Оружие Победы

Глава 11. О ЧЕМ НЕ ВСЕГДА ПИСАЛИ ГАЗЕТЫ

В последней главе нашего повествования речь пойдет о тех малоизвестных страницах истории Великой Отечественной войны, которые по тем или иным причинам остались не освещенными на предшествующих страницах книги. Прежде всего мы поговорим о некоторых неожиданностях, своеобразных «сюрпризах», которые заготовили для противника изобретательные умы наших соотечественников.

Когда оружие — смекалка. «Военная хитрость — тоже важная часть искусства войны. К ней непременно прибегают и солдат и маршал, — говаривал не однажды один из ведущих полководцев Великой Отечественной войны — маршал А.М. Василевский. И неизменно добавлял: — Но надо заметить, что, прибегая к ней, важно не считать врага дураком. Только в этом случае хитрость приносит успех…».

Разведка и маскировка. Издавна так повелось: прежде чем составить свой собственный стратегический план, каждый военачальник стремится побольше узнать о намерениях противника. Естественно, при этом он хочет, чтобы о его собственных войсках и намерениях было известно как можно меньше.

Таким образом, разведка и маскировка всегда были и остаются двумя сторонами одной медали, которая именуется военным искусством или военной хитростью, если хотите.

«Ковать» эту медаль начали еще в глубокой древности. Знаменитый Ганнибал, нацепив фальшивую бороду, не считал зазорным самолично прогуляться к вражескому стану в поисках нужных сведений. Дмитрий Донской выиграл Куликовскую битву благодаря умело замаскированному засадному полку. Мамай не заметил его, прошел мимо, и в нужный момент русские ударили ему в спину. Первоначальные потери англичан в бурской войне были столь велики потому, что они начисто пренебрегли правилами маскировки. Их красные мундиры на фоне серых степей Трансвааля служили прекрасными мишенями для буров.

Зрение разведки, как уже говорилось, обострилось чрезвычайно, когда она получила в свое распоряжение сначала подзорные трубы и бинокли, а впоследствии фото- и киноаппараты.

Однако не дремали и маскировщики: в ход пошли все новые методы и средства. Например, чтобы скрыть от вражеских глаз артиллерийские позиции, севастопольские моряки в Крымскую войну впервые применили рыбачьи сети с навешанной на них растительностью. С их легкой руки маскировочные сети разошлись по всем армиям всего мира, на переднем крае стали вырастать искусственные леса, фальшивые холмы и сугробы…

А разведчики, чтобы обеспечить удобные позиции для наблюдения, стали использовать полые «камни», могильные кресты со стереотрубами внутри и даже лжепокойников… Известен, например, случай, когда разведчики ночью подменили труп убитого солдата, несколько дней лежавшего у всех на виду. И вместо него живой разведчик целый день вел наблюдения за вражеским передним краем, стараясь сохранить максимум неподвижности. И это ему удалось…

Потом разведка вооружилась аэростатами, дирижаблями, самолетами…

Маскировщики это знали прекрасно и понастроили великое множество ложных огневых позиций, аэродромов, а то и целых «лжегородов».

Так, чтобы ввести в заблуждение немецких летчиков-наблюдателей, французы в Первую мировую войну проделали титаническую работу. На местности, более-менее сходной с расположением французской столицы, был сооружен еще один, фальшивый Париж, в котором были скопированы изгибы Сены, создано точное подобие версальских каналов, проложена железная дорога и «выстроены» городские кварталы. По ночам светом имитировалось движение городского транспорта и поездов. Конец этой на редкость обширной, дорогостоящей мистификации положило лишь заключение мира.

Хороший результат в маскировке можно получить и при небольших затратах.

Например, Николай Степанович Конюшков никакого отношения к авиации до 1932 года не имел. Работа у него была самая что ни на есть земная — заведующий отделом лугов и пастбищ Института кормов имени В.Р. Вильямса. Впервые он полетел на самолете в тридцать втором году с самим Петром Ионовичем Барановым, начальником Главного управления авиационной промышленности.

Они летели осматривать предполагаемые новые аэродромы для «ястребков». И если Баранова интересовали тактико-технические данные будущей взлетной площадки, то Конюшков оценивал состояние луга. Летчики просили обеспечить им такой «газон», чтоб и лохмат был в меру, и в меру пружинил, и чтоб не истирался под колесами как можно дольше. Надеялись, что удастся совместить две взаимно исключающие друг друга операции: довести грунт взлетного поля до плотности застывшего цемента, а затем вырастить на нем ровный травяной ковер. Ни о каких других вариантах пилоты и слышать не хотели. Николай Степанович перепробовал почти все травы, высевал смесь из семян шести-восьми сортов. И в конце концов вырастил ковер достаточно плотный и прочный; сто раз на дню могли взлетать и садиться «ястребки», а дерн выдерживал. Причем самой «авиационной» травой оказался обыкновенный мятлик, который исправно произрастал под любыми колесами…

Однако если до войны Н.С. Конюшков занимался авиационными «газонами» периодически, по личной просьбе П.И. Баранова, то в первые же дни войны в план работы института была уже официально внесена тема «Устройство дернового покрова на летных полях».

А чуть позднее он получил и еще одно спецзадание от ВВС СССР. Конюшкова попросили сделать так, чтобы выращенные им «газоны» было трудно заметить с воздуха. Сами самолеты отгоняли на опушку леса, маскировали сетями и растительностью. Но как замаскировать само летное поле?

В конце концов Конюшков разработал весьма дешевый, но эффективный способ маскировки. Теперь он летал по фронтовым аэродромам, возя с собой мешок-другой азотных удобрений. Прибыв на место, собирал солдат из батальона аэродромного обслуживания и ставил перед ними боевую задачу — разбросать удобрения в указанных им местах.

Максимум сутки тратил ученый на каждый аэродром. И улетал на другой. А там, где он приказал разбросать удобрения, уже на следующий день после его отъезда трава меняла свой цвет, становилась темно-зеленей. И сверху казалось, что на ровном поле появились некие овраги и ямы.

Качество агромаскировки подтверждали фашисты: старательно бомбили соседние поляны, оставив летное поле в неприкосновенности.

