Ощепков

Глава двадцать третья СХВАТКА БУЛЬДОГОВ У БОРЦОВСКОГО КОВРА

Приехав в Москву в конце 1929 года, Василий Сергеевич с его системой дзюудо оказался не первым, кто предложил поставить экзотическую японскую борьбу на службу обществу. Да, Ощепкову едва ли не мгновенно удалось завоевать авторитет и популярность с помощью высокого личного мастерства, оценить которое мог любой желающий, построения грамотной рекламной кампании и благодаря команде — замечательным ученикам, в которых он вкладывал душу. Речь идет в первую очередь о тех самых ути-дэси — ближнем круге его воспитанников, ставших в будущем мастерами и ведущими тренерами по самбо. Но вообще учеников у Василия Сергеевича было много и, как ни парадоксально это может показаться на первый взгляд, не все изначально были «ощепковцами». Динамовец В. С. Харитонов рассказал много десятилетий спустя Михаилу Лукашеву, что вместе с несколькими товарищами он был специально заслан в кружок Ощепкова в ЦДКА с разведывательной миссией по заданию своего истинного на тот момент наставника — Виктора Афанасьевича Спиридонова.

Спиридонов считается сегодня еще одной, возможно, даже не менее легендарной личностью в истории самбо, чем Василий Ощепков. Виктора Афанасьевича и поныне многие, очень многие считают подлинным создателем борьбы самбо или, во всяком случае, «одним из основоположников». При этом реальная биография Спиридонова мало кому интересна, ибо обросла мощным панцирем мифов и легенд. К тому же, в отличие от Василия Сергеевича, у Виктора Афанасьевича не осталось после его смерти преданных последователей, не только сохранивших веру в него и в историю своего учителя, но и донесших до нас хотя бы обрывочные, но подлинные свидетельства о его жизни, отчего степень современной мифологизации здесь еще выше[315]. Но в общем и целом эта своеобразная спиридоновская мифология базируется на трех китах.

Кит первый: будущий мастер овладел японским «джиу-джитсу» на фронтах Русско-японской войны, где, воюя с самураями в конной разведке, проявил себя истинным героем, вернувшись домой с двумя (иногда указывают — с тремя) орденами. Есть даже отдельная, совсем уж былинная история о том, что Спиридонов (в разных вариантах: гренадер, гвардеец, полковник) попал к японцам в плен и, отстаивая честь русского офицерства, показал такую силу и волю к победе, что оказался допущен в святая святых японских единоборств, познал секреты клановых школ и вернулся из плена натуральным ниндзя[316]. Документы же, способные пролить свет на события далекой поры, якобы были уничтожены в 1941 году НКВД как особо секретные.

Кит второй: Виктор Афанасьевич после Русско-японской войны создал страшную по своей эффективности систему самообороны, похожую на джиу-джицу (именно так — в европейском варианте дзюдзюцу), но полностью русскую (некоторые относят ее истоки к «рукопашному бою ариев», другие же называют ее «перевоплощением казачьих систем боя» — при отсутствии реальных фактов фантазия не ограничена ничем), которую поставил на вооружение чекистов и милиции. Якобы система его, в отличие от «небоевой» и более спортивной системы Ощепкова, носила полностью прикладной характер, а потому всегда была секретной. До сих пор она лежит в основе всего того, что только может быть секретным в рукопашном бое, включая таинственную «систему ГРУ» и секретный комплекс формальных упражнений «Ладонь, покрытая цветами».

Кит третий: именно Спиридонов, будучи мастером джиу-джицу и сотрудником НКВД, создал самбо. Это он, а не Ощепков пропагандировал его по всей стране, он готовил кадры, разрабатывал методики, писал книги, наконец, именно он придумал само это название: самбо.

Что же в этом правда, а что нет?

