Он, она и ...собака

Глава 17

Собачью площадку закрыли. На воротах цепь и висячий замок, а сверху табличка с надписью: «Закрыто до дальнейших распоряжений по приказу администрации мэра».

— Ну что за люди! — возмутилась Нина. — Закрыть собачью площадку!

— Пойдем, — потянул ее за руку Боно. — Пойдем же! Они обошли вокруг объекта баталий. На деревьях еще оставались частично пострадавшие от дождя и разгула страстей плакаты. Углы потрепаны, края оторваны. «СПАСИТЕ СОБАЧЬЮ ПЛОЩАДКУ» на одном из плакатов превратилось в «ТЕ СОБА», на другом — в «СПАСИТЕ СО». Боже правый! Что случилось с людьми? Нину преследовал этот вопрос. Спорить из-за кучки собачьего дерьма, позволить нескольким мерзким озлобленным людишкам победить, отобрать у собак и их хозяев то, чем они дорожат больше всего на свете, — свободу и возможность общаться? Отвратительно.

— Можно подумать, что они протестуют против войны, — бросила Нина.

— Когда дело касается собак, это настоящая война, — заметил Боно. — Между их сторонниками и противниками.

— Откуда ты взялся такой умный? — Нина потрепала его по голове и, обхватив за шею, притянула к себе.

Он коротко рассмеялся, вывернулся и побежал в парк. Казалось, он чем-то расстроен. Не похож сам на себя, хотя Нина понимала: этот парнишка — очень сложное существо.

— Пойдем, — позвал он. — Давай пойдем за теннисный корт.

Теперь они каждый день выгуливали собак вместе с Боно. Нине противна была сама мысль, что он торчит дома один (или с так называемой няней Мелиссой, что все равно означает в одиночестве), смотрит телевизор и всякие дурацкие фильмы. Кроме того, ей нравилось проводить время на прогулке с ним, а не с кем-то другим. Так что, заходя за Че, она прихватывала с собой и Боно. Тот стал таким ответственным, следовал всем правилам. Это, конечно же, налагало ограничения на ее шпионские привычки, но, странным образом, в обществе Боно она не думала о содержимом чужих шкафов.

Итак, Нина и Боно двинулись в сопровождении Сэма, Че, Мими и всех остальных собак по направлению к теннисному корту у Девяносто шестой улицы. Поскольку это было отклонением от привычного маршрута, то вновь ожили обычные страхи Нины.

Боно пребывал в мрачном настроении. Ни одной шуточки, ни цветистого комментария или заковыристого словечка, ни одной цитаты из фильма для взрослых. И Че такой же. В глубокой меланхолии. Нина поняла это в первую же минуту, как появилась у них на пороге. Поднимаясь на крыльцо, она встретила мамашу Боно, спускавшуюся ей навстречу. Мамочка в спортивном костюме «Тод», кепочке с надписью «Ю-Ту», с рюкзачком «Прада» прокричала: «Увидимся через неделю! Развлекайтесь без меня!»

По лицу Боно Нина сразу все поняла. Печаль и разочарование.

— Привет, дружище, — поздоровалась она.

— Пошли, — бросил он в ответ и протиснулся в дверь мимо нее, зажав шлейку Че с такой силой, что даже костяшки его пальцев побелели.

Нина и тихий, понурый Боно молча дошли до парка, но утро было чудесным. Нельзя не заметить: кристально чистое небо, без всякого смога, листья на деревьях чуть трепещут от легкого ветерка, и вообще чуть прохладнее, чем в последнее время. Но Нина была, как она надеялась, достаточно взрослой, чтобы понимать — это всего лишь прекрасный день, не более. И никаких добрых примет. Напротив, им пришлось выбрать другой маршрут. Нина понимала, что это может означать. Может, и ничего, но предугадать невозможно.

