ежду тем как виконт Анри попадался в силки, которые сам расставлял для дома Грело, вот что происходило перед таверной «Большой бокал».
успел вернуться в приёмную слуга Давид, плотно затворив ставни, как из ворот таверны вышел какой-то человек и приблизился к спутнику майора, скрытому наполовину лошадьми, которых будто бы стерёг.
— Это я, Валентина, — тихо сказала тёмная фигура мнимому волонтёру, который выдавал себя де Тремам за молодого Лагравера.
— Передали вы капуцину все мои инструкции, Морис? — отвечали ему так же тихо.
— Всё передал.
— Хорошо... и дом Грело в точности исполнит все предписания.
— Да, несмотря на то что очень неохотно вступает в отношения с де Тремами с тех пор, как вы сочли необходимым, для ваших планов, открыть им его измену.
— Чего же ему бояться? Анри, настроенный мной, захочет взять его добром... с его пристрастием к бутылочке.
— Он утверждает, что этот молодой человек способен впадать в ужаснейшие припадки ярости против изменников и вероломных.
— Видно, не в отца пошёл, — сказала Валентина де Нанкрей с язвительной иронией. — Впрочем, трусливый капуцин будет нам жалким помощником. Напрасно я выбрала его для нашего прикрытия.
— Он оправляется после припадка трусости и рассчитывает на какое-то полномочие, которое выпросил у кардинала и которое выдаёт за надёжный щит против всех и каждого. «Без этой верной гарантии, — сказал он мне, когда посылал к вам с извещением о своём прибытии в Нивелль, — я не приблизился бы ближе, чем на двенадцать часов езды к вашей Брадаманте[20], которая толкает нас в волчью пасть». На этого пьяницу можно рассчитывать относительно того, что вы хотите из него извлечь.
— Во всяком случае, его приезд уже тем полезен, что, известив меня о нем, вы были у меня под рукой, когда я вернулась после совещания с этими представителями проклятого рода! Вышли ли вы из Бренского замка так же тайно, как и вошли?
— Ещё бы! Подземный ход ведёт в густой лес, находящейся на четверть часа ходьбы за последним передовым постом французского войска.
— Вы должны указать потаённый ход майору Анри.
Не будь такая тёмная ночь, Валентина увидела бы, как остолбенел Морис при этих словах.
— Но эта подземная галерея для вас — единственное средство к побегу, если бы по какой-нибудь роковой случайности де Тремы узнали, что вы их смертельный враг! — еле сдерживая голос, почти вскричал он.
— В тот день, когда они увидят меня в истинном свете, я от них не побегу. Тогда или их, или меня более не будет в живых.
— Когда должен я открыть виконту тайну подземного хода, ведущего в Бренский замок? — холодно спросил Лагравер.
— Как скоро дом Грело потопит в вине разум своего противника. Теперь настала для вас минута быть моим двойником, Морис! С наступлением утра я должна опять сделаться Валентиной.
— Понимаю. Я отправлюсь в Маастрихт к принцу Фридриху Генриху и исполню поручение, данное вам полковником Робером.
— Нет, не то, — сказала Валентина с мрачною радостью. — Я попридержу это извещение.
— Но если штатгальтер не будет предупреждён о передвижении корпуса маршала де Брезе, его голландцы не успеют вовремя примкнуть к французскому войску. Внезапное взятие Тирлемона и Лувена тогда будет немыслимо. Задуманная экспедиция французского войска не достигнет цели.
— Так что ж? — возразила с лихорадочной запальчивостью Валентина де Нанкрей. — Убийца моей матери и моего отца подумал ли о том, что он готовил гибель королевской армии, губя их своей изменой под Монтобаном? Я только мешаю успеху военного манёвра... а взамен, судите сами!.. Если бы по какой-нибудь случайности майор де Трем и спасся от удара, более быстрого и более ужасного, который я ему готовлю, этого одного будет достаточно, чтобы его сразить! Через неделю его начальники узнают, что он не исполнил важного поручения, для которого был ими избран, если мне не удастся побудить его невольно выдать себя до этого срока! Не будет ли это равносильно постыдному бегству от неприятеля? Его разжалуют и расстреляют! А его старшего брата вечно будут терзать угрызения совести при мысли, что он тайно помешал ему исполнить свой долг!.. О, этот граф Робер, я ненавижу его одного более, чем всех других де Тремов вместе взятых! Я ненавижу его за величие, которым он надменно себя облекает и которое чуть было не возбудило во мне восторженного удивления, когда я не знала ещё, что он принадлежит к роду этого мерзавца! Я ненавижу его за спасение, которым ему обязана. Этот долг благодарности — для меня нестерпимая пытка!
