Опер Крюк. Вор вне закона

ГЛАВА 1. ДРУЗЬЯ — ФЛИБУСТЬЕРЫ

Свирепый норд-ост развел сильную волну. Но юные капитаны упрямо гнали свои маленькие одноместные яхты и швертботы наперекор стихии к отмечавшему финиш гоночной дистанции брандвахтенному катеру.

Смена галса. Крюков пригнулся, пропуская над головой гик, и перебрался на наветренный борт. Над гладью водохранилища пронесся металлический голос мегафона.

— Спортсменам "Трудовых резервов" закончить гонку! "Бригантина" и "Водник" продолжают.

Крюкову стало жаль соперников. Он вспомнил, с какой гордостью ПТУшники из "Трудовых резервов" оглаживали сверкающие борта своих новеньких "кадетов" и свысока поглядывали на пеструю самодельную флотилию отряда "Бригантина". И вот облом. Но против решения тренера не попрешь. И осуждать его нельзя. На такой волне и кильнуться, в смысле опрокинуться, недолго. Ты-то утонешь и тебе будет все равно, а тренеру отвечать.

Крюков опасливо посмотрел на брандвахтенный катер, где обосновался с биноклем их Командор. Он представил себе, как тот волнуется.

"Нет, — подумал Крюков, — Командор ни за что не снимет нас с гонки".

Многие яхты сходили с дистанции сами, не дожидаясь особых распоряжений. Соперники из общества "Водник" безнадежно отстали. Впереди основной группы гонщиков шли три лидирующих яхты. Все они принадлежали пионерскому флибустьерскому отряду "Бригантина". И впереди всех короткими галсами резал встречную волну швертбот Крюкова "Каракатица".

Крюков вел "Каракатицу" в крутой бейдевинд короткими галсами. Перед соревнованиями он продал коллекцию марок и купил лавсан для парусов. Лучший друг Лешка Воронцов помогал ему их кроить. И теперь новые паруса проявили себя в полной мере. Лешкин "Атос" отставал от "Каракатицы" на каких-нибудь пару корпусов. Но и Лешка не терял надежды на победу.

Немного отстав от них, в кильватере "Атоса" упрямо держался Генка Сиверчук по прозвищу Сильвер на "Веселом Роджере". Генка был парнем с трудным характером. Мог неожиданно выкинуть какой-нибудь фортель и всегда боролся до конца.

Каждый из лидирующей тройки рвался к финишу на пределе всех своих сил. Каждый из них знал, что победитель гонки, помимо основного приза, получит поистине бесценную награду пионерско-флибустьерского отряда "Бригантина" — звание шкипера и право носить на форменном черном берете большую капитанскую звезду.

На очередном вираже Лешка на секунду перекрыл ветер Крюкову. "Атос" сумел обойти "Каракатицу" и вырвался вперед. Лешка мельком взглянул на Крюкова. Тот грозил ему кулаком и кричал страшные пиратские проклятья. Крюков на них был мастер. Но Лешка лишь усмехнулся в ответ. Дружба дружбой, а капитанская звезда одна и на двоих не делится.

Неожиданно, срывая пену с волн, по взбаламученной глади водохранилища пронесся резкий шквал. Порыв ветра с силой ударил в паруса, опасно накренив яхты. Лешка стремительно наклонился и вырвал узкий киль-шверт из швертового колодца, проходящего через дно лодки. Лишенную бокового сопротивления яхту протащило бортом вперед. "Атос" не опрокинулся, но потерял скорость и сбился с курса.

Крюков не стал выдергивать шверт. Его лодку опасно накренило. На миг показалось, что она вот-вот опрокинется, но "Каракатица" выпрямилась и устремилась вперед. Теперь, благодаря резкому порыву ветра и рискованному маневру, Крюков снова возглавил гонку.

В это же время "Атос" беспомощно дрейфовал. Чтобы вернуться на прежний курс и разогнать яхту, Лешке пришлось выполнить сложный маневр. Он "свалился под ветер" и, набрав ход, поворотом через фордевинд восстановил прежний курс. Он ожидал увидеть перед собой паруса "Каракатицы", но с изумлением обнаружил, что прямо по курсу горизонт совершенно чист. Впереди маячил только брандвахтенный катер и причал с транспарантом "Привет юным участникам соревнований!"

Оглядевшись, Лешка обнаружил, что "Каракатица" все же легла парусами на воду. Ее капитан-авантюрист Крюков барахтался в воде, накрытый новым лавсановым гротом.

Лешка не раздумывал ни секунды. Он снова переложил руль и бросился на помощь другу. Неожиданно прямо перед носом, перерезая курс, возник "Веселый Роджер". Лешка решил было, что Сильвер тоже идет на помощь Крюкову, но тот рванулся к близкому финишу. Что же, капитанская звезда только одна.

Лешка подошел к терпящему бедствие судну. Убрав в сторону мешавший парус, он ухватил Крюкова за воротник спасательного жилета. С большим трудом, рискуя опрокинуться и самому оказаться в воде, Лешка затащил его в свою крошечную лодку. Вдвоем с мокрым Крюковым они взяли "Каракатицу" на буксир и, ковыляя по волнам, двинулись к подветренному берегу.

