такой же, если стерео-пару рассматривать в стереоскоп.

Существуют два метода анаглифического рассматривания стереоскопических изображений: аддитивный, характеризующийся суммированием цветов, и субтрактивный, в котором происходит как бы вычитание окрашенного в один цвет светового пучка другим.

Первоначально, в 1858 г., применили аддитивный метод: каждое изображение стереопары, изготовленное в виде обычного диапозитива, проектировалось на экран своим независимым проектором так, что на экране получалось совмещенное изображение. На объектив одного проектора надевался светофильтр красного цвета, на объектив другого – бирюзового. При рассматривании изображения через красно-бирюзовые очки зритель видел на экране объемное изображение.

По разработанному позже субтрактивному методу фотохимическим путем окрашивались диапозитивы: один – в красный цвет, другой – в бирюзовый. Оба диапозитива подавались на экран одним проектором. Впоследствии (1915 г.) этот метод был усовершенствован: для окраски двух позитивных изображений стереопары использовали два слоя одной и той же пленки, чувствительных к тому или другому цвету.

Во всех случаях наблюдатель получает зрительное восприятие черно-белого изображения. Отсюда следует, что с помощью анаглифов нельзя получить цветное изображение, поскольку цвет использован для воспроизведения объема. В этом состоит недостаток метода.

Для примера я позволил себе воспроизвести две фотографии, сделанные по анаглифическому методу. Первая из них (цвет. илл. 521) показывает Большую Московскую улицу города Владимира. Пусть не смущает читателя смещение двух изображений, окрашенных в синий и красный цвета, а также нечеткое изображение. При рассматривании открытки через очки (синий светофильтр в обязательном порядке должен быть перед правым глазом!) четкость восстановится, исчезнут цвета, изображение станет черно-белым. Эффект объемности будет настолько велик, что разделительная полоса улицы выйдет навстречу наблюдателю и возвысится над плоскостью фотографии сантиметров на 10. То же случится и с проводами троллейбусного пути.


На другом рисунке (цвет. илл. 522) показано хаотичное скопление точек, окрашенных в красный и синий цвета. Если посмотреть на снимок через цветные очки, то над поверхностью рисунка поднимется двухзначное число. Какое? Секрет. Разгадайте его сами. Как видим, стереоизображение можно использовать и для таких целей, как зашифровка записей и текстов.


Метод анаглифов можно с успехом применять в цветном телевидении. В Тюменском индустриальном институте еще в 1970 году проводились удачные опыты получения объемного изображения на цветном телевизионном приемнике.

Как известно, существующее оборудование не позволяет получить изображение на экранах телевизоров в объеме. Между тем опыт работы стереоскопической лаборатории института показывал, насколько эффективны и полезны при обучении и научно-исследовательской работе объемные изображения чертежей, моделей, сложных сочетаний линий и плоскостей в курсе начертательной геометрии, при изучении минералогии, иностранных языков и т. д.

На основе этих исследований сотрудники телевизионной лаборатории В. Лебедев, Н. Берлизов, Ю. Огороднов, В. Карнаухов, В. Кисарин (руководитель О. Форштадт) сделали попытку получить объемные изображения на экране цветного телевизора, соединив передающую камеру и телевизор кабельной линией связи. Из многочисленных способов получения стереоскопического изображения был выбран метод, основанный на применении анаглифии. Он заключается в сопряжении на экране двух изображений, окрашенных в один из спектральных цветов: красный или синий. При рассматривании их зрителю приходится пользоваться двумя светофильтрами.

Требовалось получить на экране два окрашенных изображения, различие между которыми такое же, какое наблюдается при рассматривании одного и того же объекта левым и правым глазом.

Для этого применили две электронно-лучевые пушки цветных телевизоров. Как известно, изображение в такой электронно-лучевой трубке формируется комбинацией трех электронных лучей, которые окрашивают точечный люминофор экрана в необходимые цвета: красный, синий и зеленый. Используя первые два луча и отключив зеленый, можно получить два изображения, окрашенные в красный и синий цвета. За счет смешения цветов с помощью светофильтров рассматриваемое изображение становится черно-белым, как у обычных телевизоров. Электронно-лучевые пушки управлялись двумя передающими камерами, установленными так, чтобы центры их объективов находились на расстоянии, близком к расстоянию между глазами человека.

В институте впервые на Урале и в Сибири состоялись опытные передачи объемных изображений по описанному методу. Все присутствующие отчетливо различали объем, отдельные предметы на экране наблюдались, как в перспективе. Особенно эффективен показ предметов, находящихся вблизи передающей камеры; передние детали изображения как бы выступали перед плоскостью экрана на 5–10 см.

Эта система удобна тем, что помехи и некоторые искажения, свойственные телевизионным передачам, не лежат в плоскости изображения. Существенно повышается его четкость, качество приближается к естественному. Характерно, например, что полированные предметы приобретают особый блеск, которого полностью лишены плоские изображения.

Система позволяет передавать по телевидению анаглифические чертежи и любые стереопары, если перед передающими объективами будут установлены светофильтры.

К сожалению, метод анаглифов не лишен недостатков: необходимость пользования очками, невозможность получения цветного изображения, трудности передачи объемного изображения в эфир...

Однако, уже сейчас ясно, что выбранное направление весьма перспективно и позволит заметно оживить и повысить качество телевизионных передач по замкнутой системе.

Для тех, кто пожелает более подробно ознакомиться с анаглифией, ниже приводится исчерпывающая информация об имеющейся литературе. Из перечня, кроме всего прочего, следует, что для учебных целей пособия по анаглифии издавались у нас в стране еще в 1930-х годах. Представляет интерес книга с набором многочисленных фотографий, снятых по анаглифическому методу, изданная в Германии. В послевоенные годы большой популярностью пользовались видовые анаглифические открытки. Один из таких наборов указан в списке.

К сожалению, из-за технических трудностей не представляется возможным приложить здесь для каждого экземпляра книги анаглифические очки. Но при желании их нетрудно изготовить своими силами. Во всяком случае, потраченное время и труд полностью окупятся тем неизгладимым впечатлением, которое дает стереоскопическое восприятие плоского изображения.

Вычерчивание стереоскопических чертежей – занятие трудоемкое. В последние годы эту трудную работу поручили ЭВМ. Применение ЭВМ, цветных сканеров и принтеров автоматизирует и ускоряет построение стереоизображений. Их применение находится еще в стадии изысканий и усовершенствований, однако не приходится сомневаться, что этой технике в стереоскопии принадлежит большое будущее.

В Музее истории науки и техники работает персональный компьютер, в программе которого заложена возможность рассматривать на экране цветного монитора чертежи и фотографии, выполненные по способу анаглифов. Через очки с синим и красным светофильтром феномен объемности просматривается с очень высокой эффективностью.

ЛИТЕРАТУРА

1. Г.А. Владимирский. Альбом стереоскопических чертежей анаглифов (к задачнику Рыбкина). Гос. изд. учебно-педагогической литературы, стереофабрика, М., 1938.

2. Он же. Альбом стереоскопических чертежей анаглифов (к курсу стереометрии по учебнику Киселева), М., 1939.

3. Н.А. Валюс. Стереоскопия. Изд. АН СССР, М., 1962.

4. Г.А. Владимирский. Стереоскопические чертежи по геометрии (альбом). Гос. учебно-педагогическое издательство, М., 1962.

5. Волшебные очки (набор стереооткрыток с видами животных). Изд. «Малыш», М., 1966.

6. Стереооткрытки (набор) с видами города Владимира и Суздаля. «Советский художник», М.,1967.

7. В.Е. Копылов, А.Н. Косухин, О.Форштадт. Объемный телеэкран? (в лабораториях ученых: интересный эксперимент в Тюменском индустриальном институте) – «Тюменская правда», 1970, 22 февраля.

8. И.Г. Виницкий и др. Черчение: сборные и стереоскопические модели. «Высшая школа», М., 1972 .

9. Д.Д. Саратовкин, В.Е. Копылов, Е.В. Баклицкая. Стереоскопия в обучении. Тюмень, 1977, 85с.

10. R. Sachsenweder, Stereo – Sehubungen. Leipzig. 1982 (книга целиком посвящена анаглифии со множеством иллюстраций).

ПОЧТОВЫЕ ЗНАКИ О БУРЕНИИ СКВАЖИН ВНЕ ЗЕМЛИ

Космические достижения человечества, связанные с отбором проб горных пород на планетах Солнечной системы с помощью бурения скважин, в первую очередь – на Луне, многократно отражались в печати, кино, на телевидении и радио. Автор, в частности, посвятил этой теме отдельную монографию, о которой в книге уже упоминалось («Бурение скважин вне Земли», М., «Недра», 1977). Каждая страна стремится довести до сведения всего мира свои научно-технические достижения доступными для нее способами. Одним из них служат почтовые знаки, для которых не существует межгосударственных границ. Вот почему космическая буровая летопись не забыта филателией – этой теме посвящены марки, конверты и специальные гашения (СГ) многих стран, в том числе и тех, которые не имеют какого-либо отношения к космическим исследованиям. Но непреодолимая тяга к прославлению своего государства за счет достижений человечества, пусть и не собственных, столь велика, что в ход пускаются любые доступные методы, не исключая и филателию. В итоге некосмические страны сумели издать филателистического материала много больше, чем США и СССР вместе взятые. Посмотрим на некоторые из этих филматериалов (цвет. илл. 523).


