Вернувшийся с Хоккайдо «Алексей Чириков» сразу же оправился в Петропавловск как только его сменил бывший английский бриг. Он теперь носит название «Виктория».
Иван Кузьмич Кольцов пришел в Южно-Курильск на «Херсонесе», который на пару с бригом перед нашим приходом отравился на Шикотан и корабли должны не сегодня завтра вернуться.
Два года назад японцы заставили айнов покинуть его и они просят разрешение вернуться на свой родной остров. Наши начальники не возражают, но перед этим надо убедится, что там нет японцев.
Корабли действительно вернулись к вечеру и было решено, что бриг сразу займется переселением айнов на Шикотан.
За неспешным чаепитием я не только узнал новости, но и ответ на возникший вопрос, что делать с японской агрессивностью.
Хорунжий предложил нанести визит четырьмя пароходами в новый японский город Немуро.
Он, как и Сибецу, появился несколько месяцев назад после окончания нашей войнушки. Если назначение Сибецу торговля с нами, то строящийся на месте небольшой рыбачкой деревни айнов Немуро это новый военно-административный японский центр новой провинции.
Её границы были проведены очень просто: все побережье Хоккайдо откуда можно видеть Южные Курилы вошло в новую провинцию.
Немуро по информации пленных и перебежчиков строится исключительно как административный центр и военно-морская база. Напавшие на Южно-Курильск джонки пришли именно оттуда.
Военный совет с участием всех капитанов, хорунжего и двух Иванов, Васильевича и Кузьмича, план хорунжего одобрил. Решили, как только будет закончена выгрузка переселенцев и грузов, быстро совершить поход в Немуро.
Пока пароходы разгружались, мы с Соней погуляли по Южно-Курильску.
Меня интересовало как наши люди здесь устроились и не жалеют ли что согласились на мою авантюру.
С этим был полный порядок. Староверы, в том числе и все казаки, и бывшие крепостные, а другой публики здесь не наблюдалось, были безумно счастливы что они теперь свободные люди и сами распоряжаются своей судьбой. Просьб у них было много, но одна единственная была высказана всеми — скорейшее строительство двух храмов, один из которых старообрядческий.
Владыка Анатолий с этот поход с нами не пошел, а вот два десятка священников, специально отобранных им, пошли.
Десять из низ были староверческими. Когда он привез их у нас состоялась откровенная беседа и Владыка сказал, что это предпоследняя уступка, сделанная мне Святейшим Синодом, больше священников — раскольников не будет, а все беглые кто появятся в моих любых владениях, будут подлежать выдачи российским властям как уголовные преступники.
Эта новость меня несколько озадачила. Такого резкой смены курса я никак не ожидал и спросил Владыку с чем это может быть связано. Слова о предпоследней уступки я как-то пропустил мимо ушей.
Он ответил не сразу и несколько минут молча сидел в кресле, перебирая свои четки. Видно было, что он размышляет над ответом на мой вопрос.
Но вот Владыка поднял свой взор и пронзительно посмотрел мне в глаза.
— Это, Алексей Андреевич, связано с просьбой, вернее даже требованием, вашего покровителя генерала графа Бенкендорфа. И его в этом поддерживают другие приближенные Государя, граф Алексей Федорович Орлов и Павел Дмитриевич Киселёв, — слова Владыки меня удивили, с графом Орловым я был знаком и у нас были почти дружеские отношения, а вот с Киселёвым у меня было только шапочное знакомство.
Но дальнейшие слова Владыки меня поразили еще больше.
— Полагаю, что автор идеи не граф Бенкендорф, но высказал Государю её именно он. Государю предложено согласиться на создание в ваших владениях церковной иерархи раскольников. У Павла Дмитриевича есть кандидатура какого-то греческого епископа, согласного перейти к раскольникам, другим должен быть русский епископ, — Владыка отложил четки, я видел, что он с трудом сдерживает свое раздражение.
— Не знаю, что там Бенкендорф говорил Государю, но он согласился, — Владыка резко встал и уже с нескрываемым раздражением бросил мне в лицо. — Вот к чему приводят уступки в принципиальных вопросах. И я, ваша светлость, должен это сделать, а потом надзирать за тем, что они не будут склонять православных уходить в раскол и пресекать их попытки окормлять за пределами ваших владений на Дальнем Востоке и в Америке. В Иркутской губернии и Якутской области разрешено будет иметь десять и пять храмов. Монастыри только в ваших личных владениях.
