Часть пятая ГОРОД УТРАЧЕННОГО СВЕТА

Для святых и проклятых время весит чуть меньше.

Висельные Свитки, 22

1 ИЗ ЭТОЙ ТЬМЫ

Нокс шагнул из Октоберленда на горячий толь августовского дня. Почти как пьяный он прошел среди черных дымовых труб и серебристых выходов вентиляции, усталый от долгого транса. Ему нужен был отдых от оловянных теней ковена, от тусклых цветов, грязного запаха прелых листьев, и он вышел из темноты в сияние дня. Нокс скинул церемониальную мантию, которая словно лужица черной тени легла на цинковый кожух кондиционера, и остался в красных подштанниках под вяжущим кровь жарким солнцем.

Древний чернокнижник будто вылез из печи: сморщенная обугленная кожа натянулась на острых костях, редкие волосы обожженного черепа свисали оборванной паучьей сетью. Он сел на колено трубы и поднял запавшие глаза к солнцу, радуясь его свирепому огню. Устал он от транса, от призраков, от их эманаций. Вытянув морщинистые руки к создателю света, он искал силы для выполнения своей честолюбивой задачи: снова стать молодым. Мэри Феликс была в пути, шла к нему, и ковен был готов ее встретить. Когда она войдет в круг, Бульдог последует за ней, и Чарм зверочеловека исцелит последствия семи тысяч лет жизни.

Из сияния солнца соткался образ, принадлежащий первому храму: вздыбленный козел с ангельскими крыльями — давнее-давнее божество шумеров. Нокс моргнул. Жар солнца извлек из него холодную струйку страха. Существо в небе, задравшее один конец тела к небу, другим было связано с душой Нокса, с одним из самых глубоких воспоминаний на дне разума.

Кто?

Дребезжащий гул заставил солнечный свет заплясать сернистой пылью, и послышался голос:

Это я с тобой, Нокс из Джармо, Нокс с подножий гор Загрос, Нокс из времени до первых городов.

— Кавал!

Да, я с тобой, Нокс, обучавшийся магии в Эриду, Нокс, взявший знание у странников степей, Нокс, проживший долго хитростью путешественников равнин под звездами. Я прячусь в небе, Нокс, и я вижу все. Не будет тебе добра, если притянешь к себе Чарм Ирта. Невинный Бульдог ничем тебе не поможет…

— Изыди, мертвец! — Нокс задвигал руки ножницами, и существо стало почти не видным.

Погоди! У тебя хватит силы легко меня прогнать. Я сейчас слабее, чем был когда-либо. Но я пришел к тебе не без цели.

— Ты пришел уничтожить меня! Изыди, чародей с Ирта!

Да, я действительно чародей с Ирта. Держись меня, Нокс, и я покажу тебе Светлые Миры. Держись.

Нокс перестал шевелить руками и скрестил их на груди с выпиравшими ребрами.

— Ты — тонкая нить бытия, Кавал. Я могу прервать тебя, и та мелочь, что осталась от твоей жизни, уйдет в зыбкий горячий воздух и уличную пыль. Не думай, что сможешь меня обмануть. Я слишком стар для фокусов. Но я посмотрю, что ты хочешь мне показать.

Он раскрыл сгоревшие сучья рук и принял в себя сияние дня, а с ним и энергию волшебника.

В тот же миг гармоники силы сузившегося в нить Кавала совпали с частотой колебаний от Светлых Миров, и разум Нокса протянулся через Бездну, через пятнадцать миллиардов световых лет, к яркости Извечной Звезды. Он тут же отпрянул, не увидев ничего, кроме серебряной светоносности.

Зрение его успело приспособиться к свету, и в пылающем огне он разглядел пламенные фигуры, вертящийся дым, мерцание паров неона — звездные дымы и пар комет окружали планеты Светлых Миров.

От нечеткой линии этого берега плыли искорки, зернышки света, воспарившие от белой ауры Извечной Звезды и растворенные в пропасти вечной ночи.

Это мертвецы Светлых Миров. Их тела, сорванные с якоря смертью и сном, уносятся ветром Чарма Извечной Звезды — сдуваются в пустоту.

— Зачем ты показываешь мне это, чародей?

Все души происходят от Извечной Звезды. Когда-то и ты жил среди Светлых Миров, в иной жизни, с другими воспоминаниями.

— Помоги мне собрать этот Чарм, собрать его в свое тело и омолодиться, чародей.

Чарм этих мертвецов слишком разрежен для такого плотного существа, как ты.

Нокс оторвался от видения сахаристого дыма, уходящего в темноту, семян Чарма, из которых вырастут иные жизни среди миров более темных. Он вернулся в свое привязанное к земле тело и, возвращаясь, заметил немногие искорки Чарма, что летели в том же холодном направлении. Он четко различил тела, кувыркающиеся в вакууме, — но эти человеческие фигуры людям не принадлежали.

Это эльфы — тела их плывут к Темному Берегу.

Цветные трупы, одетые в берестяные платья с мхом и лиан, стали расплываться, как грязь под дождем. Прозрачные лохмотья кожи и кос завивались пенистыми спиралями и таяли в пространстве как блеск мишуры. Вскоре от эльфов остались только пятнышки света, изморось Чарма над синим шаром и перистыми облаками Земли.

Они спускались дальше, светлячки, выброшенные в ночь, пойманные планетным ветром и рассеянные над океанами, куда и упали почти все. Редкие осколки этой жизни приземлились над континентами и сквозь атмосферу медленно осели на леса и луга.

Несколько ярких пылинок сопровождали Нокса на пути к собственному телу. Неоновые ночные сполохи Манхэттена отражались в двойной реке, уходя вниз, как перевернутые факелы. Путешествие, которое казалось мгновенным, поглотило весь день. Тело, сидевшее на колене трубы, встрепенулось, и Нокс выпрямился, глядя на геометрический узор города.

Он с трудом поднялся на ноги и увидел, как сопровождавшие его искорки Чарма теряются в улицах.

— Что будет с этими жизнями? Как они возродятся в этой помойке?

Жизни, потерянные среди Светлых Миров, улетают к Темному Берегу. Почти все они вечно плавают в Бездне. Некоторые опускаются на мертвые миры. Те редкие души, что достигают Земли на крыльях случайного ветра, сливаются с основой этого мира и постепенно входят в геологическую матрицу планеты, снова оживают в водорослях, растениях и, наконец, в животных. Такова же будет и твоя судьба, Нокс, когда ты умрешь.

2 МЫСЛИ ДОЖДЯ

— Я не умру! — вызывающе крикнул Нокс. Он танцевал на крыше под взглядом городских огней и немногих ярких звезд. — Не для того я прожил так долго, чтобы сливаться с камнем.

Ты умрешь, Нокс.

Резким движением рук Нокс разорвал связь с Кавалом. Голос чародея затих, заглушенный шумом дальних сирен, грохотом дизелей и воем клаксонов на улице.

— Нет, Кавал, это ты мертв. А я еще жив. И жить буду вечно.

Он поднял церемониальное облачение, натянул его и по деревянным ступеням поднялся к ясеневой двери бывшего водопроводного бака.

Как и всегда, в Октоберленде стоял пьянящий запах прелых листьев и мшистых сырых камней. В прохладном и темном интерьере Нокс быстро подошел к пятигранному обсидиановому алтарю и вытащил из грязной урны черную иглу. Она двигалась резкими рывками, как будто впадая в оцепенение. Нокс, распевая и пританцовывая, расхаживал, прижав к груди отравленное острие, потом приблизил к игле почерневшие губы, наклонился низко и выпустил иглу на пол, глядя, как она скользит в маслянистом свете туда, где погибла Дева.

Нокс преклонил колени перед ожившей иглой и шепнул ей:

— Приди занять свое место в круге.

Мэри Феликс на высоте шести миль и на расстоянии сотен миль от него услышала этот призыв. Она сидела у иллюминатора самолета, который к рассвету должен был доставить ее в Манхэттен. Серебристые сполохи молний плясали в темных облаках, и сначала Мэри подумала, что слышит мысли дождя: Приди занять свое место в круге. Эти мысли дождя поднимались в тепловом потоке от раскаленной земли, чтобы коснуться холодной границы космоса и вернуться обратно в ночной мир.

Расставшись с Булем, Мэри Феликс то и дело впадала в транс. Она посетила Ирт, и мертвая женщина велела ей найти Кавала на Темном Берегу. Но Мэри была настолько новичком в этих астральных делах, что все попытки найти таинственного чародея оказались тщетными. Вместо этого она сидела в зале аэропорта, терпеливо наблюдая, как летние сумерки меняют цвет от оранжевого и красного до индигового. Она стала клевать носом. В туалете, смывая усталость с глаз, она таращилась на собственное молодое лицо и пыталась понять, кто же она сейчас.

Из темного иллюминатора самолета на нее снова глядело то же молодое лицо. В гудении двигателя слышались еле различимые дребезжащие голоса, нефизическое бормотание, поднимающееся из взволнованной души Мэри, от воспоминаний, что влил в нее Бульдог.