Одной из первых марок с сюжетом о бурении в космосе следует считать миниатюру, выпущенную в Йемене в 1969 году. Эта марка, показанная на иллюстрации вверху слева, на которой космонавт одет в экзотические доспехи, предвосхищала космическое бурение. В действительности же подобную операцию выполнили несколько позже американские космонавты в лунных экспедициях «Аполлон-11» – «Аполлон-17» в начале 1970-х годов. Сначала с помощью ручных пенетрометров и молотка (это нашло отражение на марках Парагвая, Аджмана и других стран), а затем – ручным электробуром (США, Оман, Аджман, Фуджейра и др.). По некоторым маркам можно судить об отдельных подробностях бурения электробуром. На марке, выпущенной Аджманом, демонстрируются детали бурильных труб и подставок для них, конструкция устья скважины (Рас-эль-Хайма), извлечение колонны труб двумя космонавтами в экспедиции «Аполлон-17».

Работа буровых установок и возвращаемых на Землю устройств советских автоматических межпланетных станций «Луна-16, 20 и 24» (1970–1976) отражена на отечественных марках, а также на марках Чада, Кубы, Венгрии, Польши, Болгарии, Верхней Вольты и других стран. Для нашего читателя наибольший интерес представляет завершение работы станции «Луна-24», поскольку она приземлилась на территории Тюменской области южнее Нижневартовска в августе 1976 года. Любители филателии любят отмечать филателистические курьезы. Так, на марке Кубы (1976), отметившей запуск станции «Луна-24», показано буровое устройство, которое использовалось на «Луне-16 и 20» и существенно отличалось в худшую сторону по своим возможностям и конструкции от более поздней модификации. А на марке Болгарии художник, фантазируя, изобразил буровое устройство «Луны-16», сильно отличающееся от реальности...

На марке Республики Того с изображением американского флага (центр верхнего ряда) продемонстрированы образцы горных пород в виде собранных с поверхности нашего космического спутника валунов, привезенных космонавтами с Луны в экспедиции «Аполлон-13». Мне довелось воочию любоваться этими образцами в Центре космических исследований в Хьюстоне осенью 1994 года. Расположенные под стеклом на вращающейся тумбе в музее Центра, они произвели на меня впечатление не столько экзотическим видом, в этом не было чего-либо необычного, сколько своей фантастической стоимостью. Несомненно, эти образцы горных пород Луны – самые дорогие на Земле геологические экспонаты, если не сказать точнее – селенологические.

Не остались в стороне от космической тематики и почтовые конверты. Так, годовщину удачного завершения полета автоматической станции «Луна-16» конвертом и серией марок отметило почтовое ведомство Венгрии, а десятилетие бурения на Луне с помощью той же станции – Германская Демократическая Республика ( илл. 524). В нашей стране специальные конверты были выпущены к полету «Луны -16 и 20» (1970 и 1972). В США достижения своих космонавтов на поверхности Луны в экспедициях «Аполлон» показано на многих конвертах. Два из них здесь присутствуют (илл. 525). Интересно, что на нижнем конверте помещены фотографии космонавтов космического корабля «Аполлон-11». Один из них, Е. Aldrin, стал первым из людей, пробурившим скважину вне Земли на другой планете, он – первый космический буровик.



Интересны его впечатления от процесса бурения в условиях вакуума и низких температур. «Технически самой трудной для меня задачей был забор проб лунного грунта, для чего было необходимо заглубить в грунт трубки пробоотборников. Мягкий порошкообразный грунт Луны обладает удивительной сопротивляемостью уже на глубине нескольких дюймов. Это ни в коем случае не означает, что он приобретает твердость каменной породы. Однако на глубине 5 – 6 дюймов начинаешь ощущать его постепенное противодействие. Еще одна удивительная вещь заключается в том, что при всей своей сопротивляемости этот грунт настолько рыхлый, что не удерживал трубку в вертикальном положении. Я с трудом погружал трубку в грунт, и все же она продолжала качаться из стороны в сторону».

Пусть не удивляют читателя материалы о бурении Кольской сверхглубокой скважины в Мурманской области – самой глубокой в мире. Эти материалы также нашли отражение в филателии. Дело в том, что образцы горных пород, поднятых из этой скважины с глубины 12 с лишним километров, мало отличаются от космического вещества. А по стоимости, невероятным трудностям бурения на такой глубине и по важности полученных научных результатов сверхглубокое бурение считается не менее важным, чем отборы проб горных пород на других планетах. С 1980 года существуют несколько конвертов, выпущенных в городе Заполярном – месте расположения Кольской сверхглубокой, в связи с тем, что скважина достигла рекордной 10-километровой глубины (илл. 526). Когда же глубина скважины превысила 12 километров, Министерство связи выпустило серию из трех марок «Наука в СССР» (1987). Одна из них с номиналом 10 копеек целиком посвящена Кольской сверхглубокой скважине. На марке изображены буровая вышка на фоне северного сияния и полярной тундры, разрез скважины и буровой инструмент с долотом на забое. Художник указал даже направление потока промывочной жидкости в бурильных трубах и в затрубном пространстве, турбобур и центрирующие устройства для сохранения вертикального положения ствола. Мы показываем эту марку на специальном конверте первого дня. Конверт был выпущен в мае 1987 года, на нем в стилизованном виде изображена скважина, пересекающая толщу горных пород.


Бурение сверхглубоких скважин доступно немногим странам. Наибольшее их количество по специальной программе пробурено в СССР. Упомянутая Кольская скважина известна среди специалистов под шифром СГ-3 («сверхглубокая третья»). Она достигла рекордной глубины–12261 метра. Кроме того, скважины, предназначенные для изучения глубин Земли, пробурены на Урале (СГ-4, 5355 м), в Криворожье, в Азербайджане и у нас в Тюменской области в районе Уренгоя в поселке Коротчаево. Буровые установки для сверхглубокого бурения существенно отличаются от серийных конструкций. По сути дела, это крупные сооружения заводского или городского типа, рассчитанные на многолетнюю работу вдали от цивилизации. О внешнем виде такого городка геологов можно судить по чертежу из проекта Тюменской сверхглубокой скважины СГ-6 (илл. 527). Ее глубина за время работы буровой установки с 1987 по 1994 годы достигла 7502 метра. В Музее истории науки и техники при нефтегазовом университете хранятся уникальные образцы горных пород с некоторых отечественных сверхглубоких скважин. Так, с Кольской сверхглубокой имеется керн, поднятый с максимально достигнутой глубины. Располагает музей и образцом породы из Тюменской скважины СГ-6 (7502 ). Он представляет собой миндалекаменный базальт.


В начале 1980-х годов мне довелось посетить типовую сверхглубокую скважину и буровую установку в Саатлах в Азербайджане в долине Куры. Внешне она ничем не отличалась от Тюменской.

Буровые работы специальным буровым станком велись и на Венере на космических станциях «Венера-13 и 14» (1982). Этому событию также посвящены филвыпуски разных стран.

При составлении настоящего раздела я использовал часть материалов, опубликованных мною в журнале «Земля и вселенная» (1989, №5 – 6).

СТЕНД ИСТОРИИ ПЕРСОНАЛЬНОГО КОМПЬЮТЕРА

Как вы думаете, какую самую простейшую конструкцию счетного устройства можно сравнить с современным персональным компьютером (РС)? Не буду испытывать терпение читателя и назову ее сразу: самые обыкновенные счеты, известные человечеству еще до нашей эры. Посудите сами. Счеты располагают всеми внешними атрибутами РС: монитором (плоскость счет с костяшками), процессором (пальцы оператора, например, бухгалтера), заданной программой (навыки и умение владеть приемами счета) и памятью (голова счетовода). Так что в принципе персональный компьютер не представляет собой новинку счетной техники. Другое дело, что техническое выполнение современного персонального компьютера и его оснащение электроникой, скорость быстродействия и объем памяти не идет в какое-либо сравнение со всем тем, чем располагали люди во все предшествующие времена.

Современные компьютеры постоянно и стремительно совершенствуются, но столь же быстро отживают свой век. То, что появилось на компьютерном рынке два – три года назад, считается уже устаревшим. Помню свой первый РС, появившийся на моем рабочем столе в 1995 году. Сразу оценил его возможности, с запозданием понял, сколько я терял впустую времени и сил, когда обходился без этого инструмента. Словом, восторгам не было конца. Но прошло три года, и мне пришлось столкнуться с малоприятным явлением, когда на многие мои команды монитор панически откликался строкой «не хватает памяти!». Обратился к знающим людям за помощью по части ее расширения. И тут-то услышал вопль умудренных компьютерной жизнью людей: «Виктор Ефимович! Где вы раздобыли такую дремучесть?!». Вот так и довелось мне воочию убедиться, насколько быстро стареют компьютеры. Возможно, читатель знает, что подвалы или чердаки разного рода учреждений забиты списанными РС. Все, что отработало свой срок, мы выбрасываем как ненужный хлам. Но спустя какое-то время, вспоминая наших былых помощников и желая оставить их в качестве сувениров или музейных экспонатов, запоздало спохватываемся: ничего не сохранилось. Во избежание подобной малоприятной ситуации в Музее истории техники с самого начала его деятельности стали комплектовать экспонаты для коллекции персональных компьютеров. В итоге сформировалась неплохая экспозиция (цвет. илл. 528).


В ее составе находятся почти все отечественные РС за время их выпуска со второй половины 1970-х годов. Имеются самые первые и простейшие из них, память которых построена на использовании магнитной ленты с кассетой, предназначенной для обыкновенных переносных магнитофонов. Уникальный экспонат пришел к нам из Японии. Это один из первых в мире переносных РС – «ноутбук», выпущенный в 1986 году (цвет. илл. 529). Плоский экран монитора построен на применении жидких кристаллов. Правда, в отличие от современных переносных РС экран дает только черно-белое изображение (вот «дремучесть» так «дремучесть!»).


