Орки: Дети Бооргуза

Глава 9. Набег. Дымы над Болотом

Угодья рода Урты. Остров Суйты. Суйта.

Больше месяца жизнь этого маленького островка никак не менялась, а текла размеренной чередой забот и работ. Два раза за это время Суйта отправила полную лодку с частью добытой еды, как дар Вождю. Сама она старалась не отходить надолго от островка и была погружена в работу.

В этот день все было как обычно. Заканчивая ночные работы, орки устало возились, когда все услышали сдавленный выкрик. Один из щенков молча указывал на высокий столб дыма на юге. Суйта молча посмотрела на дым, на небо, понюхала ветер и быстро закрутила пальцами, раздавая указания. Еще через полчаса она, быстро работая веслом, шла в сторону протоки к ущелью Уруков. За ней шла еще одна лодка со старшими орками ее Рода. Пройдя за час расстояние до протоки, она сбавила скорость и принюхалась. Повернув голову ко второй лодке, отмахнулась. Бооргуз. После чего на мгновение задумалась и отправила орков обратно, передав с ними для Ура узелки на шнурке.

Удивленные и разочарованные орки, доставив послание, с интересом смотрели на хмурого Ура, что повертев письмо, быстро собрался и, сев в малую лодку, умчался в Болото.

Вернувшаяся к вечеру Суйта была внешне безмятежна и, отмахнувшись от вопросов, занялась работой по дому, запретив жечь огонь и входить за линию тростника. Дым же простоял весь день и развеялся только к утру.

К вечеру все услышали звук идущей барки. Дойдя до линии тростника, она остановилась, и звонкий голос самки проголосил сигнал к разговору. Суйта уже сидела и мрачно прислушивалась, попытку вооружиться она прервала жестом и показала на место рядом. Потому развалившую заслон тростника барку встретил весь Род, демонстративно показывающий подчинение своей старшей.

Подошедшая барка замерла, ткнувшись в песок заводи, не дойдя до берега полдесятка шагов. В воду шумно спрыгнул воин-наемник и побрел к берегу в полном молчании по обе стороны. Не слишком многочисленная команда барки в полном составе стояла на передней полупалубе и выносных площадках гребцов. Очень разномастная команда.

Не больше одной руки наемников, заметных по своим повадкам и наличии знака стаи на лицах, кучка тощих рабочих Бооргуза со следами бирок на ушах. И даже пара Младших стражей Бооргуза из Разных Семей в своих широких шляпах и кожаных плащах. Дикие и Болотники разных родов дополняли эту сборную солянку, разнообразно вооруженные или совсем безоружные. Все они сейчас молча наблюдали, как их посланец шлепает по воде к берегу.

Ему навстречу встала Суйта и оперлась на свое копье. А пришелец, не выходя из воды, протянул пустые руки.

— Я тебя вижу Ру-Суйта, я гость, если ты не против.

— И я тебя вижу Крау, ты поручишься за тех, кто у тебя за спиной?

— Я их Вождь.

— Ты гость, Крау-Вождь.

Выйдя на берег, он протянул руку, и Суйта, помедлив, мазнула по ним кончиками пальцев. На барке загомонили, и рабочие полезли в трюм. Стражи и наемники попрыгали в воду и побрели к берегу.

— Ты уверен, что они знают правила? — Суйта поморщилась, разглядывая идущих.

— Кто нарушит, убью, — Крау хлопнул по оголовку качественного, сверленного каменного топора, торчащего у него за поясом, — ты все так же хороша.

Суйта повернула в его сторону голову и внимательно оглядела.

Широкоплечий, взрослый воин-дикий, со шрамами своей стаи на щеках, короткий, обрезанный пучок волос, увязанный на затылке. Разномастное снаряжение, хороший пояс работы Бооргуза Червя, что там шьют для Перекрестка. Когда-то нарядный, а сейчас, по-видимому, не раз поменявший хозяина, просто хороший пояс. Повязка Дикого, из старой шкурки скальной собачки, наручи Младшей стражи разных Семей Тайна. Топор и костяной, темный, зазубренный тесак с локоть длины, в потертых кожаных ножнах на ремне через плечо. Малый нож из камня за поясом. Босые, кривые ноги и широкие лапы длинных рук.

Темнокожее, широкое лицо, со старыми шрамами, разрубленная и криво сросшаяся бровь, почти черные, раскосые глаза. Широкий рот с узкими губами, едва прикрывающими верхние клыки. Куча бестолковых и дешевых украшений из бус и браслетов, корявые татуировки и еще шрамы.

— А ты добавил шрамов.

— Да, это так.

— Идем, еда.

До сумерек все были заняты и старались не мешать друг другу, когда Крау позвал один из подростков.

— Суйта зовет.

На другой стороне острова она дождалась Крау и молча указала на край тростниковой циновки.

— Говори.

— Ты, конечно, Старшая, но и я.

— Говори, — она его оборвала, продолжая смотреть в сторону и недовольно поморщилась, — кто еще?

— Из моих — трое и Младшей стражи двое, остальные мясо.

— Чей приказ?

Крау уронил перед ней на циновку маленькую обсидиановую пластинку с грубым узором.

— Тайн все, — Крау попытался заглянуть ей в глаза, но она, низко опустив голову, неподвижными глазами уперлась в пластинку, — жрец ушел с пути к Вайруне, Демон. Поднял Бооргуз и ушел за Тач-Варгой. Купец погиб, сцепились с Драконом, его и барку в щепки разнесло. В Бооргузе остались младшие жрецы. Бооргуз и пыхнул.

А мы по найму здесь, уруков вырезали, всех, кого ловим, режем на алтаре Жреца.

Идем Варгу искать. Думал, сказка, уруки умерли, под пыткой подтвердив, что это он, истинный. Дикие сели за Ворота. Болотники разбежались.

Мне прислали знак, увел барку. И я здесь.

Ты Старшая до самых Перекатов, тебе решать. У меня под палубой Углук, пока жив. Я жду приказов, Старшая.

— Отправь всех в мой лагерь, пусть займутся едой. Потом зови меня.

Через полчаса Суйта в сопровождении Крау спустилась под заднюю полупалубу барки, отгороженную от трюма плотными циновками работы уруков. Ей навстречу поднялись два Младших Стража разных семей Бооргуза Тайн и замерли, настороженно вглядываясь в пришедших.

Крау молча кивнул им, и оба почти незаметно расслабились, не выпустив из рук свое оружие, хорошие копья с каменными наконечниками работы мастерских их дома.

Суйта, раздвинув циновки, нырнула во мрак полупалубы и в свете тонких лучей уходящего солнца сквозь щели палубы над головой стала разглядывать пленника.

Накрепко прикрученный к опоре полупалубы он сидел на неровном днище, уронив голову себе на грудь. Сиплое, трудное дыхание, запах воспаленных ран и засохшей крови.

Спутанные в один колтун, окровавленные волосы пускались на лицо, полностью его закрывая.

— Он жив, крепкий. Как все уруки.

В голосе Крау прорезалась почти нескрываемая зависть.

— На одной ноге, вместо второй вот, — он поднял и показал Суйте деревянный протез из двух частей с металлическим штырем в коленном суставе, — железо на такое пустили.

В его голосе было напополам осуждение от такого расточительства и уважение к орку, что может себе такое позволить.

— Дрался как демон, орков покрошил. Толпой навалились и завалили его. А в суете, пока остальных уруков резали, мы его и уволокли. Его потом искали, но старшему нюхачу я знак показал, он и увел своих к Болоту, мол, дополз как-то и утоп.

Суйта молча осматривала Углука, тонкой, струганной палочкой тыкая в раны, пытаясь понять, насколько они глубоки. Удовлетворенно покивала своим мыслям и стала рыться в сумке на поясе.

Достала маленький, короткий обрезок кости, с закрытыми с обеих сторон пробками отверстиями и, понюхав его, вытащила зубами верхнюю крышку.

Крау тоже принюхался и приподнял разрубленную бровь, сделав на удивление ехидную морду.

— Темный Туман. Чистый, выдержанный. Не жалко?

— Он крепкий, не сдохнет или не сразу.

— Я не о нем, вещь-то дорогая. Я про такой только слышал. На Перекрестке как-то по запахам разложили на спор два купца. Теперь-то я понял, как он звучит.

— Помолчи, — Суйта еще ниже склонилась над пленником и, высыпав себе на ладонь немного темного порошка, заткнув крышку сосуда и сунув ее в сумку, приложила руку к носу Углука, крепко ухватив другой за волосы. А он, секунду помедлив, дернулся и, выгибаясь, засучил ногой, выбивая культей другой тихую дробь о дерево.

— Как его, — Крау завистливо покрутил головой.

— Размотай ему пасть, — убрав от лица руку, Суйта продолжала держать Урглука за волосы, вглядываясь в его широко открытые глаза.

— Мы ему палку покрепче засунули, откусит ведь язык, с него станется, — Крау, развязав у пленника на затылке узел, выдернул изо рта, почти перекушенный кляп, — так что смотри, Старшая, он и сейчас это может.

Углук открыл глаза и натужно закашлялся, брызгая кровью в лицо, даже не поморщившейся Суйте.

— Суйта!! Ты с ними? Ты тоже уши Бооргуза?

— Да, но не Тайна. Углук, скажи, что знаешь, и боль уйдет.

— Самка, я не боюсь боли. Больше боли, больше чести. Темный будет рад мне.

— Темный пал, Вайруна не будет так рад тому, кто в него не верит.

Углук, оскалившись, засмеялся и прошипел.

— Темный вернулся, я видел это. Он отправил к нам своего посланника, Тач-Варгу. Мне плевать на подлую, трусливую тварь Вайруну, уруки всегда верили, что Темный нас не покинет. Мне плевать на мелкого демона, что сейчас ведет стаи орков против Варги. Мы выполнили свой долг, дым поднят, род Урук выполнил свою клятву. А он справится.

— Я видела дым, гонец вовремя предупредил Пристань.

Углук сверкнул глазами на нее и, опустив голову, промолвил.

— Я благодарен тебе, Суйта, что ты хочешь от меня взамен?

— Ничего, я тоже сдержала свою клятву. Углук, я отправлю тебя дальше, там расскажешь, что ты видел. Постарайся не умереть.

Она встала и вышла в трюм, потянув за собой Крау.

— Корми гребцов и иди, не останавливайся.

Она коротко свистнула и через борт в трюм спрыгнул Ур и протянул ей мокрую сумку. Достав из нее резную косточку, протянула ее Крау.

— Это покажешь по линии, пусть помогут. Срочность погони. Иди.

Дождавшись ухода Крау, вернулась обратно к Углуку и села напротив.

Он поднял на нее глаза и выплюнул.

— Ничего я им не скажу. Пыток я не боюсь.

— Я знаю, я знаю, — она покосилась себе за спину, прислушалась и наклонилась еще ниже к нему, — Углук, ты уже не воин, — она даже не шевельнулась, когда он яростно дернулся, пытаясь достать ее лица зубами, дождалась окончания его попыток и продолжила, — я могу предложить тебе еще одно дело, достойное строя Темного.

Углук, слушавший ее с закрытыми глазами, вновь их открыл и внимательно вгляделся в ее глаза. Помедлил и буркнул.

— Говори.

— Тебя там ждет смерть, долгая и мучительная, с этим я тебе помогу, — она показала ему маленькую косточку, трубочку с одним из концов залитых смолою, — быстрая смерть.

Но я хочу, чтобы ты их смог убедить, что он… — она наклонилась к нему, демонстративно подставив ему свое лицо, и прошептала несколько фраз. Отодвинулась и замерла в ожидании. Углук, вновь закрыв глаза, молчал, тяжело дыша.

— Ты меня удивила Суйта-уши, зачем это тебе?

— Мне он теперь не чужой. Твой ответ?

— Да. И не нужно мне легкой смерти, я все сделаю и уйду в свое время. Мне он тоже не чужой. Присмотри за ним тут без меня.

Глядя ему в глаза, она медленно кивнула и достала из сумки на поясе еще два шарика смолы.

— Это поможет тебе дожить до встречи с Ямой.