Маскировка молчанием и светом. Вторая мировая война вообще интенсифицировала противостояние наблюдения и маскировки. Стены и крыши особенно ценных зданий, разрисованные так, чтобы сбить с толку воздушных разведчиков и штурманов авиации противника, фальшивые надстройки и трубы на кораблях, камуфлирующая окраска техники, маскировочное обмундирование бойцов — все это широко применялось во время ведения военных действий.

Порой дело доходило и до использования совсем уж необычных методов. Вот лишь один пример. Осенью 1942 года на обширных лесных массивах западных штатов США стали возникать сильные пожары, сопровождавшиеся таинственными взрывами. Стараниями контрразведки через некоторое время удалось установить и причину возгораний. Японцы додумались прикреплять авиационные зажигательные бомбы к воздушным шарам и с попутным ветром отправлять их на территорию США. Конечно, точность подобной бомбардировки была очень невелика, но японцы логично рассчитали, что Соединенные Штаты — страна большая и промахнуться мимо нее довольно затруднительно. Спустя несколько часов после запуска на воздушном шаре срабатывал таймер, бомба падала вниз и поджигала лес.

Как бороться с подобными бомбардировками? Выходом из положения оказалось… газетное молчание. Американцы «замаскировали» следы бомбардировок, засекретив всю информацию об их результатах. В итоге японскому генералу Кусоба и его подчиненным не удалось как следует «пристреляться» к территории противника и доказать своему начальству целесообразность такой затеи. Налеты воздушных шаров прекратились.

Еще более удивительную маскировку применили наши войска перед штурмом Берлина, в конце Великой Отечественной войны. Участникам ночной атаки был отдан на первый взгляд странный приказ: «Не оборачиваться!» Но когда наступление началось, все стало ясно: из-за спин атакующих в глаза противнику ударили мощные прожекторы. Прицельный огонь гитлеровцам оказалось вести невозможно — фигуры наших бойцов терялись в ливне света.

Бои без выстрелов. А теперь давайте поговорим вот о чем. О 900 днях и ночах блокады Ленинграда написано немало. Но память людская снова и снова возвращается к тому времени. Возвращается, чтобы еще раз воздать должное мужеству ленинградцев, их стойкости, несгибаемой силе духа. Они свершили, казалось, невозможное. Они не только устояли против грозного, беспощадного врага. Они не только перетерпели голод и холод, но и нашли в себе силы, накопили их, чтобы в конце концов прорвать вражеское кольцо.

Война заставила на многое взглянуть по-иному. Еще вчера людей радовало чистое голубое небо, а сегодня они поглядывали на него с опаской: в любую минуту из-за горизонта могли нагрянуть вражеские бомбардировщики. До войны Адмиралтейская игла радовала взор блеском своей позолоты. А с началом артобстрелов города этот блеск пришлось притушить — игла не должна обозначать центр города, служить ориентиром для фашистских артиллеристов и пилотов.

Но как накрыть чехлом громаду, взметнувшуюся на десятки метров ввысь? На помощь призвали альпинистов.

Команда аэростата накинула на верхушку иглы петлю троса. По тросу поднялись ленинградские альпинисты с чехлом. И игла перестала сверкать на солнце, стала неразличимо серой. Закрыли чехлом и шпиль Петропавловки, закрасили купол Исаакия. Замаскировали железные дороги. Раскинули пеструю сеть над Смольным: дворец сверху выглядел городским сквером. Создали ложные аэродромы: на пустынных окраинах автомобили наездили колесами «взлетные дорожки».

Что спрятать не удалось — огромные заводы, судоверфи — старались защитить зенитным огнем, прикрыть воздушными баррикадами. Каждый вечер в небо поднимались аэростаты воздушного заграждения. Один баллон с водородом мог подняться на высоту в 4 км, два, соединенные вместе, поднимали прицепленный к ним трос на 6 км. Этот тонкий, совершенно невидимый ночью трос и представлял собой главную опасность для вражеской авиации. К верхней части троса подвешивали мину и устройство, которое при ударе самолета о стальную нить, автоматически перерезало ее. Освободившийся конец с миной подтягивала к себе обреченная машина; взрыв — и на землю сыпались обломки…

На аэростате в это время срабатывал разрывной клапан. Газ выходил из оболочки, и она плавно опускалась в город, где ее подбирали, чинили, если это было необходимо, и вечером снова поднимали в небо.

Узнав о воздушных баррикадах, вражеские пилоты старались обходить те районы, над которыми висели аэростаты.

Обходили и… попадали под прицельный огонь зенитчиков или летчиков-истребителей, взлетавших с замаскированных аэродромов.

Еще о «дороге жизни». Про то, как по ледовой дороге через Ладожское озеро днем и ночью шли машины с грузами для осажденного города, вывозя обратными рейсами еле живых блокадников, уже написаны многие тома. Однако, наверное, мало кому известно, что еще 8 сентября 1941 года секретарь Ленинградского обкома А.А. Жданов вызвал к себе в кабинет флотских гидрометеорологов. Вопросы, которые он задал специалистам, были для военного времени вроде бы необычны: «Какова толщина зимнего льда на Ладоге? В каком месте лед толще и дольше сохраняется по весне? Как можно увеличить его прочность?»

С этого момента началась энергичная работа, которая впоследствии и позволяла создать переправу через Ладогу. Советские специалисты установили, что существуют наименее опасные скорости движения по льду — от 3 до 30 км в час. Поверхность ледовой дороги под тяжестью машин все время покрывается сетью мелких трещин, особенно опасных, если они расположены вдоль, по направлению движения. Такие трещины надо замораживать, поливая их водой.

Если лед все же оказывался недостаточно толст, его укрепляли настилами. Но тут тоже есть тонкость: при толщине льда меньше полуметра настил эффективен, а когда лед толще — настил лишь увеличивает нагрузку на лед.

Полученные данные оказались полезны не только для ленинградцев. В годы войны ледовые переправы действовали на Финском заливе, в Керченском проливе. Накопленный опыт позволил осуществить успешную переправу тяжелых танков КВ через Волгу зимой 1942/43 года и разгромить фашистов под Сталинградом.

