Октябрь, 2019 № 12. Сто лет минус пять (Юбилейный выпуск)

Булат ХАНОВ Здесь всё по-другому рассказ

– Здесь все по-другому. Хлеб мы не сажаем: все равно не уродится. Картошку – куда ни шло. Главный хлеб у нас – это рыба. Считай, вместо валюты она-то. Еще прадеды наши селедку с семгой на хлеб выменивали. С норвежцами торговались да с купцами московскими. На осиновках море пересекали безо всяких компасов и электроники. Каково, а?

Денис слушал, приоткрыв рот. Николай, потрепанный суровыми ветрами мужик с завидной рыбацкой родословной, с удовольствием развивал мысль об исключительности родного уголка. Подробности и имена сыпались звонко, как монеты из копилки. Закинь сюда шпиона, простодушные местные перед ним как есть все выложат, а в придачу еще и накормят, напоят и приготовят постель.

– Заправка наша работает два дня в неделю и всего по два часа. Народ за бензином с ведрами идет.

– Как в Монголии, – имел неосторожность выронить Денис.

– Так в Монголии пустыня, – знающим тоном возразил Николай. – В Монголии на ишаках и верблюдах катаются. У нас тут верблюдов нет.

Против такого увесистого аргумента Денис не устоял и потому свернул монгольскую тему. Что до заправки, то он сообразил, что бензин островчанам нужен в первую очередь для моторных лодок, а не для машин. Дороги здесь печалили глаз и вызывали острую сердечную муку, потому что как нельзя точнее иллюстрировали одну из главных русских бед. Организуй кто-нибудь осенью забег между внедорожником и расторопным пешеходом с ботами до колена, то шансы оказались бы равны.

Насчет исключительности северного края Николай не преувеличивал. Денис прибыл на остров на чудной летающей посудине – на самолете по призванию и жужжащей коробке по факту. Местный аэродром олицетворяли размытая взлетная полоса и центральное здание в виде хлипкой деревянной постройки, напоминавшей то ли сарай, то ли провинциальный причал.

По улицам разгуливали коровы, а единственный банк размещался в бревенчатой избе. Не замутненный рекламными щитами и неоновыми вывесками ландшафт пугал таинственными пустотами, а единственный салон мобильной связи с красной эмблемой на фоне необлицованного белого кирпича смотрелся неестественно, если не сказать неприлично. Зато едва ли не в каждом дворе стояли лодки, преимущественно моторные. Денис поначалу решил, что это предмет местной гордости, нечто вроде магнумов и дробовиков у техасцев, по привычке воображавших себя крутыми ковбоями.

Белое море, разумеется, было никаким не белым, а черным с оттенками зеленого мрамора. И таким же величественным, как и ожидалось.

Вечером Денис забрел в прибрежную закусочную и представился репортером, добывающим сведения о диковинных уголках необъятной родины. К собирателю историй тут же подсел Николай и завел разговор. К удивлению Дениса, рыбак не задавался и не подтрунивал над гостем, что обычно делает простой люд, столкнувшись с образованностью, не подкрепленной практической хваткой и житейской смекалкой. Напротив, рыжебородый моряк заказал гору северных кушаний и почти с детским простодушием принялся снабжать Дениса тем самым материалом, за которым тот якобы явился из далекой дали.

– В монастырь обязательно загляни, – советовал Николай. – Вот где настоящая Русь выжила – старая, православная.

Денис слушал вполуха, больше оценивая обстановку. На обшитых досками стенах закусочной висели черно-белые фотографии героев морского промысла. Одна из стен была полностью стеклянной, и окно это выходило на пристань. Наверное, в редкие ясные вечера отсюда открывался умопомрачительный вид на закат, куда более эффектный, чем с городских ресторанов на крышах. Над столиками витал дурманящий запах ухи из свежей наваги. Из трескучего радиоприемника, как из параллельной Вселенной, доносились новости. В углу над стаканом с водкой посапывал сморщенный пьянчужка. Судя по приветливому обращению с ним хозяйки Нади и дружелюбным шуткам, пьянчужка давно прописался здесь. Эдакий талисман салуна, которому охотно наливают в долг.

