Опытный некромант

Глава тридцатая. Прощание с судьбой

//Фема Фракия, среди плодородных, но непаханых полей, 19 сентября 2021 года//

Знаете, чем вы отличаетесь от меня?

Вы точно так же, как и я, подвергаетесь действию сверхъестественного механизма, предопределённой последовательности, исходящей из того, что когда-то давным-давно был дан старт всему этому дерьму. Большой взрыв, сотворение мира – называйте это как угодно. Вы нихрена не решаете, я нихрена не решаю. Камешки притянулись друг к другу именно таким, а не иным, образом, поэтому всё будет происходить именно так, а не иначе. Вы и я, мы ведь даже не выбирали, где мы родимся, не выбирали родителей, даже не выбирали набор значимых и незначимых признаков, прописанных в нашем генетическом коде, бесконечной нитью проходящем через бесконечность. Где во всём этом наборе несвязанных событий только ваше? Если у вас нет ничего своего, следовательно, изначально для вас даже не подразумевается свободы.

Почему? Потому что во всей этой последовательности нет места свободе выбора. Это фикция, беспонтовая и дешёвая обманка, предназначенная для того, чтобы успокоить наивных идиотов, которые старательно верят в то, что от их выбора что-то зависит.

Как можно осознанно и независимо выбирать что-то, если ваши личные мысли, даже в эту самую секунду, формируются на основании неких исходных данных и приобретённого за их счёт жизненного опыта?

А вот кто-то делает вид, что не верит в неопределённость и свободу воли, но даже у них, глубоко в душе, где-то на задворках подсознания, есть недобитая трусливая мыслишка, выживающая вопреки всем рациональным объяснениям и объективным знаниям, что выбрать свою судьбу можно и свобода воли всё-таки есть.

И в этом главное отличие между нами.

Я своими глазами видел нечто, угробившее эту трусливую мыслишку наповал. И от этого я по-особенному несчастен.

Вы не уверены в этом наверняка, вы, даже если вам предоставят возможность это проверить, внутренне не захотите удостоверяться. Это, м-м-мать его, противоестественно для человека – желать получить доказательство того, что всё кончено.

Даже эти страдания, которые я испытываю с того дня, как повстречался с Судьбой, неслучайны, а закономерны и предопределены. Эта сука хочет, чтобы я страдал и мучительно больно обдумывал всё это, несмотря на жуткую головную боль, буквально убивающую меня.

Я это видел и не принял. Эстрид приняла и покорилась Судьбе. Я не принял и не покорился. Проклятая Судьба уже заранее знала, что так и будет, но обозначила, лично для меня, свою осведомлённость. Кто-то наивный из-за этого недвусмысленного знака бы подумал, что эта сверхсущность имеет некие интересы, раз можно «привлечь» её внимание, но это умозаключение возникает лишь от недалёкого ума. У неё все ходы записаны, причём записаны в момент создания вселенной.

Всё уже состоялось, понимаете? Как в безошибочно написанной компьютерной программе, которая исполняется прямо сейчас. Единственное, что следует знать: программа написана и исполняется на аналоговом компьютере. Поэтому возможны незначительные неточности и сбои, которые и нацелена исправлять Судьба. Но программа будет исполнена, это даже не обсуждается. Я – это сбой или неточность, причём очень незначительного масштаба.[33]

Но это всё мои теоретизирования, что есть результат тяжких дум, которым я предаюсь уже который месяц…

– Господин, – тихо произнёс вошедший в шатёр Сухой.

– Чего хотел? – сквозь зубы процедил я.

– Пора выдвигаться в путь… – ответил немёртвый.

Вставать не хотелось. Из-за непрерывной головной боли я не могу заставить себя есть. Если всё же перебарываю нежелание, то практически сразу выблёвываю всё, что успел напихать в себя. Тётя Галатея очень старается, готовя настоящие кулинарные шедевры, но всё напрасно.

Слабость, голод, боль – жить стало хуже, жить стало грустней…

– Ох… – тяжко вздохнул я и с усилием оторвал голову от подушки. – А, похуй вообще…

Склоняюсь и вытаскиваю из-под кровати кипу военных аптечек. Извлекаю из первой прозрачный шприц-тюбик, после чего делаю себе внутримышечную инъекцию прямо в бедро. Мгновенно действовать оно не будет, потому что промедолу нужно время, чтобы всосаться, но я уверен, что скоро головная боль должна ослабнуть, а затем полностью пройти. А потом опиоидный анальгетик перестанет действовать, после чего всё вернётся на круги своя – мучительная боль, слабость, отчаянье. И захочется вмазать в себя ещё один шприц-тюбик. Очень скользкая дорожка, скажу я вам.

Полежав минут пять, я понял, что мучительная головная отступает, давая место нарастающему чувству эйфории, наступившему во многом благодаря самому факту отступления боли.

– Пусть накрывают поесть, – приказал я Сухому. – И вели всем собираться, у меня есть силы продолжать путь.

– Уже готово, господин, – ответил тот. – И лагерь почти собран.

Я вышел из палатки и увидел готовый к выдвижению караван. Сколько я дремал?

Смотрю на часы – уже шестнадцать ноль-ноль, то есть мы напрасно потратили большую часть светового дня?

– Почему не разбудили? – спросил я.

– Не хотели тревожить, господин, ваше самочувствие… – начал оправдываться Сухой.

– … не причина, чтобы сбиваться с графика, – прервал я его. – Надо пройти хоть сколько-нибудь, пока не наступит ночь.

С котами как-то не было особой возможности связаться. Нет, не только возможности, но и желания. Потому что у меня настроение было, буквально до этого момента, таким, что если бы они сказали: Всё, миру пиздец, мы ничего не смогли сделать, Лёха!" Я бы ответил: А и хуй с ним, с этим миром! Пусть горит дотла!

Сейчас тоже нет возможности связи, потому что мы скоро поедем и доску, с ритуальными идеограммами симпатической магии, просто нет времени устанавливать.

За небольшим столиком, где тётя Галатея расставила тарелки с моей трапезой, меня ожидал стратиг Комнин.

Он был хмур, так как не отошёл после жестокого наказания, лишившего его семи очков характеристик, то есть он стал слабее, что любого опечалит.

На обед сегодня дикая куропатка, застигнутая и убитая в окрестном кустарнике, дикий лук, несколько запечённых картофелин, из нашего запаса, а также вино. Пить алкоголь, даже слабый, при приёме обезболов – это плохой ход, обещающий усиление головной боли в будущем, поэтому я подвинул кружку с вином к стратигу.

– Налей мне воду, – сказал я тёте Галатее.

В кои-то веки сумел нормально есть, без отвращения к еде – чудотворное действие тримеперидина.

Удивительно, что промедол вообще находится в этой аптечке. Не знаю, куда ввязался Кирич, но за такое его могут надолго засадить – даже если бы там был демерол, свободного обращения таких веществ в рамках закона нет.

А вообще-то… Аптечка-то АИ-4, а значит, там промедола вообще быть не должно, а должен быть кеторолак, достаточно сильный обезбол. Это значит, что Кирич где-то ещё достал промедол в шприцах-тюбиках, после чего заменил кеторолак в каждой аптечке.

Единственное место, где он мог бы безопасно достать такое – аптека Петра Горенко, который в теме.

Есть ещё медицинские сумки, до отказа набитые различными наименованиями препаратов и медицинских инструментов, но я так и не нашёл там чего-то более подходящего для устранения болевого синдрома.

Пробовал несколько препаратов с суматриптаном, специально разработанным против мигреней, но они оказали эффекта меньше, чем имбирь, ромашка, лавандовое масло и прочая хрень, которую используют против мигреней народные целители. То есть это не мигрень, но я всё ещё не могу понять, что это!

Неизвестность доканывала, поэтому сегодня я решился бить по площадям. Если я не могу устранить источник болевых ощущений, значит я нарушу цепочку передачи болевых импульсов в собственной центральной нервной системе. Пусть на два-три часа, но нарушу.

– Тебе уже стало лучше? – поинтересовался стратиг.

– Нет, это временно, от лекарства, – отвлёкся я ненадолго от еды. – Потом всё снова станет плохо.

– Ясно, – вздохнул Комнин. – Ты не раздумывал о моём предложении?

– Анна? – уточнил я.

– Да, – кивнул стратиг.

– Что это мне даст? – задал я вопрос.

– Родство с великим домом, права на Трапезунд, – пожал плечами Алексей. – Мои уважение и абсолютная преданность. Вместе мы могли бы достичь такого…

– Трапезунд – это фема в Римской империи? – спросил я, имея в виду родной мир Комнина и Византийскую империю.

– Да, – ответил тот. – Если вдруг как-то окажемся там…

– Уверен, что со временем ты попросишь найти способ переправить тебя туда, – скривил я губы.

