Восточная окраина Империи, застава Егерей. Заболотье Бооргуза Тайн.
Далеко-далеко на востоке, даже отсюда кажущиеся непроходимыми Дымные горы стоят черной стеной, четко выделяясь на фоне сереющего утреннего неба, и сейчас у них еще слабо заалели заснеженные вершины. Тонкая алая полоска светила медленно и неохотно поднялась через преграду. Еще робкие лучи солнца подсветили мрачные, темные громадины, и вдруг они как будто вспыхнули огнем. Вершины заполыхали, и Солнце, поднимаясь все выше и выше, горело костром на их заснеженных боках. Оно наконец преодолело даже для него трудную преграду и с трудом, медленно оторвавшись от опоры, осветило Великое Болото. Его робкие лучи пробежались по неподвижно замершим в утреннем затишье метелкам тростника, приложили яркие дорожки по такой же неподвижной глади заводей и пробежали вверх по стволам редких и невысоких деревьев.
Как будто по команде вздохнул ветер, начиная свой новый, загруженный движением день, качнув метелки тростника, пустив пока еще мелкую рябь по глади воды. Ему откликнулись десятки голосов жителей леса и болота. Запели, зачирикали, заквакали в десятки голосов животные и птицы, плеснула водой пока еще ленивая рыба. Все вокруг наполнилось звуками и движением. Новый день начался. У каменистого склона, прямо от берега, уходящего в немалую глубину, на первой волне качнулись и заскрипели своими привычными голосами два Дракона. Большой и каменистый остров многие годы являлся передовой базой Ордена в пределах одного Бооргузов орков и сейчас он неторопливо и основательно просыпался. Пара Драконов все громче заявила о себе, скрипя, шелестя и постанывая на привязи у наплавной пристани. Стоящий на вышке дозорный встряхнулся и преувеличенно внимательно стал вглядываться в дали зеленого моря Болота, считая в голове минуты до своей смены и представляя, как он нырнет в знакомую сонную духоту своего барака.
Сидевший у причала с удочкой старший десятник Виктум, заметив солнечные блики на по утреннему неподвижной воде заводи, поднял голову и скупо улыбнулся светилу.
— И тебе нового дня.
Он поежился, от воды как обычно утром сильно несло сыростью, и с хрустом потянулся. После чего с заметной неохотой начал сматывать свои снасти. Начинался новый день с его хлопотами и заботами. Кряжистый и широкоплечий, уже хорошо поживший, а ему, как ни крути, удалось прожить почти четыре десятка лет совсем неспокойной жизни Приболотья. Неторопливо собирая снасти, придерживая наброшенное на плечи свое старое потрепанное одеяло, все время пытающееся упасть в воду, чутко прислушивался к пока еще тихому шуму просыпающегося лагеря. Его руки бездумно делали свою работу, а в его соломенноволосой, непокрытой голове откладывались звуки, так много говорящие старому воину.
Уже как пять лет его ночью будила боль в левом боку, подарок от давнишней службы в Степи. Тогда ему еще молодому и нахальному дружиннику стражи прилетела стрела. Он тогда даже не вышел до конца боя из строя и поплатился за это горячкой. Едва не умер, пролежав у самой кромки пару недель, и все же выкарабкался. В основном благодаря сотенному лекарю и Найде, девчонке из степного хутора, куда его привезли уже без памяти его товарищи.
Открыв глаза, он увидел ее лицо и успел только удивиться, какая красивая девка, падая в черную яму беспамятства. Выздоравливал он тяжело и трудно. Селяне брали на выхаживание воинов стражи с охотой, зная, что Наместник щедро платит за своих воинов. Поэтому и уход был от души, но не только поэтому. Большая часть хуторян сами в прошлом были стражи или их отцы и деды. И потому воинов уважали и ценили, зная, что-только они ограждают их спокойную жизнь от кочевников Степи.
Встав на ноги, он через короткое время влился в бесконечный цикл труда хлебороба на хуторе, где его приютили, с его морем труда и бесхитростными радостями. Так что когда его приехали забирать, то провожали его как своего, с плачем и песнями. И в самый последний момент, до того стоявшая с закушенной губой Найда перехватила у дружинника повод и в мгновенно установившейся мертвой тишине подвела к нему коня. Старый как мир обычай, обещание ждать и надежда на встречу. Он тогда удержал себя и степенно принял повод из ее рук. На мгновение задержал в своих и, вскочив в седло, больше не оглядывался. По окончанию сезона, приехав в хутор живым и с подарками, переполошил всех, сыграв свадьбу, увез ее с собой.
Сейчас он, перебросив одеяло через плечо и не подавая виду, что в боку тянет и стреляет, мерным, военным шагом шел к своему дому, казенному бараку для десятников, сейчас гулко пустому. Только пятеро их жило сейчас там. Все считали чудачеством его ежедневные рыбалки. Он снисходительно отшучивался на вежливые шутки остальных десятников. И даже под пытками они никогда не сознался бы, что это боль гонит его на пристань.
Проходя мимо сонно суетившихся у котлов повара с помощниками, кинул ему куцую связку мелких рыбешек с парой хороших окуней. У барака его ждал помощник Зуйка. Этого тощего светловолосого мальчишку он подобрал на рынке в последнюю поездку в город. Один из множества беженцев из Степи, потерявших дом и семью. Сейчас немного за это время отъевшегося и наконец переставшего быть похожим на загнанного зверька он терпеливо ждал своего начальника со всем его немудрящим снаряжением на плече. Натянув на себя портупею, Виктум не удержался и потрепал по непослушным вихрам паренька и, неожиданно для себя застыдившись, буркнул.
