Он, она и ...собака

Глава 1

Нина Шепард была влюблена в человека, с которым никогда не встречалась. Превосходно, подумала она с громким хриплым смешком, нежась в ванне, особенно приятной этим знойным днем. Обычно ей было абсолютно все равно, есть ирония судьбы или нет, но сейчас она хотя бы знала ответ на сей вопрос.

Забавно! О том, с кем она никогда не встречалась, ей удалось узнать гораздо больше, чем о мужчинах, с какими она была близка. Он читает книги. Ладно, пускай только новомодные образчики муры вроде «настоящего приключения (трагедии) на Эвересте (в Антарктике, на Кракатау) в борьбе с акулами (с огнем)». Разумеется, это все «литература для мачо» (собственный Нинин термин, по аналогии с «литературой для блондинок»), но, Боже правый, все-таки книги, а не исключительно спортивные или деловые новости, что большинство мужиков именуют чтением. Он слушает Моцарта и Ленни Кравица. Сама Нина не любила ни того ни другого: Моцарта явно переоценивают, а Ленни просто банален, но каков диапазон! Еще он время от времени ходит слушать джаз и даже порой посматривает спектакли на Бродвее. Кажется, у него прекрасные отношения с родителями. И очаровательная собака, если можно извинить тот факт (она могла, но в данном случае это потребовало некоторых размышлений), что он не взял ее из приюта, а купил за немыслимые деньги у заводчика. Он учился в Пенн-Стейт, работает во влиятельной юридической фирме — она призадумалась: юристы — и для парня, которому недавно исполнилось тридцать два, он зарабатывает чертовски неплохие деньги. Кроме того, катается на лыжах, смотрит по телевизору бейсбол и каждую среду играет в покер. Пять раз в неделю он бегает в Центральном парке, а следующий отпуск планирует провести, спускаясь по бурной реке Био-Био в Южной Америке. Подобные развлечения объясняют его на редкость свежий вид — такой притягательный, сексуальный и мужественный. А еще у него единственный в своем роде нос. Он член демократической партии и благородно вносит пожертвования на различные добрые дела, от Общества борьбы за гражданские права до Общества содействия бездомным. Не слишком ревностный католик, но Рождество для него свято. Боже правый, если он решит повторить прошлогодний опыт, то покупки к рождественским праздникам начнет делать уже в сентябре! Он такой организованный, благоразумный и заботливый! Живое воплощение списка ее желаний, с парой незначительных отклонений. Ах, если бы она могла с ним познакомиться!

В Нью-Йорке стоял один из тех удушливо-знойных летних дней, когда от жары начинает разлагаться мусор, создавая вонь столь невыносимую, что Нина в очередной раз пообещала себе: следующим летом, разбогатеет она или останется бедна, будет у нее много работы или не будет вообще никакой, с кем бы она ни встречалась — должно же ей повезти! — независимо ни от чего, она будет сидеть на пляже в Калифорнии, вдыхая свежий, прохладный океанский воздух и потягивая пиво «Корона» прямо из бутылки. С лаймом. Господи, а ведь еще только июнь! В августе здесь наверняка будет словно в Долине Смерти, никакого тебе приятного сухого тепла. Она испытывала одновременно и жалость к себе, и отвращение за эту жалость.

Как всегда, полная безнадега.

Итак, она считала, что вполне заслужила эту роскошную благоухающую ванну, которую Нина так декадентски принимала во вторник в четыре часа дня. Она закончила утреннюю и дневную работу, отвела последнего пса, и теперь настало время для себя. Пока ее голова покоилась на краю ванны, она позволила мыслям мягко дрейфовать в разных направлениях, подобно тому как ее волосы колыхались сейчас на поверхности воды, словно русалочьи. Будь у нее плавники и хвост вместо ног, она поплыла бы к далеким берегам Калифорнии, свободная, беспечная, без собак; а там встретила бы страшного пирата, который чудесным образом превратил бы ее в обычную женщину, задурманил бы ее разум, читал бы ей стихи и нежно гладил ее лицо чуткими пальцами; и они жили бы долго и счастливо в простой хижине, потому что им так захотелось, потому что они могли бы жить где угодно, потому что были бы непристойно богаты благодаря сокровищам, украденным у мерзкого диктатора, чья гибель означала свободу для всего населения его страны, так что и с этим все было в порядке.