– Я могу стать императором! – выпалил стратиг. – Юстиниан слишком устарел и не видит, что ведёт империю к гибели! В тот раз у меня почти получилось, но больше я не позволю себе промедления! Меня поддержит большая часть влиятельных домов!

– Знаешь, если бы не всё, что происходит с вашим миром, если бы не магия, – прикрыл я глаза. – К сегодняшнему дню вашей империи бы уже не было. С востока пришли бы новые завоеватели, после чего начали бы отнимать у вашей державы провинцию за провинцией, пока не настал бы их звёздный час – захват Константинополя. Они назвали бы его Истанбулом, хотя долгое время город бы называли и Константинополем.

– Откуда ты всё это знаешь? – тихо спросил Комнин.

– В моём мире всё произошло именно так, – ответил я. – И ты, в моём мире, побывал на троне императора, ближе к закату империи. Твоё правление отличалось от предыдущих императоров тем, что была бы отвоёвана большая часть Малой Азии, а также возвращены Балканы. При твоём потомке, Мануиле I Комнине, в южную Италию вторглись бы норманны, основав там своё королевство, а затем твоя династия бы прервалась, продержавшись у власти сто один год. Но даже в лучшие годы ты не делал таких же успехов, каких добивался Юстиниан в свои лучшие времена. Анна, кстати, написала бы «Алексиаду», в которой описала бы твои достижения, опустив негативные моменты.

– Какие негативные моменты? – заинтересовался стратиг.

– Да это и неважно сейчас, – махнул я рукой. – Чудо, что ты вообще родился в своём мире. Потому что Юстиниан должен был умереть в шестом веке, за полтысячи лет до тебя. И ты сейчас должен был быть мёртв, потому что люди не должны жить по четыреста лет. Так что нет никакого смысла обсуждать несбывшееся будущее. И, если подумать, Юстиниан неплохо справился, раз ваша империя до сих пор существует, а в мире относительно спокойно.

– Ты неправ, но я не буду с тобой об этом спорить, – произнёс Алексей Комнин. – Я не привык спрашивать повторно.

И я задумался. Анна – это трёхсотсемидесятилетняя барышня, выглядящая на двадцать с малой копейкой. Она многократно опытнее меня, видела столько, сколько не видел никто в моём родном мире.

Что я получаю от этого альянса? Да ничего. Стратиг имеет всё, что у него сейчас есть, даже свою нежизнь, исключительно потому, что я ему это дал. Деньги не в счёт, потому что для меня, в моей уникальной ситуации, золотые, серебряные и медные монетки равнозначны по стоимости.

С другой стороны, в свете того, что меня кинула Эстрид, свалив в закат, какие у меня причины не находить себе новую пассию, которая точно будет связана со мной до конца моей или её жизни?

А какого хулия я теряю?!

– Твоя взяла, – вздохнул я. – Брачный договор есть?

Возможно, берёт своё эйфория от промедола, возможно, у меня настроение такое, Фатум его знает. Точно знает, сука.

– Есть, – доброжелательно улыбнулся стратиг. – Принимай.

Я получил договор и начал его внимательно изучать.

«Стратиг Алексей Душной и Анна Комнина, именуемые далее „Супруги“, добровольно, по взаимному согласию, вступая в брак в целях урегулирования взаимных имущественных прав и обязанностей, как в браке, так и в случае его расторжения, заключили настоящий брачный договор о нижеследующем:

1. Предмет договора. Супруги договариваются о том, что на все имущество, нажитое супругами совместно в браке, независимо от того на чьи доходы оно было приобретено, устанавливается режим совместной собственности. Для отдельных видов имущества, специально указанных в настоящем договоре или дополнении к нему, может устанавливаться иной режим. Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам является его собственностью»…

Пока нормально. Дальше.

А дальше было о том, что Анна резко начинает иметь право пользоваться неким «совместным имуществом», а также имуществом супруга, что мне резко не понравилось.

– Переделывай, – вздохнул я. – И тебе лучше поторопиться, потому что лекарство будет действовать ещё пару часов, после чего я не буду расположен вести переговоры.

– Что тебя не устраивает? – Комнин сделал вид, что не понял.

– Хочешь испортить отношения? – спросил я его. – Переделай так, чтобы у нас не было прав на имущество друг друга, потому что если я сейчас подпишу это, то Анна может передать всё моё имущество, включая солдат, которые точно проходят у меня как имущество, как бы им это не нравилось. Через секунду после заключения договора я могу остаться без штанов.

В отличие от формальной устной передачи прав на владение немёртвыми солдатами, передача договором – это другое. Отчуждение, как я полагаю, будет происходить на все деньги, а потом немёртвые станут условно-свободными, так как не почувствуют у Комнина власти над собой. И цеховая солидарность тут не поможет. Они захуярят его, затем меня, а потом и Анну, после чего пойдут в поля, резвиться. Чем он думает вообще?

Или тут присутствует заговор? Если это так, то я сейчас отчётливо вижу первое неповиновение со стороны немёртвых.

– Так, блэт! – посмотрел я на Комнина тяжёлым взглядом. – Хотите сорваться с крючка? Хотите воспользоваться моим уязвимым состоянием, неблагодарные суки?!

– Ты сказал, что я свободен, но я чувствую несвободу, – произнёс тот, опустив голову. – И остальные тоже тяготятся своим положением…

– Вы без меня передохнете все, блядь! – заорал я на него. – Я нужен вам, а вы нужны мне! У вас мозги гнить начали?! Мы же сдохнем порознь!

Из-за резкого прилива гнева болевой синдром шутя перескочил через опиоидный барьер и ударил мне острыми иглами прямо в мозг.

– М-м-м, сука! – прорычал я, выдёргивая из поясного кармана пачку «Майора Уайта». – Объясни мне: почему именно сейчас?!

– Уязвимое положение и нетрезвость сознания, – ответил стратиг. – Больше шанса не предвидится, потому что всем понятно, что ты скоро умрёшь.

– Что ты знаешь о моём состоянии?! – резко спросил я.

Комнин сделал паузу, направив свой взгляд на постепенно заходящее солнце. Мёртвый взгляд на источник жизни.

– Волобуев пожаловался нам… – заговорил он. – Притупленные головные боли, ломота в теле. Сухой проводил его вскрытие…

– Сухой!!! Ко мне!!! – громко позвал я. – Гнетая, притащи аптечки!

Не подчиняться они, пока что, не могли, поэтому Сухой бросил все дела и побежал к столу. Гнетая уронила ящик, вынесенный из шатра, после чего забежала внутрь.

Сухой вытянулся во фрунт и преданным взглядом уставился на меня.

– Почему я не знаю об этом? – спросил я, уже догадываясь о содержании ответа.

– Мы не хотели тревожить вас, господин, – тихо ответил Сухой.

Напрямую вредить мне они не могут, этого не позволяет моя власть, но, из благих побуждений, в чём себя несложно убедить, можно умолчать о чём-то. Поэтому некроманты не могут быть в абсолютной безопасности даже у себя дома.

– Что с Волобуевым? – спросил я у Сухого.

Вообще, интересная тема – власть некроманта. Есть такая штука, точнее комплекс штук, называемых ритуалами переподчинения. Таким образом можно дополнительно усилить контроль над поднятыми мертвецами, ещё крепче сжимая своими жадными кистями их немёртвые ягодицы. Реально, это нужно только для усиления давления, чтобы они даже думать не смели об ослушании или малейшей вольности в трактовке приказов.

Если бы мне нужны были безынициативные болванчики, которые шага лишнего не сделают без приказа или буквально выполняют приказы, я бы, безусловно, херачил такие ритуалы по три раза на дню. Только вот в учебнике было написано, что действие ритуала, со временем, постепенно ослабевает, поэтому надо регулярно проводить повторные процедуры, прежде чем степень подчинённости вернётся к исходному уровню. Смекаете?

У меня и так крайне высокий уровень подчинения, мертвецы не способны самовольно ослушаться меня, поэтому наращивать подчинение, как какой-то зашуганный ещё со школьных скамей дегенерат, дорвавшийся, наконец-то, до хоть какой-то власти, я не буду. Да и лень мне, откровенно говоря, регулярно проводить ритуалы, чтобы ухудшать ими эффективность мертвецов в угоду мнимой личной безопасности.

– У него повреждается кровеносная система, – начал честно отвечать Сухой. – Преимущественно в малом круге альбедообрашения, но и в большом круге видятся негативные изменения.

– Какие изменения? Каков характер повреждений? – спросил я.

– Частичная закупорка и прободение сосудов – я не понимаю причин, – ответил Сухой. – Он близок к окончательному упокоению и мы не знаем, что делать.