Сунула их ему в рот, подождала, пока он их разместит у себя за щекой и, глядя в глаза проговорила.

— Углук, вождь рода Урук, я Суйта — Икетан, клянусь тебе большой клятвой, без пролития крови сейчас, что я выполню твое поручение, и все равно возьми быструю смерть.

Ты не все знаешь про дознание Бооргуза Червя, это тебе понадобится. Разгрызешь — и дорога к Темному у тебя начнется почти сразу. Не успеешь им сказать, что ты о них думаешь. Или надкуси смолу и проглоти, у тебя будет еще десятая часть цикла.

Сунула ему в рот косточку и, взяв руками его за лицо, прижалась своим лбом к его.

— Хорошей дороги тебе к Темному, воин. Скажи там моей Семье, что она жива.

— Я им скажу, что ты не посрамила свой род, иди — у тебя еще много дел.

Ущелье Костянки. Ворота. Лагерь Верхних. Хромой.

За всю жизнь Хромой, считавшийся достаточно говорливым в роду, не произносил столько слов. Но сейчас он говорил, почти не останавливаясь. Встретив пришельца из Костяного, он истово поверил в него и то, что он и есть тот посыльный от Темного. Он Тач-Варга, и Темный решил, что именно он, Хромой, за что неведомо удостоился чести нести его волю оркам. И дальнейшие события только укрепили его веру.

Из обычного охотника Диких, хромого и слабого, он стал правой рукой Тач-Варги. И Хромой не упускал возможности напомнить это тем, кто был рядом.

Отправленный Ходоком на Верхнюю Стоянку он по его воле организовал там лагерь для тяжелых самок, и превратил всю стоянку в одну большую щенячью яму.

И вот уже много дней он, не останавливаясь, крутился, организовывая, контролируя и периодически наказывая многосотенную толпу. Всегда любивший кипучую деятельность он сейчас попал в свою родную стихию.

Вот и сейчас его разбудили самки дежурного десятка и позвали на утреннюю еду. Сидя на помосте, он с удовольствием наблюдал, как сидящие десятками щенки увлеченно жевали, переговариваясь скупыми жестами. По лагерю им было запрещено подавать голос, не получив разрешение Старших. Быстро прожевав свои порции, они по команде своих десятников быстро разбежались, подхватив свои учебные носилки. Носилки стали неотъемлемой частью жизни щенков, всюду их сопровождая. В них переносился учебный инвентарь и учебное оружие, носились грузы и, если была провинность, то и воспитатели. Сейчас носилки, влекомые своими десятками, потянулись к выходу из лагеря для ежедневной пробежки к Воротам. Прямо за Воротами сейчас находилась конечная пристань волока от Приболотья. Дорога, пробитая по берегу Костенки до Ворот была гордостью Хромого. Сейчас на ней постоянно шли лодки с грузом, влекомые уже сработавшимися командами самок, пока не разрешившихся от беременности. На постоянных стоянках на расстоянии пешего хода груженой лодки были поставлены хорошо сделанные шалаши с запасом дров и посуды. Еду команды бурлаков везли с собой. Дотащив лодку до Ворот, они ее разгружали и после недолгой остановки для ремонта, уже свободным сплавом, по течению Костенки шли вниз за новым грузом. Груз у ворот разбирали щенки в носилки и несли в лагерь в руки главного хранителя запасов Старой Тарух. После чего они разбегались на занятия, до самого вечера постигая азы воинского умения. Самки с сосунками вели все остальное хозяйство и приготовление еды на всех. Так что Хромой крутился целый день, успевая везде и всюду. Ругаясь, наказывая и изредка наделяя похвалой отличившихся.

Жизнь была проста и понятна, если бы ни одно поручение Ходока. Самая большая головная боль и причина постоянной тревоги — Тревор, кузнец и человек. Хромой даже в страшном сне не мог себе представить, что его заботой будет человек. Со временем он почти привык и сейчас с усмешкой вспоминал, как у него становились дыбом волосы на руках, когда он был рядом с человеком. Утешало его только такое же, если не большее ощущение страха, что исходило от человека. Но ежедневное общение, даже такое куцее, при помощи жестов и немногих слов привело к тому, что они привыкли и успокоились. Пара молчаливых орков из Нижних, приходившихся родней, если не внуками Хруузу, постоянно сопровождали Кузнеца и обычно сидели немного в стороне, не вмешиваясь и стараясь не слишком лезть в глаза. По принесенному им распоряжению, Тревора поселили выше от стоянки, у небольшой и быстрой речки на склоне. Достаточно широкая поляна, со всех сторон окруженная высокими и разлапистыми соснами, стала местом постройки временной кузни и жилья. Самки за несколько дней оплели стволы сосен лозой и ивняком, увязав все это в высокий забор высотой в полтора роста. За ним у самого русла речки к каменистому склону приткнулся низкий дом из такого же плетня, обмазанного глиной, с крышей покрытой дерном. В нем за плетеной выгородкой и поселился Тревор, его охрана жила там же. Очаг в доме он сложил с их помощью сам, набрав по берегам Костенки округлых камней. Там же было и его место для сна, что он сам сделал себе из ивовой лозы и чурбаков, врытых в землю.

Тарух, ворча, выделила из навезенных вещей ему циновок для лежака и пару трофейных одеял с подушками, а также посуду и все необходимое. За едой по очереди приходили его стражи, а сам он целыми днями пропадал в кузне. Еще один дом, построенный по похожему принципу с еще одним очагом, сильно отличавшимся от первого. Постройка его оказалась делом трудным и потребовала много труда и трех переделок. Но сейчас Хромой мог в душе усмехнуться, свысока мысленно поглядывая на всех остальных орков, к их несчастью не состоявших в их роду. У них была кузница!!

Осознание этого вначале не давало ему пару ночей заснуть и позже привело его к сильным изменениям внешне. Он стал нарочито важен и иногда медлителен, неосознанно подчеркивая важность его самого и его рода.

Кузница потребовала больших затрат труда и времени, и как не старались все, а полностью утаить наличие ее не получилось. Все о ней знали и старательно молчали, наученные горьким опытом пары неудачников, застигнутых за обсуждением этой важной сплетни и пролежавших после порки три дня на животе. Поэтому все только многозначительно кивали и пожимали плечами, перенося грузы к Кузне или таща вверх по течению лодки с древесным углем.

Тревор же, вначале было бывший в постоянно подавленном состоянии, получив доступ к работе, не вылезал из кузни, глуша работой тревогу и невеселые раздумья. Получив через Хромого кусок коры с выдавленными на нем знаками, он покивал головой и, почти не останавливаясь, делал наконечники для копий. Постепенно на его дворе поселилось еще несколько орков, присланных Ходоком для помощи. В работе и постоянном общении все участники учились разговаривать и общаться. Так что через месяц Тревор мог спросить Хромого, а Хромой ответить.

Вот и сейчас, пробежав с очередными носильщиками к Кузне, Хромой заходил в приоткрытые ворота, кивая кланяющимся оркам. Тащившие мимо него корзины со шлаком и золой две самочки-подростка на его вопрос махнули руками в сторону Кузни, где звенели молоты по наковальне и вздыхали меха.

Войдя внутрь, Хромой остановился, с хорошо скрытым волнением оглядываясь. Каждый раз, попадая сюда, он с робостью оглядывал волшебство легендарного создания железного оружия. У светившегося в полумраке кузни горна стоял Тревор, одетый в штаны и кожаный фартук, с ногами обутыми в плетенные из кожи башмаки. Он внимательно наблюдал за цветом куска железа, что он клещами поворачивал в огненной пасти горна. У мехов ритмично кланялись пара орков из Верхних. Увидев Хромого, Тревор кивнул, не отрываясь от работы.

Вздохнув, тот отошел и сел в сторонке на корзину с углем. Он уже знал, что кузнеца отрывать от работы нельзя и надо ждать. Тревор же, кивнув сам себе, подхватил заготовку и, перенеся ее на наковальню, кивнул молотобойцу. Широкий в плечах Урук по имени Варха ритмично замахал молотом, старательно следуя указаниям мастера. Он был хром и уже собрался на встречу с Темным, когда к ним пришел Ходок. Сейчас он увлеченно работал в кузне и, если ему не напомнить и заставить, то и жил бы в ней и не ел, и не пил. Колдовство кузнечного дела так его затянуло, что он и забыл о своей беде. А для работы в кузне его подвижности хватало.

Сунув в зашипевшую воду багровый наконечник копья, Тревор повернулся к Хромому и склонил голову. Ответив ему тем же, Хромой вопросительно крутнул пальцами.

Тревор пожал плечами и, жестами указав Вархе на новую заготовку, предложил выйти из кузницы. К ним подбежала самочка-подросток с деревянным ковшом ягодной настойки. Степенно выпив по очереди, молча посидели на завалинке.

Тревор начал неторопливо перечислять новости кузни. Количество сделанного, количество в работе, когда доделают, потребности и запасы. Хромой, хмурясь, старался все точно запомнить, молча слушал.

Закончив свой отчет, Тревор замолчал. Хромой еще минуту сидел молча, хлопнув себя по коленям, встал. Вставший вслед Тревор молча склонил голову, ответив ему поклоном, Хромой, повернувшись, пошел к лагерю.

Кроме повседневных забот учебного лагеря и кузни большой головной болью стали провинившиеся щенки из людей. Почти десяток пригнали к нему с задачей пристроить их к делу. Неделю они работали под наблюдением трех выздоравливающих и построили себе дом. Обычный, невысокий, по грудь среднему орку, двойной плетень с набивкой между ними саманом и островерхая крыша из жердей, ее они перекрыли тонкими пластами дерна. Выложив очаг из речного камня, первый раз зажгли огонь. Дым из очага, поднимаясь к сводам, выходил через оставленные в крыше отверстия. Пришедший посмотреть на новое жилище, Хромой все облазил и, почесав ухо, озадачил щенков постройкой еще нескольких для жилья его немалого воинства.

Мрачные щенки молча его выслушали и на утро принялись за работу.

Переживавший по поводу побега Хромой затеялся постращать их охрану, но, узнав, что с щенками перед отправкой к нему пообщалась Шаманка, махнул рукой. Ему хватило для понимания только описания того, как они выползали из землянки, рыдая и воя.

Работая, щенки понемногу оттаяли и приободрились, и по вечерам у их дома стал слышан смех и приглушенный гам.

В очередной раз вечером, пробегая мимо он остановился и прислушался. После чего тихо подошел, ближе прячась за кустами.

У дома людских щенков на вытоптанной площадке толпились они вперемешку с немалой долей орочьих щенков и подростков. Сбившись плотной кучей, они все вместе увлеченно наблюдали за парой соперников, орком и человеком, что увлеченно сражались в незнакомую Хромому игру, переставляя по расчерченному на земле квадрату раскрашенные камни. Каждый шаг одного из соперников сопровождался оживленным, молчаливым обсуждением зрителями.

Хромой удивленно шевельнул ухом, видя, как люди бегло и почти правильно пользовались языком жестов орокан. Покрутив головой, тихо попятился и наступил леченой ногой на что-то холодное и вертлявое. Услышав разъяренные шипение, рявкнул и, высоко подпрыгнув, скаканул в сторону. Когда через пару минут яростной возни и хлестких ударов по шустрой гадине он вышел на площадку, она была пуста.

После вечерней еды, на удивление тихой и быстрой, он остановил пытавшихся быстро сбежать на ежевечерний пробег щенков. Построив их, медленно прошелся вдоль замершего строя, заглядывая в лица и выискивая знакомые. Большая часть строя старательно отводила глаза и изображала верность Роду и готовность всех порвать и победить.

Выйдя на середину строя, Хромой скомандовал.

— Кто был у людей, выйти вперед.

Строй на мгновение замер и из него начали выходить щенки, кто понуро, кто вытянувшись в полный рост и упрямо сжав губы. Через мгновение весь строй стоял на новом месте, в паре шагов от прежнего.

Хромой с удивлением заметил и всех наставников, ставших на свои места, пройдя сквозь расступившихся щенков.

Жестом вызвав к себе наставников, Хромой собрал их ближе и удивленно приподнял бровь. Наставник упрямо мотнула головой и прошипела.

