Он, она и ...собака

Глава 5

Миссис Констанс Чэндлер слушала радио, когда в дверь позвонили. Радио она слушала ежедневно, дни напролет. Все подряд, от «1010», «Подарите нам двадцать две минуты», «Мы дарим вам мир», «Утро с Имусом» до Национального радио Палестины, как она его называла, и классики, джаза, бродвейских мюзиклов. Радио было ее приятелем, с которым можно спорить, петь, у которого можно чему-то научиться, от несуразностей которого можно запросто отмахнуться. Она слушала радио за работой, как сейчас, когда принимала ванну, смотрела телевизор, когда готовила палтуса на пару к обеду или тофу с азиатскими овощами на ужин, и за едой тоже слушала. Она не слушала радио, только когда делала укладку каждое утро в салоне «Барретт» (один час) и когда ходила к Марку выпить, каждый день в пять пополудни (от одного до восьми часов, в зависимости от того, с кем там встретится).

Когда прозвучал звонок, ее пес Сафир, пятидесятифунтовый бульдог всего в фут ростом (все говорили, что в таком уродстве есть известная прелесть, но сама она полагала, что уродство есть уродство), поднял голову и, глядя на хозяйку, заворчал. Хозяйка бросила взгляд на часы «Тиффани» над камином.

— Слишком рано для… Еще один звонок. Сафир тявкнул.

— Кто, во имя всего святого… — воскликнула миссис Чэндлер, опуская ручку «Монблан», подарок отеля «Белладжио» в Вегасе, на листок желтой бумаги, который, в свою очередь, покоился на зеленом кожаном блокноте. Она оставалась, возможно, единственным из живущих писателей, который продолжал пользоваться авторучкой. И бумагой. Отодвинув стул начала девятнадцатого века, с раздраженным вздохом она поднялась и подошла к домофону. — Они ведь не начнут терзать меня вновь, Сафир, а? Скажи «нет».

Пес молча смотрел на нее, и его выпученные печальные глаза подтверждали худшее. Она нажала кнопку:

— Да? Слушаю вас.

Отпустила кнопку, чтобы услышать ответ.

— Миссис Чэндлер? — Мужской голос.

— С кем имею удовольствие беседовать?

— Миссис Чэндлер, это Дэниел Магуайр. Две секунды тишины, три.

— Дэниел Магуайр, ваш сосед. Мы встречались на вечеринке у Кайев. Мне, наверное, следовало предварительно позвонить.

Миссис Чэндлер досадливо скривилась. Но, тем не менее, вздохнула с огромным облегчением. Обернулась к Сафиру, который весело вывалил язык.

— Предчувствия не обманули.

И впустила Дэниела Магуайра. Затем повернулась к зеркалу, одернула короткий кашемировый жакет, открывавший декольте до нужного уровня, осмотрела черные шерстяные брюки, поправила бриллиантовую брошь на правом лацкане, подняла руки и осторожно коснулась волос, дабы не испортить сделанную утром прическу. Неплохо для дамы пятидесяти девя… четырех лет, напомнила она себе.

Он, должно быть, бежал по лестнице.

— Мистер Магуайр, как мило! И неожиданно.

— К вашим услугам. И зовите меня Дэниел. — Он протянул ей коробку конфет «Сиз».

— Это жестоко, — улыбнулась она.

— Я был в Лос-Анджелесе.

— Лишь этим город оправдывает свое существование. Как мило с вашей стороны! Входите, прошу.

Она вспомнила вечеринку, где они познакомились, и жаркие споры по поводу шоколада: снобистские аргументы в пользу «Тошер» и «Годива», ее непритязательную любовь к «Херши» и его категоричность по поводу «Сиз», конфет для среднего класса, коробку которых он принес в качестве подарка хозяйке. Он тогда очаровательно обошел гостей, предлагая каждому по конфетке. И с первым же кусочком молочного шоколада с орешками в карамели она пропала, навеки покоренная лучшим в мире шоколадом в простой черно-белой упаковке. А ведь она и прежде пробовала выдающиеся образцы. Друзья из Бельгии, Парижа и Франкфурта присылали ей самые дорогие трюфели, изумительнейшие конфеты, вкуснейшие карамельки и ириски. Но ничто не могло сравниться с продукцией «Сиз».