– Когда речь о сосудах, то не прободение, а перфорация, – поправил я его. – И только лишь он пострадал?

– Не только он, – ответил Сухой. – Ещё у Нудного такие же повреждения, а ещё у Пападимоса, Папандреу, Лебедякиса и Гнетой. Но у последних двоих повреждения менее выражены и не угрожают их нежизни…

– Так… – я нервно вытащил ещё одну сигарету из пачки и закурил. – Почему не сказали мне?

У меня практически сразу возникла теория, объясняющая то, что сейчас происходит. Но нужно всё обдумать…

– Ребята решили, что пожертвуют своими нежизнями ради общего освобождения, господин, – объяснил Сухой.

– Чтобы я сдох, а остальные стали свободны? Благородные мертвецы, – хмыкнул я. – Свергнуть тирана и диктатора, не жалея жизни, да?

– Мы не считаем вас плохим господином, господин, – покачал головой Сухой. – Но…

– Мне насрать, кем вы меня считаете, – прервал я его. – Я пытался вести себя с вами по-человечески, стать отличным руководителем, который учитывает ваши потребности и делает вас сильнее и сильнее, каждый день, без выходных и праздников. До тех пор, пока вы вновь не станете людьми или я не свалю из этой вонючей дыры! Я бы не стал брать трупы с собой, это уж точно, поэтому вы бы получили освобождение сразу перед тем, как я войду в портал, ведущий меня в родной мир. Увы, вы всё обосрали. Знаешь, что теперь будет, Сухой?

– Не знаю, господин, – ответил Сухой.

– А ты знаешь, Алексей? – посмотрел я на стратига.

– Не знаю, – ответил тот.

– Теперь я не буду вас жалеть, – сказал я. – Вы, так уж получилось, моя собственность. Я относился к вам как к людям, а с этого дня вы превращаетесь в вещи. Тебя, Алексей, это не касается, потому что у нас договор.

Все присутствующие немёртвые явно посмурнели, услышав от меня такое заявление. Я никого не кидал, за всю жизнь – так уж я устроен, что сильно не люблю кидать людей. А ещё сильнее я не люблю, когда меня кидают. И если уж меня всё-таки кидают, я устанавливаю причины, а затем, если причины оказались недостаточно вескими и убедительными, применяю санкции, доступные мне конкретно в тот момент времени.

Как говорилось в одном анекдоте про людоедов: Сынок, не играй с едой!

То же самое, по аналогии, делал и я. Придумал для себя, что мертвецы могут быть не только полезным инструментом, но и приятелями или даже друзьями. Но мёртвое живому другом быть не может.

– Когда я сдохну, – вновь заговорил я, сделав глубокую затяжку, – вам будет даже хуже, чем вы только можете себе представить. Связи подчинённости никуда не денутся, вы просто не сумеете уйти от лича или другой высшей нежити, в которую я обращусь посмертно. Он, а не я, вернётся за вами. И тогда вы поймёте, что такое настоящее рабовладельческое угнетение и анальное порабощение. Свобода воли, выбора? Этого нет ни у вас, ни у меня, поэтому зря вы на такое надеялись.

Есть вероятность того, что ЛИЧная моя ипостась окажется душевной, доброй и отзывчивой, но я бы, на месте немёртвых, не сильно надеялся на такое. Некромантская литература говорит, что лич сохраняет только наиболее сильные стороны личности, связанные с некроэнергией, то есть с негативом. Я не могу с уверенностью утверждать, что во мне мало негативных сторон, поэтому лич будет однозначно не самым хорошим малым. Увидим.

– Вы не всё знаете об этом, господин, – сказал Сухой. – Свобода воли есть.

– Да ты что? – усмехнулся я. – Ты же образованный человек, Артём! Наука говорит нам, что свобода воли – это фикция. Особенно после того, что я узнал о Судьбе, у меня нет сомнений в том, что свободы воли не существует.

– Для живых, господин, – Сухой позволил себе улыбнуться.

Да что он несёт? Хотя постойте…

– Твою м-м-м-мать… – прошептал я.

//Российская Федерация, г. Владивосток, 12 сентября 2021 года//

– Сколько можно ждать? – недовольно спросил Савол. – Это ведь не ритуал соединения с аватаром!

Огизис сидела в ритуальном квадрате, наполненном маленькими идеограммами, имеющим древнее происхождение. Настолько древнее, что Савол, изучавший историю ритуалистики в качестве факультатива в академии, не смог узнать ни один из них.

– Не отвлекай её, она смотрит в будущее и в прошлое, – попросил его Ниалль.

Они сидели в пятой комнате снятого Киричем дома, посреди пустого зала, где линолеум был содран для нанесения ритуального квадрата. Человеку это сильно не понравилось, потому что ему теперь придётся иметь непростую беседу с арендодателем, но котов это мало заботило. Будь здесь специальные ритуальные помещения, проблемы бы просто не возникло.

«Но что поделать?» – мысленно спросил себя Савол. – «Дикари-с».

Огизис сидела неподвижно уже седьмой час, лишь иногда открывая глаза и указывая на подключение следующего накопителя некроэнергии.

Кирич скупил все древние редкости, которые только могут иметь отношение к жертвоприношениям, имеющиеся в распоряжении антикварных лавок. Людей почему-то притягивало к таким вещам.

«Только семь видов имеют природную предрасположенность к тёмным искусствам», – подумал Савол. – «Люди входят в тройку самых устойчивых».

– Думаю, надо перекусить, – произнёс Ниалль. – Эй, человек!

Лежащий на диване Кирилл Парфёнов открыл глаза, зачем-то посмотрел на потолок и только потом повернул голову к котам.

– Меня зовут Кириллом, но можно Киричем, – вздохнул он.

– Я знаю, – ответил Ниалль. – Но это неважно. Нам нужно поесть.

– Ну так ешьте, – вздохнул Кирилл. – Я что, запрещаю?

– У нас лапки, вообще-то! – поднял передние лапы Савол. – Ты ещё спишь, человек. Выпей свою бодрящую отраву и наложи нам пищу богов!

Кирилл Парфёнов очень сильно любил действительно ядовитый напиток, продаваемый в металлических банках, забавно шипящих при открытии. Он называл его энергетиком, а Савол считал, что такое количество кофеина – это надёжный путь к болезням сердца.

– Ох, нашли дворецкого себе, говорящие кошки… – пробормотал Кирилл, после чего окончательно встал с дивана и пошёл раскладывать по мискам кошачий корм.

Недавно прибыл заказ из Великобритании: корм «EnglishHoliday» – двадцать три с половиной тысячи рублей за два килограмма. Купить его удалось только через «культ кошководов», как называл Кирилл Владивостокский клуб любителей кошек «Кошачье королевство». Там нашёлся человек со связями в Британии, который сумел, за небольшую денежную комиссию, организовать доставку четырёх драгоценных пакетов с кормом.

Как считал Кирилл, за один грамм корма он заплатил по одиннадцать рублей и семьдесят пять копеек. По его словам, это безумие и зримое свидетельство социального неравенства. Почему-то он упомянул некий «Досирак», который продаётся по двадцать рублей за семьдесят грамм. Но Савол был убеждён, что всё с социальным неравенством правильно: этот «Досирак» ведь для людей, а корм – это для котов. Ситуация наглядно демонстрирует, что коты гораздо ценнее, чем люди. И это понимают даже сами люди. Всё идёт так, как должно идти.

Если бы все люди понимали, что коты – это самое главное и важное, что есть на этой планете, у них не было бы никаких причин воевать между собой. Разве что, только за определение, какая порода кошек самая лучшая, но это, Савол вынужден с этим согласиться, довольно веская причина, чтобы люди убивали друг друга…

Британский корм оказался очень вкусным, с сочным лососем, крабами, лобстерами, чёрной икрой премиумного бренда, а также, зачем-то, различной травой. Увы, избавиться от бесполезной травы Савол не мог, поэтому не считал этот корм совершенным. Впрочем, экзотические твари, содержащиеся в корме, почти примиряли его с наличием этой травы.

Схрумкав всё содержимое в миске, Савол с достоинством кивнул Кириллу, после чего вернулся в пятую комнату.

Огизис, почувствовавшая запах еды, нервно дёрнулась, после чего открыла глаза и недовольно посмотрела на Савола.

Усмехнувшись про себя, тот сел перед ней и продолжал наблюдать за ходом ритуала.

Ритуал проходил в голове кошки, никак не проявляя себя снаружи, это считалось вершиной прорицательской науки. Максимум секретности результатов, высочайшая точность, без потерь и утечек – Огизис могла сделать великолепную карьеру в царском логове Протектората, если бы не была такой свободолюбивой и своевольной.

