Он, она и ...собака

Глава 7

Вечером у Нины наклевывалось свидание. Свидания она ненавидела. Как и их отсутствие. Особенно отвратительна была мысль о свидании ровно в день очередного происшествия с Дэниелом. Однако какого черта? Нужно быть открытой для маловероятной возможности, что именно это свидание или любое другое может перерасти в милые, бурные отношения, если не в истинную любовь. Кроме того, обещание есть обещание. Поэтому она заставила себя влезть в любимое — и единственное — летнее платье. Без рукавов, черное, облегающее, точнехонько по фигуре. Впрочем, Нина прекрасно знала, что даже если она тщательно обдумает наряд и обеспокоится тем, чтобы ничего не съезжало, не открывало чересчур много или чересчур мало (а в изысканном платье ей непросто будет сесть в такси или убежать от опасности), время она проведет все равно отвратительно. «Небрежность в одежде» — вот ее девиз.

Она обулась в черные веревочные сандалии, открывающие ее загорелые ноги, а из волос соорудила на затылке хвостик. Из украшений — лишь крохотные бриллиантовые серьги, подарок отца. Пытаясь рассмотреть, как они блестят, когда она, чуть повернувшись, склоняет голову к плечу, Нина вспомнила вечер, когда отец подарил ей эти сережки.

Это был ее восемнадцатый день рождения, и отец посмотрел ей прямо в глаза — ужасно непривычно. Он, казалось, никогда особенно не интересовался ее жизнью, что, конечно же, было не совсем так. В душе он был своего рода цыганом, всегда стремился в дорогу, даже если это означало, как Нина вскоре поняла, отказ от жены, от своих обязанностей, от нее самой. Она так хотела стать его маленькой принцессой (разумеется, в фигуральном смысле, никаких богачей в ее окружении не было), какими ее подружки были для своих отцов. Но он совершенно не желал быть королем. Впрочем, в тот вечер он стоял рядом и держал в руках маленький черный бархатный мешочек.

— Ты скоро оканчиваешь школу. Я очень горжусь тобой. Что бы ты ни выбрала — научиться печатать, выйти замуж или даже поступать в колледж, — я всегда буду гордиться тобой.

Он смотрел на нее явно в ожидании ответа. Но в голове у нее крутилась единственная мысль — «научиться печатать»? Неужели отец не имеет о ней вообще никакого представления? Не знает, что она целый год заполняла анкеты в разные колледжи? Неужто он единственный на свете еврейский папаша, который не настаивает на высшем образовании для своего чада?

— Это тебе. Я люблю тебя, дорогая.

Она открыла мешочек и обнаружила там пару точно таких же бриллиантовых сережек, как те, что он подарил ей два года назад. Голова пошла кругом, словно она испытала сильный приступ дежа-вю или просто сходила с ума. Она изумленно смотрела на отца, ее лицо исказилось от недоумения и разочарования. Он не только дешево ценил ее — «или даже поступать в колледж»? — но так мало о ней думал, что забыл: точно такой же ритуал уже имел место, когда ей исполнялось шестнадцать.

Разумеется, некоторые могут взглянуть на это иначе: отец хоть и рассеянный, но любит ее так сильно, что даже дважды дарит ей одинаковые подарки в попытке выразить свои глубокие чувства.

Но такой подход можно считать идиотским.

Однако она должна была признать: для него это особенный момент проявления родительских чувств. И не собиралась омрачать его. Нина подумала, что обязательно разревется, если попытается что-то сказать, поэтому просто надела сережки.

— Прекрасно, — произнес отец, встал рядом, положив руку ей на плечо, и взглянул в зеркало.

Сейчас, одетая для свидания, она тоже смотрела в зеркало. Как странно… Куда ушло целых семнадцать лет? Куда делся отец? Однажды, вскоре после «вечера второй пары сережек», он просто ушел. С тех пор она виделась с ним, но пальцев на руках вполне хватит, чтобы подсчитать количество их встреч. Нина подняла руку, словно произнося клятву, выпрямилась во весь свой небольшой рост и громко произнесла:

— Нет, я не поддамся предательским чувствам. У меня свидание.

Сэм, примостившийся у ее правой ноги, взглянул на хозяйку, потом на ее отражение в зеркале и еще раз на хозяйку во плоти, прикидывая, которая из них услышит его мольбы. «Дай кусочек. Дай кусочек. Дай кусочек. Пожалуйста! Ну пожалуйста. Печеньице. Конфетку. Чего-нибудь, ради всего святого. Чего угодно. Помираю от голода!»