Их, одна за другой, обходили яхты соперников. Когда Крюков с Лешкой вытащили свои плавсредства из воды и посуху добрались до причала, там уже собрались все, участники гонки и зрители. Победитель — Сильвер — принимал поздравления. Командор был хмур. Он дал команду "строиться". Дежурный выстроил "Бригантину".

Впереди стояли самые младшие, за ними флибустьеры постарше, в заднем ряду закаленные штормами пятнадцатилетние ветераны с обветренными лицами. Все в черных рубашках, символизирующих траур по морякам, не вернувшимся из плаванья и в черных беретах.

И у каждого на пузе сияет надраенная до блеска пряжка настоящего флотского ремня со звездой и якорем. Предмет зависти окрестной шпаны. Из-за этих ремней бригантиновцам часто приходилось принимать бой с любителями поживиться за чужой счет или унизить более слабого. Ибо главное правило "Бригантины" гласило: "До последнего отстаивать свое и чужое достоинство".

Дежурный построил отряд и скомандовал:

— Тамбурильерос, аделанте!

Что значило: "Барабанщики, вперед!"

И барабанщики из числа младших членов "Бригантины" сделали шаг вперед. Барабанная дробь прокатилась над затихшим пирсом. Слово взял Командор.

— Решением флибустьерского совета великого "Берегового братства" звание шкипера и большая капитанская звезда присваивается младшему боцману Сиверчуку! — объявил он.

Барабанная дробь сменилась довольно жидким "Ура"! Овации не получилось и Командор продолжил.

— За спасение товарища звание шкипера и большая капитанская звезда присваивается квартирмейстеру Воронцову!

Теперь крики заглушили гром барабанов. Лешка от неожиданности почувствовал как у него предательски защипало в носу. Вот еще! Только слезу пустить недоставало. Но Командор еще не закончил.

— За волю к победе звание шкипера и большая капитанская звезда присваивается подшкиперу Крюкову!

Вот теперь над продуваемым штормовым сквозняком пирсом поднялся настоящий гвалт. Все орали как одержимые, а сам Командор только делал вид, что хмурится.

Победитель гонки, Сильвер, никем не замеченный, ушел в одиночестве.

Несмотря на поднявшийся холодный ветер, с пирса они разошлись не сразу. На большом пустыре флибустьеры развели костер. В костре пекли картошку, накрыв ее старым дырявым ведром. Потом сидели на бревнах, глядели на умирающее пламя и пели песни: про звездопад, про паруса "Крузенштерна", про то, как "в Кейптаунском порту с пробоиной в борту "Жанетта" поправляла такелаж". И, конечно, "Бригантину".

"В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса"!

Домой Крюков с Лешкой пошли напрямик, через пути окружной железной дороги. И возле бетонного забора чугунолитейного завода, конечно, нарвались на "Войковских". Тех было человек пять. Сидели ребята, курили, скучали и никого не трогали. Потому и скучали. А тут такой праздник — пара юных пионеров-флибустьеров.

— Вот это встреча! — обрадовался длинный веснушчатый предводитель шпаны. — Секи, пацаны! Мореманы комнатные к нам с гостинцами! А ну, салажня мокрожопая, ремни сняли и по быстрому сдристнули! Пока я добрый.

— Уже снимаю!

Крюков расстегнул ремень, перехватил его за пряжку и ударил по свисающему концу ребром ладони. Ремень намотался на его руку. Это получилось так ловко, что Лешка позавидовал, забыв на секунду о том, в какой ситуации находится. Сам он вооружиться не успел, так как на него ураганом налетел толстяк в стоптанных кирзовых сапогах.

От неожиданности Лешка выбросил вперед кулак. Удар попал точно в подбородок нападавшему. Огромная масса толстяка, помноженная на его же собственную скорость, сделала вялый лешкин удар нокаутирующим. Он с удивлением увидел как противник закатил глаза и кулем рухнул под ноги победителю.

— Ни хрена себе! Жиртреста с одного удара вырубил! — пронесся ропот по рядам противника.

Но веснушчатый главарь вновь завладел инициативой и повел своих шпанюков в атаку. Нападающие были вооружены — кто трубой, кто колом. В руках у предводителя замелькала велосипедная цепь. Крюков сбил ближайшего к нему хулигана подсечкой и принялся выписывать своей бляхой восьмерки.

Веснушчатый фитиль попятился от него и наткнулся на Лешку. В воздухе змеей свистнула велосипедная цепь. Лешка едва успел подставить руку и почувствовал как ее обожгло словно огнем.

Прежде чем долговязый ударил снова, Лешка успел расстегнуть свой ремень и инстинктивно отмахнулся. Пряжка плотно впечаталась в лоб главаря. Он оторопело заморгал глазами и раскрыл рот. На лбу его отчетливо проступили контуры якоря со звездочкой.

— Добей его по яйцам! — орал Крюков, успевая не только яростно драться, но и следить за полем боя.

Но Лешка не мог ударить беззащитного. И зря, потому что длинный главарь быстренько оправился от удара и снова насел на него. Крюков махался с троими сразу. Ему удавалось держать их на дистанции. Рубка шла жестокая. Двойной численный перевес войковских грозил флибустьерам не просто поражением, но полным разгромом. А тут еще толстяк стал подавать признаки жизни.

Лешка с Крюком отступили к сваленным в кучу шпалам. Лешка краем глаза заметил, что пряжка его ремня от удара прогнулась в обратную сторону. Он почувствовал как саднит разбитая губа и медленно заплывает глаз.

