Оружие Победы

Глава 2. БОЕПРИПАСЫ И ХИМИЧЕСКАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

Почему не понадобились противогазы? В первые годы войны наши воины не расставались с противогазными сумками. Правда, постепенно их стали использовать для хранения разных необходимых человеку припасов и имущества, но первое время в сумках этих действительно находились противогазы. Наше командование опасалось повторения опыта Первой мировой войны, когда немцы в массовом порядке применяли на фронте отравляющие газы.

И опасение это было оправданным. В 1941 году начальник генштаба вермахта Гальдер записал в дневнике: «К 1.6 мы будем иметь 2 млн химических снарядов для легких полевых гаубиц и 500 тысяч снарядов для тяжелых полевых гаубиц. Заряды различной окраски для химической войны имеются в достаточном количестве. Необходимо лишь наполнить ими снаряды, о чем дано распоряжение…».

В общей сложности в предвоенные и военные годы Германия на 20 заводах произвела 180 000 тонн отравляющих веществ. Даже Соединенные Штаты с их развитой экономикой произвели только 135 000 тонн. А запасы Великобритании составляли всего 35 000 тонн.

В СССР же к началу войны боевых отравляющих веществ, можно сказать, вообще не было. И это при том, что в 30—40-е годы XX века в стране повсеместно и регулярно проводились химические учения.

Почему так получилось? Ответ на этот вопрос, наверное, стоит искать там же, где скрыты и причины поражений СССР в первые годы войны. Почему страна, готовившаяся к большой войне — а о том, что война будет в конце 30-х годов, знали все от мала до велика, — все же оказалась к ней не готова? Историки по этому поводу спорят до сих пор.

Так или иначе, но факт остается фактом: все спецснаряжение на случай химической атаки ограничивалось одним противогазом. Да и тот имелся не у каждого бойца.

Этот факт тем более любопытен, что в ответ на применение немцами отравляющих веществ в Первой мировой войне царская Россия немедленно наладила выпуск значительного числа химических снарядов. В началу 1917 года каждый седьмой снаряд, выпущенный по немцам, был химическим.

Между тем с началом военных действий в Великую Отечественную войну выяснилось, что угроза применения противником отравляющих газов весьма реальна. Уже 23 июля 1941 года — через месяц после начала войны — газета «Правда» опубликовала захваченные 15 июля 1941 года секретные документы 52-го химического минометного полка вермахта. Среди них была и инструкция о внезапном применении отравляющих веществ по кодовому слову «Индантрен».

Весьма реальной была и угроза применения отравляющих веществ при блокаде Ленинграда. Немцы планировали использовать газы против блокированного города, с тем чтобы быстро высвободить свои силы для решающей атаки на Москву с двух сторон.

Так, в середине 1943 года разведчики 55-й армии, что защищала Ленинград, захватили два новеньких немецких противогаза. Перед этим было замечено, что немцы усилили применение дымов по всему фронту. Немецкие противогазы тщательно изучили, и было найдено, что немцы изменили состав своих поглотительных фильтров, в два раза увеличив защиту против фосгена и введя новую защиту от никогда ранее не применявшегося нервно-паралитического газа табун.

Однако газ применен не был. Почему? Сейчас трудно объяснить причину. То ли в результате того, что поражение на Курской дуге сделало бессмысленным штурм Ленинграда, то ли потому, что к 1943 году в СССР спешно было налажено производство отравляющих веществ, то ли по какой-то еще причине…

Во всяком случае, по радио СССР предупредил Третий рейх о неминуемом и сокрушительном возмездии за подобные преступления. Конечно, вряд ли это предупреждение могло остановить фюрера. Тем не менее факт есть факт — Вторая мировая война прошла без применения отравляющих газов. Если не считать того, что немцы использовали отравляющие вещества под Керчью[4], а также систематически использовали их в концлагерях.

Но почему все же в 1941 году немцы могли отравляющий газ применить, а вот Красная Армия не смогла бы им практически ничем ответить? А история тут такая…

В конце 20-х годов XX века производство боеприпасов подчинялось так называемому Военно-химическому тресту (Вохимтресту), который со своими 11 заводами по размаху производства уступал только Авиатресту (15 предприятий) и Орудартсу (13 предприятий).

Руководил столь обширным производством весьма одаренный начальник Вохимтреста по фамилии Котт.

Родился Дмитрий Яковлевич Котт в небольшой деревеньке Малые Пруссы в Белоруссии. Благодаря воле и способностям сумел получить высшее образование, а затем и возглавить одно из, по сути, отраслевых министерств, какими были тогда тресты. Что, впрочем, не помешало ему разделить трагическую судьбу многих видных людей нашей страны в 1930-е годы прошлого века.

Именно это, а не плохое развитие химической промышленности, как говорят иногда, помешало СССР развернуть своевременно широкомасштабное производство боевых отравляющих веществ.

7,62-мм патрон с обыкновенной пулей к револьверу типа «наган».

7,62-мм патрон с обычной пулей к пистолету ТТ.

7,62-мм винтовочный патрон с легкой пулей.

Еще в 1914 году, с началом Первой мировой войны, в России был установлен «сухой закон». Причем вызван он был вовсе не соображениями гуманности: мощности по производству спирта — а монополией на его производство обладало государство, — можно было использовать для производства взрывчатых веществ.

Для изготовления порохов требовалось массовое производство азотной кислоты, а для производства взрывчатых веществ — толуола, бензола и т. д. Производство же последних связано с коксованием каменного угля. При нагреве каменного угля без доступа воздуха образуются побочные продукты, в частности, сырье для производства бензола.

В начале XX века коксохимическое производство развернулось в Донецком бассейне, где были огромные залежи каменного угля. Однако бензол до Первой мировой войны ввозился из Германии и Англии, толуол поставляла Америка.

Когда же начались военные действия, все эти поставки, естественно, сократились. И потребовались героические усилия российских ученых и промышленников, чтобы решить эту проблему собственными силами и средствами.

Тут самое время сказать большое спасибо выдающемуся российскому химику Владимиру Николаевичу Ипатьеву (1867–1952). Именно академик Ипатьев, вопреки многим чинам, полагавшим, что без помощи США нам никак не обойтись, пришел в 1914 году к заключению, что уже «через 2–3 месяца может быть начата поставка отечественного толуола и бензола».

Когда В.Н. Ипатьев доложил о своих выводах высшим чинам руководства России, помощник военного министра генерал Вернандер спросил ученого, чем тот гарантирует успех дела. «Собственной головой», — ответил Ипатьев.

В конце февраля 1915 года Военное Ведомство утвердило план постройки первого казенного бензолового завода по производству бензола, открыло кредит и поручило строительство «Временно-хозяйственной строительной комиссии» под председательством В.Н. Ипатьева. Завод был готов к 20 августу 1915 года.

Взялись за дело и частные компании. В конце 1915 года началось строительство еще двух десятков бензоловых заводов, не только в Донецком бассейне, но и в Сибири.

Решил Ипатьев и проблему недостатка в России минеральных кислот, в особенности азотной. Опять-таки раньше азотная кислота в России также производилась из привозного сырья — чилийской селитры. «Комиссия по заготовке взрывчатых веществ» под руководством академика предложила новый способ получения азотной кислоты из аммиака, которого было достаточно в стране, поскольку он вырабатывался попутно с бензолом при коксовании угля.

Таким образом, к февралю 1917 года Россия имела опыт производства и громадный запас взрывчатых веществ.

После революции В.Н. Ипатьев принял сторону большевиков и самым активным образом участвовал в восстановлении отечественной химической промышленности. По заданию В.И. Ленина он находился в 1921–1922 годах за рубежом в качестве научного консультанта наркома внешней торговли РСФСР Л.Б. Красина. С 1924 года В.Н. Ипатьев стал председателем технического совета химической промышленности. По его инициативе была создана общественная организация «Доброхим». В 1927 году В.Н. Ипатьеву была присуждена премия имени В.И. Ленина за работы в области катализа и высоких давлений и присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки.

Тем не менее эти награды и звания не спасли ученого от тех грозовых туч, которые стали собираться над его головой после смерти Ленина. Несмотря на то, что в западной прессе академик В.Н. Ипатьев характеризовался как «господин, продавшийся большевикам», в начале 1929 года, при начале подготовки дела против «Промпартии», был арестован ближайший ученик Ипатьева, профессор Евгений Иванович Шпитальский, а сам же Ипатьев без видимых причин был снят с должности председателя НТО. Его взаимоотношения с председателем ВСНХ В.В. Куйбышевым ухудшились.

Ученый понял, что его арест не за горами, и, выехав в очередную командировку за границу, решил назад не возвращаться. Он понимал, что его как генерал-лейтенанта царской армии обязательно привлекут по делу «Промпартии».

Он оказался прав: его ученику, создателю производства отравляющих веществ профессору Шпитальскому даже не удалось дожить до суда. Арестованный в 1929 году, он погиб в тюрьме при загадочных обстоятельствах.

Все это аукнулось в конце 30-х годов, когда перед химической промышленностью страны была поставлена задача: нарастить промышленные мощности по производству отравляющих и взрывчатых веществ. К примеру, 45-й завод, производя в условиях мирного времени 30 т тетрила в год, в военное время должен был обеспечить выпуск 400 т.

Сделать этого он не смог, как и другие предприятия страны. Производственные мощности наращивались с большим трудом. Особенно плохи были дела с производством боевых отравляющих веществ. Приобретенная у немцев и ими же установленная технология оказалась неудачной, и ее пришлось переделывать. Так, скажем, иприт в конце концов стали получать по методу Левинштейна в реакторах конструкции профессора Шпитальского.

В общем, 27 марта 1933 года германский военный атташе в СССР фон Гартман вполне справедливо докладывал в Берлин: «Промышленность СССР еще не в состоянии удовлетворить самые необходимые массовые потребности. Совершенно исключается возможность полного или частичного удовлетворения всем необходимым мобилизованной армии…».

Массовое производство отравляющих веществ было начато только в 1941 году. Это была целая героическая эпопея — к сожалению, почти забытая в наши дни. Работа велась круглосуточно. В химические цехи направляли рабочих по трудовой мобилизации, многие погибли от отравления при авариях производства. Однако лишь к концу 1943 года в СССР был создан потенциал отравляющих веществ, сравнимый с германским, — 120 000 т.

Порох…В начале 30-х годов к работнику одной из подмосковных лабораторий И.М. Найману явился посыльный с секретным распоряжением — срочно наладить химическую очистку тополиного пуха с целью получения пироксилина. Распоряжение было столь нелепым, что Найман рассмеялся, вызвав удивление сотрудника секретной службы, доставившего документ.

Но спорить не приходилось, и ученый принялся выполнять приказ. Были проведены соответствующие опыты, которые подтвердили ожидаемый результат — выход пироксилина равен 0,2 процента. Из вагона тополиного пуха пироксилина можно было получить считанные килограммы.

Этот анекдотический случай заставил Наймана задуматься: а имеет ли руководство страны разумную программу по увеличению производства пороха в условиях войны? Он ознакомился с мобилизационным планом и обнаружил, что очищенного «линтера» — коротковолокнистых «очесов» хлопка, которые шли на изготовление пироксилина, — в стране всего 10 процентов от требуемого количества.

Тогда химик принялся искать заменитель «линтера». В самом деле, не делать же порох из тополиного пуха?.. В качестве сырья для пороха можно было использовать древесную целлюлозу. Однако в стране отсутствовала технология нитрирования целлюлозы. Тогда Найман начал на свой страх и риск ее разрабатывать.

Когда пришел первый успех, И.М. Наймана перевели в Военно-химический научно-исследовательский институт, где создали специальную лабораторию. Было принято и решение создать опытную установку. Тут, кстати, Наймана горячо поддержал начальник «Вохимтреста» Котт. Он сделал все от него зависящее, чтобы установка заработала как можно быстрее.

Скоро начался перевод всех пороховых заводов на новую технологию. В концу 1940 года этот процесс практически был завершен. Но Котт этого уже не увидел, поскольку 9 октября 1937 года был расстрелян как «враг народа».

Заодно чуть было не были загублены и результаты его работы. Во всяком случае, работы по новой технологии на заводах были приостановлены по указанию нового начальника Кулика, который, кстати, имел всего четыре класса образования и о химии не имел ни малейшего понятия.

Позднее, правда, самоуправство Кулика заметили, его запрет на новую технологию был отменен. Но время было упущено…

Важнейшая особенность производства порохов и прочих взрывчатых веществ состоит в том, что они весьма чувствительны к механическим (удар, трение) и тепловым воздействиям. А при некоторых неблагоприятных условиях способны и к саморазложению со взрывом.

