Октоберленд

1 КРАСОТА БЕЗ ЖЕСТОКОСТИ

Маркграфиня стояла у оплетенных лианами перил обзорного яруса, глядя на крутые бульвары и соединяющие их проспекты почти вертикального города, Нового Арвара. Радость окончания огромной работы была отравлена горем. То, что пятьсот дней назад лежало в руинах, стало снова целым городом: пламенные деревья выстроились вдоль улиц, разноцветные птицы порхают среди украшенных цветами крыш, чармовый ветер несет запах цветения. И все же, хотя прекрасные и древние строения былых времен снова возведены волшебством, Джиоти знала, что эта столица никогда больше не будет летать. Цена чармовых двигателей, которые могли бы поднять город, превосходила ожидаемые доходы от экспорта всего Илвра на ближайшие пятьдесят тысяч дней.

И ей не хватало рядом Рииса, чтобы поделиться скорбью о потерянном и укрепить веру в то, что еще может быть сделано. Никакой талисман не мог его заменить. Даже лишенный волшебной силы, он был для нее залогом чуда, которое предвещало будущее. С ним рядом она чувствовала, что все возможно, а его отсутствие вселяло отчаяние перед грядущими мрачными временами. Ей хотелось верить, что он вернется, но не удавалось убедить себя, что тогда будет еще и она сама, и Новый Арвар.

Гнетущая атмосфера сгущалась над городом. Известия о нападениях троллей и огров по всем доминионам пугали население, и люди занимались повседневными делами с явной угрюмостью. Многие уже покинули Новый Арвар, объявив, что на нем тяготеет проклятие. Тех же, кто приезжал, заманивали заранее построенной свободной от налогов недвижимостью в самых престижных имениях Ирта. Это были люди, которым хватало авантюризма жить там, где совершенно недавно погибло столько людей. И даже они, бесстрашные и полные надежд, вряд ли верили, что это поселение, изолированное в джунглях, можно защитить от огров и троллей.

Маркграфиня повернулась на осторожный стук и увидела упитанную женщину в униформе обслуги, с капюшоном, откинутым с бронзового, квадратного, загорелого лица. Короткие седые волосы, жесткие как щетина, подчеркивали угловатые плоскости головы.

— У меня новости из Моодруна.

Джиоти дала ей знак подойти, и низенькая женщина приблизилась с бесшумной грацией тени. Это была Нетте, мастер оружия из Дома Убийц. Герцог, лорд Дрив, нанял ее защищать маркграфиню, как только узнал, что Риис лишился волшебной силы.

— Извещатель передал сообщение от ярла Джи, — сказала маркграфиня, пытаясь предвосхитить подробный доклад о потерях и разрушениях. — Я знаю о повреждении небесного причала и большом числе жертв, погибших до того, как троллей отбили.

— Нападение было спланировано на момент прибытия в гавань Рииса Моргана. — Нетте сделала паузу, чтобы ее слова дошли. — Целью нападения был волхв.

— Его нет среди жертв, — тут же возразила Джиоти. — Он пропал. Его нашли?

Нетте покачала головой:

— Он не погиб. Тролли подвели своих хозяев-гоблинов.

Маркграфиня недоверчиво наклонила голову.

— Если гоблины охотились за ним, зачем было ждать, пока он прилетит в Моодрун? Они могли напасть на конвой по дороге.

— Конвой был слишком хорошо вооружен. И тогда было бы более очевидно, что им нужен волхв. — Нетте говорила деловым голосом, интонация придавала уверенности ее оценкам. — Гоблины не хотели показывать, что он представляет для них угрозу.

— Чем он может им угрожать? — спокойно спросила Джиоти, подавляя тревогу. Она хотела было коснуться жезла силы и увеличить успокоительный поток Чарма в тело, но сдержалась, не желая проявлять слабость перед нанятой телохранительницей. — У Рииса нет волшебной силы. Какая же из него угроза для гоблинов?

Убийца смотрела на Джиоти сквозь полуопущенные веки глубоко посаженных глаз. Она слышала обертоны тревоги в голосе маркграфини, видела неуверенные движения ее рук. По этим почти незаметным признакам она отлично поняла беспокойство маркграфини за своего любовника — человека, которого она отпустила на Темный Берег, человека, который мог снова оказаться необходимым для спасения доминионов.

— Я только интерпретирую поведение противника, маркграфиня. Полный смысл его действий я пока не понимаю. Но мой Дом описал расположение гнезд троллей вокруг Моодруна, и совершенно ясно, что они заняли атакующую позицию на много дней раньше нападения. Гоблины сдерживали их до прибытия волхва.

Джиоти задумалась на миг, потом сказала:

— Ярл Джи мне сказал, что воздушный корабль, на котором Риис заказал место для полета в Паучьи Земли, был разрушен, но Рииса на борту не было.

— Это верно. — Нетте жестом попросила Джиоти отойти от ограждения яруса обзора. — Вы не должны подставлять себя под выстрел — или под сильный взгляд глаза Чарма. Убийцы и шпионы в такие смутные времена так и кишат. У вас нет наследника, и положение вашего Дома среди пэров обеспечивается только лично вами.

Джиоти поморщилась. Из уважения к герцогу она приняла Нетте как мастера оружия, но ей не нравилось, что ею теперь командуют. Ее дед, известный воин Фаз, с детства учил ее древним способам боя, акробатическим упражнениям давно забытых дочармовых времен, когда выживал тот, кто умел использовать собственное тело как оружие. Она считала, что может защитить себя сама.

— Мой Дом не полностью зависит от того, жива я или нет. У меня есть брат…

— Поч, — закончила за нее Нетте. — Я очень хорошо знаю о вашем слабеньком братце.

Джиоти уставилась на убийцу в упор:

— Твоя непочтительность граничит с оскорблением. Ты хочешь меня разъярить?

Нетте медленно, сдерживая себя, покачала головой.

— Вы гордая женщина, и у вас есть право на гордость. Вы наследница благородной крови. На вас не зря потрачена привилегия Чарма, ибо вы обладаете красотой без жестокости, силой без высокомерия и надеждой почти без иллюзий. Для меня честь служить вам. Когда герцог назначил меня на эту службу, я отнеслась к ней недоверчиво. Вы потеряли все — свой дом, столицу, богатство и волшебную силу, которая могла бы это восстановить. Я считала, что вы вряд ли уцелеете среди злобных мародеров этих черных времен. Но за те сто дней, что я с вами, я увидела, что вы куда сильнее многих и многих пэров. Вас не размягчила жизнь, проведенная среди Чарма. Ваш знаменитый дед отлично вас обучил. Вы достаточно стойки, чтобы сопротивляться врагам. Но — и я говорю это не от злобы — ваш брат не таков. Он слаб. Только Чарм поддерживает в нем жизнь — и потому он очень подвержен любым манипуляциям Чарма.

— И вывод из этого анализа? — холодно спросила Джиоти, не смягчая сурового взгляда.

— Вывод прост. — Нетте повернула руки ладонями вверх, показывая свою искренность. — Вы — последняя из вашего рода. Осуществление вашей надежды воскресить Арвар Одол зависит полностью от единственного факта — живы вы или нет.

2 КТО МОЖЕТ СПАСТИ САМОГО СЕБЯ В КОШМАРЕ?

Поч прибыл в Новый Арвар в глайдере с чармовым двигателем, который вела Шаи Малиа. Аппарат с хромовыми крыльями был первым воздушным судном, допущенным в небо над восстановленным городом. Небольшая толпа собралась на равнине около города посмотреть, как глайдер выходит из теплового потока облаков и садится на травянистую поляну возле темной стены джунглей.

С взлохмаченными ветром рыжими волосами Поч казался растерянным и хрупким, но когда он вышел, толпа все же приветствовала его. Он выдержал пытку Властелина Тьмы во Дворце Мерзостей, ухаживал за ранеными в госпитале Гнилого Болота, и его почитали как благородного брата маркграфини доминиона. На радостные крики трапперов, лесорубов и городских рабочих, собравшихся его встречать, Поч ответил слабым помахиванием руки.

Шаи Малиа вышла из пилотской кабины, и по толпе прошел приглушенный говор. Женщина в вуалях прошла вслед за Почем в фургон, присланный Джиоти. Ходили слухи, что Поч лишился рассудка от пыток в плену у Худр'Вра, и теперь, чтобы сохранить его в здравом уме, ему нужен был постоянный присмотр ведьмы. Вид миниатюрной женщины в серо-черных покрывалах подтверждал эти подозрения. Фургон поехал, зрители проводили его уважительным молчанием, их озабоченные лица отражались в серебристых окнах.

— Они меня жалеют, — буркнул Поч, вертясь на сиденье и глядя через окна на удаляющуюся группу встречающих. — Думают, что я — жертва Завоевания с вывихнутыми мозгами.

— Они тебя почитают, — возразила Шаи Малиа. — Ты — герой, переживший плен Властелина Тьмы.

— Они кричали приветствия, пока не увидели тебя. — Бледное лицо Поча потемнело. — Они думают, что ты мой целитель. Я тебе говорил, что нам не надо было лететь с такой помпой. Поехали бы с караваном и вошли бы незаметно.

— В этом случае мы могли бы уже давно превратиться в троллий помет, — огрызнулась Шаи Малиа, разводя вуали, чтобы показать Почу недовольную мину. — Ты пойми, что гоблины ведут войну с доминионами и выискивают пэров, на которых можно напасть. Твоя сестра сама нам велела лететь.

— Тем паче резонно было ехать по земле, — надулся Поч. — Я не хочу, чтобы она мною командовала. Я уже не ребенок. Если бы ты за меня вышла, она бы увидела, что я уже мужчина. Взрослый. И эти зеваки тоже не шептались бы насчет моего безумия.