За ухой последовали жареная треска под сметаной и щучьи котлеты. Николай потребовал у хозяйки морошковой настойки, а у Дениса созрел колоритный тост.

– За тех, кто в море! – произнес он.

– За тех, кого любит волна! – добавил рыбак, довольный, оттого что уловил отсылку.

Одолев стопку, Денис про себя зарекся вдругорядь прикасаться к жгучему пойлу. Закрадывалось подозрение, будто морошку настаивали на неразбавленном спирте. Для моряков оно, вероятно, в самый раз, но не для избалованного коктейлями и крафтовым пивом обывателя из средней полосы.

Сдержать обещание помешали обстоятельства. Когда Денис приступил к рыбнику – запеченному в тесте лещу – и к ароматному клюквенному киселю, в закусочную забрели еще двое. Они по-дружески обнялись с Николаем, а тот, что пониже, сказал Денису:

– Услыхали, что приключенец к нам прилетел, вот двоима и пришли на тебя поглядеть. Меня Петрухой звать, если что. А брата – Данилой.

Денис пожал две братские лапы. Братья трудились в карбасной мастерской. Николай отрекомендовал Данилу как великого художника, который в молодости окончил художественное училище в Москве и вернулся на родной остров. Данила напоминал скорее крестьянина с архивных фотографий, чем человека искусства. Ко всем атрибутам северной породы – крупному носу, выпяченным скулам, расхристанным космам, обветренной коже – прилагались шерстяной свитер репейного оттенка и штаны, опоясанные веревкой. Петруха, облаченный ровно так же, отличался проплешинами и более основательными морщинами. Самые глубокие из них дугами выстроились над жидкими белёсыми бровями. В усах Петрухи бусинками застыли капли мороси.

– Дожжик намочил, – прокомментировал он, вытирая рукавом.

Петруха пообещал Денису рассказать гору историй о родном крае, когда поест.

– У нас иногда такая чертовщина творится-то, у-у, – сказал Петруха, разжигая интерес. – Батюшка Феодосий сейгод говаривал, что север – это край света и потому нечистая сила здесь особенно шустрит. Дьявол ведь такой – с краешка подбирается, издалека. Да Бог хранит. Меня самого не раз уберег.

Денис, хоть и не понял, что именно имелось в виду, предпочел не уточнять. Перед поездкой его предупреждали, что поморский люд щепетилен в вопросах веры и для него Бог – это не просто риторическая фигура, которую припоминают по речевой привычке либо для мнимого благочестия.

Вновь на столе образовалась всеми способами приготовленная рыба. Моряки заказали еще бутылку ядреной морошковой настойки. Денис, не смея возразить, с грустью проследил, как наполняются четыре стопки. Желудок сжался, с трепетом предвосхищая неотвратимую порцию шока.

Выбора не оставалось, поэтому Денис состроил героическое выражение на лице и запустил горючую жидкость в пищевод без транзитных задержек. Бывало и хуже. Если придать такому пойлу товарный облик, то можно и на рынок выйти с достойным предложением. У шотландцев, значит, островные скотчи с торфяным характером, а у наших поморов забористые настойки на северных ягодах. Тоже не лыком шиты. Названия так и просятся на язык: «Шквальная», «Старый баркас», «Полярный пик». «Девятый вал». Надо поразмыслить над затеей…

– Небось, думаешь про себя, пошто это у них в ухе́ лимон с лавровым листом плавают, – сказал Петруха. – Не на севере ж их растят-то.

Домашний рацион Дениса чуть менее, чем полностью, составляли привозные продукты, поэтому его не удивила бы и баклажанная икра на столе, и прочие заморские штучки. Тем не менее гость пожал плечами на всякий случай.

– А мы такие лакомства до Ивана Грозного еще у английских купцов на рыбу выменивали, – сказал Петруха.

– Здорово! – отозвался Денис. – Считай, первопроходцы.

– А то! – произнес довольный Петруха.

– Я бы с удовольствием послушал рассказ об английских купцах. И прочие истории. Вы обещали, – напомнил Денис.

– Само собой, – заверил Петруха. – Само собой. Историй так много, что и не знаешь, с какой начать-то.

