Дмитрий БАК Поэты русские

«такие строчки-зарисовочки…»

Трамвай, как детский мяч прекрасный,

Зелено-синий, желто-красный…

Б. Слуцкий

такие строчки-зарисовочки

и рифмы на местах, как стража, –

стихов советское узорочье,

простая выставка-пропажа:

искусство тёртое, не мёртвое,

полуживое, а порою –

надрывное и козьей мордою

об стол за ропот похоронный

и за отсутствие тревожного

броска в космические дали;

под насыпью, во рву стреноженном,

я узнаю твои скрижали,

поэт, предлогами натруженный

и междометиями полный,

твои рылеевы-бестужевы,

милорды-блюхеры, как волны

на сонный брег летели вынести

обломки запоздалых трелей

и жёлто-синих дней без примеси;

в зелёных плакали и пели

красивые младые слуцкие

и левитанские, как ветер:

стоят в строю поэты русские

навытяжку, одни на свете

* * *

ну, отвечу в склад и в лад:

пусть вокруг подземный ад,

пусть, верней, надмирный рай –

иглы гулкие сбирай!

эма-мандель, штамм житья –

бостон-сковское дитя:

где ты, где ты, соловей,

соло, полное кровей,

смешанных в один редут –

опоздавших подождут

спутанные небеса:

облака, луга, леса;

до тебя, как до луны:

пятна тёмные видны

с оборотной стороны,

сны известием пьяны;

молча встретим новый свет,

преступивши, где нас нет;

новый горний наш полёт

не задушит, не умрёт

«помнишь, как у замнаркома…»

Летних сумерек истома

У рояля на крыле.

На квартире замнаркома

Вечеринка в полумгле.

А. Межиров

помнишь, как у замнаркома,

что у Межирова, не

возвратился ночью к дому,

где в последнем светлом сне

взором белым – брат на брата

и сестра к сестренке в бе –

лой и выглаженной кратно

блузке – льнули, но припев

аты-баты выпал в темя,

выпаленный с полуглаз:

так слова тогда летели,

Совинформбюро – не ТАСС;

словно будет вдоволь хлеба

и за океан ничуть

не повеет солью с неба

льда хоть каплю зачерпнуть

«Нельзя беречься, говорит Давид…»

Давай поедем в город,

Где мы с тобой бывали.

Д. Самойлов

Нельзя беречься, говорит Давид

(Самойлов) – Голиафу, накануне

нокаута, когда он, боевит,

и умертвит его, и переплюнет

размахом сердца; вылетит пращой –

прощён и брошен, обезглавлен этот,

покинутый в несчастье и ещё

пустой отвагой посрамлённый метод

прощения, прощания; и пусть

бледнеет день и кажется, что верный,

неровный путь был выбран – прочь от муз, –

кислотный ужас или амфотерный;

беречься от покинутых в крови

загугленных и брошенных событий…

но всё равно – ту би ор нот ту би –

один, два, три, четвёртому не быти.

* * *

Чужая боль, а ты не слышишь,

И врозь кого-то развело

На площади, где грезят крыши

Листве, растрепанной назло;

И вроде всё навек понятно,

Но вот до хрипоты готов

Кричать, что не вернуть обратно,

Поэт Владимир Соколов;

И мне неведомы причины –

Лицом к лицу не увидать…

Должно быть, ножик перочинный

Исчез из виду без следа,

И потому – нет, не перо, нет –

Твой карандаш остался нем

И между строк, как на перроне,

Звук замирает – в стороне

От бодрых и походных песен,

От строек дальних, светлых тем –

Такую боль везде развесил

По строфам ты, что полетел

До срока белый тополиный

Пух, отцвела в саду сирень

Еще до майских журавлиных

Дней, а зима не в ноябре,

В июне наступила споро,

Задолго до смертельных уз,

Когда поэт с немым укором

Мне завещал немой союз

С его покинутыми днями,

И с ним, покинутым вдвойне, –

И той, с кем счастлив был вначале,

И мной, глухим, немым, как снег…

Загрузка...