Шаи Малиа смягчила взгляд и взяла его за подбородок ласковой рукой.

— Я выйду за тебя, Поч. Мы предназначены друг другу навеки. Но сначала ты должен занять свое место маркграфа.

Поч нервно глянул на кабину водителя, где сидел за рычагом управления массивный гвардеец, отделенный от пассажиров дымчатым стеклом.

— Тише, Шаи! Мы сейчас при дворе Джиоти.

— Она нас не слышит, — Ногтем в голубом лаке она постучала по кварцевой подвеске слушающего амулета на ключице у Поча. — Зачем тебе все эти амулеты, если ты ими не пользуешься? Смотри, кварц затуманен. Никто нас не подслушивает. И вообще, что нам скрывать? Ты заслужил быть маркграфом. Это ты выдержал пытку во Дворце Мерзостей, пока твоя сестрица пряталась в лесу. А после падения Худр’Вра ты остался на Ирте лечить жертв, а она забыла свой долг ради авантюры на Темном Берегу. Как она смеет называться маркграфиней?

Поч поднял руки, призывая ее замолчать.

— Шаи, прошу тебя, больше ни слова на эту тему. Я согласился приехать сюда с тобой, чтобы спастись от троллей и гоблинов, а не узурпировать трон сестры. Мне ничего ее не надо. Мне нужно только мое.

— Тогда ты должен его взять.

— Не от нее. Пусть она меня иногда подавляет, но должен тебе напомнить, что ей пришлось быть мне и отцом, и матерью после падения Арвара.

Он безучастно оглядел из окна крутые улицы, украшенные деревьями в буйном цвету. Город выглядел странно знакомым, высокие рыжеватые дома так же изрезаны тонким орнаментом, как дома его детства, но слишком они были новые, слишком молодые, чтобы покрыться облагораживающей патиной мха, лишайника и плюща. Грустно было приезжать в этот несчастный симулякр древнего Дома.

— Мы поживем здесь, пока не будут разгромлены гоблины. Потом я вернусь на Гнилое Болото — место хранителя меня вполне устраивает. Если хочешь вернуться со мной — как моя жена — я буду рад. Если нет — выбери свой путь. Ты меня слышишь, Шаи?

— На меня действует, когда ты сильный, Поч.

С лукавой улыбкой она поцеловала его в щеку и скрыла вуалью свои блестящие черные волосы и смуглое лицо. Фургон остановился перед колоннадой синего дерева у замка маркграфини, и дверь откинулась.

Почу показалось, что Джиоти практически не изменилась, став правящей маркграфиней. Полосатые волосы собраны в пучок, одета она была небрежно, как при жизни родителей, когда любила кататься с братом на песчаных санях. На облегающий синий костюм она надела простой нагрудник с жезлами силы и глазами Чарма, и если не считать сопровождающей — сурового вида женщины в черных одеждах Дома Убийц, — не было никаких признаков, что это правительница доминиона. Брат с сестрой тепло обнялись, и она ему шепнула:

— Как долго тебя не было!

Когда они перестали обниматься, Джиоти прохладно кивнула Шаи Малиа:

— Твоя тетя была близким другом моих родителей. Я счастлива познакомиться с племянницей заклинательницы Рики.

Не ожидая ответа от женщины под вуалью, маркграфиня взяла брата под руку и провела в главный зал — как и весь город, копию того, что был до Завоевания. Стены с обилием контрфорсов, поперечные балки сводов на высоте четырех этажей над головой.

Поч невнимательно слушал счастливую болтовню сестры о том, как она рада, что он вернулся, а сам рассматривал ярусы балконов и арок. Когда он был мальчишкой, эти ниши были заняты членами рода — дядьями, тетками, двоюродными братьями, связанными вассальной верностью с его родителями. Сейчас на него глазели оттуда незнакомцы — чармоделы, купцы, биржевые маклеры — огромная торговая свита, которую собрала вокруг себя сестра, чтобы финансировать строительство Нового Арвара.

— Я слыхал, что мы разорены, — сказал он, прерывая восторженный рассказ маркграфини о восстановлении столицы из развалин. — Компания «Шахты Бульдога» подписала все это, — он махнул рукой на резьбу, альковы, ниши, освещенные длинными пыльными лучами света из далеких окон на хорах, — все это восстановление исторического облика, а сейчас Бульдог исчез, и кредиторы требуют возврата долга.

Джиоти остановилась на ходу и беспокойно взглянула на женщину, скрытую вуалями.

— Обсудим это потом, Поч.

— Да, конечно, можно и отложить. — Он кивнул и поднял лишенное надежды лицо к балконам, полным незнакомцев в платьях паутинного шелка и просторных плащах-табардах. — Я тебя не виню, Джио, ни капельки. Все, что было у нас — пропало, и остался только этот мираж. А теперь тает и он. Я не жду, что у тебя найдутся ответы. Это происходит, и остановить процесс не в наших силах. — Он поднял на нее тяжелый взгляд. — Кто может спасти самого себя в кошмаре?

3 ГОРЯЩАЯ ЧЕРНОТА

Стояла душная летняя ночь. Нокс брел по Бродвею, замотав почерневшую от времени голову тюрбаном и обернув тощее тело в халат. В разношерстной разноязычной толпе, купающейся в свете неоновых огней, он почти не привлекал внимания. Иногда, одевшись более элегантно, но настолько же закутанный, он ходил в театр, в оперу, в балет, но этой ночью он решил просто пройтись, глазея на людей, кишащих в сверкающей темноте. Поток жизни стимулировал его, напоминал о том, чего он ищет: жизни, жизни вечной, и цель этой жизни — желания и выполнения их.

Он смотрел на влюбленных, прижавшихся друг к другу, младенцев, висящих в лямках на груди родителей, малышей в колясках или сидящих верхом на плечах отцов, ковыляющих детей, шныряющих подростков, взрослых, ведущих разговоры на углах улиц или в бистро на тротуарах, и на стариков, изъеденных временем, ставших карикатурами на самих себя.

Как он был стар! Он вспомнил первый укол увядания в палестре Микен, где насаженные на шесты головы воров превращались в скопище червей на страх горным разбойникам, нападающим на деревни. Когда же это было? Три тысячелетия до этой знойной ночи, полной грохочущих автобусов и изрыгающих зловонный дым автомобилей.

То было время мифов. Он стоял в тени ворот рынка и слушал вопли младенцев и выкрики торговцев, расхваливающих товар, смотрел на атлетов, блестящих от масла, когда они выходили из гимнасиума, направляясь к ристалищу через двор палестры и не замечая голов на шестах — так они были заняты собой. До того дня он мог бы состязаться с каждым из них, но тогда он ощутил — впервые — окостенелость бедер, ноющие колени. Его коснулось время. Тело начало умирать. Он услышал предупреждение отрубленных голов.

Как это было давно… С тех позабытых времен все его волшебство лишь задерживало наступление неизбежного. Даже ходить теперь стало трудно, особенно в знойную летнюю ночь. Он остановился возле кондиционированного убежища магазинчика электроники, оглядывая компьютеризованные штучки из Азии. Подбежал продавец и увидел лицо прокаженного Нокса, который играл с ручным вентилятором. Гудящие желтые лопасти мягкого пластика замерли от прикосновения, не повредив пальцев. Нокс шепотом сказал оцепеневшему продавцу, что берет игрушку с собой, и вышел, направляя вентилятор на морщинистую, как у игуаны, шею, а за ним воображаемая касса пробивала чек.

Нокс побрел дальше, подняв лицо вверх, охлаждая впалые щеки и глядя на галогеновое мерцание ночи, во тьму, где горели несколько редких звезд. Он твердо был намерен дожить до того, как эти звезды догорят. Он проживет столько, чтобы уйти с Земли на другие миры, к другим солнцам. Он будет жить вечно. И хотя иногда его одолевали сомнения, а осуществится ли цель — с тех пор, как время начало его поедать, — тем не менее из-за недавних событий вечная жизнь снова показалась вероятной.

В трансе он видел, как зверочеловек бродит в северных лесах. Эта тварь обладала силой, нужной Ноксу, чтобы омолодить себя. Ее надо было призвать к себе, то есть проделать тонкую работу. Этот зверочеловек — Бульдог, как называла его спутница, располагал волшебной силой иного порядка мироздания. Благодаря ей он умел лепить реальность так же, как и Даппи Хоб, — маг, спустившийся на планету до него. Но этот носитель звериных меток не понимал обстановки, как тот маг, и потому был куда более доступен — и куда более опасен.

Его привлек смех на боковой улице и вынес к Вечным Танцорам. Ага! У них были другие лица, но именно таких, как они, встречал он на илистых берегах Евфрата, на праздничных площадях Ниневии, вокруг ритуальных костров Диониса в Фебе, в переулках Рима, на улочках Альгамбры, в горячих волнах тысяч летних сезонов. Юная цыганская принцесса и ее воздыхатели плясали румбу под рокот барабанов; старый король джаза, царь песни, сидел на каменных ступенях, хлопая в ладоши и притопывая ногой, звук трубы из окна третьего этажа призывал на улицу духов малого рая, призраки мертвых влюбленных и погибших детей, и в горячем воздухе клубился запах жимолости и дым травки.

Они тоже узнали Нокса, когда он вышел в их танец, и халат его подрагивал в такт радостным шагам, когда он шел к барабану. Танцуя, он впитывал магию Вечных Танцоров и их новых масок, возбужденных чем-то темным, жаждущим света и легкости их ног, чем-то поднимающимся от их полых костей, подвижным как духи и уходящим в блеск и священное безумие танца.