Подходя к корту, она услышала стук мячей по асфальтовому покрытию, лай и собачье тявканье. Она представила собак с ракетками, играющих в теннис, хотела было поделиться шуткой с Боно, но передумала: ему не до глупостей. Потом наконец показался сам корт, а когда они подошли поближе к маленькому домику администрации парка, где располагались и крошечная закусочная, и даже небольшой теннисный магазинчик, она разглядела и резвящихся псов, и их хозяев.

Собаки тоже увидели приятелей и принялись энергично тянуть за поводки, стремясь поскорее от них освободиться и присоединиться к стае.

Они обогнули здание, и Нина спустила с поводков Сэма и Мими. Боно проделал то же самое с Че. Потом они освободили остальных. Когда собаки рванулись к заросшему травой холму, кишащему их собратьями — лающими, нюхающими дерьмо, вылизывающими зады, — Нина коснулась ладонью спины Боно, словно говоря: «Я с тобой».

Он обернулся и, прежде чем стряхнуть ее руку, как сделал бы любой мальчишка его возраста, едва заметно кивнул, ровно настолько, чтобы дать ей понять — он благодарен.

И сказал:

— Сегодня ставлю десятку на десять.

— Даже не думай. Ты проиграешь. И откуда у парня твоего возраста такие деньги, чтобы выбрасывать на ветер десятку?

Он промолчал.

— Эй? — вопросительно позвала она.

И тут он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся одной из своих продувных, проказливых улыбочек.

— Идет! — согласилась она.

Эта игра началась несколько недель назад и успела войти у них в привычку. Они угадывали хозяев собак. И сегодня утром Боно решил поднять ставки. Он был настолько зол, что на глазах глупел: заявил, что угадает владельцев десяти собак!

— Как насчет этой? — Нина вскинула подбородок, указывая на седоволосую даму средних лет, в сандалиях «Биркенсток», в футболке с надписью «Бабушка, и горжусь этим».

— Ротвейлер. Нина расхохоталась.

— Может, она просто из тех девчонок, что живут на грани, — предположил Боно.

Нина буквально взревела от смеха. Все головы обернулись в их сторону, а Нина подумала: ну что за ребенок!

— Где ты этого набрался?

— Прекрати меня все время допрашивать, а? Я теряю всю непосредственность, если приходится объяснять, объяснять и объяснять!

— Хорошо, хорошо, хорошо! Я понимаю, что ты в дурном настроении, но потерпи немного!

А собаки просто взбесились: носились вверх и вниз по склону, прыгали, лаяли, рычали. В первых рядах громадные сильные особи, следом за ними — малявки, а вокруг группками по двое и по трое люди. Люси бесновалась из-за низко пролетевшего вертолета. Она громко лаяла, нервничала. Из-за нее и завелся весь этот собачий табор.

— Люси, — окликнула Нина, — успокойся, девочка.

— Это ваша милашка-колляшка?

Нина обернулась к тетке в «биркенстоках», и та тут же выпалила следующий вопрос:

— Это ведь помесь колли?

— Э-э… да. — Нина повернулась к Люси: — Люси, все в порядке!

— Значит, милашка-колляшка.

И в эту миллисекунду, между «милашка» и «колляшка», прежде чем Нина успела сообразить, что означает сие идиотское прозвище, она почувствовала, как что-то ударило ее под колено. Словно кто-то сыграл с ней глупую подростковую шуточку: подошел сзади и пнул в ногу, заставляя коленку согнуться. Но только на этот раз колено подогнулось и не встало на место. Нина почувствовала, как мышцы выпускают кость, сухожилия растягиваются, оставляя кости без фиксации, и рухнула на землю. Колено больше не было похоже на колено, но найти слов для описания того, во что оно превратилось, Нина не смогла из-за дикой боли. Дыхание ее почти остановилось, перед глазами мелькнуло голубое небо, верхушки деревьев и искаженное страхом лицо Боно, склонившееся над ней. Она услышала собственный крик и подумала: не забавно ли? Она, оказывается, умеет визжать. Она всегда считала свой голос слишком низким, хриплым и полагала, что никогда не смогла бы стать звездой фильмов ужасов, ибо не умеет пронзительно верещать. Но вот, как оказалось, умеет. И визжать, и вопить, и громко стонать от боли — в лучших традициях «ужастиков».