Прежде всего надо сказать, что личное дело офицера царской армии Виктора Спиридонова прекрасно сохранилось и находится там, где ему и надлежит быть: в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве. Оно несекретно. Любой исследователь, надлежащим образом оформивший допуск к работе в архиве, может его увидеть, перелистать, изучить. Правда, судя по отметкам на нем, до сих пор оно мало кого интересовало. Зря — там много любопытного. Прежде всего, из него можно узнать, что Виктор Афанасьевич, родившийся в 1882 году в семье мещан из Вятской губернии, действительно был кадровым военным и на самом деле считался участником Русско- японской войны. Именно считался — потому что 150-й пехотный полк, в котором служил Спиридонов, на фронт был отправлен лишь под занавес боевых действий, границу России пересек в конце лета 1905 года и до боевых порядков в Маньчжурии так и не успел добраться — Россия и Япония заключили мир. Вряд ли Виктор Афанасьевич жалел о том, что не побывал в японском плену, тем более что награду он все равно получил. Правда, не Анну и не Станислава, как о том пишут в Интернете, а скромную «темно-бронзовую медаль в память об участии в Русско-японской войне». Светло-бронзовая, которой награждали участников именно боевых действий, ему оказалась не положена по вышеуказанной причине.

Впрочем, и орденами Виктор Афанасьевич обойден не был, но случились награждения много позже по иным поводам: пока служил в линейных частях в русской глубинке (по выслуге лет) и когда отправился на бои Первой мировой. Здесь матерый 32-летний штабс-капитан (в современном понимании — старший лейтенант) всего через несколько дней после прибытия на передовую попал под обстрел, оказался тяжело контужен германским снарядом и санитарным поездом вывезен в тыл. Жизнь ему спасти удалось, но ущерб для здоровья Виктора Афанасьевича был настолько серьезен, что, за исключением приказа о награждении его орденом, все остальное пространство довольно пухлого дела — вплоть до 1917 года — занимает бесконечная переписка раненого с различными «обществами вспоможения героям, пострадавшим за Царя и Отечество». Спиридонов писал просьбы об увеличении пенсии по инвалидности, писал сам, и по его почерку хорошо видно, как ему было непросто и как тяжела была контузия: текст в этих письмах читается с большим трудом, огромные буквы пляшут и вываливаются из строк. Тем более удивительно выгладит в связи с этим метаморфоза дальнейшего превращения настоящего инвалида войны, тяжелобольного человека в энергичного и уверенного в себе преподавателя джиу-джицу.

Что ни говори, а сила воли у отставного штабс-капитана была фантастическая, и в этом смысле он был настоящим супергероем: человек, чье образование, спортивный, прикладной, тренерский опыт не были известны тогда и остаются неизвестными сегодня, сумел на десятилетия вперед прославиться как мастер боевых искусств. Таковым он остается до сих пор для многих своих поклонников. Джиу-джитсу Спиридонова было полностью почерпнуто из книг (больше и негде было ему научиться, не у кого), но у него было неодолимое желание снова стать здоровым человеком, полноценным членом общества, остаться офицером. Жажда активной деятельности Виктора Афанасьевича, бьющая порой через край, а также неистовое стремление его учеников познать экзотическую борьбу, вкупе с пустым и ровным полем конкуренции, на котором до 1929 года противников его школы просто не встречалось, стали главными слагаемыми успеха системы Спиридонова[317].

Как обучение по этой системе выглядело на практике, можно отчасти представить по воспоминаниям подполковника милиции Александра Рубанчика, записанным в 1958 году другим бывшим динамовцем — Б. В. Тимофеевым. Замечу: 1958 год — время, когда Ощепков был полностью «забыт» официальной историей и прессой. Поэтому, хотя на полную объективность в мемуарах рассчитывать трудно (А. М. Рубанчик вскоре после знакомства с Ощепковым покинул своего первого учителя), локальный исторический фон, на котором они записаны, весьма ценен и интересен.

«Вплоть до 1926 года не существовало ни одного кружка, где бы занимались этим видом борьбы (джиу-джицу. — А. К.). Существовавшая в системе спортивного общества “Динамо” секция джиу-джицу (где преподавал В. А. Спиридонов. — А. К.) не культивировала этот вид борьбы в широком смысле слова, а занималась только обучением отдельным приемам, взятым из дореволюционных полицейских наставлений и несколько систематизированным.

Так, в 1927 году я, попав преподавателем физкультуры в Школу милиции городе Новочеркасске, будучи знаком с французской борьбой и зная отдельные запрещенные приемы этой борьбы, ознакомившись также с литературой по джиу-джицу, начал преподавать в Школе милиции. Проработав год и накопив некоторый опыт преподавания, я тогда стремился пополнить свои знания и приобрести технику владения приемами борьбы джиу-джицу. Случай подвернулся в начале 1928 г., когда в г. Ростов приехал инспектор по джиу-джицу Центрального совета “Динамо” В. А. Спиридонов для проведения краевых курсов по джиу-джицу.