— Солому из головы вытряси. И на кухню, за рыбой проследи.
Перед бараками уже клубились зевающие и почесывающиеся Серые. Вторая полусотня третьей сотни Серой стражи. Виктум сейчас исполнял обязанности полусотника и старшего поста. Увидев его, стоявшие в сторонке десятники, заорав команды, разбежались по местам, и толпа воинов быстро превратилась в три отдельно выстроившихся десятка. Еще два с малым Драконом сейчас в дозоре. Выйдя на середину, он оглядел свое воинство и кивнул десятнику Раксу.
Вполне обычный десятник, с кем и на Болото, и в кабак можно идти не задумываясь, он тем не менее был самым верующим, особенно трезвым. И, уходя с первой полусотней, брат-егерь Альфус поставил его походным жрецом светлых богов. Сейчас же он, выйдя на середину, рыкнул, как обычно командовал на струге греблей.
— На молитву! — все дружно потупились и забормотали утреннюю молитву, косясь в сторону кухни и принюхиваясь. Окончив с обязательным ритуалом, следующий час посвятили упражнениям с оружием. После чего у воинов было еще полчаса времени для приведения себя и снаряжения в порядок, чем все и занялись с непоказным рвением. Здесь уж Виктум пощады не знал, и получить дополнительный час упражнений с учебным, а значит значительно более тяжелым оружием, не хотелось никому. Тем более со стороны кухни пахло так занимательно, а беготня на свежем воздухе раздразнила такой голод.
Но утренний ритуал еще не был закончен. По команде Виктума из погреба торжественно вынесли дубовый бочонок с орденским вином. Все Серые получали раз в день обязательно чарку вина, и это уже вошло в привычку. Вино было густым и со своеобразным вкусом, присущим только ему. Это новички, составляющие сейчас большую часть полусотни морщились и водили носами, потихоньку обсуждая, что вино-то дрянь, и видели они и лучше. Но ветераны только хмыкали, с удовольствием вытягивая свою чарку. Большинство Серых догадывались, что это не щедрость Ордена и не блажь интендантов. А то самое лекарство, что позволяло им нести службу в Приболотье, не боясь обычной в этих местах лихорадки и множества не менее неприятных и зачастую смертельных болезней. Его выделяли не слишком щедро и под строгий учет, попытка кладовщика развести его, проявлялась почти сразу, болезнями и недомоганиями воинов, и каралось быстро и жестоко. В лучшем случае, если повезет, просто повесят, а если последствия будут весомыми, то и умереть легко не получится.
Сейчас интендант из вспомогательной службы ордена Иеримий, нахмурив брови и остервенело скребя себя по небритому подбородку, при помощи свинцового карандаша ставил отметки напротив прозвищ и имен воинов, получивших свою порцию. Потрепанный пергамент со списком он держал на коленях, сидя на маленькой скамейке у бочонка и ревниво наблюдал, как его помощник мерной чаркой разливал вино в подставленные чашки. Стоявшие в очереди и уже получившие свою долю негромко переговаривались, ожидая оставшихся. Пропустив последних, Виктум махнул десятникам, отправив воинов в сторону кухни. Присев на скамейку рядом подвинувшимся интендантом, не торопясь выпил свою чарку и толкнул его локтем в бок. Что-то озабоченно черкающий в пергаменте Иеримий покосился на десятника, ожидая вопросов.
— Как у тебя с припасами? — он посмотрел вслед несшему в погреб бочонок служке.
— А никак, ничего не изменилось со вчерашнего дня, — многие годы службы рядом позволяли интенданту так разговаривать с десятником, конечно, когда их никто не слышал, — каждый день спрашиваешь. Крупа, да рыба. Все. Масло кончилось, соль почти вся. Вина, правда, еще на месяц и только потому, что нас мало. Нет подвоза, уже все сроки прошли. Забыли нас или там совсем плохо.
— Ты это брось, — десятник свел брови, и интендант замолчал, — нас здесь не бросят. Мы службу делаем. Сотник Альфус обещал, мы его много лет знаем. Раз не пришли, значит, есть причина, нам надо ждать и службу нести.
— Да я все понимаю, — Иеримий, сбавив голос, наклонился ближе, — может, пустим одну ладью в поиск? Рыбы наловят, конечно, но может и приохотят что. Живности-то вон сколько, а мы воинов старой крупой кормим.
— А дозор ослабить? Сам-то понял, что сказал. Иди лучше, займись чем. Сейчас смена в дозор уйдет, и вернувшихся с ночи кормить горячим. Понял?
— Да понял я. Не кричи. Как будто когда-то по-другому было.
— Иди, Иеримий, не гневи ты меня. А то замолим потом. Иди.
Посидев еще немного в задумчивости, десятник встал, видя, как к нему несется Зуйка. Он принес две миски с завтраком из кухни и зажаренную рыбу из утреннего улова. Поставив принесенную помощником короткую доску себе на колени, Виктум неохотно принялся за еду и, съев несколько ложек, встал и сунул грубый поднос Зуйке.
— Бери себе, не хочу есть. Бери, бери, — видя, как смущенно переминается мальчишка, добавил, — иначе, что за воин из тебя вырастет.