Она еще раз оглядела свое отражение. Разгладила платье, поправила волосы, улыбнулась. Кожа золотится летним загаром, в каштановых волосах светлые выгоревшие пряди, на щеках свежий румянец. Чуть-чуть помады — и вперед. Она готова к свиданию, если уж не к тому, чтоб любить и быть любимой без опасения расставаний и предательств. Подхватив маленькую черную сумочку (ключи от квартиры предусмотрительно спрятаны в кармашке для мелочи), подделку под «Прада», зато на молнии, она наклонилась чмокнуть Сэма в макушку:

— Вас, мистер, я люблю абсолютно и безумно! — отметив при этом, что не испытывает ни на йоту страха.

Пес жалобно заскулил.

Нина вышла из дома.

На улице было все так же душно, нечем дышать. Как в кастрюле с супом, подумала она. В такие моменты на нее накатывали приступы клаустрофобии, и приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. В метро Нина перешла с линии на линию и вышла на Лафайет-стрит в Сохо, где должна была встретиться с Зигги Валлерштайном.

Зигги был рентгенологом, они познакомились в кофейне неподалеку от «Тауэр рекордс» пару недель назад. Она закончила с послеполуденными прогулками и отчаянно нуждалась в кофеиновой поддержке в форме прохладного напитка, поэтому нырнула в ту крошечную забегаловку. Потягивая ледяной мокка-латте со сливками, она заметила парня, который сделал заказ. Бросил взгляд в ее сторону и улыбнулся. Она отвернулась. Потом все же посмотрела в ту сторону, но парень уже ушел. Ну и слава Богу, подумала она. Через несколько минут она тоже вышла и направилась к «Тауэр», собираясь купить бродвейскую запись «Игры в пижаме».

Но едва она оказалась на улице, как рядом возник тот самый парень из кофейни.

— Привет, — начал он.

— Привет, — ответила она.

— Куда направляетесь? Можно с вами?

— Полагаю, да.

— Куда же вы идете?

— В «Тауэр».

— Мне нравится ваша футболка.

Нина оглядела себя. На ней сегодня была рваная майка Университета Жестких Сношений. У нее была целая коллекция «университетских» футболок, включавшая в себя 116 реальных учебных заведений и еще кучу дурацких выдуманных из всех пятидесяти штатов, двадцати стран, со всех континентов. Нина гордилась своей коллекцией, хотя та начинала занимать слишком много места в ее небольшой квартирке.

— Глаз не могу отвести.

Она не нашлась что ответить. Но обратила внимание, что он делал пластику носа.

Они дошли до Бродвея и остановились у светофора.

— А что вы хотите купить в «Тауэр»?

— «Игру в пижаме».

— Я люблю «Игру в пижаме»! — слишком громко и слишком радостно воскликнул он. — Это мюзикл, да?

Они вместе вошли в магазин.

— Можно, я куплю его для вас? — предложил он. Нина открыла было рот, чтобы возразить.

— Не отказывайтесь. Позвольте мне сделать это для вас.

После слов «позвольте мне сделать это для вас» она готова была не замечать ни его носа, ни того факта, что в половине четвертого дня парень не на работе, и некоторой нервозности, заставлявшей предположить, что он мелкий кокаиновый дилер. «Позвольте мне сделать это для вас», — повторила она про себя и улыбнулась.

Они отыскали нужный диск, и он купил точно такой же для себя. Из здания они вышли вместе, держа каждый по маленькому желтому пакетику.

Она повернулась, чтобы поблагодарить и попрощаться, но он опередил ее.

— Могу я как-нибудь пригласить вас? — спросил он.

— Послушайте, большое спасибо за подарок…

— Может, в следующие выходные? На этой неделе я работаю, но свободен на следующей. В субботу вечером мы могли бы сходить в кино, поужинать. Как?

Она почувствовала в руке тяжесть пакетика. Ну как можно отказаться?

— Звучит заманчиво. А где вы работаете?

— Я рентгенолог, но сейчас у меня что-то вроде творческого отпуска. Работаю по несколько часов в Институте Рузвельта, в остальное время занимаюсь другими исследованиями.

Например, кокаиновый трафик из Южной Америки, пояснила она про себя.

— Да, меня зовут Зигги Валлерштайн.