Подводная артерия. Весной 1942 года, когда лед начал таять и по ледовой трассе уже нельзя было доставлять горючее в Ленинград, возникла опасность, что танки, автомобили и другая техника, состоящая на вооружении войск Ленинградского фронта, будет вынуждена остановиться. Угроза остановки нависла и над многими ленинградскими предприятиями, работавшими на оборону.

А потому в апреле 1942 года Государственным Комитетом Обороны в обстановке строжайшей секретности было принято решение о строительстве подводного трубопровода по дну Ладожского озера. Бензин с восточного берега должен был по подводной артерии, незаметно для противника, поступать в осажденный город.

Выполнение этого смелого решения было связано с огромными трудностями. Подводные трубопроводы такой длины еще никогда в Союзе не сооружались. Строительство должно было происходить всего в 5–6 км от линии фронта, к северу от Шлиссельбурга. Все материалы и необходимое оборудование надо было изыскать на месте, в Ленинграде. Наконец, все строительство бензопровода нужно было провести в кратчайшие сроки, чтобы противник ничего не заподозрил.

По словам инженера А. Фалькевича, была разработана следующая схема устройства бензопровода: бензин по железной дороге подвозили к устроенному на восточном берегу озера складу горючего и из железнодорожных цистерн перекачивали в зарытые в землю резервуары.

Из этих резервуаров он попадал в насосную станцию, на которой установлено два насоса высокого давления. Под давлением 12–15 атмосфер бензин направлялся в трубопровод, уложенный по дну озера. Выходя на западный берег озера, бензин но уложенному в земле трубопроводу длиной 8 км попадал на ближайшую железнодорожную станцию. Неподалеку от станции расположен приемный склад горючего, состоящий из небольших вертикальных резервуаров и наливной эстакады, чтобы заправлять одновременно 10 железнодорожных цистерн или 20 автомашин.

Подводный трубопровод состоял из цельнотянутых стальных труб длиной в 5–7 м, рассчитанных на перекачку жидкости под высоким давлением. Толщина стенок труб была 7–8 мм, их внутренний диаметр равнялся 101 мм (4 дюймам). Проектная производительность трубопровода — 350 т бензина в сутки.

Строительство сухопутной части бензопровода на обоих берегах было относительно простой задачей: по линии трассы выкапывалась траншея глубиной 1,2 м, трубы развозились на автомашинах или растаскивались тракторами вдоль трассы, после чего их укладывали в нитку и сваривали в секции длиной 40–50 м. Сварка на трассе производилась от передвижных сварочных агрегатов, состоящих из двигателя внутреннего сгорания и сварочного генератора. Применялся так называемый «поворотный» способ, при котором во время сварки один или два подручных вращают секцию. Этот метод дает возможность сварщику вести процесс сварки в наиболее удобном для него положении.

По окончании сварки трубопровод для защиты от коррозии покрывался слоем битума. А после укладки трубы в траншею герметичность трубопровода испытывали под давлением в 25 атмосфер.

Сложней было соорудить подводную часть бензопровода. В связи с тем, что трубы для строительства поступали из Ленинграда, вся подготовка к сооружению подводной части бензопровода проводилась на западном берегу озера.

Для этой цели была выбрана ровная песчаная площадка. Трубы, доставлявшиеся на площадку, собирались и сваривались в секции длиной по 200 м. Секции поочередно укладывались на испытательный стеллаж, где герметичность сварки проверялась под давлением в 35 атмосфер.

После испытания секции покрывались битумной изоляцией и укладывались на спусковую дорожку длиной 300 м. По вращающимся роликам трубу постепенно спускали в воду. Но поскольку каждый метр толстостенного трубопровода весил 18 кг, трубы тонули даже с закупоренными концами. С одной стороны это было хорошо — их не надо было специально затапливать. Но с другой стороны плохо — такую тяжесть водолазы не могли протащить волоком по дну. Пришлось для придания некоторой плавучести привязывать к каждой секции бревна пеньковой веревкой. С такими поплавками очередная секция и вытягивалась буксиром. А к ней по мере погружения в воду приваривались все новые и новые 200-метровые секции.

Чтобы противник не заметил ничего подозрительного, количество бревен-поплавков подбиралось так, чтобы труба практически не показывалась на поверхности воды. Тем не менее все же удивительно, как это немцы не заметили ничего подозрительного в течение двух недель, пока продолжалась вся эта операция. Видимо, гитлеровцам и в голову не пришло, что у них под носом ведется прокладка трубопровода в осажденный город.

Так или иначе, 21 500 м подводной части бензопровода были благополучно сварены и уложены. Пеньковые канаты, крепившие поплавки-бревна, были обрезаны, а сами трубы водолазы для надежности еще и обвязали грузами через каждые 50—100 м. А береговые участки трубопровода, во избежание повреждения их льдом, были с помощью гидромонитора замыты в грунт на глубину в полметра.

Уникальный бензопровод успешно проработал 20 месяцев, ежесуточно давая осажденному городу 400–420 т бензина.

Направленная радиосвязь. Связь многомиллионного осажденного города с «Большой землей», как называли тогда ленинградцы остальную страну, осуществлялась многими средствами.

Наряду с телефонно-телеграфным кабелем, проложенным по дну Ладожского озера, и обычной радиосвязью героическим защитникам города удалось построить и линию направленной ультракоротковолновой связи через Ладожское озеро.

Ультракороткие волны дают возможность осуществить передачу узким направленным лучом. Противнику невозможно подслушать такую передачу или помешать ей, если он не находится непосредственно на пути направленного луча.

Строилась эта аппаратура в очень тяжелых условиях блокады. Предприятия не располагали необходимым оборудованием, так как многое было уже эвакуировано в глубь страны. Люди работали в холодных помещениях. Не хватало электроэнергии.

Тем не менее главного конструктора проекта Н. Спирова, руководившего этой работой, его подчиненных не остановили никакие трудности. На основе автомобильного газогенераторного мотора и небольшой динамомашины в очень короткий срок была построена своя маленькая электростанция. Были смонтированы передающая и приемная аппаратура, сложные дипольные антенны и установлены на высокие деревянные мачты.