Отвернувшись, прислушался и пошел к пристани, на протеке, идущей к острову появился еще один Дракон, быстро машущий веслами.
— Оголодали, так гребут, — десятник на ходу поправил свое снаряжение и широким шагом почти побежал по берегу.
Идущий Дракон, набрав солидную скорость, и не думал останавливаться, быстро накатываясь на причал.
— Помнет причал или, не дай боги, обшивку пробьет, запорю, — эта мысль мелькнула и пропала, глядя как мастерски командует кормчий своим кораблем.
А команда судна, опустив весла в воду, замерла на мгновение и под громкий рык кормчего вдруг несколько раз энергично отработала в обратную сторону, останавливая стремительный бег корабля.
— Гребцов развернул, лихо они у него работают. Хоть сейчас на смотр.
Гребцы же, дружно подняв весла, стали их деловито укладывать по-стояночному за исключением швартовочной команды, с баграми ставшей впереди. Еще через пять минут десятник, хмурясь, принимал доклад от кормчего дозора Альта.
Молодой и с гонором, он по праву считался одним из лучших кормчих Болотного дозора и никогда не упускал возможность погонять свой экипаж. Почти все у него были такие же молодые и нахальные. В их среде больше всего ценился дух лихости и умения на воде.
Сейчас, уставшие и вымотанные суточным дежурством, они тем не менее старались сделать вид, что им все ни по чем и, если потребуется, сейчас готовы идти обратно.
— Рассказывай.
— Брат-полусотник, да нечего особо докладывать. Дежурили, пару раз лодки видели. Гоняли их, гоняли, одну утопили. Гребцы в камыш ушли, не нашли, врать не буду как некоторые, — Альта вызывающе посмотрел на подошедшего к ним десятника Ракса, старый ветеран только криво усмехнулся, пропустив выпад мимо ушей. Экипажи всегда соревновались между собой и частенько грызлись, когда никто не видел, — так что как обычно. Струг цел, все здоровы.
— Хорошо, идите есть. Потом струг обиходить, и отдыхайте до вечера.
Негромко переговаривающиеся воины потянулись к кухне, а оба десятника остались стоять у струга.
— Твои готовы?
— Да, брат-полусотник, уже собираются, — десятник показал на неспешно идущих к причалу воинов его экипажа, тащивших с собой парус и остальную оснастку, на ночь запираемую в лодочный чулан, — через час уйдем.
Десятник неожиданно поднял руку и молча указал за спину. Развернувшись, Виктум увидел, как за стеной тростника ко входу в заводь быстро идет высокая мачта с косым парусом, сейчас туго надутым все усиливающимся ветром с гор. Вылетая на чистую воду, экипаж мастерски переложил парус, меняя направление, и круто накренив узкий корпус лодки, так что боковой балансир высоко задрался и на него буквально прыгнули несколько темных фигур.
— Как спешат, ты посмотри. Что стряслось-то?
— Не знаю, беги на кухню, путь пришедшая смена жует быстрее. Чувствую, что они нам все понадобятся.
Уже через десяток минут они слушали старшего дозорной лодки из отряда Мух. Набирали в отряд жителей немногочисленных рыбацких хуторов. Живя с самого рождения на воде, они на своих лодках круглосуточно шныряли по мелким протокам, наблюдая и по возможности выбивая орков, что в ночь выбирались из своих нор. Сейчас их старший, даже не выйдя из лодки, короткими фразами быстро что-то втолковывал десятникам. Все более хмурясь, они дружно развернулись к подошедшему кормчему дозора.
— Ты где ночь-то проболтался? — Виктум был мрачен и, с трудом сдерживаясь, медленно багровел. — Ты где со своими был этой ночью?
— Как где, согласно обычного маршрута ходили. Лодки гоняли.
— Идиот ты, Альта, — Виктум с сожалением посмотрел на удивленно хлопающего глазами кормчего и отвернулся. Ткнув пальцем в ближайшего воина рыкнул, — горн.
Остановившийся воин молча сбросил с плеча весла, что он до этого нес и опрометью кинулся к бараку. Остальные десятники молча провожали его глазами. Альта осторожно тронул Ракса и прошептал.
— Что не так-то?
Покосившийся на него десятник, вздохнул и так же шепотом ответил.
— Как тебя так-то провели? Мухи принесли весть. Караван выходит.
— Как караван? — Альта побледнел и раскрыл рот. — Не было же ничего. Их лодки как обычно. Перед выходом они всяко больше видны. Ничего не было.
— Ты пока за теми гонялся, Ворота не проверил?
— Нет, — Альта совсем приуныл, — не успевали мы к смене.
— Теперь молись Светлым, если успеем перехватить, то может и останешься в Дозоре.
Рев горна прервал их, и они повернулись к сотнику. Виктум же, встряхнувшись и блеснув глазами, прорычал.
— Все на воду. Идем давить караван нечисти.
Центральная протока Бооргуза Тайн. Караван. Купец.
Купец, стоя на выносной платформе головной барки, внимательно наблюдал, как одна за другой из тумана главного протока Бооргуза выходят остальные. Первый раз в его караване их было столько, и он старательно прятал свои чувства. А они были на удивление разнообразными. Здесь и гордость за себя и свою семью, что смогла стронуть такой большой караван, немалое беспокойство и тревогу за предстоящее дело, так и холодный расчет, что в его голове непрерывно создавал, выстраивал и рушил цепочки мыслей и замыслов.