Отвратительно усмехаясь, барабанщик зарокотал быстрее, и принцесса вместе со своими голыми до пояса обожателями заплясали быстрее и живее, чем когда-либо в жизни, их широкие дикие улыбки замелькали в неоновом сиянии. А человек в тюрбане скользил меж ними, легкий и неуловимый, распевая высоким и жутким голосом, что любовь не умирает никогда, что любовь танцует вечно и несется от жизни к жизни. А высоко вверху на гребне бешеных ритмов плыла труба, вопя, как уносящаяся в ночь душа.

Нокс оставил свой вентилятор старику на ступенях и довольной неторопливой походкой вышел на Коламбас-авеню. Танец оживил его и взбодрил. Он будет говорить с мертвыми. Он спросит совета у тех, кто уже ушел. Чтобы подчинить Бульдога, нужны знания. Если он допустит ошибку с этим существом из более жаркой реальности, все, что он тщательно строил для себя тысячелетиями, погибнет. Но если он добьется от этого создания того, что ему нужно, он станет хозяином не только своей жизни, но и всего мира.

Увы, мертвые привязаны к великому ничто, и разговор с ними требует жара крови. Кто же это будет? Он вглядывался в лица прохожих на улице, усаженной редкими деревьями, каждое в своей железной ограде. Один из домов на Централ-Парк-Вест принадлежал ведьме из ковена, и мелькнула мысль использовать ее. Таков был ритуальный конец, который ждал каждого из них: когда они выслуживали свою жизнь и начинали дряхлеть, он уводил их в парк и проливал жар их крови, чтобы привлечь мертвых. Так он получал возможность говорить с друзьями прежних времен, и никто из членов ковена не подлежал случайной смерти в доме престарелых. Но та, о ком он подумал, еще не начала дряхлеть, а найти ей замену для следующего собрания в Октоберленде будет труднее, чем выбрать жертву.

Нокс не получал удовольствия от этой необходимой работы. В его сердце не было места для радости убийства. Ему нужны были мертвые, а не сам акт лишения жизни.

На ступенях музея естественной истории он украдкой заметил старуху, кормившую птиц. Какое-то чувство в груди подсказало ему, что это та, кто ему нужен. Удивление и испуг мелькнули на ее лице лишь на мгновение, когда он, наклонившись, стал приближать к нему обтянутый кожей череп. Он прошептал ее имя, и она поднялась, почти лишенная веса.

Они вдвоем прошли сквозь паутину света к парку и его темным полянам. Птицы летели за ними, как за святыми.

4 Я СКРЫВАЮСЬ В НЕБЕСАХ

Жар крови призвал призраков, и Нокс разогнал их, бормоча проклятия. Первыми пришли наркоманы и самоубийцы, как обычно бывало. За ними маячили внезапно умершие — жертвы удара и несчастных случаев, вырванные из жизни в текучке дел. Недовольно ворча, он их отпустил. Тех, кто медлил, он ударил холодным огнем, и они с воем разметались прочь.

— Даппи! — позвал он, глядя в эктоплазмические тени, смазанные тьмой. — Даппи Хоб!

— Его нет меж нами, — произнес спокойный голос из налетающего ветра.

— Кто ты? — Звук этого голоса, такой отчетливый и гулкий среди тонкого подвывания мертвых, свидетельствовал о присутствии более сильной реальности. — Как твое имя?

— Я Кавал — чародей с Ирта.

— Из какого века?

— Я не из этого мира. Я с Ирта, что среди Светлых Миров — Ирта и его семи доминионов.

— Да, да! — Кости Нокса застучали, как ветви дерева — так он затрясся от этой вести. — Я знаю твой мир. Оттуда упал на Землю Даппи Хоб — очень давно.

— Даппи Хоб мертв, он убит в Габагалусе. Его забытый призрак странствует по дну океана, связанный ночью Чармом затонувшего континента и сдержанный лучами Извечной Звезды после рассвета. Ты никогда больше не увидишь Даппи Хоба.

— Откуда ты это знаешь, Кавал? И как оказался ты здесь, так далеко от своего мира у начала времен?

— Я, как и ты, чернокнижник. В юности я учился здесь, на Темном Берегу. Тогда меня призвал сюда Даппи Хоб, хотя я этого и не знал. Я знаю это теперь. Став призраком, я узнал многое.

— Покажись мне, Кавал, чернокнижник с Ирта. — Нокс прищурился, ища глазами источник голоса. — Дай мне увидеть твой облик.

— Я здесь, Нокс из Джармо, Нокс с подножий Гор Загрос.

Нокс оглянулся по сторонам, но ничего не увидел, а когда обернулся — перед ним стоял высокий, с коротко стриженными рыжими волосами, с оранжевыми усами, резко подчеркивающими длинные челюсти и суровые очертания рта, точно у изваяния. Одетый в яркую мишуру и синие блестки, он показался Ноксу жестокой маской карнавала.

Мастер ковена вскрикнул, потому что никогда не видел фантома столь полно реализованного, столь подобного человеку. Он вытянул чешуйчатую руку, и видение подалось под его прикосновением как светлая пыль, не восстановившись там, где пальцы притронулись к дрожащей, магнетической структуре.

— О боги! Ты действительно создание первого света! Как ты смог сюда прийти так, что я не заметил твоего спуска с неба?

— Я тебе говорил, меня призвал Даппи Хоб. И он хорошо меня спрятал ради страшной цели — чудовищной надежды подчинить себе самое создательницу миров.

— Царицу Небес, Думузи-абэу, Ускорительницу Жизни в Глубине… — У Нокса закружилась голова, и он попятился на шаг от яркого призрака, испуганный твердым взглядом холодных глаз. — Как это может быть? Неужто чародеи первого света умеют подчинять себе самих богов? Говори правду, мертвец!

Кавал еле заметно улыбнулся.

— Ты призвал меня не затем, чтобы услышать, как Даппи Хоб надеялся подчинить себе создательницу миров и как рухнули его надежды. Зачем я перед тобой, Нокс, научившийся волшебству в Эриду у степных странников, кочевников степей под звездным домом?

— Откуда ты столько знаешь обо мне?

— Когда я впервые попал на Темный Берег, я построил себе лабораторию в небе. Там я собирал очень редкий и невероятно сильный Чарм, не свойственный этому берегу Бездны, чтобы увеличить свою силу в родном мне мире. Уходя, я разбрызгал достаточно этого Чарма, чтобы найти обратный путь, если случится мне утратить тело среди Светлых Миров и оказаться выброшенным в Бездну. Когда судьба сразила меня, я просто позволил своей душе идти по крошкам Чарма к своей старой обители на Темном Берегу. Теперь я скрываюсь в небесах. Оттуда я вижу все — все, что есть и что было.

— Тогда ты знаешь о Бульдоге?

Призрак кивнул, свет откровения блеснул в его глазах.

— Так вот зачем я тебе нужен, Нокс из Октоберленда? Ты хочешь оседлать силу, которую Бульдог, сам того не зная, принес из Светлых Миров, чтобы исцелить свое разрушенное временем тело?

— Ты мне поможешь? — настойчиво спросил Нокс.

— Я всего лишь призрак. Моя сила слишком неверна для каких-либо изменений.

— Не ты, чародей, а Бульдог. Ты поможешь мне получить его волшебную силу?

Кавал показал на мертвую старуху, навзничь лежащую на траве. Грудина у нее была расколота, внутренности багрово блестели в тусклом свете.

— Я был взращен в Сестричестве Ведьм, я дал обет разрушать зло и укрощать безумие. Погляди на то, что ты сделал, Нокс, и скажи мне, достоин ли ты моей помощи.

— Это была старая развалина? — завизжал Нокс. — Когда я ее нашел, смерть уже смыкала над ней челюсти!

— Если она заслуживала уничтожения, разве ты не сидишь в пасти смерти еще глубже и не заслуживаешь такой судьбы еще более? — Кавал придвинулся ближе, его сердитый взгляд стал гневным. — Я твой враг, Нокс. Я враг всех таких, как ты. И если представится случай, я уничтожу тебя!

Нокс взмахнул руками, отбрасывая от себя пышущее гневом лицо, и остался лишь обезглавленный призрак. Нокс ударил в него холодным огнем и бил, пока не остались лишь обугленные тени и вонь горелой блевотины.

Тяжело дыша, он попятился прочь с поляны, оставив голодных призраков пировать на остывающем жаре трупа, и среди них был призрак самой старухи, затюканный, пытающийся найти себя среди оголодавших привидений, а знакомое лицо старухи смотрело, не видя, поверх истерзанного тела.

Широким шагом обозлившегося человека Нокс вернулся к ярким озерцам света возле музея, и за ним стайкой комаров вились призраки. Он разогнал их и пошел по дорожке к планетарию, бормоча про себя.

Кавала, как и любого призрака, можно подчинить себе. Ковен даст Ноксу силу для этого. Он задумался, когда можно будет собрать еще холодного огня, и достаточна ли уже фаза луны, чтобы набрать нужную силу.

Вдруг он остановился. Шелест донесся от живой изгороди у подножия склона, куда спускалась тропинка. В свете фонаря пролегла длинная тень, и старуха вылезла из кустов, держа в руках синие внутренности.

Какой-то прохожий завопил, двое других позвали на помощь. Нокс стоял, не в силах отвести глаз. Он увидел астральное мерцание вокруг идущей шаткой походкой старухи: сила чародея Кавала оживляла ее труп, а лицо ее было резиновой маской с невидящими глазами.

Подняв руку со свисающими лентами кишок, она показала на Нокса. Рот ее открылся, будто хотел что-то произнести, и она рухнула безжизненной грудой. Сила Кавала исчезла.