Противник окружил их полукольцом. У двоих из нападавших были капитально разбиты носы. Третий сплевывал кровь от выбитого зуба. Все тяжело дышали. Каждому было ясно, что следующая схватка будет последней.

И тут за спинами хулиганов раздался боевой клич "Бригантины":

— Аделанте, флибустьеры!

И в тыл врагу тараном ударил недавний победитель парусной гонки, капитан Сильвер. Двое ближайших к нему противников полетели на землю как кегли. Тут и Крюков с Ляхом перешли в наступление и обрушились на остатки растерявшейся и деморализованной банды. Длинного предводителя они так и не догнали.

Тут их и повязали. В тот вечер железнодорожная милиция вместе с вневедомственной охраной проводила рейд по отлову расхитителей. Рейд результатов не принес, расхитителей кто-то успел предупредить. За неимением другой добычи стражи порядка были рады задержать хотя бы троих малолетних хулиганов в странной морской форме.

В линейный отдел милиции, куда их доставили, Крюков вошел спокойно, как к себе домой. Сильвер тоже хорохорился и старался повыше задрать хвост. На Лешку же напала робость. И здесь он впервые увидел настоящего преступника. Тот произвел на подростка жуткое впечатление. Его провели через дежурную часть под конвоем с руками, сложенными за спиной.

Лешка отметил его обветренное до черноты, покрытое трещинами морщин лицо, синие от татуировок руки. Они на миг столкнулись взглядами. Взгляд арестованного прошел сквозь Лешку, будто сквозь пустое место. Лешке показалось, что он встретился с посланцем другого, страшного мира. Он зябко поежился.

— Ты чего менжуешься? — спросил его Крюков, потирая шишку на лбу. — Не бзди. Долго нас тут не промаринуют, скоро выпустят.

Они сидели в огороженном "аквариуме". Кроме них других задержанных в комнате не было.

— Я боюсь, Командору за нас влетит, — уныло проворчал Лешка.

— Зря боишься, — мрачно сообщил вдруг Сильвер. — Командору уже хуже не будет.

— Как так? — хором удивились Крюков с Лешкой.

— А так. Все равно нас скоро разгонят. Я вчера часовым под знаменем стоял, а по отряду комиссия ходила. Из райкома. Человек десять. Все вынюхивали и ругались. И стою я не так как положено, и наглядная агитация у нас не соответствует, и какие-то руководящие документы Командор до нас не доводит, и труды классиков марксизма мы не изучаем. Короче, решили "Бригантину" закрывать.

Но тут пришел какой-то начальник, их переписали и выпустили, строго наказав впредь не шляться по железнодорожным путям. По дороге домой друзья обсуждали прошедшую драку. Сильвер с интересом приглядывался к Крюкову.

— Ты, говорят, боксом занимаешься? Чемпионом мира хочешь стать?

Крюков покачал головой.

— Уже не занимаюсь. Первый разряд получил, теперь завязываю. Перчатки на гвоздь. На жизнь мне хватит. А удары по голове ума не прибавляют. По фехтованию у меня первый детский. Я вот думаю дзюдо заняться.

— А почему не самбо? — удивился Лешка.

— Самбо это просто спорт, а дзюдо — культура, с важностью пояснил Крюков. — "Дзю" — борьба, "до" — путь. Путь борьбы.

— А в каратэ не пробовал? — спросил Сильвер.

— Ходил, смотрел. Не понравилось, — скривился Крюков. — Несерьезно у них как-то. Воздух молотят. Вместо того, чтобы удар поставить, они всякие позы изучают. Балет. А ты, Лешка, молодец. Я за тобой следил. Толково молотил. Не по правилам, но грамотно. Удар резкий и реакция хорошая. Только локти широко расставляешь и руками машешь сильно. Сразу не врубишься — то ли ты дерешься, то ли плаваешь.

Лешка промолчал. Он постеснялся сказать, что дрался сегодня первый раз в жизни. Ему захотелось перевести разговор на другую тему. Но Крюков и сам обратился к Сильверу.

— И ты молоток. Вовремя появился. Если бы не твоя атака, они бы нас на рельсы намазали. Я только не пойму, как ты вообще в "Бригантину" попал? Вот мы с Лехой люди конченые, нас всегда на романтику тянуло. Но ты-то парень серьезный, даже книжек не читаешь.

Сильвер надулся от гордости.

— Так я раньше думал, что "Бригантина" в мореходку готовит. А когда понял, что ошибся, то уже привык. Я вообще-то моряком мечтаю стать.

— Значит ты все-таки романтик? — уточнил Крюков.

— Ага, романтик, — подтвердил Сильвер. — У меня сосед — старпомом на сухогрузе ходит. В загранку. Деньги домой мешками привозит. У него "волга" новая и шмотки все импортные. А девки… Закачаешься! Вот это настоящая романтика!

Во дворе они расстались и направились по домам лечить полученные в бою многочисленные травмы.

Сильвер как в воду глядел. Комиссия из райкома прошлась по отряду как асфальтовый каток. "Бригантину" закрыли, подвал опечатали. Командор простился с флибустьерами и уехал куда-то на Урал.

Говорят, беда в одиночку не ходит. Так и в жизни лучшего друга Крюкова — Лешки Воронцова — произошло еще одно, по-настоящему трагическое событие.