К тридцати пяти годам она полюбила свои ноги. За год прогулок с собаками длиннее они не стали, зато оставались прелестной формы, сильными, стройными и загорелыми. Она взяла из деревянной японской коробочки губку и потерла ступни, ощутив прилив крови к каждой клеточке. Затем растерла бедра, руки, плечи, шею, расслабляя напряженные мышцы и отскребая омертвевшую кожу, как ей советовала та стерва в «Блумингдейл», которая недоуменно спросила: «Ка-а-ак? Вы не делаете пилинг?» Нина понятия не имела о подобных вещах.

Не далее чем вчера она отправилась в «Таун-шоп» на Бродвее, которому хранила верность ее лучшая подруга Клэр, с намерением купить новый бюстгальтер для своей чудной груди, что сейчас, приподнявшись в воде, очаровательно-игриво торчала из-под облака пены. Тело у Нины, по словам мужчин, сексуальное, но крупная грудь требует очень хорошего бюстгальтера. Клэр носила 34В изящного, приподнимающего грудь фасона. Ей-то легко подбирать белье! Она всегда покупает и трусики-стринги в тон, ибо женщины ее типа одеваются только так. Или раздеваются, в зависимости от ситуации. Нина не носила стринги из принципа. Принцип гласил: белье носят, чтобы прикрыть задницу, а не имитировать ее наличие. — Но зато в них не видно линии белья, — возражала Клэр.

— А я хочу видеть эту линию, — упиралась Нина. — Предпочитаю знать, что на мне трусы. И хочу, чтобы окружающие тоже знали, что я в трусах. Мне так спокойнее. И моей мамочке тоже. Если тебя смущают контуры белья, зачем вообще его носить? В стрингах кажется, будто что-то или кто-то лапает тебя за задницу.

— Это сексуально.

— Это глупо.

Она не стала даже упоминать, что скорее покончила бы с собой, чем согласилась бы на процедуру «бразильской эпиляции» зоны бикини, которая, похоже, стала необходимым условием для ношения стрингов. В какой, интересно, момент женщины ее возраста решили, что тотальное удаление волос, за исключением узенькой вертикальной полоски, — необходимое требование культуры? Неужели на пороге сорокалетия они стремятся выглядеть на четыре года?

В «Таун-шопе» Нину встретила элегантная рыжая афроамериканка лет пятидесяти. Ногти ее были выкрашены в ярко-красный цвет, а сверху декорированы золотисто-черными бабочками. На запястье побрякивала связка ключей.

— Привет! Мне нужен бюстгальтер, — начала Нина.

— Пойдемте со мной. — Небрежно сбросив связку в ладонь, дама просмотрела ключи, выбрала нужный и открыла примерочную. Оторванные ценники на полу, пара лифчиков на спинке старого деревянного стула, зеркало, которому не помешала бы добрая порция «Мистера Мускула». — Снимите блузку!

Нина ждала, что дама выйдет и прикроет за собой дверь, но та осталась на месте. Нине пришлось выполнить распоряжение. В «Таун-шопе» нет места стыдливости.

— Дорогая, у вас бюстгальтер не того размера. Это какой, З6В? Господи, только посмотрите, как все висит! Он вам не подходит! — Она подтянула назад боковины.

— Я всю жизнь ношу 36В, — возразила Нина.

— И всю жизнь ошибались, детка. Снимайте это. Я вам сейчас кое-что принесу.

Нина стянула бюстгальтер и дожидалась, полуголая, пока продавщица не вернулась, увешанная дюжиной лифчиков, один из которых болтался, зацепившись за связку ключей.

— Примерьте этот! — Она протянула ей черный кружевной и полупрозрачный; именно такие Нина терпеть не могла.