Ей было совестно, что она бросила Буля с Райаном. Она сбежала от магического существа, которое дало ей молодость и знание Светлых Миров. И в то же время выбора у нее не было. Знание, которым она теперь обладала, было их единственным оружием против Нокса.

Приди занять свое место в круге.

Мэри задернула шторку иллюминатора, услышав внутри себя голос Нокса. Она испугалась, что даже здесь, в небе, он может ее настигнуть. Мэри повернулась к соседке, стараясь не обращать внимания на телепатический призыв. Женщина была молода, с льняными волосами, и Мэри поняла, что уже видела ее раньше.

— Не бойся, — сказала соседка тихим голосом. — Я сама сперва боялась. Но когда ты почувствуешь силу, бояться будет уже нечего.

Мэри Феликс недоуменно прищурилась:

— Простите?

— Со мной можно не притворяться. — Женщина положила ледяную ладонь на руку Мэри. — Я знаю, что с тобой происходит.

— Знаете?

— Меня зовут Дева — по знаку зодиака. — Она безмятежно улыбнулась. — Меня послал Октоберленд.

Мэри отдернула руку как от огня.

Дева неодобрительно покачала головой.

— Я не причиню тебе вреда. Я здесь, чтобы тебя успокоить. Для страха нет причины. Я могу ответить на все твои вопросы.

— Извините, — сказала Мэри, расстегивая ремень кресла, и встала. Она выбралась в проход и направилась в хвост самолета. Когда она оглянулась, Девы не было.

В туалете она умылась — и из зеркала на нее глянула Дева.

— Ты займешь мое место в круге, — сказал призрак с ликующей улыбкой.

Мэри рванулась в дверь — подальше от этого ужаса. Оказавшись в проходе, она побоялась возвращаться на место и стала всматриваться в пассажиров салона, ища призрак и не находя его. В окне начинал пробиваться рассвет. Скоро посадка.

В дальнем конце прохода из туалета вышла Дева. Мэри резко отвернулась и столкнулась со стюардессой.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Вон та женщина меня преследует. — Мэри показала в проход — там никого не было. — Извините. Только что она там была.

Мэри еще раз оглядела лица пассажиров и Девы не увидела.

Не желая возвращаться на свое место, Мэри нашла свободное кресло рядом с каким-то спящим бизнесменом. Стюардесса принесла ей апельсинового сока, и Мэри взяла его, настороженно разглядывая пассажиров.

В шести милях внизу, в приближающемся городе, Нокс ощутил ее страх и рассмеялся.

— Молодец, Дева, молодец! Присматривай за ней, и вскоре освободишься от черной иглы. Эта женщина займет твое место, и ты будешь свободна…

Он сам услышал, как глухо прозвучал его смех. Кавал наполнил его страхом куда более плотным, чем тот, что испытывала его добыча в подлетающем самолете.

Смерть — возврат к неорганическому уровню. Даже мысль об этом была непереносима, и Нокс встал и подошел к алтарю. С шипящим криком он зажег толстые черные свечи, и яркие языки пламени запрыгали, отбрасывая пляшущие тени на мшистые стены и выхватывая из темноты висящие цепи с лицами на высохших яблоках и пучки травы.

Тени просвечивали сквозь юную женщину с льняными волосами.

— Отпусти меня теперь, хозяин.

— Еще рано, Дева. Еще пока рано.

— Мне найдена замена. Отпусти меня, мне холодно, я хочу умереть.

Нокс взял с алтаря узловатый от наростов посох и ударил видение наотмашь, разбивая его как стекло. Светящиеся осколки разлетелись по полу, завертелись, тускнея как догорающие угли, у которых тут же выросли ножки, и они разбежались как тараканы.

— Теперь ты удовлетворена, Дева?

Нокс передернулся и бросил посох на пол. Смерть была ему отвратительна, и Кавал подстегнул его страх. Чародей заставил его увидеть неощутимые пределы исчезновения — и вечную бесконечность бытия. Он не хотел возвращаться в прах. Он хотел жить вечно такой, как есть, но только моложе и сильнее.

Нокс стал танцевать среди мечущихся теней. Ноги его били по доскам, желая ощутить реальность собственных костей, жизнь мышц и связок. И он пел, танцуя:

— Я никогда не умру. Я буду танцевать вечно и жить вечно, и не умру никогда!

3 ГОЛОС МРАКА

Н’драто тащил труп Котяры через мрак Ткани Небес за металлическую проволоку, обернутую вокруг ног мертвеца. Глядя вверх в темные глубины зияющего колодца обрушенных этажей, он определял свое местонахождение среди древних развалин — и высматривал кровожадных призраков. Серые сгустки неизвестных форм шевелились на верхних этажах, но никто не пытался приблизиться.

Он собирался привезти труп Котяры к Шаи Малиа целиком — чтобы из него набили чучело и выставили в садах «Столпов примулы». Но для выполнения такой непростой задачи надо было найти путь Чарма, причем поблизости. Путь, которым он прибыл для выполнения задания, находился несколькими этажами выше, и если здесь не удастся найти выход в Арвар Одол, придется отрезать звериную голову в качестве трофея.

В напряжении, не ослабляя внимания в поиске кровожадных призраков, Н’драто скривился и перетащил мертвое тело через обломки каменной кладки. Он петлял среди луж, булькавших пузырьками радужного газа. Откуда Шаи Малиа так хорошо знает эти мерзкие развалины, убийца гадать не хотел. Даже его Дом не решался составить карту этого жуткого места с такой точностью, с какой описала его Шаи Малиа. Если бы она была истиной ведьмой, он бы предположил, что Сестричество поделилось своими всеобъемлющими знаниями — хотя даже в этом случае было бы трудно ей поверить, поскольку ведьмы посвящали свою жизнь службе беднякам, а не вампирам.

Описание обходных путей в лесу колонн, данное Шаи Малиа, оказалось абсолютно точным. Н’драто тянул труп через кучи серой грибной пыли, смешанной с остатками гниющей каменной кладки, помета нетопырей и дохлыми жуками. Когда тело застревало у остатков какого-нибудь цоколя, он останавливался и хватал труп руками и переносил через препятствие. Безжизненные глаза, все еще скошенные к смертельной ране, разошлись, открыв пустую внутренность. Слабый свет, пробивающийся в лес колонн, падал в вертикальную щель и поглощался в пустом черепе.

Сначала Н’драто почти ничего не заметил. В разоренном интерьере заброшенного храма возник какой-то гул, и убийца прибавил ходу, устремившись к выходу чармового туннеля. Наемный убийца, он был обучен ликвидировать любые формы разумной жизни, и даже жаждущие крови призраки тоже были уязвимы для его смертельного искусства. Как бы ни были иллюзорны их сущности, уничтожить их было не просто. Но они как-то жили, следовательно, могли быть убиты.

Трудность тут заключалась в том, что они не являлись обычными смертными, как эльфы, люди, кобольды и даже огры. Это были чародеи — невероятно старые чародеи. Иссохшие в дым за много веков, они выжили за счет своей магии и воли брать себе жар крови всего, что живет и что нарушает границы их владений в Ткани Небес — нетопырей, жаб, даже растительности, что процветала на фекалиях жаб и нетопырей. Их убить будет очень непростой задачей, а Н’драто никогда не стремился к трудностям.

В подземной столице было много рухнувших храмов и псевдоморфных фигур богов, чуждых и невозможных. Под жвалами божества из черного дерева, засыпанного пеплом и кирпичом по самые фасеточные глаза, обнаружился путь Чарма, как обещала Шаи Малиа.

Из перекошенной трещины тянулся запах гари от обожженного камня, и затхлый воздух развалин был пропитан копотью. Обломки мрамора, торчащие из почерневшей земли, не давали затащить труп в отверстие волоком, и Н’драто пришлось взвалить его на плечи и перетащить через каменные фигуры, вырезанные для давно уже позабытой цели.

Подхватив тело, он кроме зияющей расщелины между глаз заметил еще кое-что. Сами глаза сморщились и покрылись будто хитиновой коркой.

Неразборчивое бормотание кровожадных призраков заставило Н’драто прижать к себе мертвеца, согнуться и войти в туннель Чарма спиной вперед. Запах паленого камня сгустился, и Н’драто осмелился зажечь несколько дополнительных осветительных алмазов на наголовном обруче, чтобы рассмотреть проход.

В свете алмазов клубился дым. «Новый Арвар горит?» — подумал Н’драто, продвигаясь вперед и снова таща за собой труп. Он знал, что призраки за ним не полезут, страшась заблудиться в лишенных жизни коридорах. Без четких указаний Шаи Малиа сам убийца потерялся бы среди бронхиального дерева ходов, открывающихся во все стороны и непонятно куда ведущих.