Ох, она не антисемитка, но — Зигги Валлерштайн?

— Нина Шепард, — протянула она руку.

Они обменялись рукопожатиями, номерами телефонов, попрощались и разошлись каждый в свою сторону.

— Отличная футболка! — крикнул он, отойдя почти на квартал.

Нина поморщилась, покосилась на диск в пакетике и подивилась, какого черта она только что себе устроила эту дурость.

И вот теперь он ждал ее перед кинотеатром «Ангелика», как они и договорились. С широкой идиотской улыбкой на физиономии с очень маленьким носиком.

— Привет, — буркнула она, изображая приветливость.

— Прекрасно выглядите, — просиял он. — Пойдемте, фильм сейчас начнется.

Фильм оказался одним из тех мгновенно забывающихся изделий, изобилующих наркотиками и обнаженным телом, где героиня с мерзким стонущим голосом — безмозглая идиотка. Но по крайней мере работал кондиционер. Только благодаря ему Нина не уснула.

Благодаря кондиционеру и тому, что Зигги держал ее за руку. Что он себе воображает? Они поздоровались, купили попкорна и диетической колы, нашли два места, но в глубине зала — он был полон — и быстренько обсудили прошедшую неделю. («Много работы». «Нормально».) Но они были совершенно незнакомыми друг другу людьми. Между ними не произошло ничего особенно теплого или сокровенного, или сексуального, что могло бы стать естественным началом подобной близости. С чего он взял, что как только выключат свет, он может — и это встретит одобрение — взять ее за руку?

Нина не хотела задеть его чувства, поэтому не стала убирать свою руку. Но ей было неспокойно, и неудобно, и жарко, а вокруг полно народу, и они сидели не у прохода, так что, возможно, все дело в ее клаустрофобии. Но потом он принялся водить большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Боже, она терпеть этого не могла! Поглаживание напоминало о ее бывшем, который редко проявлял теплые чувства, но стоило им оказаться вместе на вечеринке, как он обязательно клал руку ей на спину и принимался водить ею сверху вниз, слева направо, словно напоминая: «Ты принадлежишь мне. Не забывай, я рядом, и ты моя». Черт! Нина искренне все это ненавидела. Неловко, щекотно, чувствуешь себя как собака, которую треплет по загривку хозяин. Она отдернула руку. Он посмотрел на нее, но она не отводила взгляда от экрана, изображая заинтересованность. Он подождал некоторое время, затем отвернулся. Прошло, казалось, часов сто. Но в конце концов фильм закончился, они вышли.

Но на этом программа не завершилась. Ужин в суши-баре «Блез рибэн». Слишком людно, слишком модно и слишком тесно — душно, крошечные столики и слишком много Зигги. Но острые роллы с тунцом, с бобовыми проростками и аругулой, одновременно сладкие и жгучие, хрустящие и мягкие, почти того стоили.

Зигги говорил много, но в результате на удивление мало рассказал о своей подозрительно неопределенной жизни. Он рентгенолог. Типа. Близкие отношения с отцом — пластическим хирургом (ха!). Иногда. Знает, чего хочет в жизни. Но не совсем точно. Много путешествовал, не уточняя куда. Денег у него много, и тратит он их вовсе не на одежду. А когда он вернулся из туалета, то пошмыгивал и потирал нос.

После этого Нина быстренько сбежала под стандартным предлогом поздно-а-мне-завтра-рано-вставать-выгуливать-мопса. Прыгнула в такси и через двадцать минут была возле дома.

Кто-то стоял на крыльце. Едва Нина вышла из машины, этот кто-то бешено запрыгал и замахал руками:

— Ни-на-а! Это я!

Клэр. Но ведь она должна быть в Калифорнии!

— О Господи! — взвизгнула Нина. — Что ты тут делаешь?

Они обнялись, что было не так уж легко, поскольку Клэр почти на фут выше Нины, но обе стиснули друг друга в объятиях. Клэр отстранилась первой, окинула Нину взглядом, затем вновь обняла, чуть покачивая и смеясь.

Наконец Нина оттолкнула подругу, едва не свалив ее со ступенек.

— Ты вернулась. Черт побери!

— Очень мило. Дай-ка мне это! — Клэр отобрала у Нины ключи, открыла двери и вошла в подъезд. — Ты ни капельки не изменилась с тех пор, как я уехала, это обнадеживает. Ты все такая же. Но, как говорят в Голливуде, это и хорошо.