Нокс повернулся и без оглядки пошел прочь. По пятам его сквозь душный жар ночи полетел холодный вихрь.

5 В ЛЕСУ ЗЛОГО ВОЛШЕБСТВА

К концу дня Бульдог и Мэри Феликс миновали горные луга, ковры лиловых горечавок, голубое величие утра и остановились в алом свете на опушке девственного леса. В мрачную гущу деревьев не вела ни одна тропинка, но из глубины слышалось пение, и его гулкие отзвуки почти заглушались ветром. Песня то накатывала, то откатывала, точно прибои.

— Ты слышишь? — спросил Бульдог.

Мэри вглядывалась в холодные просторы между ранними звездами. Впервые за многие годы она не испытывала артритных болей и ощущала себя воздушной, как это небо. В фиолетовых глубинах пустоты вращались галактики. Возрожденная молодость Мэри впивала их жизненную силу, туманное сияние миллиардов солнц, окутанных на горизонте молочными клубами.

— Что?

Бульдог навострил уши и где-то в дупле, высоко в ветвях, услышал лишь гудение пчел. Едва улавливалась вонь от медвежьего помета, оставленного несколько часов назад.

— Идем. — Он повернулся спиной к агатовому вечеру и двинулся сквозь подлесок с мягкими колючками.

Меж занавесами свисающего плюща и поросшим грибами поваленным деревом он сплел холодный огонь. Гукнула сова. Бульдог сел верхом на бревно, а Мэри, скрестив ноги, пристроилась на лиственной подстилке. Ее молодое лицо сияло ожиданием, спутавшиеся пышные каштановые волосы блестели в уходящем свете.

— Никто нас здесь сегодня не найдет, — сказал он, оглядываясь на лесные ярусы, придавленные темнотой. — Нам выпала возможность понять, что с нами случилось.

— Ты обладаешь волшебной силой, Бульдог. — Она протянула молодые руки, повертела их в шафрановом свете. — Посмотри, как ты меня переменил. Я была семидесятидевятилетней старухой. Сейчас мне снова девятнадцать!

— Но я не знаю, как я это сделал. — В оранжевых глазах на бестиальном лице блестел беспокойный разум. — У меня такое чувство, что эта сила меня использует.

Головокружительный страх завертелся в душе Мэри. Она глядела на сгорбленную фигуру, оседлавшую бревно, будто перед ней был заколдованный царь из волшебной сказки, и она осторожно спросила:

— Тогда зачем мы здесь? Ночь и глушь — и я снова молода! А ты — ты похож на царственного зверя. Как средневековая легенда, будто я в лесу злого волшебства!

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что чувствую? — спросила она нервно, и страх пробрал ее до костей, как холодный сироп.

— Зло. — Мохнатые уши настороженно приподнялись и надвигались сами по себе, вбирая лесные звуки. — Как ты и сказала — зло.

— Может быть, пойдем? — неуверенно предложила она. — Пойдем к моим друзьям, моим коллегам. Я не знаю, чего ты хочешь, но ты так много можешь нам дать! А какую надежду можем мы обрести здесь? Я ученый, я отведу тебя к лучшим умам нашего мира. Они тебе помогут.

Бульдог непреклонно покачал головой:

— Другие — эти саскватчи — знали, что надо держаться подальше от вашего рода. Я им верю. Я не принадлежу к вашему миру. Ты иди. Не думай об этом, просто возьми силу, которую я тебе дал, и уходи. Оставь меня здесь.

— Сначала я хочу узнать больше — о тебе. — Она поднялась на колени и потянулась к холодному огню, который он создал и оставил рядом с собой подобно большому полевому цветку, светящемуся полипу, дышащему в ночном воздухе. — Должен быть способ применить эту магию к тебе и помочь вспомнить, кто ты, откуда ты пришел.

Бульдог снова это услышал — прилив поющих голосов, гудящих вдали.

— Что это?

Она прислушалась и услышала ветер, шелестящий в осоке, бродящий среди кустов.

— Я ничего не слышу.

Холодный огонь щекотал ей запястья, удивление охватывало ее, и Мэри обнаружила, что может придавать форму этой синей плазме. Она сделала из нее себе перчатки и протянула руки к своему волшебному спутнику:

— Смотри!

Он показал клыки в полуулыбке и дал ей еще силы. Огонь, покрывший ее руки, засиял морозной зеленью, почти белизной. Она подошла к нему, и он не возразил, когда Мэри положила лучистые руки ему на лоб. Они были прохладны, и свежесть зазвенела в мозгу у Бульдога.

У Мэри открылось видение, яркое, как сон, и она увидела, что стоит на коричневом парапете узкой высокой улицы, вымощенной камнем и кирпичом. Высокие изящные дома черно-синего камня с круглыми окнами тянулись в обе стороны крутой дороги — странные здания, вцепившиеся в утес, где была вырезана эта дорога. Между домами мелькали дымы фабрик, уходящих в переулки, дымы яркие, как подсвеченный луной туман. А сверху, в узкой прорези неба, горели шары планет среди ярких кометных вуалей.

— Заксар… — тихо выдохнула она.

Бульдог вскочил на ноги:

— Заксар — город моих снов, город на обрыве! — Он остро глянул в юное, погруженное в мечту лицо. — Что еще ты видишь?

Мэри сняла руки со лба Бульдога и приложила к своему лицу. Видение стало резче. Она пошатнулась от натиска наплывших воспоминаний, имен, образов — весь мир Ирта единым потоком мысли ворвался в ее сознание. Как будто Бог подумал о Бульдоге и Заксаре, и божественное внимание объединилось с ее крошечным сознанием — пылинкой, влетевшей в огромный мир.

Миры! Немора с ее ледяными пещерами, вулканический Хелгейт, Край Мира, столь близкий к чармовому сиянию Извечной Звезды…

Мэри свалилась на землю, оглушенная чуждым знанием, переполненная воспоминаниями целой жизни — как набитый ящик комода, который уже не задвинуть.

Бульдог склонился над ней, дрожа в тревоге. Он дал ей силу, и Мэри задрожала, но не поднялась. Сила повела ее глубже в видение миров по ту сторону Бездны. Странная, но знакомая судьба подхватила ее и перенесла куда-то в середину ее существа, где соприкасались все реальности. Чем больше силы давал ей Бульдог, тем крепче привязывалась она к этому единому центру, единству, лежащему в основе и Светлых Миров, и Темного Берега.

И там она ощутила собственную маленькую жизнь как ничтожную паутинку, почти полную пустоту, чуть поблескивающую впечатлениями, полученными от жизни на Земле. А в самом центре, в ядре, где уже не было ее самой, она нашла их — гоблинов. На нее смотрели Милые — маленькие, как куклы, с большими, круглыми, безволосыми головами, с унылыми глазами испещренного трещинами хрусталя. Она ощущала их телепатическую заманчивость, их зов. Они жаждали наговорных камней. Истощив Чарм, который был у них в шкатулке, они нуждались в нем, чтобы продолжить овладение троллями и ограми. И глазки их горели, как наговорные камни, гипнотизируя ее своей нуждой…

Бульдог встряхнул Мэри, но она осталась неподвижной. Он тронул ее горло, ища пульс, хотя и так знал, что пульс есть. Он ощущал ее жизнь, слышал теплоту движения клеток ее тела. Но чем больше давал он ей силы, тем глубже уходила она в сновидение.

Он потянулся внутрь ее собственным разумом и остановился перед твердой пустотой.

Бульдог завыл так, что лес затих.

И в молчании он услышал то самое далекое пение. Быстро взяв Мэри на руки, он понес ее среди огромных деревьев к этим голосам. Они становились отчетливее, и он услышал скорбь их пения, переливы, упрекающие ночь за суетность дня.

Плач стихал умолкая, затем стал громче. Всеми фибрами души Бульдог ощутил, что поющие приходят в этот мир и уходят из него, однако он не побежал от них восвояси. Женщина, которая пыталась ему помочь, попала из-за него в беду, и надо посмотреть, не могут ли эти призрачные существа ее спасти. Он их не боялся.

С ужасающей ясностью он понял, что злом, которое он ощутил в этом лесу, был он сам.

6 ЗЛОВЕЩИЕ АНГЕЛЫ

На яркой лунной поляне он нашел их — круг двенадцати зловещих ангелов. Это были эктоплазменные формы, мужчины и женщины, белые как наметенный снег, с мелькающими крыльями дрожащего теплого воздуха. Глаза их сияли, точно зеленоватые пылинки звезд в сумерках, алебастровые лица зловеще скалились, как у нетопырей. В центре круга плясал угловатый скелет — призрачная фигура голого мужчины, иссохшего до костей, и тусклый свет сочился из воскового тела.

— Приди, Бульдог, приди! — манил призрачный скелет.

Он засмеялся, и лицо его было похоже на морду усатой рыбы, на серебристой голове зазубрины — там, где уши сморщились до дыр. Между ногами болтался высохший прутик селедки. — Приди в Октоберленд!

— Кто вы? — спросил Бульдог, стоя на мшистом выпирающем корне. — Что вы за существа? Призраки? Откуда вы знаете мое имя?

Круг зловещих ангелов перестал петь и разомкнулся в цепь, где чередовались мужчины и женщины. Насколько прекрасной была их нагота, настолько злобными казались их лица. Даже тела самых старых отличались крепким, изящным сложением и горели лунным огнем. Только центральная фигура была изуродованной и до того высохшей, что выглядела карикатурой на самое смерть. Этот человек улыбнулся, открыв мелкие бесцветные зубы.