Булькающее шипение исходило из всех коридоров, становясь громче, когда Н’драто к ним подходил. У него начала зарождаться пока еще неясная догадка о том, что заполняло воздух вонью и треском, и от этой догадки сердце забилось быстрее. А когда зеленое мерцание заиграло на каменных стенах, он понял, что угадал правильно. Н’драто покинул путь, ведущий к Новому Арвару, и бросился к мерцающим камням, скрипя зубами, и кровь громко колотилась у него в ушах.

За следующим поворотом горячий удушающий ветер пахнул в лицо дымом раскаленного горящего камня. Усилив чармовую защиту жезлов силы, убийца потянул за собой труп туда, где увидел зеленый пульсирующий огонь. На краю широкой ямы он лег на живот и заглянул в бурлящий огнем ад. Языки пламени заполнили все проходы вокруг пещеры, стреляя огненными когтями в открытое пространство.

Н’драто, тяжело дыша, лицом прямо к оскаленной маске трупа, пополз назад.

— Огонь Чарма! — выдохнул он. — К западу и к северу все коридоры полны чармового огня. Он горит по всей планете!

Н’драто сел. Проход к Новому Арвару еще не занялся. Надо было спешить, мчаться в Новый Арвар, доставить тело и скорее вернуться в Дом Убийц, чтобы предупредить собратьев, если они еще не знают.

Он схватил тело, собираясь толкать его впереди себя, и увидел, что зеленый свет огня входит в одно ухо и выходит из другого изумрудной нитью, пронизывающей пустую голову. Удивленно хмыкнув, Н’драто посадил труп прямо и проткнул ему живот ножом. За меховой шкурой было пусто.

Вскрикнув, он отбросил неповоротливое тело на землю и стал рубить клинком. Через секунды оно было разрублено на большие куски — толстая, тяжелая шкура, расколотая вдоль позвоночника и отдавшая свое человеческое содержимое Ткани Небес. Осталась лишь мертвая оболочка человека, метки зверя, пустые, лишенные той жизни, которую он нанялся уничтожить.

Н’драто, объятый гневом, стал красться обратно по туннелю. Он бил клинком по стенам, высекая искры, вне себя от гнева, что позволил себе обмануться, отвлеченный желанием поскорее выбраться с населенной призраками Ткани Небес. Он же знал, что это не обычный человек со звериными метками! Это был волхв, носивший метки зверя как маску, защитную оболочку. Его надо было тут же обезглавить и тем подтвердить смерть.

Не останавливаясь, убийца подошел ко входу в развалины, откуда эхом доносились печальные крики призраков, охваченных безумием крови. Он вылетел из наклонной трещины в разрушенный храм, держа по ножу в каждой руке, впалые щеки его исказились в свирепом рычании. Соскользнув по каменной осыпи, он стал полосовать налетевших голодных призраков, крича мрачным и гневным голосом:

— Риис Морган!

4 МЫСЛЬ О НОВОМ БОГЕ

Риис бесконечно поднимался вдоль свернутой стены собственного мозга. Яркие пузыри затмевали зрение, со всех сторон слышалось подводное пение. Все его существо заполнила огромная, пульсирующая боль. Всплывая, как зародыш, он переворачивался, уходя вверх, в этом своем другом теле, и глаза его, открытые в ослепительное сияние, видели в дыму воздуха иную реальность.

Комната была покорежена — да, это была комната, камера с белыми стенами известняка, с коралловыми силуэтами, выпирающими с потолка и из пола. И повсюду в этом мрачном подвале валялись младенцы. Нет, подумал он, когда способность думать стала возвращаться к нему. Не младенцы, но куклы, лысые куклы со сморщенными конечностями. Чешуйчатые, покрытые кроваво-коричневой коркой, они растянулись на коралловых выступах и узлах белой комнаты.

Гоблины!

Он узнал их, потому что видел в амулете, который показала ему Джиоти. Но там их было только несколько, а здесь десятки и десятки голых гоблинов с распухшими головами. Они почти не двигались, но Риис знал, что они живые. Пятнистые веки подрагивали, дергались ручки и ножки. Они спали, погруженные в сновидения под лиловатым светом, пробивающимся сквозь дыры купола над потолком с солевыми натеками. И они видели сны о нем и требовали, чтобы он думал о новом боге…

Зрение ушло в сторону, прочь от собрания гоблинов, и он увидел, что эта белая комната — на самом деле кратер, коралловый грот, покрытый минеральными отложениями, собравшимися в меловой массе среди переплетенных деревьев. А вокруг валялись внутренности павших драконов, шевелящиеся от массы червей и мелких падальщиков. Выпотрошенные оболочки драконов нависали над мелями, и их вздернутые вверх ребра напоминали каркасы разбитых бурей судов…

Риис вырвался на поверхность, и воздух хлынул в легкие, обжигая, заставляя болезненное сознание прийти в себя. Он забарахтался в мутной воде, отплевываясь и отфыркиваясь соленым сиропом.

Ухватившись за каменный выступ, Риис вытащил свое голое тело из пруда, куда попал, стряхнув метки зверя. Прижав руку ко лбу, он попытался нащупать лезвие, проткнувшее его, и не нашел даже раны. Котяра принял на себя всю силу смертельного удара и умер вместо него.

Ловя ртом воздух, Риис вспомнил еще одну отданную за него жизнь: Изра оттолкнула его и подставила шею под кинжал убийцы, предназначенный ему, Риису. Он завертел головой, высматривая ее тело на каменной круче.

Черная кровь измазала каменную полку, ведущую от зияющей в потолке дыры, подсвеченной планетным сиянием. Тела Изры не было — его унесло в ночное небо тем же приливом, что поднял его, лишенного сознания, из глубины пруда.

Оглушенный ударом, сорвавшим его звериные метки, Риис оставался под водой, удерживаемый околоплодной оболочкой Чарма. Ее липкие остатки спадали сейчас с него, обдавая прохладным дуновением, пропитанным запахом водорослей и соли, и теперь призраки-паразиты летели к нему, приманенные жаром крови. Их стоны вожделения дрожали в воздухе, и Риис метнулся вверх, карабкаясь по нагромождению камней.

Как жалящие шершни, налетели на него призраки с острыми пастями. Запах смерти обволок его пеленой, и Риис рухнул на колени, задыхаясь.

— Убирайтесь от меня!

Он завертелся, колотя руками по воздуху. От оглушительного вытья призраков заныли уши, и Риис вскочил на ноги и помчался вверх. Кровь сочилась из дюжины колотых ран, но он выбрался на гребень кучи камней, окруженный коричневым ореолом призрачных созданий.

В ночном воздухе призраки не решились гнаться за ним и отстали. Ночной прилив был достаточно силен, чтобы унести в Бездну их почти лишенные сущности тела. Сам Риис тоже ощутил легкость в ногах и запрыгал через грязь и сплетения лиан.

Оставив призраков позади, он замедлил шаг и устало пошел вперед, стараясь не упасть в какой-нибудь колодец и напрягая все свои чувства, чтобы выбраться с Ткани Небес. В одной стороне запах болотной гнили сменился привкусом соли, и Риис направился туда, прислушиваясь к передвижениям ночных тварей посреди груд камней и буйных зарослей джунглей.

Расположенная впереди наклонная площадь спускалась широкими каменными ступенями туда, где сливались вода и небо: яркий воздух, насыщенный огнем планет и кометным дымом, отражался в неподвижной воде. У илистого берега был привязан бревенчатый плот, брошенный путешественником так давно, что уже зарос плющом.

Риис, не колеблясь, оттолкнул плот от берега, сбросив плющевые швартовы, и поплыл прочь. Течение понесло его от берега заросших куполов и шпилей, и вскоре Ткань Небес полностью скрылась среди шхер, островов и зарослей джунглей.

Какое-то время Риис греб руками, толкая плот глубже в ночь, пока не заметил светящееся движение под темной поверхностью воды. Тогда он уселся посередине мокрого плота, где вода журчала меж связанными бревнами, и отдался на волю течения.

На рассвете он миновал болотного ангела. На измазанном грязью лице под вуалью волос из водорослей глаза фигуры блестели, точно звезды; заросшие мхом крылья парусили на ветру, несущем теплую вонь джунглей. Риис вспомнил день, когда чармоделы изготовили эту иллюзорную фигуру, чтобы отпугнуть мародеров от затонувшей Пирамиды Мерзостей, и ужаснулся, что теперь он гол и лишен волшебной силы.

Вся жизнь Рииса складывалась так, что ей постоянно сопутствовало зло. Попав на Ирт, он открыл дорогу Худр’Вра и его змеедемонам. Вернувшись на Темный Берег, он побудил Даппи Хоба совершить набег на само небо. И хотя Властелина Тьмы и почитателя дьявола удалось уничтожить, их зверства ослабили Ирт и дали возможность гоблинам восстать. Чувство вины грызло его за то, что он покинул Бульдога на Темном Берегу и оставил Джиоти в городе, обреченном на судьбу Трои.

Глядя, как день поднимается сквозь болотные пары, как краснеет пепельный горизонт, он вспомнил свое видение, когда ночной прилив извлек его из озера в пещере. Он видел сотни спящих гоблинов.

