Глава 17

Волнуюсь. Волнуюсь так, что руки трясутся……

Не знаю, что меня ждёт здесь, но отступать уже поздно. Некуда отступать…

Изо всех сил стараюсь верить, что лучшее у меня впереди. Иначе никак.

Издалека увидела Антона, стоящего на перроне, — взъерошенный, смешной и немного уже родной. Он единственный, с кем я созванивалась всё это время. Единственный, кто знал мой новый номер.

Привычный запах речной тины врывается в нос. Мозг, получив сигнал, мигом взрывается от воспоминаний. Эмоции захлёстывают так сильно, что воздуха не хватает. Сердце начинает частить…

Глубокий вдох-выдох и сердце восстанавливает ритм. Вытираю вспотевшие ладони о футболку и делаю шаг вперёд.

— Катька! — громко кричит Антон, привлекая внимание окружающих. Я съёживаюсь, спрятаться хочется. Одичала совсем в лесу. Он не замечает моего замешательства — вытаскивает меня вместе с сумкой из тамбура. — Красивая какая стала, загорелая. На пользу тебе отдых пошёл…. — делится мнением с окружающими…

— Я что раньше страшная была? — пытаюсь поддержать его весёлое настроение.

— Ну вкусы у всех разные, тут не поспоришь, — смеётся зараза. — Но вот провожал я тебя когда, ты была прям ну очень на любителя, а сейчас красавица. Обнять можно? — распахивает руки.

— Добрый такой, — обнимаю быстро и отстраняюсь, — потом я с тобой разберусь по поводу «на любителя» — веди давай в карету свою?

— Ты капучино хотела, — подхватывает мои сумки, — не стал брать по дороге, опоздать боялся. Сегодня пробки дикие, все решили солнышко поймать и ломанулись за город. Можем вдоль набережной проехать, там что-нибудь взять. Хочешь?

— Нет, — резко получается.

— Устала?

— Угу… — не готова я пока к такой активной жизни. Надо дозировать нагрузки на психику.

Он не настаивает. Берёт мои вещи и бодро идет, технично обходя бегущих пассажиров, периодически поворачиваясь ко мне и что-то говоря на ходу. В этом вокзальном гуле и суете, я половину не слышу, но мне приятно видеть его радостную улыбку — успокаивает.

Иду за ним и чувств своих не понимаю. Мне и радостно сейчас и в то же время грустно. Я смотрю на суетящихся людей вокруг, вдыхаю воздух, родной до боли, и меня потряхивает от воспоминаний и неизвестности. Я знаю, что для меня ещё ничего не закончено. И я совсем не знаю, чем это всё закончится.

— Узнал что-нибудь? — спрашиваю, пытаясь пристегнуться и не опрокинуть стакан с капучино, который мы купили на вокзале. Так давно не пила нормальный кофе, что аж слюнки текут.

— Давай подержу, — выдёргивает стакан из моих рук, — не бойся не выпью…

— Только попробуй, — грозно смотрю на него и, наконец, благополучно пристёгиваюсь, — я о нём мечтала всё это время. Не лишай человека мечты. — забираю свой стакан из его рук, делаю долгожданный глоток и расслаблено откидываюсь на спинку. — Ну что ты там узнал, рассказывай давай…

— Узнал, — кивает и замолкает, выезжая с парковки, но входя в поток, сразу продолжает: — агентство безопасности у него. Он вообще довольно известный человек в нашем городе. Спортсмен бывший. Женат. Есть ребёнок. Брат-близнец ещё у него есть. Пишут, что похожи, как две капли воды. На фото, прям одно лицо. Даже носы сломаны одинаково, если это не фейк, конечно. — Я благоразумно молчу и внимательно слушаю, — тоже спортсмен в прошлом, но не такой успешный, как брат. Я даже их бои посмотрел, в интернете их много. Я не очень хорошо разбираюсь в боксе, но разница заметна. Брат его, левша, кажется, а сам он — правша. Я распечатал тебе список его клиентов, — показывает на бардачок. — Не уверен, что он полный. Могут быть клиенты, которые нигде не фигурируют, сама знаешь. Покопаюсь ещё, но сильно светиться не хочется, у них тоже ребята не дураки сидят.

Вдруг вспоминаю, что Миша тоже был левшой от рождения, но никто об этом не знал и ему в детстве ложку и ручку, да и всё остальное, перекладывали в правую руку. В результате он одинаково успешно владел обеими руками. Даже писать, кажется, мог как левой, так и правой.

Надо же, какое совпадение, — усмехаюсь про себя, вслух же говорю просто:

— Спасибо, — и убираю список в рюкзак.