Она проводила посетителя в гостиную, исполнявшую одновременно роль кабинета. Он присел на красный кожаный диван, она — в кресло-качалку.

Открыв коробку, предложила ему конфеты.

— Благодарю, я мало ем сладкого.

— Как вам не стыдно? Не хотите же вы заставить меня в одиночку съесть всю коробку?

Он улыбнулся:

— Хорошо, но только одну.

Он выбрал темный шоколад, положил в рот, улыбнулся.

«Какой симпатичный!» — подумала она. Он должно быть, лет на двадцать моложе ее. Таких глаз она не припомнит. И довольно высокий. Но что-то в нем было не так. Что же? В прошлый раз, у Кайев, она этого не заметила. Тогда он был невероятно самоуверен, эдакий трудный подросток. Сейчас же невозможно не заметить некоторой сдержанности. Неловкости. По-прежнему сексуален, но несколько чопорен, решила она. Он мог научиться этому у пожилой, опытной женщины.

Для себя она выбрала квадратик молочного шоколада, понадеявшись, что тот окажется с карамелью. Откусила — о да, карамель.

С минуту они посидели молча, пережевывая конфеты.

— Эта картина, — начал наконец Дэниел, — школа Хадсона?

Он встал и подошел ближе, рассматривая. Она улыбнулась. Хм-м-м… да он разбирается!

— Да, — отозвалась она. — Девятнадцатый век, Джордж Иннес. Один из моих любимых художников.

— Да, — заметил он, — и я понимаю почему.

Она смотрела на него, стоящего посреди ее кабинета, восхищающегося живописью, и это напомнило ей времена не столь отдаленные, когда такой же молодой человек был преисполнен к ней такого же обожания. И, опустив ладони на бедра, выпрямившись, чуть наклонившись вперед, она решительно произнесла:

— Позвольте предложить вам что-нибудь выпить. Что вы предпочитаете?

Он обернулся:

— Просто воды, благодарю вас.

— Ну а я выпью водки. Уверены, что не хотите чего-то покрепче?

— Благодарю, нет.

Она поднялась и вышла из комнаты, Сафир потрусил следом. Билли прислушался, звук шагов постепенно удалялся и стих в кухне. Убедившись, что опасности нет, он ринулся к столу. Склонившись над бумагами, с восторгом увидел, что это настоящая рукопись.

Очаровательные старомодные завитушки, но аккуратные и вполне читаемые. Так больше никто не пишет. Никто вообще не пишет, тихонько ухмыльнулся он. Сам Билли настолько привык к клавиатуре компьютера, что в тех редких случаях, когда приходилось писать по-настоящему, рукой — подписывать чек, открытку ко дню рождения, — замечал, что почерк стал едва разборчивым.

Заслышав, как звякают кубики льда в стакане, он заставил себя вернуться к делу. Эту часть своей работы он ненавидел. Подглядывать, вынюхивать, шпионить. Лгать, зачем явился. Прикидываться, что был на вечеринке, хотя благодаря шоколаду с миссис Чэндлер познакомился Дэниел. Но он заставил себя сосредоточиться. Это ради других. И зачастую единственный способ разузнать о человеке. Если эта дама не платит налогов, скрывает, как они подозревают, миллионы долларов, он ее поймает, и весь этот маскарад того стоит. Итак, он принялся читать. Миссис Чэндлер писала о Праге. Видимо, это одна из многочисленных статей, которые она пишет для журналов «Туризм и отдых», «Страна и город», «Путешествия». Недавно она написала о лучших отелях Венеции для журнала «Еда и вино». Великолепная статья, заставившая пожалеть, что у него нет таких денег, чтобы остановиться в одном из упомянутых мест. Это не было простым описанием помещений, обслуживания или расположения. Она рассказывала о завтраке на террасе палаццо Гритти, про матовый свет восходящего солнца сквозь густую утреннюю дымку. Свежевыжатый сок красных апельсинов она сравнивала с напитком богов. Можно было прикрыть глаза и оказаться рядом с ней в Венеции, на утренней террасе, потягивая густой сладкий персиковый нектар. И наблюдать с закрытыми глазами оживленное утреннее движение прямо под ногами. Мусорные баржи, водные такси, лодки, перевозящие доски, продукты, книги и сантехническое оборудование. Колокола Санта-Мария-делла-Салюте на другой стороне канала. Она словно перенесла его туда. Взяла его с собой и в «Киприани», идеальное место, как убедительно доказала она, чтобы прихватить с собой детишек. Детишек! Это за 800 долларов в ночь! Дети в бассейне, дети, играющие на лужайке, дети, бродящие по пляжу в поисках кусочков разноцветного стекла. После утренней экскурсии во Дворец дожей на площади Святого Марка нет лучшего места для игр и проказ.