— Сотни! — произнес он вслух в синеющее небо с россыпью планет и подумал, было ли это зрелище галлюцинацией или телепатией.

Поднялась Извечная Звезда и обожгла его своим жаром. В поисках укрытия от безжалостных лучей он решился сунуть руки в воду и подгрести к ближайшему рифовому острову. Узнав бревенчатые бастионы Гнилого Болота, он замедлил ход. Никто не окликнул его со стен, и Риис со страхом подумал, что лагерь разгромлен троллями.

Ворота были распахнуты, и ряды цветных палаток из целебной ткани стояли нетронутые. Остров был пуст. В одной из палаток Риис нашел закупоренные бутылки минеральной воды Мирдата и жестянки сушеных фруктов из Чарн-Бамбара. В другой палатке осталась одежда, которую бросили Поч и Шаи Малиа, убегая из музея зверств.

Риис оделся в робу садовника — прочные штаны из змеиной кожи, ботинки со шнуровкой и коричневую накидку с амулетной перевязью, уснащенной жезлами силы и звездами наговорных камней. Тут же Чарм исцелил его ушибы и раны, и Риис пошел к выставочному залу из черного камня и его восковым змеедемонам, надеясь получить от них вдохновение, если не совет, как бороться с их наследниками во зле.

5 ЯЩИК МАНЯЩИХ СНОВ

Шаи Малиа и Поч смотрели телевизор в Зале Собраний, где в прошлом род собирался почитать предков и праздновать славу живых своего прославленного доминиона. Стены черного оникса с белыми прожилками были выше трех ростов огра; изящные колонны красного мрамора поддерживали кованую золотую крышу с фризом слоновой кости, где были вырезаны барельефы полных Чарма аспидных цветов, заостренных листьев и мятных трав, из которых делали первые амулеты на заре талисманических времен.

Чтобы закрыть яркий свет с балкона, была развернута высокая ширма, и на ее аспидно-черной поверхности сплетались изображения планет в ореолах полярных сияний, пролетающих комет и звездных скоплений. Агатовые занавеси закрывали двойные каштановые двери, чтобы, когда слуги входят и выходят, свет снаружи не затмил изображение на экране. По обе стороны дивана, где сидела чета, положив ноги в кроссовках на пуфы, стояли бронзовые треножники с сердоликовыми блюдцами, где лежали лопнувшие от жара ядрышки зерен с Темного Берега — Овери Скарн называла их поп-корном.

Шаи Малиа поначалу фыркала на странный наряд своего мужа с Темного Берега, но, примерив пару сандалии с непонятной подошвой, нашла их удобными и сменила ведьмины покрывала на вареные облегающие джинсы и черную водолазку. Голубая лента охватывала ее блестящие черные кудри, открывая лицо, выражавшее увлеченность, с которой Шаи Малиа смотрела на экран.

Сетка сапфировых наговорных камней, накинутая на колонки по обе стороны телевизора, переводила речь персонажей на диалекты Ирта. Царственная чета, попеременно смеясь и завороженно глядя на экран, не покидала дивана. Слуги в геральдических ливреях подбавляли поп-корн в сердоликовые блюдца и приносили сосуды с коричневой сахарной водой и такие же коричневые сладости, называемые «шоколадом».

— Куда ты? — спросила Шаи Малиа, когда ее муж встал, — Она же сейчас узнает, что ее возлюбленный шантажирует ее отца! Вот шуму-то будет…

— У меня пузырь сейчас лопнет. — Поч взял пульт с подлокотника и остановил ленту. — Мы уже сидим тут часами, глядя в этот ящик снов. Ты не думаешь, что надо бы проведать Милых?

— Ты просто хочешь видеть сестру. — Шаи Малиа потянулась за пультом. — Давай сейчас посмотрим, как она узнает про шантаж, а потом пойдешь в уборную.

— А что сделают Милые с Джиоти?

— Что бы они ни сделали, это будет не так сурово, как то, что хотела Овери Скарн. — Шаи Малиа потянула Поча за руку. — Дай мне пульт. Я хочу посмотреть, что дальше будет. А когда ты придешь, промотаем обратно.

— Ладно. — Он протянул ей пульт и направился к черным занавесям. — Через минуту вернусь. И посмотрю, есть ли у нас еще этот круглый хлеб с красным ягодным соусом и расплавленным белым мясом…

— Пицца, — напомнила она ему название и, не отрываясь от экрана, добавила: — И не беспокой Милых. С твоей сестрой все в порядке. Вскоре она увидит их благодать, как видим ее мы. Да, и карамельные зернышки не забудь.

На обратном пути у яшмовых колонн, окружающих ванную из красного камня, мощная фигура преградила ему дорогу.

— Маркграф, мне нужно с вами поговорить. — Овери Скарн достала пакетик величиной с ладонь в хрустящей прозрачной обертке с изображением верблюда. — Сигарету?

Поч остановился, уперев руки в бедра.

— Тебе не полагается быть на этом этаже замка, Овери.

— Я прилично заплатила, чтобы купить сюда доступ. Пожалуйста, маркграф, не откажите мне в минуте вашего времени. — Она достала из пакета тонкую белую трубку. — Не хотите попробовать сигарету? Попробуйте — вы же видели их в телевизоре.

Поч взял бумажную трубку и вложил ее между губами, как показывали в фильмах. Когда Овери Скарн зажгла ее, он втянул полные легкие едкого жара и тут же выпустил клубящийся дым из носа, сдерживая кашель.

— Горячо, как на Хелгейте!

— Вы не затягивайтесь так глубоко. — Она зажгла сигарету для себя и с наслаждением выпустила дым. — Если это делать как надо, то очень успокаивает. Возьмите всю пачку. Я уверена, что вашей жене понравится.

— Зачем ты подкупала часовых? — Поч попробовал затянуться осторожнее. — Что тебе нужно, чего у тебя еще нет? «Шахты Бульдога» недовольны прибылью, которую получают от наших фабрик в джунглях?

— Более чем довольны, маркграф. Я пришла говорить не о деньгах. Я хочу узнать про гоблинов.

— Нам гоблины пока вреда не причинили. — Струйка дыма, попавшая в глаз, заставила Поча опустить сигарету и поморщиться. — Я видел доклады о событиях в других доминионах. Нападения троллей и огров разрушили сельское хозяйство. Там ожидается голод. А если они выйдут из Кафа и возьмут Заксар, сама талисманическая промышленность будет подорвана. Ужасные времена, Овери. Нам нужно организовать поставки пулевого оружия другим домам, и быстро.

Овери Скарн выпустила кольцо синего дыма.

— А вы не задумывались, почему Новый Арвар, изолированный и абсолютно беззащитный посреди джунглей Илвра, был пощажен? Ни одного нападения троллей, ни одного набега огров. Почему?

— Слепой бог Случай благоволит нам — пока что.

— Быть может. — Агентша сбросила пепел на сияющий навощенный пол. — Но вот что следует вам помнить, маркграф: ресурсы «Шахт Бульдога» огромны. Они купили вам ваш титул. Купили для меня ваших часовых, так что я могу теперь покурить с вами. Они даже купили исключительное право торговли с Темным Берегом. И посмотрите на себя — я вижу, вы рады тому изобильному образу жизни, который купили вам мои Средства. — Она показала сигаретой на джинсы и футболку Поча.

— У вас необъятные средства, Овери, — согласился молодой маркграф и затянулся очередной порцией дыма. — Я действительно благодарен тебе за помощь. Но ты пыталась убить мою сестру. Это не было необходимо. Ты должна теперь держаться подальше. Я знаю, что у тебя были благие намерения — только пути ошибочны, — но это было уже слишком.

— Если ты мне благодарен, то заставь свою жену понять, что это я владею Новым Арваром. — Она бросила окурок на пол и раздавила каблуком. — Заставь ее понять, что меня нельзя отправить в комнаты для слуг ждать ее приказов. Пусть я не пэр, но у меня есть средства вести себя как пэр — и открыть другим пэрам Ирта то, что я могу знать о гоблинах, да и о том, почему наш любимый город остался нетронутым.

6 ВОДЫ ОГНЯ

— Скарн знает о гоблинах! — отчаянно простонал Поч, возвращаясь в Зал Собраний. — Она их называет гоблинами!

— А? — Она махнула ему рукой, чтобы сел на место. — Она знала, что ее отца шантажируют! Это она сама и придумала!

— У Скарн нет отца. Она сирота из Зула…

— Да не Скарн, а эта, в телевизоре! — Шаи Малиа ткнула подбородком в сторону экрана. — Смотри — она собирается удрать с его второй женой. Они, оказывается, лесбиянки, и вместе подводили мину под ее отца!

Поч схватил пульт и выключил телевизор.

— Шаи! Овери Скарн поймала меня возле туалета. Она знает, что мы прячем Милых.

Шаи сняла ноги с оттоманки и села ровно, окаменев от возмущения.

— А что Скарн вообще делает на этом этаже? Я ей сказала, чтобы сидела у себя!