В военное же время, когда объемы переработки взрывоопасных материалов увеличились во много раз, на заводы пришло очень много необученных рабочих, количество аварий на заводах резко возросло.

Поэтому даже в тяжелых условиях военного времени на этих предприятиях пришлось принимать специальные меры для герметизации оборудования, улавливания вредных производственных выбросов, обучать персонал безопасным приемам работы, применять средства индивидуальной и коллективной защиты… А также выдавать работающим во вредных условиях специальное питание, более-менее нейтрализующее воздействие вредных веществ.

Кроме того, развитие советской артиллерии потребовало создания новых порохов, например, нитроглицериновых баллиститных. Они обладают большей мощностью, имеют меньшую гигроскопичность, быстрее изготавливаются и более стабильны.

Все это побудило военного инженера А.С. Бакаева еще в 1926 году в исследовательской лаборатории Охтинского порохового завода начать разработку технологии изготовления порохов такого типа. В 1928 году начали отработку промышленной технологии их изготовления на опытной заводской установке. Затем под руководством Бакаева на заводе «имени Морозова» построили первый в стране опытный цех по производству баллиститных порохов, который вошел в строй в 1931 году. В 1936–1937 годах на заводе, где директором работал Д.Г. Бидинский, создали небольшое производство баллиститных порохов и организовали выпуск зарядов из них для морской, наземной и зенитной артиллерии, а также шашек из баллиститного пороха марки «Н» для реактивных снарядов РС-82 и РС-132.

Организация производства баллиститного пороха марки «Н» позволила успешно решить проблему создания первых твердотопливных реактивных снарядов, использовавшихся в авиации и реактивной артиллерии — знаменитых «катюшах».

Первоначально в реактивных снарядах применили пироксилиново-тротиловый порох, состоявший из 77 % пироксилина и 23 % тротила. Шашки из этого пороха изготовляли методом глухого горячего прессования, поэтому их можно было получать только небольших размеров.

Заряд приходилось набирать из множества шашек — для снаряда РС-82 — из 28, а для снаряда РС-132 — из 35. Процесс оказался крайне нетехнологичным, длительным и опасным. Для массового производства он не годился.

Авиабомба осколочная АО-2,5.

Авиабомба осветительная САБ-ЗМ.

В 1933 году известный пороховик Б.П. Фомин предложил главному инженеру РНИИ Г.Э. Лангемаку использовать в двигателях реактивных снарядов отработанный и испытанный к тому времени в артиллерийских системах нитроглицериновый баллиститный порох марки «Н». Из этого пороха можно было изготовить шашки любой длины методом проходного прессования.

Опытные работы закончились успешно. Первые в мире заряды из баллиститных порохов для реактивных снарядов и промышленная технология их производства были созданы.

В августе 1939 года реактивные снаряды с баллиститным порохом марки «Н» успешно применила наша авиация в боях на реке Халхин-Гол.

В декабре 1941 года директор завода Д.Г. Бидинский, начальник цеха И.В. Крыжановский, механик цеха Ф.Я. Грищенко и старший военпред завода Л.М. Поляков за организацию освоения массового выпуска пороховых зарядов для реактивных снарядов М-13 были удостоены высоких правительственных наград.

Несмотря на это, как уже говорилось, в разгар военных действий вдруг выяснилось, что снарядов этих катастрофически не хватает. И к их изготовлению пришлось подключать даже США.

Проведенные в 1930-е годы испытания баллиститных порохов подтвердили их высокую эффективность, но вместе с тем выявили существенный недостаток — так называемое повышенное «разгарное действие» на артиллерийские стволы. То есть, говоря проще, орудия, особенно крупного калибра, выходили из строя значительно быстрее, чем при использовании традиционных порохов.

Пришлось разбираться и с этой бедой. Это сделали сотрудники ОТБ, руководимого М.И. Левичеком. Совместно с учеными ряда институтов им удалось создать технологию производства так называемых «холодных» баллиститных порохов, отличающихся пониженным «разгарным действием».

Удалось разработать и внедрить в производство составы баллиститных порохов, обеспечивавшие сохранение необходимой живучести стволов без снижения заданной дальности стрельбы. После широких сравнительных полигонных испытаний, которые подтвердили удовлетворительное «разгарное действие» «холодных» порохов, их приняли на вооружение Красной Армии и ВМФ.

Кроме того, под руководством В.В. Хожева и И.Г. Лопуха была проделана большая работа по разработке новых марок порохов и пороховых зарядов для новых типов минометов.

Они обеспечивали требуемую дальность и надежность выстрела в диапазоне температур ± 50 °C.

И все же, несмотря на проделанную работу, суммарная производственная мощность пороховой промышленности в 1938 году составляла 56 тысяч т в год, что не обеспечивало потребностей армии в военное время. Не были созданы и необходимые мощности для производства нитроглицериновых порохов, на которых почти целиком базировались новые артиллерийские системы — зенитные, минометные, реактивные, морские. Эту задачу пришлось в срочном порядке решать уже в ходе Великой Отечественной войны.

То же произошло и с технологией получения гексогена, разработанной в 1938 году А.А. Гринбергом, З.В. Владимировой и Х.М. Адаскиным.

Впрочем, война добавила свои проблемы. Большая часть промышленности была сосредоточена в западной части страны. В итоге в первый год военных действий химическая промышленность страны потеряла 50 % мощностей по производству аммиака, 77 % — серной кислоты, 83 % — кальцинированной соды, более 50 % — каустической соды и 70 % — пластических масс. Потеряны были значительные мощности по производству толуола — основного сырья для производства тротила. Поэтому в 1942 году выпуск толуола составил только 38 тысяч т. Все это еще больше осложнило производство боеприпасов.

Эвакуация заводов, производивших пороха, и других специальных химических производств оказалась непростым делом из-за большой сложности и громоздкости их основного технологического оборудования. Полностью демонтировать многокубовые реакторы и другие большие емкости, многокилометровые коммуникации или многотонные прессы в условиях приближения вражеских войск удавалось далеко не всегда. И тогда приходилось снимать с основных агрегатов и отправлять на Восток лишь важнейшие узлы оборудования. Демонтаж и погрузку оборудования часто приходилось вести в непосредственной близости фронта, днем и ночью, нередко под огнем противника.

Типичной в этом отношении является эвакуация порохового завода, производившего заряды к реактивным снарядам, директором которого в ту пору работал Д.Г. Бидинский. Когда в середине августа 1941 года фашистские войска прорвались к заводу, в ряде цехов все еще шла работа. Пришлось срочно организовывать круговую оборону предприятия. А чтобы ввести в заблуждение авиацию противника, в 19 км от настоящего завода построили его макет.

Так и работал до начала октября в прифронтовой полосе пороховой завод. За это время его работники изготовили миллионы зарядов для минометов и артиллерии, сотни тысяч противотанковых гранат и мин, десятки тысяч зарядов для «катюш». И лишь когда давление превосходящих сил противника стало уж совсем нестерпимым, производственные здания взорвали.

В августе — ноябре 1941 года были также эвакуированы пороховые заводы, где директорами работали А.П. Якушев, B.Л. Ивченков, Н.Е. Стрельцов и другие. В итоге в стране остались лишь два действующих завода, изготовлявших заряды из пироксилиновых порохов.

На новых местах, на Урале и в Сибири, производство приходилось разворачивать, по существу, под открытым небом. Суровой уральской зимой рабочие этих заводов вручную рыли траншеи и котлованы под фундаменты, возводили стены, монтировали оборудование.

Так в марте 1942 года была сдана в эксплуатацию первая очередь снаряжательного завода, возглавляемого директором А.П. Папушевым и главным инженером С.Л. Симоненко. За два — четыре месяца были восстановлены пиротехнические цехи. Уже в октябре 1941 года восстановил производство на новом месте и выпустил первую партию капсюлей-воспламенителей завод, директором которого был Ф.Б. Тумаркин, а главным инженером — В.Г. Козлярович.

Зажигательная авиабомба ЗАБ-100-ЦК.

Дымовой цельнокорпусной снаряд.

Эвакуация затронула также НИИ и конструкторские организации Наркомата боеприпасов, В октябре 1941 года на один из пороховых комбинатов Западной Сибири были эвакуированы подразделения института, руководимого А.П. Закощиковым.

Тронулись на восток и оба имевшихся в стране предприятия по производству баллиститных порохов. Заряды для минометов и реактивных снарядов в этот период выпускали только мастерские НИИ (директор А.П. Закощиков) и небольшой, вновь созданный завод, располагавшийся тогда в прифронтовой зоне.

В качестве временной меры на заводе, руководимом А.П. Якушевым, в ОТБ под руководством Н.П. Путимцева к декабрю 1941 года разработали ракетные заряды из суррогатных пироксилиновых порохов с примесью окислителей. Изготовлялись они на существующем оборудовании заводов пироксилиновых порохов.

Однако качество суррогатных пироксилиновых зарядов оказалось ниже, чем у зарядов из баллиститных порохов, велик был процент брака, поэтому в начале 1943 года это производство закрыли. К тому времени правительство страны уже могло позволить себе такую роскошь, поскольку эвакуированные производства на новых местах уже начали работать на полную мощь.

Так, подлинной технической революцией в технологии производства баллиститных порохов, в том числе пороховых шашек для реактивных снарядов М-8 и М-13, явилось создание и внедрение непрерывного способа формования пороховых шашек на шнековых[5] прессах специальной конструкции. Эта работа была выполнена под руководством А.С. Бакаева сотрудниками завода, возглавляемого Д.Г. Бидинским. Производительность труда возросла сразу на 40 %, а выпуск пороховых шашек к реактивным снарядам М-13 увеличился вдвое.

В августе 1943 года за успешное выполнение заданий правительства по разработке новой технологии и внедрение в производство новой аппаратуры для производства боеприпасов орденами и медалями были награждены 44 работника ОТБ и завода.

Тем не менее на протяжении всей войны в производстве тротила ощущался острый дефицит толуола, азотной и серной кислот, кальцинированной соды и каустика, а также ряда других необходимых химических продуктов. Поэтому мощности тротиловых производств не были загружены полностью, и выпуск тротила определялся количеством имеющегося сырья.

Таким образом, хотя в 1943 году он возрос по сравнению с 1942 годом на 22 %, выпускаемые количества тротила не могли обеспечить резко возросшие потребности действующей армии. Пришлось разработать технологию производства аммиачно-селитряных взрывчатых веществ с уменьшенным содержанием дефицитного тротила. Доля боеприпасов, снаряженных тротилом, составляла всего 8 % от общего выпуска.

Вследствие дефицита многие НИИ, конструкторские бюро и опытные мастерские пиротехнических заводов непрерывно занимались изысканием новых доступных видов сырья, заменителей дефицитных компонентов, разработкой и освоением в массовом производстве пиротехнических составов на основе этих веществ. Только таким образом удавалось обеспечивать бесперебойное производство пиротехнических изделий, быстрый их количественный и качественный рост. В итоге объем выпуска боеприпасов в 1944 году в 10 раз превысил довоенный уровень.

Тем не менее проблема обеспечения сырьем для производства боеприпасов оставалась острой до самого конца войны. Поэтому оставалась актуальной и проблема поиска все новых доступных видов сырья для изготовления взрывчатки. Так, осенью 1941 года, когда немцы рвались к Москве, а взрывчатки для снаряжения сотен тысяч мин, которые необходимо было установить на подступах к столице, катастрофически не хватало, специалисты обнаружили в Подмосковье склад бертолетовой соли — сильного окислителя, применяемого в пиротехнических составах для цветных огней фейерверка. В боевых взрывчатых веществах бертолетову соль обычно не применяли, так как смеси ее с горючими веществами очень опасны из-за большой чувствительности к удару и трению. Но тут уж было не до жиру… И специалисты МХТИ имени Д.И. Менделеева разработали для инженерных мин бинарную взрывчатку, компоненты которой до употребления хранились раздельно, не представляя собой опасности, и только в момент применения они смешивались и приобретали взрывчатые свойства.

На практике это выглядело так. Бертолетову соль аккуратно помещали в небольшие мешки из хлопчатобумажной ткани. Эти мешки и сосуды с жидким горючим по отдельности доставляли на фронт, и уже на месте закладки фугаса или мины сапер согласно инструкции прикреплял капсюль-детонатор к мешку с бертолетовой солью и на короткое время опускал мешок в горючее. Окислитель пропитывался горючим, и «фейерверк» для противника был готов.

Кстати, профессор того же МХТИ имени Д.И. Менделеева К.К. Андреев, будучи в эвакуации в Узбекистане, разработал в 1942 году взрывчатку, которая представляла собой смесь аммиачной селитры и молотого хлопкового жмыха. Под маркой динамон «Ж» ее широко использовали для снаряжения многих боеприпасов.