— Не знаю, что они, — она мотнула головой в сторону неподвижного строя, — но мы тоже готовы принять наказание. Наставник отвечает за своих учеников.

Остальные дружно ухнули и, топнув ногой, ударили себя в грудь, подтверждая сказанное. Щенки, изображавшие в ходе разговора ушами растущий тростник, приосанились и дружно топнули, замерев в выровнявшемся строю.

Обведя глазами наставников, строй и толпу умирающих от любопытства самок, Хромой махнул рукой.

— Двойной ход для всех, за молчание. В темпе погони, прочь.

Тихо выдохнувшие наставники повернулись к строю и бодро запели команды. Щенки выдохнули громко и, радостно оскалившись, дружно рванули с места, сразу набрав скорость, явно демонстрируя желание сбежать подальше и побыстрее от проблемы в виде Хромого.

А он, рыкнув на сунувшихся к нему самок, скрылся в своем закутке, усиленно вспоминая, что по такому поводу говорил Ходок, мысленно ругая всех и все. Отловив к ночи вернувшихся наставников, затащил одного к себе и начал расспрашивать.

— Давно??

— Две руки.

— Молчали?!?

— Молчали.

Хромой потер лицо и продолжил.

— Дрались??

— Два раза. Потом они сами как-то обжились с щенками. А как игру узнали, все свободное время там. Трудная игра. Голова болит.

Наставник начал что-то увлеченно и путано объяснять, показывая на пальцах и расчерчивая когтем на земляном полу. Наткнувшись на взгляд Хромого, засопел и опустил голову.

— И ты?!?

— И я, — взрослый орк отвел глаза в сторону, — это как колдовство, не оторваться. Я раз пять эти камни выкидывал, и новые собирал. Может, к Шаманке сходить или Тзя за настоем?

— Сходи, спросит тебя, кто ты, щенок или наставник? Не скаль зубы, двину посохом. Садись, рассказывай правила. А то, как я Вождю расскажу, что их за напасть победила.

— Ой, Хромой, ты, конечно, воин справный, Вождь тебя не просто так отметил, но боюсь, что и тебя эта яма утащит.

— За себя бойся, рассказывай.

Наставник покрутил головой и достал из поясной сумки горсть разноцветных камешков.

— Вот смотри, их два войска, такие и такие. А это скары, их две. Ставить их на такие места.

Вскоре в каморке Хромого было не протолкнуться. Все наставники, сидя плечом к плечу, спорили, толкались. Перед ними на исчерканном полу лежали раноцветные камни, что они непрерывно переставляли. То затаив дыхание, ожидая хода соперника, то радостно рыча после удачного хода.

Игра в считанные дни одолела всех и, если на повседневную жизнь она повлияла мало, редкие минуты отдыха она забрала себе.

Степенно сидя перед широкой лавкой, Хромой задумчиво крутил в руках малый нож, почесывая им себе нос и, морща лоб, напряженно разглядывал расставленные на лавке камешки. Напротив него также задумчиво сидел парнишка из Большого поселка, по слухам сын Олли. Он кутался от речной свежести в травяной плащ, подарок поклонниц его таланта игры и не спускал глаз с лица Хромого.

Вокруг плечом к плечу сидели на земле почти все жители лагеря Ворота. За исключением стражи и совсем малых сосунков, что сейчас, пользуясь всеобщим увлечением, крепко спали на руках своих матерей. Светлый вечер, темнеющее небо без единого облачка, ленивый шум текущей воды. Шум листвы, запах травы и тины от реки. Зрители совсем тихо перешептывались, больше общаясь руками. Сбившиеся за спиной человека, его товарищи напряженно ожидали, ревниво косясь на темное озеро орков напротив. К удивлению, орки были по обе стороны играющих.

Часть, надо отдать должное, небольшая часть, отдали свое сердце умелому игроку из команды людей и сейчас немного в стороне от людей сидели и также напряженно ждали.

Хромой, недовольно нахмурившись, передвинул на новое поле крашеный камень и застыл. По толпе зрителей пробежала рябь тихого бормотания, оборвавшегося после поворота головы одного из наставников, что с палкой стояли рядом с игроками.

Мальчишка, закусив от напряжения губу, подался вперед и замер, перебегая глазами по фигурам. Со стороны прохода раздался пока еще еле слышный шум, оформившийся в звуки бегущего. Один за другим зрители стали приподнимать головы и шевелить ушами, прислушиваясь.

Один из стоящих наставников тихо буркнул второму.

— Как бежит? Темп погони?

Самка наставник, перехватила палку и, шевельнув ухом, добавила.

— Да, но дыхание и темп сбил, спешит.

Шаги быстро приближались и в сторону бегущего повернулось множество голов, молча ожидающих. Подросток орк из дозора очень спешил и совсем забыл все, чему его учили. Подбежав к Хромому через расступившиеся ряды зрителей, замер, опираясь о легкое копье, и попытался заговорить.

Поймав недовольный взгляд своего наставника, вскинулся и, темнея лицом от напряжения, прохрипел.

— Старший, на Болоте подняли дымы. Набег. Бооргуз.

Хромой в полной тишине встал и покосился на придвинувшихся наставников, остальные просто ждали, не спуская с него глаз.

— Пришли, значит. Покажите все, чему вас научили. К оружию.

Слажено запели наставники, толпа качнулась и брызнула в разные стороны. Сотни орков, сталкиваясь, падая, перепрыгивая через упавших, кинулись к своим хранилищам оружия, самки неслись к щенячим ямам, быстро передавая своих чад нянькам и бросаясь к оружию.

Хромой, взяв в руку принесенный посох, ткнул в одного из наставников и проскрипел, копируя манеру Ходока.

— Бери своих два десятка и вниз по реке. Смотреть, узнать, кто к нам идет. На гребне подними дым возврата носильщиков. Иди.

Вокруг стали формироваться еще рыхлые шеренги вооружившихся орков разных возрастов. К Хромому сунулась самка-наставник и горячо зашептала ему на ухо.

— У нас сотни обученных щенков и подростков, больше сотни самок, что может драться. Кто бы к нам не пришел, нас больше. Идем вниз и подарим головы врагов Ходоку.

Хромой, не поворачивая головы.

— Люди.

— В норе запрем всех. Посидят, подождут. Не спустимся за Ворота, разорят все.

Хромой повернулся к остальным наставникам и тихо процедил.

— Все так думают??

Орки дружно закивали.

— Вождь сказал мне, отправляя на это служение. Они, — он повел рукой, указывая на стоящих щенков и самок, — наше будущее. Сытые, сильные, обученные и не боящиеся. Все остальное не важно. Все восстановим и отстроим. Мы это умеем. Люди, те, что щенки — не враги. Они просто глупые щенки.

— Потому, Хромой, — он стукнул себя в грудь, — сбереги для меня их. Мне они нужны живыми. Мы все ему нужны живыми. Потому по праву, данному мне Ходоком, говорю.

Он повернулся к остальным оркам.

— Закрыть Ворота. Садимся в осаду.

Наставники запели команды и сотни, повернувшись, пошли по своим местам. Обернувшись к своей свите, Хромой кивнул Старшему.

— Собери людей, всех. Буду говорить.

Подошедшие к Хромому мальчишки были мрачны и старательно прятали страх и беспокойство.

— Люди, на нас напали враги.

В глазах старшего вспыхнула надежда и, спохватившись, он опустил глаза.

— Нет, не люди. Другие орки, из Бооргуза. Вы его зовете Большая Нора. Они другие. Вас ждет смерть. Нас тоже. Мы идем драться. Вы остаетесь здесь.

Мальчишка поднял глаза и спросил на ломаном орокан.

— Наши дома? Наш Род?

Хромой пожал плечами.

— Не знаю. Мы подняли дымы. Их увидят и будут защищать ваш Род.

— Защищать?

— Да, вы наши. Долг Вождя защитить то, что его. Мы воины Вождя.

— Разве так правильно.

— Я не знаю, Вождь говорил, что люди не всегда воевали с нами. Мы с вами сражались вместе против врагов.

— Другие орки?

— Другие орки, другие люди, все другие. Враги. Нам пора, идите к дому.

Заболотье. Дальний хутор Ируки. Ирука.

В один из дней у орков началась какая-то суета. Как выяснила Ирука у Та, это поймали воров. Наказание за такое обычно при поимке быстрое, но десятник решил, что пусть их судьбу Вождь решает.

Воров десятник решил отправить к Вождю утром, и так и сделал. Двое воров под охраной двух стражей утром прошли по улице и вскоре скрылись в лесу за околицей. День шел по заведенному издавна порядку, большая часть жителей работала на полях, когда Ирука подняла голову и прислушалась к себе. Постояв в неподвижности, она резко побледнела и, открыв глаза, кинулась к отцу. Тот, остановив лошадь, молча ждал ее. Подбежав к нему и вцепившись в его руку, она прошептала трясущимися губами.

— Беда, — после чего, закатив глаза, мягко осела на землю. Одновременно неподалеку раздался крик. С соседнего участка, люди, крича, указывали на поднимающийся из-за леса столб дыма на месте поселка. Не сговариваясь, все кинулись в сторону своих домов. Отец Ируки выпряг лошадь и, вскочив на нее, помчался впереди всех, поручив Ируку старшим братьям.

Через полчаса трясучего, неуклюжего галопа непривычной к такому лошади, он домчался до околицы. Поселок полыхал, в дыму с криками метались неясные тени. У поселковой ограды на дороге, в тележной колее, уткнувшись лицом в лужу темной крови, ничком лежал орк в их травяном плаще. Лошадь, захрапев, начала упираться и встала. Спрыгнув с нее, он вбежал в дым и, почти ничего не видя, пошел в сторону своего дома. От жара его волосы трещали и сворачивались, прикрывая лицо руками, он пробился к ограде своей усадьбы и замер.

Его дом горел высоким столбом багрового пламени, пронизанного черными полосами жирного дыма. Остальные постройки тоже ярко полыхали. Закрываясь от жара руками, он раз за разом, крича, кашляя и захлебываясь от дыма, пытался подойти ближе. Разглядеть или дозваться своих родных. Подходил и откатывался от нестерпимого жара. В очередной раз отойдя, проведя рукой по опухающему лицу, смахнул с него брови, усы и всю растительность. Немного отдышавшись и прокашлявшись, замер, прислушиваясь. Повертев головой, увидел в десятке шагов от себя неясные от дыма силуэты орков в их широкополых шляпах. Встал на подкашивающиеся ноги и пошел к ним, выкрикивая осипшим голосом заученные слова их языка. Подойдя ближе, остановился, сквозь слезы из разъеденных дымом глаз, пытаясь понять, кто это. Вышедший вперед орк, повыше остальных, обошел его, разглядывая и что-то бормоча, потом остановился и что-то невнятно спросил.

— Плохо говорить. Повтори, — отец Ируки протянул к орку руку.

Что-то выкрикнув, тот выхватил из складок плаща длинную и широкую палку и резко ударил его по лицу. Рухнув во весь рост, он помотал головой и попытался подняться. С трудом удалось сесть и перед глазами, заливаемыми кровью с рассеченного лба, появились плавающие лица орков. Они, наклонясь к нему, разглядывали его, переговариваясь. Следующий удар окончательно погасил сознание и он, облегченно выдохнув, стал падать на дно очень глубокого ущелья.

Оставшиеся на поле после отъезда селяне, быстро собравшись, побежали к поселку, оставив далеко позади несущих Ируку братьев.

Проклиная такой несвоевременный приступ, они по очереди несли ее на руках, все больше отставая от остальных. Их сестры тоже давно ушли вперед к остальным и скрылись за очередным поворотом.

И в этот момент Ирука, вздрогнув, открыла глаза и стала отчаянно вырываться из их рук. Вскочив на ноги и помотав головой, она повернула на них безумные глаза и завизжала.

Впереди на дороге, скрытой за поворотом ее поддержали множество голосов, Ирука схватилась за голову и кинулась вперед. Переглянувшись, братья побежали за ней, удивляясь про себя тому, как только что лежавшая без сознания девчонка может так стремительно мчаться, поднимая босыми ногами горячую пыль. Им навстречу выбежали несколько селян помоложе и, продолжая кричать, помчались дальше. Выскочив за поворот, все трое резко остановились от увиденного.