— Она ясно дала понять, что не собирается получать от нас приказы. — Поч поставил ногу в кроссовке на диван и налег животом на колено, глядя на жену расширенными в тревоге глазами. — Она говорит, что владеет Новым Арваром — и я не спорю с этим. Деньги «Шахт Бульдога» купили для нас все. Но она знает о Милых!

— Ты думаешь, они ее призвали?

— Нет, нет, совсем нет! В том-то и беда! — Лицо Поча перекосилось беспокойством. — Я не знаю, как она это сделала, но она их видела и не ощутила их благодати. Для нее наши Милые — гоблины! Я боюсь за них, Шаи.

— Пока она видит в них гоблинов, они действительно в опасности, — согласилась Шаи Малиа, крепко беря супруга за руку. — Но у наших Милых едва хватает сил сражаться за место в этом мире. Осмелимся ли мы их просить воспользоваться волшебством, чтобы Скарн увидела в них изгнанных крошек-эльфов, как это на самом деле и есть? Иллюзии этого мира трудно разрушить. Сейчас они бросили все силы на создание волшебных яиц, чтобы снять с твоей сестры заклятие отвращения. Это может их полностью истощить!

— Если Овери откроет их присутствие другим пэрам, все погибнет! — Поч почти выл от отчаяния. — Надо дать им еще наговорных камней и попросить очистить разум Скарн.

— Не важно, сколько мы им дадим наговорных камней, Поч, важно, что они не могут использовать много Чарма одновременно. — Шаи Малиа в возмущении встала. — И все потому, что Скарн к нам вломилась!

— Давай пойдем и предупредим наших крошек.

Поч взял жену за руку, и они поспешно вышли из зала.

В покоях гоблинов Джиоти лежала среди плетеной паутины и пульсирующей массы личиночных яиц. Каждое яйцо было пакетом точных и сложных химических инструкций, извлеченных из тел гоблинов. Созрев, яйца лопались, выпуская гипнотические туманы, передававшие приказы каждому, кто их вдохнет. А приказы были всегда одни и те же — верность Милым, забота о крошках-эльфах из высшего мира и необоримая живость любви к сырной вони этих маленьких созданий — гипноз заставлял эти мерзкие миазмы казаться запахом роз на алтаре.

Джиоти лежала, парализованная телепатией гоблинов. Лишенная амулетов, оставленная без защиты Чарма, она лежала, полностью подвластная мощным разумам более горячих существ. Младенческие тела ползали над ней с наговорными рубинами в ручках, и прозрачные их экскременты перламутровой пеленой залепляли ей волосы, лицо, руки. Обернутая в кокон, она чувствовала, как ее поднимают постепенно натягивающиеся волокна под медленно поворачивающимися тельцами гоблинов. Они наматывали на себя прилипшие к ней нити, и ее подтягивало к потолку.

Толстые белые отложения личиночных мыслей пульсировали живыми жемчужинами в окутавшей ее паутине. Вскоре они лопнут. Химикалии вторгнутся в ее мозг и изменят рисунок нейронов коры, физически внушив ей страсть к этим гоблинам.

Она могла только смотреть из своего беспомощного тела. Едкая вонь ползающих тел у ног жгла носовые пазухи и сушила горло. Тянуло на рвоту. Тошнота накатывала волнами, но тело не могло ответить судорогой на это ощущение.

Дверь открылась, и сквозь затянувшую лицо вуаль Джиоти увидела приближающийся силуэт. Чьи-то пальцы рванули нити, поддерживающие Джиоти в стоячем положении, и она рухнула на пушистую подстилку белых выделений гоблинов. Она ощутила мощную струю гоблинской телепатии, которая боролась с ворвавшимся пришельцем.

Разумы гоблинов напряглись, усиленные Чармом, конденсированной энергией Извечной Звезды. Эта борьба не могла продолжаться долго: горячие разумы пылали даже ярче Чарма, и Джиоти ощутила, как загорелись наговорные камни, защищавшие склонившийся над ней силуэт.

Прохладная плоскость ножа поцеловала ее щеку, срезая вонючую ткань, закрывавшую лицо. Борцовское лицо Нетте склонилось над ней, в щетинистой седине застряла паутина.

— Не спасти нас обоих… — Она застонала, подхватывая Джиоти на руки. — Прочь отсюда.

Нетте понесла маркграфиню по сугробам липкой паутины, личиночные яйца путались у нее в ногах.

Гоблины съежились у подоконника, дольчатые лбы блестели чешуйками слюды пота — они изо всех сил направляли телепатическую мощь против амулетов Нетте. Один за другим трескались вдоль жезлы силы, их янтарная прозрачность тут же сменялась матовой чернотой.

Нетте попыталась ударить гоблинов ножом, вспороть эти тельца. Но воздух вокруг них был слишком плотен от вибраций их силы. Если бы она посмела подойти к ним вплотную, все ее жезлы силы полопались бы, и она свалилась бы перед ними, беспомощная, с маркграфиней на руках.

Вместо этого Нетте ударила ногой в окно у них над головами, задвижка отлетела, и рама распахнулась. Убийца бросилась вперед и успела высунуть маркграфиню за окно, как раз когда лопнули последние жезлы силы, выпуская Чарм.

Джиоти схватилась за покрывавший стену плющ на неровностях кирпича, а Нетте успела выдохнуть:

— Берегись Н’драто — меня больше нет…

Резкий порыв воздуха захлопнул окно — Чарм Нетте выдохся, и гоблины телепатически притянули ее к себе. Дымчатое плетение серебристых волокон затуманило треснувшие стекла, и Нетте раскрыла рот в крике — но крика не было. Личиночные яйца у ее ног лопнули, и сквозь ноздри их дым устремился женщине в мозг. В спинном и головном мозге забурлили воды огня, содержавшие миниатюрные молнии ее мыслей — все ее существо задрожало под воздействием изменений самой ее души.

Дверь в комнату распахнулась, ворвались Поч и Шаи Малиа, лавируя среди разорванной паутины.

— Милые — чего вы так испугались? Почему так съежились? — вскрикнула Шаи Малиа.

— Джиоти! — закричал Поч. Он бросился к стоявшей перед окном на коленях женщине, потянул ее за короткие седые волосы. — Что ты сделала с моей сестрой, убийца?

— Из окна! — закричала Нетте. — О боги, я потеряла ее! Она для нас потеряна!

Поч распахнул окно и увидел дорожку оборванного плюща, где Джиоти слезла по стене замка. Между черными кипарисами не было и следа ее.

— Что я наделала? — выла Нетте. Обливаясь слезами, она глядела на гоблинов — то есть на крошек-эльфов — и моляще протягивала перед собой руки. — Простите меня, Милые! Простите!

Шаи Малиа присела рядом и прижала голову плачущей убийцы к своей груди.

— Тише, тише. Милые тебя любят — и у тебя еще будет время показать, что ты их тоже любишь.

7 СТРАШНАЯ ЛЮБОВЬ

Самолет только сел в международном аэропорту Ньюарка и еще не зарулил на стоянку, как Мэри Феликс уже была на ногах и направлялась к выходу. Она обрадовалась, когда ее остановила стюардесса, потому что женщина с льняными волосами, призрак, который мелькал перед ней в течение всего полета, к другим не приближалась. Во время спуска бледная фигура исчезла совсем, и вместе с ней исчезла прохладная энергия осени, окружавшая Мэри почти всю дорогу. И все равно Мэри боялась, что фантом в любой момент может вернуться, и она была среди первых, кто вышел из самолета.

— Мэри! — Низкорослым пастор с курчавыми седыми волосами замахал ей рукой, и на миг вокруг него вспыхнуло солнечное гало. — Мэри Феликс!

Она смотрела на него с испугом, опасаясь, как бы и он не оказался призраком.

— Вы едете в Октоберленд, — сказал серьезно священник, подходя к ней. — Я послан вас туда сопровождать. Прошу вас, дорогая, пойдемте со мной.

Мэри попятилась мимо ряда пластиковых сидении, в груди был сосущий вакуум.

— Как вы меня нашли?

— Нашел? — Священник весело улыбнулся. — Мы были с вами все это время! — Он протянул руку. — Я — Овен, первый в круге, и потому первый, кто должен вас встретить и представить остальным. Но вы уже знакомы с Девой — той женщиной, место которой вы вскоре займете.

Понимание щелкнуло в мозгу, как выравнивание сил, как что-то магнитное, материальное.

— Этот призрак — она из ваших…

— Была одной из наших. — Овен сделал жест рукой в сторону скользящих дверей выхода. — Пойдемте, Мэри Феликс, и я расскажу вам все, что вы хотите знать.

Мэри замялась. Она доехала сюда, чтобы встретиться с Ноксом, посмотреть, что может она сделать, чтобы выручить своего спасителя Бульдога. Но теперь, когда она прибыла, страх сгущался.

— Все это так для меня ново — магия, — призраки, даже мое собственное тело. Вы знаете, я на самом деле совсем не так молода.