В те дни Москва жила в страхе перед безжалостным убийцей. Он звонил в дверь и представлялся "Мосгазом", а когда его впускали в квартиру, убивал свои жертвы ударом топора и забирал все, что попадется под руку: деньги, одежду, ценные вещи. Однажды обвязал веревкой и унес телевизор.

Отец Лешки был заядлым туристом и в том, что во время случайной милицейской облавы у него в сумке оказался моток веревки и туристический топорик, ничего странного не было. Но в милиции посчитали по другому. В тот день отец домой не вернулся. Не пришел и на следующий.

Через пять дней отца выпустили. Точнее выдали. Тело лежало в морге и Лешка не узнал его распухшего, покрытого черно-желтыми синяками лица.

"Папу подменили", — наивно подумал он тогда.

В свидетельстве о смерти значилось, что отец умер от инфаркта. Для Лешки же с тех пор запах кожаных сапог, портупеи и кобуры стал сигналом беды и смерти.

Из служебной квартиры, которую предоставлял отцу институт, где он работал, пришлось переехать к бабушке в коммуналку, на другой конец Москвы. С Крюком и Сильвером Лешка встретился очень нескоро.

Вскоре умерла и бабушка. После похорон мать запила. В доме стали появляться сначала ее коллеги с работы. Потом, когда за прогулы и пьянки ее с работы уволили, их сменили случайные знакомые. Некоторые из них задерживались на месяц и больше. Первый такой друг был зубным техником, второй — работником палатки металлоремонта, третий оказался поваром из шашлычной.

На новом месте Лешка не торопился обзаводиться друзьями. Ребята из его дома в основном кучковались вокруг старой голубятни в глубине двора. Все как один они клеили на передний зуб фиксу из желтой фольги, рисовали синими чернилами татуировки, учились "ботать по фене" и метко сплевывать из-под козырька надвинутой на нос кепки. Лешка же предпочитал запоем читать книги Он не курил, записался в секцию плавания и конструировал телескопы во Дворце пионеров. Но продолжалось это недолго.

В маленькой пятнадцатиметровой комнате, которую они занимали в коммуналке, Лешке места практически не оставалось. Уроки ему приходилось делать на кухне, что быстро сказалось на качестве учебы. Из бассейна и кружка его в скором времени выгнали за двойки.

Лешка не унывал и записался в секцию самбо. Поначалу дела пошли неплохо. Общефизическая подготовка у него была на высоком уровне. Но когда перешли к отработке приемов, случилась неприятность. Противник попытался заломить Лешке руку на болевой, но тот, вместо того, чтобы похлопать другой рукой по ковру в знак поражения, врезал победителю по носу и сломал его. Вышел скандал.

— Запомни, парень: секция бокса на втором этаже. А здесь чтобы я тебя больше не видел! — напутствовал Лешку тренер.

В секции бокса Лешке повезло больше. Правда тренер Михалыч, недавно учивший и Крюкова азам боксерского мастерства, пришел в ужас от корявой лешкиной техники, которую так и не смог отшлифовать, зато в первом же пробном спарринге новичок расквасил нос разряднику, который был на голову выше него.

С этого момента желающих работать с Лешкой в паре не находилось и он в основном сражался в дальнем углу с пятипудовым боксерским мешком. В результате этого в технике он не сильно преуспел, зато отработал поистине пушечный удар с обеих рук. После этого тренировки ему наскучили и он перестал ходить в спортзал.

Дворовые ребята после школы занимались двумя вещами: резались в карты и гоняли голубей. Верховодил в их компании недавно вернувшийся с зоны-малолетки хулиган Муста. Лешке в их компании было скучно. С началом затяжных осенних дождей он как-то позвонил Крюкову.

— Приезжай ко мне, — предложил тот. — В настольный хоккей погоняем.

И Лешка зачастил к Крюкову. Они шлялись по улице, гоняли в футбол, потом шли домой к Крюкову, где обедали, играли в настольный хоккей, смотрели телевизор или листали книги с красивыми иллюстрациями из огромной библиотеки отца Крюкова.

Квартира у Крюкова была громадной. По ней можно было ездить на велосипеде, но строгая мама Крюкова не разрешала им даже бегать по коридору. Дело в том, что отец Крюкова был известным писателем детективов. Работал он дома, в своем кабинете и требовал соблюдения полной тишины. Личность его была величественной и недоступной.

Впрочем, за обедом Лешка мог лицезреть живого классика. Отец Крюкова часто рассказывал какие-нибудь интересные, но совершенно неизвестные факты из жизни известных исторических деятелей.

Однажды эти знания, не одобренные министерством образования, сыграли с Лешкой злую шутку. Как-то в конце первой четверти на уроке литературы учительница Галина Ивановна зачитала им пушкинскую эпиграмму:

— Полумилорд, полукупец,

Полумудрец, полуневежда,

Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец!

Дежурный, опять тряпка сухая?

Галина Ивановна читала стихи очень хорошо, "с выражением".

— Что мы можем сказать об этом человеке на основании такой замечательной, меткой характеристики? — спросила она у класса.

— Он подлый!

— Он нечестный!

— Козел он! — сообщил с задней парты увалень-второгодник Добычин по кличке Быча-Карандаш, ростом и весом вдвое превосходящий любого из учеников.