Попав на эти курсы, я, спустя несколько дней, был весьма разочарован тем фактом, что Спиридонов, вместо того, чтобы передать свои знания собравшимся на этих курсах, в том числе и мне, увидел во мне своего помощника, и, дав мне свою книгу, целиком передоверил мне проведение своих курсов»[318].

При чтении этого фрагмента воспоминаний старого самбиста мне вспомнился эпизод из времен собственного обучения в военном училище. Однажды на физподготовке командир взвода, худосочный капитан Павлов, построил курсантов, объявил тему занятий, подошел к брусьям, положил на них руки и громко объявил: «Упражнение номер 16-в на брусьях. Показываю». Затем сделал шаг назад и кивнул лучшему гимнасту из курсантов: «Товарищ сержант, покажите упражнение».

Спиридонов, наверно, мог что-то показать сам — все-таки, пусть и по книгам, он занимался этим около десяти лет, но для полноценного обучения этого «чего-то» явно не хватало, и он выходил из положения с помощью доверчивых учеников, лучше подготовленных физически, чем он сам. Выходил до поры до времени.

«По окончании курсов, — продолжает свой рассказ А. М. Рубанчик, — приехав со мной в Новочеркасск, Спиридонов отрекомендовал меня начальнику Школы милиции как одного из своих лучших учеников. Нет нужды говорить, что мои знания, а тем более техника джиу-джицу нисколько не пополнились ни от сборов, ни от похвалы Спиридонова.

В 1929 году… я узнал о том, что в Москве находится окончивший токийский институт дзюу-до Кодокан Василий Сергеевич Ощепков, и что он будет проводить Всесоюзный сбор преподавателей физкультуры по этому виду спорта. Я активно включился в организацию этого сбора и летом 1930 года был откомандирован в Москву.

Двухмесячный сбор по дзюу-до проходил в помещении спортивного зала ЦДКА, на нем присутствовали 13 человек из разных городов Советского Союза. Сбор этот по борьбе дзюу-до и по прикладной части дзюу-до (курсив мой. — А. К.) проводился строго по принятой в Японии системе. Меня приятно поразило, как проводил Василий Сергеевич этот сбор, вернее, его неутомимое личное участие в показе всех приемов борьбы дзюу-до. Работали мы по 6 часов в день, из коих очень немного, и то по ходу, отводилось на теорию. Из 13 человек, бывших на курсах, 7 человек по разным причинам присутствовали не до конца, такой нагрузки не выдержали.

…Мы не только обучались приемам дзюу-до, но в… спортивных схватках приобретали навыки борьбы, причем с противниками различных весовых категорий. Каждый из нас должен был ежедневно бороться с Василием Сергеевичем, и тут меня буквально поразила его техника. Он предупреждал, что будет бросать только таким-то приемом, и бросал — несмотря на все наши предупредительные меры. В отношении боевых приемов Василий Сергеевич требовал не обозначения удара или укола, а настоящий удар или укол, и с какой-то невообразимой ловкостью он демонстрировал уход или контрприем. Да, у него было чему поучиться. Он являлся не только педагогом, но и примером того, чего может достичь человек при тренировке. Блестящий техник борьбы, он всех нас заразил желанием постичь эту технику и в дальнейшем, т. е. после сборов, продолжать совершенствоваться.

…Я, наконец, удовлетворил свои давнишние желания, т. е. углубил свои знания и приобрел нужную технику исполнения практических приемов, чего не мог мне дать ни Спиридонов, ни кто-либо другой из его последователей… но самое главное, Василий Сергеевич заложил в нас желание и дал нам возможность дальнейшей самостоятельной тренировки, дальнейшего самосовершенствования… Вот в этом и сказалось главное различие между преподаванием системы дзюу-до и кустарным натаскиванием “по разделам” системы Спиридонова физкультурного общества “Динамо”».

Не только Рубанчик, но и другие спортсмены из «Динамо», получившие возможность сравнить стили Ощепкова и Спиридонова, поняли, в чем главное различие между ними, и в результате сделали выбор не в пользу последнего. Прежде всего понял это сам Виктор Афанасьевич, а потом опасность положения осознал и Василий Сергеевич.