С этими словами он разлил настойку. Дениса передернуло от мысли об очередном испытании на прочность, беспощадном и неизбежном. Запасной желудок к командировочным не прилагался, а стоило бы включить такое условие в контракт.

Николай предупредил, что для него это прощальная порция, так как ему предстояло делать с сынишкой уроки. Николая дружно проводили и пожелали ему добрых снов. После ухода бородатого моряка Петруха вновь прикоснулся к бутылке, но Денис, карауливший каждое движение, вовремя накрыл свою стопку ладонью.

– Давай по последней! – задорно воскликнул Петруха.

– Пока довольно. Я ведь с Николаем уже пил.

– Да давай!

– Нет, а то я вконец окосею и усну с вами.

– А Надя тебе тут и постелет прямо. Правда, Надя? – обратился к хозяйке Петруха.

– Если перину притащишь, то, может, и постелю, – сказала Надя.

Петруха благодушно рассмеялся. Отсутствие колкости и враждебности в этом смехе Денис счел за добрый знак. И в самом деле моряк перестал докучать гостю неудобными предложениями, лишь в шутку посетовал, что сам в молодости был покрепче.

– Я, когда про специального человека на самолете услыхал, сперва подумал, что к нам чиновника прислали, – сказал Денису художник Данила. – Хотел с вопросами идти.

– С какими? – поинтересовался Денис.

– Да изрядно их накопилось, вопросов-то, – сказал Данила. – Вот, например, пошто нам запретили семгу ловить? Пошто теперь детей на уроке труда в огород школьный выводить нельзя? Мы, когда учились, всегда на труде сажали картошку. Отцы наши так же сажали. А сейчас говорят, что не имеем права.

– Я попробую что-нибудь об этом написать, – сказал Денис, пряча глаза, словно запреты ввели по его вине.

Он извлек из кармана записную книжку и для вида черкнул там два слова: «семга» и «картошка».

– Попробуй, дружочек. Пойми, мы не жалуемся на судьбу, мы испокон веков так жили – без государственной помощи. Мы сами справимся, нам только мешать не нужно.

Из Данилы вдруг полилась речь. То ли взяло верх доверие к пишущему человеку, то ли сыграла морошковая настойка, то ли что-то посерединке, однако выяснилось, что у художника целый набор соображений, которыми он мечтает поделиться. Данила перескакивал с темы на тему, разворачивал самобытные теории, вкраплял в нестройный монолог местные слова вроде «истовенно» и «жадоба». Денис подозревал, что между собой моряки общаются на более простом языке, а странный диалект приберегают для чужаков, пришельцев с материка.

– Всякие малые народности и племена ведь минуют один и тот же путь, – сказал Данила. – Истовенно это не разные народы, а один большой, раскиданный по земле.

– Что это за путь? – спросил Денис.

– Сначала к малому народу являются миссионеры и отнимают у племени его богов. Затем приходят колонизаторы с оружием и подчиняют племя себе, чтобы собирать дань. Последними приволакиваются рекламщики. Они крадут самое святое – душу народа. Назначают душе цену и распродают ее направо и налево. Тогда и настает погибель.

Денис повертел головой по сторонам, будто высматривая рекламщиков, распустивших гнусные щупальца.

– Вашу душу ведь не распродают, – сказал он.

– Покамест, – сказал Данила. – И слава Богу. Я к чему веду-то. У нас, у поморов, судьба особая. Мы всегда православной веры держались, пошто миссионеры и не наведывались в наш край. Колонизаторов также отродясь не видывали. Ни иго татарское, ни крепостное право до нас не добрались. Тут любой барин или ордынец пятки б отморозил в первую осень же. Туристы, конечно, приезжают, да все больше красотами любуются, на душу не посягают. Против такого интереса мы возразить ничего не имеем. Мы народ свободный. Мы выживем, только б нам не мешали.

Измышления брата прервал захмелевший Петруха, который предложил гостю партию в шахматы.

– Вы историю обещали, помните? – сказал Денис.

– Как не помнить! У меня куча историй. Целая шкатулка. Сейчас в шахматы сыграем, а уж потом расскажу.