— Мы знаем. — Овен ласково улыбнулся, и когда он взял ее за руку, электрическое тепло забилось в ее теле пульсирующим зарядом благоденствия. — Мы помогли оживить вас в лесу совсем недавно. Вы не помните?

— Я была не в себе. — Она позволила вывести себя из аэропорта к поджидающему на стоянке такси. Хотя утро еще не выпустило солнце в небо, воздух был плотным и душным. На востоке, над диспетчерской вышкой, горела Венера — утренняя звезда, фитилек на фоне последних синих теней ночи. — Куда вы меня везете?

— Как куда? В Октоберленд, конечно. — Овен подсадил Мэри на заднее сиденье машины и сам сел рядом. — Наш водитель — тоже член ковена. Ее зовут Телец.

Водитель — широкоплечая черная женщина с большими бычьими глазами и приклеенной улыбкой, тронула с места раньше, чем священник успел закрыть дверь.

— Милая, у тебя вид напуганный. — Она блеснула улыбкой через плечо. — Не надо. Октоберленд создан для жизни и веселья.

— У Девы вид был не слишком веселый — и не живой тоже, — решилась сказать Мэри и была поражена неожиданным смехом водителя и пастора.

— Каждый должен умирать. — Телец подмигнула в зеркало заднего вида. — Кроме Хозяина. Он будет жить и танцевать вечно.

— Нокс, — сказала Мэри.

— О нет, дорогая, мы никогда не называем его этим именем. — Овен наклонился и твердо стиснул ее руку. — Он — Хозяин, именно потому, что никогда не умрет.

— Умер даже Иисус, — возразила Мэри, приподняв бровь и глядя на Овна. — Вы священник. Как вы можете называть хозяином или господином кого-либо, кроме Христа?

Снова радостный смех заполнил салон.

— Я банкир, — сообщила Телец, — но я не поклоняюсь деньгам. Овен — священник. Его дело — сирые и убогие, но не Иисус дает ему силу исцелять болезни и менять людям жизнь. Это магия Хозяина.

— Конечно же, вы понимаете, — подхватил Овен. — Посмотрите на себя. Вы просто подросток. Разве чудо превратило вас из старой карги в юницу? Совсем нет. Это наука, которую мы лишь смутно воспринимаем, но все же наука. И по этой науке Хозяин никогда не умрет.

— А вы? — холодно осведомилась Мэри. — А Дева? Почему этой науки достаточно лишь на то, чтобы одному только Хозяину сохранить вечную жизнь?

— Да она склочница! — рассмеялась Телец. — Ох и повеселишься ты с Хозяином! Ох и повеселишься!

На забитом машинами виадуке над камышовым болотцем и зелеными лужами химических отходов пастор спросил:

— А в чем ваша вера, Мэри Феликс? Как вы согласуете то, что с вами случилось, с тем, что вам известно о Боге?

— Я — ученый, — ответила Мэри, хотя не могла с уверенностью вспомнить ни один из аспектов своей прежней личности. — Я считаю, что Бог хочет, чтобы мы думали самостоятельно.

— И в вашей мысли, Мэри, есть ли место для веры?

Мэри подавила дрожь от страха езды в этой машине с двумя незнакомцами по дороге к месту зла. Она заставила себя сосредоточиться на неоновом изображении орла над пивоварней, расправлявшего крылья.

— Я верю в то, что когда не остается места мысли, Бог позаботится обо всем остальном.

— Отличный ответ, — вмешалась Телец. — Оставь тайну там, где ей место. А наше дело в этой жизни — работать с тем, что мы знаем. Если каждый будет так поступать, мир станет гораздо лучше.

— Но у вас же наверняка есть представление о Верховном Существе, — нажимал пастор.

— У моего мужа оно было, — сказала Мэри, глядя на едущий рядом полицейский мотоцикл. — Он говорил, что Бог — это и есть сама Природа, что мы уже живем в небе и в аду, а жизнь — это искусство отличать одно от другого.

Овен наклонился через плечо Мэри и помахал полицейскому.

— Это Близнецы. Он согласился нас сопровождать. В такси перед ним — Рак, а за рулем такси — Стрелец.

Мэри вгляделась и увидела старуху азиатку в такси, за рулем которого улыбался индеец в ковбойской шляпе. Справа их обогнал «мерседес», и элегантно одетая пара помахала руками оттуда — волосы у водителя были как львиная грива, а женщина с длинной шеей сидела ровно, и волосы ее были разделены на прямой пробор.

— Лев и Весы, — представила их Телец. — Мы окружены друзьями. Они все приехали проследить, чтобы ты добралась до Октоберленда без приключений.

— Вы боитесь, чтобы я не сбежала?

Ее грызла уверенность, что она совершила ошибку, бросив Бульдога.

— Сбежала? — Телец закинула назад голову в звонком смехе. — Куда бы ты могла сбежать? Хозяину принадлежит весь мир.

Всю оставшуюся дорогу до города Телец и Овен напоминали Мэри, как ей повезло войти в их круг, посвященный долгой жизни и магии. Она отвлеклась на картонные навесы на ступенях старого кирпичного дома и услышала, как говорит о них пастор.

— Иисус знал, что Бог любит их сильнее — бездомных, недужных, убогих. А знаете почему, Мэри? — Карие глаза смотрели с холодным напором. — Помните: Иисус велел любить своих врагов, потому что их любит Бог! Бог посылает дождь и солнце равно на грешных и праведных. Помните? А Исаия, любимый пророк Иисуса, голос Божий, объявляет: «Я творю добро и зло, Я Господь их!» Вы понимаете? — Он улыбнулся без капли веселья. — Бог любит нас. Но это страшная любовь.

8 ЗЕМЛЯ, СТАНЬ ДОРОГОЙ

Буль стучал по тяжелой металлической двери склада:

— Эй, Райан! Выпусти меня!

Ответа не было, и Буль сел посередине пустого помещения в уверенности, что Райан поспешил доложить о нем другим работникам университетской научной станции. От этого он рассвирепел. Он был искренен с коллегой Мэри, верил, что истина покажется правдоподобной этому человеку, который видел его в образе Бульдога. Застонав от досады, он двинул ногой в дверь.

Долго он так сидел, кипя от злости, и наконец ему надоело переливать из пустого в порожнее. Он лег и погрузился в сон. Ему снилось, что он бредет по мелководью, где морские коньки рассыпают яркие цветные полосы в хрустальных брызгах, и разноцветные моллюски кружатся во взбудораженной им воде. Он вышел к пирсу и взобрался по лестнице, прислоненной к свае, вылез на край мола, где стояла лачуга. В ней сидели у очага и ели рабочие, шьющие паруса, и плетельщики талисманов. Он опустился на шаткую скамью у расколотого стола из прибитого прибоем плавника под светильником из акульей шкуры. Сквозь щели лачуги задувал морской ветер, и Буль смотрел на сверкающую бухту, окутанную смогом, и когда ветер сдувал клубы дыма с утесов, открывались изъеденные окислами улицы и обгорелые дома, вырезанные прямо в камне. Ядовитые цветные пятна изъели склоны обрыва, изрытые лабиринтами переходов. Какая-то дрожь из завешенной клетки привлекла его внимание. Он убрал фиолетовую занавеску из сухих водорослей и увидел перед собой фигурку мраморной наготы, закрытую алыми и зелеными перьями. Маслянистые волосы спадали на лицо, и он попросил: «Скажи мне правду, сивилла, я человек или пес?» Тогда к нему поднялось алебастровое лицо с раскосыми яшмовыми глазами. Из идеально круглого рта высунулся язык голубого пламени.

— Все зависит от того, как ты умрешь!

Проснулся Буль внезапно. Он знал, что ему приснился Ирт, собственная жизнь в обличье Бульдога, но не знал, было ли это воспоминанием или игрой воображения. Живость сна убеждала, что нечто подобное он уже переживал. Он напряг мозг, пытаясь еще что-нибудь вспомнить из прежней жизни на Ирте, надеясь, что память начнет возвращаться. Но ничего больше не всплыло, и вскоре он стал думать над словами сивиллы. Буль гадал, не был ли этот сон провозвестием смерти, раз он теперь стал человеком.

Буль снова ударил в дверь, потом стал сердито ходить из угла в угол. Он прыгал на стены, бил их ногами и руками и отскакивал, еще больше разъяренный. Ухватившись за ручку двери, он изо всей силы потянул на себя, потом отлетел, когда засов не поддался. От злости он вцепился в выключатель и сильно дернул, вырвав провод из коробки.

Внезапный удар тока потряс его руку до самого плеча. Лампочка под потолком стала серой тенью с пульсирующей красной нитью. Колени Буля подкосились, он дернулся, пытаясь выпустить оголенный провод. Но электричество потекло горячее, держа его мертвой хваткой.

В дрожащих тенях он увидел, как раздувается рука под током. Вспушился коричневый мех, искры полетели от когтей и завертелись в воздухе синими спирохетами. Тело раздалось со звуком натягиваемой ткани, плоть мощно задрожала на прочном каркасе костей.