— Не в моем стиле, — отказалась Нина. — Что-нибудь попроще, поспокойнее.

— Хорошо, детка. Тогда попробуйте вот это.

И она вручила Нине бежевый — простой, мягкий, без всяких выкрутасов. Как только Нина надела, дама сняла с запястья ключи, сунула их в карман и, беззастенчиво подхватив с боков Нинины груди, заправила их в чашечки бюстгальтера.

— Наклонитесь.

Нина послушно наклонилась.

— Покачайте грудью. Нина качнула.

— Теперь выпрямляйтесь.

Нина выпрямилась.

— Вот! Это то, что вам нужно, детка. Абсолютная правда.

— Какой это размер? — поинтересовалась Нина.

— 34С. Это и есть ваш размер. Хотите стринги в тон?

Они, конечно, нашлись. И Нина, конечно, отказалась. Она пример ила другие бюстгальтеры, выбрала три и покинула магазин, изумляясь, как мало знает, особенно о себе. Обнаружив в возрасте тридцати пяти лет, что всю жизнь носили бюстгальтер не того размера, понимаете одно: вы вообще ни в чем не разбираетесь.

Но сейчас для нее существовал только данный момент, в этой ванной комнате, в этой ванне, с единственным ощущением — движения губки по телу. Она с силой скребла пятки, подошвы, мозоли на больших пальцах. Ноги, из-за которых у нее было так много проблем, с высоким, как Эмпайр-Стейт-билдинг, подъемом, широкие, как Атлантика, натруженные и измученные прогулками с собаками, за последний год причинили ей немало трудностей и боли.

В прошлом месяце на приеме у ортопеда она уже получила урок того, как мало о себе знает. Ортопед оказался симпатичным и мужественным, но в то же время прикосновения его были нежны и бережны. Он подвинул поближе свой стул на колесиках и взял ее ногу в свои чуткие руки. Ясные голубые глаза изучали ее стопы, затем он перевел взгляд на ее лицо. И опять на стопы. Принц нашел свою Золушку, почудилось Нине. Может, он прямо здесь и сейчас сделает ей предложение. Она вздохнула и улыбнулась.

А он посмотрел ей прямо в глаза и произнес:

— Самый яркий из всех случай деформации стопы, что я когда-либо встречал. — И ослепительно улыбнулся в ответ.

Нина понимала, что он шутит. Наверное. Но испытала невероятное чувство унижения просто потому, что размечталась о том, о чем мечталось. И даже сейчас, несколько недель спустя, разорившись на 400 долларов на кожаные супинаторы для поддержки свода стопы и облегчения невромы Мортона[1], вспоминая о своих грезах, она смущенно покраснела. С чего это она взяла, что такие вот ноги могут пробудить романтическую влюбленность? Она еще раз окинула их взглядом и поняла: пора делать педикюр. Даже эти поросячьи копытца заслуживают позитивного отношения. Она рассмеялась, припомнив времена несколько лет назад, когда Майкл — кинематографист, борец за свободу, вегетарианец, специалист по цигун и заодно ее бывший муж — посоветовал ей обратиться к хиропрактику по поводу ее больных ног. Возможно, необходима лишь небольшая коррекция, заметил он — явная недооценка проблемы. Она долго откладывала визит, прекрасно представляя, какого типа альтернативная медицина интересна Майклу. Так что когда так называемый врач рекомендовал глубокое промывание кишечника, она коротко ответила ему «нет, благодарю» и «пошел куда подальше» — Майклу. Помощь нужна была ее ногам, а не пищеварительной системе. Как выяснилось, и сердцу тоже.