Золото, только обещанное мною золото могло подвигнуть императора на такое и мне надо как можно скорее его предъявить.
Владыка Анатолий тут же уехал, а я изрядно озадаченный остался со множеством вопросов.
Все эти вопросы я буду решать позже, а сейчас все священники сошли на берег и занялись закладкой двух храмов.
Небольшую речку в Южно-Курильске я назвал Серебрянкой, так она называется в 20-ом веке. Почему не знаю. Но я решил, что максимально буду называть все привычными для меня названиями, отчего и почему так, а не иначе, у меня никто не требует.
В излучине Серебрянки в полуверсте от устья закладывается старообрядческий храм, на противоположном левом — православный.
Среди священников шесть монахов, три из них иргизские старообрядцы. Здесь на Кунашире или еще где-нибудь они останутся и заложат два монастыря: православный и старообрядческий.
В это дело я пока вмешиваться не буду. Все священники и монахи получили подробнейшие инструкции о том как себя вести и подписались под ними. Новообращённых крестить по старому обряду запрещено, кроме желающих вступить в старообрядческое казачество. В случае нарушения их ждет каторга, от которой их ничто не спасет. Даже нахождение в таких тьмутараканях.
Пока идет разгрузка и готовится поход на Хоккайдо мы с Соней знакомимся с жизнью наших союзников, айнов. Я искренне хочу чтобы они были нашими союзниками, а не подданными к примеру.
Айнское селение называется Фурукамаппу, в него японцы согнали все население Кунашира, кроме нескольких сотен живущих в селении вокруг японской крепости на юге. Как она называлась по-японски, я не запомнил, сейчас это наш форт Головнинский.
Там осталось небольшое количество айнов, все они смешанные семьи, те где мужьями стали пленные японцы.
Здесь в Фурукамаппу тоже много таких семей, обитаемой частью селения осталась его центральная часть, на правом берегу Серебрянки по берегу бухты с полверсты от устья Серебрянки.
Восточная часть селения по берегам Серебрянки разобрана русскими и частично пущена в дело на строительстве, а частично использована как топливо.
Западную часть разбирают сами айны. Оставшаяся часть поселка ими уже существенно перестроена. Они начали строить себе новые жилища, какую-то причудливую смесь своего традиционного, японского и нашего.
Главное, что они перенимают у нас, это печи. Кирпича на Кунашире хватает, уже успели наладить свое производство и наши корабли везут его с Камчатки, где Иван Кузьмич это дело поставил чуть ли не на поток.
На наших Курилах благодаря этому нет проблем с печами и начато строительство кирпичного Головинского форта и планируется построить кирпичную Южно-Курильскую крепость, она будет на полуострове между мысами Восточный и Южко-Курильский.
Формирующийся новый уклад жизни у оставшихся в Фурукамаппу, тоже причудливая смесь традиционного айнского, японского и нашего. Айны во многом стараются подражать именно нам и многие успешно осваивают русский язык.
Их вождь Иван, а Иван Кузьмич утверждает что он реально является таковым на Кунашире, по-русски говорит уже вполне прилично.
Его жилище самое можно сказать русифицированное, это по сути наш пятистенок. В семье Ивана все старательно изучают русский язык и стремятся и в быту подражать нам.
У многих айнов интересная смесь русско-японского гардероба. Начало зимы было очень ранним и суровым и многие из них оказались неожиданно раздетыми и разутыми. А у нас оказались достаточно приличные запасы одежды, уже завезенной с Камчатки. И были приличные японские трофеи.
Поэтому хочешь не хочешь, а пришлось айнам немного переодеться.
Иван Кузьмич рассказал, что я для айнов живой бог, спустившийся с небес, чтобы спасти их. Верховное божество айнов — Пасе камуй и он или оно послал меня на землю, чтобы спасти айнов от угнетения японцев. Этим наверное и объясняется стремление айнов подражать русским и перенимать наши обычаи.