— Ты собираешься вернуться на работу…

Но Клэр не слушала. Она потащила свои вещи вверх по лестнице, в крохотное пространство конуры пятью этажами выше. Нина устремилась за ней, и вместе, тяжело дыша, шагая в ногу по ступенькам, они добрались до места. Нина, в свою очередь, забрала ключи у Клэр и открыла дверь.

— Собираешься заняться выгулом, да?

Клэр молчала. Потрясенно уставившись на Нинины композиции, она рассеянно трогала бусины, стекляшки, щупала узелки сверху донизу. Медленно переходя от одного к другому, она оглядывала сооружения и действительно внимательно их изучала, как может лишь настоящий друг.

— Нина, это изумительно! — Она обернулась к подруге. — Это ты сама?

— Бога ради, это просто хлам, который я подобрала на улице…

— Слушай, это невероятно! — не унималась Клэр. — Правда, удивительно!

Она повернулась к Нине. Та продолжала хмуриться. Клэр наклонилась, заглядывая Нине в глаза, и строго спросила:

— Что случилось? Давай рассказывай.

Нина молчала.

— Эй, непохоже, чтобы ты хотела оставаться собачьей нянькой до конца своих дней, — настаивала Клэр.

Нина задумчиво приподняла брови.

— Ты же не хочешь этого!

— Конечно, нет! — Впрочем, Нина не была так уж уверена. — Но точно знаю, что не хочу работать.

— Но тебе все равно придется найти работу. Если, конечно, ты не стала баснословно богата за то время, пока я отсутствовала.

Нина печально усмехнулась:

— Но не работа ради работы. Больше никогда! Ходить на службу, иметь начальство, быть всем милой и симпатичной?..

— Это я могу понять. Быть милой и симпатичной определенно не то, что ты хотела бы иметь в качестве повседневной обязанности, — улыбнулась Клэр. Она подошла к холодильнику, налила себе диетической колы.

— И потом, я встретилась с ним сегодня. То есть вчера. И сегодня снова, — пробормотала Нина.

— С кем? Что?

— Угадай.

— С Дэниелом?

Нина кивнула.

— И? — расплылась в улыбке Клэр. Тишина.

— И? Я принимала ванну в его чертовой ванной комнате!..

— Слушай, не ори на меня, я не… ты что?

Нина не смогла себя заставить повторить последнюю фразу.

— А потом являешься ты. Кстати, что ты тут делаешь? Не позвонила, не написала… Вообще не предупредила…

— Погоди минутку! Не так быстро, девочка.

На этот раз «девочка» прозвучало совсем не сексуально. Оно скорее подчеркивало ее незрелость.

— Ты принимала у него ванну? — уточнила Клэр. — В его квартире? Мылась его мылом? Он был дома? Знал, что ты там? Это он предложил? «Почему бы вам не принять ванну?»? — Она перевела дыхание. — Стоп. Давай сначала. И расскажи все.

— Было жарко. Я взмокла и устала. Никого не было дома. Ну и…

Клэр покачала головой, ее золотистые волосы качнулись из стороны в сторону.

— Ни-на-а.

На этот раз Клэр произнесла ее имя с французским акцентом, с ударением на втором слоге.

— Хочешь вернуться на работу?

— Нет, Не сейчас. Скоро. Через пару недель, может, через месяц. Я рада, что покончила с шоу, но мне понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к здешней жизни. Ты же не станешь возражать, если я задержусь подольше?

Нина пожала плечами:

— Но никаких дурацких выходок. Ты просто нарываешься на неприятности!

Пара недель. Даже месяц. Все равно времени недостаточно. Нина обняла подругу:

— Я так рада, что ты здесь. Как насчет бокала вина?

— Я тоже рада. У меня кет никого ближе тебя.

— Знаю. У меня тоже.

— Я вернула-а-ась!

— Ты вернула-а-ась!

И обе визжали, прыгали и обнимались.

Наконец они угомонились и затихли. Нина достала из холодильника бутылку вина, Клэр продолжила изучать композиции.

— Они на самом деле хороши! — Она посмотрела на Нину так, словно видела ее впервые.

— Пошли, — сказала Нина и, прихватив бутылку и два бокала, повела Клэр на террасу. Подруги воссоединились там же, где расстались, словно не было ни минувших двенадцати месяцев, ни трех тысяч миль расстояния между ними.