В апреле 1934 года Ощепков написал пространное письмо во Всесоюзный совет физической культуры (ВСФК) при ЦИК СССР, где подробно изложил свое видение отличий собственной системы от системы Спиридонова, а заодно привел краткую хронологию эскалации конфликта между двумя школами:

«1. B 1931 г. ВСФК и МСФК организовали закрытый просмотр дзюудо с цель ее сравнения с джиу-джицу Спиридонова, которая намечалась к просмотру после просмотра дзюудо. <…>…присутствовали: инспектор физподготовки РККА тов. Кальпус, от МФСК — т. Кононов, Догаев (Ростовская школа) и, от московского “Динамо” — Давыдов и Столяров; Аксельрод, Таперов, Любимов, Слепнев, Кривошеин, Жамков, д-р Котов, Харлампиев (старший, Аркадий, отец будущего самбиста. — А. К.) и др. <…> Просмотр джиу-джицу, несмотря на согласие, данное Лапиным, Спиридоновым организован не был.

2. В 1933 г. <…>…ВСФК вторично пожелал просмотреть ту и другую системы, но и на этот раз предложение ВСФК осталось без внимания со стороны “Динамо”.

3. Инструкторам физкультуры РК милиции т. Рубанчику (Ростов-на-Дону) и Дашкевичу (Ленинград), окончившим специальные курсы дзюудо ЦВШ РКМ в Москве в 1931 г., преподавание дзюудо было запрещено их непосредственными начальниками.

4. Студентам Бабковскому и Стакеевичу, окончившим ГЦИФК и поступившим на работу в “Динамо”, запрещено преподавание дзюудо.

5. Успешно существовавший с 1932 г. кружок дзюудо в ленинградском совете “Динамо” запрещен в марте-месяце этого года (инструктор “Динамо” т. Щеголев).

6. В августе-месяце 1933 г. я был приглашен минским “Динамо” для проведения курсов по дзюудо среди инструкторов “САМ” и командного состава ОГПУ. Перед самым выездом приглашение мое было аннулировано. Впоследствии выяснилось, что в это дело вмешался Спиридонов, который категорически опротестовал мое приглашение (Миттельман — минское “Динамо”).

7. В январе-месяце 1934 г. по распоряжению Главного управления милиции существовавшая около трех лет в ЦВШ РК милиции секция дзюудо была закрыта, а вместо нее введен “САМ”. На предложение руководства школы устроить просмотр обеих систем и оставить ту, которая окажется лучшей, последовало “разъяснение”, что в органах ОГПУ и милиции должна существовать единая система, каковой считается система Спиридонова (Гомберг — ЦВШ).

8. Спиридонов не удовлетворился тем, что наконец добился моего устранения из органов милиции, и попытался вмешаться в дела ГЦИФК. Так, в феврале сего года в ГЦИФК явился его ученик Пронин, который от “Динамо” заявил протест против того, что стипендиаты “Динамо” проходят в ГЦИФК дзюудо, а не “САМ”, и потребовал, чтобы эти студенты ходили не на дзюудо, а на “САМ” под руководством динамовского преподавателя (Чуланов)…»[319]

Упоминаемая Василием Сергеевичем система «САМ» — это и есть тот самый загадочный и секретный рукопашный бой, разработанный Спиридоновым и поначалу называвшийся просто «джиу-джицу» (а как еще он мог называться, если — из книг?). Но «основательное ознакомление с системой “джиу-джицу” т. Спиридонова (по его учебно-методическим произведениям и путем встреч в тренировках с его лучшими учениками) убедило меня в том, — писал Ощепков, — что система Спиридонова не имеет ничего общего с подлинной японской “джюу-дзюцу” (джиу-джицу, дзюдзюцу. — А. К.), существовавшей в Японии до появления дзюудо, и тем более, резко отличается от современной системы дзюудо, значительно уступая ей в смысле подбора приемов, их техники и жизненности».

Ненормальность сложившейся ситуации заключалась вовсе не в том, что автор одной школы — вчерашний инвалид войны, начитавшись заморских диковинных книг, на их основе придумал свое «искусство самозащиты» и противопоставил его оппоненту, учившемуся рукопашному бою профессионально, знакомому даже не с первоисточниками, а с авторами некоторых первоисточников лично и, как говорят дзюдоисты, «вышибавшим пыль из татами» телами родоначальников боевых искусств. Дикость в том, что противопоставление это Спиридонов осуществил не сам, не его ученики, не на борцовском ковре, а, наоборот, тщательно избегая его и используя самый эффективный прием всех времен и народов: удушение административным ресурсом.