Шли часы. Кошка ментально путешествовала по нитям прошлого, вычисляя вероятности, вычленяя алгоритмы, влияющие на будущее.

Савол уговорил Кирилла Парфёнова полистать с ним новости в интернете. Как всегда, новости были о самом главном для людей: чума, война, голод и смерть.

Ближе к полуночи, когда Кирилл начал терять терпение и собирался пойти отдохнуть в баре, расположенном на первом этаже этого дома, Огизис пришла в себя.

– Еда, – потребовала она, сойдя с ритуального квадрата.

Кирилл сбегал на кухню и примчался с миской, полной британского корма.

Съев всё, не оставив и крошки, выпив всю воду и закусив это сухим кормом, Огизис степенно прошла в гостиную и развалилась на диване.

Савол, Ниалль и Кирилл прошли вслед за ней и расселись на ближайших посадочных местах.

– Ничего не выйдет, – произнесла Огизис. – Запас прочности заложен феноменальный, значит, это должно произойти, так или иначе. С каждым нашим успехом сложность сценариев апокалипсиса будет расти в геометрической прогрессии. Тот сценарий, якобы устроенный Душным, это насмешка. Демонстративная издевка, простая и очевидная.

– Как не допустить эпидемию? – спросил Кирилл.

– Пути два, – произнесла кошка. – Первый: нужно съездить в США, штат Мичиган, город Нэшвилл. Там живёт некое оно, то есть существо с непонятным полом. Оно родилось женского пола, но в следующем году станет якобы мужского пола и будет требовать, чтобы к нему относились как к мужчине. Сейчас это оно зовётся Самантой Сарандон, но в следующем году будут звать Сэмюелем Сарандон.

– Транс, короче, – понял Кирилл.

– Да, – кивнула Огизис. – Надо профинансировать программу, затеянную этим нечто. Программа по защите животных от участия в космических и медицинских испытаниях. Если вложить не менее десяти миллионов долларов, полёты на Марс будут отложены до разработки надёжного и безопасного способа отправки туда людей. С другой стороны, это ускорит разработку таких способов, поэтому апокалипсис будет перенесён на 2024 год. И этот сценарий будет хуже.

– Почему хуже? – спросил Кирилл. – В 2024 году люди полетят на Марс? Так быстро?

– Не полетит никто на Марс. До 2024 года никто не успеет, но китайская лунная экспедиция обнаружит в кратере Кеплер то, что не следует обнаруживать, – Огизис прикрыла глаза. – База инопланетной цивилизации, научно-исследовательская. Она работала сотни тысяч лет, фиксируя ход исторического процесса человечества, начиная от некого гейдельбергского человека. Инопланетные технологии на этой базе настолько опережают человеческие, что большая часть просто недоступна для освоения. В тайне китайцы это сохранить не сумеют, поэтому начнётся мировая война. В 2024 году, осенью. Ядерное и химическое оружие, миллионные армии, голод, болезни, а затем китайцы что-то тронут на лунной базе и случится апокалипсис с эпидемией людоедства. Исход будет даже хуже, чем в 2023 году.

– Значит, надо остановить и китайцев тоже! – воскликнул Кирилл.

– Я ожидала, что ты это скажешь, – снисходительно усмехнулась Огизис. – Попытки остановки лунной программы, с вероятностью 43 %, приведут к форсированию ядерного апокалипсиса. Но даже если наши действия завершатся полным успехом, это отложит конец света до 2025 года.

– А там что? – с отчаяньем в голосе спросил Кирилл.

– Очень маловероятная мутация штамма ВИ-гриппа всё-таки случится, – ответила Огизис. – Не знаю, как на это повлиять, потому что она будет распространяться очень быстро, а если мы как-то подавим вспышки в известных мне местах, точно такая же мутация будет возникать в совершенно случайных локациях. Этот мир приговорён, без шансов. Что-то должно произойти.

– И что ты предлагаешь? – Кирилл начал нервно тереть щёки руками.

– Копай свою яму, – произнесла Огизис. – Очень глубокую и как можно дальше от крупных городов. Потому что ракеты тоже будут.

– Ты же сказала, что ядер… – начал Кирилл.

– Это не будет враждебным действием, – прервала его кошка. – Военные ударят по собственным городам, чтобы хоть как-то сократить численность заражённых. И я тебе скажу, несмотря на циничность, это действие позволило улучшить дальнейшее развитие событий. Если бы эти заражённые, уничтоженные в великом пламени, продолжили существовать, то выживших людей в России было бы гораздо меньше. То есть, будет. В следующем году.

– Ох… – Кирилл, поражённый открывшейся информацией, закрыл лицо руками и тихо ругнулся.

– Кто скажет это Душному? – спросил Савол.

– Он же твой приятель, вот ты и скажешь, – грустно усмехнулся Ниалль.

– Может, тогда он не захочет сюда возвращаться? – предположил Савол.

– С ним, кстати, кое-что не так, – сообщила Огизис. – Он заволочен густой пеленой Фатума, в центре внимания, но что-то я разглядела.

– И что с ним не так? – заволновался Кирилл.

– Не знаю, – Огизис спрыгнула с дивана. – Но ничего хорошего.

//Фема Фракия, среди плодородных, но непаханых полей, 19 сентября 2021 года//

Теперь я понимаю, что случилось.

Ритуал уничтожения вендиго. Поступил хорошо, сука, правильно сделал, блядь! Делай добрые дела и тебе воздастся! Эстрид, видимо, что-то почувствовала, раз отказалась ехать. Или что-то знала…

Гори ты, сука, огнём!

– Дай мне сраную аптечку! – приказал я Сухому, стоящему чуть в стороне.

Немёртвый передал мне небольшой пенал, из которого я вытащил шприц-тюбик с тримеперидином и вколол себе в правое бедро. Головная боль начала нарастать, потому что я охренительно взбудоражен новостям!

Скоррапченная некроэнергия – это, как я уже давно знаю, хреновая вещь, которой лучше не касаться. Только вот беда в том, что инструкция ритуала по уничтожению вендиго ничего такого не говорила о риске для исполнителей! Там буквально ничего не написано о возможных побочных эффектах, ведь я перечитывал эту хрень раз двенадцать и хоть сейчас могу озвучить дословно!

Но корить можно только себя. На тот момент я не владел информацией о последствиях, знал, но не до конца давал себе отчёт в том, что Судьба может поймать меня абсолютно где угодно, как угодно и когда угодно. Она может сложить последовательность событий так, что на дом, в сортир которого я сел как следует посрать, свалится долбаный метеорит! Прямо в меня!

Только вот есть один охренительный нюанс!

От Эстрид я узнал, что характеристика «Удача» – это нечто, напрямую связанное с Судьбой.

У мертвецов нет «Удачи».

Какая, нахрен, «Удача», если ты уже умер?

Во-о-о-от!

Мои подопечные, которые сейчас со мной, совершенно инертны, когда спрашиваешь их о Судьбе. Им наплевать на Судьбу, потому что их госпожа – Смерть.

А я у Смерти на чём-то вроде аутсорса. Вроде как работаю на неё, у нас есть договор, но почти никакой ответственности я перед ней не несу, а она передо мной. Свободные, ну, или полусвободные отношения, почти ни к чему не обязывающие.

И я тут подумал вот о чём…

А не пора ли войти в штат?

//Фема Фракия, среди плодородных, но непаханых полей, 20 сентября 2021 года//

– Включите долбаный генератор! – приказал я. – Батареи заряжать надо, мать вашу!

– Сию секунду, господин! – ответил Нудной.

– Ты тоже в заговоре, сучонок?! – недобрым взглядом посмотрел я на него.

– Никак нет, господин! – выкрикнул тот.

– Врёшь ведь, сука! – не поверил я ему. – Вы все повязаны! Все!

Волобуев лежал на разделочном столе, а я ковырялся у него в черепе. Вчера я не стал поднимать истерию по поводу бунта в нашем дружном коллективе, но всё равно был крайне зол. У меня в крови уже четыре дозы тримеперидина, позволяющего мне чувствовать себя приемлемо и разводить хоть какую-то активность.

Да я был недоволен этим ушлёпком, так самозабвенно пожертвовавшим собой ради свободы товарищей по несчастью, но это не значит, что я позволю ему отъехать просто так. Ещё поработает, паскуда!

Врубили переносной генератор, после чего подключили к нему подвесную лампу, осветившую своим электрическим светом операционное поле.

– Вижу, клепать-колотить, как это работает! – воскликнул я, вытащив пятисантиметровый фрагмент кровеносного сосуда.

В отличие от нормальных, нормальных в понимании «нормальных для немёртвого», сосудов, этот имел чёрный цвет, пропускал жидкость в семи местах, что аномально дофига для пятисантиметрового отрезка. Когда речь о живом человеке, перфорации сами по себе не возникают, а служат следствием вмешательств извне. А тут прямо дырки, будто прожигали лазером…

Ничего лучше, чем замена скоррапченных сосудов на здоровые, я не придумал.