А на проходившем в низине русле малого ручья творился ужас.

Испуганные селяне метались, пытаясь вырваться из кольца темных фигур в уже знакомых травяных плащах, что методично били в них увесистыми камнями на ременных петлях, что умело пускали в людей, раскрутив над головой.

В сторону братьев и Ируки с трудом шла, сильно прихрамывая и приволакивая ногу одна из сестер. Увидев их, она подняла выше залитое кровью и слезами лицо и прокричала.

— Бегите!

В ее голосе уже на осталось ничего от им известной раньше хохотушки и не очень умной девчушки из поселка. В следующий момент ей в голову прилетел очередной камень, и она рухнула всем телом на дорогу, по-неживому махнув руками.

Оба брата попятились и обернулись, у них за спиной с обеих сторон дороги, спускались орки. Очень похожие на тех, к кому они уже привыкли, и в то же время совсем незнакомые. Скалясь и порыкивая друг на друга, они неторопливо шагали, раскручивая свои камни. Братья встали ближе, закрывая собой младшую сестру, и подняли сжатые кулаки, вызвав приступ веселья у идущих к ним оркам. Веселились они не долго, у них за спинами выросли новые тени, что, не замедлившись ни на мгновение, длинными прыжками долетели до них и заработали копьями.

Рык, вой и вопли боли и ярости мгновенно перекрыли все еще стоявший крик в низине. Почти мгновенно перебив своих противников, они на мгновение остановились, дав людям время узнать в них стражу Поселка.

Десятник с топором в одной руке и примотанной какой-то окровавленной тряпкой к телу странно короткой, второй рукой. Оба его стража, тоже попятнаные и побитые самки. И все трое жильцов с их двора.

Ракх, с короткой, деревянной лопатой, зубастой от вделанных в нее с двух сторон острых камней. Унаа, что сейчас, морщась от боли, зажимала рассеченный бок, и Ру, на удивление спокойный и собранный. Десятник махнул людям в сторону леса, братья дружно покачали головами и, шагнув в разные стороны, подхватили чужое оружие.

В низине шум тем временем закончился, и на земле лежали тела людей, кто неподвижно, а кто еще шевелился, и мимо них к Стражам поселка, деловито, молча шли орки из низины.

Один из братьев прикоснулся к плечу Ируки и тихо сказал.

— Беги, сестренка.

Она не узнала его ни в лицо, ни по голосу. Перейдя через Кромку, они стали так похожи. Они стали вновь близнецами, мгновенно потеряв все различия, что старательно дарила им их нелегкая, короткая жизнь.

Ирука развернулась и побежала вверх по дороге, слыша, как у нее за спиной, завревело и завыло множество голосов, им ответил дружный рев из знакомых голов, среди которых она с трудом различила сильно изменившиеся голоса братьев. Засвистели камни, раздались первые удары, завыли первые раненые, Ирука, помогая себе руками, плача от напряжения лезла и лезла наверх. Услышав шум шагов бегущих ей навстречу, метнулась в сторону, пробив собою редкие кусты и упав на землю. Мимо проскакало несколько десятков орков в развивающихся плащах, с многоголосым визгом бегущих в сторону драки. Пропустив их, она вскинулась и, помогая себе руками, побежала вверх по склону невысокого холма. Не разбирая дороги, она ломилась и ломилась сквозь кусты, слыша, как у нее за спиной засвистели, понимая, что это ее увидели и из последних сил, закусив губы, плача от боли, лезла и лезла вперед.

Уже ничего не видя от заливающих глаза темных кругов усталости, она не почувствовала пустоты под руками и, тихо охнув, полетела куда-то вниз, кувыркаясь и ударяясь о камни и деревья. Последний, короткий полет и удар, гасящий ее сознание.

Очнувшись, она попыталась поднять голову и зашипела от боли. Проведя по лбу, нашла огромную шишку и едва не потеряла сознание от боли. Дождавшись, когда круги в глазах хоть немного утихнут, уже медленней огляделась. Она лежала на сухих листьях, на песчаном полу короткой и низкой пещерки. Ее вход закрывали густые кусты, не пускающие в нее свет, оставляя ее в полумраке. Осмотревшись, она едва не закричала и попыталась ползти, разглядев две пары мерцающих глаз. Приглядевшись, она выдохнула и закрыла глаза. У стены, тесно прижавшись, сидели оба мохнатых щенка, не спускавшие с нее глаз.

Открыв глаза, она посмотрела на них и с трудом проговорила.

— Наши, всё, — и наконец, в полной мере ощутив то, что она сказала, тихо и горько заплакала, закрыв лицо ладонями и уткнувшись ими в свои расцарапанные колени.

В тиши пещерки они просидели так до вечера. Измотанная Ирука успела заснуть и снова проснуться. Бездумно уставившись пустыми глазами в стену, она неподвижно сидела, не шевелясь и тяжело дыша.

Из этого состояния ее вывело движение со стороны ее вынужденных соседей. Щенки, разом повернув головы, прислушались и очень тихо поползли ко входу.

Не поворачивая головы, одним глазами она наблюдала за их плавными движениями, тускло удивившись, как тихо они могут передвигаться. Оба щенка плавно проплыли мимо нее ко входу и замерли, усиленно принюхиваясь. Над головами поднялись острые уши, сейчас подергиваясь, они усиленно ловили все звуки леса, разворачиваясь на медленно поворачиваемых головах.

Щенки замерли и, дружно оскалившись, также медленно и тихо поползли обратно. Легкое беспокойство, до этого слегка холодившее сознание девочки, сейчас гулко ухнуло в состояние тревоги и опасности после четкого, парного сигнала — тревога, враги.

Вздрогнув, она покосилась на щенков и подобрала ноги, сев поудобнее. Вечерний лес, наполненный звуками жизни, готовившихся ко сну птиц и животных, спешащих успеть сделать свои важные дела, сейчас отошел на второй план, и сознание вычленяло из него звуки, чужие для него.

Вот испуганно вскрикнула сойка, громко взлетев и с криком удалившись. Мимо их норы проскакал и замер заяц, встав и пошевелив ушами, покосился в их сторону, после чего, еще раз прислушавшись, быстро пробежал по шелестящей опалой листве прочь.

Со склона оврага громко осыпался пласт сухой глины, и гулко отозвалась земля от падении чего-то тяжелого.

Ирука почувствовала, как к ней приникли щенки, и затаила дыхание. На месте падения кто-то зашевелился и тихо проскрипел. Оба щенка вздрогнули и, тихо-тихо пища, поползли на выход. Она попыталась их остановить, но мягко отстраняясь и ловко выкручиваясь из ее рук, они нырнули в кусты на входе в нору и зашуршали опавшей листвой на дне оврага.

Тихо выругалась словами мальчишек, что те говорили, когда их не слышали взрослые, и взрослые, когда думали, что их не слышат дети. Их смысл был ей не очень ясен, но это действительно помогло. Подобрав лежащий у стены камень, она продралась через кусты и вывалилась в овраг. У дальнего края лежала куча спутанных прядей обычного орочьего плаща, и у нее лежали щенки. Подняв в трясущейся руке камень, она, преодолевая страх, пошла к ней. Из этой кучи мусора, как она теперь поняла, залитого кровью, ей навстречу поднялась голова.

Унаа, глядя на нее гаснущими глазами, разлепила ссохшиеся от крови губы и оскалилась.

— Жива. Хорошо.

Ирука упала на колени и беспомощно повела руками поверх плаща. Он был почти полностью залит кровью, самка с трудом, хрипло дышала, при каждом ее вздохе внутри нее что-то клокотало и булькало. Из-под прядей плаща сочилась кровь, все больше напитывая сухие листья дна оврага.

Унаа повернула голову, открыв страшную, рваную борозду на другой стороне лица. Через разорванную щеку были видны острые зубы, сейчас черные от крови.

— Они твои, — криво указала она на лежащих рядом щенков, и Ирука только сейчас заметила, что они делают. Лежа рядом с матерью, они жадно сосали ее, тихо ворча и дергая ушками.

— Еда. Тебе вот, — самка непослушными руками откинула полу плаща и потянула себя за пояс, — возьми.

Ирука замотала головой, отказываясь, наткнулась на строгий, тусклый взгляд Унаа и потянулась к поясу. Бесконечно долго, как ей показалось, они обе неуклюже возились, пытаясь снять пояс, и наконец обе выдохнули, когда он оказался в руках у девочки.

Лежавшая без движений самка с трудом открыла глаза и, глядя ими сквозь лицо склонившейся девочки, прошептала.

— Уходите, — осторожно провела рукой по ее лицу и добавила. — Сайтоо (Темный), помоги ей. Я иду.

Уронив руку, уложила голову удобнее и, длинно выдохнув, погасла глазами.

Ирука, прижав к груди пояс, тихо заплакала, гладя черную когтистую лапу, что могла быть такой надежной и заботливой.

Она не помнила, сколько она так просидела и очнулась от прикосновения лапок щенков. Сидя рядом, они осторожно гладили ее, заглядывая в глаза и попискивая. Вытерев слезы, она кивнула им. В ответ они дружно прижавшись к ней, потерлись о ее бока и потянули ее прочь, показывая лапками в сторону норы. Она в нерешительности покосилась на их мать, но один из них покачал головой и, пожав плечами, потянул ее дальше.

В нору она попала гораздо проще, щенки умудрились провести ее так, что она не зацепила ни одной ветки. Оттягивая, наклоняя и поднимая их, они пробрались в нору и усадили ее у стены. После чего, тихо почирикав, также тихо выскользнули наружу. Вскинувшись им вслед, Ирука махнула рукой и занялась исследованием доставшегося ей пояса.

Сделанный из толстой кожи неведомого ей зверя, сильно потертый, со следами затейливого тиснения, он нес на себе насколько малых сумок, явно сделанных другими руками, чем пояс.

В них она нашла малую горсть сухих ягод, смешанных с мелкими кусками вяленого мяса. Еще одна кожаная сумка оказалась налитой каким-то вонючим настоем, и Ирука только из врожденной бережливости ее не выбросила. В Нору нырнули обратно оба щенка и, деловито покружившись по пещерке, сели напротив, поблескивая на нее глазами.

Отмахнувшись от них, она легла на пол пещеры и повернулась к стене лицом. В полной тишине она пролежала очень долго, бездумно глядя в земляную стену.

Ее отвлек тихий шорох за спиной, она повернулась и уперлась взглядом в стоявших рядом щенков. Стоя на четырех лапах, вытянувшись в струну, они оба широко раскрытыми глазами уткнулись в стену кустов на входе. Поставив торчком ушки и скалясь мелкими, острыми зубами, они буквально окаменели. Понимая, что что-то случилось, Ирука, стараясь не шуметь, на коленях поползла ближе ко входу.

Через ширму входа пробивались редкие лучи уже вечернего солнца, наконец дотянувшегося до дна оврага, бросая тусклые блики на пол норы. Ирука напряженно вглядывалась через просветы ветвей кустов, пытаясь разглядеть, что происходит в овраге. Давя в себе надежду увидеть хоть кого-нибудь знакомого. В сгущающемся сумраке оврага в просвет она увидела темную тень, что тихо вышла на середину и замерла, поводя головой и прислушиваясь. Потом повернула голову и уставилась прямо ей в лицо, блеснув глазами и зубами в открывшейся пасти. Как видимо, наверху ветер сдернул с неба облако, осветив стоящего достаточно, для того чтобы его разглядеть подробнее.

Горбатый орк с длинным, вытянутым лицом стоял, почти доставая руками до земли. Он был почти голый, его тощее, мускулистое тело, только местами перемотанное кожаными ремнями, большей частью было покрыто узорами корявых рисунков. В своих лапах он держал пару каменных ножей, на поясе висело множество сумок, и торчал заткнутый за спиной каменный топор.

Развернув в ее сторону свое лицо с парой длинных кос по обе стороны, он оскалился и стал усиленно принюхиваться.