В середине 1942 года линия связи заработала.

Немцы так и не смогли помешать работе направленной связи. Более того, долгое время они даже не подозревали о ее существовании.

Вскоре направленная ультракоротковолновая связь была включена в централизованную систему связи Ленинграда с Москвой, с другими городами Союза и бесперебойно прослужила всю войну.

Электрические заграждения. Мало кто знает, но электричество действительно использовалось как оружие во Вторую мировую войну. Когда гитлеровцы приблизились к нашей столице на расстояние пушечного выстрела, когда генералы вермахта с помощью биноклей уж рассматривали золотые купола Кремля, на последних рубежах обороны, кроме всем известного «коктейля Молотова» — зажигательной смеси, были использованы еще две новинки. Против танков в районе Лобни выкатили на прямую наводку зенитные орудия, а против пехоты решили использовать электрические заграждения — по колючей проволоке был пропущен ток высокого напряжения.

Впрочем, с электрическими заграждениями было больше мороки, чем проку. Чтобы не демаскировать подобные заграждения, в них не стали использовать фарфоровые изоляторы. Да и были они в то время дефицитом. А без них, особенно в сырую погоду, электричество, что называется, «уходило в землю». Поражающий фактор электротока резко снижался. Кроме того, требовался огромный расход электроэнергии. Да и подводящие провода в боевых условиях то и дело секлись осколками…

Электроэнергия для Ленинграда. Кроме «дороги жизни» и подводного трубопровода, 7 августа 1942 года Военный совет Ленинградского фронта принял решение в двухмесячный срок проложить линию электропередачи с Волховской гидроэлектростанции в осажденный город, чтобы обеспечить его предприятия энергией. Линию длиной в 150 км нужно было прокладывать под бомбежками, а главное, так, чтобы ее нельзя было повредить впоследствии этими самыми вражескими бомбами и снарядами.

Инженеры Ленэнерго во главе с С.В. Усовым предложили проложить как минимум пять ниток кабеля по дну Ладожского озера. Работы были начаты, но в срок завершить их не удалось, поскольку работать приходилось лишь ночами, чтобы не демаскировать свою деятельность. Кроме того, по ходу дела выяснилось, что запасы морского кабеля, необходимого для таких работ, недостаточны для 5 линий. Другие же виды кабеля не подходили, поскольку не обеспечивали достаточной герметичности.

В итоге часть линий была проложена прямо по льду и проработала до 21 марта 1943 года.

Фанера и пластмасса. Во время Великой Отечественной войны, когда самолеты для ВВС выпускались десятками тысяч, дюралюминия не хватало, конструкторы С. Ильюшин, А. Микоян и другие выбрали для своих самолетов смешанную фанерно-металлическую обшивку.

Еще перед войной один из первых выпускников МАИ, Л. Фундатор, сделал изобретение, которое резко упростило технологию выклейки фанерных фюзеляжей и крыльев.

Раньше эти части самолетов делали так. На деревянную форму слой за слоем наклеивали фанерные листы. На время схватывания каждый слой крепили небольшими гвоздями, которые забивали сквозь фанерные полоски, проложенные через каждые 20 см. Хотя гвозди и прижимали слой, но они же выдавливали клей и тем ослабляли прочность склейки. Перед накладыванием следующего слоя фанеры все гвоздики вытаскивали, полоски снимали. Так повторялось от 5 до 15 раз.

На фюзеляж шло до 120 тысяч гвоздей, весь этот «сизифов труд» выполняли вручную. Если к работе приступали в начале недели, то готовое изделие выдавали только в конце ее.

Не лучше обстояло дело и с выклейкой крыльев. Листы фанеры прижимали мешками с песком. От них в цехе было пыльно, пыль оседала на листы фанеры и качество склейки ухудшалось.

Идея предложения Л. Фундатора была очень проста: заменить гвозди и мешки с песком воздушным или водяным прессом. Изобретатель применил резиновые мешки, которые охватывали склеиваемое изделие снаружи, затем в них подавался сжатый воздух. Равномерная нагрузка на деталь сразу подняла качество склейки, а продолжительность одного прессования сократилась до получаса. На прессе склеивали до 15 слоев за один день.

Изобретение Л. Фундатора применили многие авиационные заводы, и это помогло нашей промышленности увеличить выпуск самолетов, так нужных фронту.

К сказанному остается добавить, что самолеты из прессованной фанеры выпускались и в США. Американские конструкторы выявили, что благодаря лучшей обтекаемости и меньшему весу самолет-истребитель, изготовленный из такого материала, обладает большей скоростью, чем цельнометаллический самолет такой же конструкции и мощности.

В 1935 году директор НИИ пластмасс Сергей Николаевич Ушаков положил на стол наркома пластину прозрачного материала, похожего по виду на обычное стекло.

Это был образец органического стекла — плексигласа (полиметилметакрилат). «В то время у нас о нем почти ничего не знали, — вспоминал один из участников этих событий В. Бадов из Кемерова. — Германские химики, которым удалось синтезировать этот полимер, держали технологию в секрете. Ведь плексиглас превосходил все известные виды стекла. Небьющийся, прочный, легко поддается механической обработке. О таком материале давно мечтали конструкторы самолетов…».

Сотрудникам НИИ пластмасс поручили разгадать структуру органического стекла. Тема получила условное наименование «К-4». И в конце концов они добились своего. Перед войной наши химики наладили промышленное производство органического стекла.

Однако начавшаяся война поставила новую задачу. Нужно было получить на основе нового материала бронестекло, которое смогло бы выдержать удары пуль или осколков. Ведь обычное оргстекло даже пуля, выпущенная из трехлинейной винтовки, разносила на куски.