В Ленинграде накануне войны на складах оказалось всего лишь 284 т боевых взрывчатых веществ (ВВ). За первые недели войны эти запасы сильно уменьшились. И когда в начале июля 1941 года Ленинградский горком ВКП(б) принял решение изготовить в течение месяца 100 тысяч ручных противотанковых гранат РПГ-41, для которых требовалось не менее 100 т взрывчатки, встал вопрос, откуда ее взять. Выручил военных профессор Ленинградского горного института А.Н. Кузнецов, который вместе со своими сотрудниками профессором А.Н. Сидоровым, доцентом А.Ф. Вайполиным и инженером Всесоюзного алюминиево-магниевого института С.И. Черноусовой срочно завершил начатую еще до войны разработку. Взрывчатку стали делать на основе аммиачной селитры, которой в городе оказалось почему-то предостаточно.

После успешных испытаний нового ВВ, названного «Синал» или «АК», бюро Ленинградского горкома ВКП(б) решило немедленно организовать его производство на предприятиях Ленинграда. К производству приступили Невский суперфосфатный завод, а затем и другие предприятия.

Новой взрывчаткой снаряжали ручные и противотанковые гранаты, противотанковые мины и осколочные авиабомбы. До конца 1941 года ленинградцы выпустили 185 т нового ВВ, которым снарядили 726 тысяч гранат и много других боеприпасов.

В январе 1942 года А.Н. Кузнецов был награжден орденом Трудового Красного Знамени. А еще спустя три месяца ему и его сотрудникам была присуждена Сталинская премия.

76-мм зажигательный сегментный снаряд.

Осветительный парашютный снаряд.

Большую изобретательность в изыскании ВВ для снаряжения боеприпасов пришлось проявить и героическим защитникам Одессы, Севастополя, Закавказья. Когда район Одессы превратился в изолированный плацдарм во вражеском тылу, на линолеумном заводе «Большевик» срочно освоили производство взрывчатки.

В Севастополе стали использовать запасы морских мин, глубинных бомб, старых артиллерийских снарядов и авиабомб, начиненных тротилом, для снаряжения ручных гранат и мин. В одном из оврагов тротил из старых боеприпасов выплавляли буквально на кострах и передавали взрывчатку подземному спецкомбинату № 1. Позднее с риском для жизни стали разряжать неразорвавшиеся немецкие авиабомбы. Всего такими способами севастопольцам удалось получить более 80 т взрывчатки.

В дни героической битвы за Кавказ в Тбилиси завод по производству взрывчатки был организован на территории мясокомбината. А в лабораториях Тбилисского государственного университета организовали получение гексогена и прессование из него шашек.

В Сумгаите завод по производству взрывчатки был создан на базе тукосмесительного предприятия. А другое подобное предприятие разместилось на базе переработки утильсырья. За пять месяцев эти заводы снарядили 647 тысяч ручных гранат, 1,2 млн артиллерийских мин и 549,5 тысяч снарядов.

Еще одна проблема с порохами возникла из-за того, что материальная часть советской артиллерии быстро обновлялась — примерно 75 % образцов артиллерийских систем, находившихся на вооружении в 1944 году, были разработаны в годы войны. А для новых пушек нужны были и новые снаряды с более совершенной взрывчаткой.

И вот в НИИ, руководимым А.П. Закощиковым, совместно с конструкторами и технологами пороховых заводов в короткие сроки были созданы новые пороховые заряды. При этом особое внимание уделялось разработке взрывчатки для систем авиационного, зенитного и танкового вооружения. Непрерывно совершенствовались заряды для реактивной артиллерии. Институту также пришлось провести сложную работу по отработке зарядов из импортных порохов, поставка которых началась в конце 1942 года.

Большую роль в повышении эффективности противотанковых бронебойных снарядов сыграли мощные взрывчатые составы на основе гексогена, разработанные в 1940 году инженером Е.Г. Лединым. Им же была предложена технология флегматизации гексогена с целью снижения его чувствительности к ударам и прочим механическим воздействиям.

Испытания показали, что по мощности взрыва составы Е.Г. Ледина вдвое превосходят тротил и, кроме того, отличаются высокой зажигательной способностью, а также повышенной стойкостью при проникновении снаряда сквозь броню.

В дни битвы за Москву у Председателя ГКО И.В. Сталина состоялось совещание, на котором Е.Г. Ледин доложил о разработанных им мощных взрывчатых составах на основе гексогена. Совещание предложило также применить новые составы в снарядах для авиационных пушек, а также создать с применением гексогена мощные взрывчатые составы для снаряжения фугасных авиабомб, которые затем использовались для нанесения авиацией дальнего действия ударов по Берлину и глубоким тылам фашистской Германии.

А поскольку потребность в гексогене резко увеличилась, пришлось развернуть ускоренное строительство технологических линий по его производству. В итоге на шести заводах были пущены новые производства, и выпуск гексогена в 1942 году увеличился в 9 раз по сравнению с 1941 годом!

Всего же с декабря 1941 года по август 1943 года заводы освоили производство более 12 видов артиллерийских боеприпасов с новыми мощными взрывчатыми веществами.

За разработку нового вида взрывчатки Е.Г. Ледину, В.П. Богданову, начальнику 1-го Главного управления Наркомата боеприпасов Г.Н. Кожевникову и главному инженеру завода А.Я. Мальскому в 1943 году была присуждена Сталинская премия.

Война также потребовала от ученых, конструкторов и рабочих освоить в короткие сроки производство новых пиротехнических средств. Значительная часть артиллерийских снарядов, поступивших на вооружение во время войны, снабжалась трассерами, которые облегчали корректировку стрельбы по подвижным объектам и целеуказание.

И.В. Быстров, В.П. Полякова, Э.Р. Шолковская и другие создали шесть типов трассеров, которыми оснащали все противотанковые, зенитные, авиационные снаряды малых и средних калибров. За годы войны пиротехнические заводы изготовили более 140 млн трассеров.

В.А. Захарова, Р.Н. Ройтман, И.И. Вернидуб разработали также ряд составов для сигнальных патронов. Причем при недостатке азотнокислого стронция в 26-мм сигнальных патронах красного огня использовали природный стронциевый минерал — целестин. В составах зеленого огня дефицитный гексахлорбензол заменили доступной полихлорвиниловой смолой.

Когда же из-за эвакуации завода прекратился выпуск синтетической смолы — идитола, началось производство пиротехнических составов на основе природной смолы — шеллака. Для сокращения производственного цикла разработали составы сигнальных огней, не требующие сушки, на основе использования природного асфальтита. В осветительных составах вместо дефицитной натуральной олифы, изготовляемой из пищевых растительных масел, применили доступные канифоль и индустриальное масло. В осветительных пиротехнических составах применили алюминиевые порошки и пудры, изготовленные из алюминиевых отходов.

Всего арсенал пиротехнических огневых сигнальных средств обогатился к 1944 году 30 новыми эффективными изделиями.

В пиротехнических лабораториях института, возглавляемого А.П. Закощиковым, были разработаны и дымовые средства для сигнализации в дневное время. В них применили новые для нашей промышленности хлоратные составы. Наша промышленность стала в больших количествах выпускать ручные дымовые гранаты РДГ, морские дымовые шашки МДШ, ДШ-100, ДШ-30…

Ни одна крупная операция, связанная с форсированием водных рубежей, не обходилась без применения средств задымления. В ряде случаев длина задымляемых участков фронта достигала нескольких десятков, а то и сотен километров. Так, например, при форсировании Днестра наши войска установили дымовую завесу протяженностью по фронту 60 км, причем на создание дыма и поддержание завесы в течение 6 ч израсходовали 124 тысячи дымовых шашек, 12 тысяч ручных гранат и 17 тысяч дымовых артиллерийских снарядов и мин.

Отчего горели «тигры»? Массированные атаки с воздуха, которые наносили по немецким танкам наши штурмовики, стали одним из «сюрпризов», приготовленных нашими конструкторами и военачальниками к моменту переломного сражения на Орловско-Курской дуге. К июлю 1943 года по указанию Ставки были изготовлены и доставлены на фронт сотни тысяч мелких бомб длиною около 30 см и весом всего 1,5 кг. Выглядели они, прямо сказать, несолидно. Но как показала практика, достаточно было одного попадания такой «малютки» во вражеский танк, чтобы его броня пробивалась насквозь, а сам он загорался. А вся хитрость заключалась в том, что в «малютке» применялся направленно-концентрированный, или кумулятивный, заряд.

«Еще в начале войны мы убедились — обычные фугасные и осколочные бомбы в борьбе против танков неэффективны, — вспоминал генерал-майор в отставке П. Рыжаев. — Бомба весом 100 кг пробивала своими осколками броню толщиной 30 мм только при разрыве на расстоянии не более 5 м от танка. А сколько таких бомб мог взять штурмовик Ил-2? Всего 4 штуки. Да и то при полете на большой скорости не было уверенности, что каждая из них поразит цель».

Были у нас и ампулы со смесью, самовоспламеняющейся в воздухе. Как только ампула разбивалась о броню вражеского танка, тот сразу загорался. Однако когда такой «коктейль Молотова» в поллитровых бутылках использовали против танков пехотинцы за неимением гранат, это еще куда ни шло. Но вот возить сосуды со смесью на борту штурмовиков, идущих на боевое задание, было смертельно опасно. Достаточно было шальной пули или просто встряски в результате близкого разрыва зенитного снаряда и самолет запросто мог превратиться в огненный факел еще на подлете к цели. Поэтому летчики брали ампулы с собой неохотно.

Тогда в середине 1942 года изобретатель И.А. Ларионов предложил командованию ВВС конструкцию легкой бомбы кумулятивного действия. Предложение встретило поддержку командования, хотя автор не был известен как конструктор авиабомб. Последовала серия испытаний, последнее из них проходило 21 апреля 1943 года. На полигоне были выставлены танки и орудия разных марок, в том числе захваченная у немцев самоходная артустановка «фердинанд», на земле разложены стальные плиты и железнодорожные рельсы.

Действие новой бомбы произвело на всех присутствующих большое впечатление. В тот же день Государственный Комитет Обороны вынес решение об изготовлении миллиона ПТАБов — противотанковых авиационных бомб. Заказ исполняло более 150 предприятий, подчас это были просто небольшие мастерские. Выручала исключительная простота конструкции.

Воспоминания П. Рыжаева дополнил конструктор И. Ларионов: «Штурмовик С. Ильюшина имел 4 кассеты для мелких авиабомб и мог сбрасывать их с небольшой высоты, вплоть до 25 м. Чем больше бомб в кассетах, тем выше вероятность прямого попадания. Кумулятивный заряд очень подходил для этой цели. Ну а корпус — его можно было выполнить из тонкой жести, ведь принцип действия не предполагал применения осколков. Бомба из жестянки… Такое предложение у некоторых специалистов вызвало явное недоверие. Тем более что кумулятивные заряды были новинкой и в 1942 году в боеприпасах еще не применялись. Но командование ВВС поверило мне и оказало столь необходимую в новом деле помощь».

Решение ГКО об изготовлении ПТАБов было принято в срочном порядке по инициативе И.В. Сталина, хотя приемная комиссия не успела даже составить акта о результатах испытаний. Верховный Главнокомандующий запретил применять новые бомбы до особого распоряжения. Но как только началось танковое сражение под Курском, тысячи ПТАБов посыпались на бронированные силы гитлеровцев. Штурмовики Ил-2 брали по 312 бомб, 78 штук в каждую из четырех кассет.

В итоге только 11 июля 1943 года, по наблюдениям наземных войск, когда шесть штурмовиков Ил-2 с высоты 250 м атаковали 15 «тигров», 6 танков тут же загорелись.

Подобные донесения часто поступали в ходе Курской битвы и в последующие месяцы войны. Горели немецкие бронепоезда, горели средние танки, горели тяжелые «тигры», считавшиеся неуязвимыми. «Несолидная» конструкция показала себя исключительно эффективной и стала одним из самых массовых видов боеприпасов периода Великой Отечественной войны. В немецкой армии подобной бомбы не было.

За вклад в победу над врагом И. Ларионов был награжден орденом Ленина и удостоен Государственной премии.

В борьбе против немецких танков применялись и кумулятивные снаряды. История их создания заслуживает особого разговора. Тем более что некоторые зарубежные авторы пальму первенства в этом вопросе отдают немецким конструкторам.