Галина Ивановна удовлетворенно кивала.

— Воронцов, может быть ты перестанешь смотреть в окно и присоединишься к нашему обсуждению? — обратилась она к Лешке.

Тот поднялся с обреченным видом. В такой ситуации что ни скажи, все равно будешь виноват.

— Эта эпиграмма написана на графа Воронцова, — сказал Лешка. — Он был героем Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года. В Бородинской битве его дивизия погибла почти полностью, а сам он был ранен штыком. Позже, когда русская армия стояла во Франции, Воронцов заплатил долги всех солдат и офицеров — полтора миллиона рублей. И разорился. Так что писать про него такое — подло. А что хорошего сделал сам Пушкин? Стишки про любовь писал, да к женщинам приставал. Может я не прав, но только Лев Толстой так же считал.

У учительницы глаза вместе с очками чуть не вылезли на лоб. Класс обрадовано зашумел. Сегодня точно спрашивать уже не будут. Наконец Галина Ивановна обрела дар речи.

— Ты, Воронцов, думаешь, что говоришь? Пушкин, это… это… это наше все! А граф Воронцов был губернатором, царским сатрапом. Он угнетал крепостных и оскорблял поэта. И раз Пушкин про него такое написал, значит все это правда! За что же, Воронцов ты Пушкина так не любишь?

— Почему? Люблю, — отозвался Лешка. — Особенно сказки.

— И какая из сказок тебе больше всех нравится? — с подозрением спросила учительница.

— "Конек-Горбунок".

Класс заржал. Учительница состроила скептическую ухмылку:

— А разве тебе не известно, Воронцов, что эту сказку написал великий русский писатель Ершов?

Лешка снова обреченно вздохнул. Рубить, так до конца.

— Так ведь "Конька-Горбунка" Пушкин Ершову в карты проиграл. А вы разве не знали? Есть одна книга, у автора такая фамилия польская… А почему же тогда великий писатель Ершов ничего больше, кроме этой сказки, не написал?

Учительница других произведений великого писателя Ершова тоже назвать не смогла, поэтому ушла от опасной темы.

— Так, хватит сенсаций, фамилия у него, видите ли, польская! У нас не передача "Очевидное — невероятное"! Вернемся к Пушкину. Кто хочет сказать? Павлова!

Надя Павлова была отличницей и активисткой. Она поднялась и уверенно заявила.

— Галина Ивановна, Лешка говорит правду. И про Ершова, и про Воронцова. Пушкин обиделся на графа Воронцова, потому что безуспешно ухаживал за его женой Елизаветой Ксаверьевной Браницкой. Я читала в книге…

Надя была внучкой маршала и дочкой генерала. Спорить с ней Галина Ивановна не отваживалась. Класс просто содрогался от хохота. Учительница сжала кулачки.

— Добычин! Расскажи нам о Пушкине и его дружбе с декабристами.

— А чо сразу Добычин? — с ворчанием вылез из-за парты верзила, известный всей школе хулиган, второгодник и двоечник. — Ну, Пушкин, это, был за бедных. А царь, значит, был, это, за богатых. Ну и убили.

— Кого?

— Сначала Пушкина. Богатые. Им царь приказал.

— И как же они его убили?

Могучий второгодник на секунду растерялся, но тут же тренированным ухом уловил подсказку. И бодро продолжил:

— Зашмалял его один пидор голландский из шпалера. В решето, елки зеленые. С понтом — на дуэли. А тогда эти, декабристы, царя взорвали. Бомбой. А потом Ленин с Карло Марксом…

— Достаточно, Добычин, садись. Четыре.

— А почему не пять? Я учил…

Учительница повернулась к Лешке

— Ну, теперь ты понял, Воронцов, что уроки нужно учить?

Тут с места вскочила подлиза и доносчица Жанка Лятычевская.

— Я думаю, Галина Ивановна, что Леша Воронцов умышленно противопоставил себя коллективу. Так могут говорить только те, кто не любит свою родину! Его за это и в комсомол не принимают.

Галина Ивановна строго взглянула на Лешку поверх очков.

— Ну что, Воронцов, помогли тебе твои ляхи? Не те книги читаешь!

Класс живо откликнулся:

— Воронцов — Лях!

— Леха — Лях!

— Пидор он голландский! — снова вставил Быча-Карандаш.

Лешка повернулся к нему и от души врезал по соплям. Коронный удар не подвел. Богатырь-второгодник опрокинулся на пол вместе со стулом и остался лежать.

— А ты еще и хулиган, Воронцов! — строго сказала Галина Ивановна. — Выйди из класса и дай дневник!

Лешка послушно встал, вышел за дверь и оттуда протянул учительнице дневник.

— А наоборот нельзя было? Сначала дневник, а потом выйти?

Этот урок имел два последствия. Во-первых Галина Ивановна не только преподавала литературу, но и исполняла обязанности директора школы. С ее подачи и другие учителя занесли дерзкого знайку в черный список. А во-вторых к Лешке крепко приклеилось прозвище "Лях".

Из школы Лешка шел вместе с Надей, хотя идти ему нужно было в другую сторону.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарил он ее.

— За что спасибо? Я же просто правду сказала.

— Вот за правду и спасибо.

Тут Лешка ненароком обернулся и краем глаза заметил опасность.