Донорского материала не было, поэтому мы пустили в расход лесного кабанчика, отловленного в роще неподалёку. Кабанчика пришлось ждать, его ведь не так просто отловить, но времени зря я не терял и исследовал черепную коробку Гены с любопытством опытного потрошителя.

И тут я заметил одну интересную особенность…

Неизвестная напасть преобладает на сосудах, но не ограничивает себя ими. Это значит, что…

Ну, конечно же!

Альбедо имеет сродство с кровью, а коррапт-некроэнергия, как я теперь понимаю, поражает именно кровь. И перфорации – это следствие агрессивного действия скоррапченного альбедо на стенки сосудов. Это значит, что замена сосудов – это вообще не решение. Они прохудились там, где слабо, но источник воздействия от замены сосудов никуда не денется.

– Кто хочет стать донором альбедо? – повернулся я к присутствующим немёртвым. – А, неважно! Ты, Аль Бано! Расчехляй левую руку! Скучной, Лебедякис – тащите сюда ящик с аспиратором! И удлинитель не забудьте!

Я посчитал этот момент отличным, чтобы закурить.

– Гнетая, вытащи у меня из кармана пачку сигарет и зажигалку, – приказал я немёртвой. – Теперь подкуривай.

Немёртвая раскурила сигарету, после чего вложила её мне в губы.

Потребовалось несколько минут на доставку, а затем ещё пять на установку аспиратора.

Пришлось снимать перчатки и лично втыкать иглы-бабочки в дохлые вены Волобуева и чуть менее дохлые вены Аль Бано.

Включаю аппарат, альбедо Гены потекло в специальную банку, а альбедо Аль Бано в вены Волобуева. Процесс пошёл, как говорится…

Пока текло альбедо, влез в череп пациента и установил там подходящей длины кровеносный сосуд кабанчика. Не знаю точно, как эта часть называется у кабанов, но это и не важно. Сработал быстро: срастил всё и восстановил, как было.

Волобуев лежал безучастно, а я внимательно следил за перекачкой альбедо.

Если всё сработает, то альбедо восстановит повреждённые участки сосудов, медленно, но безальтернативно. То, что вытекло в полость между мозгом и костью, я уже вычерпал, а остальные органы как-нибудь сам пусть восстанавливает. Существовать это ему не помешает.

Полтора часа спустя всё было закончено. Половина альбедо Аль Бано была перенесена в Волобуева, а скоррапченная жидкость закупорена в стеклянной банке. Надо будет изучить её как следует, потому что очень интересно.

Из немёртвых Нудной и Волобуев находились наиболее близко к клетке с вендиго. Но ближе всех стоял я. Меня и херакнуло на все деньги – если не анальгетики, хренушки бы я на ногах сейчас стоял.

Переливание крови, значит… Понятия не имею, сколько уже перфораций в моих кровеносных сосудах, но я уже ходячий труп, потому что переливание крови не поможет. Успеют ли мои сосуды восстановиться за короткий срок? Может быть, а может и нет. А может пошёл на…

– Со мной всё в порядке? – внезапно спросил Волобуев.

– Да, – ответил я. – Но это не точно.

Так, мне нужна донорская кровь. Где можно получить достаточно донорской крови, чтобы сделать полное переливание крови?

Правильно! У меня же есть беженцы!

– Так, с людьми я работать не люблю… – пробормотал я себе под нос.

При неосторожных действиях можно занести им в кровь заразу, можно получить от них заразу или спалить вены, себе или им. Но было бы глупо, подохни я от какого-нибудь СПИДа…

Нет, есть «Тёмное спасение», которое, теоретически, отлично справится с такой ерундой. А вот со скоррапченной некроэнергией оно не справилось, поэтому я не был бы абсолютно уверен в этом. Посмотрим.

– Всех живых собрать у моего шатра, – приказал я.

Ночь, конечно, все спят, но жизнь дороже.

– Опера! – обратился я к беженцам из моего мира. – У кого какая группа крови?

– Вторая положительная, – ответил Иван Точилин.

Точилин, кстати, получил класс «Воин», а также начальные навыки «Сыск» – 94, «Стрельба (пистолет)» – 40, «Ближний бой» – 34 и, какого-то хрена, «Рыбак» – 12.

Но с группой крови – мимо.

– Вторая отрицательная, – ответила Валентина Горенко.

Эта получила класс «Авантюристка», а также начальные навыки «Сыск» – 55, «Кулинария» – 9, «Технология» – 1 и «Торговля» – 12.

Группа крови – мимо.

– Вторая положительная, – ответила Елизавета Машко.

Эта получила класс «Учёная», а также навыки «Анатомия» – 43, «Целительство» – 32, «Биомеханика» – 20 и «Искусство (рисование)».

– Третья положительная, – ответил Степан Савушкин.

Этот словил класс «Воин» и начальные навыки «Стрельба (пистолет)» – 49, «Сыск» – 44, а также «Ремесло» – 17.

– О, наш человек! – довольно заулыбался я.

Ему моя улыбка почему-то не понравилась.

– Четвёртая отрицательная, – сообщил Давыд Некипелов.

Этот схлопотал навык «Инквизитор» и получил навыки «Стрельба (пистолет)» – 14, «Сыск» – 23, некое «Истязательство» – 15, а также «Ближний бой» – 45. Самбист, говорит. А ещё, судя по всему, не брезговал пытать подозреваемых, но это не точно.

Группа крови – мимо.

– Я бы рекомендовал тебе стараться не терять кровь, – сказал я ему. – Потому что шанс найти донора «группа в группу» в этих краях стремится прямиком к нулю.

– Четвёртая положительная, – сообщил Леонид Маркедонов.

Лёня поймал себе класс «Наёмник», получив навыки «Стрельба (огнестрельное оружие)» – 17, «Сыск» – 47, «Ближний бой» – 26, а также «Альпинизм» – 4. На расспросы ответил, что когда-то отслужил контракт в бригаде СпН ВМФ. Это, кстати, объясняет, почему он получил «Стрельбу» на огнестрельное оружие в общем.

Но группа крови морпеха – в пролёте.

– Вторая отрицательная, – сказал Георгий Кровинов.

Самый старый из оперов, имел дохрена жизненного опыта и всю жизнь пропахал в уголовном сыске, но какого-то хрена получил класс «Охотник», а также навыки «Следопыт» – 12, «Сыск» – 58, «Стрельба (пистолет)» – 12, «Стрельба (винтовка)» – 41, «Охота» – 24. Видимо, хобби по убийству диких зверей, неспособных выстрелить в ответ, превалировало над непосредственной деятельностью, поэтому дядечка стал именно «Охотником».

С кровью тоже мимо.

– И ни у кого первой положительной? – удивлённо спросил я.

Первая положительная – это, как раньше говорили, универсальный донор. Будь у меня четвёртая группа, я был бы универсальным реципиентом, с учётом резус-фактора, конечно же. Но современная медицина требует, чтобы переливания осуществлялись «группа в группу», потому что есть риски, что природа положит болт на этот весьма условный принцип универсальности.

В военное время или в экстренной ситуации, конечно же, этот риск считается приемлемым, но у меня как раз военное время и экстренная ситуация.

– Один всего? – разочарованно спросил я. – Нужны ещё.

– Чего ты хочешь? – спросил Точилин, бывший майор.

– Мне нужно избавиться от всей своей крови и перелить новую, – объяснил я. – Если сделать это, то есть шанс, что я не подохну.

– Шанс, что ты не подохнешь? – зацепилась Валентина Горенко, бывший старлей.

– Ага, – кивнул я. – Только шанс. Поэтому мне нужно срочное переливание. Савушкин, сколько готов пожертвовать крови и что хочешь взамен?

– А сколько безопасно? – сразу же спросил Савушкин. – И зачем что-то взамен?

– Про безопасность – это ты спросил у правильного человека, – усмехнулся я. – Я ведь не заинтересован выжать у тебя максимум, ради собственного выживания, ведь так? Если я скажу два литра – ты ведь сразу мне поверишь?

– Сам говоришь, что у тебя нет времени, а паясничаешь, – недовольно произнёс Степан Савушкин.

– Максимально безопасная – восемьсот миллилитров, – решил я, что да, не время для моих тупых приколов. – Дальше начинаются последствия для донора. Но этого мало. Нужны ещё. Скучной! Иди и притарань мне реактивы и доску! Они в ящике, помеченном буквой «Х», на третьей по счёту телеге!

Теперь надо удостовериться, что Савушкин ничего не напутал, а затем проверить кровь собравшейся здесь толпы местных.