Однако дело обстояло иначе. Известный наш специалист в области военной техники, доктор технических наук профессор Г. Покровский однажды вспоминал: «Среди документов, взятых нашими войсками в качестве трофеев при штурме Берлина, мне попалась немецкая книга с пометкой „Совершенно секретно“ и приложенным к ней письмом Геринга. В письме был указан особый режим использования и хранения этой книги, изданной еще в 1938 году. При более детальном прочтении стало ясно, что книга представляет собой перевод сведенных воедино статей советского профессора М. Сухаревского, опубликованных в журналах „Техника и вооружение Красной Армии“ и „Военно-инженерное дело“ за 1925–1926 годы. В статьях ученого содержалось обоснование действия кумулятивных зарядов».

«В 1928 году еще зеленым юношей я ехал рейсовым автобусом из Днепропетровска к месту строительства Днепровской ГЭС, — вспоминает инженер А. Иволгин. — Моим попутчиком оказался веселый, обаятельный мужчина, который сыпал шутками и анекдотами. Себя он представил так: „Я — Сухаревский. Говорят, профессор“. На меня произвели особое впечатление его слова о том, что он взрывами помогает возводить Днепровскую плотину». Сухаревский первым стал применять на практике направленный взрыв. Но прожил недолго — погиб в конце 30-х годов в результате несчастного случая на подрывных работах.

Идеи Сухаревского опередили время, благодаря им наши конструкторы оценили возможности боевого применения кумуляции. Вот небольшая историческая справка, которую дал генерал-полковник А. Хренов.

Уже в 1938 году предложенные советскими инженерами кумулятивные снаряды испытывались на одном из военных полигонов. К сожалению, боевые стрельбы не дали достаточно хороших результатов. Часть снарядов, не успев поразить башню танка, либо рикошетировала, либо наносила скользящие поражения. В итоге авторитетная комиссия вынесла отрицательное заключение. Но последующий анализ показал, что случаи рикошета и скольжения были вызваны не свойствами кумулятивного заряда, а непригодностью взрывателя, имевшего замедленное срабатывание. В ходе войны ошибка была исправлена, кумулятивные снаряды взяты на вооружение, и наши артиллеристы крошили ими фашистскую броню.

В работе самое активное участие принимал профессор Г. Покровский. Вот как комментировал в свое время эту работу сам автор:

«В годы Великой Отечественной войны я был преподавателем Военно-инженерной академии. Тогда особенно ощущалась необходимость в том, чтобы в доступной форме изложить разрозненные теоретические и экспериментальные данные о кумуляции и дать практические рекомендации командному составу нашей армии. Интересовались кумуляцией и конструкторы вооружения. В своей работе я стремился доказать, что эффект узконаправленного взрыва может быть почти в десять раз мощнее по сравнению с обычным применением ВВ. Дело было новым, со мной не все соглашались. На одном из обсуждений даже пришлось выслушать резкую критику представителя Академии наук. Но через некоторое время КЗ — кумулятивные заряды — поступили на вооружение наших инженерных войск…».

Кумулятивный эффект создавался за счет небольшой выемки в виде полусферы. Заряд успешно применяли для пробивания брони и железобетона, для подрыва вражеских танков, инженерных сооружений. Кроме того, автор книги дал рекомендации для изготовления непосредственно в войсках самодельных КЗ.

«Были КЗ и у партизан, — вспоминал инженер А. Иволгин. — В 1943 году я работал в белорусском штабе партизанского движения и поставил перед техническим отделом задачу спроектировать и изготовить кумулятивные мины для уничтожения вражеских локомотивов и других целей. С задачей отдел справился. Необходимые расчеты мы проделали по формулам, приведенным все в той же книге Г. Покровского…»

В связи с огромными потерями в танках немцы уже к концу 1941 года стали увеличивать толщину брони своих танков (главным образом лобовой) и улучшать ее качество. К весне 1942 года толщина лобовой брони в немецких танках T-III доходила до 40 мм, а в T-IV — до 60 мм. В дальнейшем на новых тяжелых танках и САУ лобовая толщина брони увеличилась до 85—100 мм (у штурмового орудия «фердинанд» до 200 мм), а бортовая — до 45–85 мм. К тому же броневые листы монтировались под большими углами наклона к вертикали. Все это требовало значительно повысить бронебойное действие снарядов противотанковой, танковой и дивизионной артиллерии за счет создания и применения подкалиберных бронебойно-трассирующих снарядов с тяжелыми сердечниками. Эту работу выполнила группа инженеров, возглавляемая И.С. Бурмистровым и В.Н. Константиновым. В течение февраля — марта 1942 года они разработали 45-мм подкалиберный бронебойно-трассирующий снаряд, который решением ГКО был принят на вооружение с 1 апреля 1942 года.

Снаряд был с поддоном катушечной формы, внутри поддона растачивалось гнездо, в котором помещался бронебойный карбидовольфрамовый сердечник, а в донной части — трассер. Поддон изготовлялся из мягкой стали.

Повышенная бронепробивная способность подкалиберных бронебойных снарядов обусловлена высокой начальной скоростью в сочетании с ударным действием тяжелого твердого сердечника малого диаметра.

В дальнейшем группа И.С. Бурмистрова разработала 76- и 57-мм подкалиберные бронебойные снаряды с сердечниками из карбидовольфрамового твердого сплава, имеющими диаметр соответственно 28 и 25 мм. В апреле — мае 1943 года решением ГКО оба снаряда были приняты на вооружение.

В дальнейшем в головном НИИ по артвыстрелу был разработан подкалиберный снаряд к 85-мм пушке. Он был принят на вооружение в феврале 1944 года. Тем самым была резко повышена мощь противотанкового огня прославленных советских танков Т-34, которые в это время начали оснащать 85-мм пушкой.

За создание подкалиберных бронебойных снарядов И.О. Бурмистрову, В.Н. Константинову, П.И. Барабанщикову, Д.П. Белякову, И.П. Дзюбе, В.В. Иерусалимскому и другим была присуждена Государственная премия СССР.

Огнеметы и зажигательные боеприпасы. Если применительно к любому виду стрелкового оружия выражения «точный огонь», «кинжальный огонь», «плотный огонь» не более чем образ, гипербола, то в самом буквальном смысле они отражают принцип действия мощного и весьма эффективного боевого средства — огнеметов.

Накануне войны в Красной Армии были огнеметные команды, входившие в состав стрелковых полков. Каждая состояла из двух отделений и располагала 20 ранцевыми огнеметами типа РОКС-2. При весе снаряженного прибора в 23 кг (наспинный металлический резервуар с горючей смесью, гибкий шланг и ружье, выпускавшее и поджигавшее заряд) РОКС «метал огонь» на 30–35 м. Емкости резервуара хватало на 6–8 пусков.

В начале войны на вооружение был принят фугасный огнемет ФОГ-1, представлявший собой баллон с 25 литрами горючей смеси. Огнеметание на 80—100 м происходило за счет давления внутри баллона пороховых газов при срабатывании заряда. ФОГ-1 — огнемет разового действия. После выстрела прибор отправляли на пункт перезарядки.

Калиберные бронебойно-трассирующие снаряды; а — каморный остроголовый; б — каморный тупоголовый с баллистическим наконечником; в — сплошной тупоголовый с подрезами-локализаторами; г — каморный с бронебойным и баллистическим наконечниками.

В июле — сентябре 1941 года в армии появились отдельные роты фугасных огнеметов, оснащенные ста восемьюдесятью ФОГ-1. 25 таких рот воевали в октябре 1941 года под Москвой. Бойцы одной из них, расположив огнеметы «кустами» — по 5—10 устройств на расстоянии 100–200 м друг от друга, — могли прикрыть фронт протяженностью 1500–3000 м.

В Сталинграде в ноябре 1942 года огнеметчики входили в состав штурмовых групп. С ранцевыми приборами за спиной они подползали к гитлеровским позициям и обрушивали на амбразуры огневой шквал.

Позднее, в 1943 году, огнеметчиков объединили в отдельные моторизованные противотанковые батальоны и отдельные огнеметные батальоны. Такие подразделения оснащались также стрелковым оружием, автомобилями, конной тягой. Предназначались батальоны для борьбы с танками и живой силой.

С первых дней войны заметное место на фронте заняли и различные зажигательные средства. Прежде всего это были легендарные бутылки с зажигательной смесью, которую фронтовики называли «коктейлем Молотова». Несмотря на чрезвычайную простоту устройства, они оказались весьма эффективным противотанковым оружием.

В инструкции о применении зажигательных бутылок, утвержденной Народным комиссаром обороны, было сказано: «В руках смелого бойца зажигательные бутылки являются грозным оружием. Они способны при внезапном и смелом применении не только нанести поражения, но и вызвать панику, внести расстройство в боевые порядки противника».

Одним из создателей этой смеси был человек, чье имя было засекречено до такой степени, что и сослуживцы офицера не знали, кто рядом с ними воюет.

Боевую горючую смесь (БГС), которая в паре с двумя универсальными запалами поджигала немецкие грозные артиллерийские самоходные орудия «фердинанд» не хуже, чем знаменитые пушки-«сорокопятки», изобрел инженер 3-го ранга капитан Кирилл Салдадзе.

Интересно, что ее состав оставался засекреченным вплоть до конца 60-х годов XX века. Между тем ничего сверхособого в ней не было: бензольная головка, сольвент или зеленое масло, и специальный порошок ОП-2.

За свою разработку Кирилл Салдадзе был награжден двумя орденами Красного Знамени и другими правительственными наградами. После войны, с 1958 по 1963 год, Кирилл Максимович был главным химиком Министерства химической промышленности СССР по проблеме ионитов. Он возглавлял создание ионообменных материалов и сырья для их получения.

Жидкостью БГС снабжались также отдельные батальоны и роты фугасных огнеметов. Личный состав этих подразделений нанес противнику громадные потери. По данным военно-химических управлений фронтов, потери немцев составили: живой силы — 19 ООО человек, танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров — 382, дотов и дзотов — 1509, укрепленных строений — 1000, военных складов — 14, автомобилей — 1409.

Еще более мобильными оказались части, снабженные ранцевыми огнеметами, которые оказались весьма полезны не только в обороне, но и в наступательных боях, при прорыве укрепленных районов и штурме городов.

Потери противника от «ранцев» впечатляют: живой силы противника было уничтожено — 33 547 человек, танков, штурмовых орудий и БТР — 120, дотов и дзотов — 2971, укрепленные строений — 2286, военных складов — 41, автомобилей —145.

Не случайно 65 процентов состава огнеметных частей Красной Армии были удостоены высоких правительственных наград, 12 военнослужащих были удостоены звания Героя Советского Союза, а сами подразделения получили почетные наименования.

Впрочем, не только «врукопашную» воевали красноармейцы с помощью боевой горючки. Танками, оснащенными специальной установкой-«плевательницей» АТО-42, вооружались отдельные огнеметно-танковые батальоны. В батальоне было две роты тяжелых танков КВ и рота Т-34. В ходе кровопролитных наступательных боев такие танки двигались сначала за линейными бронемашинами, а при подходе к объектам атаки выдвигались вперед и струями боевой горючей смеси разрушали все, что вставало на пути.

В руки одного из офицеров СМЕРШа (военной контрразведки) капитана Дмитрия Буслаева попали трофейные письма группенфюрера СС Адольфа Шнитке. Немец упоминал о «страшном и удивительном коктейле Молотова», способном уничтожить танковую колонну «тигров» и «пантер».

Всего за годы Великой Отечественной войны огнеметами было уничтожено: 2429 танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров, 1189 дотов и дзотов, 2597 укрепленных строений, 738 автомашин и 65 военных складов.

Кроме «коктейля Молотова», жидкости БГС, применялись и бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью КС, представляющей собой сплав фосфора и серы с очень низкой температурой плавления. Когда бутылка разбивалась, например, о танковую броню, ее содержимое разливалось и загоралось. При этом, будучи липкой, жидкость прилипала к броне, заливала смотровые щели, стекла, приборы наблюдения, ослепляла дымом экипаж, выкуривая его из танка и сжигая все внутри танка.

Горела жидкость ярким пламенем с большим количеством белого дыма в течение 1,5–3 мин, развивая температуру 800—1000 °C. Попадая на тело, капля горящей жидкости вызывала сильные, трудно заживающие ожоги.

Когда противник приблизился к Москве, химики Чернореченского завода им. М.И. Калинина за несколько дней создали производство самовоспламеняющейся жидкости КС для противотанковых зажигательных бутылок.

В дни исторической битвы на Волге массовое производство жидкости КС и снаряжение ею зажигательных бутылок было организовано на Сталинградском химическом заводе. Сотрудники центральной заводской лаборатории А.А. Серго, А.В. Самарская, О.С. Гамеева, Д.Т. Злотник и другие успешно выполнили задание командования фронта и создали самовоспламеняющуюся жидкость, которая не теряла своих свойств в самые сильные морозы.