Ирука открыла рот, в ужасе не контролируя себя, и подавилась от мохнатой лапки, что заткнула ей рот. Дернуться она не смогла, так как ее опутали такие же крепкие, мохнатые лапки. Под ее глаза выплыло мохнатое лицо одного из щенков, что внимательно и серьезно вглядывался в ее глаза, и провело пальцем по губам в жесте молчания. Она в ответ хлопнула глазами, соглашаясь, и застыла, не шевелясь.

В овраге орк, продолжая принюхиваться, сделал пару шагов к их Норе. И замер, продолжая принюхиваться.

За краем оврага в лесу вскрикнула птица, орк резко крутнул головой, зашипев, выкрикнул невнятную команду на орокан и прыжками кинулся по склону прочь из оврага. За ним тронулось еще несколько орков, до этого никак не проявившие себя. Шум их шагов быстро удалился прочь, оставив после себя звенящую тишину. Лапки, держащие Ируку ослабли, и с нее слезли оба щенка, сев рядом с ней, плотно прижавшись к ней мохнатыми телами. Она тоже тихо выдохнула, благодарно погладив обоих. Оба щенка, дрогнув шкурками, и прислушавшись к ощущениям, еще плотнее прижались к ее ногам.

Так в обнимку они просидели еще час, когда по оврагу в их сторону прошли и затихли у входа тихие шаги очередного лесного путешественника. Поднявшие ушки задремавшие щенки тихо-тихо пискнули, внимательно слушая. Ветки кустов у входа, тихо шелестя, раздвинулись, пропустив внутрь Та.

Подросток, войдя в пещерку, тихо сел рядом с Ирукой и, вытянув ноги, облегченно выдохнул. Щенки сразу повисли на нем, обнюхивая его и ощупывая. Он повернул усталое лицо к ней и прошептал.

— Я пришел. Я рад тебе, Ирука.

Ирука сидела напротив Та и молча слушала его. Измученный подросток, опустив пустые глаза, медленно проговаривая слова ее языка, вставляя орокан там, где не хватало слов, что он уже знал, и вяло крутил пальцами в жестах подтверждения.

— Ракх — всё. Застава — всё. Поселок — всё. Люди, — он посмотрел на девочку, — много — всё, часть живы. Плен. Плохо. Умирать долго. Дарьял — плен. Я успеть, — он дернул пальцем по своему горлу, — Дара.

Ирука вскинулась, с ужасом и ненавистью вглядываясь в лицо орка. Та грустно усмехнулся и продолжил тем же тусклым голосом.

— Плен — плохо. Смерь — быстро. Легкая дорога к богу. Вашему. Плен — муки. Пока жив — муки. После смерти — муки. Вайруна… — он повертел пальцами, не находя слов, — забрать в себя, — он постучал по груди, — долго, долго, долго есть их. Муки, муки, муки.

Он помолчал. Поднял на нее смертельно уставшие глаза.

— Та, бежать, гонец. Весть — Вождю. Ирука — семья. Они — твои. Ирука — мама. Я вернусь.

Заболотье. Большой Лагерь. Тзя.

— Тзя, Тзя! — бегущий от ворот орк на ходу махал копьем, стараясь привлечь ее внимание, не обращая внимание на шарахающихся от него с проклятиями других орков.

Шедшая по своим делам Старшая оглянулась и, остановив движением руки доклад идущих с ней орков, остановилась. Подбежавший гонец шумно выдохнул и негромко, быстро выпалил.

— Я с Пристани. К нам идет караван барок, все, что есть в Бооргузе. Только воины. Хромой передал, что закроет свои Ворота. Уруки подняли дымы.

— Это набег?

— Да, Старшая. Хрууз поднял Болото и сейчас все, кто есть, уводят Драконы.

— Ясно, иди и поешь, ты спешил.

Тзя, задумавшись, стояла в окружении замолчавших орков, к ней со всех сторон стекались все, в этот момент находившиеся в Лагере. Молчаливая толпа все росла и росла. Подняв голову, она повела головой, отбрасывая сомнения, и подняла руку.

— Десятников ко мне, остальные к оружию, — толпа, одновременно выдохнув, разлетелась в разные стороны. Поймав подростка, бегущего мимо, она рыкнула ему в лицо. — Зови Шаманку.

Развернувшись к своему дому, она неторопливо спустилась и, скинув повседневную одежду, стала одеваться к бою. Плотная кожаная набедренная повязка, широкий кожаный нагрудник, обшитый костяными бляшками, пояс с лямкой под топор, неторопливо перевязала на него ножны своего ножа. Вбежавшие к ней десятники, увидев ее сборы, метнулись обратно за своим оружием. Взяв со стойки короткое копье, она замерла на мгновение и, выдохнув, вышла из дома.

На площади ее ждала рыхлая толпа орков разного возраста из разных родов. Вдоль кривых шеренг на рысях метались десятники, пинками и затрещинами приводя в разумение своих подчиненных. Увидев Тзя, ближайший проголосил команду, и все замерли, не спуская с нее глаз. Выйдя на середину, она кивнула десятникам и молча выслушала доклады. После чего отдала распоряжения десятнику Болотников на отправку дозора навстречу к Пристани и отправила гонцов к малому лагерю, вызывая Даритая.

После чего прошлась по стоящим десяткам, указывая на недостатки и хваля усердных. Отправив десятки по их участкам ограды, Тзя повернулась навстречу к быстро идущей от ворот Шаманке.

— Что, Старшая, страшно? — Тзя дернув уголком рта, отрицательно мотнула головой, — и правильно, не бойся. Умирать всего один раз. Пойдем, подумаем.

Спустившись в землянку, самки сели у почти погасшего очага и несколько минут молчали. Слабо рдеющие угли бросали на их лица корявые тени, то освещая их, то скрывая под пологом мрак.

— Что будешь делать, Тзя?

— Что мы будем делать? Мы будем выполнять волю нашего господина и вождя. Защищать его дом и его землю. Или у тебя ведьма есть другие мысли?

— Нет, это хорошо, что мы думаем похоже. А как?

— Я пока тебя ждала, думала, — Тзя сверкнула глазами на усмехнувшуюся Шаманку и продолжила, — я отправила на Болото десяток. Болотники уводят Драконы. Куда я не знаю, то и хорошо, сказать значит не смогу. У нас есть два выбора, уйти в лес и прятаться или ждать здесь и встречать их на ограде.

Слушавшая ее Шаманка покивала головой и спросила.

— Он когда уходил, что-то про такое говорил?

— Да, как-то бросил, мол, если что, то бегите в лес, добро потом наживем.

— И что думаешь?

— Не уйду я никуда. Это мой дом, мой и его, снова бегать и прятаться. Нет, встречу их здесь. Все равно много мы не унесем.

— Хорошо, — Шаманка это произнесла с непонятной интонацией, то ли соглашаясь, то ли похвалив. А что с Воротами?

— Там Хромой, у него самки и щенки, много. Место высокое, там они много крови пустят гостям незваным.

— С людьми, что делать будем??

— Не знаю я. Ты что скажешь?

— Сюда их вести нельзя, на спине глаза так быстро не вырастим, — Шаманка повела плечами, — рассказать им что с ними будет, если Бооргуз их найдет?

— А стоит? Только больше напугаешь.

— Да, я могу. Пойдешь со мной?

— Да.

Неторопливо снарядившись, они вышли из землянки в муравьиную суету Лагеря.

Подойдя к ямам, они обе остановились у края. Из темноты к ним вышли охотники и, звякая цепями, замерли.

Кормили их достаточно, истощенными они не выглядели. Погода была теплая, над ямой выстроили навес. После ухода основной массы воинства работы для них почти не осталось. Те орки, что остались, не могли выделять столько же времени на учебу, занятые продолжением начатых при Ходоке работ и начинаний.

Сейчас они прислушивались к гудению лагеря и косились на пришедших, на Тзя с интересом и на Шаманку со старательно скрываемым страхом. Присев на краю, она склонилась к ним, все дружно попятились и замерли.

— Буду говорить. Слушайте внимательно, — Тзя с удивлением покосилась на Шаманку и замерла, а та совершенно легко и непринужденно продолжила.

— Сюда идет Бооргуз. С войной. Кто вы для них рассказать?

Один из охотников шагнул к ней и поднял голову.

— Скажи. Что нам ваши войны? Чем больше вы будете убивать друг друга, тем лучше.

— Ты храбр или глуп? Ты ведь знаешь, кто я?

— Знаю, Ведьма. Я устал бояться и получать тумаки и трепку от орков. Самое большее, что произойдет, я умру, — он отмахнулся от пытающихся остановить его товарищей, — мы и так уже все мертвые. Сидим в яме и ждем, когда нас утащат к тебе. Чем ты еще меня напугаешь, Ведьма?!?

Шаманка задумчиво почесала себе подбородок, принюхалась и, наклонившись еще ниже, ухватилась одной рукой за опорный столб навеса, узники шарахнулись вглубь ямы, а говоривший слегка попятился, смертельно побледнев.

— Тебе страшно, и всем вам страшно. Я это чую. Но тебе по-другому. Я могу вас всех напугать, так как вы себе это и не представите. Но я здесь не за тем. Бооргуз идет сюда. Нам смерть. Всем. И вам, и нам. Мы для них, — она прервалась, что-то вспоминая, — еретики. Вы подарок темным демонам. Умрете в Ритуале. Не будет вам Света и Дороги. Вы станете едой демонов. И мне рассказать вам, что и это не конец?

— Почему я должен тебе верить и вообще слушать тебя? — говоривший подошел ближе и поднял свое лицо к лицу Шаманки.

— Не верь и не слушай, смотри, — по-змеиному выстрелив рукой, она схватила охотника за волосы и, небрежно махнув головой, отбросила кинувшихся ему на помощь товарищей. Почти без усилия подняв свою добычу к лицу, впилась глазами в его глаза и, улыбнувшись ему, тихо запела. Охотник неуклюже забился, став очень похожим на рыбу, пойманную на крючок. Остальные еще глубже забились вглубь ямы.

Стоявшая за спиной Шаманки Тзя поежилась и, проведя рукой по лицу, беззвучно попросила о милости Темного, перехватив свое копье поудобнее.

Шаманка продолжала тихо петь, покачивая в руке увесистого охотника. Не выказывая ни малейшего усилия. Оборвав свою песню на высокой ноте, она на удивление осторожно опустила охотника на пол ямы, почти повиснув на одной руке. После чего села у края и замерла. Охотник, покачиваясь, стоял на полу ямы, обхватив руками голову и мыча. Отпустив голову, он помотал ей и поднял на Шаманку залитые ужасом глаза.

— Это колдовство?

Шаманка покачала головой.

— Нет, это то, что вас всех ждет. А вот произойдет это или нет, зависит только от вас. Расскажи им, — она кивнула в сторону оставшихся охотников. Я приду позже, подумайте все вместе, как вы хотите умереть. Идем, Старшая.

Отойдя от ямы, Тзя спросила.

— Что ты ему показала?

— Судьбу. Его и его соямников, — Шаманка криво улыбнулась, продолжая о чем-то усиленно размышлять.

— Правду?

Шаманка резко встала, повернувшись к Тзя, ее бешеный взгляд заставил ее немного попятиться, поднимая копье. Но Шаманка тряхнула головой и с обычной усмешкой посмотрела на нее.

— Старшая, ты много сезонов живешь. Ты знаешь, что никто на самом деле не хочет знать правду. Конечно, нет. От правды он мог умереть прямо сейчас. А нам это не нужно. Я могу их убить с большей пользой.

Вернувшись на площадь, они застали еще одного гонца с вестью, что к Пристани подошли три странные барки, он такие никогда не видел. И за ними идет еще караван торговых барок, полных воинов.

— Червь пришел по наши души. Интересно кто?

— Ты знаешь кого-то из Бооргуза Червя?

Шаманка повернулась к Тзя и молча посмотрела ей в глаза. Потом кивнула и добавила.

— Я много знаю, пусть это тебя не беспокоит. Иди займись воинами. Я пока подготовлюсь к встрече.

Заболотье. Малый лагерь Даритая. Даритай.

— Даритай, Даритай!