Последние слова произнесены были отрывисто, и Морису показалось, что заглушённые рыдания перемежали каждое слово.
— В таверне поют, — сказал Лагравер, прислушиваясь. — Дом Грело, вероятно, с успехом ведёт своё дело. Когда же он одержит победу в этом поединке, что следует делать мне?
— Войдите вместо меня и продолжайте роль брата Валентины, которую я разыгрывала с этим несчастным... Он не заметит подмены не только благодаря нашему сходству, но и благодаря возлияниям, которые помрачат его зрение и разум.
— Но что же я ему скажу?
С минуту Валентина молчала. Освети её внезапно зажжённая свеча, Лагравер увидел бы лицо её покрытым краскою смущения. Но она скоро превозмогла это чувство возмущённой стыдливости и сказала повелительным тоном:
— Надо заставить майора Анри отказаться ехать в Динан и исполнить поручение, возложенное на него графом Робером, надо его заставить просить вас заменить его... С рассветом он должен быть на дороге к Бренскому замку.
— Как могу я сотворить подобное чудо? Я не колдун! — возразил Морис.
— Убедив виконта в том, что если он будет первым из братьев, которого я увижу завтра... то я полюблю его... побудив его к одному из тех отчаянных поступков, которые внушает опьянение безумной страсти.
— Не избирайте меня орудием такого коварного замысла, Валентина. Я не буду иметь успеха, я это чувствую.
— Вы можете всё, что захотите, — возразила она глухим голосом, — вы должны хотеть то, что я от вас требую, или вы будете клятвопреступником... И помните, мешая моей мести братьям, вы меня вынудите излить её на сестру.
— На Камиллу!.. О, спасти её у меня достанет силы! — вскричал Лагравер грозно.
— Да, если вы выманите добром у её брата Анри письмо, посланное герцогу Орлеанскому через Рюскадора. Потому что с копией этого письма, которую вы доставите кардиналу, я, со своей стороны, дам вам средство быть охраной Камиллы.
— Верить ли мне вам?
— Клянусь, что с бумагой, которую я вам вручу, вы войдёте в монастырь визитандинок и увезёте Камиллу прежде, чем Ришелье подумает о строгих мерах против неё. Вы увезёте её с собой и тогда можете быть уверены, что она не подвергается моей злобе, так как вы сами непосредственно будете охранять ту, которую любите.
Валентина подала Морису толстый конверт, но он не решался его взять.
— Если до истечения трёх дней Камилла не убежит из своего монастыря, Ришелье выдаст её насильно за одного из своих приверженцев, — прибавила девушка.
Морис схватил конверт.
— Через час бумаги, адресованные Рюскадору, будут в моих руках, — сказал он решительно, — а майор де Трем на рассвете будет, вероятно, на пути к потайному ходу Бренского замка.
— Помните же. Как скоро письмо полковника будет у вас, принесите его мне туда, где вы меня ждали. Мы сделаем с него две копии: одну я оставлю себе, а другую, не теряя ни минуты, вы отвезёте кардиналу в Париж.
— А письмо?
— В окрестностях Динана вы отыщете какого-нибудь крестьянина, который отдаст его Рюскадору от Анри де Трема, будто бы задержанного по дороге неожиданным случаем.
— Почему не уничтожить его совсем? Если брат короля его не получит, то весь заговор рушится сам собой.
— Напротив, он должен быть приведён в исполнение... чтобы обрушиться у самой цели! Разве вы не понимаете, что кардинал хочет захватить на самом месте преступления этих вечных заговорщиков... Голос майора стал громче от опьянения, — продолжала Валентина, в свою очередь приложив ухо к двери таверны. — Скоро он совсем будет пьян. Нам надо спешить условиться во всём. На каждой станции между Динаном и Парижем вы найдёте готовую лошадь на смену. Я устроила это заранее, когда ехала сюда. Через три дня вы должны быть в Кардинальском дворце. Скажите только ваше имя, и вас тотчас впустят к министру. Потом вы пойдёте в монастырь визитандинок. Прочитав бумаги, которые я вам отдала, вы будете знать, как приняться за дело, чтобы увезти Камиллу. Вы отведёте её в гостиницу «Лебедь и Крест» на улице Сент-Оноре, куда к вам вскоре прибудет карета, потому что я предвидела всё. Вы оба сядете в карету и через шесть дней, считая от сегодняшнего, вы въедете вместе в Нивелль и во двор таверны «Большой бокал».
— Хорошо, — ответил Лагравер, — я не забуду ни одного слова из того, что вы мне сказали.