Но она вовсе не хотела думать обо всем том дерьме! Какое это имеет отношение к принятию ванны? Разбитое сердце, больные стопы, ее ноги, грудь, бывший, будущий, любовь, секс, промывание кишечника… Обрывки мыслей проносились в ее голове, пока она разглядывала дизайнерский потолок цвета состаренной меди. В ладонях медленно лопались пузырьки пены. Предполагалось, что она будет расслабляться, а сознание тем временем само собой очистится от мусора повседневности. Но вот, пожалуйте, она в ванне, а мозги заклинивает. Ох уж эти ванны! Вы погружаетесь, отмокаете в собственной грязи, вода постепенно из горячей превращается в чуть теплую, пузырьки становятся мыльной пленкой на поверхности воды, а сознание уплывает в такие дали, что окончательно выходит из-под контроля.

Впрочем… Она вернула губку в ее гнездышко и нагребла полную горсть пузырьков из тех, что еще остались. Пузырьки заискрились в лучах послеполуденного солнца, проникавшего сквозь маленькое оконце, единственное в квартире, не выходящее на Центральный парк. Такое Нина не могла не оценить по достоинству, как и все прочее в этой ванной с роскошными деревянными панелями из вишни, каменным полом, медными кранами — инь-ян, сочетание современности и старины, твердого, прохладного и чувственного. Китайские фотографии в сепии, в линию по стене над туалетом, биде. О, биде! Верх роскоши, пока не задумаешься, для чего оно предназначено. Даже Сид, томный веимаранер[2], развалившийся на прохладном полу рядом с ванной, казалось, помещен сюда в соответствии с принципами фэн-шуй.

Она пустила воду, погладила грудь, живот, между бедер, направила струю воды туда, вспоминая, как давным-давно, еще в колледже, училась кончать. Ах, что это были за денечки! Было и время, и желание изучать — с помощью вибратора, огурца, массажной щетки, струи воды, порой под расслабляющим воздействием косячка или бокала вина — искусство оргазма. Девятнадцатилетние парни не собирались тратить на это время. Так что если вы не позаботитесь о себе, кто сделает это за вас? И если не тогда, то когда же? Поскольку Нина была из тех, кто к делу подходит ответственно, к этой задаче она приступила с подлинным рвением. И преуспела. Сейчас она чувствовала, сколь эффективны уроки прошлого. Кровь запульсировала в конечностях, бедра напряглись, дыхание участилось, шея вытянулась, подбородок приподнялся к потолку.

Нина подумала о Дэниеле, властителе ее сердца. Коротко подстриженные светлые волосы, суровое лицо и такая неожиданно мальчишеская улыбка; плечи, спина, грудь — волос на ней как раз в меру, — изящные руки и ноги, скульптурная задница!

Она представила, как лежит с ним на пляже. Теплое солнце ласкает кожу. Прикосновение его тела — влажного, соленого, чуть шершавого от налипшего песка. Она представила его в машине, как он властно обнимает ее шею и привлекает к себе с совершенно определенным намерением. И в постели, как он целует ее живот, ласкает языком, а затем, уже сверху, уверенно находит путь вглубь.

Дэниел, Дэниел!.. Он был знаком ей лучше, чем кто-либо еще в ее определенно чересчур долгой жизни; мужчина, который заставлял ее вновь и вновь испытывать оргазм, как, например, сейчас, когда лишь мысли о нем привели ее к финалу.

И все это — результат копания в его вещах. Его почта, его комод, ящики стола, его книги, диски, электронная почта, фотографии. И даже, хоть и крайне редко — с отвращением приходилось признать, — его мусорное ведро. Разумеется, она знала, что это неприлично. Нарушение этических норм собачьих нянек: вошел, забрал собаку, вышел. Но стоило ей в первый раз ступить на запрещенную территорию, впервые заглянуть в кухонный шкафчик, впервые открыть таинственный ящик стола — и она попалась на крючок. Когда она начала совать нос в чужие дела? Нина вспомнила свое бебиситтерство — она уже тогда рылась в чужих вещах, одному Богу известно зачем. И когда находила что-нибудь, не предназначенное для посторонних глаз — спрятанные драгоценности, противозачаточные колпачки, презервативы, дилдо, порножурналы, — испытывала одновременно стыд и чувство удовлетворения. И до сих пор не может угомониться.