Вбежавший за ограду подросток-орк даже не запыхался и сразу начал звать Старшего. В его сторону обернулось множество лиц. Увидев Даритая, он радостно оскалился и, подбежав, громко топнул, подняв облачко пыли.

— Тзя отправила сказать. Идут воины Бооргуза. Набег. Много. Мне надо в поселок бежать, людям сказать, — гонец почесал ухо и смущенно спросил, — как мне им это сказать? Я пока еще плохо говорю.

Даритай обернулся на звук падения какого-то предмета, у него за спиной уронила ведро с водой Ирма, девчонка из лесного хутора, так и не вернувшаяся домой после нападения орков. Смертельно побледнев, закрыв рот руками, она стояла, качаясь, с ужасом озираясь по сторонам. Вышедшая на шум Длинная досадливо поморщилась и, поставив ведро с молоком, подойдя к ней, обняла за плечи и что-то стала ласково ей нашептывать. Обернувшись к гонцу, Даритай выдохнул и, взяв его за плечо, подвел к скамейке для нарезания сечки для животных. Сдвинув лежащие на ней инструменты, посадил его и сел рядом.

— Успеешь еще в поселок, тебя на лошади довезут, — подросток так яростно закивал, соглашаясь, что он придержал его за подбородок, — рассказывай все, что знаешь.

Гонец оказался очень любопытным и на диво ушастым. Нетерпеливо ерзая на скамье, вертясь и оглядываясь, он быстро выложил вот что.

Весть принесли Болотники, и что они уводят Драконы в Болото. Дымы подняли Уруки со своего ущелья, и их передали дальше. Ворота подняли дым, что к ним пришли. Барки Бооргуза. Много. Не караван, воины. Когда он убегал к ним, они были уже у Пристани.

Покивав головой, Даритай махнул рукой стоявшей в толпе самочке-подростку в грубо сшитых кожаных коротких штанах.

— Бери Злюку, седлай его, — он указал на подпрыгивающего от нетерпения гонца, — этого за спину и гони в поселок. Там ему поможешь рассказать. Скажи от меня, что я погоню скотину в Каменную падь. Пусть тоже туда идут. И хутора они сами пусть тревожат. Отвезешь и в Падь. Жди там. Злюку не загони. Идите.

Посмотрев в ждущие лица, усмехнулся и начал отдавать распоряжения.

— Ты и ты, быстро на пастбище. Все гоните сюда. Ты и вы трое, запрягать и готовить фургон и повозки, — посмотрев в лицо Длинной, кивнул и одобрительно подмигнул, — собирай все, что сможем увезти, самое нужное. Остальные — оружие разбирайте и ко мне.

Посмотрев вслед вынесшейся за ограду всаднице с гонцом за спиной, сдерживая себя, неторопливо пошел в сторону своей землянки. Зайдя внутрь, сел на скамью и минуту бездумно смотрел в стену. Вошедшая Длинная (Унара на орокан) в прошлой жизни носившая имя Марика, замерла на мгновение и присела перед ним, взяв его за руку.

— О чем задумался, Старший? Там уже все собрались, тебя ждут. Давай помогу.

Встряхнувшись, он мимолетно погладил ее по волосам и стал собираться.

Через несколько часов суеты сборов, беспорядка из-за животных, что никак не могли понять, зачем их гонят в другую сторону от привычного жилья, окончательно сорвавший голос Даритай довел свой караван до поселка. На околице его встречал десятник заставы и староста с Виллом. Околицу разомкнули, и стадо стало медленно вдавливаться в узкий проход. Пропустив мимо себя последних, Даритай подъехал к стоявшим Старшим.

— Жарко сегодня, — он вытер лицо рукавом и с благодарностью принял от дочери Старосты ковш воды. Медленно с наслаждением выпил, остальные молча ждали.

— Говори, — десятник, как и все орки, был конкретен и категоричен.

— Гонцы все рассказали, я не больше знаю. Животных покормим, попоим, отдохнем и тронемся в Падь. К ночи дойдем. Вы готовы?

— Мы-то давно готовы, можем трогаться, вас ждали, — Вилл шагнул ближе.

— Идите, мы догоним. Вас больше, быстро не пойдете.

— Кто старший похода, — десятник подошел к лошади и положил руку на седло, — кто старший?

— Видимо, я, — Даритай вытащил из-за пазухи костяной амулет и показал всем, — Ходок уходил, сказал в случае беды, брать на себя.

Десятник, стукнув себя кулаком в грудь, склонил голову.

— Твое слово.

— Идешь с поселком, беречь и охранять, — орк кивнул и молча убежал в проулок.

— Ты Старший, они тебя слушаются. Скоро горы ходить начнут, — проводив глазами орка, Вилл повернулся к Даритаю, — нам что делать?

— Собираться и уходить. Я беру тех, кто на коне держится из них, — они кивнул на деловито суетящихся у лошадей орков, — пойду назад. Надо понять, кто и что к нам пришло.

Заболотье. Большой лагерь. Тзя. Жрец.

Забравшись на стену, Тзя с Шаманкой замерли, вглядываясь в стену леса. Стоявший рядом десятник молча ткнул когтем в только ему видимые признаки.

Обе самки, внимательно вглядевшись, недоуменно покосились на него. Зрелый воин из одного из приблудившихся родов Диких, дернул краем рта и неохотно проскрипел.

— Дозор, лапа Рвачей. Шумят.

Шаманка, закрыв глаза, повела головой и кивнула, соглашаясь.

— Хорошие глаза, воин. Хорошие глаза.

Десятник медленно кивнул, пряча довольную усмешку. Шаманка потянула Тзя за собой и пошептала ей в ухо.

— Дозоры, там, там и там, — она коротко потыкала пальцем в разные стороны окружающего леса, — от пристани идет много орков, очень много. И сзади тоже, но там еще далеко, — она еще раз послушала себя и добавила, — и меньше их там. Ты тут побудь, я пойду, послушаю, — она постучала себя по голове, — тишина нужна, а то вы все так громко боитесь.

Взглянув на вскинувшуюся Тзя, усмехнулась и добавила.

— Не все, многие злятся, это хорошо. Ты зови меня, позже.

Повернувшись к полю спиной, она демонстративно спокойно, провожаемая десятками изумленных глаз, неторопливо спустилась со стены и скрылась в своем доме. Тзя, чувствуя на себе, как в нее уперлись те же глаза, скопировав невозмутимое лицо Шаманки, оперлась о копье и стала внимательно разглядывать свои когти. Найдя на них несуществующий изъян, покопалась в своей поясной сумке и, достав малый оселок, стала наводить блеск на когти левой руки. Услышав задавленный вздох рядом, подняла глаза и уперлась в восхищенный взгляд десятника. Закусив губу, он не сводил с нее глаз и медленно склонил голову, стукнув себя в грудь кулаком. Кивнув ему в ответ, она отвернулась к полю, слыша как десятник переместился ей за спину, признавая ее старшинство и беря ее спину под защиту.

В Лагере все еще продолжалась суета, десятки орков сновали по нему, перетаскивая на стену накопившиеся запасы всего, что можно было запустить во врага. Сотни дротиков, с костяными и каменными наконечниками, охапки боларов и просто камней, щенки вспомогательных десятков проносили по помостам корзины, полные глиняных снарядов для пращи, что орки горстями насыпали себе в свои сумки и просто под ноги.

Над лесом поднялась туча птиц, что с криками начала кружиться, завиваясь в спираль. Из леса начало выбегать множество разных животных, стронутых со своих лежек множеством пришельцев. Тихо переговариваясь и бурно жестикулируя, орки обсуждали этот парад лесных жителей, сетуя, что они сейчас так заняты.

Из леса немного в стороне вылетело два щенка-подростка и, распугивая животных, помчались к воротам Лагеря. Отстав от них на полсотни шагов, через густой подлесок проломилась лапа замотанных в кожу орков, что не останавливаясь, завертели над головами боларами. Услышав свист, щенки запрыгали из стороны в стороны, постоянно меня направление и скорость бега. Тзя с гордостью отметила, что щенки пошли учебу в учебном лагере Ворота у Хромого. И это Ходок показал, как надо прыгать. Обернувшись к десятнику, поняла, что он и сам быстро соображает, что надо делать. На его свист на помост уже вбегала тройка лучниц-уруков, на ходу накладывая стрелы. Погоня успела пустить по болару, как им стало очень неуютно от летящих с громким свистом стрел. И это предусмотрел Ходок. Тзя вспомнила его слова: "Не обязательно убить, порой достаточно напугать и удивить". Именно это и удалось, погоня резко встала и, мгновение помедлив, метнулась обратно. Щенки, не останавливаясь, подлетели к воротам и запрыгали в наваленных перед ними рогатках. Им через ограду опустили длинный шест, и они шустро забрались на стену. Еще через мгновение они стояли перед Тзя и, смущенно переминаясь, переглядывались, не решаясь начать доклад. Ткнув в самого крупного пальцем, Тзя кивнула.

— Драконы успели уйти, Болотники ушли в тину. У Хромого все еще висят тревожные дымы. На пристани орков Бооргуза, как муравьев. Я не знаю, сколько это пальцев. Но барок больше полной руки.

— Идите, найдите свои десятки.

К Тзя подтянулись остальные десятники и Старшая трех лап лучниц. Слишком молодые или слишком побитые жизнью, они были ее главной ударной силой, как говорил Ходок. Оглядев всех, тихо и веско прошипела.

— Всем по местам, глаз не спускать. Все еще только начинается.

Постепенно поток бегущих тварей леса превратился в ручеек и совсем заглох. Лес погрузился в тревожную тишину и замер. Замолчали защитники лагеря. Потом в глубине чащи тихо и неразборчиво забормотал одинокий голос. Растягивая слова и шепелявя, голос становился все громче и громче, повторяя и повторяя слова древнего языка призыва благословения демона для победы над врагом.

Бормотание стало совсем невнятным и оборвалось громким криком. Мгновение тишины и лес вздрогнул от слаженного рева сотен глоток. Запевала еще раз, теперь уже в полный голос пропел слова просьбы, и его еще раз поддержали слаженным припевом множество голосов. Из подлеска шагнули шеренги закутанных в плащи орков и, продолжая распевать, двинулись к Лагерю. Над густыми толпами поднялись мохнатые значки сотен, заколыхались десятки копий. Между плотно сбитых колонн массивной пехоты побежали легкие стайки метателей боларов и дротиков. Идущая впереди всех группа из десятка закутанных во все черное орков, неся особо большой значок, не дойдя до лагеря сотни шагов, встала и замерла. Равняясь на них, на таком же расстоянии замирали и остальные гости, полукругом замирая перед оградой.

Плотный строй сотен Стражи Ворот Бооргуза. Рыхлый строй сотен младшей Стражи разных Семей. Бесформенные толпы наемников, рабочих орков, стайки метателей боларов. Вперед проталкивались отдельные группы Старшей стражи с их тяжелыми мечами, выходя вперед и замирая, опираясь на свои мечи, пряча лица под широкополыми шляпами. В середине строя пришедших, за черным значком осталась широкая прогалина, никем не занимаемая.

Из леса заревел рог, его поддержали еще несколько и сквозь почти затоптанный подлесок вышла плотным строем еще одна сотня черных воинов. В глубине построений глухо забили барабаны. Развернувшись вполоборота, все войско приветственно взвыло, топая и гремя оружием. Над строем черной сотни колыхался высокий полог больших носилок. Заполнив прогалину, черные замерли и остановились. Замолчавшее войско повернулось к лагерю и замерло в молчании, всем своим видом показывая свое могущество и подчеркивая слабость защитников Лагеря.

Тзя с трудом оторвала взгляд от поля, заполненного врагами, и посмотрела по сторонам. Ее воинство выглядело испуганным и ошеломленным. Но не все. Сжав упрямо губы или злобно оскалясь, стояли на помосте ограды Лагеря лучницы, немногие Дикие Верхние и Нижние, Болотники Урты и еще многие другие орки, пришедшие из разных мест. За спиной заскрипели ступени лестницы на помост, к Тзя поднималась Шаманка. В полном своем одеянии, со всеми амулетами и украшениями, с высоко поднятой головой она, не торопясь, подошла и встала рядом. Мельком глянув в сторону врагов, дернула носом.