Так продолжалось, пока оргстекло не покрыли защитным слоем из закаленного стекла — сталинита. «Слоеный пирог» получился таким — 40-миллиметровая «подушка» из органического стекла, а на ней экран из сталинита, приклеенный бесцветной пленкой. Экран изготовлялся не из цельного куска, а из отдельных пригнанных плиток. Их прозвали «таблетками». Ударившись в «таблетку», пуля оставляла на ней бессчетные трещины, рисунком напоминавшие медовые соты. «Подушка» же оставалась целой. Если пулеметная очередь или осколок угодит в лобовое стекло пилотской кабины, летчик останется невредим…

В начале 1939 года из ангара авиазавода вышел первый экземпляр штурмовика Ил-2. Штурмовик стал первой отечественной машиной, оснащенной защитным козырьком из прозрачной брони. А к последнему году войны боевые самолеты всех типов имели защиту из бронестекла.

Осенью 1943 года директора завода, выпускающего бронестекло, вызвали в главк. В купе попутчиком оказался молоденький лейтенант-летчик. Он ехал в столицу за Звездой Героя. Разговорились о делах на фронте. Директор как бы невзначай спросил летчика, есть ли на его самолете козырек из бронестекла.

Лейтенант удивленно вскинул брови: «А вы почему знаете?» Пришлось директору пояснить, что детали эти изготавливают на его заводе и было бы интересно получить отзыв о них от боевого пилота.

Летчик тут же на листе бумаги четким ученическим почерком вывел: «Рабочим и работницам завода. Бронестекло, которое вы делаете на своем заводе, хорошо защищает нас, летчиков-истребителей, от немецких пуль. Качество его отличное. Герой Советского Союза гвардии младший лейтенант П. Кузнецов».

«Звено». Сама идея «звена» была предложена и реализована в начале 30-х годов. Предполагалось, что дальний бомбардировщик будет нести на себе истребитель, который в случае необходимости отцепится и пойдет на перехват истребителей противника.

В 1929–1930 годах в нашей стране была проведена серия испытаний такого «самолета-звена», разработанного инженером B.C. Вахмистровым. На крыльях самолета ТБ-1 размещались два истребителя, которые при подлете к цели отстыковывались и могли прикрыть авиагруппу от истребителей противника.

Испытания этой конструкции проводили такие опытные летчики, как В.П. Чкалов, П.М. Стефановский, летчики-испытатели А. Анисимов, А. Залевский, В. Степанченок. Во время одного из этапов к бомбардировщику ТБ-3 ухитрились прицепить даже пять истребителей…

Правда, в боевых условиях «аэросцепка» использовалась лишь однажды. В 1941 году два истребителя И-16 были подвешены под крыло носителя ТБ-3, который доставил их к румынскому берегу, где они атаковали железнодорожный мост возле города Черноводы. После выполнения боевой операции истребители вернулись на базу самостоятельно.

Оружие возмездия. В январе 1945 года немцы разработали операцию «Айзенхаммер». По плану ее на соединение «Мистелей» 11/KG-200 была возложена стратегическая задача уничтожения важнейших оборонных объектов СССР. С этой целью сотню самолетов-снарядов перебросили в Восточную Пруссию. Туда же направили и обученные экипажи наведения.

Однако операция «Айзенхаммер» так и не состоялась. Ее выполнение было сорвано стремительным наступлением советских войск в Восточной Пруссии. Война вступала в свою заключительную фазу.

Правда, немцы все-таки успели попортить немало крови британцам, обрушив на острова беспилотные самолеты-снаряды «Фау-1» и ракеты «Фау-2».

«Фергельтунгс-ваффе» (оружие возмездия) — назвала «Фау-1» и баллистическую ракету «Фау-2» геббельсовская пропаганда. И хотя обе «фау» поступили на вооружение со многими недоработками, урон англичанам они нанесли немалый. Достаточно сказать, что только за три месяца, начиная с июня 1944 года, было полностью разрушено 25 тысяч зданий в Лондоне и его окрестностях. При этом погибло 42 380 человек.

Самолеты Хе-111, оснащенные «Фау-1», предполагалось применить и для налетов на наши промышленные центры. «Бомбардировке должны были подвергнуться индустриальные комплексы Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска, а также районы, расположенные за Уралом», — вспоминал после войны бывший начальник разведывательного управления Главного управления имперской безопасности, группенфюрер СС В. Шелленберг.

Правда, в этом случае нацисты особо не надеялись на точность попадания. И доселе беспилотные «Фау-1» на цель должны были наводить летчики-смертники. С этой целью небезызвестный диверсант О. Скорцени приказал набрать в люфтваффе и частях СС 250 нацистов-фанатиков.

С помощью пилотов-смертников гитлеровцы намеревались бомбардировать и Нью-Йорк двухступенчатыми ракетами А9/А10. Эта ракета, впрочем, как и «Фау-1», была сконструирована Вернером фон Брауном.

Верховная Ставка Главнокомандования СССР, учитывая возможность применения противником «Фау-1» против крупных городов, приказала командующему артиллерией Красной Армии Н.Н. Воронову принять необходимые меры в первую очередь по защите Ленинграда. Именно он мог стать первоначальной целью самолетов-снарядов.

Для перехвата «Фау-1» командование ленинградской ПВО выделило четыре истребительных авиаполка, оснащенных машинами новейших марок, свыше 100 зенитных батарей и более 200 аэростатов заграждения. При этом зенитчики дислоцировались так, чтобы появившуюся цель могло обстрелять сразу три батареи, взлетно-посадочные площадки для истребителей разместили там, где скорее всего могли появиться «Фау-1», а наблюдательные посты и радиолокационные станции могли обнаружить ракеты на расстоянии 120 км от города.

Кроме традиционных средств защиты было решено применить против самолетов-снарядов и кое-что новенькое…

В июне 1944 года в Государственный Комитет Обороны (ГКО) вызвали наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина, командующего ВВС генерала А.А. Новикова и конструктора В.Н. Челомея, работавшего над реактивными двигателями. Им предложили создать новое оружие — беспилотную боевую технику. Главным конструктором был назначен Владимир Николаевич Челомей.

Его двигатель как нельзя лучше подходил для самолетов-снарядов, которыми предполагалось оснастить наши дальние бомбардировщики. Тогда, не входя в зону ПВО противника, летчики выпускали бы крылатые снаряды-ракеты и благополучно возвращались бы на свои аэродромы. К тому же стоимость снарядов была невелика, и особых затруднений, связанных с их производством, не предвиделось.