— Мы не призраки. Мы живые. Наши тела света отражены в этот лес, чтобы говорить с тобой — помочь тебе.

— Я слышал вас в поле и видел раньше что-то глубоко в лесу. — То видение, что показывалось ему днем, имело цвет и некоторую материальность. — Кто вы?

— Мы — Октоберленд. — Тонкие светящиеся трубки рук манили к себе. — Мы наблюдаем за тобой с момента твоего появления в нашем мире, Бульдог. Мы пытались обратиться к тебе. Но мы далеко, и это очень нелегко — переносить свои тела света. Идем. Войди в наш танец и дай нам поделиться с тобой нашим волшебством и нашим знанием.

Бульдог заколебался, встревоженный злобностью этих взглядов.

— Вы меня пугаете. Вы с виду… злые.

— А ты давно на себя смотрел? — весело захихикал скелет. — Мы, как и ты, воины против зла. Но, как говорят в нашем мире, с огнем можно биться только огнем. И потому мы надеваем на себя свирепость наших врагов, тех злых созданий, что обманывают своих жертв жестокой красотой. Смотри на меня! — Выходец из могилы повернулся, показывая узлы позвоночника, частокол ребер, плоские лезвия лобковых костей. — Я истощил себя до грани смерти, сражаясь со злыми обитателями этого мира. Я отдал все, что у меня было, дабы сокрушить зло и сдержать безумие. Теперь я на краю смерти — но не отчаяния. Я не зря потратил свою жизнь.

— Вы — чародеи? — с надеждой спросил Бульдог.

— Да, мы чародеи! — Костлявый призрак качнулся вперед, будто подхваченный мощным ветром. — Я — чародей Нокс. А это — Октоберленд, мой ковен. Мы черпаем силу из неба, из полярных сияний, из магнитного поля планеты. А кто это? — Нокс показал игольчатым пальцем на Мэри. — Похожа на женщину нашего мира. Она больна? Может быть, наше волшебство ее исцелит.

— Вы это можете? — Бульдог сошел с мшистого уступа и подошел к Ноксу. — Она хотела помочь мне вспомнить, кто я, — и впала в этот транс.

— Ты ничего о себе не помнишь? — спросил заинтересованный Нокс.

— Ничего. — Он поднял тело Мэри Феликс навстречу фантому. — Ты можешь ее пробудить?

— Войди — войди в круг. — Нокс махнул рукой призракам ковена, и те встали по местам. — Мы пробудим ее нашим волшебством.

Бульдог понес Мэри к призрачному собранию Октоберленда, но не успел подойти к кругу, как его окликнул голос сзади:

— Стой, Бульдог! Ты в опасности!

В столбе неясного лунного света между деревьями возник узкий силуэт: суровый мужчина с подстриженной бородой, одетый в яркий радужный покров. Не узнав его, Бульдог спросил:

— Кто ты?

— Я призрак чародея Кавала, — объявил решительно призрак, приближаясь. Тело его исчезало в темноте и снова появлялось в лучах луны, пронизывавших ветви. — Я убит во Дворце Мерзостей Властелина Тьмы, и моя душа проплыла через Бездну в этот холодный мир Темного Берега. Слушай меня, Бульдог, и отойди от этих служителей зла.

— Это он — служитель зла! — крикнул Нокс. — Не обманись, Бульдог! Это призрак, уничтоживший много несчастных душ! Берегись!

Кавал гневно поглядел на Нокса:

— Посмотри на него! И взгляни на меня. Кому ты поверишь, Бульдог?

— Внешность обманчива, — буркнул Нокс, подаваясь под защиту круга ковена. — Он мастер обмана. Воспользуйся своей силой против него, Бульдог! Ударь его своим волшебством и защити себя — защити женщину, что у тебя на руках! Защити нас!

— Бульдог! — Кавал повернул к зверочеловеку твердое, но благостное лицо. — Мы с тобой никогда не встречались в доминионах, но ты видел мой призрак в саду дворца Властелина Тьмы — ты был тогда с Тиви. Я сражался рядом с твоим другом Котярой, я служил маркграфине Джиоти Одол и ее брату Почу. Я бился с повелителем змеедемонов, Худр’Вра. Верь мне! Уйди от этих созданий зла, спаси себя и женщину, которая с тобой!

Бульдог затряс гривой:

— Ты смущаешь меня этими незнакомыми именами — Тиви, Котяра, Джиоти, Поч…

— Ты знаешь их — ты должен вспомнить! — Призрак шагнул вперед в полосах лунного света, радужные руки тянулись вперед. — Открой разум свой для памяти…

— Не дай ему себя коснуться! — крикнул Нокс. — Ты погибнешь!

Бульдог упал на колени, бросив Мэри на лесную подстилку. Обеими руками он швырнул в призрака холодный огонь, и липким пламенем он расплеснулся по идущей фигуре.

Кавал завертелся в муке и разлетелся искрами, как сдутая ветром пыльца с цветка.

— Ты спас нас! — Нокс шагнул из круга, череп его лица сиял радостью. — Молодец, Бульдог! Молодец!

Бульдог поднял Мэри на руки:

— Теперь ты ее исцелишь?

— Конечно! — Нокс подтолкнул Бульдога с его ношей в круг. — Октоберленд берет вас на свое попечение. Положи женщину в середину и отойди. Бульдог. Отойди.

Бульдог сделал, как было сказано, бережно положив Мэри Феликс среди призраков. Он вышел из круга и стал смотреть на медленный танец, слушать гудящее пение. Туман поднялся изнутри и заволок его мозг, колени подкосились.

— Сядь, — посоветовал Нокс, подходя к нему из круга. — Мы хотим нашей силой исправить то, что сделал ты этой бедняжке. Сейчас тебя клонит в сон, но ты не бойся. Сядь, все хорошо. Сядь и отдохни. — Пальцы из дыма коснулись лица Бульдога между глаз, и звук стал слышен, как через вату. — Твоя сила сливается с нашей, чтобы исцелить эту добрую женщину, Да, Бульдог, да. Сомкни веки, Бульдог, все хорошо. Закрой глаза и спи. Когда ты проснешься, все будет хорошо.

7 КАК ЖИВУТ ВЕДЬМЫ

Из окна гондолы Риис глядел на проплывающие внизу Радужные Леса Бриса. Призматические деревья сверкали драгоценностями в свете дня. Ночью, под пылающим небом, эти леса переливались, как море.

Риис держался сам по себе и отказался от еды, которую принесла ему Изра из камбуза дирижабля. Когда он спал, то привязывался к креслу, чтобы бесчармовое тело не плавало по кабине, подхваченное ночным приливом, уносящим в Бездну все, лишенное Чарма.

Ему снился большой кот — рысь или оцелот. Зверь висел в дюйме над землей на ремнях, отчаянно стараясь зацепиться когтями. Ремни держал ухмыляющийся чармодел, а ведьма в покрывалах подсовывала под мелькающие когти знаменитый манускрипт — «Талисманические оды» рвались в конфетти, «Висельные Свитки» разлетались клочьями…

Проснулся он внезапно. На горизонте маячила стеклянная столица Бриса, Гора Сзо. Геральдические башни цветного стекла и хрустальные шпили полыхали в пламени рассвета на вершине горы, обрамленнные сверкающими деревьями и утренними туманами.

Дирижабль подплыл к причалу небесной гавани города, и когда Изра открыла люк, влетела вихрем ведьма, одетая только в черные покрывала. Женщина со шрамами сделала глубокий реверанс и отступила в сторону, торжественно объявив:

— Королева Вон, глава Сестричества.

Миниатюрная ведьма раздвинула черные вуали, показала юное, почти круглое лицо и улыбнулась Риису благосклонно.

— Волхв, благодарю тебя, что согласился на приглашение нашего Сестричества.

— Согласился? — Риис гневно встал, но тяжесть только что виденного сна пригасила гнев. Он понял, что вырывающийся кот — это был он сам, Котяра, связанный своей потребностью в Чарме, чтобы выжить в Светлых Мирах. Он должен заставить себя успокоиться, потому что ведьмы видят в нем ценность, которую может разрушить гнев.

— Я был привезен силой, леди Вон. И многие были принесены в жертву, чтобы доставить меня сюда.

— Нас вынудили гоблины, волхв. — Королева ведьм кивнула Изре. — Каждая из нас, сестер, наделена даром Богини, который мы отдаем жизни. Среди нас есть целительницы, учительницы, механики. Сама я была танцовщицей. Изра происходит из Дома Убийц, у нее исключительно развита способность распознавать опасность и умение выживать. Если она пожертвовала другими, то это было ради большего блага, в этом я тебя заверяю. Она — ведьма, для нее самая большая ценность — жизнь.

Риис, помня свой сон и его настоятельное предупреждение, только кивнул.

— Идем, волхв. — Королева ведьм взяла его за руку и повела в люк. — Ты голоден и лишен Чарма. Я тебя накормлю и одену, и мы поговорим о том зле, что поразило теперь доминионы.

На подвесных путях небесного причала Риис вздрогнул от ослепительного утреннего сияния, отраженного бесчисленными гранями стеклянного города. Он оглядывал переплетение подмостков и платформ, видел стивидоров в их обычных пуховых оранжевых робах, направляющих гигантские контейнеры и тюки с помощью чармовых приборов, — но не видел ни охранников, ни сотрудников службы безопасности, ни солдат. Не особо впечатляющая фигура Изры была их единственной защитой.

— Тролли сюда еще не нападали?