Сейчас в его караване шло десять барок с полусотней рабочих на каждой и двумя десятками орков его семьи. Вара вытащил все, что смог найти и, наскоро починив, спустил на воду последние перед самым отправлением. Старые кормчие семьи дружно шипели, принимая такую спешную работу и также дружно ругались, проклиная торопыг и неумех, напрочь забыв или делая вид, что забыли, что сами не разгибались в работе по ремонту последние десять дней. Теперь уже дней, зная, как трудно из Норы попасть в круговорот Ока, всех орков каравана перевели на его цикл и заставили так жить и работать.
Для укомплектования барок семья Купца отправила на выносные площадки и за рулевые весла всех, кто мог стоять на ногах, оставив в Родовой Норе только самых старых и молодых. Большинство старых кормчих с радостью ухватились за возможность поучаствовать в таком занимательном и смертельно опасном походе, втайне надеясь геройски погибнуть и избежать Разделки. Часть еще раньше ушла к Ходоку, загрузив в две барки привезенную Болотниками, нанятую им орду Одноухого Углука.
Только прилюдная клятва так и не отошедшего от ритуала старшего жреца, заставила его, скрепя сердце, так оголить свою Нору. Уроз-Баку едва не перешел на Ритуале за Грань и сейчас передвигался только лежа на носилках в сопровождении своей стражи и жрецов культа, что везде несли за ним чаши с сильно дымящимися травами и мхами. Купец запомнил тяжелый запах гниющего мяса и ненадолго выглянувшую из-под покрывала неестественно белую руку с частично выпавшими когтями и сочащимися сукровицей ранами на их месте. Помнил и злобный и бессильный взгляд нескольких жрецов, несших его носилки и прикрученных тугими кожаными ремнями к ним. Суйта-си, его главная помощница и правая рука, также была среди носильщиков. Запомнил и скрипящий голос жреца, что с трудом, с большими перерывами произносил слова формальной клятвы перед лицом Темного, о поручительстве, что Нора в отсутствие Купца под защитой Храма. И то, как жадно принюхивалось к его запаху то, что было раньше Уроз-Баку.
Запомнил и плохо скрываемое торжество в опущенных глазах Хильфа, и сожалеющий взгляд Лау-Таека. Но выбирать было не из чего, и он сделал вид, что поверил, потратив немало времени, украденного у сна и отдыха на укрепление защиты своей Норы теми, кто остается. Отец тогда молча выслушал его сомнения и, пожав плечами, продолжая почесывать своего ручного крота произнес.
— Иди и делай то, что должен, не оборачиваясь и не думая о нас. Сейчас от тебя зависит, будем ли мы жить. Не трать свои мысли на нас. Иди.
Груженные экипажами и грузом еды барки немилосердно текли, и Купец, скрипя зубами, принял работу у главного корабела Бооргуза. На его вопрос Вара только развел руками. Мол, и сам знаешь, что лучшие остаются в Бооргузе, а ваши уже и не ждут обратно. Так что если и угробишь, то не беда. Гайту ему сказала, что на складах почти не осталось поделочного дерева, все ушло в барки и на весла с шестами. Небольшим утешением было обещание Главы, что их выход прикроют стражи Ворот на своих барках. Также в Пойму ушли все Рвачи с щенками-учениками.
Сейчас со стороны Приболотья в паре бросков легким боларом шли три барки стражи Ворот. Глядя, как слаженно работают веслами стражи, Купец старался не думать, сколько неумелых рук сейчас в его караване. Рабочие уже сами с нетерпением ждали отправления, почти загнанные работой на ремонте барок, чередующейся с непрерывными тренировками по обучению гребле и работе шестом. И это невзирая на усиленный паек, что в обычной ситуации окупал все. Купец и сам не мог поверить, что они выдержали такую гонку и не попередохли. Пять сотен рабочих, здоровых и втянувшихся в режим работы на фермах, все прошедшие по одному периоду размножения, приблизительно поровну самок и самцов. Бооргуз отдал самое лучшее из того, что у него было.
Купец был уверен, что свою роль сыграло грандиозное подношение Главной знахарке. Дар Темников ненадолго выбил землю у нее из-под ног, суетливо все ощупав и обнюхав, знаком руку отправила это сокровище в свою Нору и, многообещающе покивав ему, ушла. С этого момента все его просьбы выполняли не просто быстро, а сломя голову. Вновь пересортировали рабочих и поменяли и так немногих слабых и старых. В работу по ремонту влили еще пять сотен, сняв их со всех участков, еще больше нагрузив остающихся. Уходящих даже вывели небольшими партиями на свет. Вновь отсеяв и поменяв тех, кто не смог перенести просторы мира за стенами Бооргуза.
Черные барки стражи неторопливо шли рядом, не приближаясь и не опережая.
Купец еще раз пригляделся и, рыкнув на сунувшегося к нему Шому, полез на стоящую на его барке мачту. На глазах у своего экипажа он ловко забрался и, уцепившись когтями на самом верху, огляделся. Картинка была еще та. Барки, сильно растянулись, кто-то отставал, притормаживая идущих следом, кто-то наседал на впереди идущего и должен был или прекратить греблю, или сворачивать в сторону, нарушая установленный порядок. Купец тихо прошипел несколько ругательств, вспоминая недобрым словом спешку, и спустился вниз. Подумал и махнул рукой кормчему.