Большой настенный стенд демонстрирует конструкции внутренних устройств отживших свой «век» процессоров, как говорят – «железа». Показаны винчестеры, напоминающие своим внешним видом микропатефоны, электронные платы, разного рода чипы – концентраты полупроводниковых элементов или, как их еще называют, интегральные схемы и микропроцессоры, разнообразные «мыши» и клавиатуры, и мн. др. Стенд привлекает внимание в первую очередь тех, кто, кроме внешних оболочек-коробок РС, их внутренности не видел ни разу. А здесь есть чему восхититься. Достаточно приглядеться к особенностям монтажа электронных схем. Исполненная инженерного изящества и дизайнерного остроумия, картина-плата с многочисленными микроскопическими соединениями не уступает по эстетическому воздействию на зрителя лучшим художественным произведениям. Тягаться ли с ней пресловутому «квадрату» Малевича?

Стенд открывает и другую сторону истории РС. Оказывается, научные работники и умельцы нашего края имели прямое отношение к созданию первых персональных компьютеров, пусть и несовершенных. Как известно, РС в первую очередь отличаются малыми габаритами. Во всем остальном они по своим возможностям копируют более ранние конструкции громоздких, похожих на шкафы, электронно-вычислительных машин. Так вот, миниатюрные вычислительные машины под названием «интеграторы», «программирующие приборы» и т.п. были созданы в Тюмени и Омске еще в 1960-х годах. Они появились задолго до американских разработок в 1975 году Стивена Джобсона и Стефена Возняка – основателей фирмы «Эппл компьютер», предназначенной для массового производства РС. Первый популярный персональный компьютер «ЭППЛ-П» фирма выпустила только в 1977 году.

На цветной иллюстрации 530 показана электронно-вычислительная машина, не отличающаяся по габаритам от современных РС. Название ее – цифровой интегратор. Как видно, интегратор содержит все основные элементы «персоналки»: процессор с элементами управления, память на магнитофоне и электронно-лучевую трубку монитора. Построен интегратор в Тюмени в 1966 году и до сих пор хранится в Музее истории техники при нефтегазовом университете. Тогда еще не существовало термина «персональный компьютер». Может быть, поэтому в истории вычислительной техники машина не оставила памятного следа? Ее авторами стали сотрудники кафедры бурения и эксплуатации нефтяных и газовых скважин Тюменского индустриального института профессор Б.А. Богачев, преподаватель Э.К. Скворцов и студенты А.А. Жданов, А.А. Стельмах и Л.И. Замотаева (Макарова). В 1966 году кафедра, которую тогда пришлось возглавлять мне, была объединенной. Только некоторое время спустя она разделилась на две самостоятельные: бурения скважин и эксплуатации месторождений.


Цифровой интегратор предназначался для решения частных задач и анализа опытного промышленного материала, получаемого в процессе исследования скважин нефтяных месторождений. В частности, с помощью операционного метода на основе интегралов по Лапласу и методов подземной гидравлики можно было вычислить функции депрессий и притоков нефтеносного пласта, его физические параметры, включающие объемы порового пространства, нефтенасыщенность песчаного коллектора и т.д.

Компактный компьютер не был запатентован (истинно российская беспечность!), но в 1968 году в трудах Тюменского индустриального института «Бурение скважин, добыча и транспорт нефти и газа» (Тюмень, выпуск 2, 1968, с. 91–101) была опубликована пространная статья с подробным описанием интегратора, его принципиальных схем и результатов работы с ним. О конструкции интегратора сообщалось на одной из научных конференций института в 1966 году. Так что приоритет изобретения, принадлежащего Тюменскому индустриальному институту, как говорится, удалось застолбить.

Более предприимчиво поступил изобретатель из Омска А. А. Горохов. В 1968 году, позже тюменцев, он создал персональный компьютер под названием «программирующий прибор» и запатентовал его (авторское свидетельство №383005). К сожалению, реализация изобретения не последовала из-за отсутствия средств на промышленные образцы – перманентная беда большинства русских технических новинок. А. А. Горохов – автор более 20 изобретений, в том числе графопостроителя-плоттера, прибора для построения объемных рельефов и др. На два года раньше венгра Рубика он создал «змейку», известную на весь мир головоломку.

В экспозиции музея хранятся самые первые в СССР карманные калькуляторы (1975), элементы памяти первых вычислительных машин на миниатюрнейших магнитных кольцах, наборы механических арифмометров разных лет изготовления, логарифмических линеек самого различного назначения, конфигурации и возраста. Не оставлены без внимания и обычные счеты, с которых мы начали наш рассказ. Некоторые их образцы датируются XIX веком.

КРАЕВЕД ЗАСЕКИН

В начале 1980-х годов мне довелось познакомиться со старейшим тюменским краеведом Прокопием Захаровичем Засекиным (1906–1990). До нашей с ним встречи на его квартире по улице Мельникайте, к сожалению, встречи единственной, мне приходилось много слышать о его многочисленных краеведческих публикациях в местных газетах. Жители Тюмени, проживавшие в городе в 1940–1970 годах, постоянно встречали его статьи на страницах «Тюменской правды». В общей сложности им опубликовано более 70 работ, в том числе в журналах «Урал», «Уральский следопыт» и «Сибирские огни». Он автор самого первого путеводителя по городу Тюмени, изданного в 1957 году (илл. 531). На фотографии показана обложка путеводителя и, что самое интересное, пухлые папки газетных и журнальных вырезок с его статьями. При знакомстве с публикациями П.З. Засекина поражает необыкновенный диапазон поисковых интересов их автора. В моем архиве хранятся почти все фото- и ксерокопии его статей. Могу лишь сожалеть, что до сих пор не удосужился составить список статей плодовитого краеведа. Возможно, когда-нибудь все же удастся это сделать.


В предлагаемом читателю параграфе невозможно перечислить все названия статей Засекина. Они заняли бы слишком много места, но некоторые из них, наиболее характерные, привести стоит. О драматических событиях пребывания А. Гумбольдта в Ишиме Засекин пишет в статьях «Мятеж в Ишиме», «Донесение осла» и «Рапорт самодура». Запоминается образный язык автора и его доскональнейшее знание военной лексики начала XIX столетия. Так, рассказывая о параде немногочисленной воинской команды ишимского городничего-самодура Сточена, Засекин следующими словами описывает его команды.

– Открой пальцем корытце! Ударь по лопатице! Залупи покрывальцо! Вынимай бередейку с мякотицей! Торни к ноге дюжо! Вынь кривильцо с вострильцом! Брось по руке! Боком повернись! Ко мне передом! Численько вывернись! Шастай вдруг в толпу! Тулься вперед!

И, наконец, звучал любимый солдатами окрик: «Ступайте, ребята, врозь!». Засекина интересовала история Сибири. Статьи соответствующего содержания выходили под названиями «Откуда взялась Сибирь?», «Почему так названы?», «Страна тайн», «Памятники архитектуры (375 лет Тюмени)», «Начиналось так (к 390-летию Тюмени)», «Златокипящая Мангазея», «Иртыш – река былинная»,

«Любите, знайте край сибирский», «Тайна Усть-Полуйской культуры», «18-й век: Пугачев – в 96 верстах» и мн. др. – с трудом заканчиваю этот занимательный перечень.

Многие статьи посвящены революционному подполью в Тюмени, антирелигиозной пропаганде и туризму. Засекин как знаток местной истории рецензирует, порой жестоко, вышедшие из печати краеведческие книги, находит в них ошибки и неточности, кое-кого уличает в плагиате либо критикует за отсутствие ссылок на использование материалов других авторов («Повесть о сибирском летописце», «Город на Полярном круге» и др.).

О самом П.З. Засекине написано до обидного мало. Мне известна только одна очень краткая публикация с портретом в тюменской районной газете «Красное знамя» под названием «Летописец нашего края» (1981, 5 ноября). Появилась она по моей рекомендации после посещения краеведа на его квартире. Вот почему я решил довести до сведения читателей небольшую сводку сведений из его биографии. Прокопий Захарович родился в селе Прошкинском бывшего Песчанского района Шадринского округа (сейчас Шумихинский район Курганской области). Окончил в селе начальную школу, рано лишился отца, батрачил до 1922 года. В середине 1920-х годов работал пионервожатым в школе и в районном бюро юных пионеров. В 1929 году учился на подготовительных курсах в Шадринске, поступил в педагогический институт в Перми. После его окончания директорствовал в одной из школ Сургута, был заведующим Тазовского РайОНО и инспектором школ в Салехарде. Здесь его застала война, все ее годы провел на фронте. Демобилизация после победы над Германией привела его в Тюмень. Одиннадцать лет, до 1956 года, исполнял обязанности заведующего отделом областного краеведческого музея. Затем – десятилетняя работа методистом экскурсионно-туристической станции. С 1966 года – на пенсии и работа в летние месяцы в пионерском лагере «Спутник».

Первые публикации на комсомольскую тему появились в газетах в 1926 году. Краеведческой тематикой по истории Западной Сибири увлекся в 1947 году, тогда же стали выходить из печати его статьи. Был хорошо знаком и тесно сотрудничал с бывшим директором краеведческого музея П.А. Россомахиным. Впервые составил наиболее полный перечень старых и новых улиц города Тюмени до 1952 года. Кроме того, в машинописном варианте составил перечень важнейших исторических событий в нашем крае за период времени с 1586 по 1976 год. Рукопись объемом в 127 страниц, к сожалению, не опубликована. Во время нашей с ним встречи Засекин разрешил мне снять с нее копию. Она до сих пор хранится в моем архиве и я частенько нахожу в ней ответы на многие мои вопросы. П.З. Засекин отличался глубокими знаниями истории Зауралья, ле стеснялся отстаивать свои взгляды и суждения перед людьми с высокими научными званиями. Он рассказывал мне, как, работая по совместительству в Тюменском пединституте, поссорился с заведующим кафедрой профессором П.И. Рощевским. И не только потому, что не сошлись характерами, но и вследствие разногласий по ряду интерпретаций исторических фактов.