Всего на Кунашире было около двух тысяч семей айнов и они разошлись по всему острову. Не считая Южно-Курильска самым крупных их селением стала Лагунка, она метрах в трехстах от берега озера Лагунного. Которое отделено от Охотского моря узким, шириной метров сто, перешейком в середине которого протока шириной пять-семь метров между морем и озером.
В Лагунку ушло жить три семьи староверов. У которых уже сложились отличные отношения с айнами.
Еще одно достаточно крупное селение образовалось километров в трех выше по течению Головнинского ручья, устье которого было в пятистах метров от форта. Туда ушло жить две семьи староверов и там оседали многие бежавшие с Хоккайдо.
Кроме этих есть еще три селения. Одно почти в устье речки вытекающей из Песчаного озера и впадающей тут же в океан. Перешеек здесь был полторы версты. Его ногами измерила семья староверов поселившаяся здесь с айнами.
На перешейке много песка. Как и на более узком, меньше половины версты между озером и Охотским морем. Это селение так и назвали Песчаным.
Почти пятьдесят верст севернее, в том месте где на побережье начинались крутые труднопроходимые скалы, тянущиеся на север до Спокойного залива, еще одно селение айнов, его у нас называют Отрада, рядом находится мыс Отрадный.
Все названия, кроме Южно-Курильска и Головнинского форта и реки Серебрянки я позаимствовал из материалов экспедиции Василия Михайловича Головнина, в том числе и неопубликованных.
И последнее селение айнов было в пяти верстах от Песчаного озера на охотском побережье острова. Оно было самым маленьким и русских там селится пока не желают.
В Отраде поселились две семьи уральских староверов — Савва и Филипп Пермяковы. Главы семей родные братья и какин-то очень знающие рудознатцы. Особенно они разбираются в двух рудах: золотых и железных.
Они со своими старшими сыновьями после беседы с айном Иваном сразу ушли на север острова. Отраду как местожительства они выбрали только из-за близости в районам своих поисков.
Из своих рейдов братья возвращались уже трижды. Из последнего они принесли маленький холщовый мешочек с золотистым тяжелым песком и двумя небольшими камешками такого же цвета.
Это было золото Кунашира, которое они нашли на северо-западе острова на берегах небольшой речки. Про эту речку им рассказал Иван.
Со слов айна несколько лет назад двое японцев тайно начали искать на острове золото и нашли его. Но жадность их сгубила. Сначала один убил другого, а когда его схватили и начали пытать, он не выдержал мучений и умер, но тайны своей не выдал.
С ними были два айна, которые решили убежать, чтобы избежать пыток, но японцы их догнали и убили.
Золотая тайна так и осталась бы тайной, если бы один из айнов перед побегом не поделился ей с Иваном, а тот с нашими рудознатцами.
Они нашли эту речку и даже примитивную штольню несчастных японцев.
Этот мешочек с золотом Кунашира мне торжествующе передал Иван Кузьмич. МЫ с ним тут же взвесили его содержимое. Для этих целей у меня было трое специально изготовленных весов, позволяющих точно взвешивать от одного грамма до десяти колограммов.
Содержимое мешочка потянуло на девяносто пять грамм. Это семьдесят два с половиной золотых рубля в чеканке пятирублевыми монетами. Они регулярно чеканятся Санкт-Петербугским монетным двором.
Пятая часть достанется братьям, четверть казне или лично Государю, мне это все равно, а половина это мое. Двадцатая часть или пять процентов местной администрации.
Братья сказали, что золота можно на той речке добыть изрядное количество, россыпного там немного, но можно организовать рудную добычу.
Четвертого января мы четырьмя пароходами вышли в море и через два часа хода на горизонте показались дымы трех приближающихся пароходов. Это мог быть только наш второй отряд.
К Немуро мы подошли около трех часов дня. Невооруженным глазом была видна начавшаяся там паника. Бросив якорь, мы спустили гребной катер. Подняв на нем два флага, триколор и флаг Российской Американской Компании, Иван Кузьмич Кольцов отправился на переговоры с японцами.
То, что я решил сделать, переговорами назвать конечно можно, но с большой натяжкой. Это было на самом деле предъявление ультиматума японцам.