Несколько минут они простояли молча, предаваясь своим мыслям. Морис радовался в душе, что Камилла де Трем скоро будет под его покровительством, а он готов был защищать её от своей злобной кузины, хотя бы ему пришлось вступать в открытую борьбу с этой Немезидой. Его наивное великодушие не предвидело естественных последствий похищения, столь гибельных для доброго имени молодой девушки. Перед ним была одна лишь цель — вырвать её из когтей кардинала. Предвидела ли Валентина позор, который мог пасть на её подругу детства, и чему она подвергалась своим бегством с пылким Морисом? Мы не решаемся обвинять в такой испорченности души молодую девушку, несмотря на то что жажда мести развратила её ум и сердце. Однако она содрогалась от своих тайных помыслах и вместе с тем они вызывали на её лице улыбку торжества.
Отворив дверь таверны, дом Грело прекратил размышления Валентины и Лагравера. Он указал им жестом на Анри де Трема, который сидел к ним спиной, опершись локтями на стол, уставленный бутылками. Валентина бросила презрительный взгляд на виконта и пошла в сарай во дворе таверны, где Морис выжидал её приезда и где его лошадь, привязанная к столбу, нетерпеливо била копытами о землю.
Между тем Морис, как мы уже видели, вошёл в таверну вместе с капуцином. Когда последний принял позу пьяного, готового скатиться под стол, созий Валентины де Нанкрей ударил майора по плечу.
Анри поднял голову и устремил на Мориса бессмысленный взор.
— Итак, вы победили его, — сказал уже настоящий Лагравер, указывая на капуцина. — Видно, однако, не без труда. Что вы узнали от него?
Виконт провёл несколько раз рукой по лбу. В его отяжелевшей голове смутно возникало воспоминание о разговоре с домом Грело.
— Я знаю, что он здесь для того, чтобы наблюдать за вами, — произнёс он едва поворачивая язык.
— Есть ли у него под рукой средства мне вредить?
— Этого у него никак не выведаешь.
— Знает ли он что-нибудь о заговоре и намерениях красного рака?
— Нем, как рыба, в этом отношении.
— Так вы ничего из него и не вытянули?
— Чёрт возьми! — вскричал заносчивый майор с раздражительностью человека пьяного, — что вы мне тут поёте? Сказал он мне мало потому, что я слишком быстро его напоил замертво.
— Но всё же нас это нисколько не подвинуло вперёд.
— Ах, прошу избавить меня от упрёков, Морис. Я в прескверном расположении духа, предупреждаю вас. Он схватил кубок дома Грело и швырнул его в стену.
— Ого, да в вас вино взыграло, мой почтеннейший, — заметил сухо Лагравер.
— Да, взыграло... и не будь вы брат... вашей сестры, мне очень не понравилось бы ваше замечание... Проклятая поездка!
Мысль о препятствии, которое отнимало у него всякую надежду получить руку Валентины из-за решения, приписанного капуцином его мнимой племяннице. Эта мысль вдруг возникла в его помутившейся голове и привела его в бешенство, как красный флаг приводит в ярость быка.
— Сейчас нам не до ссор, — сказал строго Морис. — Нам надо как можно скорее вернуть время, потерянное здесь. Я должен скакать во весь опор в Маастрихт, а вы в Динан!
Анри испустил нечто похожее на звериный рык и привстал. Но ему показалось, что земля колеблется под ногами. Он тяжело рухнул на скамейку. Тогда им овладела слепая ярость человека пьяного, которой хочет пробудить силы тем самым средством, благодаря которому они ему изменяют. Он раскупорил десятую бутылку старого вина и выпил её залпом.
Лагравер шёл в это время к двери, делая вид, что не замечает его действий, но когда почти весь кубок был осушен, он подбежал к де Трему.
— Вы сходите с ума! — вскричал он.
— Вздор! Чужеземная водка меня расслабила, французское вино возвратит мне силы!
Он действительно встал и медленно подошёл к двери. Морис следил за ним с беспокойством. Холодный ночной воздух, вместо того чтобы освежить его голову, вызвал обратное действие. Он вдруг покачнулся и должен был удержаться за руку своего товарища, чтобы не покатиться под ноги лошадям, которые фыркали и били копытами о землю от нетерпения.
— Анри, — сказал ему тогда холодно Лагравер, — объявляю вам, что вы будете в состоянии держаться на лошади не ранее чем через три часа.
— Правда... вокруг меня всё вертится, всё качается... — пробормотал несчастный.
— А когда вы проспите эти три часа, то всё же ещё не будете в силах скакать во весь опор.
Майор страшно побледнел.