Легкий ветерок, потянувший с реки, донес до лагеря густое облако запахов от сотен воинов в поле. Сейчас и самые смелые посерели, старательно пряча свой страх. От орков пахло смертью, запах мертвых орков, сотен и сотен мертвых орков. И еще один запах, запах большого и смертельно больного зверя. Больного и еще больше страшного своим неукротимым и страстным желанием жить. Жить и есть, тянуть из всего силу жизни. Жадно щупающий их разум волнами своей воли, пробегающими по телам, поднимающих дыбом волосы и заставляя покачиваться слабых и скрипеть зубами сильных. Тзя заскрипела зубами, выдавливая и отталкивая из себя эту тошнотворную волну чужого внимания к себе, жадно щупающее ее и увлечено роющегося в самых дальних уголках ее души.

Рядом хрипло рыкнула Шаманка, впечатывая в настил свой посох и откидывая, вырывая из тел, голов и разумов стоящих рядом орков липкие щупальца чужой воли.

Окружающие их орки дружно выдохнули и затрясли головами, рыча и отплевываясь. Стоящий рядом десятник выплюнул комок густой крови, утер прокушенные губы и, принюхавшись к своей крови, яростно рыкнул. Послушал сам себя и, вскинув вверх руку с копьем, взревел в сторону пришельцев боевым кличем своего рода. В разных местах ему откликнулись отдельные орки, к ним присоединялись все новые и новые и через мгновение весь лагерь, яростно и радостно орал в сторону врага кто что мог.

Шаманка повернула в сторону Тзя, посеревшее и осунувшееся лицо только губами прошептала.

— Готовься.

Из строя Черных качнулись и пошли вперед трое орков. Впереди крупный воин нес малый значок, за ним еще двое. Обе самки. Обе жрицы, со свежими шрамами инициации на щеках. Подойдя ближе, они застыли у самых рогаток. Старшая лучница покосилась на Тзя и повела глазами, получив отрицательный знак, почти незаметно пожала плечами и застыла неподвижно.

— Великий жрец Уроз-Баку призывает вас к нему на суд.

Шаманка качнулась и, подойдя к краю помоста, насмешливо посмотрела на жрицу.

— И для этого Великий так далеко ушел от своей норы?

— Кто ты такая, что позволяешь так говорить о Великом жреце?!?

— Это твой жрец. Иди и скажи ему, что его здесь ничего нет.

Жрица дернулась что-то ответить, но замерла и склонилась. Черные дружно шагнули и, мерно качая копьями, пошли к Лагерю. Орки на стене ощетинились и перехватили оружие поудобнее. Шаманка подняла руку, притормаживая воинов. Подошедший ближе строй застыл. Тишина повисла над лагерем и полем, заполненными сотнями вооруженных воинов. Тзя дернула носом, от Черных несло гнилью и больными ранами. Тяжелый, липкий запах горячего и больного тела, истекающего гноем и тленом.

— Ты хочешь противиться мне? — густой скрежещущий звук, почти невнятное произношение, как если бы говорящий во время разговора пытается перегрызть кость. По стоящим спиной к носилкам черным воинам, пробегали гримасы боли от этого голоса.

— Я так тебя понял, мутная дрянь? За годы жизни среди Диких ты совсем перестала бояться. Я могу научить тебя снова. И познать такие глубины страха.

Стоящих рядом с Шаманкой орков даже пригнуло от страха и боли. Тзя вцепилась в дерево ограды и, мыча, с трудом проталкивала воздух через горло. Остальные орки тоже, корчась, пытались устоять. С помоста свалился подросток из вспомогательных сотен и забился внизу в судорогах. Сгорбившаяся Шаманка мотнула головой и вскинула руки. Носилки в глубине строя качнулись, и напряжение сразу спало. В строю раздались выкрики, невнятный рык и звуки ударов. Это продолжалось совсем недолго, носилки вновь замерли.

Строй черных стражей шагнул в разные стороны, открывая проход, по которому к рогаткам шла массивная фигура, при ходьбе опирающаяся на передние лапы. Подойдя ближе, села по-собачьи и подняла голову, закутанную в покрытое пятнами покрывало. И вновь загудел тот же голос.

— Если я сейчас брошу на вас всех моих орков, ты их сможешь становить?

— Не знаю, тогда и поймем. Ты жрешь сам себя, Зверь. Это Вайруна может питаться орками. Но ты-то, не Вайруна. Кровь от крови орк и кровь и души твоих родичей убьют тебя. И те души, что будут тебя там ждать.

Шаманка помотала головой.

— Зверь, вечность они будут рвать тебя в твоем крохотном мире твоего ужаса. И вы так и не сможете убежать друг от друга и их ярость и ненависть не остынет. Мне жаль тебя.

— Жалей себя, я теперь знаю, кто ты. Мой ужас впереди. Ты уже в нем, — тварь рычаще засмеялась. — Каково носить эту маску??

Шаманка поморщилась и провела рукой по своему посоху, криво усмехнулась и ответила, не поднимая головы.

— Это только первые десять-двадцать лет трудно. А потом я привыкла, — она, подняв глаза, грустно посмотрела в глаза твари, — а потом я и полюбила их. А ты беги прочь. Здесь нет для тебя душ.

Тварь яростно зашипела и вдруг прислушалась. Помедлив мгновение, повернула голову в сторону посеревшей Шаманки и прошипела.

— Ты так думаешь?!? — с треском рвущихся тканей, широко раскрыв пасть, она захохотала, обдав всех запахом гнили и мертвечины, — мои слуги нашли для меня лекарство, скоро мы вернемся к нашему разговору, Тень прошлого.

Тварь неуклюже развернулась и тяжело затрусила, негромко порыкивая от предвкушения. Воины Храма шарахнулись с ее пути и, помедлив, неохотно побежали за ней.

Глядя им вслед, Тзя тронула замершую Шаманку за руку.

— Куда это он поковылял??

— Туда, где его ждет подарок, — шаманка тяжело оперлась о свой посох, — ему поймали людей.

— И что??

— Храбрая Тзя, мне страшно, но тебе лучше и не знать, что будет дальше. Идем, у нас еще много дел.

Пригорье. Лагерь каравана Ульриха. Урта.

Рыкнув, Урта отчаянным рывком шарахнулся за край фургона, на уровне его головы в доску прилетел и, с треском ее расщепив, с гулом улетел в воющую темноту лагеря каменный болар. Громко обложив проклятиями и ругательствами криворуких уродов, Урта рыкнул на пару копейщиков на другой стороне прохода и приказал смотреть внимательнее и не спешить к Темному. Оскалившись, орки даже не повернули в его сторону уши, продолжая с опаской поверх щитов внимательно заглядывать в мерцающую от горящих огней темноту поля за оградой из повозок. Плюнув себе под ноги, Урта присел у колеса. У него над головой, на грузовой платформе фургона пара лучниц, азартно взвизгивая, редко били из луков через борт в воющую и рычащую темноту поля. Урта, выдохнув, приставил свое окровавленное копье к колесу и, сев на землю, посмотрел на свои трясущиеся от усталости и напряжения руки. Они никому и ни за что не признался бы, что они тряслись еще и от страха, ему действительно было страшно, как никогда в жизни. Сжав до хруста свои кулаки, он на мгновение закрыл глаз и медленно выдохнул. В тот же момент его уши уловили тихое поскуливание совсем рядом. Открыв глаза, он покосился в сторону. У другого колеса фургона, прижавшись к нему спиной, сидел молодой орк и, зажимая руками лицо, тихонько скулил, суча от боли ногами по земле, и выбив в ней широкую борозду. Вздохнув, Урта со стоном встал и присел рядом с ним.

— Лапы убери.

Вздрогнувший от его слов орк тем не менее послушно отвел от лица залитые кровью руки и замер, открыв разбитое от скользящего удара болара лицо. Повернув его пару раз перед глазом Урта, собрал на земле разбросанное сено и, скрутив его в жгут, приложил к лицу орка и, прижав его руками повязку, проговорил.

— Держи так. Повязок нет, но сойдет. Глаза целы.

К фургону из темноты подбежали две девушки (люди), неся в корзинах за спиной пучки стрел. Радостно рыкнувшие лучницы быстро их разгрузили, а Урта успел поймать одну за юбку. Вторая тоже остановилась, и обе испуганно уставились на Урту. С трудом ломая горло на незнакомом выговоре, он прохрипел им, тыкая когтем в раненого.

— Брать, вести. Помощь.

Кивнув в ответ, они подхватили под руки и потащили вглубь лагеря слепо шагающего раненого.

Посмотрев им вслед, Урта залез на фургон, встал рядом с посторонившейся лучницей и осторожно выглянул в поле. Смутные темные тени перебегали в почти полусотне шагов от линии фургонов, рыча и подвывая. Ближе к ним на траве лежало несколько неподвижных фигур, и слабо горели выброшенные из лагеря факелы. Они только немного разгоняли тьму ночи, но этого хватало для того, чтобы держать на уважительном удалении противника.

— Больше не полезут, — вся горбатая от мышц спины и рук самка привалилась к борту рядом с ним, — мы их хорошо проредили.

— Кто это, ты не заметила?

Ему ответила другая лучница, совсем молодая и еще не такая горбатая.

— Наемники с Перекрестка. Я узнала их говор. Дикие.

— Ясно, держите их дальше, — Урта обернулся на свое имя, снизу ему махал руками и подпрыгивал от нетерпения щенок из вспомогательных десятков.

— Что тебе?

Щенок на секунду запнулся и выпалил.

— Таур послала, говорит, беда, там, он не глядя ткнул себе за спину, — зовет.

— Что там? — щенок пожал плечами и дрогнул лицом.

— Черные, много. Ограду взяли.

— Так что ты сразу не сказал, — Урта взвился и остановился, наткнувшись на все понимающий взгляд лучниц, — вы здесь уж сами.

Он проорал команду, и из разных щелей ограды полезли орки этого участка. Рыкнув команду, он спрыгнул на землю и побежал, слыша, как у него за спиной топает половина его полусотни. Пробегая по лагерю, они врезались в толпы деловито бегущих в разные стороны орков и людей. Тащившие раненых, воду и оружие, они все старались освободить проход бегущим и, если не успевали, то молча отлетали в сторону. Видя озабоченную морду Урты, кое-кто бросал свои дела и, подхватив оружие, бежали вслед. Так что к участку с проблемой он привел уже достаточно плотную толпу явно больше, чем он увел со своего.

Подбежав, он сразу понял, что они опоздали. На ограде клубилась густая толпа врагов, орущих и воющих от восторга и предвкушения победы.

От ограды под градом ругательств отходили злобно огрызающиеся орки участка Таур, оттаскивая раненых и оружие. Сама она разъяренной молнией сновала по рядам. Крича, командуя, ругаясь и проклиная. Слыша ее голос орки, уже дрогнувшие и почти побежавшие, сбивались плотнее и, прикрываясь оторванными бортами от фургонов, готовились встретить врага. Мимо Урты в темноту лагеря, только местами освещенного кострами и факелами, тащили орущих или молчащих раненых. В ногах у старших путались подростки и щенки вспомогательных десятков в компании не меньшего количества людских детей. Они-то в основном и несли или волокли раненых. Все еще стоящие на ногах, наскоро отхлебнув из подносимых женщинами ведер речной воды и наскоро с их помощью перемотав раны, рыча вставали в строй. Из темноты лагеря, крича и надрываясь в сторону прорыва тащили оставшиеся фургоны, пытаясь успеть поставить новую стену. Промелькнул растрепанный и орущий Купец, молча упирающийся в колеса фургона староста и что-то командующий и машущий руками воин. Мелькнули и пропали, остался только пятящийся строй и толпа врагов, еще нерешительно переваливающая через ограду.

Протолкавшись вперед, он толкнул растрепанную Таур и, наткнувшись на ее бешеный взгляд, слегка опешил.