Электрическая сила, текущая в него, несла с собой Чарм, накопленный огромными амулетами Земли: сетями электропередач, гигантскими плотинами ГЭС, городами с их талисманической геометрией. Тысячелетние труды Даппи Хоба превратили планету в гигантский коллектор Чарма, и сейчас мощь этого коллектора вливала свою мощь в Бульдога. Волшебная сила вернулась, и он внезапно, в долю секунды, понял это все, обрел снова ясность.

Свет над головой потух, поток электричества из оборванного провода прекратился. Ночным зрением Бульдог увидел проблеск света из-под косяка двери. Положив одну руку на косяк, он вырвал металлическую дверь из стены под треск разбиваемых кирпичей. Дверь загремела, упав на бетонный пол, и Бульдог вышел в ночь с ее безупречной красотой.

Никакой искусственный свет не пытался затмить небесное излучение Млечного Пути. Бульдог зачерпнул силу изнутри себя и зашагал в ночь, хрустя гравием.

Попозже на гравийной дорожке запрыгает свет фонаря — это Райан выйдет из темного здания станции. Он увидит вывернутую металлическую дверь, обрывки одежды, лопнувшие ботинки и нечеловечески огромные следы ног бегущего гиганта. Ощутив, как мороз пробирает его по коже, он поймет, что все безумные подробности рассказа Буля были правдой.

Но сейчас Бульдог бежал в темный лес, и никто на Земле не знал, что он на свободе. Он бежал без оглядки. Удар электрического тока, пролившийся в его тело, подтверждал рассказ Мэри Феликс о тысячелетних трудах Даппи Хоба по превращению этой планеты в огромную связку амулетов. И теперь он знал все хайвеи, все высоковольтные линии и все кабели, знал все города, существующие, чтобы собирать для него Чарм.

Он двигался лесами на юг, и на бегу, когда встречные предметы сливались от скорости в размытую полосу, без всяких усилий обдумывал свой сон. Неудача есть героизм — вот что он понял из слов сивиллы. Не важно, человек он или зверь, главное — он смертен. И эта мысль заставляла его прибавить ходу на звездных лесных дорожках. Вслед ему вихрем кружили листья и трещали ветви.

Он почти ничего не помнил из своего прошлого. Но он знал, что великие истины будут вести его навстречу судьбе. Тьма прячет смысл, свет его открывает, огонь жжет, надежда гаснет. Эти истины пробуждали какие-то глубокие чувства, но еще не воспоминания, и не покидало ощущение, что в прежней жизни ему не чужда была напряженная мысль обо всем на свете — мысль, пытающаяся ухватить смысл смысла. И ясно становилось, что в конце пути к Октоберленду и зловещим ангелам, что похитили у него Мэри Феликс, жизнь его получит новый смысл, но к добру или к худу — он пока не знал.

9 ХОЛОДНЫЕ ЗВЕЗДЫ СМОТРЯТ НА НАС

Чем дальше ехало такси по Манхэттену, тем менее зловещим начинал казаться Мэри Октоберленд — настолько она подпадала постепенно под его господство. Хотя члены ковена подобрали ее в аэропорту и повезли в город с настойчивостью, напоминающей похищение, сами они не несли на себе печати зла. Даже их зодиакальные имена, которые вроде бы должны были ее встревожить своей анонимностью, придавали всей истории оттенок какой-то игры и заставляли гадать об их настоящих именах. У седого Овна в одежде пастора было доброе лицо и слезящиеся глаза аллергика, и Мэри даже сочла удобным спросить, не зовут ли его Уолтер, как звали ее добросердечного дядю.

— Нет, моя дорогая. Теодор. — Он тепло пожал ей руку. — Но вы должны называть меня Овен. А вы — Дева. Видите ли, нам предназначены определенные роли. Свои места в вечном круге.

Такси подъехало к тротуару, и крепко сбитая женщина со слегка раскосыми перуанскими глазами подсела к Мэри, подвинув ее к пастору.

— Это Скорпион, — представила ее Телец и снова повела машину в поток движения.

— Привет, Дева!

Скорпион протянула Мэри коробку, в которой оказалось церемониальное платье, точно такое, как было на призраке с льняными волосами.

— Ты теперь Дева, — сказал ей Овен. — Когда мы приедем в Октоберленд, ты увидишь Козерога, Водолея, Рыб и остальных. Они готовят обряд, чтобы принять тебя в наш круг.

Мэри знала, что ей надо бы испугаться, но запах прелых листьев убедил ее, что она нашла путь туда, куда идет.

Скорпион подняла из коробки белое платье и развернула, показав вышитые на ткани серпы и гроздья винограда. С улыбкой на инкском лице она оглядела наряд.

— Когда ты его наденешь, то перестанешь быть Мэри Феликс и станешь одной из нас.

— А что случилось с предыдущей Девой? — спросила Мэри, испытывая больше любопытства, чем страха.

— Что случается со всеми нами? — отозвался Овен. — Мы все смертны. Только Хозяин будет жить вечно.

— Ему нужен Бульдог, — уверенно сказала Мэри. — Вот зачем я здесь — чтобы заманить Бульдога к Ноксу.

— Да, у этого зверочеловека есть волшебство, — кивнула Скорпион, темными руками сворачивая платье. — Он нам поможет, как помог тебе? Он сделает Хозяина снова молодым?

— Откуда вы знаете, что он помог мне? — Мэри обвела салон тревожным взглядом и посмотрела в окна, где с одной стороны ехал «мерседес», с другой — такси, а позади полисмен на мотоцикле. — Что вы обо мне знаете?

Телец с веселой улыбкой оглянулась через плечо:

— В круге мы знаем все, что хотим знать.

— Хозяин — маг с небес, — сказала Скорпион, понизив почтительно голос. — Он учился у первого небесного мага, того, кто построил Стоунхендж и другие ритуальные каменные круги на севере. Он умеет собирать холодный огонь с неба.

— Вот почему мы носим имена зодиака, — добавил Овен. — Мы как увеличительное стекло, собирающее в тугой пучок энергию небес — ту, что мы видим в молниях и в полярных сияниях. Разность потенциалов между ионосферой и землей огромна.

— Да не грузи ты ее этой научной трескотней, Овен! — Телец сердито глянула в зеркало заднего вида. — Дело в том, милочка, что этот зверочеловек происходит из мира, который выше неба. И волшебство его во много раз сильнее всего, что известно нам. Хозяин хочет его использовать на благо нас всех.

— Тебе очень повезло, что это ты нашла Бульдога. — Скорпион радостно подтолкнула Мэри локтем. — Смотри, как ты теперь молода!

— Есть одна вещь, которую вы должны знать. — Мэри заговорила интригующим тоном, пытаясь быть убедительной. — Есть гоблины. Думаю, они пришли из мира еще более высокого, чем мир Бульдога. Вы понимаете, что я хочу сказать? У них магия еще сильнее — и они злы.

— Злы! — Смех Овна наполнил салон такси. — Это хорошо, просто отлично! Хозяин будет в восторге. Злы!

Юное лицо Мэри вытянулось от удивления.

— Как вы можете смеяться? Эти гоблины сожрут вас — сожрут весь наш мир!

Глаза Тельца весело запрыгали в зеркале заднего вида, а Скорпион поднесла руку ко рту, чтобы не расхохотаться. Овен покровительственно похлопал Мэри по колену.

— Разве вы не слышали, что я вам говорил? Бог из Библии создает добро и зло. Вы понимаете, юная леди? Все рожденное должно умереть. Мы уже сожраны заранее.

— Вот почему мы зовем наш ковен Октоберлендом, — с понимающим кивком отозвалась Скорпион. — Ты как Дева это должна понимать, ибо твое время года — осень, пора жатвы.

— Все мы — трава под косой жнеца, — произнесла Телец.

— Наша сила, наша мощь как ковена в том, что мы это знаем, — продолжал Овен. — И мы этим пользуемся. Мы с помощью нашей смертности дерзаем на то, чего боятся другие. Мы знаем, что обречены. Каждая амеба и каждая секвойя — все обречены. Холодные звезды смотрят, как приходим мы в этот мир и как уходим. Но мы знаем, что обречены, и потому дерзаем использовать добро и зло, дабы реализовать себя перед Богом.

— Если бы вы видели этих гоблинов…

— О Мэри, — доверительно шепнула Скорпион, — каждый из нас видел свою смерть. Никакими гоблинами нас не напугать.

Такси остановилось перед большим жилым домом-башней из темно-желтого кирпича, поднимавшейся над всеми окрестными зданиями. Мэри быстро подумала, не сбежать ли от этой сумасшедшей банды почитателей смерти, для которой зло ничем не хуже добра. Но когда она вышла из такси, члены ковена из второго такси и «мерседеса» вместе с полицейским, который ехал на мотоцикле, окружили ее стеной и повели в дом.

В лифте вся группа столпилась вокруг Мэри, и Скорпион начала ее раздевать.

— Тебе нужно надеть церемониальное платье для посвящения.