Но, может быть, спиридоновская система «САМ» действительно превосходила и джиу-джицу самураев, и дзюудо Ощепкова за счет появления в ней каких-то необыкновенно эффективных способов ведения реального боя в противовес якобы спортивной направленности дзюудо? Увы. Мы уже хорошо знаем об испытаниях практикой ощепковской системы в Новосибирске и Москве, нам известно мнение на этот счет Александра Рубанчика, и сам Ощепков в письме руководству ВСФК подробно рассказывает о наличии в дзюудо двух составных частей — спортивной и прикладной, о разделах: борьбе невооруженных и вооруженных противников, в партере и в стойке, и еще раз подтверждает: «…современная дзюудо (читай: ощепковская система борьбы. — А. К.) представляет собой не только дисциплину “самозащиты” в узком применении этого слова, но является вообще широко разработанной системой рукопашного боя, построенной в основе на спортивной борьбе вольного стиля, которая и служит источником развития техники в дзюудо.

…В чем же основное отличие системы дзюудо от джиу-джицу Спиридонова и почему я настаиваю на культивировании именно дзюудо в советских условиях?…Комплекс приемов джиу-джицу Спиридонова представляет собой набор приемов из старых книг о джиу-джицу (авторов Ганкока, Кара Асикага, Ходзио Такуи) и некоторых приемов, взятых им из французской и вольно-американской борьбы. <…>…Приемы эти претерпели большое искажение, а сведение их в определенную систему лишило эту систему цельности, необходимой стройности и, в большинстве своем, даже жизненности.

Система “САМ” построена исключительно на “Самозащите без оружия”, то есть на единственном разделе борьбы невооруженных (курсив мой — А. К.)…»

А далее в письме раскрывается причина враждебного отношения Виктора Афанасьевича к Василию Сергеевичу (по версии последнего, конечно). Она проста как мир: ревность и четкое понимание того, что вот-вот тебя схватят за ухо и выведут из аудитории, разоблачив как мошенника и самозванца. А значит — надо идти в атаку и объявить мошенником и самозванцем настоящего, но «прекраснодушного» специалиста. Василий Ощепков с удивлением рассказывает в письме: «Я неоднократно в дружеских тонах указывал т. Спиридонову на необходимость очищения системы “САМ“ от архаических приемов и введения вместо них новейших и наиболее жизненных приемов современной дзюудо, но предложения мои не были приняты т. Спиридоновым, а его позиция стала резко враждебной по отношению ко мне. Дело началось с распускания слухов, что моя система — ничего нового, что все это “известно и старо”… “что я никогда не был в Японии, не знаю японского языка, никакого института в Японии не кончал, никакого звания мастера не имею и что вообще я аферист”…»

Финал письма позволяет нам отказаться от обширных комментариев: «Вопрос о дзюудо у нас в СССР должен рассматриваться под таким же углом зрения, под каким рассматривается любая полезная для нас спортивная дисциплина. Было бы колоссальной политической ошибкой в наше время… пользоваться старыми, давно отжившими приемами самозащиты, которые в условиях излишней доверчивости культивируются ловкими дельцами под маркой популярной, но давно не существующей джиу-джицу».

Впрочем, кое-что к этой, актуальной и сегодня, фразе добавить все-таки можно. В целом обоснованно и понятно критикуя Спиридонова, Василий Сергеевич в некоторых деталях все же ошибался. Например, в том, что дзюдзюцу в Японии «давно не существует». Выражая таким образом корпоративные взгляды воспитанников Кодокана, он просто закрыл глаза на существование десятков клановых школ этого боевого искусства, действующих там и сегодня и являющихся важной составляющей японской культуры единоборств. Разбирая систему Спиридонова, Ощепков писал, что у того отсутствуют приемы обезоруживания. Это не так — они не всегда работали в реальных условиях, но такие приемы были. Говорил Василий Сергеевич о неприменимости «болевых рычагов» в стойках, но время показало, что они применимы, да и самим Ощепковым использовались похожие приемы — разве что в комплексе, в связке с другими, да названия использовались поначалу иные — японские. А вот в остальном, прежде всего в характеристике системы как насквозь книжной, теоретической, архаичной, а ее автора как не вполне ответственного специалиста, Василий Сергеевич не ошибался.