— Пока я здесь — нет. — Вон махнула черным шарфом на горизонт янтарных куполов, бельведеров персикового стекла, пирамид янтарного золота. — Не правда ли, красивый город? Вот почему я здесь, а не у себя в Гордой Вершине. У гоблинов хватает ума не нападать на ведьм и колдунов. Они подвержены телепатии, и потому у нас есть умение их отбивать и причинять им вред. Но нас слишком мало, чтобы защитить весь Ирт, слишком мало осталось после Завоевания. Вот почему нам нужна твоя помощь, волхв.

Изра открыла решетчатую калитку, и они втроем вошли в клетку лифта.

— Леди Вон! — Риис всмотрелся в круглое лицо королевы, снова прикрытое газовой вуалью. — Я больше не волхв. Я утратил волшебную силу…

— Я знаю. — Она сочувственно погладила его по плечу. Тени решеток мелькали в спускающейся клети. — Ты потерял волшебную силу на Темном Берегу. Тебя использовал почитатель дьявола Даппи Хоб, как до того использовал Кавала. А теперь Даппи Хоб мертв, и у тебя более нет волшебства. И все же ты волхв — человек, обученный путешествовать между мирами, говорить с невидимым, уловлять мертвых. Ведь именно эти умения привели тебя к нам?

— Я ничего этого больше делать не умею. — Он приложил руки к обнаженной груди. — Я теперь просто человек, как ты сама видишь.

— Человек с Темного Берега — здесь, среди Светлых Миров. — Лифт остановился на уровне земли, и сестра Изра открыла калитку на мощеную улицу среди ребристых лавок. — Ты на Ирте единственный в своем роде, ты встречал на своем пути зло и побеждал его. Ты сыграл главную роль в падении Худр’Вра и Даппи Хоба. Это многого стоит перед лицом той опасности, что предстала перед нами сейчас. Гоблины страшатся тебя, и ты стоишь того, чтобы они страшились.

Они спустились к более тусклым районам лучезарного города — к трущобам бедняков в тени небесного причала, где почти бесчармовые мусорщики кое-как перебивались подачками и объедками богатых импортеров. Люди доживали до старости без Чарма, копаясь на свалках, обыскивая мусор и выброшенные ящики. Другие возились с паутиной оберточных сеток. Семьи в бесформенных лохмотьях брели мимо, таща спящих детей, проверяя сточные канавы в поисках чего-нибудь съедобного, свалившегося утром с грузовиков. Сидящие в проходах между складами бродяги вскидывали на Рииса и Изру невидящий взгляд и снова роняли голову на грудь, не дождавшись милостыни.

На пустой площадке между ветхими сараями, давно брошенными импортерами и теперь приспособленными бродягами под жилье, стоял полинявший на ветру и дожде тент. Королева ведьм пригласила туда Рииса:

— Моя резиденция в Горе Сзо.

— Вы здесь живете? — Риис вытаращился на примитивные тростниковые стулья и перевернутые ящики из-под фруктов, тоже служившие сиденьями. Подобно плетениям макраме, свисали с внутренних стен свернутые веревочные гамаки, освободившие место для расколотого дощатого стола. На столе лежали несколько подплесневелых коробок с травами и нарезанными стеблями, стоял ящик, литой чугунный котелок, связка костей, несколько бутылок ручного дутья с маслянистыми жидкостями, спиртовка, булавки и прищепки — грубые инструменты изготовления ведьминых амулетов, талисманов с мизерным количеством Чарма, чтобы помочь бесчармовым удержаться в ночном приливе.

Риис поглядел на черные глаза тритона в чугунке, на белые звездные жемчуга в ящике — дешевейшие из всех наговорных камней.

— Вы королева ведьм. Как вы можете так жить?

— Действительно, некоторые мои предшественницы предпочитали более пышную обстановку. Но я решила жить так, как живет большинство сестер. Каждая ведьма — жена тьмы. Мы связаны супружескими узами с тем, что более всего нуждается в свете Извечной Звезды. Это наша цель — забота о бесчармовых.

— Благородное побуждение, леди Вон. — Риис позволил себе легкую иронию в голосе. — Но не думаете ли вы, что более рациональной тратой сил было бы подвигнуть богатых пэров на кампанию уничтожения нищеты?

— Ах, волхв, ты неверно понял нашу цель. — Королева ведьм раздвинула вуаль, показав озабоченное лицо. — Мы не надеемся победить нищету. Она сама исцелится, когда тьма не будет более застилать сердце человека. Мы живем, чтобы нести свет во тьму. Вот для чего мы призвали тебя.

8 ВОЗВРАЩЕНИЕ КОТЯРЫ

Полог откинулся, и вошла вереница ведьм с мисками дымящейся каши, кусочками ягодного хлеба и корзиной фруктов.

— Ешь, пожалуйста. — Королева ведьм приняла у помощницы глиняную бутылку и вытащила пробку. — Искристая вода Сзо, лучшая в этом доминионе. Пей, пожалуйста.

— Хотя я и хотел бы помочь вам, леди Вон, я не смогу. — Риис отпил воды промочить горло, чтобы лучше объясниться. — Мой друг Бульдог застрял на Темном Берегу, и я должен отправиться за ним. Если вы поможете мне его вернуть, я сделаю для вас…

Риис остановился на полуслове. Холод охватил его и печаль, будто он оказался посреди необъятной грусти, там, где любая воля лишена сил.

— Храни спокойствие. — Леди Вон оказалась рядом с ним и приложила теплую руку к его ледяному лицу. — Вода была заряжена суслом Габагалуса. Его немного, не настолько, чтобы вызвать телепатию, хватает лишь на восприимчивость.

Риис схватил королеву за запястья, намереваясь отшвырнуть ее прочь. Но не успел и шевельнуться, как она прижалась лбом к его лбу через вуаль. Перед глазами вертящимся криком вспыхнула картина: из окон, из-под крыш многоярусного лесного города полыхал огонь.

— Новый Арвар, — застонал Риис, загипнотизированный вдруг выросшим видением осатанелых троллей в лабиринте мощеных улиц. Выпотрошенные люди валялись в канавах, умирая, а в окровавленной толпе мелькнул пучок волос Джиоти, с потеками крови на лице, изломанное тело рвал когтями монстр, как тряпичную куклу. Риис попытался вскочить на ноги.

— Храни спокойствие, волхв. — Дыхание королевы ведьм пахло смолой расколотой сосны, и Риис знал, что внутри нее действует какая-то волшебная трава. — То, что ты видишь, еще не случилось. Но случится. Это видели и в Сестричестве, и в Братстве, и это достоверно. Если только не…

Риис горящими глазами смотрел ей в лицо:

— Если только не — что? Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Не ты, Риис Морган. — Она отодвинулась прочь и набросила на лицо полупрозрачную вуаль. — Нам нужен Котяра.

Риис попытался стереть с лица онемение и сказал мрачно и искренне:

— У меня больше нет волшебства. Я утратил метки зверя.

— Волшебство даст тебе Сестричество — если ты еще раз наденешь эти метки.

Он покачал головой:

— Я один. Что я могу такого, чего не могут ведьмы и чародеи?

— Ты можешь спасти свою возлюбленную Джиоти Одол, — неласково буркнула Изра, — и Новый Арвар, и все города всех доминионов Ирта.

Леди Вон предостерегающе подняла руку в сторону изуродованной ведьмы, а из разреза ее вуали на Рииса глядели пристально темные глаза.

— Гоблины — телепаты, но они не могут проникнуть в твой разум, когда ты — Котяра, человек с Темного Берега, защищенный метками зверя.

Изра кивнула:

— Никто другой на всем Ирте не может выследить их и убить, чтобы они не пустили против него троллей, огров, василисков — все, что они могут на нас напустить. Только ты можешь.

— А как же войны с гоблинами в прошлом? — Он глянул сурово, искоса. — Тогда же вы их победили?

— Мы не убили их, волхв, — ответила леди Вон. — Мы изгнали их. На это ушли тысячи дней и много тысяч жизней, и целые доминионы сходили с ума. — Она положила руку ему на плечо, и он почувствовал ее спокойную силу. — Сейчас доминионы куда слабее, чем были тогда. Худр’Вра убил слишком много лучших среди нас. На этот раз нам гоблинов не победить, и они это знают. Вот почему они вернулись.

— А что же будет с Бульдогом? — слабея, спросил Риис. — Я не могу бросить его на Темном Берегу.

— Ты хочешь привести его на Ирт, разоренный гоблинами? — Изра понизила голос до резкого шепота, не желая будоражить людей за палаткой. — Хочешь вернуться и увидеть Новый Арвар грудой пепла, а свою Джиоти с распоротым животом?

Риис ссутулил плечи, но когда он заговорил, в его голосе звучала холодная решимость.

— Дай мне свое волшебство, ведьма. Я надену метки зверя — и мы убьем гоблинов.

Изра улыбнулась во весь рот:

— Когда покончим с гоблинами, Риис Морган, я отправлюсь с тобой на Темный Берег за твоим другом.

Риис угрюмо кивнул и принял маленький темный изумруд, который леди Вон вынула из складок платья.

— Сожми его крепче, — велела она. — Чарм этого наговорного камня вызовет твои метки зверя.

Ради Джиоти он взял изумруд и сомкнул на нем ладонь. Огненная сила вспыхнула у него под веками. Ярче, отчетливей полились звуки: он четко различил стук своего сердца, шепот ведьм, поющих заклинания под вуалями, шум лифта за несколько кварталов, скрип лебедок, поднимающих грузы к дирижаблям от грузовиков.

Резкими стали цвета. Он различил плетение паутинной маски королевы ведьм и за ней — глаза, расширенные, ждущие, пристально глядящие на изменение, охватившее его.