Толпа решительно не понимает, что здесь происходит, потому что мы говорили на русском, а им в этом мире вообще никто не владеет.

Разве что, тот бандос, исчезнувший в портале под толчком, как его звали? Не помню уже. То ли Сергей, то ли Андрей…

Скучной принёс реактивы и я начал процесс изъятия крови из безымянных пальцев местных жителей. Платил по золотой монете, потому что безвозмездно они отдавать кровь некроманту не хотели. Даже Адрастос, старый пидор…

Типа, если я каким-то образом наложу на них смертельное некромантское проклятье, они скажут: зато у меня теперь есть монетка! Логика уровня бога логики.

Кто-то решительно отказывался давать кровь даже за деньги, например, как дети старика Адрастоса. Но мне оно и не надо, сейчас посмотрю, какая группа у Адрастоса и его жены. Если жена от него ничего не скрывает, а группы не подходящие, то и похрен.

– Дядь Адрастос, а я ведь могу проверить, точно ли детишки твои, – вкрадчиво сказал я старику. – Если группы крови не совпадут или окажутся не теми, то это будет значить, что…

– Я уверен в жене, – твёрдо заявил старик.

– Ну, как знаешь, – махнул я рукой.

Проверка выявила, что из всей этой сраной прорвы людей подходит только один дядька – Никанор, строитель по профессии. Но и этот неблагодарный хер отказался сдавать мне восемьсот миллилитров крови. Я даже не думал, что моя группа крови может быть настолько редкой!

– Мы можем заставить его, – предложил Волобуев.

– А ты какого хрена на мою сторону вдруг встал? – посмотрел я на него с подозрением. – Ещё вчера ты был готов сдохнуть, лишь бы я сдох!

– Служу своему господину, – ответил Волобуев.

– Пошёл нахуй, сраный предатель, – попросил я его.

– Зачем тогда ты помог мне, господин? – спросил Гена.

– Потому что ты мне ещё послужишь, – недобро усмехнулся я, а затем оглядел присутствующих немёртвых. – Вы все, сукины дети, лишили себя человеческого обращения с моей стороны! Вы теперь сраные вещи! Марионетки из коробки злобного Карабаса Барабаса! Если ценой за успех какого-либо мероприятия будут ваши жалкие нежизни, я без раздумий потрачу их!

Принуждать делиться кровью я не стал. У меня есть идейка получше.

Персы, блядь. Они ведь недалеко.

– Так! – почесал я подбородок. Побриться надо. – Иглесиас, ты становишься за старшего в лагере. В твоё подчинение переходят все, кроме стратига Комнина. Комнин, если хочет, может пиздовать хоть сейчас, но без огнестрельного оружия. Оружие реквизируется в пользу пострадавшей от вероломного предательства стороны – то есть меня.

Странно, что его не наказало каким-нибудь особо злым проклятьем. Ах, да, он же ничего не мог поделать и напрямую мне не вредил, ведь не знал наверняка, что я точно подохну, но очень на это надеялся. За надежды и ожидания не наказывают. Или наказывают?

– Дальше, – продолжил я. – Я беру с собой шестерых и Максимку. Мы едем в сторону персов и если быстро распинаемся, то вернёмся завтра к обеду. Если нет – ждать нас семь суток, никуда не уходить. Все живые, конечно же, могут уходит за милую душу, я вас не держу и никак не препятствую вашей смерти от когтей и членов оборотней, рыскающих в окрестностях! Первый квадроцикл – разгрузить прицеп и поставить Максимку! Генератор и аппарат для гемотрансфузии тоже! И удлинитель не забудьте! За работу!

Пока происходила подготовительная суета, херакнул в себя ещё один шприц-тюбик. Риск передоза крайне высок, но сейчас мне нужен максимум продуктивности и минимум головной боли.

Слегка шатало, видел вчера странные сны, а иногда, будто на периферии зрения, видел всякую несуществующую хрень – это побочка от промедола, который суть наркота, на которую можно подсесть. Но у меня ситуация, в которой до зависимости можно не дожить.

В будущем, если оно будет, я, конечно, могу убедить себя, что бодяжить наркоту – это отличная идея, поэтому без дозы не останусь, но лучше бы у меня были такие проблемы, а не нынешние. Зависимость есть шансы пережить, а вот дырявые в десятках мест кровеносные сосуды ещё никто не переживал. Впрочем, испорченная коррапт-некроэнергией кровь могла и не дырявить мне сосуды, в чём я почти уверен, а делает что-то похуже. Судя по тому, как сильно у меня болит голова, когда действие промедола ослабевает, повреждения тяжёлые. Ощущение, будто костлявая ножка Смерти уже перешагнула порог…

Лично сел за руль квадроцикла, хотя это, наверное, плохая идея.

Включил фары и рванул напрямик. То, что персы близко – я уверен. Выебанное персидское мясо, разбросанное по окрестностям, относительно свежо и не погрызено местными зверьками. Они реально очень близко.

– Смотрите в оба, ребята! – предупредил я немёртвых. – Видите оборотня – расстрелять суку!

Парни сидят в прицепе, в руках у них светодиодные фонари, поэтому обзор у нас на 360 градусов, не должны подпустить.

Да и оборотни никогда не сталкивались с квадроциклами, поэтому могут тупо не врубиться, что здесь происходит.

Часа через два, когда бензобак показал ноль, мы остановились на дозаправку. И тут, из-за того, что 40-сильный движок был заглушен, мы услышали панические крики где-то впереди.

Значит, оборотни сейчас заняты более увлекательным действом в лагере персов, что есть отличный шанс спереть человек десять-двадцать. Просто не может быть, чтобы статистика оказалась не на моей стороне.

Влил канистру бензы бак и мы поехали дальше, предварительно потушив фонари и фары.

Лагерь персов, укреплённый по всем местным туристическим стандартам, показался через пять минут.

Так получилось, что мы оказались в зоне тьмы, разлившейся вокруг хорошо освещённого кострами лагеря. Из тьмы на персов кидались оборотни, не убивающие, а утаскивающие бедных воинов прочь. Видимо, чтобы выебать и сожрать. Шерстяные пидарасы…

– Видите их? – тихо спросил я, указав на силуэты, обретающие на границе со светом. – Надо избавиться от этих тварей, а уже потом заняться их работой.

Оборотни, ебущие и жрущие людей, а также трупы, похищающие живых, чтобы выкачать из них кровь… Кто-то сказал Стефани Майер?

Интересно, а какие у оборотней группы крови?

– Водичку до крышки залили? – осведомился я, когда Максимка был поставлен на позицию.

– Да, господин, – ответил Игорь Николаев.

Под конец, когда счёт шёл на двухсотых, у меня совершенно исчерпалось воображение, поэтому я использовал имена и фамилии из состава русской богемы.

Кстати, русская богема не обижается, когда её называют богемой? А да похрен вообще.

– Ну, родимый, не подведи! – сказал я, взводя пулемёт. – Врёшь, не возьмёшь!!! Свет!

Фары квадроцикла АМ-1 были включены на дальний свет. Оборотней, до этого отлично скрывавшихся в темноте, в этот момент активно ебущих в жопу вопящего перса, стало видно отчётливо.

Раздалось приятное уху любого человека, любящего убивать, тарахтение старины Максимки.

Трассирующие были включены раз в четыре выстрела, поэтому я спокойно корректировал стрельбу, срезая оборотней как делать нехрен. Да, надо бы серебром, конечно, но даже обычных пуль достаточно, чтобы нанести несовместимые с активной жизнью повреждения, а потом доколоть сражённых супостатов посеребрёнными штыками.

Всего было восемь оборотней, разожравшихся, здоровенных, м-м-мать их брехливая сука! Спустя десяток секунд они лежали, истекая альбедо. Эх, жалко, блядь…

Поражённые произошедшим персы стояли за частоколом и хлопали глазами. Потом один из их командиров очухался и дал какие-то приказы на персидском языке. Слов не понял, но посыл отчётливый – зарезать оборотней.

Воины бросились через ограду и торопливо позакалывали поломанных оборотней копьями и мечами.

– Теперь настала их очередь… – произнёс я, оглядев напрягшийся лагерь персов. – Но будет глупо стрелять сразу… Игорь! Выруби фары, а то аккумулятор посадишь!

Я спрыгнул с прицепа и перехватил СВТ-40, прошедший со мной через ад ритуала по уничтожению вендиго.

– Кто из вас говорит на латыни?! – громко спросил я.

– С кем имею честь?! – с персидским акцентом спросил тот самый командир, использовавший удачный момент.

– Со стратигом Алексеем Душным имеешь честь! – ответил я ему. – А я с кем имею честь?!

– Вашт-салар Датис! – представился командир.