На родине Засекина в селе Прошкинском чтут память своего замечательного земляка. В музее школы собраны многие публикации Прокопия Захаровича, в том числе самые первые из местной районной газеты «Ударник полей». Тюменские публикации Засекин сам регулярно высылал на свою родину. Материалы музея используются в школе на уроках при изучении истории села.

Краеведческая деятельность историка П.З. Засекина заслуживает благодарной памяти не только в узком кругу специалистов музеев и архивов, но и среди широких слоев тюменской публики.

ХУДОЖНИК СТАРИКОВ

Кто-то из читателей, возможно, бывал в соседнем с Тюменью районном центре Свердловской области селе Тугулыме, когда-то входившем в состав Тюменского округа. В поселке обращает на себя внимание памятник, посвященный землякам, не вернувшимся с войны (илл. 532). Таких памятников в зауральских селах много, они есть повсюду и в скульптурном отношении мало различимы. В Тугулыме все иначе. Исполнение памятного знака существенно отличается от подобных сооружений нестандартным решением. Когда я впервые его увидел, то первое, что мне пришло в голову, это вопрос о том, кто его автор? «Наверно, – подумалось, – кто-нибудь из приглашенных со стороны из Свердловска или Тюмени». Из разговора с директором картинной районной галереи Р.И. Мичуровым с удивлением узнаю, что скульптор вовсе не приглашенный откуда-то, а местный художник Юрий Михайлович Стариков (1937–1982, илл. 533). В те годы, а это было в конце 1970 – начале 1980 годов, я ежегодно выписывал газету «Омская правда». Во многих ее номерах, а потом и на страницах центральной газеты «Социалистическая индустрия», я встречая изумительные по тонкости исполнения гравюры Ю. Старикова. На имя автора, как часто случается при беглом просмотре газеты, внимания не обратил, и в памяти оно не задержалось. Так продолжалось до тех пор, пока не состоялся упомянутый разговор с Мичуровым. Позвольте, не тот ли это Стариков печатается в газетах, которого я считал жителем Тугулыма? Как оказалось, тот самый!



Но прежде, чем рассказать о судьбе художника и о том, как Стариков стал омичем, надо показать некоторые его работы, столь меня поразившие. Прежде всего, я обратил внимание на его рисунки по промышленным пейзажам, в том числе – нефтяной тематики (илл. 534). Таких графических работ у Старикова много. Рассматривая их, приходишь к выводу, что главное в творчестве художника не столько преклонение перед мощью индустрии, сколько доверительный и лирический рассказ о природе. Она, индустрия, где-то вдалеке, прорисованная штрихами на заднем плане. Стариков многие годы искал ту область приложения своих сил, в которой он смог бы сказать свое, отличное от других, слово. После долгих поисков он открылся для других и для себя как пейзажист-график (илл. 535, 536).




Известны около 500 графических работ художника, написанные за 20 лет его творческой деятельности. Незадолго до его кончины в Омске в начале 1982 года выпустили буклет «Мой край сибирский», в котором разместились только 18 работ, посвященных природе Прииртышья. Здесь и островерхие ели, столь любимые

Стариковым с детских лет, улетающие осенью журавли над опустевшими полями, много зимних пейзажей. Стариков считал, что зима – самый талантливый график, только она способна подсказать художнику все волшебство своих узоров (илл. 537). Особенно, если он использует в своей работе не более двух цветовых оттенков – черного и белого – ив руках у него не кисть и цветные краски, а чистый лист бумаги, тонкое перо и черная тушь.


Впрочем, очарование всех остальных времен года: и лета, и осени и весны, не было чуждо графику (илл. 538 – 540) Ю.М. Стариков бывал во многих местах Западной Сибири, его восхищала красота и величие могучего Иртыша (илл.541) неброская северная природа. В моем архиве хранятся более 50 графических работ художника, все – в ксерокопиях. До переезда из Тугулыма в Омск Стариков рисовал виды горного Урала, публиковал их в газетах «Уральский рабочий», «Комсомольская правда» и «Сельская жизнь». Самая первая работа была напечатана в тугулымской районной газете «Знамя труда» в 1967 году. Особой теплотой и любовью отличаются его работы, посвященные родному селу Корявке с речкой Тугулымкой (илл. 542).






Здесь, близ Тугулыма, он родился 17 марта 1937 года. Помнил проводы отца на фронт, с которого тот так и не вернулся, голодные военные годы. Мальчик окончил в селе начальную школу, с детских лет проявил склонности к музыке и рисованию, хорошо играл на вечеринках на гармошке. Дальнейшее образование продолжил на станции Бахметка, а затем в художественном училище в Свердловске. На одной из главных улиц Свердловска, идущей к вокзалу, в начале 1950-х годов появился кинотеатр «Урал». Лепка в вестибюле выполнена Ю. Стариковым. Она была зачтена ему как дипломная работа. Училище окончил с отличием и получил специальность скульптора-лепщика. В те годы эта специальность не могла быть востребована: на смену классической пришла архитектура хрущевских бетонных коробок, стекла и армированного металла. В Свердловске Стариков не задержался и вернулся в Тугулым. Здесь-то и пригодились ему навыки архитектора-лепщика при сооружении памятника не вернувшимся с войны.

С 1968 года он стал жителем Омска. Почти 12 лет возглавлял студию изобразительного искусства при Дворце пионеров (илл. 543). Студия в 1981 году выставляла свои работы на ВДНХ СССР. Много Стариков сделал по эстетическому воспитанию омских школьников, был методистом по изобразительно-прикладному творчеству в кружках омских школ. Так, в 1979 году группе его воспитанников была присуждена вторая премия Международного конкурса детского рисунка в Испании. Свои рисунки показывал на городских, областных, всероссийских и международных выставках.


Не все в Омске складывалось удачно. Получил отказ на прием в Союз художников («у нас своих художников пруд пруди»), трудно сходился с коллегами, не раз конфликтовал с чиновниками из гороно. Но к окружающим его людям был необычайно внимателен, отличался высокой эрудицией, редкой для художника педантичностью и аккуратностью в деле, пользовался уважением коллег, писал стихи. Вместе с тем внешне был замкнут, сух н строг. Близкие к художнику люди знали, насколько легко ранимым был этот человек, мягкость характера которого угадывалась только в его картинах природы. В последние годы вынашивал намерение обмена квартиры на Тюмень, а в родном Тугулыме собирался построить дачу. Не пришлось ... В феврале 1982 года в «Омской правде», накануне 45-летия художника, журналистка В. Луговская поместила талантливо написанную статью о Ю.М. Старикове под названием «Приходит в сны речушка Тугулымка». Как можно догадываться, в беседе с корреспонденткой Стариков, предчувствуя свой скорый уход из жизни, поднимал тему тоски по родине.

Луговская писала: «Когда рябиновые гроздья тоской кручинною горят, когда услышишь невзначай прощальный птичий разговор, в душе острей ощущаешь разлуку с тем, что уже не вернешь. Понимаешь: не листья – годы летят, и не то, чтобы хочется остановить их лет – нет! – вернуться хотя бы памятью к истокам судьбы своей. Чем дальше разматывается клубок жизни, тем ярче высвечивается деревня детства с трогательно-смешным именем Корявка, словно невзначай затерянная в тюменских лесах – буйных, нескончаемых, как на картинах Шишкина. ...Исток судьбы, исток творчества. Как нерасторжима эта связь. Как хорошо, что были тропки-кругосветки, черемуховые звоны, чистые ключи речки Тугулымки. Может быть, земная ось проходит через деревню детства, а родина учит всю жизнь, как если бы из лесу по солнцу выходить с годами к самому себе, к людям». Лучше не скажешь ...

В день кончины 16 сентября 1982 года Ю.М. Стариков получил помещение для своей студии во Дворце пионеров. Только что закончился ремонт здания. При переносе по мраморному полу тяжелого шкафа поскользнулся и ударился головой о каменный настил. Смерть наступила мгновенно. При вскрытии тела обнаружили обширный инфаркт.

В 1990 году в Тугулыме открылась картинная сельская галерея. Вдова Ю.М. Старикова Маргарита Абрамовна, оказавшая мне, кстати, помощь в подборке биографических материалов о своем муже, прислала в галерею многие его работы. Их и сейчас можно видеть в районном краеведческом музее.

ГОЛОСА МИНУВШЕГО

Работа над третьей книгой заняла у меня ровно год. При подготовке и написании текста поиски новых материалов по заявленной тематике не прекращались. Накопились отдельные факты, расширяющие содержание подготовленных к печати некоторых параграфов, разделов и глав. Появилась необходимость в уточнении найденных сведений. Считая, что они могут оказаться интересными для читателя, я решил ввести заключительный раздел, дополняющий основные главы. Порядок размещения материалов избран по хронологическому принципу.

Георг Стеллер: необычное к чему проявление памяти. В первой книге «Окрика...» были помещены материалы об исследователе Сибири, Камчатки и Аляски Г.В. Стеллере. Интересное проявление памяти и внимания к нему показала в январе 2001 года почта Финляндии (Аландские острова). Она выпустила в серии «Всемирный фонд дикой природы» марку с изображением уток, названных именем Стеллера.