Она слышала, как Боно нежно шептал ей в самое ухо:

— Все в порядке, дыши, дыши. — А потом орал в сторону срывающимся голосом: — Не мог бы кто-нибудь вызвать «скорую»? Здесь женщина ранена!

И вдруг этот голос, чертов голос, который она всегда слышит, шлепнувшись наземь.

— Что случилось? — Словно ниоткуда примчавшийся в трудный час на помощь эдакий Супермен. — Маленькая собачка прыгнула сзади вам на колено и, как видно, выбила его.

Дэниел! Они не виделись уже пару недель, с того знаменитого вечера тромбонов.

— Где эта долбаная «скорая»? — завопил Боно. — Она теряет сознание!

— Она в порядке, — успокоил его Дэниел. И, положив ладонь ей под голову, осторожно приподнял.

— Она в порядке? — озабоченно спросила гордящаяся своим статусом бабушка в футболке. — Я убеждена, Джедай ни в коем случае не хотел причинить ей вред!

Она держала на руках собаку-демона, точно такого же лхасского апсо, что спровоцировал собачью драку пару недель назад. Бабулька опустила свое чудовище на землю. Тот попытался облизать Нине физиономию, но Дэниел отогнал его.

— Ты должен мне доллар, — повернулась Нина к Боно, морщась от боли.

— Вынужден признать, это не ротвейлер, детка, — согласился тот.

Сейчас, когда она чувствовала, что голова ее покоится на ладони Дэниела, а его лицо так близко к ее лицу, она задышала спокойнее и тут же заметила, что он небрит. Вот незадача. Так близко и так больно. Нина расхохоталась во весь голос. И тут же застонала.

— Что? — мягко спросил он.

— Опять вы. Почему вы всегда появляетесь, когда я…

— Ну конечно, это я.

Он смотрел на нее. Она чуть отвернулась. Слишком много для одного утра: валяется тут с вывихнутым коленом, боль в каждой артерии, каждой мышце, в каждой молекуле ДНК. Его рука под ее головой. Глаза, смотревшие прямо на нее. Лицо так близко, что она чувствует аромат его кожи, легкий запах пота после пробежки. И что он хотел этим сказать? «Ну конечно, это я». Что, черт побери, это значит? Она едва не теряла сознание.

А потом услышала вой сирены. Благодарение Господу!

— Слава, мать его, Богу! — выдохнул Боно. Бросил взгляд на часы. — Три минуты. Неплохо для этого большого, мрачного, забитого людьми города.

Потом два дюжих парня опустили рядом с ней носилки, осмотрели ногу, пощупали пульс.

— Да-а, — глубокомысленно объявил один. — Выглядит не слишком утешительно.

Очень обнадеживающе, подумала Нина, хотела было отпустить какое-нибудь саркастическое замечание, но не смогла.

— Дадим немножко кислорода, до того как она свалится в шок.

Утешает, подумала Нина. Она ухватила Дэниела за ворот футболки, чуть не задушив его:

— Дэниел, помогите Боно и собакам добраться домой. Пожалуйста. — И к Боно: — Поможешь ему, хорошо? Ты знаешь, кто где живет.

Боно кивнул:

— Конечно.

— Не беспокойтесь, мы все устроим, — успокоил Дэниел. — Ключи в связке?

Она попыталась помотать головой.

— В рюкзаке, маленький карманчик! — Говорить становилось все труднее. — Кто-то должен заменить меня. Или я потеряю работу. Позвоните Клэр. Позвоните Исайе.

— Успокойтесь. Мы обо всем позаботимся.