— Сбавляй ход, — оскалился на удивленно поднятую бровь старого орка и прошипел, — идут как на Разделку. Растеряем половину, это еще Драконов не видно.
Сев под навес, сделал вид, что все остальное его не касается. Двигались они широким руслом, по наикратчайшему пути к ущелью Уруков, зная, что сейчас лодки Рвачей, рассыпавшиеся по всему Болоту, дурят дозорный Дракон, шныряя у него под носом.
Купец не хотел думать, сколько из них к рассвету не вернется в Бооргуз. Снизу на него смотрели десятки испуганных, встревоженных и равнодушных глаз. Посаженные на днище барки рядами орки-рабочие ждали своей очереди на работу на веслах. Закутанные в разнообразные плащи, собранные на складах Бооргуза, в широкополых шляпах на головах, они сидели по пояс в воде, терпеливо ожидая команды. Несколько из них непрерывно кланялись, зачерпывая стоящую на дне барки воду длинными черпаками, и выливали ее за борт. Два десятка орков-слуг из семьи Купца были заняты организацией гребли и поддержанием порядка среди рабочих. Открытое пространство многих из них просто расплющило. Кто-то сидел, почти уткнувшись лицом в воду, боясь посмотреть вверх, кто-то закрыв глаза руками, тихо подвывал от ужаса, раскачиваясь из стороны в сторону, кого-то почти непрерывно рвало за борт или себе под ноги. Каждую новую смену поднимали палками и ими же заставляли работать, отвлекая от мыслей и страхов. Весла были привязаны длинными веревками, так как неумелые гребцы постоянно пытались их потерять. Главная нагрузка легла на основные экипажи, и все равно барки не могли держать постоянный ход, рыская на воде из стороны в сторону и двигаясь рывками, под постоянное шипение взбешенных кормчих.
Сбавив ход, барка Купца позволила подтянуться отставшим судам, и теперь они шли на коротких интервалах в пределах видимости. Наплевав на осторожность, кормчие орали на всю реку друг на друга при виде того, как их барки мотает по всей реке, чудом избегая столкновения. Только начав поход, экипажи постоянно теряли неумелых гребцов, падавших с площадок в воду. Таких подбирали идущие рядом лодки Рвачей и, догоняя барку, возвращали его обратно. Быстро его поколотив палками, мокрого орка ставили вновь на весла.
До начавшегося рассвета караван прошел едва треть запланированного перехода и Купец все чаще поглядывал из-под шляпы на поднимающееся Око. Барки стражи Ворот уже давно повернули обратно, оставив караван его судьбе.
А ее оскал не замедлил проявиться. Очередная лодка Рвачей принесла (долгожданную) новость. Купец, выслушав ее, кивнул головой и встал в полный рост.
— Шому, ори остальным по линии: развернуться в протоку, сойтись бортами на два весла. Я в центре. Приготовить оружие. Гости пожаловали.
После чего махнул своим служанкам. С их помощью надел нагрудник из кожи и наручи с поножами. Сунул за пояс пару боларов, нож-подарок Ходока. Поменял шляпу на меньшую, из толстой ивы и подшитую кожей. Из мешка осторожно достал и любовно погладил по лезвию другой подарок Дикого, его топор по имени Коготь. Тем временем его барка повернулась носом в широкую протоку и остановилась. Остальные суда каравана, неуклюже приткнулись к ней с двух сторон и замерли. Постоянные экипажи деловито вооружались и готовились. Рабочие, согнанные с площадок, с непониманием косились на них и молчали. Закончив приготовления, все замерли.
Купец вышел на переднюю полупалубу и, оглядев своих воинов, рывком вскинул топор.
— Слуша-аййй!!!!
Его крик подхватили кормчие и им вторили помощники командой рабочим.
— Встать!
Вскочившие рабочие замерли, через борта уставившись на стоящего Купца, прислушиваясь. Издалека стали доноситься пока еще негромкие звуки, так не похожие на уже привычные звуки идущей под веслами барки. Слаженный плеск весел и еле слышное шипение от разрезаемой воды.
— Это Драконы Егерей, — ткнув топором в направлении шума, Купец снова замер, — слушайте, как звучит Смерть.
Обернувшись, обвел глазами свой караван и добавил.
— Наша Смерть, — оскалился в усмешке и глухо стукнул топором плашмя себя в грудь, — но радуйтесь, там нет Егерей. Там только их слуги — Серые.
Взвывший от ужаса рабочий кинулся к борту, пытаясь прыгнуть в воду и полетел обратно, на дно барки, пробитый копьем шестового. Второго, попытавшегося повторить тоже самое и успевшего выскочить на площадку, быстро зарезали и скинули в воду.
— Это тоже Смерть, — Купец качнул головой, — хотя место у Темного будет плохим. Всех предков накажут. Но нам всем повезло, мы можем сражаться и умереть — воинами.
Обвел еще раз глазами сотни орков, не спускавших с него глаз.
— Выдать им оружие.
Из-под полупалуб стали доставать множество старых копий и топоров Младшей стражи и раздавать ошеломленным рабочим.
На протоке показались идущие в их сторону два Дракона. Часть получивших оружие рабочих погнали на площадки в двойную смену на весла, остальные возбужденно тиская оружие, перетаптывались в воде внутри барок. Неподвижно стоящий на своем месте Купец повернулся к идущим Драконам и рыкнул.