Он посмотрел вниз, на свои руки, на грудь. Кожа покрылась синим дымчатым мехом, будто туманом, который можно было смахнуть рукой. Но когда он попытался это сделать, туман превратился в густую шерсть, плотную как бархат. Забился пульс в мохнатых пальцах, и черные когти полезли из них. Он тут же их втянул и сжал руки в кулаки, замахнувшись на королеву ведьм с воющим ворчанием.

Королева не отпрянула, только потянулась к столу, сбросила хлебцы с тарелки и протянула ему серебряный диск. Овальное зеркало в центре отразило круглую голову с кошачьими ушами и покатый лоб, покрытый коротким синим мехом. Раскосые зеленые глаза мигнули, и искривившиеся в оскале черные губы показали две пары клыков.

Гнев вздернул Котяру на ноги. Сшитые металлом штаны натянулись, раздуваемые упругими мышцами, кожа сапог раздулась. Животная ярость поднималась в нем, заполняя пустоту, оставленную утраченной волшебной силой. Он разъярился от западни, которую, кажется, захлопнула сейчас королева ведьм.

Он смутно припомнил последний сон Рииса и сообразил: сон предсказывал, что чармоделы его запрягут в этом кошачьем виде для ведьм. Он снова взвыл, его кулак обрушился на стол, дробя дерево на взлетевшие щепки. Вылезли когти, и он замахнулся ими на ведьму, полный злобы.

Изра вскочила встать между ними, но леди Вон дала ей рукой знак не вмешиваться. Королева ведьм отбросила вуали, показав круглое лицо, обрамленное короткими каштановыми волосами.

— Если ты должен убить меня, чтобы насытить свою ярость, я не стану сопротивляться, и никто из всего Сестричества не будет за меня мстить. Бей, если должен.

И снова вспомнился сон. Она подставилась под его разъяренные когти, как драгоценный манускрипт, шедевр мастерства ее Сестричества, величайшая надежда Ирта. Когти втянулись.

— А-а-а-ах!

Он повернулся и бросился прочь из шатра.

Изра догнала его, когда он крался через пустырь, пугая бродяг в картонных хижинах и заставляя детей кричать от страха.

— Куда ты?

Котяра злобно глянул и показал клыки.

Изра откинула вуали и встала перед ним, открыв пятнистое лицо и жестко глядя единственным глазом.

— Куда ты, Котяра?

— Отойди с дороги, ведьма. — Он взмахнул перед ней рукой с когтями, в дюйме от ее здорового глаза, настолько быстро, что она едва заметила. Ветер раздул ее вуали. — Не пытайся снова меня скрутить, Изра. Я теперь в пять раз сильнее.

— Спокойно, Котяра. Твой гнев — побочное следствие превращения. Он нерационален, смири его! — Она осмелилась положить руки на его мохнатые плечи и ощутила надувшиеся мышцы. — Ты нам нужен, чтобы победить гоблинов. Помоги нам.

Мольба в ее голосе смирила его звериную жестокость, и Котяра вспомнил, кто он, вспомнил Джиоти и Бульдога.

— Где они? — Он угрюмо глянул на покрытую шрамами ведьму. — Где эти гоблины?

Изра пошла с ним рядом по высокой траве.

— Сначала успокойся. Успокойся. — Она показала на перепуганных детей с вытаращенными глазами и истощенными серыми лицами, выглядывающих из-за одинокого дерева. — Подумай о маркграфине и о том, что бы она от тебя хотела.

Котяра остановился у каменного подножия заброшенного склада. При упоминании Джиоти он склонил голову, блеснув клыками.

— Где эти гоблины?

Кривая улыбка просияла на изуродованном лице Изры, рука ее напряглась на его плече.

— Нам надо будет выследить их, Котяра. Они маленькие, у них мощный и злобный ум. Но они держатся вместе. Они должны тесниться, вызывая телепатическую силу, которая им нужна, чтобы владеть троллями и прочими бестиями. Сестричество нас поведет.

— Нас? — Полосатые впалые щеки скривились в гримасе. — Ты хочешь и дальше меня использовать?

— Нас всех используют, Котяра. Одних ловят на то, что благородно, других — на то, что низменно.

— Я делаю это ради любви — ради Джиоти.

— Любви недостаточно. — Изра смотрела прямо в вертикальную тьму его зрачков. — Против зла ее никогда не достаточно. Вот почему мы должны помогать друг другу. Мы — ведьмы, и мы верим тому, чему учат «Висельные Свитки»: «Люби, и многих найдешь помощников».

9 ОВЕРИ СКАРН

«Столпы примулы», самый изящный храм в Арвар Одоле — многие сказали бы даже «на всем Ирте», — где традиционно происходили коронации пэров с доталисманических времен, был восстановлен волхвом в Новом Арваре с величайшей точностью. Храм состоял из «столпов» — семидесяти семи колонн серого камня с обсидиановыми включениями и дымчатыми прожилками, похожими на мрамор. По каждой из этих высоких колонн вились стебли роз, усеянные бесчисленными розовыми и желтыми цветками. С высокой галереи, которую поддерживали колонны, свисали на толстых цепях фонари, выкованные из черного серебра и зеленой меди, и они освещали лабиринт фигурно подстриженных кустов, карликовых деревьев и многочисленных садов, очерченных гранитными дорожками, некоторые с озерцами и плавающими лилиями, другие с музыкальными фонтанами, дно которых выстлано разноцветным песком или кучками мшистых камней. Здесь находились прославленные стенные сады, воспетые во многих стихах и легендах доминиона.

Над галереей, опирающейся на колонны, располагался мозаичный дворик под открытым небом. Световые часы, отмерявшие время по тени от Извечной Звезды, отбрасываемой агатовым столбиком на известняковый диск, стояли во всех четырех углах. В одном конце находилась обсерватория из камня с красными прожилками, а другой был украшен элегантной в своей простоте кафедрой из бледного халцедона. Между ними было пустое пространство, мозаичный пол, где проносились тени облаков. Но волхв изменил случайный узор плиток, и теперь они слагались в имена всех, кто жил в Арвар Одоле и был убит змеедемонами, обрушившими город в джунгли.

Поч стоял возле имени своего отца, Кеона Одола, когда к нему обратилась агент «Шахт Бульдога».

— Вы, конечно, согласны, что ваша сестра, маркграфиня, не должна знать о нашей встрече? — Агентша понимающе улыбнулась — крупная женщина с полевыми цветами в курчавых каштановых волосах и переднике с амулетами, где жезлы силы и конгломераты крысиных звезд почти полностью скрывались газом, лентами и пестрым шелком. — Она — простите мне это слово — фанатичка, какой, наверное, и полагается быть маркграфине. Она очень ревниво охраняет свои права собственности на этот город.

— Она со своим волхвом отстроила его из руин, — сказал Поч, не отрывая взгляд от имени, написанном у его ног, обутых в лайковые сапоги. — Если бы не моя сестра и ее консорт, Нового Арвара просто не было бы.

— И это правда. Вот почему «Шахты Бульдога» хотели бы сохранить управление городом в руках ее рода. Хотя, естественно, если появится другой род, имеющий средства уплатить долги, этот род мог бы заявить права на владение.

— Маловероятно в это военное время, — ответил Поч почти рассеянно.

Агентша заметила имя, на которое смотрел Поч.

— Ваш отец наверняка захотел бы сохранить город в руках своих наследников. Вы и ваша сестра — последние в роду. Будет справедливо и хорошо, если вы будете выполнять официальную роль маркграфа, а фактическим владельцем города станут «Шахты Бульдога».

Поч беспокойно глянул на агентшу:

— Джиоти не будет рада отдать свой пост.

— Но она не может бросить нам вызов перед законом. — Агентша повернулась, ее бархатная туфля закрыла имя Кеона Одола, и Почу пришлось поднять на нее глаза. — Хоть ваша сестра и отстроила город, все товары и услуги, необходимые, чтобы город начал жить, финансировали мы. «Шахты Бульдога» оплачивали размещение и перевозку рабочих. Мы построили лесопилки и плотницкие мастерские, на которых держится экономика города. Без нас все, что построено здесь, в середине джунглей, стало бы лишь тщательно сделанным памятником погибшим. Мы оживили эту кучу камней. — Рука женщины в широком рукаве обвела окружающие улицы, нагромождение крыш и дымовых труб. — К несчастью, доминионам снова угрожают гоблины, и маркграфиня не может сейчас расплатиться. Прискорбно, но мы должны защищать свои инвестиции. Это моя работа, я клялась ее выполнять как агент «Шахт Бульдога».

— Сам Бульдог списал бы эти долги целиком.

— Наверное, он так и сделал бы. Он построил компанию так, что подобная власть принадлежит только ему. — Густые брови сошлись в деланной печали. — Но ведь Бульдога сейчас нет на Ирте? Насколько мы знаем, его может даже не быть в живых. И вернуть вложения «Шахт Бульдога» — это сейчас моя обязанность. — Ладони с пухлыми пальцами прижались к груди. — Я отвечаю перед нашими инвесторами. Я, Овери Скарн. И никто другой, потому что я — главный бухгалтер и агент по долгам. А если честно, то от гоблинов и мне вред. — Она с сокрушенным видом покачала головой, и полевые цветы выпали из ее кудрей. — Инвестиции во многих доминионах невозвратимы — полностью утрачены из-за буйства троллей. Что мне прикажете делать? Как мне отвечать перед людьми, которые мне доверили свои деньги? — Глаза ее заблестели, готовые пролить слезы. — Новый Арвар пока что нападению не подвергался. Вот почему я должна взять его под свой контроль. Я должна покрыть убытки. Вы меня понимаете?

Поч ответил ей острым взглядом и холодной улыбкой.

— А зачем я тебе вообще нужен? Выбрось отсюда Одолов и возьми город. Можешь назвать его Арвар Бульдог.