Предприятия Сталинграда изготовили сотни тысяч бутылок с зажигательной смесью КС. Фронтовики требовали: «Больше бутылок с КС. Танки от них горят как спички».

Рабочий-рационализатор завода «Баррикады» И.П. Иночкин предложил приспособление для метания бутылок с зажигательной жидкостью. После успешных испытаний «бутылкомет Иночкина» был принят на вооружение истребителей танков и успешно применялся ими во время обороны города.

В Ленинграде уже в июле 1941 года на фронт отправили 450 тысяч зажигательных бутылок и 2 млн запалов. К середине августа выпуск зажигательных бутылок превысил 1 млн.

Причем бутылки с горючей смесью КС применяли не только как оружие ближнего боя. На танкоопасных направлениях, помимо минных полей, устраивались поля из бутылок с горючей смесью КС. Такие «бутылочные» поля широко практиковались в битве под Москвой.

Использовались огневые заграждения и для борьбы с атакующей пехотой противника. Наши воины устраивали из зажигательных бутылок так называемые «миноогнефугасы» — ямы, отрытые перед передним краем, в которые укладывали по 20 зажигательных бутылок и небольшие заряды взрывчатки. Подорванный взрывателем натяжного или нажимного действия огнефугас давал столб огня высотой до 8 м, поражая горящей жидкостью площадь около 300 кв. м.

Советская артиллерия в годы войны широко применяла и 76-, 107- и 122-мм термитно-сегментные зажигательные снаряды. В каждом таком снаряде помещалось соответственно 12 и 16 сегментов, в металлические оболочки которых запрессовывалось около 100 г зажигательного состава на основе термита. При срабатывании снаряда на траектории горящие сегменты приобретали такую энергию, что пробивали железную крышу или углублялись в деревянные стены на несколько сантиметров, вызывая их загорание.

В качестве зажигательного средства артиллеристы применяли также дымовые снаряды и мины, снаряженные фосфором и небольшим разрывным зарядом. При разрыве такого снаряда образуются частицы горящего фосфора, которые, попадая на открытые части тела, вызывают сильные ожоги, а при попадании на легковоспламеняющиеся материалы — пожары.

Для усиления зажигательного действия фосфорных мин Ф.И. Храмеев, И.В. Мильчаков, С.Я. Якимов и М.Л. Львин разработали в начале 1943 года 122-мм зажигательную мину ТР с комбинированным термитно-фосфорным снаряжением. Она снаряжалась фосфором, 36 термитными зажигательными элементами в металлических стаканчиках и небольшим разрывным зарядом. При взрыве мины горящие зажигательные элементы разлетались в радиусе до 40 м от места разрыва и создавали 36 огневых очагов с температурой более 2000 °C и временем горения около 15 с. После сгорания зажигательных элементов оставались раскаленные шлаки, способные проплавлять тонкое листовое железо.

Штурмовая авиация наряду с описанными ранее зажигательными авиабомбами применяла во время войны и зажигательные ампулы АЖ-2, снаряжавшиеся все той же самовоспламеняющейся горючей смесью КС.

Ампула представляла собой тонкостенный металлический сосуд объемом около 2 л с отверстием для заливки смеси, которое герметично закрывалось плотно завинчивающейся пробкой с прокладкой. При падении с высоты оболочка сосуда лопалась, содержимое его расплескивалось и тотчас самовоспламенялось. Создавались зона сплошного огня и плотная дымовая завеса.

Наиболее широко ампулы АЖ-2 со смесью КС применялись в Курской битве. Большой урон массовым применением ампул был причинен танкам и автомобилям противника. Попав в моторный отсек, горящая смесь вызывала очаги пожара, которые не удавалось ликвидировать.

Ампулы АЖ-2 со смесью КС применяла также и пехота в качестве зажигательного средства ближнего боя. В сторону неприятеля они выбрасывались на дальность до 250 м из специальных ампулометов — своеобразных минометов.

Осенью 1941 года, когда фашистские танки рвались к Москве, С.И. Беленький, А.П. Ионов и Л.Ф. Шевелкин разработали «огневые мешки». Это были мешки из бензостойкой клеенчатой ткани вместимостью 30 л, которые прямо на аэродромах заполняли вязкой огнесмесью. Ее готовили здесь же, на аэродромах, из авиабензина, загущая его порошком ОП-2. В горловину заполненного смесью мешка вставляли деревянный блок с вмонтированными в него терочными воспламенителями, пиротехническими замедлителями и картонной трубкой, в которой помещался воспламенительно-разрывной заряд. Горловина мешка обвязывалась бечевкой вокруг этой трубки, и в таком виде «огневой мешок» был готов для применения.

Мешки сбрасывались с самолетов У-2 ночью с малых высот. Вначале это делалось вручную через борт самолета, а позднее — с помощью специальных подкрыльных кассет. В каждую кассету загружали по два мешка.

Применяли это простое, но действенное зажигательное средство в широких масштабах под Москвой, а также на Северном Кавказе. Массовое производство «огневых мешков» велось до середины 1942 года.

Патроны. Для фронтовика патроны зачастую были важнее хлеба. Потому как без еды какое-то время прожить можно, а вот без патронов воевать нельзя.

Между тем патрон все-таки не гвоздь. Это довольно сложное в конструктивном и технологическом отношении изделие. Цикл изготовления элементов патрона, его сборки и контроля состоит из 180–190 механических, термохимических и прочих технологических операций. Причем не стоит забывать, что работникам приходится иметь дело опять-таки со взрывчаткой.

Кроме того, производство патронов требует особых видов латуни и стали, оборудования для обработки металлов давлением и резанием, специальных видов лаков и красок, пороха и других пиротехнических материалов. И сама патронная промышленность прошла долгий исторический путь развития.

Первые патроны готовили самостоятельно сами воины. Во время привалов отмеряли особыми мерками порох, добавляли к нему пули и капсюли. И все это аккуратно упаковывали в особые бумажные мешочки, с тем чтобы в нужный момент можно было перезарядить ружье в кратчайший срок[6]. От того, насколько быстро оружие было готово к новому выстрелу, зачастую зависела жизнь самого стрелка…

Со временем конструкция патрона усовершенствовалась. Капсюль, порох и пулю стали помещать в картонную или металлическую гильзу, изготавливаемую фабричным способом. И все это паковалось уже не вручную, самими стрелками, а особыми работниками на специализированных предприятиях.

И уже в Первую мировую войну производство патронов велось миллионами штук. И далее во время Гражданской войны, когда все хозяйство России было в полнейшем развале, только в декабре 1919 года выпуск винтовочных патронов составил 40 млн штук.

В последующие годы количество выпускаемых патронов вполне удовлетворяло потребности Красной Армии. Однако со временем встала проблема разработки и производства новых видов патронов для модернизирующегося стрелкового оружия.

Между тем в системе стрелкового вооружения патроны являются наиболее консервативными элементами, так как практически любая доработка их неизбежно требует соответствующей проверки, долгих и многоплановых испытаний, переделки большого количества станков и технологических линий.

Поэтому создание принципиально новых патронов — явление сравнительно редкое, Этому, как правило, предшествует всестороннее экспериментальное и теоретическое обоснование наивыгоднейших параметров патрона, определяющих заданный уровень эффективности стрельбы.

Формирование системы патронов для стрелкового оружия периода Великой Отечественной войны было в основном завершено в начале 30-х годов, что дало возможность к 1941 году разработать на ее базе целый ряд принципиально новых образцов автоматического стрелкового вооружения.

Основу этой системы составлял 7,62-мм винтовочный патрон с относительно легкой (масса 9,6 г) пулей со свинцовым сердечником и латунной гильзой с выступающей закраиной. Он был принят на вооружение русской армии еще в 1908 году. Именно такими патронами стреляли винтовки образца 1891/1930 года и станковый пулемет «Максим» — самые массовые виды вооружения нашей армии того периода. Под этот же патрон в предвоенный период были разработаны ручной пулемет ДП В.А. Дегтярева, автоматическая винтовка АВС-36 С.Г. Симонова и самозарядная винтовка СВТ-40 Ф.В. Токарева.

Кроме того, для расширения тактических возможностей нового пулеметно-винтовочного вооружения Красной Армии, увеличения дальности стрельбы в 1930–1932 годах конструкторами Добржанским и Смирнским был разработан патрон с тяжелой (масса 11,3 г) пулей. Обладая лучшими баллистическими качествами, она, эта пуля, сохраняла убойное действие на дальности до 4500–5000 м и предназначалась для стрельбы из станковых пулеметов.

В те же годы на вооружение Красной Армии принимаются также винтовочные патроны с бронебойной Б-30, бронебойно-зажигательной Б-32 пулями и с трассирующей Т-30 пулями.

Позднее, в 30—40-х годах, началась разработка, а потом и производство 7,62-мм винтовочных патронов с пулями комбинированного действия: бронебойно-зажигательно-трассирующей (БЗТ) и пристрелочно-зажигательной (ПЗ).

Таким образом, к началу Великой Отечественной войны промышленностью была полностью сформирована номенклатура винтовочных патронов, отвечавшая требованиям, предъявлявшимся в этот период к пулеметно-винтовочному вооружению Красной Армии.

Вторым по значимости патроном в системе вооружения периода 1941–1945 годов был 7,62-мм пистолетный патрон с пулей со свинцовым сердечником. Разрабатывался этот патрон с учетом его использования в 7,62-мм пистолете ТТ Ф.В. Токарева, который был принят на вооружение в 1930 году.

Однако благодаря сравнительно высокой мощности и появлению за рубежом пистолетов-пулеметов пистолетный патрон уже в начале 30-х годов становится базовым при разработке первых отечественных пистолетов-пулеметов (автоматов).

Для борьбы с бронированными целями и самолетами в 1930–1941 годах на вооружение Красной Армии принимаются 12,7- и 14,5-мм патроны с бронебойно-зажигательными пулями Б-30, Б-32 со стальным сердечником, а в 1941 году — 14,5-мм патрон с пулей БС-41, оснащенной металлокерамическим сердечником. Кроме того, появились патроны с бронебойно-зажигательно-трассирующими и разрывными зажигательными пулями мгновенного действия МД и МДЗ-3, разработанными для огня по воздушным целям.

На базе этих патронов создаются крупнокалиберные пулеметы для сухопутных войск и ВВС — ДК, ДШК, ШВАК, БС, УБ, а также противотанковые ружья ПТРД и ПТРС.

В 1937 году Комитет Обороны при СНК СССР утвердил план научно-исследовательских и конструкторских работ по созданию нового, современного вооружения Красной Армии и модернизации старых систем и боеприпасов к ним. Намечаются также мероприятия по значительному расширению промышленной базы. В это время началось строительство около 30 новых предприятий по производству боеприпасов и реконструировалось 28 старых заводов.

Для управления всем этим сложным хозяйством при Наркомате вооружения было организовано особое главное управление под руководством К.М. Герасимова и С.И. Ветошкина.

Тем не менее Великая Отечественная война застала оборонную промышленность в самом разгаре реконструкции. Кроме того, многие заводы, размещавшиеся в западных областях страны, вскоре потребовали эвакуации. Все это, конечно, отрицательно сказалось на количестве боеприпасов, выпущенных в первые два года войны.

В этих тяжелых условиях Наркомату вооружения, возглавляемому в то время Д.Ф. Устиновым и его заместителями В.М. Рябиковым, В.Н. Новиковым и А.Н. Сергеевым, пришлось организовывать производство патронов на множестве мелких предприятий, которые до войны и понятия не имели об изделиях оборонной промышленности.

Кроме того, выпуск патронов зачастую осложнялся нехваткой сырья и материалов, станков и прочего оборудования, металла, квалифицированных кадров, даже отсутствием производственных помещений. Случалось, что оборудование эвакуированных заводов начинало давать продукцию под открытым небом.

Только массовый героизм людей на местах позволил восстановить выпуск патронов в довоенном объеме, а потом и нарастить производство. О его же масштабах красноречиво говорят хотя бы такие цифры. Только войска, начавшие контрнаступление на Волге, имели около 380 млн патронов, а общий расход патронов во время Сталинградской битвы составил около 500 млн штук или 1200 железнодорожных вагонов. В ходе Курской операции наши войска израсходовали более 500 млн винтовочных и автоматных патронов, 3,3 млн 12,7-мм патронов для пулеметов ДШК, 3,6 млн 14,5-мм патронов для противотанковых ружей ПТРС и ПТРД. А к началу наступления на Берлин наши войска имели около 1 млрд патронов, из которых израсходовали почти 390 млн.