А почему нужно останавливаться? Обжора смотрит на толстяка и думает: он тоже мог быть таким. Человек пьющий сопереживает алкоголику: сам он уцелел милостью Божией. Мы узнаем себя в людях, перешедших невидимую грань, ибо осознаем, как легко могли оказаться на их месте. Но что касается подглядывания, Нина легко перемахнула через забор на задний двор и устремилась дальше, в неизведанное. Поскольку вне контекста и в отсутствие объекта для сравнения границы становятся гораздо более размытыми. То есть все сводится к тому, насколько качественно работает моральный компас каждого человека, верно? И достаточно ли сильны магнитные силы Земли, чтобы вести вас на север, когда вам хочется свернуть на восток? И так ли уж плохо в самом деле двигаться на восток? Только разочек? Или два? Неужели вы собьетесь с пути, свернув с проторенной дороги в малоизученные области, в спальню или ванную, всего лишь на минутку-другую?

И тогда это просто проблема дурных манер. Она каждый день сталкивалась с ней в разнообразных вариантах почти в каждой квартире, куда приходила. Заброшенные собаки, собаки, с которыми обращаются лучше, чем с детьми; собаки, с которыми обращаются хуже, чем… ну да, с собаками. Чем она хуже владельцев собак? Или отклонения других помогают найти оправдание собственным отклонениям? Нина задумалась; а что, если она все же хуже их, этих чокнутых придурков, чьих псов она выгуливает?

И тут услышала звук открывающейся двери. О Боже! Она стремительно села. Вызванная движением ее тела волна плеснула до края ванны и плюхнулась обратно, едва не хлынув на пол. Нина попыталась успокоить воду, шлепая ладошками по поверхности. Смешно. Собачий хвост принялся постукивать по полу. Сид тоже все слышал.

— Сид, тихо, — прошептала Нина.

Она выдернула затычку, встала, потянула с вешалки полотенце, прижалась ухом к стене, словно так можно было лучше расслышать, что происходит вне хозяйской спальни, в другом конце холла, в коридоре. Пес принялся метаться по ванной комнате. От ванны к стене, опять к ванне, когти цокали по каменному полу, а когда он проскакивал мимо двери, то чуть склонял голову, будто желая знать, что там творится. Его поскуливание напоминало зов о помощи.

— Тихо, пожалуйста, Сид, прекрати! Уймись! Сидеть! Ради всего святого! — Подхватив одежду, она принялась одеваться.

Звякнули ключи, брошенные на столик. В холле раздались шаги.

О черт! Который час? Нина нашла свои часы на раковине и обнаружила, что уже почти пять. Господи! Она пробыла здесь слишком долго. Сердце колотилось так громко, что она была уверена: вошедший обязательно его услышит.

Открылся и закрылся шкаф. На комоде звякнули монеты. Включился компьютер.

Он в спальне.

Сид уже бесновался — подскочил к двери и принялся ее царапать. Нина прыгнула на него сверху, прижала к полу, одной рукой придерживая его спину, чтобы пес не мог двинуться, другой — крепко стиснула ему морду, чтобы он не мог раскрыть пасть. Скулеж не прекращался, и ей оставалось только надеяться на прочную дверь вишневого дерева, что казалось маловероятным, поскольку сама она прекрасно слышала все звуки по другую ее сторону.

Человек присел на кровать, туфли с глухим стуком бухнулись на пол. Шуршание одежды. Шаги. Стук клавиатуры компьютера. Повизгивание Сида.

Дэниел, должно быть, что-то уловил, ибо кликанье клавиатуры прекратилось. Нина затаила дыхание, обратившись в слух и пытаясь понять, что происходит в тишине за дверью.

— Сид? — позвал Дэниел. Пес весь подобрался.

— Эй, где мой мальчик? Сид! Сиддхартха!

Тут чертова псина подпрыгнула, скуля и царапая пол в попытках освободиться от цепкой Нининой хватки.

— Сид, пожалуйста! — взмолилась Нина.