Он был коротким и лаконичным. Я уточнял наши договоренности, вернее излагал свою трактовку. Кунашир, Итуруп, Шикотан и все острова Южно-Курильской гряды, которые японцы называют Хабомаи, на веки вечные личные владения рода князей Новосильских. Японским кораблям запрещено приближаться к ним ближе двенадцати морских миль и проходить Южнокурильским проливом между островами. В проливе Измены и Русском, так я впредь стал именовать пролив Гоёмай, где расстояние между Эдзо и моими владениями меньше, японским кораблям разрешено проходить на половине этого расстояния.
Любое японское судно, нарушившее это мое требование, мы имеем право топить без предупреждения или брать в плен.
Для нашей свободной торговли всегда открыт порт Сибецу, на территории и в его акватории японцы не имеют права предъявлять нам никаких претензии, требовать допуска официальных лиц на борт наших кораблей и препятствовать их свободному уходу. Японцы не имеют права препятствовать кому либо подниматься на борт русских кораблей, если нет возражений их капитанов. Японцы не имеют права запрещать продажу нам никаких своих товаров.
Небольшие невооруженные японские джонки могут заходить а акваторию порта Головинского порта для передачи каких-либо предложений, например торговых.
У Японии нет права требовать выдачи кого-либо, кроме уголовных преступников оказавшихся на нашей территории. Как и права выдачи пленных, на это есть только наша добрая воля. А вот выдавать любого русского, оказавшегося на территории Японии они обязаны сразу же, даже без наших требований.
В случае не принятия наших требований и тем более повторения любых инцидентов, я грозился своими силами начать разносить побережье островов и вышвырнуть их с Эдзо.
Но если они будут хорошими мальчиками, я обещал не обижать японцев и помогать им при конфликтах с другими европейскими державами и американцами. Я хорошо знал, что это скоро станет для них очень актуальным.
Паника в Немуро прекратилась почти сразу же после высадки наших парламентеров, которые через два часа отправились обратно.
Их сопровождала небольшая невооруженная японская джонка, которая подошла к нашему пароходу как только наш переговорщик поднялся на борт.
Улыбнувщись, он показал на тюки и ящики на палубе джонки.
— Японцы сильно извиняются и обещают больше не хулиганить. А это в качестве компенсации и демонстрации своих добрых намерениий. Там японские ткани и фарфор.
— И как они вас приняли? — спросил крестный, он не возражал, но к идеи похода отнесся с большим скептицизмом, полагая, что такой ультиматум это верх наглости.
— Очень дружески они нас приняли. Японцы такого совсем не ожидали и думаю, что мы реально можем разнести все их побережье. Пока мы с ними беседовали на нашу шлюпку пробрался очередной перебежчик — полукровка. Так вот он сказал, что наши пароходы разнесут весь японский флот.
Ожидая возвращения наших парламентеров, я тоже начал сомневаться в успехе их миссии, все это слишком нагло и бесцеремонно. Но японцы похоже слишком слабы и приняли мой ультиматум. Да и сами виноваты, нечего было на рожон лезть.
— А что они сказали про наш список японских товаров, желательных для торговли с нами? — кроме ультиматума японцы получили и наши торговые пожелания. Нас интересовал рис, чай, хлопковые и шелковые ткани, японский фарфор и каменный уголь с железом. Все остальное в меньшей степени. Особняком стоял мой интерес к японскому золоту.
В Европе и России курс золота и серебра был один к пятнадцати, а в Японии один к трем или четырем, то есть торговать с ними за золото было сверхвыгодно.
— Они очень удивились нашему интересу к углю. Особенно когда я сказал, что он есть на Эдзо, — про месторождения каменного угля мы узнали от перебежчиков, особенно про очень качественные угли на западе острова и про то, что они залегают не очень глубоко.
— А что их интересует? — это на самом деле важнее, свои хотелки надо чем-то и подкреплять.
— Меха, в первую очередь каланы, морепродукты, столярка айнов и орлиные хвосты, — Иван Кузьмич ухмыльнулся. — Они у них на вес золота, это важный элемент подношение сегуну.
— Я, господа, честно признаться думал, что мы перегнули палку со своими требованиями. Хотя это все может и ничего не значить. Время покажет насколько это всё серьёзно,— я подвел итог нашего похода. — Пора уходить восвояси.