А для улучшения обеспечения патронами партизанских отрядов и соединений, доставка боеприпасов которым через линию фронта была затруднена, по инициативе начальника Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко нашими специалистами была разработана технология переделки трофейных германских 7,92-мм винтовочных и 7,65-мм пистолетных патронов для стрельбы из отечественного оружия. Она дала дополнительно несколько сотен тысяч патронов.

Пистолеты-пулеметы ППШ и ППС, спроектированные под 7,62-мм пистолетный патрон, нашли широкое применение в Красной Армии. Они имели большую скорострельность, высокую плотность огня. Однако в ходе боев был выявлен и существенный недостаток нового оружия — сравнительно небольшая (около 200 м) дальность эффективной стрельбы из-за малой мощности патрона.

Сложилась ситуация, при которой пистолетный патрон обладал малой, а винтовочный патрон — излишней мощностью. Поэтому было принято решение о создании нового (промежуточного) патрона, который по баллистическим характеристикам, массе и габаритам занимал бы среднее положение между пистолетным и винтовочным.

Перед специалистами была поставлена задача при калибре патрона 7,62-мм обеспечить кинетическую энергию пули около 200 Дж на дальности 1000 м при длине ствола 500–529 мм и массе патрона 15–17 г. В 1943 году она была решена группой конструкторов в составе И.М. Елизарова (руководитель работы), Б.В. Семина, П.В. Рязанова и других. На вооружение армии стали поступать 7,62-мм автоматные патроны с пулями со стальным сердечником, трассирующими и бронебойно-зажигательными.

Всего за годы войны патронная промышленность изготовила, а действующая армия израсходовала свыше 17 млрд патронов. Все это требовало огромного количества дефицитных цветных металлов, особых сплавов и т. д. Поэтому особое внимание было направлено на производство гильз и пульных оболочек из биметалла (сталь — томпак) вместо латуни и мельхиора, что позволило экономить в отрасли до 96 % цветных металлов.

В связи со значительным расходом свинца для сердечников пуль (свинец составлял 75 % массы пули) были разработаны патроны с пулями со стальным сердечником, что позволяло более чем вдвое сократить расход свинца.

В свою очередь, производство гильз и пульных оболочек из биметалла и стали потребовало существенного изменения технологического процесса, который значительно усложнился. Все формообразующие операции, кроме операций обточки фланца, дульца гильзы и обрезки полуфабрикатов, выполнялись методом холодной штамповки. Продолжительность формообразующих операций стала весьма малой (время деформации 0,2–0,3 с), что позволило резко увеличить производительность поточных линий.

И тут выяснилось, что только 20–25 % машин имели автоматические устройства для придания полуфабрикатам необходимой ориентации при подаче к инструменту. В основном их загрузка велась через лотки вручную. В итоге производство резко тормозилось, требовало большого количества рабочих.

Если добавить к этому многократный визуальный контроль, ручной выборочный контроль по многочисленным размерам и ручную упаковку готовой продукции, то станет ясным, что патронное производство было чрезвычайно трудоемким. В 1935–1936 годах трудоемкость производства 7,62-мм винтовочного патрона с пулей со свинцовым сердечником составляла 15–16 нормо-часов на 1000 патронов, а патронов со специальными пулями достигла 35–40 нормо-часов.

Революцию в этом деле совершил наш известный конструктор, впоследствии академик Л.H. Кошкин. В 1938 году он разработал первую роторную машину непрерывного действия для вставки капсюлей в гильзу калибра 12,7 мм. Она была вдвое производительнее и во много раз меньше и легче прочих аналогов. Затем были разработаны еще несколько роторных машин для производства других операций. И в конце концов стало очевидным, что эти машины надо объединять в автоматические линии.

Однако на практике это оказалось сделать не так-то просто, поскольку каждая машина обладала своим циклом и продолжительностью производства. А при сведении в линии все их нужно было «привести к общему знаменателю».

Для решения этой проблемы в 1943 году при одном из заводов было создано СКВ патронного станкостроения (ЦКБПС). Его сотрудниками были выполнены конструкторские работы и отлажены первые роторные линии.

А 9 мая 1944 года ГКО принял решение о преобразовании ЦКБПС в самостоятельную организацию ЦКБ-3. Это позволило увеличить численность кадров и расширить фронт работ.

И все же выдать фронту достаточное количество боеприпасов, в том числе и патронов, было бы невозможно без трудового героизма на рабочих местах. А ведь в войну на многие оборонные заводы пришли работать женщины и подростки — многие мужчины ушли на фронт.

Бывший секретарь комсомольской организации одного из заводов С.Ф. Башкина вспоминала, что многим «требовалось изготовлять подставки к станку, чтобы их руки могли доставать детали». Тем не менее, несмотря на усталость, недоедание, молодежь работала по 12 часов в сутки.

Снаряды. Артиллерийский выстрел — это комплект элементов, необходимых для того, чтобы пушка действительно выстрелила. В него входят снаряд, взрыватель, гильза, капсюльная втулка, пороховой заряд, разрывной заряд и т. д. Среди этих элементов особой сложностью отличаются взрыватели и дистанционные трубки (в некоторых из них используют часовые механизмы).

И все это — одноразового применения; стало быть, должно быть дешевым и надежным. Тем более что количество боеприпасов исчисляется цифрами с многими нулями. Так, например, артиллерийских и минометных выстрелов за войну было изготовлено 775,6 млн штук, а счет различных элементов, изготовленных для их комплектации, вообще исчислялся многими миллиардами.

Для производства всего этого нужна была мощная промышленная база. Ее создавали в годы предвоенных пятилеток, но тем не менее, когда в августе 1939 года в Кремле состоялось Всесоюзное совещание по артиллерийскому выстрелу, оказалось, что снарядов для армии все же не хватает.

Комитет Обороны при СНК СССР утвердил мобилизационный план по боеприпасам на 1939 год, который предусматривал увеличение выпуска боеприпасов в 4,6 раса по сравнению с 1937 годом.

В соответствии с планом в 1939 году строились 24 завода и один комбинат по производству боеприпасов, основательно реконструировалось 28 старых заводов. Кроме того, по решению правительства к производству элементов выстрелов привлекли 235 предприятий других наркоматов и ведомств, из которых 121 предприятие переводилось на новую технологию.

За предвоенные годы удалось разработать и внедрить в серийное производство 13 совершенно новых артиллерийских систем и минометов и более 50 артиллерийских выстрелов новых конструкций.

За успешное выполнение заданий правительства по производству боеприпасов, освоение новых образцов боеприпасов для Красной Армии и ВМФ, за образцовую организацию стахановской работы Президиум Верховного Совета СССР в мае 1939 года наградил орденами и медалями 774 работника промышленности боеприпасов.

Реактивный снаряд М-13: 1 — взрыватель; 2 — корпус боевой части; 3,6 — направляющие штифты; 4 — запалы; 5 — пороховой двигатель; 7 — стабилизатор; 8 — пороховые шашки; 9 — воспламенитель; 10 — дно боевой части; 11 — дополнительный детонатор; 12 — боевой заряд; 13 — диафрагма; 14 — сопловой блок; 15 — обтекатель; 16 — заглушки.

К началу Великой Отечественной войны были разработаны и сданы на вооружение ВВС 20-мм выстрелы к пушке ШВАК и 23-мм выстрелы к пушке ВЯ, которые комплектовались осколочными, осколочно-зажигательными, осколочно-трассирующими и подкалиберными бронебойно-зажигательными снарядами. В осколочных снарядах применяли высокочувствительные и безотказные взрыватели К-6, созданный П.Г. Щеголевым, и К-20, разработанный Д.Г. Мелковым.

Новые авиационные боеприпасы, как и пушки, в которых они применялись, по своим характеристикам значительно превосходили аналоги германских ВВС. Они позволяли уничтожать не только воздушные, но и наземные бронированные цели.

Центральное конструкторское бюро по взрывателям, которое в те годы возглавлял Д.Н. Вишневский, разработало достаточно простые и дешевые в изготовлении, надежные в действии взрыватели для артснарядов и авиабомб. Многие из них были унифицированы между собой, что упрощало их производство. Так, например, взрыватель КТМ-1 в годы войны применяли в 32 выстрелах различных калибров и назначения к 23 системам наземной артиллерии.

СКВ по разработке механических (часовых) взрывателей, возглавляемое А.Я. Карповым, создало ударостойкий часовой механизм, выдерживавший огромные перегрузки, возникающие при выстреле. С использованием этого механизма работали механические дистанционные взрыватели и трубки многих зенитных снарядов и авиабомб.

Авиабомбы. Разработкой конструкций авиабомб и технологии их изготовления с 1938 года стало заниматься конструкторское бюро под руководством Н.Т. Кулакова. Среди наиболее крупных работ, выполненных в предвоенные годы конструкторами и технологами этого учреждения, следует выделить создание литых корпусов фугасных авиабомб из чугуна. Внедрение этого новшества в промышленность дало большую экономию стали, упростило технологию и резко сократило объем механической обработки корпусов.

Группа сотрудников во главе с Ф.И. Сидоровым и А.Ф. Турахиным разработала новые бронебойные авиабомбы БРАБ-250, БРАБ-500 и БРАБ-1000.

Крупным достижением конструкторов С.П. Стрелкова, В.А. Преображенского, М.А. Ефимова и других стало создание мощной фугасно-зажигательной авиабомбы ЗАБ-100-ЦК, которая широко использовалась нашей авиацией в годы войны.

Под руководством В.М. Виноградова была создана фото-осветительная авиабомба ФОТАБ-50-35 для подсветки местности при ночной аэрофотосъемке.

Мины. Работы по созданию минно-подрывных средств стали проводить в Советском Союзе еще в начале 20-х годов.

Деятельное участие в них принял известный военный инженер Д.М. Карбышев.

В 1929 году была создана противотанковая мина T-IV в деревянном и металлическом корпусах. В 1935 году на вооружение инженерных войск приняли противотанковую мину ТМ-35 в корпусе из листовой стали.

В предвоенные годы, в особенности после боев на реке Халхин-Гол и войны с Финляндией, были развернуты работы и по созданию новых конструкций противопехотных, противотанковых, противотранспортных и других специальных инженерных мин.

Разработкой инженерных мин в эти годы занимались главным образом Научно-испытательный инженерный полигон Красной Армии и конструкторское бюро Н.Т. Кулакова. К разработке электрохимических и часовых взрывателей и замыкателей для мин и фугасов замедленного действия были привлечены также ученые физико-химического института «имени Карпова» и конструкторы 2-го Московского часового завода.

Во второй половине 30-х годов принимаются на вооружение механические взрыватели МУВ и ВПФ, а также замыкатели замедленного действия различных типов — химические, ртутные и часовые.

В предвоенные годы разработали и экспериментально проверили противотанковые мины-вьюки для собак-минеров и отработали методику тренировки таких собак. Это изобретение принадлежало коллективу Центральной школы военного собаководства и было впервые проверено на практике в 1939 году на реке Халхин-Гол. Во время Великой Отечественной войны при помощи собак было подорвано и выведено из строя более 300 вражеских танков.

Создатель особого бюро. Впрочем, далеко не все и не всегда шло гладко. Вот вам характерный эпизод того времени. Еще в 1921 году талантливый советский изобретатель Владимир Иванович Бекаури, активно поддержанный В.И. Лениным, начал работать над созданием приборов для управления взрывами мин (фугасов) на расстоянии.

Для этой работы было создано Особое техническое бюро военных изобретений (или «Остехбюро»). Первые результаты своей работы бюро и его руководитель В.И. Бекаури предъявили в конце 1924 года. Была успешно опробована система взрывов на расстоянии с помощью радиоволн. В июле 1925 года прибор для взрыва фугасов по радио демонстрировался наркому обороны М.В. Фрунзе и группе командиров армии и флота. Радиосигналами с тральщика в Финском заливе было взорвано пять фугасов. Командование осталось довольно результатами демонстрации. Считалось, что в период обострения международной обстановки можно будет перегородить Финский залив мощными минами и взрывать их при попытке прорыва вражеских кораблей к Ленинграду.

К 1927 году приборы для управления взрывами по радио были еще усовершенствованы. Новый образец получил название «Беми» — по начальным буквам «Бекаури — Миткевич». За свою деятельность В.И. Бекаури был награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и Красной Звезды.

И кто знает, какие бы еще изобретения сделал Бекаури, однако его постигла судьба многих талантливых деятелей нашей страны. В конце 30-х годов XX века Бекаури был арестован органами НКВД и вскоре расстрелян.