— Сид? Ты здесь, малыш? — Дэниел был у самой двери в ванную.

Нина обмерла. Неужели она познакомится с ним таким образом?

— Пожалуйста, — прошептала она. И только приоткрыла дверь, чтобы выпустить Сида, как ее распахнули с другой стороны.

— Что… кто вы такая?

— Привет! — Это оттого, что она никогда не видела его во плоти, или он действительно исключительно хорош в одних трусах?

— Мы знакомы?

— Я как раз уходила.

— Вы Нина?

— На улице так жарко, я выпила много воды, мне срочно нужно было пописать. В смысле воспользоваться туалетом. Надеюсь, в этом нет ничего страшного.

Он внимательно посмотрел на нее. Нина надеялась, что с ее волос не капает и что она не забыла натянуть шорты, футболку и вытереть физиономию.

Она решительно протянула руку:

— Приятно познакомиться! — И подхватила свой рюкзачок.

Дэниел с недоумением уставился на нее. Глаза его были гораздо темнее, чем она представляла. От этого взгляда подгибались колени, темные тени вокруг глаз, казалось, выдавали усталость и зрелость, словно видели гораздо больше, чем их владелец готов был открыть.

— Ну конечно, все в порядке. Но в коридоре, рядом с входной дверью, есть туалет. Для гостей. На будущее. — А волосы были светлее, чем на фотографиях. И плечи шире. Будто фото упрощали и уменьшали его. Сейчас, наяву, он был такой живой и огромный, светлый и темный, такой контрастный. А на подбородке шрам. На левой щеке ямочка, когда он улыбается.

— Конечно. Да. Простите. Я просто… — Она протиснулась мимо него, вдыхая его аромат, едва заметный, восхитительный. Скользнула взглядом по кровати. Покрывало смялось там, где он присел. «О, как бы я хотела быть этим покрывалом!» — мимолетно подумала Нина.

— Ваши волосы. — Он коснулся рукой ее влажной пряди. Нина не могла не отметить, что пальцы у него длинные и тонкие.

Нина хихикнула:

— Ага. Очень влажно. — Их глаза встретились, и она невольно вздохнула. — Эта погода так на меня действует…

Он внимательно и вместе с тем подозрительно посмотрел на нее. Она выдержала его взгляд, едва не падая в обморок, потом тряхнула волосами и посмотрела на часы:

— Ой! Хм… Мне нужно идти! — И, еще раз медленно скользнув взглядом по его лицу, шраму, глазам, губам, тому местечку, где шея переходит в плечи, она так же медленно произнесла: — Я люблю… вашу собаку.

Прежде чем он успел ответить, она развернулась и упорхнула через спальню, холл, дальше в коридор. И только тогда Дэниел заметил на полу полотенце.

— Эй, Нина! — крикнул он ей вслед.

Но дверь захлопнулась, девушка исчезла. Лифта дожидаться не пришлось, и, едва оказавшись в вестибюле с персидскими коврами, антикварными диванчиками, шикарными люстрами, она рванула прямиком к восьмидесятилетнему портье:

— Пит, что случилось?

— У меня не было времени, — виновато промямлил тот.

— Господи, Пит!

— Миссис Голд явилась с покупками, пришел почтальон, а тут еще близнецы Батлеры… Нина, прости! Ты же знаешь, ради тебя я готов на все…

Нина улыбнулась:

— Ради меня? Или ради этого? — Она вытащила из рюкзачка и протянула Питу коробку сигар «Губере», как делала каждый день в течение последнего месяца, выгуливая Сиддхартху, а потом проводя наверху времени чуть больше, чем положено. — До завтра?

— Но в следующий раз не так долго, — предупредил Пит.

— Хорошо.

Только оказавшись на улице, она смогла вздохнуть спокойно. Небо окрасилось в бледно-оранжевые и лиловые тона, солнце готовилось к закату, бросая длинные глубокие тени на этот исключительный день. «Ты была на грани провала, — думала Нина по дороге домой, — но, Бог мой, оно того стоило!»