— Не благодари, — смеётся. — Так значит он не твой парень? Чего он от тебя тогда хочет?

— Не знаю, чего он от меня хочет, — не хочу ему всё рассказывать. Да и сама толком ничего не знаю. Я даже не в курсе, как там дело продвигается. Но то, что следователь меня нашёл, заставляет волноваться. И то, что Виктор не ответил на мой вопрос, расцениваю, как — да.

— Понравилась ты ему наверное? — показательно грустно вздыхает.

— У него жена есть, сам же сказал. И ребёнок.

— Да кого это останавливает?

— Разве нет? — удивил.

— Мою маму не остановило — она влюбилась и уехала. Бросила нас с папой, — говорит буднично, без обиды. — Так что, жена и ребёнок — это вообще не преграда для новых отношений.

— Ух… — неожиданно. — Мне жаль. — ничего больше в голову не приходит.

— Да не парься ты, нормально всё у меня. Я просто так сказал, для примера, что ли. Ты мне лучше скажи, кто тебе тачку твою собирал? Из местных кто-нибудь?

— Так ты из-за этого мне помогаешь? — пытаюсь перевести всё в шутку…

— А то! — поворачивается и подмигивает. — Знаешь же, нас компьютерных задротов, хлебом не корми, дай в мозгах поковыряться…

— Мой бывший парень делал. Мы расстались…

— Переживаешь? — улыбка с лица пропала — серьёзен.

— Да… — отворачиваюсь в окно…

Тишина давит на уши…

— Каать, — зовёт осторожно, — ну может, тебя тогда в кино можно пригласить? Ну так, по дружески. Пойдёшь?

Разворачиваюсь и улыбаюсь ему: — в кино пойду…

— Вот и хорошо, — выдыхает облегчённо, — так что ты отдыхай, устраивайся и звони. Да по любому вопросу можешь звонить, не стесняйся. Я только рад буду.

* * *

Лежу на кровати, в своей новой квартире и смотрю, в потолок. Он кипенно-белый. Ни единого пятнышка на нём. Даже глазу зацепиться не за что…скукота…

Комната довольно большая, чистая, светлая, с минимумом мебели: кровать, шкаф и стол со стулом — мне нравится. Ничего лишнего.

И тишина…

Все ушли и, наконец, можно просто лежать и наслаждаться одиночеством. Кажется, я совсем одичала — устаю от людей. Они такие шумные, или это Ирочка просто в ударе была.

Она безумно обрадовалась, когда я позвонила ей перед выездом и согласилась на квартиру. Оказывается, она никого и не искала. На меня надеялась. Или ей тупо лень было. Она вообще напрягаться не любит. Лишний раз попу со стула не поднимет, но удивительным образом, ей под эту сидящую ровно попу, постоянно что-нибудь да затекает. Правда она ноет постоянно и плачется, может поэтому?

Я так не умею…

Правда у неё на все случаи жизни, есть техничный отмаз. Она не ленива, — радикулит у неё: тяжёлая и неизлечимая болезнь, по её словам. Ей не стыдно, когда к ней мама приходит убираться — она ж сама не может, больна. Мне всегда было неловко наблюдать эту картину. Я подскакивала и шла её маме помогать, а Ирочка хоть бы что, сидела да охала картинно. И чаёк нам готовила.

Увидев Антона, занёсшего мои сумки, она радостно вцепилась в него своими ежовыми рукавичками и почти силком увела его на кухню. Долго поила чаем, на правах бывшей хозяйки, и расспросами пытала. Мне его даже жалко немного стало, такой потерянный сидел, красный весь, смущённый. Зато выгонять не пришлось — он такого дёру дал, когда она на телефон отвлеклась. Убегал, забыв попрощаться. Вниз по ступенькам летел так, что пятки сверкали.

Я искренне надеялась, что она, вслед за Антоном, свалит домой, но она сегодня была абсолютно свободна, к моему превеликому сожалению.

После почти тридцатиминутной болтовни по телефону, удивлённо на меня посмотрела и полюбопытствовала: — и чем это ты так мальчика напугала, что он сбежал от нас?

— Не сказал, — развела я руки по сторонам, — может утюг не выключил…

— Нормальный вроде, — вынесла свой вердикт, усаживаясь за стол, — не красавец писаный, как твой Матвей, но и не страшный. Симпатичный, вежливый и местный — поднимает палец, — с квартирой! Живёт с папой в трёхкомнатной квартире. Про маму я не поняла — не стала уточнять. Вдруг там что-нибудь неприятное, типа при родах умерла или ещё что-нибудь, а я не хочу лишний негатив на себя брать… — у меня брови на лоб полезли от её доброты. — В остальном, вполне нормальный жених. Ему лет сколько, кстати? — смотрит на меня из под очков.