В 1943 году работа над самолетом-снарядом, которой руководил Челомей, в основном была завершена. В декабре 1944 года начались испытания «летающих бомб». Запускали их с тяжелых бомбардировщиков Пе-8, а потом с фронтовых Ту-2. Новое оружие оказалось весьма эффективным.

«В начале 1945 года мы были уже готовы применить его, — вспоминал Шахурин, — но ЦК ВКП(б), Советское правительство приняли решение отказаться от применения этого оружия. Не менее сильное и, пожалуй, более эффективное, чем у врага, оружие у нас было, гитлеровцы знали о нем…»

По мнению кандидата технических наук Валерия Родикова, это была, возможно, одна из причин, почему гитлеровцы не применили «Фау» против наших городов. Они явно опасались ответного удара большей силы.

Так что, хотя готовые к бою эскадрильи бомбардировщиков с подвешенными к ним снарядами, получившими название «10Х» (десятая модификация неизвестного оружия), так и не взлетели со своих аэродромов для нанесения боевых ударов, они оказали влияние на планы главарей Третьего рейха.

Кривые стволы. Представьте себе картину. Над бруствером окопа появляется автоматный ствол, и, хотя стрелка не видно, огонь ведется прицельный — мишени поражены. Так же точно в цель летят пули из ствола, когда он появляется из-за угла, из люка боевой машины и других укрытий. Во всех случаях стреляющий скрыт, вне линии огня, в безопасном месте, но это он ловит в прицеле фигуру «противника», его пальцы плавно нажимают в нужный миг на спусковой крючок. Вести такой огонь позволяет оружие с кривым стволом.

Это документальные кадры кинохроники конца Второй мировой войны. Именно на заключительном этапе боевых действий заправилы Третьего рейха давали ход и самым экзотическим проектам.

В частности, немецкие конструкторы активно вели разработки кривоствольного оружия. Причем поначалу оно предназначалось вовсе не для пехотинцев, а для… танкистов. Вызвано это было несколькими обстоятельствами.

С повышением калибра танковых пушек и габаритов самих танков, вокруг них увеличилась так называемая «мертвая зона» — непростреливаемое из танка пространство. Увеличение эффективности противотанковых гранатометов привело к тому, что теперь даже один человек мог представлять реальную угрозу для целого танкового подразделения.

Вот тогда немецкие специалисты и вспомнили о приспособлении для стрельбы из винтовок из-за укрытия, которое появилось еще в 1943 году. Поначалу оно было сугубо секретным и поступило лишь в ограниченном количестве на вооружение диверсионных групп, в задачу которых входило уничтожение командного состава противника из засад.

Комплект из 7,92-мм винтовки Маузера образца 1898 года или самозарядки Вальтера образца 1941 года с перископическим прицелом позволял вести прицельную стрельбу, не высовываясь из-за укрытия.

Однако конструкция оказалась тяжелой, да и меткая стрельба с помощью перископа требовала специальных тренировок.

Поэтому в целях защиты танкистов предпочтение было отдано криволинейным насадкам для автомата МР-44. Теперь можно было прострелять «мертвое пространство» вокруг танка, высунув конец насадки в специальную бойницу или просто в щель приоткрытого люка.

Для обеспечения прицельной стрельбы были также разработаны прицелы двух типов — зеркальные и призменные. Считалось, что стрельба из кривоствольных автоматов с такими прицелами мало чем отличалась от стрельбы из обычного оружия с оптическим прицелом.

Прослышав о такой новинке, за идею уцепились американские конструкторы. Они создали пистолеты-пулеметы Рейзинга, калибра 11,43 мм, с кривоствольными насадками. Причем в 1944 году «танковое» кривоствольное оружие стало применяться и пехотой, действовавшей в условиях городского уличного боя.

У нас во время Второй мировой войны такое оружие не производили. Хотя сама идея кривоствольного оружия была известна. Еще в 1868 году генерал от артиллерии Н.В. Майевский предложил проект кривоствольной пушки. Правда, изогнутый ствол он хотел применить для увеличения дальности стрельбы особыми дисковыми снарядами. Испытания, проведенные в 1871–1873 годах, подтвердили правильность расчетов: дисковый снаряд массой 3,5 кг пролетел 2500 м, в то время как обычное ядро того же веса при тех же условиях — всего 500 м.

Однако до массового применения подобных орудий и снарядов дело не дошло — обычные конические снаряды, вращающиеся в полете, оказались перспективней.

Тем не менее экзотические идеи не были забыты. И после окончания Великой Отечественной войны наши оружейники тоже отдали дань своеобразной моде. Были разработаны и испытывались стволы различной кривизны под 7,62-мм винтовочный патрон, 12,7-мм патрон и 20-мм патрон ШВАК. В результате было принято решение разработать проект танковой установки с автоматом системы Калашникова с криволинейной насадкой. Эта работа была выполнена Н.Ф. Макаровым и К.Г. Куренковым, однако в серию подобные установки так и не пошли.

Птицы на войне. Голубиная почта благополучно пережила Средневековье и дошла до наших дней. Так, когда в 1870 году немцы осадили Париж, голуби да воздушные шары стали единственным средством общения с осажденными.

Позднее эта способность птиц отлично ориентироваться, неукоснительно следовать заданному маршруту была поставлена на научную основу.

Например, в начале 1900 года в Бельгии много говорили о необыкновенном голубе, который изумлял железнодорожников и пассажиров тем, что ежедневно провожал утренний поезд из Льежа в Варемм. Около девяти с половиной часов утра голубь оставлял свою голубятню, которая находилась вблизи вокзала, и кружил над составом, пока у вагонов собирались пассажиры. Было похоже, что он высматривает кого-то в вокзальной толпе. Как только в 9.30 раздавался свисток и поезд трогался, птица летела за ним до самой станции Варемм. Причем во время совместного движения, на которое уходил час, голубь постоянно держался над составом и никогда не садился.

В момент прибытия поезда на конечный пункт голубь делал над поездом прощальный круг и исчезал. Говорят, он возвращался в Льеж самостоятельно. Посадка в родной голубятне происходила точно в 10.30.