Из-за угла школы показался Быча-Карандаш с парой своих постоянных прихвостней — Гвоздем и Пельменем. В их намерениях сомневаться не приходилось — каждый сжимал в руках по обрезку ржавой трубы.

— Чо, голубки, кадритесь? — поинтересовался Быча. — А ведь тебе, Воронцов, велели уроки учить. Ща я тебе врежу и за себя, и за Пушкина. И за декабристов. Знаешь, которые "залупнулись и висят"? Это про тебя.

— А я думал про желуди, — отозвался Лешка. — Чего хотел?

— Поучить тебя маленько, чтобы знал на кого прыгать и пасть разевать.

— А не обдрищешься? — Лешка легонько подтолкнул в сторону опешившую Надю и шепнул ей. — Уходи быстро и не оглядывайся!

Видя, что она колеблется, подтолкнул сильнее. Она, наконец, решилась и быстро зашагала в сторону площади. Через пару шагов она все-таки оглянулась.

— Леша, я сейчас! Я милицию позову!

Быче это не понравилось. Он свистнул одному из помощников:

— Придержи соску!

— Только дернись! — предупредил Лешка.

Пельмень рванулся было за Надей, но метко и с силой брошенный Лешкой плотный комок жирной грязи смял его ухо и едва не разорвал барабанную перепонку. Несостоявшийся преследователь взвыл и схватился за голову.

— Точное попадание! — отметил Лешка, поднимая из кучи, на которой стоял, два куска кирпича.

Один из них просвистел возле виска Бычи-Карандаша, другой чиркнул его по макушке и разбился о стену, обсыпав богатыря-второгодника сотней колючих осколков. А Лешка замахивался по новой. Боеприпасов у него под ногами было с избытком.

Нападавшие опешили. Лешка воспользовался их заминкой. Он подскочил к Быче и с разбегу врезал ему ногой по колену. Про каратэ Лешка и не слышал, но в футбол играл. Поэтому удар получился, хоть и не по правилам самураев, но точным и сильным.

Быча выронил приготовленный дрын и запрыгал на одной ноге. Лешка добавил ему кулаком по незажившему носу и здоровяк с воем улетел в кучу собранного пионерами металлолома.

Лешка подхватил брошенную второгодником железку и налетел на третьего противника, длинного Гвоздя. Обрезки труб со скрежетом скрестились. В стороны полетели куски ржавчины. Гвоздь превосходил Лешку ростом и длиной рук. И оружие его было подлиннее. Он попытался ударить Лешку по рукам. Тот отбил удар и удачно заехал Гвоздю по плечу. Матерясь, длинный выронил свое орудие и поспешно вышел из боя.

Он кривился от боли и усиленно растирал ушибленное плечо. Толстый Пельмень продолжал лелеять свое ухо. Вероятно Лешка и в самом деле повредил ему барабанную перепонку. Быча поднялся на ноги и утер рукавом хлеставшую из расплющенного носа кровь. Авторитет грозного хулигана был на грани краха, и он прекрасно это понимал. И решился на крайние меры.

Лешка повернулся к Быче и вздрогнул. В руке второгодника тускло блеснул металл ножа. Нож был обычный, хозяйственный, но очень большой, с толстым в обухе клинком и сверкающим бритвенной заточкой лезвием.

Быча взмахнул ножом и Лешка едва успел отпрыгнуть. Скорее инстинктивно, чем осмысленно, он махнул в ответ своей трубой. С глухим стуком металл соприкоснулся с приплюснутым лбом второгодника. Труба сплющилась, а Быча вновь раскинулся на куче железного хлама.

— Караул! Убили! — заголосила проходившая мимо бабка.

Пельмень растерянно уставился на Лешку, решая, вступить в бой или свалить. Гвоздь рванул товарища за рукав.

— Ну его на хер! Валим отсюда, пока не захомутали! — заорал он. — Этому сученышу ни хрена не будет, ему еще четырнадцати нет, а нам срок влепят!

— Мудак отмороженный! Мы тебя еще поймаем! — пообещал Пельмень и ломанулся за приятелем, свалив по дороге продолжавшую вопить благим матом бабку.

Лешка не стал ждать развития событий и рванул за другой угол. Он не строил иллюзий, понимал, что в любом случае дело тухлое. Если Быча помрет, Лешку наверняка отправят в колонию. Хотя, если Гвоздь не соврал, может и обойдется. Четырнадцати Лешке еще не было.

А если второгодник оклемается, то рано или поздно он с корешами Лешку поймает. В любом случае идти сейчас напрямую домой было опасно. Лешка подхватил с земли брошенный Бычей нож и бросился догонять Надю.

Надю он нашел сразу. Она лихорадочно суетилась возле табачного киоска, тщетно пытаясь убедить хоть кого-нибудь пойти с ней, чтобы спасти мальчика, которого во дворе избивают хулиганы. Высокие плечистые мужики по быстрому покупали свою "Приму" или "Дымок" и старались побыстрее отвалить от назойливой девчонки.

Лешка подошел к ней сзади и сказал.

— Все, проехали. Идем, я тебя провожу.

— Ты цел? — с беспокойством спросила Надя.

— Я-то цел, а вот Быча, похоже, загнулся.

— Как загнулся?

— Совсем. Я его, кажется, слишком сильно в лобешник двинул. Немного не рассчитал. Мне теперь домой нельзя.