— Не надо колкостей, Поч. — Взгляд Овери Скарн стал тверже. — Ты знаешь, что лишь пэр может править доминионом. Сколько бы денег ни вложили сюда «Шахты Бульдога», мы не можем взять этот город себе. Мы можем объявить о правах собственника, но лишь если согласен правитель. А твоя сестра наверняка предпочтет объявить себя банкротом. В этом случае «Шахты Бульдога» теряют все свои вложения. А доминиону придется выбираться самому, без притока инвестиционных капиталов.

— В это опасное время, когда гоблины напускают троллей рвать все в клочья, что терять Джиоти? — Поч нетерпеливо провел пальцами по волосам. Он понимал, что у этой скупердяйки-агентши есть план, и хотел, чтобы она его попросту высказала и перестала ходить вокруг да около. — Я удивлен, что она до сих пор не объявила о банкротстве.

— Она ждет, чтобы волхв нашел Бульдога на Темном Берегу, и Бульдог простил бы ей долги. Тогда она сможет дальше финансировать свое амбициозное строительство. — Овери Скарн доверительно наклонилась к нему. — Но я не думаю, что Бульдог вернется. С Темного Берега — вряд ли. И когда маркграфиня это поймет, все мои шансы в этом городе рухнут. Если только ты не будешь маркграфом.

Поч глянул на нее искоса:

— Но я не маркграф.

— Возьми долг на себя, — просто ответила агентша. — Если ты сможешь заплатить долг, закон о регентстве объявляет, что ты имеешь право, как единственный уцелевший из рода Одол, заменить свою сестру в правлении доминионом.

Он безнадежно пожал плечами:

— У меня нет средств ни на какие платежи.

Овери Скарн протянула руку, поправила несколько покосившихся амулетов на груди у Поча, потом шагнула назад, внимательно поглядела ему в лицо и только тогда сказала:

— Я прослежу, чтобы эти средства у тебя были. Я их тайно переправлю на секретный счет, который мы откроем тебе в этом городе. На все вопросы можешь отвечать, что заработал их в приключениях на Рифовых Островах Нхэта, когда служил смотрителем Гнилого Болота. В наши неистовые времена кто осмелится публично усомниться в твоих словах? Скажешь, что нашел сокровище, спрятанное Худр’Вра. По законам доминиона такой клад принадлежит нашедшему, и это твоя законная добыча. Заплати из него долг и займи место маркграфа.

— Маркграфа только по титулу, разумеется. — Он понимающе прищурился. — А фактически Новым Арваром будешь владеть ты, и торговыми делами города заниматься будешь тоже ты, получая от своих начальных вложений отдачу в разы.

— Ты отлично все понял. — Похожие на крошечные дыры ямочки расцвели на щеках Овери Скарн. — Мы договорились?

Поч глянул на индикатор подслушивания и увидел, что кварц остался туманным, показывая, что разговор не слышен.

— Моя сестра пытается с самого моего детства мною командовать. Когда погибли родители, она стала невыносимой. Мне рядом с ней очень трудно. Я бы и сейчас сюда не приехал, если бы моей подруге не стало слишком страшно оставаться на Гнилом Болоте. — Он гордо задрал подбородок. — Когда деньги будут на счете, я выступлю против Джиоти и возьму на себя титул правителя.

Ангельские губки Овери Скарн сложились в благодарную улыбку:

— Я ожидала вашего согласия. Деньги уже лежат в городском банке на ваше имя, маркграф.

10 УМСТВЕННО ОТСТАЛЫЙ

Джиоти сидела возле стола черного дерева в нише у открытого окна, выходившего на синие и красные черепичные крыши под белыми высокими облаками, и просматривала доклады о нападениях троллей по всем доминионам. Воцарялся хаос. Гоблины своей телепатией направляли огров и василисков против всех крупных городов.

— Почему щадят нас? — спросила маркграфиня у своего мастера оружия.

Нетте стояла в середине сводчатой комнаты, наклонившись над шаром видения — хрустальной сферой, с помощью Чарма оглядывающей окрестные джунгли. Она видела лесные тропы, кишащие обезьянами, видела ярких птиц, кружащих возле пальм и лиан. Цветущие деревья и кусты тянулись вдоль троп, но нигде не было видно ни троллей, ни огров. Нетте повертела инкрустированную жемчугом столешницу, чтобы сфера проглядела всю буйную зелень джунглей, и вернулась к террасам Арвар Одола. Быстро оглядев крыши домов, она подобралась к окну, у которого сидела маркграфиня.

— Я не вижу угроз, госпожа.

Джиоти хлопнула по столу стопкой бумаг:

— Почему? Почему нас щадят?

— Наши отряды в джунглях отлично вооружены, — предположила Нетте. — И дорожные патрули — тоже.

— Укс и Чарн-Бамбар вооружены еще лучше, но все время страдают от набегов. — Джиоти оттолкнулась от стола и повернулась кругом. — А нас гоблины щадят. Почему?

Нетте выпрямилась, сцепила руки за спиной.

— Наверное, они думают, что волхв еще с нами. Он на Темном Берегу, может быть, они не смогли ощутить его отъезда.

Джиоти стиснула зубы и скептически покачала головой:

— Мы его искали даже за Моодруном. Слишком много народу знает, что он пропал. — Она вздохнула. — И куда же он на самом деле девался?

Женщина из Дома Убийц пододвинулась ближе.

— Я не хотела вам говорить, пока не будет подтверждения, но в Брисе видели человека со звериными метками, похожего по описанию на Котяру.

Маркграфиня встала:

— А Риис мог снова перемениться?

— Сообщения не проверены. — Нетте глянула на пачку сообщений о боях. — Времена смутные, я бы не стала делать поспешных заключений.

В дверь постучали, и Нетте посмотрела в глаз Чарма у себя на рукаве.

— Ваш брат, госпожа.

Джиоти кивнула, чтобы его впустили, и Нетте взмахнула амулетом ключа, отпирающего дверь.

Поч остановился на пороге, беспокойно глядя на мастера оружия.

— Джио, я могу говорить с тобой наедине?

— Заходи, Поч. — Она махнула ему в сторону скамейки у окна, ярко освещенной сквозь фонарь в потолке. — Можешь свободно говорить при Нетте.

— Я бы предпочел без нее. — Он медленно прошел к высоким окнам. — Это касается только меня и тебя.

— Что бы это ни было, Поч, тебе придется сказать это при ней. — Джиоти подошла к той же скамье и села. — Она — мой мастер оружия, и я не могу хранить от нее секреты, каких бы личных материй они ни касались. Ты же понимаешь, что по-другому нельзя. Я — маркграфиня.

— Уже нет. — Из кармана на рукаве Поч достал листок желтой банковской бумаги, плотно исписанной шифром. — Я лично признал долг нашего доминиона компании «Шахты Бульдога». Теперь я маркграф.

Джиоти недоверчиво склонила голову.

— Ты удивлена? — Поч беззвучно рассмеялся. — Я тебя понимаю, Джио. Отлично понимаю. Как может недоразвитый ребенок вроде меня возвратить такой огромный долг?

— Дай посмотреть. — Джиоти встала и взяла у него из руки зашифрованную записку.

— Все легитимно, Джио. — Он сел туда, где только что сидела она, закинул ногу на ногу и раскинул руки по подлокотникам. — Закон о регентстве говорит…

— Я знаю закон о регентстве, — спокойно перебила Джиоти, все еще разглядывая бумагу. — Где ты взял такой капитал?

— Нашел сокровище, которое спрятали змеедемоны на одном рифовом острове. — Он вскинул брови. — Работа смотрителем на Гнилом Болоте оказалась заманчивей, чем ты думала, не правда ли?

— Это ложь, Поч. — Она бросила бумагу ему на колени. — Никакого сокровища ты не находил.

Квадратное лицо Поча окаменело.

— Не говори мне, Джиоти, что я делал и чего не делал. Хватит. Я теперь маркграф. Я тебе расскажу, что случилось. А если ты не хочешь мне верить, можешь уехать из Нового Арвара. Думаю, на Гнилом Болоте открылась вакансия.

— Где ты нашел сокровище? — спокойно продолжала допрашивать Джиоти. — Как ты его добыл? Кто его оценил?

Поч покачался из стороны в сторону.

— Я не обязан отвечать на эти вопросы. Важно только то, что у меня есть деньги, чтобы заплатить долги «Шахтам Бульдога», а у тебя их нет.

— Я прослежу, откуда пришли эти деньги…

— Нет. — Он вызывающе задрал подбородок. — Проследить деньги — это требует соизволения правящего пэра. В Новом Арваре это я. Я маркграф, а ты всего лишь моя сестра.

Джиоти покачала головой:

— Изменение правителя должно быть утверждено судом…

— Нет. — Он улыбнулся, и от глаз его побежали веселые лучики, потому что этой минуты он ждал. — Ты, кажется, говорила, что знаешь закон о регентстве? Так вот, ты знаешь меньше, чем думаешь. Я в него заглянул, и там говорится, что утверждения не требуется, если переход власти совершается в одном и том же роду и если не поступает иска от другого пэра того же рода. В нашем роду есть только ты и я, Джио. Ты и я. Утверждения в суде не будет.

Джиоти села рядом с ним:

— Поч, зачем ты это делаешь?

— Затем, что могу. — Мрачная решимость затенила его лицо. — Почему бы мне не быть маркграфом? Ты не веришь, что я буду действовать так, как действовал бы отец? Больше ты не будешь обращаться со мной как с умственно отсталым. — Его глаза весело блеснули. — И я женюсь и заведу наследников, и целая новая династия начнется с меня!