Она молча смотрела на него.

— Болит, — посочувствовал Дэниел. — Где не болит?

— Что?

— Есть какое-нибудь место, где не болит? Она рассмеялась. Новый приступ боли. Куда, черт, подевались эти мальчики-санитары?

— Плечевая кость. — Она надеялась, что шутка получилась веселой.

Но тут Дэниел коснулся пальцами ее шеи. И погладил — как будто уже делал это прежде, не обязательно в этом месте, но так, что даже сквозь боль она чувствовала, как властно его пальцы скользят по коже, вдоль шеи, к плечу, обратно по ключице и чуть выше к подключичной ямке.

Она перевела взгляд с его лица на небо, прикрыла глаза, и на какой-то миг боль отступила. Прибыли санитары, один прикрыл ей рот и нос кислородной маской, второй примотал шину к поврежденной ноге.

— Раз, два, три… взяли! — Они уложили Нину на носилки и погрузили в машину «скорой помощи». Нина даже не успела дать подробные указания, или попрощаться, или просто поблагодарить.

— Куда вы ее везете? — спросил Дэниел.

— В клинику «Корнелл». Там есть отделение ортопедической хирургии, на всякий случай.

Уже сквозь закрытые двери машины она расслышала крик Боно:

— Не беспокойся!

— Чем занимаетесь? — поинтересовался санитар, присаживаясь рядом.

Она едва дышала, но сообразила, что он завязал беседу, чтобы она не теряла сознания. Или не померла.

— Гуляю с собаками. Но раньше работала в издательстве. — К чему она это сказала? Год спустя она все еще считала необходимым сообщить незнакомому человеку, санитару «скорой помощи», что когда-то у нее была настоящая работа.

— А где вы работали?

Зачем он поддерживает этот разговор? Это же не светский прием! Даже не пикник!

— В «Рэндом-Хаусе».

— Забавно.

Нина промолчала, не поняв, что в том забавного.

— Я когда-то был телохранителем Роберта Сэмюэльсона.

Ха! Он-то и швырял в нее обложкой!

— Мир тесен, — заметила Нина.

— Да, точно.

— А зачем ему нужен был телохранитель? — спросила она, стиснув зубы, едва не теряя сознание — машина ехала по ухабам и каждый толчок отзывался волной дикой боли от колена к мозгу и обратно.

— Кто знает? Думал, у него есть враги. Какой-нибудь издатель-убийца! — хохотнул парень.

Нине пришлось сдержать смех, ибо нога страшно болела, но если ей самой когда-то хотелось прикончить этого типа — а ей хотелось, — значит, могли хотеть и другие. Значит, другие тоже хотели.

В больнице ей дали морфин, и сразу стало легче. Она ничего не чувствовала, даже когда доктор поднимал ее ногу, придерживая под коленом и лодыжкой, осматривал кости, ставил их на место.

Нина сумела даже сосредоточиться и спросить хриплым голосом:

— Глупо, да? Собака выбила человеку колено.

— Собаки и океанские волны. Очень часто случается.

«Как мы уязвимы! — подумала Нина. — Банальная мысль, но что поделаешь? Как беззащитны! Не поворачивайся спиной к океану или лхасским апсо». Разумеется, она знала об опасностях, которые таит океан. Как и всех, ее учили с самого детства: остерегайся прибоя. Но чтобы волна ударила так хитро и выбила колено? И пушистая десятифунтовая собачонка с черными глазами-пуговками и крошечным розовым язычком может ударить человека с такой же силой, точно в то место, чтобы сместить кости? Точно, эта собака — порождение дьявола, но ведь люди держат их, потому что от них не бывает аллергии. Виной всему морфин, или сознание того, что ей придется проваляться в кровати недели две, или воспоминание о том, как Дэниел касался ее шеи, но Нина чувствовала себя абсолютно беспомощной, оттого что ей нечего было предъявить маленькой собачонке.