Ивин Игнатов и Альфред Брем. В 1882 году в Москве в переводе на русский язык, и значительно раньше перевода знаменитого многотомника Альфреда Брема «Жизнь животных», вышла книга того же автора в содружестве с О. Финшем «Путешествие в Западную Сибирь». Книга давно стала библиографической редкостью. Может, поэтому для читателя станут интересны описанные в книге встречи немецких путешественников в Тюмени с сибиряками в апреле – октябре 1876 года. По прибытии в Тюмень путники остановились в доме тюменского судовладельца Ивана Ивановича Игнатова, о деятельности которого мне приходилось подробно писать в первой книге «Окрика ...». При содействии И.И. Игнатова А. Брем и О. Финш посетили тюрьму, наведались в сиропитательное заведение по улице Царской (неплохо бы установить здесь мемориальную доску!), осмотрели верфь Вардропперов и типографию Высоцкого. Затем Игнатов свел гостей с Ф.С. Колмогоровым. Тот показал им свою кожевенную фабрику. Для меня совершенно новым фактом стал рассказ О. Финша о встрече с тюменским коллекционером Канонниковым. Его этнографическая и естественно-историческая коллекция с экспонатами, собранными по всей Сибири и включающими талантливые работы аборигенов из мамонтовой кости, произвела на путников яркое впечатление.

В книге описаны посещения германскими путешественниками Ялуторовска, Ишима, Абата, Тюкалинска и Омска. В Томске путники с рекомендательным письмом И.И. Игнатова сели на пристани Игнатова на пароход «Бельченко» и бесплатно, за счет средств Игнатова, отправились по Оби к Самарову и Обской губе. Только в октябре они вернулись в Тюмень. Поселились в гостинице Соловьева. Снова встретились с Игнатовым в его гостеприимном доме. Пытались посетить могилу своего соотечественника Г. Стеллера, но не нашли ее. И.И. Игнатов оставил у гостей самое благоприятное впечатление не только как хлебосольный хозяин. Они нашли в нем чрезвычайно любознательного и сведущего человека, от которого получили много сведений о Сибири. Вот как отзывается О. Финш об Игнатове в упомянутой книге:

«Уважение к этому превосходному человеку возрастает, когда узнаешь его прошлое. Двенадцатилетним мальчиком начал он с того, что продавал масло на базаре (в городе Белеве – мое примечание). И лишь неутомимому старанию и непреклонной воле обязан он тем, что сделался крупным негоциантом. Силою же непреклонной воли и терпения он сумел настолько пополнить пробелы своего образования, что его разнородные и обширные сведения, более даже чем его богатство, доставили ему известность не только в Тюмени и в Западной Сибири, но и в Москве и в Петербурге. К таким самостоятельным личностям, как Игнатов, сохранившим при том теплое чувство участия к своим подчиненным и живую любовь к искусству и знанию, конечно, каждый отнесется с полным уважением».

Рояли Беккера. В 1878 году в Русском отделе на Всемирной выставки в Париже всеобщее внимание привлекла выставка роялей фабрики «Беккер и К°» из Петербурга (илл. 544). Фабрику основал в 1841 году выходец из Франции Я.Д. Беккер. Ежегодный выпуск пианино и роялей достигал 240 единиц. Общемировое качество изделий фабрики подтвердили награды выставки. В Музее истории техники хранится фрагмент чугунного основания для закрепления концов струн (илл. 545). Его в 1992 году привез из Петербурга мой сын Е.В. Копылов, положивший начало коллекции музыкальных инструментов. Кроме того, в коллекции старинных часов музея почетное место занимают часы династии Беккеров из Фрайбурга в Силезии (цвет. илл. 546). Следы французского производства прослеживаются и на другом часовом механизме (илл. 547). По словам С.М. Палкина, который подарил музею этот шедевр, сборка часов из зарубежных деталей проводилась в 1870-х годах на заводе в городе Невьянске на Среднем Урале. В верхней закругленной части циферблата помещен цветной рисунок вполне интеллектуального содержания: в библиотечном зале на фоне книжных полок парочка молодых людей с интересом рассматривает какую-то книгу.





А.С. Попов и Г. Маркони. О спорах, связанных с приоритетом этих двух ученых в изобретении первой радиоустановки для передачи сообщений на большие расстояния и без проводов («телеграфия без проводов»), мне приходилось писать во второй книге «Окрика ...». Для меня, кстати, совершенно очевидно, что первенствовал здесь наш земляк А.С. Попов, бывавший в Тюмени. Очевидно также, что Г. Маркони самостоятельно и без влияния идей А. Попова изобрел аналог устройства последнего, но на год позже. В истории радио оба эти имени навсегда останутся рядом. Мне удалось в последние месяцы работы над книгой найти редкую фотографию А.С. Попова, сделанную в Нижнем Новгороде знаменитым мастером фотодела М. Дмитриевым. Почти одновременно музей получил карточку коротковолновика из Германии, назначение которой состоит в подтверждении связи. На ней изображен Г. Маркони со своей первой радиоустановкой. Он демонстрирует ее главному инженеру службы английских правительственных телеграфов В.И. Прису (1834–1913). Пусть, как и в истории техники, оба портрета окажутся рядом (илл. 548, 549).






О последних годах пребывания И.Я. Словцова в Тюмени. Отъезд И.Я. Словцова из Тюмени в 1906 году в Санкт-Петербург к сыну, будущему профессору, напоминал мне больше бегство, чем заранее спланированное перемещение, связанное с надвигающимися тяготами пожилого возраста. Долгое время я не находил объяснения причины поспешного отъезда. Но вот недавно при просмотре «Сибирской торговой газеты», проведенном старшим научным сотрудником Музея истории науки и техники Е.Н. Коноваловой, нашлась статья Н.Л. Скалозубова под названием «В защиту И.Я. Словцова» (1905, 23 декабря). Н.Л. Скалозубов, давний друг Словцова, поклонник его научного таланта, коллега и соратник, обратился к читателям газеты со следующим посланием. Статья небольшая и я счел возможным поместить ее целиком, кроме небольших сокращений.

«Из «Сибирской торговой газеты» я узнал о ряде протестов против И.Я. Словцова – директора Тюменского реального училища, и, наконец, о постановлении городской Думы, требующей его ухода с занимаемого им поста. Относясь с полным уважением к общественному мнению, очевидно, имевшему достаточные основания для столь резко отрицательного отношения к господину Словцову, считаю, однако, полезным в видах установления исторической правды отметить существование и положительных сторон в многолетней деятельности Ивана Яковлевича если не как педагога, то как естествоиспытателя. Не знаю, каков он был как директор и педагог, но знаю, что благодаря его трудам и энергии Тюменское реальное училище имеет, кроме прекрасного и редкого для средних школ естественно-исторического музея, еще и богатые кабинеты по географии и физике. Но главная заслуга И.Я. Словцова заключается в его работах по изучению естествен-исторических особенностей Западной Сибири, и, в частности, Тюменского уезда. Его работы по изучению флоры, фауны до сих пор служат еще историческим источником, пособием для ознакомления с природой нашей губернии. Ссылки на Словцова мы находим во всех серьезных работах по русской флоре и фауне... .Относясь неодобрительно к его деятельности, общество, мне кажется, должно несколько разобраться и, отрицаясь от него как руководителя училища, отдать должное его научным работам, которые, несомненно, имеют громадное значение для тех преподавателей естествознания местных училищ, не только Тюмени, но и других городов Тобольской губернии, которые пожелают надлежаще относиться к своему делу. Пример научной деятельности И.Я. Словцова заставляет желать, чтобы и заместитель его сумел заинтересоваться местным краем и продолжил работы по его изучению в том или ином отношении. Или приложил усилия к подъему культуры в районе деятельности училища и к укреплению связей школы с местной историей. Н. Скалозубов, Тобольск, 20 декабря 1905 г.».

Как видим, инициатива к отстранению И.Я. Словцова исходила от властей. Причин было много, но главная из них – беспорядки учащихся в связи с событиями в стране 1905 года. Не вникая в суть этих событий и не справившись с их последствиями, городская Дума нашла стрелочника, отбросив в сторону все заслуги Словцова, благодаря которым Тюмень получила не только общероссийскую, но и мировую известность. В полной мере согласиться со Скалозубовым нельзя. Он явно лукавил, не желая, по-видимому, ссоры с властями, когда говорил, что «не знаю, каким он был как директор и педагог». Знал, прекрасно знал, да вот не хватило мужества прямо сказать об этом в письме в редакцию газеты. Любопытно: в царское время Словцова обвиняли в либерализме и недостаточной жесткости по отношению к учащимся. В советское, в начале 1920-х годов – в жандармских замашках. Нет пророка в родном Отечестве!

Об основателе сибирского маслоделия А.Ф. Памфилове и его семье. В фондах Тобольского филиала областного архива Г.И. Иванцовой обнаружены материалы первой в России всеобщей переписи населения, которая проводилась в 1895 году. Среди бумаг оказались сведения о жителях Черной Речки: семье Памфиловых, их родственниках Левитовых, крестьянах и обслуги, работавшей в имении (Ф. И-417. Оп.2. Д.2094. Л. 1-300). Самое интересное в переписных листах, заполненных переписчиком со слов людей, лучше других знающих свои анкетные данные, это точные цифры о возрасте, месте рождения, образовании, о семейном положении и составе семьи. Удалось окончательно установить следующее. Алексей Федорович Памфилов к моменту переписки имел возраст 41 года. Следовательно, год его рождения–1854. Анна Яковлевна Памфилова-Вардроппер родилась в 1861 году (возраст 34 года). У них в семье на 1895 год имелись пять дочерей, рожденных в Тюмени: Елизавета – 8 лет, Маргарита (6), Елена (4), Софья (2) и Агнеса (один месяц). В прислугах, служащих и работниках числились 20 человек.