— Не знаю, — растягиваю губы в усмешке и пожимаю плечами.

— Кать, ну ты чё, — отбросила пафос и включила старшего товарища, — обожглась же уже один раз. Надо сразу интересоваться такими вопросами. Тебе замуж пора давно, — говорит мне женщина, почти сорока лет, всю жизнь пребывающая в статусе любовницы. — Вот в следующий раз, — тычет в меня пальцем, — я сама у него спрошу, если ты не узнаешь.

Усмехаюсь…

Вот, не уверена совсем, что Антон ещё раз захочет лечь под Ирочкин каток. Кишка у него тонковата, не выдержит он такого прессинга.

Матвей как то умудрялся разговаривать с ней и оставлять её вопросы без ответа. Забалтывал её. Но особенно хорош был Миша — с ним она молчала, как рыба. Только глазками хлопала и улыбалась. Для меня это было загадкой. Если учесть, что она их не различала, то загадка была ещё загадочнее. Миша секрет свой не раскрывал, ржал только в ответ на мои вопросы.

Опять они…

Не хочу, не хочу, не хочу про них думать, — повторяю про себя, как мантру…

Ирочка болтает без остановки: про работу, про родителей, про новую квартиру, про дядю Женю и соперниц своих рассказывает. Делится, как они весело на даче время проводят, как пытаются всем скопом любовнику своему угодить и друг другу, между делом нагадить. Потом опять на работу переключается и начинает про ненавистных и горластых детей рассказывать.

Я не слушаю её почти. О своём думаю, киваю иногда…

Не понимала никогда, как она в школе работает. Да ещё и завучем школы искусств. С ней же постоянно какие-нибудь казусы случаются. Она вообще не в себе временами.

Помню однажды пришла она вечером с работы. Я тогда к ней в гости заехала. Стоит в коридоре и ржёт. Мы выскочили к ней, понять ничего не можем. А она нам на туфли показывает, сказать ничего от смеха не может: на ногах туфли разного цвета и на разных по высоте каблуках. Так весь день и проходила, не могла понять, что же ей неудобно-то так, и почему это ученики-идиоты на неё так подозрительно смотрят и загадочно улыбаются.

Про старого «члена», который ещё встанет, — до сих пор без смеха вспоминать не могу. Когда она залепила дедушке в трамвае, с партийным значком на груди, который никак не мог подняться: «ну ничего, вы старый член, ещё встанете» — трамвай лежал от смеха. Даже «старый член».

Галя, с которой я буду жить, вообще мне однажды выдала, что педагоги жёстко бухают. Ну жёстко-жёстко — не знаю, но побухивают, да. Ирочка с подругами так точно. Не раз мне дядя Женя звонил и просил доехать до неё — спасти от жёсткого похмелья, потому как встать она не могла. Один раз после особо весёлого застолья умудрилась батарею бровью поймать. У меня такого даже после голубенького шампанского не было.

Неожиданно она вдруг тормозит свой словесный понос:

— Кать, я зачем к тебе пришла-то, — озарение на лице, — мне нужен педагог хореографии позарез. Всё равно у тебя работы нет, так что пошли…

Ха! — со следующей недели, я выхожу работать в школу учителем хореографии.

Обалдеть!

Сама не поняла, как так получилось, но надо уже чем-то заниматься и с чего-то начинать, тут Ирочка права. Учитывая офигенную зарплату, которую я буду там получать, берут они всех, кто согласится — не до жиру. Не смущает даже отсутствие профильного образования.

И надо опять брать переводы и реанимировать свой испанский. Нельзя его забрасывать. Я столько лет им занималась. Матвей мне курсы навороченные оплачивал с носителями языка. Сам всегда меня на эти курсы отвозил и забирал. Прям за ручку из аудитории выводил. Мне приятно было…

Господи! — опять он.

Не понимаю, как с этим жить. Не понимаю, как жить и не вспоминать его каждую минуту своей жизни. И чтобы сердце ещё так дико не трепыхалось при воспоминаниях о нём.

Может быть, когда-нибудь, я научусь…

Время, говорят, лечит…

Надеюсь…

Гоню мысли о нём и пытаюсь думать о себе и дне сегодняшнем…

Работа мне нужна. Деньги нужны. Мне очень нужны сейчас деньги. Зарплаты училки только на квартиру хватит, да на хлеб.

Повезло, что Ирочка за болтовнёй про машину не вспомнила. Я ведь так про неё ничего и не узнала…

Завтра встреча со следователем, узнаю всё…

Загрузка...