Однажды он ездил с семейством в Гранд-Каньон в старом трейлере. Это и был, по его мнению, обычный опыт путешествия с детьми. Сейчас он мечтал, как однажды повезет своих детей в Венецию, в отель «Киприани». Черт, он мечтал о том, что у него вообще будут дети, и тогда он поведет их на бейсбол. Очень простые мечты, признался он себе.

Вернемся к основной задаче: он открыл ящик стола. Только скрепки, марки, резиновая лента, все аккуратно сложено. Открыл серебряную коробочку с выгравированными на крышке инициалами. Мелкие монетки. Неслышно метнулся к высокому деревянному картотечному шкафу, выдвинул верхний ящик. Ряды карточек, пунктуально подписанных: различные аспекты путешествия и почти весь мир, от Бали до Занзибара.

Тут послышался скрип старого деревянного пола, хозяйка шла по восточному ковру, устилавшему коридор. Билли закрыл ящик и скользнул на кушетку. В дверях возникла миссис Чэндлер с серебряным подносом, на котором стояли два бокала, вазочка с миндалем и тарелочка печенья. Она поставила все на столик перед гостем, протянула ему стакан воды и присела рядом, помешивая коктейльной палочкой водку в своем бокале.

— Благодарю.

— Ваше здоровье! — Она приветственно приподняла бокал.

— Да. — Он сделал глоток. — Знаете, а я ведь действительно зашел только для того, чтобы вручить вам шоколад.

Она удивленно приподняла бровь.

— Конечно же, очень приятно повидаться с вами, — добавил он.

— Конечно. — Долгая пауза. — Скажите, Дэниел. Могу ли я задать личный вопрос? Что вы думаете по поводу Роджера Клеменса во вчерашней игре?

Он рассмеялся:

— Это не очень личный вопрос.

— Для меня личный, — улыбнулась она в ответ. — Вы не представляете, сколько можно узнать о человеке, если выяснить его отношение к спорту.

— Тогда ладно. Я не смотрел вчерашнюю игру. Но могу сказать, что бы ни делал Клеменс, это замечательно, потому что он, наверное, последний бейсболист, который играет из любви к игре. Он отдает все…

— Всего себя в каждой игре. Полностью согласна. — Она вновь улыбнулась мягкой рассеянной улыбкой.

Билли покраснел. В ней было что-то официальное, старомодное и вместе с тем юношеское. Он чувствовал себя как дома. И одновременно неловко.

— В отличие от этого человеческого недоразумения, Барри Бондса, — добавила она.

— Согласен с вами, — вновь рассмеялся он. — Да вы настоящий фанат!

— Особенно бейсбола. И футбола тоже. Спросите меня что угодно об играх прошлого сезона.

— Что угодно?

Она лишь улыбнулась:

— Хотите сравнить статистику до и после Германа Эдвардса[9]?

— Так необычно для женщины, если позволите подобную политнекорректность.

— Некорректность относится лишь к вопросам политики. Или религии.

Расхохотавшись, Билли внимательно взглянул на нее и произвел пробный выстрел:

— Вы делаете ставки на игру?

Она ответила таким же внимательным взглядом:

— А вот это уже личный вопрос.

— Но вы так много времени проводите в Вегасе…

— Вы, должно быть, читали старые заметки обо мне в «Эсквайре», — осторожно заметила она. — Но это ведь было в прошлой жизни, правда? Сейчас я не путешествую, а пишу о путешествиях.

Он помолчал, прикидывая, надолго ли можно затянуть первое свидание. А потом хлопнула входная дверь.

Сафир тявкнул и помчался или, скорее, поплелся в коридор, заливаясь лаем.