К счастью, дело, начатое им, не погибло вместе со своим родоначальником.

В 1941 году немцы входили в Харьков с предосторожностями. Им было известно, что многие здания в городе заминированы мастерами взрывных дел из подразделения ТОС — техники особой секретности. И действительно, в течение нескольких недель город время от времени сотрясали взрывы. То и дело гибли немецкие саперы, пытаясь обезвредить хитроумные русские ловушки.

Наконец, череда взрывов пошла на убыль — саперы закончили свою работу. Среди прочего им удалось предотвратить и взрыв дома № 17 по улице Дзержинского. В красивом одноэтажном особняке решил разместиться начальник гитлеровского гарнизона Харькова генерал-майор фон Браун со своими приближенными.

Однако в ночь с 13 на 14 ноября 1941 года, в 4 часа 20 минут, особняк все же взлетел на воздух. При взрыве погибли фон Браун и двадцать его офицеров. И то была вовсе не партизанская диверсия. По приказу издалека сработал радиовзрыватель мины, заложенной отступающими советскими войсками.

Аналогичные взрывы были и в захваченных немцами дотах Киевского укрепленного района, и в фермах тех мостов, которые немцам удавалось восстановить. Внимательное изучение мест взрывов выявило части неких радиотехнических устройств.

Об этом было доложено самому фюреру, и тот издал соответствующее распоряжение. В нем, в частности, предписывалось всем начальникам лагерей военнопленных пересмотреть состав пленных русских с целью выявления саперов-радистов специальной подготовки. В случае обнаружения таковых их следовало немедленно отправлять самолетом в Берлин и докладывать об этом лично Гитлеру.

Особых результатов все это не принесло, поскольку немцы толком не смогли заминировать даже Берлин, И когда после падения немецкой столицы заместитель командира 1-й гвардейской инженерно-саперной бригады полковник В.К. Харченко поинтересовался у плененного командующего обороной Берлина Г. Вейдлинга, есть ли в городе мины замедленного действия, тот ответил: «Кроме обычных противотанковых и противопехотных мин, мы в городе ничего не использовали. И времени не было, дай соответствующей техники тоже. А что касается радиофугасов, то русские инженеры далеко опередили наших…».

Карманная «артиллерия». В истории военной техники огонь как средство нападения и обороны стал применяться значительно раньше пороха и огнестрельного оружия.

Прообразом современных разрушительных снарядов служили в древности всякие зажигательные средства, начиная с простой головни, перебрасываемой в город неприятеля вручную. Сохранились также свидетельства перебрасывании горящей смолы и серы древними метательными машинами — баллистами и катапультами.

В поисках лучшей зажигательной смеси древние пиротехники разработали довольно сложную рецептуру, главными составляющими которой были сера, смола, сало и нефть.

Впоследствии в смесь стали добавлять и селитру. Она значительно усиливала действие зажигательной смеси. Это позволило заключить горючую смесь в сосуд и в таком виде перебрасывать к противнику.

С применением селитры связывают обыкновенно появление в военной технике так называемого «греческого огня». Ни одно оружие не производило на современников столь сильного впечатления, как это боевое средство. В течение нескольких веков оно считалось чудовищным, ни с чем не сравнимым по силе и совершенно необъяснимым.

От греческого огня дважды пострадал и русский флот: во время похода киевлян под Константинополь в 941 году — под начальством князя Игоря, и в 1043 году — под начальством Владимира Ярославовича.

Летопись рассказывает об этом как о страшном чуде: «Якоже молонья, иже на небесах, греци имут у себя и сию пущающа, жажаху нас, сего ради не одолехом их…».

Особенно много рассказывается о применении ручных зажигательных снарядов во время первых крестовых походов. Так, к 1116 г. относится такой рассказ турка Усаль-Ибн-Мункоза: «Во время осады одной крепости в Палестине один турок влез на стену и пошел по ней; он приблизился к башне и бросил в стоящего у входа рыцаря сосуд; я видел, как рыцарь скатился, загоревшись, и пламенел, как искра. Все бросились на землю, боясь сгореть».

Известный путешественник, венецианец Плано Карпини, посетивший страны Востока, в своих воспоминаниях пишет о татарах: «Если они не могут овладеть укреплением, они бросают в него греческий огонь». Это свидетельство относится к XIII веку и в значительной степени объясняет успехи Батыя во время его нашествия на деревянные города Древней Руси.

Рецепт греческого огня был позднее забыт, и до сих пор его не удалось восстановить. Но в свое время секрет этого огня стал известен не только в Византии, но и в других странах. Случаи его применения встречаются даже у хазар и позднее у половцев и турок. Это средство использовалось не только в морских сражениях, но и в сухопутных операциях, как в крупных, так и в мелких масштабах, вплоть до метания сосудов с греческим огнем вручную.

Арабские рукописи XII–XIII веков, говоря о рецепте зажигательной смеси, указывают, что в эту смесь в разных пропорциях входят три состава — белый, черный и желтый. Нетрудно угадать в этих компонентах селитру, уголь и серу, из которых составляется черный порох. Так постепенно от греческого огня человечество перешло к пороху, сначала медленно горящему, с небольшим количеством селитры, а потом и к более сильному — разрывного действия.

На одной китайской гравюре XIV века показано действие фонтанирующей гранаты. Граната сброшена со стены осажденного города. Она заключена в квадратную рамку, чтобы не разбилась при падении и легла на землю отверстием кверху. Огонь гранаты вырывался наружу фонтаном из нескольких отверстий.

Таким образом, несомненно, что порох как фонтанирующее, зажигающее средство предшествовал пороху разрывного действия. Граната появилась раньше пушки.

Вещественных остатков от этих древних гранат на Руси сохранилось очень немного. Однако в раскопках под Саратовом в городищах XIII–XIV веков удалось найти глиняные пустотелые шары диаметром около 16 см. Это и были, по всей вероятности, первые гранаты.

Узкое горлышко каждого сосуда, очевидно, предназначалось для запала, которым в то время служил фитиль. К сосуду привязывался шкурок, с помощью которого гранате можно было придать большой размах. Дно сосуда, тяжелое и остроконечное, рассчитано было так, чтобы при падении сосуд ложился не на запал, а боком.

Наиболее древними из известных нам европейских разрывных гранат являются стеклянные итальянские гранаты XVI века, хранящиеся в Эрмитаже. Они представляют собой шарообразный сосуд из белого толстого стекла, снабженный стеклянными же шипами для того, чтобы при падении граната не разбилась. В один из этих шипов закладывался запал.

Стекло, как и глина, разумеется, малоподходящий материал для гранаты. Но пока не научились лить гранаты из чугуна, другого материала для них не было. С XVI века чугунные литые ядра и гранаты занимают прочное место в боевом снаряжении. Оставалось усовершенствовать еще одну деталь гранаты — запал. Надо было найти смесь, достаточно медленно горящую, чтобы поджечь порох внутри гранаты уже после того, как она выпущена из рук и успела пролететь некоторое расстояние.

Эта проблема была разрешена пиротехниками и артиллеристами к XVII веку. Им удалось пропитать шнур особым составом селитры и таким образом получить фитиль медленного горения.

Бои на близких расстояниях, частая осада укрепленных пунктов и траншейный характер войны сделали ручную гранату очень популярной в середине XVII века, к концу Тридцатилетней войны. В Московской Руси ручные гранаты в то время тоже получили немалое распространение. Так, когда князь Прозоровский снаряжался на воеводство в Астрахань, где был убит впоследствии Степаном Разиным, приказано было на тульских заводах «гранат 400 ручных лить наспех днем и ночью, оставя всякие дела», и отправлять их в Астрахань.

Наиболее широкое распространение ручная граната получила в XVIII веке, перед тем как почти на полтора столетия исчезнуть из практики. Начиная с конца XVII века в европейских армиях, в том числе и в русской, которая была перестроена на новый лад Петром I, создаются особые отряды пехоты, с назначением бросать в неприятеля гранаты. В эти отряды брали отборных солдат — отважных, ловких, высокого роста. От слова «граната» они стали называться гранадерами, а позднее — гренадерами. Эти отряды стали впоследствии сводить в особые роты при полках, а затем формировать и целые гренадерские полки.

Отличительными признаками гренадер было изображение пламенеющей гранаты на предметах снаряжения и особый головной убор в виде остроконечной шапки — гренадерки. Гренадерам приходилось в бою при бросании гранаты часто закидывать свое ружье за спину на ремне. Обычная шляпа могла бы этому помешать. Кроме того, высокие шапки действовали на противника устрашающе, подчеркивая большой рост и грозный вид гренадер. С этих пор гренадер так и вошел в историю как солдат исключительно высокого роста, а гренадерские части — как отборные войска.

Увлечение ручной гранатой в начале XVIII века было так сильно, что даже в кавалерии ввели ручную гранату, образовав полки конных гренадер.

Вот какую длинную историю имеет этот, казалось бы, простой вид вооружения. А в XX веке ручные гранаты стали незаменимым средством ближнего боя, когда противные стороны сходились на близкое расстояние и артиллерия прекращала огонь, чтобы не поразить свои войска. В нашей армии гранаты современного вида впервые появились в ходе Русско-японской войны.

На вооружении Красной Армии до 1930 года была граната образца 1914 года. В 1930 году она была модернизирована — в комплект был добавлен оборонительный чехол, который применяли при метании гранаты из окопов или укреплений и снимали во всех других случаях.

Наиболее популярной в Красной Армии была знаменитая РГД-33 — ручная граната образца 1933 года, сконструированная М.Г. Дьяконовым. В 1939 году на одном из заводов Наркомата обороны по французскому образцу военный инженер Ф.И. Храмеев разработал оборонительную гранату Ф-1.

Для разработки новых образцов ручных противотанковых и противопехотных гранат по ТТТ ГАУ в системе Наркомата боеприпасов было создано СКВ во главе с талантливым конструктором, впоследствии лауреатом Государственной премии СССР Н.П. Беляковым. Осколочная граната РГ-41 его Конструкции в 1941 году была принята на вооружение.

В 1940 году на вооружение поступила разработанная М.И. Пузыревым противотанковая граната фугасного действия РПГ-40 с массой заряда 760 г. В апреле 1941 года прошла полигонные испытания и модернизированная противотанковая граната РПГ-41 с массой заряда 1400 г. Она пробивала броню толщиной в 25 мм.

В самые трудные для нашей Родины дни осени 1941 года на фронте родилась новая военная специальность — истребитель танков. В руках отважных воинов — истребителей танков противотанковые гранаты, связки обычных гранат и бутылки с горючей жидкостью стали действенным средством ближнего боя против танков.

Газета «Правда», например, писала тогда о бесстрашной деятельности истребителя танков — красноармейце Василии Путчине, который, пользуясь только гранатами и бутылками с зажигательной смесью, уничтожил за три месяца 37 вражеских танков. Были случаи, когда В. Путчин за один бой уничтожал по три машины.

С большой любовью о гранатах отзывался герой Сталинградской битвы, командующий легендарной 62-й армией Маршал Советского Союза В.Н. Чуйков: «В городском бою большую роль играла ручная солдатская артиллерия — противотанковые и противопехотные гранаты. За всю войну в нашей армии, проделавшей путь до Берлина, не было такого большого расхода гранат, как на берегу Волги…».

Бойцы относились к гранатам с большим уважением и называли их ласковыми именами: гранату Ф-1 — «Фенюша», противотанковую — «Танюша». Каждый солдат старался иметь на руках 5—10 гранат, сберегая их главным образом для штурмовых действий и для отражения атак противника, когда такому «дальнобойному» оружию, как винтовка, было тесно.

Граната была необходима в штурмовых группах в самом ближнем бою. С гранатой боец штурмовой группы шел на приступ укрепленных пунктов, гранатой он прокладывал себе дорогу в лабиринте домов, комнат и коридоров, она помогала ему выкуривать противника из укреплений, против которых были бессильны артиллерийские снаряды и авиационные бомбы.

В умелых руках хладнокровных людей эта ручная артиллерия всегда была надежным спутником. Поэтому весь личный состав штурмовых групп обеспечивался автоматами и большим количеством ручных гранат.

…В центре грандиозного скульптурного памятника-ансамбля, сооруженного на Мамаевом кургане и увековечившего подвиг героев Сталинградской битвы, будто вырастает из земли могучая 12-метровая фигура воина-автоматчика. В правой руке он зажал противотанковую гранату. Сейчас он бросит ее в фашистский танк. «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» Фигура воина с гранатой и автоматом — олицетворение мужества и стойкости защитников нашей Родины.