Все удивлялись сообразительности голубя и лишь немногие посвященные знали, что все дело тут в элементарной дрессировке. В поезде был хозяин голубятни, который прикармливал птицу на конечной остановке, отправляя с ней нехитрые послания типа: «Прибыл на место точно по расписанию».

Такие тренировки входили в план использования голубиной почты секретными службами.

О том, кому и как пригодились эти тренировки уже в скором времени, рассказывает необычный музей, расположенный на окраине Парижа. Среди его экспонатов есть и перья птицы-героя по кличке «Храбрый», который во время Первой мировой войны доставил важное донесение, пролетев через облака германских отравляющих газов. Выполнив приказ, птица скончалась в родной голубятне. За этот подвиг «Храбрый» был удостоен высшей воинской награды страны — ордена Почетного легиона.

В годы Второй мировой войны отрядам французского Сопротивления на парашютах сбрасывали контейнеры с птицами, которые затем возвращались с ценными разведданными. Раздосадованные немцы даже послали специальную эскадрилью, чтобы разбомбить в Лондоне «сборный пункт» отправляемых из Франции голубей.

Впрочем, вскоре и в Германии появилась своя военно-голубиная почта. Была даже выведена особая порода — германский военный голубь. В списках военных ведомств числилась целая армия пернатых — 300 тысяч «клювов»[35].

Не обошли вниманием голубиные способности и наши, отечественные специалисты. Идея княгини Ольги в 1940-е годы XX века навела сотрудника Центральной школы связи Красной Армии кандидата биологических наук А.М. Колосова на мысль использовать пернатых в качестве диверсантов.

Методика тренировки оказалась довольно простой — голубей кормили и содержали в макетах нефтеналивных цистерн. Через месяц у них вырабатывался устойчивый рефлекс, и, когда голубей выпускали, они тут же летели и садились на похожую «голубятню». Оставалось лишь навесить на птицу взрывчатку и приучить птицу к полетам с грузом. Оказалось, что некоторые голуби способны поднимать до 150 г взрывчатки — то есть нести груз в треть собственного веса.

Специалистами НИИ-6 Наркомата боеприпасов был даже спроектирован и изготовлен специальный «голубеснаряд». Задача оказалось непростой — в пределы веса 150 г надо было «уложить» термитную шашку, воспламенитель и систему подвеса.

Первые испытания «голубиных зажигательных снарядов» (ГЗС) состоялись уже в сентябре 1941 года на базе Центральной школы служебного собаководства.

Г.А. Старков представил снаряд замедленного действия с химическим воспламенителем и замедлителем. Схема тут была такой: серная кислота и бертолетова соль разделялись слоем бумаги; зажигательная шашка срабатывала по истечении времени, за которое кислота проедала бумагу.

Был также опробован и вариант с ударно-химическим воспламенителем.

Удача первых испытаний окрылила конструкторов ГЗС. И они стали разрабатывать способы доставки голубей в район проведения диверсии. В конце концов остановились на следующем варианте. Под самолет подвешивали специальные кассеты с 24 голубями в каждой. При выпадении птиц из кассеты выдергивались предохранительные чеки. При посадке голубя ударник разбивал ампулку, срабатывала огневая цепь: хлоратная смесь — воспламенительная таблетка — зажигательная смесь. Причем марля, в которую все это было упаковано, сгорала до того, как займется шашка. Так что у голубя имелся шанс улететь подобру-поздорову. Шашка же оставалась на объекте и горела 25 секунд, давая пламя с температурой 3000 °C, прожигавшее 5-мм железо цистерн.

В сентябре 1941 года было изготовлено 3000 «голубеснарядов», которые тут же отправили на фронт. Впрочем, серьезного урона противнику ГЗС нанести не смогли.

Вскоре наши разведчики обнаружили среди трофейных германских документов и брошюру о том, как бороться с пернатыми диверсантами. Охране аэродромов, складов и т. д. предписывалось отстреливать каждую птаху, замеченную поблизости.

Слух о «летающих диверсантах» дошел даже до американцев, которые проверили российскую идею на практике. В 1950-е годы они с успехом сожгли с помощью летучих мышей один из старых ангаров на военно-воздушной базе в Калифорнии. Но дальше эксперимента дело не пошло.

Собаки на войне. Издревле собак использовали как стражей границы и прочих заповедных территорий, а также как своеобразные боевые машины, способные загрызть врага.

С античных времен люди выращивали псов для войны. И в XX столетии, как и в прошлые века, собаки по-прежнему использовались для военных целей.

Так, в 1918 году, в конце Первой мировой войны, в одной только кайзеровской Германии «в боевом строю» было около 40 000 «военнообязанных собак». Они охраняли склады, доставляли донесения, помогали спасать раненых. По некоторым оценкам, эта армия собак спасла от смерти около 20 000 раненых солдат только германской армии, выискивая их по ночам на поле боя.

Во Второй мировой войне по обе стороны всех фронтов сражались уже около 250 000 собак. Впервые «живое оружие» было применено осенью 1941 года, когда немцы рвались к Москве, и наши войска получили приказ любой ценой остановить их наступление. Вот тогда и пошел в ход «собачий дивизион». Дрессированные собаки, привыкшие получать корм под гусеницами танков, бесстрашно рвались им навстречу, неся на себе взрывчатку. Дело иной раз доходило до того, что танкисты поворачивали назад, только завидя собак-подрывников.

По воспоминаниям Героя Советского Союза генерал-полковника И.М. Чистякова, в один только день 12 июля 1943 года, когда вдоль шоссе Харьков-Курск шли тяжелые бои, и на участке Грезное-Кочетовка на наши позиции обрушились более 200 фашистских танков, собаки-диверсанты уничтожили 11 бронированных машин.

А вот о каком эпизоде Великой Отечественной войны рассказала недавно газета «Алфавит».

…Дина Волкац в июле 1941 года явилась по повестке к месту формирования 9-го армейского отряда, потому что имела военную специальность инструктора по служебному собаководству.

В школе, выбрав себе собаку для работы, Волкац показала ее начальнику отделения. Джульбарс был настолько неказист, что начальник только хмыкнул:

«Хуже собаки найти не удалось? Разрешите узнать, по каким же признакам вы ее выбрали?»