В соответствии с переписным листом, А.Ф. Памфилов родился в Санкт-Петербурге, а не в Богородске, как я поначалу считал. Высшее образование получил в Лазаревском институте в Москве. В Тобольске удалось познакомиться с альбомом фотографий, подаренным курганским купцом Д.И. Смолиным Н.Л. Скалозубову по итогам сельскохозяйственной и кустарной выставки в Кургане в 1895 году. Один из снимков показывает достижения Чернореченской фермы Памфиловых (илл. 550). На стенде представлены образцы изделий из масла, семена и снопы пшеницы и ржи, фотографии имения в Черной Речке, сделанные самим А.Ф. Памфиловым, и племенного стада коров. Слева на приставном столике – большой круг сыра. Мастером по выделке сыров и масел работал А.И. Янушкин. Как указал сам Памфилов в своей статье в «Тобольских губернских ведомостях» (1901, №12, 10 сентября, отдел сельского хозяйства, текст см. ниже), производственные навыки Янушкин и некоторые другие его помощники получили в школе маслоделия Верещагина, брата известного художника, в европейской части России. В «Трудах курганского отдела ИМОСХ» (Курган, 1903, книга 5) был напечатан «Указатель заводов для выработки сливочного масла» Н. Скалозубова по состоянию на 1901 год в пределах Тобольской, Пермской губерний и Челябинского уезда Оренбургской губернии. В обширном списке присутствуют 229 заводов. Самый ранний из них – Памфиловский. По срокам своего создания он опережает все остальные на 8–12 лет.


Кроме того, найдены документы, проливающие свет на раннюю кончину А.Ф. Памфилова в 1909 году. Эти документы – залоговое свидетельство нотариуса Тобольского окружного суда от июня 1908 года свидетельствуют, что деловая деятельность имения Черная Речка в 1901–1908 годах обстояла не самым лучшим образом. Во избежание финансового краха, А.Ф. Памфилов был вынужден взять в долг под залог имения значительные суммы. У Н.И. Давыдовского он одолжил 43,5 тысячи рублей, а в Сибирском торговом банке–12 тысяч. Общая сумма долга с учетом неустойки оказалась еще больше. Стрессовое состояние хозяина имения, сопровождавшее его несколько лет, стало причиной инфаркта. С большим трудом семье удалось выплатить долг в ноябре 1909 года, но уже после кончины главы фамилии, последовавшей 19 марта 1909 года. Ниже следует с некоторыми сокращениями текст упомянутой статьи А.Ф. Памфилова, по-новому освещающий историю возникновения масло- и сыроварения на ферме Памфиловых в Черной Речке.

«История устройства сыроваренного и маслодельного завода в Черной Речке Тюменского уезда. Сыроварня Чернореченской сельскохозяйственной фермы А.Я. Памфиловой основана в марте 1886 года. На эту мысль навело нынешнюю владелицу большое количество луговых и боровых покосов, боровых пастбищ, неиспользованная отава луговых покосов и, конечно, коммерческая сторона дела. Об Н.В. Верещагине и его Едимоновской школе здесь еще ничего не знали, а потому оказалось затруднительным найти какого-либо мастера. Таковой нашелся в Екатеринбурге, некто Пестряков, только что покончивший с земской службой и искавший себе место. Этот господин окончил курс в Московской земледельческой школе и несколько месяцев практиковался в Едимоновской школе Верещагина, а потому считал себя сыроваром. Услуги Пестрякова были приняты, и по неопытности мы поверили ему в его умение варить всевозможные сорта сыров. Первое время все внимание было обращено на сыроварение. На сливочное масло спросу не было, так как каждый болтал его у себя в графине – ел да похваливал. К осени, ввиду того, что молока было не особенно много и варить сыр из этого количества не стоило, начали приготовлять для розничной продажи сливочное масло. В это время Пестрякова сменил один из екатеринбургских колбасников: Пестряков указал на болезнь своего отца и уехал строить швейцарскую сыроварню в Екатеринбурге.

Работа по сливочному маслу продолжалась под руководством владелицы. Сливки отстаивались по шварцевскому способу и сбивались самодельной вертикальной маслобойкой. Масло отжималось валками и скалкой, из него формировали бруски весом в полфунта. Всего за 1886 год было изготовлено и продано около 30 пудов масла. Затем в мае 1887 года Н.В. Верещагин послал из своей школы сыровара-маслодела Вылежинского. К осени для отделения сливок был выписан сепаратор Де-Лаваля. Этот сепаратор, вероятно, был первым в Тобольской губернии, если только не в Западной Сибири. Осенью 1887 года сыроварно-маслодельня за свои произведения получила на Уральской выставке в Екатеринбурге большую серебряную медаль Министерства государственных имуществ. Увеличение спроса на столовое сладко-сливочное масло заставило зимой 1888 года выписать из Москвы горизонтальную маслобойку Лефельда и простой маслообработник.

В 1890 году уехал по семейным делам сыровар Вылежинский. К этому времени выработка сыров достигла 500 пудов в год, а сливочного масла – 250 пудов. Едимоновская школа прислала сыровара латыша Г.П. Коцина, при котором качество как сыра, так и масла значительно улучшилось. В 1894 году Коцин уехал в Америку, сдав сыроварню вновь приехавшему Вылежинскому. Последний за свое отсутствие на ферме изучил швейцарское сыроварение и с 1895 года приступил к варке швейцарского сыра исключительно из молока коров фермы. Для бакштейнского сыра из Едимоновской был выписан некто Янушкин. В селе Мало-Балдинском была открыта сыроварня-маслодельня как отделение фермы. Сыр и масло приготовлялись из молока крестьянских коров. В 1896 году Вылежинский, намереваясь открыть свою сыроварню в Сибири, уехал в Бийский округ. На его месте остался Янушкин. В 1897 году было открыто отделение сыроварни в деревне Червишево Тюменского уезда, но опыт этот окончился неудачно. В настоящее время сыроварня в Черной Речке вырабатывает ежегодно сыра «бакштейн» 450 пудов, швейцарского сыра – 350, и столового сливочного масла – до 350 пудов. А.Ф. Памфилов».

Профессор Левков. В первой главе настоящей книги я поместил параграф о профессоре В.И. Левкове. Его пионерные конструкции кораблей на воздушной подушке в 1930-х годах стали настоящей научной сенсацией. В первые военные месяцы 1941 года профессор некоторое время руководил планерным заводом в Тюмени. Пока готовилась книга, удалось разыскать дополнительные сведения об этом замечательном инженере, ученом и конструкторе в журнальных статьях и в Морском музее в Санкт-Петербурге. По свидетельству сотрудников этого музея, гриф «Совершенно секретно» был снят с конструкторских работ Левкова совсем недавно, года четыре тому назад. Вслед за этим событием появились статьи о Левкове в журналах «Цитадель» (1998, №3, с. 28 – 47) и «Военный парад» (1999, №2, с.70 – 72). В публикациях помещены малоизвестные фотографии первого в мире судна на воздушной подушке (илл. 551) и самого В.И. Левкова (илл. 552). Большой подборкой фотографий располагают фонды Морского музея. Там же демонстрируется модель корабля Левкова на воздушной подушке. К сожалению, новых сведений с подробностями пребывания В.И. Левкова в Тюмени найти не удалось.





А.А. Солюс дальняя родственница А.Ф. Памфилова. Имя Агнесы Андреевны Солюс из Санкт-Петербурга неоднократно повторялось на страницах «Окрика...». Она оказала мне неоценимую помощь в поисках материалов о тюменских предпринимателях конца XIX и начала XX столетий Памфиловых, Вардропперах и Ятесах, о их семьях, а также о Черной Речке. Многие фотографии этих деятельных людей не могли бы войти в книгу, не будь бескорыстной помощи моего петербургского корреспондента. Естественно, меня заинтересовали сведения не только о сибирских предках, но и личность самой Агнесы Андреевны. На мою просьбу она откликнулась, пусть и не сразу из-за своей природной и чисто ленинградской скромности. Я получил ее фотографию (илл. 553), переводы стихов и акварельные работы, одну из которых здесь помещаю (цвет. илл. 554).



Прочтите, пожалуйста, ее перевод на русский язык, сделанный в далеком 1982 году. Это песня Бильбо из книги «Властелин колец» Дж. Р.Р. Толкиена.

Я вспоминаю у огня

Прогулок летних хмель,

Цветы полей в сияньи дня

И жаворонков трель.

Туман осеннею порой,

Стога на фоне туч,

И в паутинке кружевной

Сребристый солнца луч.

Я размышляю у огня,

Что будет мир иной,

Когда растают без меня

Снега зимы весной.

Таит невиданного мной

Так много белый свет –

У леса каждою весной

Другой зеленый цвет.

Я размышляю у огня

О прошлом и о том,

Как жили люди без меня

И будут жить потом.

Таку огня, во власти дум,

В теченье многих дней

Я возвращенья милых жду,

Их голос у дверей.

Талантливо, не правда ли? Как писала мне по электронной почте Агнеса Андреевна, стихи эти «очень соответствуют моему сегодняшнему настроению». Добавлю: и моему настроению тоже ... Акварель, которую я здесь показываю, написана А.А. Солюс в Крыму в Коктебеле в сентябре 1979 года. Вспоминая акварели А.Ф. Памфилова, помещенные в книге, и стихи его дочерей, также ранее упомянутые, приходишь к заключению, что гены родителей и деда исправно продолжают свое воздействие на художественные наклонности живущего поколения.