Мэри оттолкнула ее руки, но серьезные лица членов ковена сказали ей, что этого не избежать. Она лишь отказалась снимать собственную одежду и надела церемониальное платье поверх ее.

Никто ничего не сказал. В почти церковной тишине Мэри слышала стук собственного сердца и снова подумала, что сглупила, бросив Буля в лесах Канады. Надежда убедить этих людей в опасности их целей рассеялась за время поездки в такси, и Мэри остро чувствовала себя маленькой и беззащитной. Их магия оказалась сильнее, чем она раньше думала, и тщетной была бы борьба с ними или попытка защитить Бульдога.

От августовской жары дрожал воздух над толем кровли. Процессия членов ковена сопровождала Мэри к деревянному водонапорному баку на железных подмостках. Вороненые ступени вели к двери, где висел дверной молоток. Овен взял его и стукнул три раза. Резные двери растворились наружу, пахнуло прохладным воздухом с запахом осеннего леса.

Мэри с трепетом вошла, медленно, будто под тяжестью камней. С яркого летнего света; ее глаза сперва видели только тени, хотя она ощущала, что ступила в иную реальность. Вересковый дым, колдовское бормотание ее спутников сменились далеким уже запахом и шумом улиц, и там, куда падал солнечный свет из дверей, на деревянном полированном полу выделялся алый круг с резной пентаграммой внутри. Дверь захлопнулась, и мрак сгустился.

Члены ковена заняли свои зодиакальные места в круге, а пассажиры «мерседеса» — Лев со светлой гривой и Весы с медовыми волосами — взяли Мэри за локти и отвели на ее место в круге между ними. Глаза Мэри уже достаточно привыкли к темноте, чтобы четче различить убранство комнаты с ясеневыми стенами: висящие пучки трав, тотемные лица на сушеных яблоках, большой черный камень алтаря с мшистым покровом, толстые черные свечи и четыре инструмента волшебника — узловатый посох, кованую тарелку черного серебра, зазубренную урну, вымазанную смолой, и нож с серебристым лезвием и острой улыбкой.

10 БЕЛАЯ ХОЛОДНАЯ КРОВЬ

Свет звезд бередил сердце Бульдога, напоминая о великом барьере между ним и Иртом, его родным миром. Мэри Феликс звала этот барьер Бездной, и она говорила, что протяженность этой Бездны — миллиарды световых лет, и на такой глубине содержатся все галактики вселенной. Ему было больно думать, что он дал ей сбежать от него, унося в голове все его знания.

Продираясь через ночной лес, он вспомнил, что она говорила ему об Извечной Звезде — источнике Творения, из которого возник весь космос в начале времен. Все звезды, рассеянные в пустоте, зародились здесь. И эта планета Темного Берега и он сам тоже были там. Огни Начала остыли до атомов, и всей материей был фактически свет в его последнем воплощении.

Бульдог обрадовался, когда встало солнце. В темноте его ум метался в бесконечном потоке мыслей, а когда свет вернул миру цвета, было на чем сосредоточиться. Он наблюдал за восхитительной вереницей предметов, уносимых назад движением. Мелькание волн пролетающих деревьев, вспыхивающие солнечные блики на листьях летели брызгами океана по единому черному рукаву сна, который назывался хайвей.

Усталость не трогала его, но он боялся, что его увидят и за ним погонятся. Когда впереди появился трейлер, Бульдог прибавил ходу и вспрыгнул на него сзади на металлическую лестницу, потом забрался под низ машины. Дорога летела под ним в дюймах от его висящего между колесами тела. Когда грузовик остановился в городе, Бульдог выскользнул из-под него. Люди в фуражках с козырьками и фланелевых рубашках разинули рот, показывая на него пальцами, и Бульдог кинул в них сон. Они свалились, и он, невидимый, бросился прочь по раскаленному от солнца асфальту — янтарная тень, скользящая мимо баков дизельного топлива на стоянке грузовиков.

Он бежал по дикой природе, пробираясь сквозь кустарник и оставляя за собой след осыпавшихся листьев и обломанных веток. Собаки лаяли при его приближении, а потом начинали скулить, не в силах понять, куда он девался. Коровы поднимали розовые ноздри и с шумом нюхали воздух, потом успокаивались и продолжали пастись. Он бежал за солнцем, за желтой баркой, плывущей по синему океану.

Далеко в стороне проплывали огороженные поля и фермы. Он перепрыгивал через изгороди, а потом с помощью волшебной силы поднялся над землей. Она ушла вниз — лоскутное одеяло полей, вышитое дорогами, рельсовыми путями и коричневой лентой реки. Он не летел, он вошел в небо как в большую синюю кухню. Вокруг клубились облака, и он шагал над ними. Возле туманного горизонта ползли реактивные самолеты.

При этом переходе над планетой он испытывал силу, которая подстрекала его обернуть собственную магию на себя и извлечь воспоминания об Ирте и городе с названием Заксар, где он жил когда-то, как сказала ему Мэри. Легкость, с которой он переступал через мраморное кружево облаков, вселяла уверенность, что когда он встретится с Мэри, ему хватит сил переместить свои воспоминания из ее головы в свою.

Он шел вдоль реки дня, высматривая город Нью-Йорк. Раздражение смешивалось с тревогой при попытке опознать бесчисленные пятна бетона, покрывшие землю как вирус табачной мозаики, и он лишь понимал, что если бы его учили на чародея, ему было бы легче направлять свою силу.

Ледяные облака сверкали в стратосфере, как холодные боги, как мертвый сон живых существ. Он бросал в них своей магией, воспоминаниями о Мэри Феликс, и они шевелились крошечными радугами, складываясь в ее образ.

— Идите к ней! — приказал он, и они пролились полосой града. — Идите к Мэри Феликс!

Крепко держа в памяти образ своей подруги, он зашагал с неба вниз по ступеням града и дождя. Сверкали ветви молний, гремел гром. Путь вниз оказался длиннее, чем думал Бульдог, и солнце уходило к горизонту, оставляя разливы розового и зеленого света.

Он не позволил себе отвлечься на мрачное угасание дня, думая только о Мэри Феликс и обо всем, что сказала она ему о нем самом и о Светлых Мирах.

«Вся материя есть свет», — думал он, спускаясь горящими облаками заката в сверкающий город на узком острове. Он знал, что это и есть Манхэттен. Память о Мэри Феликс зазвенела отчетливее, когда он приблизился к огромной двойной башне на южном конце острова. В воде под лучами заходящего солнца стояла гигантская статуя женщины с факелом над ее лучистым венцом. В сгущающихся сумерках вокруг нее мерцающими искорками плавали лодки.

— Вся материя есть свет, — сказал он вслух, с интересом вспоминая, что говорила ему Мэри Феликс о происхождении Темного Берега. — Свет теряется в материи.

Он храбро спустился в Город Утерянного Света, следуя тугой нити энергии, соединяющей его с женщиной, которая хранила его память.

Он спустился на крышу, уставленную дымоходами, трубами и водонапорными баками, и подошел к массивной надстройке с конической крышей. Дверной молоток в форме головы барана ловил последний лучик уходящего дня. Мэри была там, внутри. Сквозь помехи уличного шума слышно было, как она поет какую-то мрачную песню в сопровождении голосов зловещих ангелов.

— Мэри! — позвал он своим гулким голосом. — Мэри Феликс!

Резные двери растворились наружу, и возник Нокс, высохший до костей, продолговатый черный череп закрыт капюшоном церемониальной мантии.

— Добро пожаловать в Октоберленд, Бульдог! — приветственно махнул он высоким узловатым посохом. — Войди в наш круг.

Бульдог бросил в него сном, и Нокс поймал его искривленным посохом и бросил обратно в Бульдога. Как бальзамический ветер, охватила зверочеловека усталость, ноги его подкосились. Он понял, что лежит навзничь на толе крыши, глядя на звезды, сверкающие как слезинки.

Нокс навис над ним и ударил тупым концом посоха между глаз — с размаху. Яркие пылинки вспыхнули в мозгу Бульдога, и члены его окостенели.

— Ах, какой ты длинный путь прошел к нам, — сказало лицо черепа. — Теперь отдыхай, твой путь окончен.

Бульдог напрягся, пытаясь шевельнуться. Дрожь прошла по всему телу, суставы скрутило ноющей болью.

— Лежи смирно, Бульдог. — Глаза аспида сузились, и Нокс осклабился, показав мелкие зубы. — Я хочу сделать все чисто. — В паучьей руке появился черный нож. — Боюсь, это будет больно — но не так сильно, если ты будешь лежать тихо.

Острие лезвия пронзило горло Бульдога на стыке ключиц и резануло вниз, к грудине. Резким ударом Нокс распорол его от горла до паха, и придушенный крик вырвался из парализованной глотки Бульдога. Через миг Нокс дернул, и содранный с тела мех отошел с влажным звуком.

Темное пение из Октоберленда продолжалось, перекрывая далекий уличный шум. Деловито работал черный нож, и зернышки зубов Нокса все сверкали и сверкали.

Загрузка...