— Весла на воду! — помедлил мгновение и махнул рукой. У него за спиной дружно плеснули весла, еще и еще раз. Шому Белый запел надтреснутым голосом, через мгновение песню подхватили десятки голосов, к ним пока еще неуверенно присоединялись еще и еще. Песня окрепла и, оборвавшись на мгновение, рухнула на Болото дружным припевом сотен восторженных глоток, подняв над зеленым морем осоки и камыша тучи птиц.
Мы идем, уже скоро.
Во славу Темного.
Мы идем. Ждите нас.
Приболотье. Караван. Схватка. Купец.
— Вперед! Ускорить ход! Темп бегства. Белый! — он ухватил за плечо кинувшегося выполнять приказ кормчего, — жди сигнала.
Купец развернулся лицом к врагу и, прищурившись, вгляделся. Пара драконов остановилась в паре сотне шагов и сейчас стояли неподвижно, лениво шевеля веслами и не двигаясь. На палубах была видна упорядоченная суета. На мачты лезли стрелки, болтая в воздухе полными связками стрел. Барка под ногами, подрагивая от ритмичных движений гребцов, начала постепенно набирать скорость, с трудом раздвигая воду на своем пути. Казавшаяся ему раньше очень удобной и знакомой она будила в душе злость на ее неуклюжесть и тихоходность. К нему на полупалубу забралась лапа самок, незанятых на веслах, и села вокруг него на настил. Справа и слева в один сразу же начавшийся ломаться и разрываться ряд шли остальные барки его каравана. Громко пели кормчие, задавая темп, гребли, ухали на выдохе гребцы, орали команды помощники кормчих, наблюдавшие за ходом. На грузовых палубах мерно рычали сбившиеся в одну плотную толпу рабочие, щетинясь копьями. За барками, почти прижимаясь к бортам, шли лодки Рвачей.
У Купца под ногами зашипела одна из самок. Резко повернув голову, он тоже зашипел и оскалился. Драконы дружно плеснули веслами и пока еще медленно, не разворачиваясь, пошли в обратную сторону. На переднюю палубу у них выбралось по несколько человек и деловито стали раскладывать связки стрел, готовясь к стрельбе.
Еще через несколько минут, когда Драконы сократили дистанцию и уравняли скорость с барками, с них полетели первые стрелы. Купец радостно оскалился, лучники начали бить с предельной дистанции, рассчитывая выбить орков не подходя близко. По его команде на помосты для гребли полезли запасные гребцы с большими, плетенными из прутьев щитами. Оценив увиденные им у Диких щиты, он часть груза и все запасы старых корзин Бооргуза использовал на такую сейчас необходимую поделку. Самки вокруг него встали и прикрыли его сразу несколькими. Все барки как по волшебству покрылись серой чешуей щитов и еще больше ускорились. На Драконах даже ненадолго перестали стрелять и начали громко перекликаться. Широкоплечий воин в пластинчатом панцире выскочил на переднюю палубу и, вглядевшись из-под руки на барки, протяжно прокричал команду. Драконы еще больше сбавили ход и приблизились, по команде латника лучники ударили залпом, сбив с правой площадки сразу пару гребцов. Их падение лучники встретили радостными криками, поддержанными гребцами на веслах. После чего стрелы сыпались градом. Щиты, конечно, помогали, но на сокращенной дистанции стрельбы стрелы пробивали их почти без проблем, только немного сбиваясь по направлению и ослабляя убойность. Погибших сразу меняли новые гребцы, что, рыча, лезли на площадки из трюмов, раненых скидывали туда же. Пара самых вредных лучников с латником во главе взялись и за свиту Купца. Стрелы очень быстро попятнали его служанок, убив одну, что молча рухнула в полный рост на стоящих внизу рабочих. Те тоже несли потери от залетавших в трюмы пущенных по навесной траектории стрел. Но больше всего доставалось гребцам, лучники усиленно выбивали именно их, стараясь остановить барки и разбить и так уже развалившийся строй. Караван, теряя гребцов и груз, все также рвался из последних сил вперед и все также недосягаемые впереди маячили невозмутимо плещущие веслами Драконы, продолжая засыпать противника стрелами. Лучники уже видимо устали, и стрелы летели не так часто и были не так смертоносны, но оркам от этого было не легче.
Глядя по сторонам через приоткрытые щиты, Купец, скрипя зубами, наблюдал, как в воду с барок валятся и валятся его орки, пробитые стрелами. Кто-то еще пытался барахтаться в надежде, что идущие сзади Рвачи подберут, но большая часть неподвижно плыла, с торчащими из тел стрелами в облаках окрашенной кровью воде. Проводив взглядом очередного убитого, Купец шарахнулся от пробившей щит стрелы и, покосившись на закусившую свою косицу служанку, помог ей затянуть веревку на пробитой стрелой руке. Она кивнула, и он резким рывком вырвал из раны стрелу с отломанным наконечником. Поддержал пошатнувшуюся и заскулившую самку, шагнув назад, замахал в сторону кормы. Из стоявших там со щитами орков высунулся Шому и, поймав его взгляд, понятливо кивнул, нырнув обратно. На корме поднялось копье с пучком травы и замоталось из стороны в сторону. Еще через короткий промежуток времени, наполненный хриплыми выкриками гребцов и звуками ударов стрел в дерево и тела, из строя вывалилась одна барка и, вильнув, пошла в открывшуюся в стороне небольшую протоку. За ней еще одна, и такое стало повторяться раз за разом, пока за головной не осталось только еще три. На Драконах, заметив этот маневр, заорали, и стали осаживать, сближаясь. Лучники, прекратив стрелять, полезли на весла и, уловив этот момент, Купец завыл сигнал. Из-за барок вырвались лодки Рвачей и понеслись к Драконам, на площадки полезли дополнительные гребцы и с ходу включились в лихорадочный ритм гребли. Оставшиеся барки рванулись к тормозящим Драконам, на которые насели Рвачи.