– Что из этого твоё имя?! – вопросил я. – А насрать! Где сатрап Ариамен и та сука, которая выпустила на меня оборотней?!

– Сатрап… – заговорил Вашт-салар Датис.

– Что здесь происходит?! Где оборотни?! – приехал на коне какой-то хер.

– Ты кто такой, мать твою?! – спросил я у этого хера. – Ты что, не видишь, что мы разговариваем?!

Тут Вашт-салар Датис упал на колени и ударился шлемом в утоптанную землю. Но раньше, чем он успел, попадали все ближайшие персидские воины. А-а-а, это какая-то особо важная шишка.

Приподняв голову, этот Вашт-салар начал что-то тихо докладывать херу на коне.

– Не слышу ответа! – напомнил я о своём существовании. – Мне нужен ваш начальник, с которым я хочу кое-что обсудить. Если мы придём к соглашению, никто из вас сегодня не умрёт!

Почти никто. А может и, действительно, никто.

– Я – сатрап Ариамен! – представился хер на коне. – А ты, как я понимаю, Алексей сатрап Душной!

– Стратиг Алексей Душной! – поправил я его. – Мне надо обсудить с тобой кое-что, сатрап Ариамен! Подъезжай поближе к ограде, мне надоело орать тебе! Парни, подкатите пулемёт поближе…

После заминки, сатрап решил, что из-за ограды со мной поговорить не зазорно, потому подъехал поближе, а я пошёл ему навстречу.

– Говорят, ты убил ликантропов, – сказал сатрап.

– Их украли у меня твои воины, – поморщился я. – Вы дадите мне телегу с лошадью, чтобы я забрал трупы оборотней. Это моё первое требование. Второе требование – мне нужна кровь некоторых твоих воинов. Третье требование – мне нужен тот сын трактирной шлюхи, который создал оборотней.

– Как ты убил их? – спросил сатрап.

– Это не должно тебя ебать, дорогой мой, – грубо ответил я ему. – Чтобы ты понимал…

Я сделал жест правой рукой.

Сидящий за пулемётом Игорь Николаев дал короткую очередь по земле перед оградой. Сатрап аж пригнулся от испуга, прижавшись к гриве лошади.

– Это сокрушительное оружие, которому плевать на доспехи, живучесть, личные качества и всё прочее, – объяснил я. – Если я захочу, могу забрать всё, что у тебя есть. Но я цивилизованный человек, делающий тебе одолжение. Поэтому будь добр, сука ты дерзкая, слезть со сраной лошади, когда разговариваешь со мной!

Сатрап явно не привык к такому обращению, поэтому начал злиться, что было видно по недоброму взгляду, которым он сверлил мне лицо. И сидит, сука, на лошади.

– Кто из этих воинов тебе нравится меньше всего? – обвёл я пальцем персидское воинство, после чего указал на случайного парня. – Вот этот сгодится?

Вскидываю винтовку и отстреливаю ему башку. Поражённый выдох. Персы явно в ахуе от сегодняшней ночки.

+90 единиц опыта

– Я могу убить тебя в любую секунду, сатрап, – произнёс я, когда тело убитого завалилось на спину. – И любого здесь. Я могу убить вас всех. Но я устал и болен, поэтому умоляю тебя, не заставляй меня делать лишнюю работу…

Сатрап, ошеломлённый происходящими событиями, спрыгнул с лошади и встал столбом.

За спиной раздалась серия винтовочных выстрелов, а затем болезненный рык. Я не стал оборачиваться, потому что знал, чем всё закончится. Ещё один выстрел, а затем характерные звуки, когда кого-то часто-часто протыкают штыками.

– Мне нужен тот ублюдок, который создал оборотней, – повторил я. – Пусть твои люди приволокут его сюда, живым и здоровым. И с личными вещами.

– Дастур, сделай, как он говорит, – приказал сатрап.

Мужик в позолоченных чешуйчатых доспехах, с цельнометаллическим шлемом-личиной, удалился к шатрам.

– М-м-м, голова болеть начинает… – тихо пробубнил я, после чего вынул из поясного кармана АИ-4. – Жизнь такое дерьмо, Ариамен… Вечно какие-то проблемы… Ну, ты знаешь это не хуже меня…

Вколов очередную дозу анальгетика, да-да, я называю наркоту анальгетиком, я выбросил шприц-тюбик и сфокусировал взгляд на сатрапе.

– Теперь мне нужно найти среди твоих воинов людей, у которых подходящая кровь, – сказал я. – Пусть человек сорок выйдут сюда, за ограду. Пока мы рядом, это снова безопасно. Поживее.

– Каких именно? – уточнил сатрап.

– Случайных, – пожал я плечами. – Я ведь не знаю наперёд, какая именно у них кровь.

Избранные персы начали выходить за ограду, испуганно озираясь и вглядываясь в ночную тьму. Оборотни приучили их, что за оградой их ждёт мучительная и унизительная смерть. Да и в черте ограды никаких гарантий…

– Руку оголи, – приказал я первому по очереди.

Приходилось мыть доску, записывать результаты и всё это прямо посреди ночи. Процедуры заняли час, но зато я получил целых шесть доноров! Можно начинать!

– Следите за суками, – приказал я немёртвым, когда развалился гемотрансфузионного аппарата. – Если начнут окружать или как-то иначе охуевать – в расход. Максимку берегите.

Кровь пошла прямотоком, моя сливалась прямо на землю, а персидская заливалась в меня. Неприятное чувство, конечно, ведь я с детства терпеть не могу переливание крови, но жизнь дороже.

Шли часы. Промедол уже не работал, поэтому жутко болела голова, но, кажется, постепенно боль становится слабее. Вряд ли, конечно, так на самом деле, ведь не исключено самовнушение, но посмотрим.

Мужичка, ответственного за всю херню, притащили к нам.

– Упаковать надёжно, положить в прицеп, – распорядился я. – Охранять тщательно, чтобы не убили и не выебали.

Сатрап наблюдал за происходящим из-за ограды, как и половина персидской армии, от которой осталось не так уж и много. Кто-то бежал, а кто-то стал жертвой оборотней. Я думаю, они валили целыми подразделениями, ведь оборотни точно не станут распыляться на мелочь – это интуитивно понятно.

Дисплей ФРГ-шного гемотрансфузионного аппарата показал, что из меня было вынуто пять литров триста грамм, а вложено пять четыреста. Лучше нихрена не стало, головка бо-бо.

Возможно, для меня уже всё кончено, но я, по крайней мере, попытался спастись, а не сидел и плакал под струёй душа, обняв свои волосатые коленки…

– Всё, пиздуйте отсюда, – сказал я персам, послужившим мне донорами. – Или что, чай с печенькой ждёте? Валите, сказал!

– Стратиг! – обратился ко мне Ариамен. – Что дальше?

– Счастливо оставаться! – ответил я. – Вы мне пока что не нужны, поэтому валите нахрен! Но я, будь на вашем месте, тщательно готовился! Потому что скоро вы мне понадобитесь! Я приду и пройду по вашим землям огнём и мечом! Сожгу все дома, а всех мирных жителей распну на крестах, вдоль дороги к Сузам! Готовься, сатрап! И жди!

Нихрена из этого я не собирался делать, разумеется. Но пусть срётся по ночам, ублюдок чёртов…

//Фема Фракия, среди плодородных, но непаханых полей, 21 сентября 2021 года//

Доехали уже ранним утром. Персов я тряс уже после полуночи, а сейчас полшестого. Нормально мы туда-сюда обернулись.

Лагерь охранялся бдительно, поэтому нас встречали.

Я уже был никакашкой, от дорожной тряски болела голова, а ещё одну дозу дури я вкалывать не рискнул. Нет, сука ты такая, Судьба, я сдохну не так! Я сыграю в ящик только на своих условиях!

Хреновых оборотней везли на деревянной телеге, которую привязали к нативному прицепу квадроцикла, из-за чего несколько раз роняли недостаточно хорошо закреплённых сутулых собак.

– С этих, – указал я на оборотней, – слить всё альбедо. Собрать всех солдат, буду проводить политбеседу.

Пока моё разросшееся воинство собиралось, я вытащил из прицепа зашуганного бесоёба, который устроил нам сладкую жизнь. Похож на индуса, может, действительно индус.

– Биба, тебя как звать? – спросил я у него, после того как стащил с прицепа.

– Господин, пощадите… – сразу взмолился индус.

– Неправильный ответ! – покачал я головой. – Ещё раз – тебя как зовут?

– Лакшаем, господин! – ответил индус.

– О, так ты действительно из Индии! – заулыбался я. – Итак, Лакшай! Как ты сделал оборотней?

– Не понимаю, господин… – опустил взгляд Лакшай.