— Тогда пошли ко мне, — предложила Надя.

Она жила в большой четырехкомнатной квартире с высокими потолками. Комнаты были обставлены массивной, вышедшей из моды мебелью. Никаких тебе журнальных столиков на тонких ножках или легких кресел. Особенно поразили Лешку напольные башенные часы.

— Это часы из кабинета Геббельса, — пояснила Надя. — Их дедушка с войны привез. У нас почти вся мебель из Германии.

Еще Лешку поразили картины на стенах. Раньше столько картин он видел только на экскурсии в Третьяковской галерее.

— Это дедушкина коллекция, — пояснила Надя.

Она отвела Лешку на кухню и заставила пообедать. После этого села к телефону и принялась названивать одноклассникам. Узнав наконец телефон Бычи, дозвонилась и до него.

— Тебе повезло, — сообщила она Лешке. — Твой злейший друг жив. Подробностей не знаю, но к телефону он подошел сам. Я положила трубку.

— Спасибо, — Лешка в это время с интересом разглядывал полки высокого, до потолка, книжного шкафа.

— Библиотеку тоже дедушка собирал, — снова прокомментировала Надя.

— А где твой дед сейчас? — спросил Лешка.

— Его расстреляли, — шепотом сообщила Надя. — Давно, еще при Сталине. Через несколько лет после войны. Он тогда уже был маршалом.

— А за что его расстреляли? — спросил Лешка.

Сталин для него был такой же абстрактной фигурой как Иван Грозный или Петр Первый.

— На него донес его шофер. Он сказал, что дед присвоил какие-то сокровища из немецких музеев.

— А он и правда присвоил?

— Воронцов, ты что, ребенок? — возмутилась Надя. — Да тогда из Германии все везли вагонами. Солдаты, как правило, аккордеоны и швейные машинки "Зингер". А генералы и маршалы — картины, скульптуры, ценности разные. Знаешь, дед привез с войны одну очень ценную вещь. Она и сейчас хранится у нас. Хочешь покажу? Не боишься?

Надя вышла из гостиной и вернулась через несколько минут с маленькой шкатулкой в руках. Она поставила шкатулку на стол и открыла.

— Ни фига себе! — Лешка не сумел скрыть удивления.

В шкатулке лежал большой орден в виде креста. Матовая черная поверхность креста была усыпана россыпью мелких белых камушков. В центре горел один огромный и красный, овальный как глаз.

— Это Большой Тевтонский крест Гитлера, — почему-то шепотом сказала Надя. — Его им наградил Союз Промышленников Германии. Видишь? Здесь написано: "Великому кузнецу Германии Гитлеру". А вот "SUUM QUIQUE" — "каждому свое". И "TEUT. ORDO" — "Тевтонский орден" или "тевтонский порядок". Вот эти белые камушки — бриллианты, а этот большой красный в центре — красный алмаз. Его называю "Глаз циклопа". Это так называемый "кровавый камень". Он был найден на раскопках в городе Микены. Говорят, что этот камень был похищен греческим царем Агамемноном в горящей Трое. При этом он осквернил и разрушил алтарь в храме Аполлона. За это Аполлон проклял камень и всех, кто им владеет. Вернувшись домой, Агамемнон был зарублен топором в ванне собственной женой Клитемнестрой. Их сын Орест убил свою мать, а столица царства, город Микены, вскоре была стерта с лица земли нашествием дорийцев. Камень почти три тысячи лет пролежал в земле. Его нашел археолог Шлиман. Позже он сошел с ума и покончил жизнь самоубийством. Камень оказался в Берлинском музее, а потом был вставлен в этот орден. Что стало с Гитлером, ты и сам знаешь. Вместе с другими ценностями орден оказался в Восточной Пруссии и достался как трофей генералу Черняховскому, который погиб в конце войны. Мой дед был его другом и орден Гитлера достался ему. Об истории камня дед узнал случайно от одного ученого. Тот потом тоже погиб. Дед говорил, что такие камни подавляют волю людей и делают их или убийцами, или жертвами.

— А как же от них спастись? — спросил потрясенный рассказом Лешка.

— Хранить в музее. Когда у "кровавого камня" нет конкретного хозяина, он безопасен. Среди людей очень мало таких, которые могут бороться с силой камня. Дед считал, что он может, потому что сильный. Но оказалось, что и он ошибался.

Неожиданно беседу прервал звонок в дверь.

— Если отец узнает, что я показывала кому-то камень, он меня убьет, — призналась Надя. — Знаешь, Лешка, побудь пока в той комнате.

Она затолкала его в свою комнату и пошла открывать. Лешка преодолел стыд, нагнулся и принялся следить за происходящим в гостиной через замочную скважину. Ему было видно только часть комнаты. Он разглядел вошедшего в гостиную незваного гостя. Это был высокий парень. Он был старше Лешки на несколько лет, почти взрослый. Волосы его были поразительно светлыми, почти седыми. Судя по всему, его приход Надю не обрадовал.

— Зачем пришел? — недружелюбно спросила она.

— В кино хотел пригласить, — развязно, как показалось Лешке, ответил гость.

Но Надя резко ответила.

— Как-нибудь в другой раз. А сейчас извини, я занята.

— Сердитая ты. Вся в деда, — процедил сквозь зубы седой. — Может хоть водички попить дашь?