Не подходя к бортам, они засыпали не организованно огрызающиеся Драконы боларами и дротиками, с восторгом выполняя всеобщую мечту их братства — ответить, наконец ответить. У большого Дракона разом упали два весла с одного борта, остальные спутались, сбив ритм, его мотнуло на воде, еще больше сокращая дистанцию до идущих барок. Купец непрерывно рычал, считая шаги до наконец ставшего близким врага. На Драконе загремел уже знакомый голос латника, и Купец заорал команду. На полупалубе его служанки, отложив щиты, дружно качнули шестами с пращами, отправив в уже близкие Драконы увесистые камни. Расплата прилетела мгновенно, одна из них, отпустив шест, головой вперед рухнула за борт, подняв фонтан брызг. Но свое дело они сделали, на Драконе отчаянно закричало от боли несколько голосов. Он опять сбил ритм гребли, и барка под восторженный рев гребцов со стуком и хрустом влетела в его борт. Из трюма, визжа от ярости и страха, полезли рабочие и, размахивая оружием, принялись прыгать на Дракон. Им навстречу поднялся редкий лес копий, принимая самых неудачливых, но остальные, не обращая на это внимание, все лезли и лезли. Пропустив первую волну обезумевших от страха рабочих, Купец махнул рукой, и в столпившихся у другого борта людей, что готовились встречать вторую барку, что сейчас накатывала с другой стороны, полетел новый камень. Оставшиеся живыми три служанки проводили его глазами и дружно завизжали, когда он влетел в толпу копейщиков, разбрасывая их в разные стороны. Их сразу же накрыла толпа визжащих орков. Вскочивший на борт Дракона молодой лучник с копной растрепанных соломенных волос на голове, улетел в воду от болара, что Купец запустил пред тем, как прыгнуть на палубу чужого корабля. Вынырнув, он попытался забраться на борт, когда орки с подлетевшей к нему лодки Рвачей обрушили на него град ударов веслами. Видя, что человек, упрямо мотая окровавленной головой, продолжает заползать на борт, Рвачи завизжали и, не сговариваясь, дружно прыгнули на него, исчезнув во взбаламученной воде. Ступая прямо по телам убитых рабочих, Купец в сопровождении своих гребцов проталкивался к основной схватке с людьми, оттесненными к задней части Дракона. К нему присоединились гребцы со второй барки, и, оглядев своих вояк, Купец резко свистнул. Орущие рабочие замолчали, резко разрывая дистанцию, и отшатнулись от людей, прекратив схватку. Купец увидел не больше двух десятков людей, что плотно сбившись, запалено дыша, спокойно ожидали продолжения. У них за спиной по протоке крутился малый Дракон, ловко уходящий от попыток сцепиться с ним двух других барок. Стоявшие за строем воинов пара лучников отгоняли крутившихся рядом пару больших лодок Рвачей. Впереди стоял уже знакомый воин в теперь уже залитом кровью панцире, на шлеме блестела свежая глубокая царапина. Его правую руку, все также крепко держащую короткий меч, быстро перетягивал кожаным ремешком худой и некрупный воин, в болтающемся на голове великоватом для него шлеме. Обе стороны быстро добили чужих раненых, оттащили за спины своих и замерли, не начиная схватку. Купец ждал, когда рабочие поменяют свое корявое оружие на целое своих убитых и трофеи, люди просто чего-то ждали. Увидев, как малый Дракон, увернувшись от барки и, утопив не успевшую увернуться малую лодку Рвачей, пошел полным ходом на сближение, Купец рявкнул команду, указывая на стену поднявшихся щитов. В нее застучали болары, трофейные копья и орочьи дротики, и в самую середину прилетел очередной камень из пращи служанок. В получившийся пролом выпрыгнул воин в панцире, сунувшегося за ним худого сопляка затянули обратно. Но восстановить стену не удалось, так как на нее с визгом посыпались рабочие, что за спиной у Купца залезли на мачту Дракона. Орки взвыли и всей массой навалились на людей. Купец, отбив один удар панцирника, увидел, как он срубил гребца и, нырнув ему под клинок, разрубил ему бедро. Прыгнув спиной вперед, почувствовал, как его дернуло поперек груди, и, опустив глаза, увидел разрубленный нагрудник. Побелев лицом, воин отмахивался от скачущих вокруг него лохматых силуэтов орков и что-то протяжно кричал. Сунувшийся к нему рабочий выронил трофейное копье и, повалившись на палубу, засучил ногами, сжимая разрубленную голову. За спиной у старшего воина, оставшиеся в живых люди, отбиваясь от наседавших орков, прыгали через борт на палубу подошедшего малого Дракона. С его бортов били стоящие в полный рост лучники, кричали гребцы, и пытались отбросить орков копейщики. Купца тащили на барку его служанки, зажимая руками брызжущую кровь из-под нагрудника. В глазах все плыло, и последнее, что он запомнил, это бьющие с мачты малого Дракона стрелами лучники людей и ломящиеся к старшему пара уже седоусых мечников с худым сопляком с тяжелым для него копьем в руках.