Учась в университете, Денис жил в общаге и частенько соревновался в шашках и шахматах с соседями. Предчувствуя сокрушительную победу над простодушным моряком, Денис согласился на партию и намерился даже легонько поддаваться для приличия. Петруха запросил шахматный набор у хозяйки закусочной.

Миниатюрные фигуры и доска, выполненные из дерева и потемневшие от времени, несли на себе печать старины. Вопреки ожиданиям Дениса, Петруха запросто разобрался с ним, как с новичком, соорудив замысловатый мат менее чем за три десятка ходов.

– Недооценил, – признал Денис.

– Реванш?

– Принято.

Теперь Денис играл белыми. На сей раз завязалась борьба. Просчитывая хитроумную комбинацию, Денис некстати и обидно подставил слона. Вцепившийся в перевес морской волк мастерски воспользовался преимуществом и вынудил соперника капитулировать.

– Третью?

– А давай.

На сей раз у Дениса не заладилось с самого дебюта. Вместо того, чтобы следить за расстановкой, гость недоуменно наблюдал за Петрухой. У моряка от выпивки сузились зрачки и заплетался язык, а пальцы, двигавшие фигуры, едва гнулись, что не препятствовало ему раз за разом разделывать противника под орех. От четвертой партии Денис разумно отказался, а вызванный на поединок Данила с демонстративной легкостью обставил казавшегося непобедимым брата.

– Пора нам, – заключил Данила, складывая шахматы. – На море нам завтра рано.

– В котором часу вы обычно встаете? – поинтересовался Денис.

– Если проснулся в пять, считай, уже поздно.

По отсутствию лукавого прищура и ухмылок Денис понял, что художник не шутит.

– А если непогода?

– Здесь у моря погоды не ждут.

Петруха, опроставший не менее половины бутылки, расчувствовался и долго рассыпался в извинениях за то, что так и не достал ни одной истории из заветной шкатулки.

– Давай завтра расскажу! – предлагал он.

– Я улетаю, к сожалению.

– Эх, вот незадача! Тогда в следующий раз расскажу. Прилетишь?

– Наверное.

– Прилетай! В шахматы сыграем. Рыбку половим. В бане напаримся.

Возвращаясь в гостиницу, Денис надвинул капюшон на самый лоб, чтобы укрыться от дождя и ветра. Ноги в кроссовках с водоотталкивающим покрытием промокли, однако это ничуть не беспокоило. Ведь погоды здесь ждать не приходится.

Если бы не кусачий климат, то остров давно превратился бы в место, пригодное лишь для картинок и фотосессий, в точку на карте, где ушлые специалисты производят конвейерным методом лубочную атмосферу и пряничное настроение. Пока же это по-прежнему Русский Север со специфическим бытом и ритмом жизни, с привыкшими к аскетизму людьми, не знавшими ни ига, ни крепостного права. Сам природный уклад с его сумеречным днем и сумеречной ночью, с безжалостными ветрами и каждую минуту готовым полить дождем – это надежнейший способ отсеять проходимцев, маркетологов, сентиментальных путешественников и прочих случайных типов. Наверное, нельзя жить на Севере и не любить его. Если же любишь, то будешь его беречь и охранять, не отдавая в руки рекламщиков, которые губят все, к чему прикасаются…

Денис сообразил, что думает совсем не те мысли, которые следует думать. Возвеличивать – не его задача.

В номере он первым делом развесил на батарее мокрую одежду и полез под душ. После процедуры, без которой не представлял себя ни один цивилизованный человек, Денис задернул шторы, включил обогреватель и нырнул с телефоном под одеяло.

Края здесь были не столь интернетные, поэтому сигнал пропадал. Денис решил записать голосовое сообщение по мессенджеру. Оно так или иначе дойдет. Доберется.

Не затеряется, в общем.

– Здравствуйте. Затею с реалити-шоу на выживание вижу перспективной. Если грамотно раскрутить проект, то более выгодной площадки для игры не найти. От спонсоров не отобьемся. Я тут приметил пару участков для рекламных щитов. Короче, обсудим, когда я прилечу.

Под голосовым сообщением застыл значок циферблата. Когда послание загрузится, появится галочка. Когда адресат откроет – две.