Профессор А.Я. Гордягин. В филиале Тюменского областного архива в г. Тобольске нашлась переписка А.Я. Гордягина к Н.Л. Скалозубову. Она представляет несомненный интерес, поскольку отражает научные устремления двух естествоиспытателей, их дружеское расположение друг к другу и уровень взаимоотношений. Материалы содержат 14 писем, написанных за пятилетний период с ноября 1898 по декабрь 1903 года. Это было время, отличное от нашего, когда эпистолярный жанр общения еще не вышел из моды, а научно-технический прогресс не побуждал, как сейчас, отсылать корреспонденцию размером не более одной тетрадной страницы. Может, поэтому некоторые послания А.Я. Гордягина насчитывают по объему более полутора десятка страниц. Тематика писем отражает научные интересы Гордягина, связанные с изучением состава и распространения почв на территории Тобольской губернии. Н.Л. Скалозубов был надежным помощником. По просьбам своего казанского корреспондента он отправлял образцы почв для их последующего анализа, в том числе образцы, отобранные с помощью ручного бура с глубины в несколько десятков сантиметров. «Имейте ввиду, что понадобится 4-5 штанг, буровая ложка и двойные тиски», – пишет Гордягин в одном из писем. Обработка опытных данных принадлежала самому Гордягину. Как во всякой дружественной переписке, корреспонденты обменивались семейными новостями, душевным и рабочим настроением, успехами и неудачами научной деятельности.

Интонация переписки свидетельствует, что, несмотря на общность научных интересов, главенствующая роль в обсуждении результатов исследований принадлежала Гордягину. Он подсказывает Скалозубову направление поисков, просит прислать образцы почв из различных районов юга губернии, делает выводы и тут же призывает своего корреспондента провести их проверку. Проверка сводится только к дополнительному сбору сведений, то есть фактического материала, без какой-либо его авторской интерпретации со стороны Скалозубова («интерпретации могут меняться со временем, а опытные данные – никогда»). Словом, отношения двух естествоиспытателей сводились к типичному положению учителя (Гордягин) и ученика.

«Тобольские наблюдения продолжают занимать меня, и не будь всяких семейных несчастий, работа очень продвинулась бы вперед», – пишет Гордягин в письме от 30 ноября 1898 года. И далее: «Благодарю и целую вас за то, что прислали мне образцы почв, в которых было зарегистрировано состояние культурных растений на солонцеватой почве. Жаль, что у меня таких образцов собрано очень мало, а то можно бы, пожалуй, вывести кое-какие любопытные заключения. Однако из того, что есть, видно, что культурные растения не любят почв, в которых содержание НС1 переходит за 0,05 %. Конечно, водоснабжение играет огромную роль. С другой стороны, почему, например, в Сладковской волости богатая солью почва не отражается так сильно ни на культурной, ни на дикой растительности?».

Семейные несчастья у Гордягина были связаны с тяжелой болезнью матери. Пока она была жива, Гордягин постоянно передавал от нее привет супруге Скалозубова, которую она очень любила. В январском письме 1899 года сообщается о кончине матери. «Она была, несомненно, главной нитью, привязывающей меня к жизни. Только благодаря ее постоянному надзору за моим душевным настроением не развилась во мне ипохондрия, к которой я всегда так склонен. Со смертью мамы нервы мои стали никуда не годные. Кроме того, и глаза сильно ухудшились. По некоторым объективным признакам мне надо опасаться развития глаукомы». Из письма следует интересный обмен мнениями об участии Скалозубова с его материалами на Всемирной выставке 1900 года в Париже. Гордягин пишет: «Ваша мысль насчет устройства образцов почв для Парижской выставки мне очень нравится. Необходимо устроить их в как можно более наглядном виде. Я уже думал об изображении результатов химических анализов в виде диаграмм».

В письмах А.Я. Гордягин неоднократно поднимает вопрос о причинах различия черноземов в лесных и степных районах, на реальные отношения между лесом и степью. «Лес не селится на почвах с высоким вскипанием. Почему это так – неизвестно, и ключа к разгадке этого явления химические анализы не дают. Но сам факт, как мне кажется, сомнению подлежать не должен. Главное отличие лесных и степных черноземов лежит, возможно, в содержании углекислой извести». Весьма интересовала ученого граница лесостепи: «Скажу вам, что вопрос о степи представляется мне самым трудным во всей работе. Трудность его для меня лично возрастает еще и потому, что на севере степной полосы в Тобольской губернии я не был».

Интересно отношение Гордягина к суете университетской жизни в Казани. Он с возмущением сетует своему сибирскому корреспонденту на то, что его, известного профессора, дирекция и заведующий кафедрой отрывают от научной деятельности поручениями типа покраски столов, кураторства над студентами, работой лаборантского уровня и т. п. «Эта должность куратора, придуманная, конечно, в Петербурге, представляет собой хороший образчик столичных изобретений, от которых никому не лучше, а может быть, вовсе хуже. И хотя результаты этого кураторства весьма незначительны, времени на него, а равно, и нервов, пришлось ухлопать очень много. Выть волком приходится! И ведь что только нынче делается. Представьте себе, в Киевском политехникуме, как говорят, студенты осудили двух профессоров, им не понравившихся, со ссылкой, что не они их избирали. Публика, знаете ли!». Много А.Я. Гордягин пишет о дрязгах в университете и на кафедре, которые мешают работе и уносят остатки душевного и телесного здоровья, о невероятно высокой учебной нагрузке. Как ни прискорбно, но подобного рода университетские проблемы за минувшее столетие мало в чем изменились и в наше время: возрождалось и не раз кураторство; деятельность профессоров оценивалась с точки зрения студенчества, ленивого в немалой своей части; сохранилась, несмотря на десятилетия словесных перепалок, перегрузка преподавателей, из-за чего на научную работу уходит время, отведенное отдыху, и т.п.

А.Я. Гордягин стал для Скалозубова первым консультантом по применению микрофотографии в научных исследованиях. Он послал в Тобольск набор специальных фото-принадлежностей. Узнать, что представлял собой этот набор невозможно, но стоимость его, по-видимому, была немалой. Ученый упрекает Скалозубова в том, что губернский музей не имеет полного набора образцов почв. Он не соглашается с доводами Скалозубова, суть которых сводится к тому, что такие экспонаты малоинтересны широкой публике. Гордягин возмущается: «Разве общеполезность работы зависит оттого, интересуются ли ею болваны из какого-либо муравейника? Продуктивность работы может страдать от отсутствия к ней широкого интереса, но квалификацию сделанного это обстоятельство изменить не может. Для всякой работы лучше, если человек смотрит на нее как на свое собственное личное дело».

Во всех письмах Гордягина сквозит тоска по совместным со Скалозубовым экспедиционным делам. «Ах, как бы хотелось мне теперь повидаться с вами, поговорить и по науке, и по всякой ерунде!». Мечтает побывать в районах Тобольска и Самарово, Тары и Кокчетава, чтобы проследить, как растет ель на южной ее границе, обследовать чередование черноземов. «Представьте себе, что мы работаем в порядочном, с точки зрения ботаники, месте и живем в полное свое удовольствие. Никакой обязательной работы, не нужно все время скакать сломя голову куда глаза глядят, и сокрушаться, что из этого скакания до сих пор ничего не вышло, да и впоследствии выйдет столько же. Итак, мы живем и, разумеется, предаемся лени. Лень есть прирожденное человеческое свойство, и лишь жестокие социальные условия мешают ему проявляться в полной мере. От этого-то и происходит недовольство. А так как нам ничто не помешает лениться, то мы счастливы, мы собираем растения, фотографируем их рост. Я нынче здорово выучился фотографии. Мои коллеги называют мои снимки превосходнейшими. Ну, это, конечно, чересчур, но фотографий, в общем, много. В промежутках между съемками мы беседуем о предметах трех миров: видимого простым глазом, видимого глазом вооруженным и, наконец, вообще никаким глазом невидимого. Я прочту вам почти полный университетский курс ботаники, а в области обмена веществ могу сообщить вам многое такое, от чего вы, пожалуй, заохаете. В вас я, без сомнения, найду слушателя более усердного и более интеллигентного, чем мои университетские студенты».

Читая подобного рода восхваления лени, а вслед за ним – перечень того, что необходимо сделать Гордягину и Скалозубову в процессе созерцания этого явления, хочется воскликнуть: «Ничего себе – лень!».

В письмах даются оценки научной деятельности многих современников Гордягина – специалистов по флоре и почвам. В частности, неодобрительные слова не однажды звучали в адрес петербургских групп Докучаева и Косовичева, не раз и без согласия А.Я. Гордягина использовавших его фактические материалы в своих публикациях. В одном из писем Скалозубову содержатся добрые слова об академике С.И. Коржинском (1861–1900) по случаю его ранней кончины. Гордягин писал: «Настроение весьма дурное, нездоровье и масса неприятностей в университете. Нервы расстроились чрезвычайно, а тут еще умер Сергей Иванович Коржинский, которому следовало бы жить да работать и на которого можно было рассчитывать на случай превратностей моей университетской судьбы. Смерть его настолько меня потрясла, что я отступил от своего правила – не говорить что-либо публично, и сказал в память его целую речь. В кратких словах я успел сказать о многом, что меня самого издавна волновало. Думаю, что мне удалось понять психологическую основу научного развития Коржинского». Можно добавить, что Гордягин, как и Коржинский, не следовал моде безусловного признания дарвинизма ...

Познавательное значение переписки А.Я. Гордягина с одним из знатоков тобольского сельского хозяйства Н.Л. Скалозубовым трудно переоценить.