И позади всех из-за стены тростника выходящие ровным строем черные, боевые лодки Бооргуза Червя.
Болото напротив ущелья Уруков. День спустя. Жрец.
Идущая на веслах барка, обычно тихое передвижение по воде. Но не в этот раз. По протоке шло одновременно больше двух десятков разномастных барок и крупных лодок, не считая тучи мелких, что постоянно шныряли впереди и стайками по проходимым протокам. Такое скопище судов не могло идти тихо, постоянно происходили конфликты, обычно решаемые глотками кормчих. Но все старательно держали дистанцию от шедшей третьей, большой черной барки, молча, ритмично машущей веслами и распространяющей тяжелый гнилостный запах. Над ней возвышался тяжелый навес из циновок, закрывая от света палубу в полумраке, под которым иногда шевелилось что-то большое и тяжелое.
На переднюю полупалубу выскочил Страж Храма и замахал значком, привлекая внимание каравана, после чего отсигналил распоряжение дальним набором знаков.
На задней полупалубе идущей за Черной барке заковыристо выругался кормчий, и недовольно закрутили головами его помощники, работающие веслами шестовые дружно поежились и сочувственно покосились на сидящего рядом с кормчим сотника Рвачей Ужита.
Посидев еще мгновение в неподвижности, он хлопнул ладонью по дереву и, встав, махнул рукой ближайшей лодке. Дождавшись, когда она встанет под борт, привычно, мягко спрыгнул в нее и ткнул пальцем в сторону черной барки. Подойдя к ней, цепляясь когтями, ловко забрался на борт и уткнулся носом в наставленные копья Стражи. Вышедший из-под навеса младший жрец быстро обежал и обнюхал его, и поманил за собой.
Войдя в полумрак под навесом, сотник встретился глазами с сидевшими на циновках другими командирами каравана. За спинами орков в такт движения барки колыхалась ширма из костей, из-за которой и несло тем самым запахом пропавшего мяса. Подойдя к ней ближе, Рвач встал на колени и замер в ожидании.
Низкий, хрипящий и булькающий голос качнул ширму и заставил вздрогнуть всех сидевших.
— Говори, Рвач.
— Великий жрец. Болотники еретика бегут, бросая свои норы. Их много. Здесь почти все рода на три-четыре дня хода в обе стороны. В драку не лезут, все бросают и бегут, кто куда.
— Пленные? — в голосе спрашивающего явственно проскользнула нотка нетерпеливой жадности.
— Прости нас, Великий жрец, но они бегут с того момента, как Уруки подняли дымы.
— Уруки уже ответили своими головами за предательство веры. Иди, Рвач, и найди их. Богу нужны жертвы. Ты меня услышал?!?
Голос ощутимо надавил на Рвача, заставив его пригнуться к циновке и опустить глаза.
— Я все понял, Великий жрец. Мы выполним твою волю.
Рвач торопливо прыгнул в ждущую его лодку, едва не опрокинув ее, и сам схватил весло. Только нырнув в ближайшую протоку, он опустил весло и долго ругался. Экипаж лодки молчал, неторопливо продолжая грести. Замолчавшего сотника окликнул старший лодки.
— Куда?
Махнув прямо, сотник еще полчаса сидел в задумчивости, потом окликнул старшего.
— Купца так и не нашли?
Покивав на отрицательный ответ, продолжил.
— Жаль, его бы голову сюда.
— Старший, — к нему развернулась сидевшая впереди самка-рвач, — у нас есть вести: шестовые и кормчие Семьи Купца что-то знают. Нам не скажут. Может, ты?
— Что-то знают, говоришь? Меняем курс, идем к боковому дозору, там кормчим молодой Утаан. Не очень умный. Надо что-то решать. Я не хочу в личную яму Жреца.
Орки, кивнув, живо развернули лодку и, довольно сопя, пошли в боковую протоку. Молчание прервал загребной.
— Богатое Болото. Если Ходок и правду отбил его у людей, я бы здесь жил. Старший, ты видел их норы?
Получив отрицательный ответ, жарко заговорил.
— Нашли стоянку, пустую. Ушли недавно. Заводь соминая пустая. Ограда сделана-то как: колья ровные, заостренные, загляденье. На стоянке стружек, топоры-то железные. Старший, — он чуть не плакал от злости и зависти, — стоянка на малый род и железный топор. Они, уходя, не всю рыбу с просушки сняли. Да там на мусорной яме ее больше, чем в котле полусотни.
Орки дружно заворчали, осуждая такое расточительство.
— Следы Матаа нюхала, — самка-рвач кивнула, подтверждая, — ты знаешь ее нос. У них щенки, сытые, сами они сытые. По стоянке ходили, не прячась. По Болоту ходили, не прячась. Старший, если бы не клятва тебе, ушел бы к ним. Хоть сколько-нибудь так пожить.
— А тут черная барка, — все поежились, — муки вечные прямо за спиной стоят.
Гребцы закивали, тихо бормоча согласие с говорившим.
— Цыц, про клятву ты помнишь, это хорошо. Я не слышал всего этого, вы мне не говорили. Поговорю с молодым Утааном, решим. Ждите моего слова. Сами тише тины ходите.
— Мы тебе верим, сотник. А то бы уже давно разбежались от страха такого. Ждем твоего слова.