— Послушайте, — прошептал он, — я гнусный пьяница... руки и ноги отказываются мне служить, мысли у меня путаются... Ах, я не могу ехать в Динан сейчас.
— Не беда. Маркиз де Рюскадор всё же получит письмо, посланное ему вашим братом.
— Слишком поздно! Боже мой, слишком поздно!.. И всё погибнет!
— Ах,— воскликнул Морис, — жаль, что и мне надо ехать Маастрихт!.. У меня по крайней мере целых четыре дня для поездки в сорок лье.
— Хорошему всаднику можно проехать и шестьдесят за это время.
— Как, разве вы хотите передать мне ваше поручение? — спросил Лагравер, принимая удивлённый вид.
— А вы хотите ли спасти мне жизнь? Скорее чем опоздаю, я размозжу себе голову!
— Ответственность страшная, — возразил Морис, ловко прикидываясь колеблющимся. — Вместо того, чтобы возлагать на меня оба поручения, вам лучше было бы поменяться со мной. В четыре дня вы легко наверстали бы время, потерянное здесь.
Анри дружелюбно обвил рукой шею своего соседа, как для того, чтобы удержаться на ногах, так и для того, чтобы шепнуть ему на ухо:
— Морис, я пьян... до того пьян, что вы теперь мне кажетесь не совсем таким, каким были с минуту назад... Да я готов был бы поклясться, что взор ваш смелее, лицо мужественнее, голос более резок... Но несмотря на этот обман чувств, в котором я сознаюсь, — продолжал он, с трудом шевеля языком, — не думайте, что я брежу, когда объявляю вам, что не поеду ни в Маастрихт, ни в Динан... потому что влюблён до безумия в вашу сестру.
— Какое отношение... — хотел его перебить Лагравер.
— Морис, — продолжал виконт, не слушая его, — я хочу прежде моих братьев увидеть завтра Валентину и для того возвращаюсь в Брен!
— Несчастный!
— Я возвращаюсь в Брен, Морис, потому что ваша сестра отдаёт свою руку первому из де Тремов, кто сделает ей предложение.
— Откуда вы узнали эту сумасбродную прихоть Валентины, за которую я сделал ей заслуженный выговор.
— Вот видите! И вам известно её решение!.. Где моя лошадь?.. Валентина примет первым меня! — и с упорством пьяницы он направился, шатаясь, к своей лошади.
Лагравер кинулся к нему, когда он занёс уже ногу в стремя.
— Жаль мне вас, — сказан, он, продолжая комедию, хотя и с тайным отвращением. — Раз уж все мои убеждения не могут удержать вас от сумасбродства, я постараюсь, по крайней мере, предупредить гибельные его последствия. Останьтесь здесь ещё часа на два. Будьте на рассвете за четверть лье от Брена по Нивелльской дороге. Там вы увидите густой лесок по левую руку от себя. Войдите в самую середину перелеска, вы найдёте там обрушившееся здание, походящее на большой надгробный памятник. Сильно придавите три раза заржавленный гвоздь, скрытый травой у самого подножия фасада. Большая плита в фасаде упадёт, как опускная дверь, и откроет вам вход к широкой лестнице. Спуститесь по ней, захлопнув за собой подвижную плиту, и вы очутитесь в подземном переходе, по которому можете идти без всякого опасения. Он доведёт вас до комнаты в Бренском замке, занимаемой моим отцом, но бедного старика так потрясли последние события, что сестра не отходит от него. Вы легко уговорите обоих скрыть ваше посещение, а вечером вы той же дорогой вернётесь в Нивелль, где скроетесь у дома Грело до моего возвращения из Маастрихта.
Анри де Трем слушал его с жадностью.
— Вы мой спаситель! — вскричал он в порыве чувств, которому часто предаются люди под влиянием винных паров. — Вот, возьмите эти письма к Рюскадору и к герцогу Орлеанскому. Но Поликсен должен их получить так, чтобы не видеть подателя.
Морис принял бумаги с видом равнодушным и в один миг вскочил в седло.
— Доброго пути!.. Благодарю!.. Ваш на жизнь и на смерть! — закричал ему вслед майор.
— Прощайте!.. Минуты дороги. Мне надо вернуть потерянные два часа... Я буду в Динане.
Он пустил лошадь в галоп, и та умчала его в одно мгновение далеко от таверны «Большой бокал». Темнота не позволила виконту следить за ним глазами, но он оставался на пороге, пока стук копыт по мостовой долетал до его слуха. Вскоре он исчез вдали, а виконт вернулся в таверну, радуясь от всей души, что убедил своего спутника ехать вместо него в Динан.