Водонапорная башня в Тюмени. Одно из самых высоких сооружений в центре города – водонапорная башня, было построено в годы первой мировой войны. Мои достаточно интенсивные поиски художественных почтовых открыток дореволюционного периода с изображением башни до сих пор не принесли удачных результатов. Объяснение этому простое. Начиная с 1914 года производство таких открыток пошло на спад, а те из них, которые еще выпускались в очень плохом качестве, повторяли сюжеты довоенного времени. Вот почему всякая находка старых любительских фотографий с видом на башню представляет немалый интерес. Сравнительно недавно один из таких снимков мне подарил известный в Тюмени гитарист М.С. Яблоков (илл. 555). Фотография хранилась в семье старейших жителей Тюмени С.М. и Е.М. Ивановых. К сожалению, дата съемки неизвестна, но с достаточной точностью ее можно определить по некоторым косвенным признакам.


Точка на Базарной площади, с которой производилась съемка, соответствует месту расположения детской больницы по улице Ленина. В левой части фотографии виднеется купол церкви сиропитательного заведения. Сохранился шест для креста, но самого креста уже нет. Следовательно, снимок сделан в советские годы. Скорее всего, в предвоенные – тридцатые. В правом углу фотографии видны деревянные сараи.

Они замыкали с востока торговые ряды площади. На их месте в наше время располагается здание областной библиотеки.

Водонапорная башня давно не выполняет свою первоначальную роль, но как редкий памятник промышленной архитектуры прошлого, равно как и необычная история башни, заслуживает бережного отношения.

К истории логарифмической линейки. Молниеносное, в масштабе исторического времени, проникновение в нашу жизнь сначала карманных калькуляторов, а затем персональных компьютеров в течение нескольких лет привело к летальному исходу одного из самых замечательных изобретений человечества – логарифмической линейки. В этом счетном устройстве, миниатюрном и надежном, предшествующим поколениям математиков гениально удалось заменить операции с числами на их логарифмы. Как итог: процесс вычисления свелся к простейшему поступательно-линейному перемещению движка и бегунка относительно неподвижного корпуса. Еще каких-нибудь три – четыре десятка лет назад работающего инженера без традиционной счетной линейки в руках представить себе было невозможно, как, впрочем, и без чертежной доски. Хорошо помню конец 1940-х годов, когда я, тогда студент-первокурсник, приобрел на свою первую стипендию простейшую логарифмическую линейку в кожаном чехле, быстро и самостоятельно освоил все ее премудрости, и только вслед за покупкой, а не после вступительных экзаменов, осознал, наконец, что я учусь на инженера. Линейка стала зримым и ощутимым рубежом между средней школой, в которой, мягко говоря, ее использование не поощрялось, и высшим учебным заведением.

В Музее истории науки и техники при нефтегазовом университете экспонируется стенд истории логарифмической линейки. Корни этой истории уходят в глубь веков и обязаны изобретению логарифмического исчисления И. Бюрги и Д. Непером (1614–1620). Прообразом счетного прибора стала так называемая линейка Э. Гантера, английского математика (1623 г.). Таким образом, в 2003 году логарифмической линейке исполнится 380 лет. Гантер в своей линейке сложение отрезков шкалы проводил с помощью циркуля. В 1630 году У.Отред заменил циркуль линейкой-движком. В 1850 году к линейке добавили прозрачный бегунок с риской посередине. Он существенно упростил обращение с прибором. В том же 19-ом столетии разнообразные формы «линеек», теперь уже это слово следует писать в кавычках, дополнились вращающимся циферблатом в виде часов и подвижной стрелкой – прообразом современных круглых «линеек» (цвет. илл. 556). В зависимости от назначения расчетов в тех или иных отраслях промышленности инженеры придумали бесчисленные варианты конструкций линеек, в том числе невероятно сложные (цвет. илл.557). В начале 1950х годов во время военных лагерных сборов мне, тогда студенту, приходилось видеть логарифмические линейки для расчетов и корректировки артиллерийской стрельбы. Этот шедевр вычислительной техники середины минувшего столетия занимал вместе с подсобными приспособлениями внушительный по объему чемодан.



В коллекции нашего музея линеек самого различного назначения, в том числе – круглых в виде карманных часов, насчитывается не один десяток (цвет. илл. 558). Наиболее экзотические из них показаны на цветной иллюстрации 559. Здесь можно видеть навигационные раздвижные и круглые линейки для авиационных штурманских расчетов. Они предназначены для облегчения вычислений параметров полета на борту самолета. Такие линейки были популярны во времена, когда о бортовых компьютерах штурманы не могли и мечтать. На той же фотографии показана линейка для расчета параметров искусственного искривления скважины в нефтепромысловом деле.



Наконец, в музее экспонируется «могильщик» логарифмической линейки, крайне редкий экземпляр самого первого в России карманного калькулятора. В ограниченных количествах он был выпущен одной из экспериментальных лабораторий АН СССР в начале 1975 года. Мне в ноябре 1976 года довелось присутствовать на годичном собрании Сибирского отделения АН в Академгородке Новосибирска. Как председателя головного совета программы «Нефть и газ Западной Сибири» меня усадили в президиум собрания. В перерыве заседания я оказался за обеденным столом в одной из комнат Дворца науки. Узкий круг присутствующих включал академиков Г.И. Марчука, В.А. Коптюга и А.П. Окладникова, министра образования РСФСР И.Ф. Образцова и самого почетного гостя из Москвы академика А.П. Александрова, тогда – председателя Президиума АН СССР. В непринужденной беседе мне более всего запомнился рассказ Александрова о том, как был создан у нас в стране первый карманный калькулятор.

Надо сказать, что в начале семидесятых годов карманные калькуляторы за рубежом уже появились. Я сам весной 1975 года приобрел такой в одном из магазинов Токио. До сих пор им пользуюсь. Более всего меня поразило в магазине не столько разнообразие различных типов калькуляторов, о котором в России в 1975 году не приходилось и мечтать, сколько необычная сценка, свидетелем которой мне пришлось стать. К продавцу обратился респектабельный гражданин США и попросил отобрать для него по одному образцу калькуляторов всех имеющихся систем. Их набралось десятка три. Вручив доллары склоненному по пояс благодарному японцу, американец небрежным движением ладони сгреб приборчики в кожаный портфель и важно удалился. Мне тогда подумалось, что, возможно, и США в те годы не располагали столь распространенной индустрией калькуляторов, какую имела Япония.

Вернусь к воспоминаниям А.П. Александрова.

Как он рассказывал, после посещения США он привез на родину приобретенный там карманный калькулятор. Вызвал к себе в кабинет одного из электронщиков, показал ему калькулятор и упрекнул его за бессилие отечественной науки создать нечто подобное.

– К моему изумлению, мой помощник отнесся к упреку спокойно и совершенно неожиданным образом.

– Сколько времени вы, Александр Петрович, даете нам для производства опытной партии более совершенного, чем этот, и более миниатюрного калькулятора? В финансировании, разумеется, не должно быть ограничений ...

– А сколько времени вы бы потратили?

– Шесть месяцев!

– Действительно, – сказал Александров, – через полгода мы передали всем академическим институтам необходимое количество калькуляторов.

Предлагаю и вам, уважаемые собеседники, обратиться по моей рекомендации в институт. Мы выделим посильную для нас партию калькуляторов в вузы.

Надо ли говорить, что я при первом же посещении Москвы стал обладателем десятка первых отечественных карманных электронных калькуляторов. Они разошлись по кабинетам ректоров Тюмени и по кабинетам Минвуза РСФСР, а два из них стали экспонатами музея. Надо сказать, прибор в клеенчатом футляре был исполнен очень изящно, с закрывающейся крышкой дисплея, очень тонкий по отношению к таким же зарубежным собратьям (илл. 560). В инструкции к прибору его авторы писали: «Уважаемый коллега! Вы становитесь обладателем первого отечественного маломощного микрокалькулятора с индикатором на жидких кристаллах «Электроника БЗ-04». Не будучи в состоянии удержать восторг по поводу создания шедевра электронной техники, его авторы на корпусе калькулятора отразили цифру, надо полагать поразившую их самих, – «6000 транзисторов!» Единственным недостатком прибора стало бледно-серое свечение цифр на жидких кристаллах. При ярком дневном освещении шкала смотрелась плохо. С этих знаменитых калькуляторов начался закат эры логарифмических линеек.



Экспозиция «революционных» технологий. Такого рода экспозиция впервые создается в Музее истории науки и техники. Слово «революционные» взято в кавычки только потому, что, возможно, оно звучит здесь несколько высокопарно. Лучше было бы назвать эти технологии необычными или малоизвестными. Дело, однако, не в названии, а в том, чтобы показать посетителю музея, особенно школьного возраста, действительно необычные явления техники, способные поразить воображение молодого человека. Экспонатов подобного назначения в музее немало. Один из них показан на илл. 561. Он представляет собой небольшую подставку размером 8x12 сантиметров, в которой скрытно вмонтирован магнит определенной конфигурации. Поперек подставки установлена пластинка из обычного стекла. В нее упирается магнитная гантель. Благодаря взаимодействию двух магнитных полей, гантель выталкивается в сторону стекла, опирается о его поверхность и зависает в воздухе. Можно, подобно волчку, закрутить гантель и она будет долго вращаться, не имея, казалось бы, условий для устойчивого равновесия. Эффект поразительный! В какой-то мере он демонстрирует работу магнитной подушки, используемой для высокоскоростных железнодорожных магистралей. Экспонат поступил в музей из Дзиминьского университета, расположенного недалеко от Пекина (дар профессора Г. А. Панфилова, 2002 год). Китайцы в своем университете уже создали музей революционных технологий.


Загрузка...