— Аааа, чтоб все сдохли, и вас Темный отымел посохом, стоять, лягушки облезлые, зарежу сама, если кто назад шагнет! Ты здесь! — она цапнула за плечо Урту и, тряся его, потащила вперед, ни на минуту не замолкая. — Твари пробили ограду, у меня лапа легла лучниц, кишки выпущу и в рот засуну, и жевать заставлю!

— Вся лапа легла?

Она, замолкнув, покосилась на него и, выдохнув, продолжила уже спокойней.

— Не знаю, кто-то ранен, конечно. Мимо несли, не успела посмотреть. Ты здесь, сейчас мы их примем, и Темному не стыдно будет показаться.

— Куда спешишь-то?

— А у нас другой дороги нет, — она уже спокойней наскоро перевязывала свои волосы ремешком, что ей принесла на связке стрел подносчица. Сейчас щенок, открыв рот, с восхищением смотрела на Таур.

— Варга дал нам задание, мы его выполняем, — Урта потер свой глаз и устало похлопал себя по лицу, — стоим, сейчас и этих примем. Главное, чтобы в других местах не полезли.

— Не полезут, — Таур быстро рассовывала стрелы за пояс и в сумку, — мой-то колчан оторвали в драке, — мимолетно посетовала она.

— Как драться будем?

Таур не успела ответить и медленно повернула голову к ограде. За толпой, клубящейся на ней, в темное небо взвился гнусавый напев призыва бога. Обе стороны мгновенно замолчали, прислушиваясь и поводя ушами, было слышно только как люди, гомоня и ритмично ухая, заталкивают в толпу последний фургон. Еще через мгновение и они замолчали. Долгие, ноющие и хрипящие звуки, то взвиваясь на высокой ноте, то падая в плохо различимую воркотню, покрывали собою замолкающий лагерь и поле за оградой. Стоящие в неряшливом строю орки ежились и переглядывались, переступая и прислушиваясь. На ограде же, замолчав, неподвижно стояли враг, с превосходством глядя на кучку Диких, посмевших бросить им вызов. Им — слугам Темного и его сына Вайруны.

Слова песни звали верных слуг во славу Темного, напоить кровью врага его алтари, в муках их познать радость и славу. И называли их, эльфов, гномов и людей. Называли и перечисляли беды и напасти, принесенные ими. Описывали муки их на ритуальной пытке и смерть их во славу Темного и сына его Вайруны.

К первому голосу присоединились еще несколько, в толпе врагов началось неспешное движение. Воины проталкивались вперед или отодвигались назад, давая пройти старшим. Беспорядочная толпа постепенно превращалась в острие копья, вперед вышли воины с макуатлями, гордые младшие сыновья младших Семей. Выйдя вперед, они оперлись на свои мечи, с презрением разглядывая толпу Диких перед собой.

Стоявшие в одной толпе с орками люди, с ужасом наблюдавшие, как стекленеют глаза только что боевитых орков, как заметно слабеют их руки и дрожит в них оружие, начали потихоньку выбираться, сбиваясь вместе.

Урта с трудом помотал головой, согнав наваждение, и наткнулся на отчаянно беспомощный взгляд Таур.

— Жрецы, будь они прокляты. Мы сегодня умрем. Варга — где ты???

— Он рядом, — Урта звонко залепил себе оплеуху и отвлек на себя взгляды ближайших орков, и еще выше подняв голос продолжил, — он рядом.

— Он ушел и пропал, — стоявший рядом молодой копейщик-наемник, дрожа губами, смотрел ему в глаза. — Урта, они говорят, что мы предатели.

— Я тебя зарежу, — Таур потянула из-за пояса нож, — трус!

— Я не трус, Старшая, но где ваш вождь?

Воин не договорил, кашлянув и выплюнув себе на грудь волну крови, ткнулся лицом в землю. Стоявшая у него за спиной Рыжая, высоко подняв свое копье, заверещала, перекрывая песню.

— Мы дети Варги. Мы видели, что он Варга — его послал Темный. А они, — она ткнула в толпу врагов копьем, — только говорят, что они служат Темному. Он нас спас, он нас накормил, он нас привел сюда, сделал воинами. Вы все видели Темного. Живого. Мы — не они.

Пройдя через расступившийся строй, она подняла руку и показала свое кольцо.

— Это дар Темного. Я его воин, я его рука. Мне не страшна смерть. Я знаю, где правда.

Со всего замаха воткнув копье перед собой, она выхватила нож и полоснула себя по щеке.

— Я есть коготь Варга, я есть клык Варга. Я есть воля Темного.

Ее лицо даже в темноте и негустых сполохах редких факелов было почти белым, голос срывался на визг и хрип. От ее слов поднимали головы воины, крепче перехватывали оружие, загорались глаза. На ее призывы из строя отзывались рыком и ударами ног в землю. То один, то другой в толпе орк, самец или самка, перехватив оружие резал себе щеку со стороны, как у Ходока, и, рыча, размазывал кровь себе по лицу. Пары резали друг другу и, потеревшись лицами, становились рядом.

С той стороны их услышали, и на ограду залезла высокая фигура жреца, подняв руки, он стал громко петь, указывая воинам на орков Варги. Мимо Таур протиснулся Углук и, толкнув в плечо Урту, спросил.

— Давай, я его, — и качнул лапой с зажатым чужим боларом.

— Ты еще не сбежал, — Урта удивленно поднял бровь над здоровым глазом.

— Куда я побегу, на костер? Здесь у вас мне теплее, — наемник сосредоточенно, пока еще медленно раскручивал оружие, примеряясь и привыкая к нему, — Варга он, не Варга он. Я ему буду служить.

И, сцепив зубы, энергично раскрутив болар, запустил его. Пролетев два десятка шагов, он с даже здесь слышным хрустом врезался в лицо жреца, опрокинув его в фонтане брызг крови и костей. Оборвав песню на полуслове, тот улетел с ограды в поле, мертво махнув руками.

Только что ткнувшая с очередным проклятьем в сторону жреца Рыжая, увидев эту картину, на мгновение застыла с открытым ртом и, просветлев лицом, повернулась к строю.

— Я слово Варги, слово — смерть врагам Варги! — и, заверещав на самой высокой ноте, махнула рукой и побежала вперед.

Вся толпа орков, взревев от восторга, качнулась и покатилась на опешивших врагов с общим протяжным кличем.

— Вааргааа!!!

Каким-то третьим чувством уловив момент, Урта проорал команду своим и махнул копьем. Идя неторопливой рысью в окружении своих болотников, он крутил головой, стараясь больше увидеть одним глазом. Над головою градом летели стрелы лучниц, плотно облепивших стоящие за спиной повозки. Не ожидавшие такого противники слегка опешили и замешкались. Прошедший по их плотной стоящей толпе, не имевшей в основном никакой защиты, ливень стрел заставил их шарахнуться назад. Не слушая команды, большая часть кинулась назад, сметая редкие островки не потерявших стойкость воинов. Только они, сбив плотнее строй, бросились навстречу, они и еще Младшие сыновья. Стоявшие впереди всех, они тоже получили свою порцию стрел, проредившую их шеренги. Но снабженные хоть какой-то защитой и под воздействием боевых настоев они устояли и, разойдясь шире, встретили идущую на них волну. Не имея за спиною плотного строя копейщиков, они продержались совсем немного и утонули в ревущей и воющей схватке. Бегущий мимо Урта мимолетно заметил, как ткнул копьем в бок один из его воинов, пытающегося подняться мечника и, перепрыгнув через него, побежал дальше.

На самом гребне стены пытались удержаться с полдесятка Сыновей с группой копейщиков Храма. На них наседали опомнившиеся воины Урты, вспомнившие, чему их учили, и теперь мерно давившие на них плотной стеной щитов и копий. Орали десятники, орали орки по обе стороны боя, мерно выли песню смерти Сыновья, размахивая макуатлями, визжали и стонали раненые. В это месиво целенаправленно протискивался Урта с десятков своих воинов. Сейчас стало заметным превосходство в вооружении воинов Урты. Крепкие щиты достаточно уверенно держали один-два удара макуатля и копья с каменным наконечником, а стальные копья в ответ уверенно пробивали костяную броню Сыновей. Противник пятился и таял. Воины в строю запели песню во славу Темного и сильнее надавили.

Вбив очередному Младшему сыну, утыканному стрелами и с трудом ворочающего мечом, копье в бок, Урта обернулся на громкий свист. На повозке за спиной, встав на плечи своих лучниц, ему отчаянно махала руками Таур, указывая в сторону и злобно скалясь. Воткнув копье в помост и как по шесту с его помощью вскочив на плечи своих болотников, Урта заскрипел зубами. Вдоль ограды из темноты на них молча бежала плотная группа чужих, сбившись плотнее и щетинясь копьями.

Зарычав, он устало взмахнул копьем и тяжело спрыгнул с залитого кровью помоста ограды. За ним, шипя и ругаясь, посыпались на землю остальные воины. Под ногами ползали и бились в судорогах раненые и умирающие, земля размокла от крови, и ноги, уставшие за эту длинную ночь, дрожали и скользили.

Перехватив поудобнее копье, он с трудом поднял побитый щит, вышел вперед. Мимо него несколько щенков протащили на пологе от фургона вглубь лагеря мертво свесившую голову через край Рыжую. К нему подошла Таур и, уперевшись руками в колени, несколько минут постояла, пытаясь отдышаться. Приподняв голову, прохрипела сорванным голосом.

— Все, у меня по паре стрел на каждую, потом в ножи.

— Сейчас щенки что-нибудь надергают, будет, чем вам стрелять.

Противник, разглядев поле сражения, остановился в нерешительности. Были слышны команды, но орки не шли, со страхом разглядывая в рассветных сумерках картину смерти у ограды.

Видя такое, орки Урты приободрились и под команды уцелевших десятников неторопливо сбивали строй копейщиков.

— Ты лучше своих лучниц на ограду загони. Поле присмотрят и нам помогут.

Таур со стоном распрямилась и, кивнув ему, пошла в сторону. Урта почувствовал, как к нему придвинулись воины, и, выдохнув, медленно пошел вперед, поводя плечами и мысленно сетуя на такое неподъемное оружие. Ему навстречу качнулись и пошли плотные шеренги врагов. Теперь все не спешили, а сходились, не торопясь и осторожничая. Не дойдя последних пять шагов, оба строя замерли в молчании, сверкая глазами. Урта медленно проталкивался вперед, отталкивая щитом порыкивающих орков.

С той стороны также протолкался Старший орков Бооргуза. Сейчас уже все увидели, что это в строю напротив стоят Стражи рода Лау. Вышедший вперед воин не успел открыть свое лицо, когда в их строй со стороны лагеря с криком вломилась вооруженная дрекольем толпа людей. Опешивший на мгновение Урта, успел разглядеть в первой шеренге оскалившегося Воина и что-то орущего Купца. Заоравшие от восторга орки у него за спиной толкнули его в спину, и все вместе они вломились в дрогнущий строй воинов Лау. Сопротивления они почти не оказали и бросились бежать, слабо отбиваясь и бросая оружие. Добив самых неуклюжих, воины остановились на ограде, провожая хриплым улюлюканьем убегающие в темноту поля спины Лау.

С трудом спустившийся с ограды Урта махнул рукой стоящему неподалеку Воину и сел на землю у колеса фургона. Подошедший к нему Воин пристукнул древком трофейного копья с каменным наконечником и молча ждал. С ним, как им казалось, незаметно подошли ближе еще с десяток его воинов и сейчас настороженно поглядывали по сторонам

— Выручили, от всех нас благодарность вам.

— У нас сейчас враг общий, так что не нужны нам благодарности.

— Общий, а как рассветет, мы снова враги?

Урта, все также сидя на земле, снизу вверх заглянул в глаза Воину и, в них прочитав ответ, продолжил.

— Вижу, что так, тогда предупреждаю, попытаетесь мешаться, вырежем всех. Вернется Вождь, он все о нас всех решит, а пока ждем. Могу предложить договор, временный. О защите от врага. Вместе.

Помедлив, Воин переступил и, кивнув, ответил.

— Да, я согласен. До прихода вашего Вождя мы воюем вместе.

После чего со своими воинами ушел в сторону лагеря.

Посмотрев ему вслед Урта пробормотал.

— Вождь, где ты?