Проблемы производства. Сказанное выше показывает, что в предвоенные годы уделялось большое внимание развитию промышленности боеприпасов, усовершенствованию их образцов. Производственные мощности отрасли значительно выросли. Так, в 1941 году они увеличились по сравнению с 1940 годом более чем втрое.

А согласно мобилизационному плану программа производства боеприпасов только на второе полугодие 1941 года превышала весь комплект боеприпасов Советских Вооруженных Сил, имевшихся по состоянию на 1 мая 1940 года. Это превышение составляло: по артиллерийским снарядам — на 51 %, по минам — 184 %, по авиабомбам — 79 %. Программа 1942 года превосходила программу второго полугодия 1941 года в 3,7 раза.

Тем не менее начавшиеся военные действия показали, что к войне на своей территории мы оказались совершенно не готовы. Большая часть предприятий, изготовлявших боеприпасы, располагалась на юге страны, в центральных районах и в Ленинградской области. Поэтому уже в первые месяцы войны их пришлось срочно демонтировать и эвакуировать в восточные районы.

Таким образом, с августа по ноябрь 1941 года из строя выбыло 303 предприятия, изготовлявших боеприпасы. Между тем месячный выпуск этих предприятий составлял 8,4 млн корпусов снарядов, 2,7 млн корпусов мин, 2 млн корпусов авиабомб, 7,9 млн взрывателей, 5,4 млн средств воспламенения, 5,1 млн гильз, 2,5 млн ручных гранат. К концу 1941 года прекратили выпуск продукции предприятия, изготовлявшие 36 % корпусов 76-мм осколочно-фугасных снарядов, 57 % 122-мм гаубичных снарядов, 83 % корпусов 122-мм пушечных снарядов…

Большие производственные мощности утратили также черная и цветная металлургия, машиностроение. На оккупированной гитлеровцами территории ранее производилось до 71 % чугуна, около 60 % стали, 57 % проката, 74 % кокса, 71 % железной руды. Это еще больше осложнило положение промышленности боеприпасов.

Чтобы обеспечить скорейший ввод в строй перебазированного оборудования, оно по возможности адресовалось в те пункты, где имелись родственные предприятия или стройки. Так, на Уральский завод, где директором был Г.И. Тырышкин, прибыло и было полностью или частично установлено оборудование 23 предприятий. Несколько эвакуированных в Сибирь предприятий принял на свои площади пущенный в первые дни войны комбинат № 179.

Эвакуация предприятий из Ленинграда началась еще тогда, когда фашистские войска находились на дальних подступах к городу. Уже 1 июля 1941 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли решение об эвакуации из Ленинграда в первую очередь десяти оборонных предприятий. В августе было вывезено 80 % заводского оборудования и 70 % личного состава. Это была хорошая основа для быстрого создания нового завода такого же профиля в далеком тылу.

Во второй половине июля 1941 года начались демонтаж и подготовка к эвакуации предприятий и организаций отрасли, расположенных в центральном промышленном районе, в частности в Москве, в Московской и близлежащих областях.

Перебазирование предприятий промышленности боеприпасов изобилует примерами подлинного трудового героизма рабочих, самоотверженного выполнения ими патриотического долга. Например, в октябре 1941 года под непосредственным руководством начальника 5-го Главного управления Наркомата боеприпасов Н.В. Мартынова были эвакуированы два завода по производству гильз. Один из них, которым руководили директор С.Н. Лялин и главный инженер И.В. Большаков, был эвакуирован на Урал. 30 октября 1941 года на новое место прибыл первый эшелон с людьми и оборудованием.

Зима 1941–1942 годов была суровой, с частыми метелями и буранами, морозы достигали 35–40 °C. Многотонные прессы, станки и другое тяжелое оборудование разгружали Вручную порой прямо в чистом поле. Многие производственные цехи, в которых монтировали прибывшее оборудование, не имели даже крыши.

Гильзы изготавливали в неотапливаемых цехах, в полумраке. В станках замерзало масло, до металла нельзя было дотронуться голой рукой — кожа прилипала. Чтобы была возможность работать, приходилось отогревать застывшие станки факелами, разбавлять смазочное масло керосином, ослаблять затяжку шпинделей и канифолить приводные ремни. Причем в цехах работали в основном женщины и подростки 16–18 лет — все мужчины были на фронте.

Однако уже 20 декабря 1941 года завод предъявил военному представителю первые партии гильз к 76- и 85-мм артиллерийским выстрелам.

И все же масштабы производства заметно сократились. Самый низкий уровень производства артиллерийских снарядов и мин наблюдался в I квартале 1942 года, авиабомб — в III квартале.

Положение усугубилось еще тем, что в приграничных районах были потеряны значительные мобилизационные запасы боеприпасов, хранившиеся на окружных складах, расположенных на удалении 50—210 км от государственной границы. На захваченной противником к середине июля 1941 года территории осталось около 200 складов с боеприпасами, вооружением и горючим.

В результате этого, а также из-за невыполнения планов промышленностью действующая армия испытывала острый недостаток в боеприпасах, особенно в 37-, 76- и 85-мм зенитных, 45-, 76-мм полковых и дивизионных выстрелах, в ручных гранатах.

Для смягчения образовавшегося в войсках «снарядного голода» был организован срочный завоз части боеприпасов с Дальнего Востока, из Забайкальского и Среднеазиатского военных округов.

В создавшихся условиях в октябре 1941 года были установлены жесткие нормы расхода боеприпасов в войсках. Без разрешения Ставки ВГК никто не имел права использовать имевшиеся запасы боеприпасов сверх установленного лимита.

В таких условиях огромное значение приобретала народная смекалка, возможность изготавливать боеприпасы прямо на месте. Так, в обороняющейся Одессе к концу 1941 года изготовление боевой техники наладили более 20 предприятий. Даже мастерские, выпускавшие ранее детские игрушки, готовили для защитников города противотанковые и противопехотные мины заграждения. Было налажено производство ручных гранат с увеличенным зарядом, успешно применявшихся против танков врага. Суточный выпуск гранат достиг 5 тысяч. Причем из 50 тысяч человек, трудившихся на предприятиях Одессы в сентябре, более трети составляли вчерашние домохозяйки, студентки, школьники.

Таким образом Одесса дала Приморской армии более тысячи 50-мм минометов и более двухсот 82-мм минометов, четверть миллиона ручных гранат, 90 тысяч бутылок с горючей смесью, десятки тысяч противотанковых и противопехотных инженерных мин.

В сражающемся Севастополе выпуск военной продукции наладили в августе — сентябре 1941 года. На оставшемся от эвакуации оборудовании судоремонтного завода, в железнодорожных мастерских, в артели промкооперации «Молот», выпускавшей раньше металлическую посуду, лопаты, ведра, кровати, стали делать минометы, ручные гранаты, противотанковые и противопехотные инженерные мины.

Когда в начале ноября 1941 года во время первого штурма Севастополя эти предприятия оказались под ударами немецкой авиации, многие предприятия, работавшие на оборону, были перебазированы в штольни, вырубленные когда-то для складов в прибрежных скалах в Троицкой балке. Здесь, под 60-метровой толщей скалы, был создан знаменитый спец-комбинат № 1, ставший арсеналом осажденного Севастополя. 17 ноября 1941 года он выдал первую продукцию.

Между тем работа в цехах комбината проходила в тяжелейших условиях. В штольнях было сыро, трудно было даже дышать…

Комбинат испытывал острую нужду в рабочих. Взамен ушедших на фронт мужчин к станкам стали сотни домохозяек, перешедшие на казарменное положение.

Севастопольцы изыскивали заменители десяткам дефицитных материалов, упрощали технологию изготовления различных деталей, стремились работать с максимальной экономией, без отходов.

Благодаря этому даже на шестом месяце обороны города и блокады его с моря все без исключения севастопольские предприятия выполняли и перевыполняли производственные планы, доставляли фронту гранаты, мины и другую военную продукцию.

Рабочие продолжали работать вручную и тогда, когда в конце июня немецкой авиацией в городе была разрушена последняя севастопольская электростанция и подача электроэнергии к станкам прекратилась.

Лишь в ночь на 28 июня 1942 года полторы тысячи рабочих комбината были выведены из штолен на поверхность и укрыты в ближайших убежищах. 30 июня комбинат был взорван.

В неимоверно тяжелых условиях блокады трудились коллективы ленинградских предприятий. Типичной в этом отношении была жизнь коллектива филиала завода имени М.И. Калинина. Работники филиала были истощены и страдали дистрофией, многие погибли в блокированном городе, В феврале 1942 года из-за болезни ежедневно на работу не выходило больше половины тружеников предприятия.

Но, несмотря на потери и лишения, завод продолжал выпускать продукцию для фронта.

Славной страницей в истории предприятия является организация производства реактивных снарядов М-13 и М-8. Кооперация, возглавляемая заводом, включала множество больших и малых ленинградских предприятий. Первые 20 реактивных снарядов завод собрал 27 августа 1941 года. Производство их продолжалось до начала января 1942 года, пока не кончились запасы ракетного пороха, а возобновилось оно в марте 1942 года, когда ленинградские химики организовали собственное производство ракетного пороха для «катюш».

Чтобы обеспечить необходимые по технологии температуру и влажность, в цехе сборки реактивных снарядов было установлено большое количество печек-времянок «буржуек». Наиболее опасные операции проводили в выгородках, обогреваемых не самими печками, а их керамическими трубами. Война заставила пойти на такое грубое нарушение строгих правил безопасности, требовавших держать порох подальше от огня.

Но только так можно было восстановить в блокадном Ленинграде производство реактивных снарядов, которые вновь пошли на фронт сначала сотнями, а затем и тысячами.

В последний день февраля 1942 года директору завода Н.Г. Миронову, сотрудникам И.М. Мадорскому, Н.А. Кальченко, Н.Ф. Чистякову, В.А. Аршавскому, И.А. Терешенок и В.А. Васько в Смольном были вручены правительственные награды за освоение и производство реактивных снарядов.

Вообще же производством боеприпасов в Ленинграде занималось более 100 предприятий. В условиях блокады, непрерывных воздушных налетов и артиллерийского обстрела они не только обеспечили бесперебойный выпуск боеприпасов, но и организовали в кратчайшие сроки серийное производство новых образцов боевой техники. То, на что требовались прежде месяцы, а порой и годы, проектировалось и выпускалось в недели, а часто и в дни.

С начала войны и до снятия блокады ленинградские рабочие дали фронту более 7,5 млн артиллерийских снарядов и мин. А всего за время войны ленинградская промышленность выпустила около 10 млн различных боеприпасов.

Производители боеприпасов во многом обеспечили и победу в Сталинградской битве. Ведь в битве на Волге Красная Армия израсходовала более 15 млн артиллерийских снарядов и мин, большое количество других боеприпасов. В связи с этим в ноябре 1942 года орденами и медалями были награждены 2983 работника предприятий, производивших боеприпасы.

Затяжной характер войны и ее огромный размах требовали дальнейшего непрерывного увеличения производства боеприпасов, в том числе и новых образцов, созданных с учетом опыта первого года войны.

Важным резервом дальнейшего роста выпуска боеприпасов в этот период стали всестороннее совершенствование технологических процессов, внедрение наиболее эффективных методов использования техники, улучшение организации производства, повышение производительности труда, механизация производственных операций… Также непрерывно велись работы по изысканию и внедрению заменителей, а также по снижению расходов дефицитного сырья.

Конструкторы применили новый метод расчета на прочность корпусов осколочно-фугасных снарядов при выстреле, основанный на теории упругопластических деформаций, разработанной коллективом ученых Института механики АН СССР под руководством члена-корреспондента АН СССР А.А. Ильюшина. Новый метод позволил более правильно рассчитывать конструкцию снаряда, расширить номенклатуру материалов для производства корпусов, включив в нее материалы с пониженными механическими характеристиками, и отменить термическую обработку корпусов. Это дало большую экономию топлива, сократило объемы внутризаводской транспортировки изделий, высвободило термическое оборудование и значительное количество квалифицированных рабочих. Экономия в результате отмены термообработки при изготовлении одной тысячи корпусов 152-мм пушечных снарядов составила более 2600 руб. При этом осколочное действие снарядов повысилось на 15–20 %.

Корпуса многих видов артиллерийских снарядов стали изготовлять отливкой из сталистого чугуна, а не из дорогостоящей качественной стали[7]. Это имело очень важное значение для решения проблемы массового и ускоренного выпуска корпусов снарядов. Эффективность действия снарядов из сталистого чугуна против живой силы повышалась, так как при взрыве они давали больше осколков.

Все эти и многие другие меры позволили переломить ситуацию, обеспечить наших бойцов достаточным количеством боеприпасов.