Он явно не торопился уходить.

Лешка услышал как Надя прошла в кухню, потом вернулась обратно.

— Пей и уматывай.

Спустя минуту хлопнула входная дверь. Надя вернулась и выпустила Лешку из заточения.

— Это твой друг? — не без напряжения спросил он.

Седой ему явно не понравился.

— Скорее враг, — с раздражением сообщила Надя. — Это сын того самого шофера, который донес на деда. Они живут на втором этаже в нашем подъезде.

— Он к тебе пристает? — с тревогой спросил Лешка. — Ты не смотри, что я худой и кашляю. Отделаю твоего блондинчика хуже трамвая, только скажи.

— Пока не надо, — ответила Надя и вдруг охнула.

Лешка проследил за ее взглядом и похолодел. Шкатулка была пуста. Орден исчез. В комнате все это время оставался только он один. И еще седой. Теперь вернуть орден для Лешки было делом чести.

— Я его не брал. Ты мне веришь?

Надя кивнула, с трудом сдерживая слезы. Лешка решился.

— Мне было плохо видно, но я уверен, что это тот седой козел камень свистнул. Когда ты ему за водой ходила, он возле стола крутился. Ты сказала, что он на втором этаже живет? — уточнил он.

Она снова кивнула:

— Да, квартира сто тринадцать.

— Я скоро, — сказал Лешка. — Не пойдет же этот гад с краденым орденом по улице гулять.

Лешка спустился на второй этаж. Он не строил сложных планов возвращения ордена. Седой был старше него и на голову выше, но Лешка не боялся. Он собирался войти в квартиру, вырубить похитителя коронным ударом и отобрать орден.

На звонок в сто тринадцатую квартиру никто не ответил. Лешка позвонил еще раз. Снова тишина. Лешка вспомнил про трофейный нож Бычи, достал его, и попытался отжать замок. Толстый клинок выдержал давление, старая дверь сильно люфтовала и стала понемногу поддаваться. Еще нажим и…

— Эй, пацан, что это ты тут делаешь?

Сверху спускался огромный мужик, похожий на шкаф.

Лешке стало обидно, что все так нелепо сорвалось. Что делать? Не бросаться же теперь с ножом на первого встречного. Вот уж точно — не повезло. От огорчения защипало в носу и глазах.

— Ты чего сопли распустил? — обеспокоено спросил мужик.

— Я… Мама на работу ушла. А я ключ потерял. С утра ничего не ел, — дрожащим от обиды голосом, очень натурально промямлил Лешка. Я ей на работу звонил, а автомат последнюю двушку проглотил. У вас не будет двух копеек?

Но здоровяк предпочел иное решение.

— Мелочи нет, — сразу прояснил он свою позицию. — Знаешь, давай лучше я тебе помогу.

Он взялся за дверную ручку, подергал туда-сюда, потом слегка надавил плечом. Дверь всхлипнула и с легким щелчком распахнулась.

— Плевое дело, — радостно ухмыльнулся здоровяк. — Даже замок не сломался. Мне бы с таким талантом квартиры взламывать!

"Именно это ты сейчас и сделал", — отметил про себя Лешка, а вслух произнес:

— Спасибо вам большое!

— Не за что! — весело махнул рукой Лешке его невольный сообщник, исчезая в дверях подъезда.

Лешка осторожно вошел в квартиру. В лицо ему прямо с порога дохнуло затхлой плесенью и пылью. В квартире нестерпимо воняло кошачьей мочой.

Из-под ног Лешки с диким мявом на шкаф метнулся кот и скрылся среди рухляди, торчащей из антресолей. Под ногами у Лешки осталась кучка кошачьего дерьма. Он аккуратно переступил ее и направился дальше.

Первая комната напоминала собой запущенную берлогу алкоголика. Пустые бутылки на полу, незаправленная койка, старые военные галифе на спинке облезлого стула. Вряд ли хозяином комнаты был сам седой. Лешка еще там наверху через замочную скважину разглядел его тщательно прилизанный пробор. Скорее всего здесь обитал его запойный стукач-папаша.

Дальше по коридору была комната поменьше. Здесь Лешка сразу почувствовал — "горячо"! В комнате царили порядок и чистота. Письменный стол блестел лакированной крышкой, книги на полке стояли ровно как по линейке.

Лешка один за другим выдвинул ящики письменного стола. Орден оказался здесь, в самом нижнем ящике, в дальнем его конце. Он лежал аккуратно завернутым в газету. Незадачливый похититель не ждал, что возмездие последует столь молниеносно и боялся, видимо, лишь того, чтобы до ордена не добрался батя-алкаш.

Лешка развернул газету и переложил орден в карман. На камень в его центре он старался не смотреть. Газету он хотел было выбросить в форточку, но вдруг в голову ему пришла интересная мысль. Лешка вышел в коридор, собрал газетой кучку кошачьего дерьма и снова аккуратно и тщательно завернул, как и было. Потом положил сверток на место и без лишнего шума покинул квартиру.

Надя открыла сразу, как только он нажал на кнопку звонка. Лешка сиял.

— На, держи, — он протянул ей орден. — Твой отец прав. Никому больше его не показывай. Эта фиговина может принести много неприятностей.

Прошло много лет и Лешка с сожалением убедился в правоте своих слов.