«По глазам», — серьезно ответила Дина.

После учебы в Центральной школе вылет в Воронеж оказался своеобразным экзаменом и для Дины, и для Джульбарса.

Летное поле уже разминировали, но несколько дней назад здесь подорвался бензозаправщик. Снова начались поисковые работы. Мины были прошлогодней закладки, и обнаружить их в мерзлой земле сквозь слежавшийся снег никак не удавалось. Обстановка сложилась нервозная: кто знает, сколько таких сюрпризов прячется по всей территории? Приказом маршала Воробьева, командующего инженерными войсками, в Воронеж был срочно отправлен специалист высшего класса по минно-розыскной службе.

Этого специалиста и звали Джульбарс. В начале 1943 года собак-миноискателей еще только готовили к работе на фронтах.

Джульбарс «челноком» ходил по широкой полосе аэродрома. За ним, перехватывая поводок, неторопливо двигалась девушка. Только собаке было точно известно, где опасность. А девушка по видимым ей одной признакам должна была уловить состояние животного. Профессиональное внимание, выработанное практикой, хранило их от единственной ошибки.

Минут через пять пес принюхался, категорично вильнул хвостом и сел. Сел как влитой, слегка скосив на хозяйку глаз. Вскоре Джульбарс обнаружил еще несколько таких мин.

«Только собака в достаточной мере гарантирует полную очистку местности от мин на более ответственных участках, в районах расположения КП, соединений, основных магистралей», — докладывал начальник инженерных войск Степного фронта генерал-майор Цырлин.

Собаки находили мины в любой оболочке: металлической, стеклянной, деревянной и пластмассовой. Собаки выделяли запах взрывчатки в любом комплексе — этому можно было их научить. Но прежде следовало обучить человека.

Дина учила подчиненных и воевала. Шаг за шагом они продвигались на запад, изредка теряя людей и собак на боевых заданиях по разминированию.

А в мае 1943 года они оба выехали на Калининский фронт. Воентехника Волкац назначили командиром отдельного взвода дрессировщиков-минеров 37-го отдельного батальона. В первый же день она пошла смотреть собак, которые размещались на солнечном пригорке и встретили новое лицо дружным лаем. Немецкие овчарки отличных кровей, благородные сеттеры, гончие и крупные лохматые дворняги — порода роли не играла: достоинства определялись работой. Поименно рекомендовал каждую собаку дневальный, а профессиональная память Дины запоминала кличку, собаку, ее характеристику.

Из наиболее способных дрессировщиков и лучших собак Волкац отобрала свою особую группу. По ночам в районе Торопца наши машинисты, сами того не ведая, исправно давили учебные мины, подбрасываемые на пути мохнатыми диверсантами.

Военные-собаководы давно лелеяли мечту выдрессировать собаку-подрывника так, чтобы она могла работать многократно. Еще до войны был сконструирован вьюк, который собака могла сбросить самостоятельно. Бесконечно жалели гибнущих собак. Но ведь и боец, использовав собаку, терял «оружие».

Дине Волкац и его коллегам, пожалуй, первыми в мире удалось подготовить группу собак-диверсантов, которые использовались многократно. Дрессированное животное, выбравшись на стальные пути, сбрасывало свой вьюк с миной и исчезало в лесу, возвращалось к хозяину.

Первое время дрессировщики брали для обучения собак любых пород, лишь бы были достаточно смышлены.

Но уже после войны, в 1950 году, генерал Медведев, возглавлявший центр военного собаководства, предложил Сталину создать четырехлапого «суперсолдата», способного выполнять задания при любой погоде, жить на подножном корму и становиться «камикадзе» по первому же требованию дрессировщика.

Идея Сталину понравилась, и под проект были выделены немалые деньги. Вскоре встал в строй черный терьер, проворный, как шнауцер, отважный, как ротвейлер, верный, как ньюфаундленд, плавающий, как водолаз, и обладающий чутьем не хуже эрдельтерьера. Кроме того, длинная шерсть давала возможность одинаково хорошо переносить 40-градусный мороз и 30-градусную жару, а темный окрас позволял животному сливаться с местностью в темное время суток.

Долгое время эта порода считалась чуть ли не государственной тайной СССР и лишь в октябре 1997 года двух щенят контрабандой вывезли на Запад, в Великобританию, где вскоре и показали на международной выставке собак «Крафтс».

Служебных собак ныне используют в основном для нахождения преступников по следу, поиска мин и взрывчатки, наркотиков и прочей контрабанды в багаже пассажиров. Так, по словам специалистов, хорошо подготовленная для поиска мин в Чечне собака стоит ныне до 3000 долларов.

Раз в три месяца в Грозном формируется сводный кинологический отряд собак-поисковиков, присылаемых сюда со всей страны. И тут есть свои герои.

Скажем, ризеншнауцер Сима способен работать даже в зоне обстрела и спас уже десятки жизней. Когда в Грозном солдаты отправились на карьер, чтобы набрать гравия, Сима тут же сел, указывая всем своим видом, что поблизости спрятана взрывчатка. И действительно, саперы вскоре отыскали 150-мм снаряд, который должен был рвануть по команде радиовзрывателя, как только солдаты вошли бы в карьер.

О том, сколько человеческих жизней сохранено благодаря этим четвероногим служакам, можно рассказывать очень долго. Нередко только благодаря собакам, работавшим вместе с саперами, удавалось избежать очень серьезных неприятностей. Собаки умудрялись находить тщательнейшим образом замаскированные безоболочные взрывные устройства. Штатный же миноискатель «не замечает» таких «сюрпризов», хорошо реагирует на мины заводского производства, где присутствует металл.

За 9 месяцев 2000 года на территории Чеченской Республики специалистами-кинологами при помощи служебных собак обнаружено 898 единиц стрелкового оружия, 2703 гранаты, 2653 мины промышленного производства, 102 гранатомета, 1695 артиллерийских снарядов, 1240 самодельных взрывных устройств, 714 кг взрывчатки, более 132 500 единиц боеприпасов, а также 182 кг наркотиков.