— Сафир! — Она погрозила пальчиком. — Непристойно ведете себя!

— Сапфир? Как драгоценный камень?

— Как колумнист, великий Уильям.

Билли не успел ответить: пес вышел из комнаты и пару секунд спустя вернулся, вывалив язык до полу, а жирное тельце его переваливалось с боку на бок при каждом шаге. По пятам за ним следовал человек. Билли поднял голову. Нина, собачья нянька. В футболке (она что, правда училась в Сорбонне?), шортах и армейских ботинках. Вылитый подросток.

— Привет, миссис Чэндлер. Как чувствуете себя сегодня? Погода чудесная! — Она протянула даме руку.

— Дорогая, вы знакомы… — жестом указала та на Билли, — с Дэниелом Магуайром?

Нина обернулась и увидела его — их разделяли кофейный столик и бульдог. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла оправиться от испуга.

— Вы знакомы. — Миссис Чэндлер переводила взгляд с одного на другого.

— Да, она… — начал объяснять Билли.

— Разумеется, — перебила Нина, — я гуляю с его собакой, Сидом. Э-э… привет.

— Сид? Это Сидней? Забавно…

— Сиддхартха, — поправил Билли.

— Сиддхартха?! — расхохоталась миссис Чэндлер.

Нина тут же присоединилась к ней:

— Здорово, правда? Но это еще ничего. Я выгуливаю Зардоса, Кинга, Эдварда и Уоллис, Стэнли, Оливера…

— Да, это, безусловно, высокий уровень, но Сиддхартха! Дэниел, мы вовсе не над вами смеемся. Мы смеемся…

— Надо мной. — И он тоже смущенно хихикнул.

— Просто вы не производите впечатления претенциозного человека. Как, впрочем, и поклонники Германа Гессе.

— Да это не я так назвал собаку! — Господи, он все-таки вляпался!

— Правда? — заинтересовалась Нина. — Тогда кто же?

— Мой брат. — Попался! Не следовало упоминать о нем. Не нужно, чтобы кто-нибудь знал, что у него есть брат. Но в присутствии Нины он отчего-то терял бдительность, становясь беззащитным.

— У вас есть брат? — переспросила Нина. Что ее так удивляет?

— Я имел в виду: моя сестра.

— Так брат или сестра? Или и брат, и сестра? — Она забавно принялась шлепать себя по щекам, вертя головой туда-сюда. — Мой брат, моя сестра, мой брат, моя сестра.

Она рассмешила его. И рассмеялась сама.

— Ну что же… — Миссис Чэндлер поспешила вернуться к делу. — Сафир наверняка с нетерпением ждет прогулки.

— Я выйду с вами, — заявил Билли. — Я как раз собирался уходить.

Нина посмотрела на свои ботинки. Потом перевела взгляд на Билли, мгновение смотрела ему в глаза, отвернулась. Взяв себя в руки, позвала пса:

— Пойдем, Сафир, пора! — Она наклонилась, цепляя шлейку. — Приятно было повидаться с вами, миссис Чэндлер.

— Мне тоже это всегда приятно, Нина. Дэниел, с вашей стороны было очень мило заглянуть. Еще раз спасибо за шоколад.

И она прошествовала по темному коридору к выходу, провожая Нину, Сафира и посетителя. В дверях Билли подал ей руку:

— Было очень приятно.

— Заходите еще, Дэниел, — ответила она, отвечая на рукопожатие и одновременно желая прикончить себя за эти слова. Парень, возможно, из тех, что обязательно так и сделает, раз ему предложили.

— Увидимся через часок, — сказала Нина.

— Чудесно, дорогая.

Поток горячего воздуха с улицы и яркий солнечный зайчик, отразившийся от лобового стекла автомобиля и ослепивший на миг миссис Чэндлер, заставил ее чуть отступить назад. Но, прищурившись, она наблюдала, как они спустились с крыльца и поспешили к кучке собак, дожидавшихся на тротуаре.

Миссис Чэндлер прикрыла дверь, устало прислонилась к ней, наслаждаясь прохладой темного холла, и произнесла:

— Он один из этих. Итак, они вернулись. Залаяла собака.

— Вот именно, — отозвалась она.