Опасное притяжение (СИ)

Глава 4

— Пиши, — кладёт передо мной листок бумаги и ручку, а сам продолжает возбуждённо ходить по кабинету.

Полдня мы ездили по квартирам, где когда-либо жили. Я знала, что там никого нет, но послушно звонила в двери.

Мне было всё равно…

Я слабо понимала, что происходит…

И не верила в то, что мой Матвей, который и матом-то никогда не ругался, мог сделать что-то плохое. Он не мог. Он даже голос никогда не повышал.

— Пиши, — орёт он на меня и я вздрагиваю…

— Что писать? — не понимаю его.

Хватает мой паспорт и начинает диктовать:

— Я, Бельская Катерина Олеговна, — нависает надо мной, — что ты там делала у них, кроме того, что сосала?

Что он говорит?

Руки начинают дрожать, и я убираю их со стола, чтобы он не заметил. Но он замечает…

— Боишься? — довольно ухмыляется. — И правильно делаешь. Пойдёшь, как соучастница. Я же всё равно их выловлю. Это дело времени. Сопляки. Как только смелости хватило на такое. Ты вообще знаешь, кого они киданули? Вундеркинды грёбаные. Если я их не найду, их другие найдут. И в их интересах сейчас, чтобы нашёл их я, потому что другие церемониться с ними не будут. Так что помоги своим любовникам, — пиши.

Послушно пишу и разворачиваю листок бумаги в его сторону, где написала свои инициалы, как он и просил.

Он смотрит на листок и глаза его наливаются яростью:

— Ты чего б*ть дурой прикидываешься? Я же тебе сказал, что для них лучше, чтобы нашёл их я. Хотя бы в живых останутся. Где они? — чётко проговаривает каждую букву, мне на ухо.

Я не реагирую…

Я просто не знаю, что мне делать. И до конца не верю, что всё, о чём он тут орёт — правда.

И я не знаю где они. Пусть хоть оборётся сейчас.

Он опять втыкается в фотографию и ухмыляется:

— Знаешь, что с такими красавчиками на зоне делают?

Вспоминаю Матвея и с трудом сдерживаю дрожь.

Вместе с его образом, в мозг неожиданно прорывается неприятный женский голос и её слова: — обломись, обломись, обломись…

И я начинаю биться в истерике, громко подвывая:

— Он меня бросил. Бросил несколько месяцев назад. Нашёл другую — слёзы потоком хлынули из моих глаз.

Нервно копаюсь в сумке, громко шмыгая носом, в поисках салфетки — не нахожу.

Вываливаю содержимое прямо ему на стол.

Он останавливается в нерешительности.

Суёт мне в руки стакан с водой: — пей, — и вытаскивает из кучи, которую я у него организовала, салфетки.

Протягивает их мне и садится.

— Когда?

— Что когда? — громко высмаркиваюсь и начинаю ещё и икать…

— Бросил когда он тебя?

Судорожно вспоминаю, когда Матвей мне последний раз менял телефон — около двух месяцев назад. Если бы Миша тогда не отправил свою Настеньку домой, я бы не придала этому значения. Матвей часто менял мне телефоны. Я перестала обращать на это внимание. Но тогда я немного насторожилась. Тем более, что они стали закрываться допоздна и что-то обсуждать.

Боже! Неужели всё, что он говорит — правда?

— Не помню точно, — отрешённо отвечаю я, всё ещё всхлипывая. — Около двух месяцев наверное.

Он как будто выдохся. Сидит в кресле и смотрит в окно.

— Кофе будешь? — неожиданно спокойно и чуть устало спрашивает, развернувшись опять ко мне.

Киваю на его вопрос.

Встаёт и включает чайник.

— Я не пью растворимый, — чуть усмехается, но реагирует спокойно.

Звонит кому-то.

Может тактику поменял?

Мне Миша иногда разную фигню такую рассказывал. Про техники допроса тоже рассказывал. Даже сложную технику Рейда мы с ним разбирали. Зачем? — никогда не понимала. Но разговаривать с ним было всегда интересно.

А вот зачем… — понимаю наконец.

Нам приносят две чашки варёного кофе и я начинаю громко размешивать сахар, затягивая время. Терпеть не могу этот стук ложечки о чашку, но сейчас делаю это специально.

— Куришь? — вдруг спрашивает он.

И я опять киваю.

Кладёт пачку винстона на стол:

— Могу у девчонок стрельнуть, — смотрит на меня пристально.

Мне всё равно.

Беру вонючую сигарету из пачки.

Матвей курил очень редко и я с ним тоже не курила. Хотя раньше, до него, — покуривала.

С ним же не было в этом необходимости. Он дарил много других радостей, гораздо приятнее сигарет…

Подношу сигарету к губам, он тут же подносит зажигалку к моей сигарете, потом прикуривает сам. Сидит и пускает красивые колечки в потолок, развалившись в кресле.

С трудом сдерживаю кашель и рвотный рефлекс, но через несколько затяжек организм, как будто, адаптируется и мне даже нравится — отвлекает. Руки почти не дрожат.

Начинаю вспоминать основные правила, о которых мне рассказывал Миша: не болтай, не бойся, не проси, не смотри в глаза. Не свидетельствуй против себя, об этом мне, возможно, скажут… потом, когда будет уже поздно.

— Знала, чем они занимаются?

Я пожала плечами:

— Нет. — не смотрю на него. — Знала только, что на работу ездили.

— И всё? Даже не спрашивала?

— У меня деньги в тумбочке всегда лежали, зачем спрашивать? — кручу в руке колпачок от ручки, чтобы отвлечься.

— Кто из них старше?

Неожиданно. Стопудово знает ответ. Зачем спрашивает?

Пожимаю плечами:

— Не спрашивала никогда.

— Ладно, — встаёт. — Сиди дома пока, вызову тебя ещё. И не переживай ты так, другого найдёшь. Нормального. Эти серьёзный геморрой себе нажили, больших людей кинули, ещё и договариваться отказались. Их в порошок сотрут, если раньше меня найдут. Подумай.

Добрый какой.

Я тоже встала

Ноги почти не дрожат.

Спина прямая.

— Мы на них из-за тебя вышли. — провожает меня до двери, — Классика жанра, знаешь? — попались из-за женщины.

Это он зачем мне сказал?