– Ещё один неправильный ответ! – разочарованно воскликнул я. – Ты перестаёшь мне нравиться!

Из-за шума проснулись опера и другие живые обитатели лагеря. Точилин, вооружённый пистолетом-пулемётом, вышел из палатки и посмотрел на меня вопросительным взглядом.

– Допрос веду, идите спать, – махнул я рукой. – Не обращайте внимания.

Бывший майор кивнул, после чего указал остальным на палатку, где они все и исчезли.

– Так, давайте оттащим этого идиота чуть дальше, чтобы не травмировать психику наших живых друзей, – указал я на другой конец лагеря.

Немёртвые солдаты выстроились на эрзац-плаце, расположенном посреди лагеря, но теперь прошли вслед за мной и индусом, которого тащил за ворот Игорь Николаев.

– Как ты сделал оборотней? – повторил я вопрос.

– Я не понимаю, господин… – получил я тот же ответ.

– Так, парни… – резко развернулся я к солдатам. – Кто из вас… ну, это самое, а?

Непонимание.

– Имею в виду, кто из вас больше по мужикам, чем по бабам? – уточнил я формулировку. – Ну, типа, бабы не нравятся, зато нравятся мужики. В плане присунуть член, а не просто в общении.

Молчание. Теперь-то все поняли, но никто не хочет говорить.

– Здесь все свои! Никто не осудит, мы ведь солидарная община! – заверил я их. – Смелее! Камингаут в кругу друзей – он ведь психологически легче!

Не верю, что среди выборки из трёхсот пятидесяти мужиков не оказалось ни одного гомосека. Так не бывает!

Я обвёл всех своих подопечных подозрительным взглядом. И вычленил одного, который смотрел с сомнением.

– Ага! – ткнул я в него пальцем. – Иди сюда, голубчик!

Посмотрел стату – Рики Мартин. Ироничненько, м-мать его! Я прямо чувствовал что-то, когда давал ему такое имя – смазливеньким больно на личико мне показался…

– Так, вижу, что у тебя в сосудах нигредо… – неодобрительно произнёс я. – Ладно, это не проблема. Сухой, тащи всё, что сумел добыть из оборотней! И аспиратор сюда!

Избавившись от нигредо, залили в Мартина свежайший альбедо, сменивший ему цвет кожи с чёрного на сероватый.

– Видишь этого пидараса? – спросил я, указав на индуса. – Надо отодрать его в жопу.

Рики что-то сказал на своём, но я его не понял.

– Он говорит, что не может, – ответил за него Хулио Иглесиас.

– А кто может? Кто у нас некрохимероид? – спросил я. – Выйти из строя.

Вышли все новые некрохимероиды. Зачем я вообще это делаю? Ну, во-первых, это наглядно. Наглядно показывает, что будет с теми, кто наносит нам тяжёлые обиды. А во-вторых, я же прогрессивный человек XXI века, даю возможность кому-то из ребят не держать это в себе и принять себя таким, какой он есть, хе-хе-хе!

– Так, парни… – обвёл я всех их испытующим взглядом. – Кто-то из вас хочет отжарить эту паскуду прямо в жопу? Я знаю мало людей, которые этого действительно заслуживают, но этот – заслужил.

Не все некрохимероиды понимали латынь, поэтому некоторым пояснили товарищи.

– А, Рики, потом подойдёшь – пересадим тебе органы от оборотня, – сказал я Мартину.

– Ребят, его обязательно надо отжарить, – сказал я. – Представьте гипотетическую ситуацию, что если кто-то один не вызовется, я прикажу вам всех выебать эту скотину по два раза. Поочерёдно. Итак, решайте – пять минут на размышления.

– Господин, пощадите!!! – взмолился индус.

– Ладно, последний шанс, – смилостивился я. – Как ты делаешь оборотней?

Голова снова болит, блядь. Настроение стремительно портится. Кажется, жопа Лакшая сегодня всё-таки познает истинную, мужскую немёртвую любовь.

– Я не могу рассказать, господин! – воскликнул индус.

– Что ж, я хотел по-хорошему, – разочарованно вздохнул я, а затем развернулся к некрохимероидам. – Итак?

– Это сделает Криштиану Роналду, – сообщил Хулио.

– Во имя собратьев, а не по своему желанию, – предупредил меня Криштиану.

– Да-да, конечно, – покивал я. – Разумеется.

Пришлось скурить три сигареты, прежде чем Криштиану справился с буквально нетрадиционной задачей. Лакшай вопил, сорвал голос, потом хрипел, а теперь только скулил.

– Слушай, Лакшай, – подошёл я к индусу, привязанному к вбитым в землю кольям. – Он может делать это столько, сколько я скажу. А потом, когда от твоей жопы ничего не останется, я прикажу выбить тебе передние зубы и содомизировать твой рот.

Вот такие мы, сука, жестокие люди – некроманты…

– Тебе удастся избежать этого ужаса за сущую мелочь – расскажи мне, как ты получаешь альбедо, – продолжил я.

– Альбедо?.. – тихо спросил Лакшай, а затем заплакал. – Я бы рассказал… Я бы рассказал… Почему… Господин… Почему…

– Ты, некоторое время назад, говорил, что не можешь рассказать, а теперь говоришь, что рассказал бы, – нахмурился я. – Что-то не бьются показания. Ладно, рассказывай, голубчик…

– Альбедо получается из крови человека, нигредо, – тихо прошептал Лакшай, – но нужно ритуал… ритуал и заклинание…

Рибду Лакшай передаёт вам схему заклинания «Деланье альбедо»

Принять: Да/Нет

Ох, как я ждал, как же я ждал!

Да-да-да!

– А про оборотней ты мне расскажешь? – спросил я, после того как рассмотрел довольно запутанную схему заклинания.

– Господин, я не могу… – с ужасом в глазах и на лице ответил Лакшай.

– А цитринитас, рубедо? – спросил я.

– Откуда вы знаете?.. – с ещё большим ужасом спросил индус. – Это строжайший секрет секты философов…

– Я спросил не чей это секрет, а умеешь ли ты это делать, – прикрыл я глаза. – Так?

– Я не знаю, клянусь… – ответил индус. – Это высшая философская тайна…

– Тогда ты мне больше не нужен, – вздохнул я, а затем посмотрел на поправляющего штаны Роналду. – Криштиану, я через не можу, будь добр…

– НЕЕЕТ!!! – через сорванный голос, завопил Лакшай. – ПОЖАЛУЙСТА, НЕЕТ!!!

– Ай нид а хиро… – пошёл я к своему шатру, напевая старую песенку.

//Фема Фракия, среди плодородных, но непаханых полей, 25 сентября 2021 года//

Досюда я дотерпел. Тримеперидин больше не вывозит приглушение моих мучений, хотя организм борется до последнего, с отчаяньем и надрывом. Но даже сил организма не достаточно, чтобы затащить такое…

Переливание крови, возможно, отсрочило неизбежное, но решить проблему не смогло. Иногда хорошо быть немёртвым…

Голова жутко болит, да, но не так сильно, как жопа Лакшая. Его до сих пор жарит Криштиану, но теперь к нему присоединился ещё и Рики. Лакшай жив только потому, что я даю ему «Тёмное спасение», смешанное с едой, чтобы он его не выплёвывал. Поэтому он, наверное, сильно удивляется, почему до сих пор не сдох. Не-е-ет, не так просто, не так быстро…

Сегодня, спустя пять месяцев и двадцать дней с момента моего прибытия в этот поганый мир, я умираю.

Не случайно, не как собака, затравленный недругами, а потому что нет другого выхода, кроме как уйти спокойно.

Я удивлён, что меня ещё не убило кровоизлиянием в мозг, хотя я даю себе отчёт в том, что фактически ходячий труп. Труп не сегодня, так завтра. Так нахрена откладывать?

Сказал, чтобы позвали Игоря Николаева и прикатили пулемёт Максима. Жестом руки подозвал Игоря поближе, чтобы его ухо было у моего рта.

– Игорь, Максимку береги… – зачем-то сказал я ему, перед тем как вмазать себе в вену свой особый составчик. – Ха-ха-ха!!!

Да уж… Вот так вот и заканчивают опытные некрома…

Уважаемые дамы и господа! Вот и закончилась третья книга!

Мне безумно нравилось писать такое, я словил много позитивных моментов, пока писал это произведение, и, смею надеяться, вы тоже словили много позитивных моментов, пока читали его.

Цикл будет продолжен, ведь, если подумать, в жизни Душного начался самый интересный момент – нежизнь! Ожидайте четвёртую книгу, она непременно будет после того, как я отдохну от тематики, наберусь сил и духа. Всем успехов, здоровья, счастья и финансового благополучия. Душной умер, здоровья немёртвому!