Понимая всю ненормальность (или, наоборот, нормальность?) ситуации, Ощепков взывал к мудрости высшего физкультурного руководства страны, просил создать при ВСФК авторитетную комиссию из мастеров борьбы, бокса и фехтования. Во время просмотра обеих систем — его и Спиридонова — на ковре они могли бы выяснить, какая из них лучше, какая дает своему обладателю шанс на выживание в реальном бою, а какая лишь застит глаза беспочвенной верой в собственную неуязвимость благодаря владению «рычагом локтя» по методе Спиридонова — Асикага. Именно так было сделано в самой Японии в 1882 году, когда подобные соревнования выиграла никому дотоле не известная школа дзюдо Кодокан, и дзюдзюцу «перестало существовать». То есть дзюдо было официально признано на государственном уровне и везде внедрялось, а дзюдзюцу осталось для частного использования — по большому счету это положение сохраняется в Японии и сегодня. Но ничего этого не произошло в Советском Союзе ни в 1934 году, ни позже. Письмо Василия Сергеевича так и осталось гласом вопиющего в пустыне. Председатель того самого ВСФК — Всесоюзного совета физической культуры при Центральном исполнительном комитете партии большевиков, к которому апеллировал Ощепков, Василий Николаевич Манцев был старым «динамовцем», чекистом с 1918 года, членом коллегии ОГПУ, будущим председателем Специальной коллегии Верховного суда СССР, судившей врагов сталинского режима. То ли неинтересно ему было разбирать склоки по поводу какой-то непролетарской борьбы, то ли не хотелось разоблачать афериста в собственном ведомстве, а может быть, попросту руки не дошли. Не исключено, что в силу своего служебного положения Манцев оказался ознакомлен с секретным документом, подготовленным годом ранее, где ситуация с противоборством Ощепков — Спиридонов рассматривалась совершенно под другим углом:

«5 января 33 года.

СЕКРЕТНО.

ЗАМ. ПРЕД. ОГПУ тов. ЯГОДА.

Согласно Ваших указаний работа по “самозащите и нападению без оружия по системе Джиу-Джитцу” проводилась и проводится организациями “Динамо” только с оперативным составом органов ОГПУ в секретном порядке. 19 ноября прошлого года Зам. Предом. ОГПУ тов. БАЛИЦКИМ разрешено преподавание самозащиты на тех же основаниях и в органах милиции.

В то же время в ряде других организаций (ЦДКА, Институты физкультуры) начала развиваться японская система “Дзю-до”. Эта система, проводником которой является некто ОЩЕПКОВ, выходец из Японии, в первый период в силу сложности, длительности обучения, а главное неприспособленности к нашим условиям — не представляла из себя какой-либо опасности. С течением времени гр. ОЩЕПКОВ стал постепенно видоизменять свою систему, переводя ее на рельсы динамовской “самозащиты” и делая тем самым ее массовой. Различные организации, в частности организации Советов Физкультуры, заинтересовались в последнее время Дзю-до и принимают меры к культивированию ее среди широких масс населения. Во всей этой работе организации “Динамо” не принимают никакого участия, что вызывает многочисленные нарекания на т. СПИРИДОНОВА — руководителя и основоположника динамовской “самозащиты”, нарекания на его якобы боязнь конкуренции. Все возрастающий размах работы гр. ОЩЕПКОВА в различных организациях и постепенно совершенствование системы Дзю-до становятся, в смысле бесконтрольного обучения масс этому искусству, опасным и явно противоречат Вашим установкам.

Доносим на Ваше распоряжение.

ПРИЛОЖЕНИЕ: выписка из протокола Секретариата ВСФК»[320].

В отличие от письма Ощепкова Манцеву, донос на имя Ягоды не подписан или имя автора скрыто при первой публикации. Мы сейчас можем только гадать, кем составлена эта бумага. Судя по осведомленности и явной принадлежности к системе, в которой состоит товарищ Спиридонов и которой так не нравится «некто гражданин Ощепков», который к тому же «выходец из Японии», писал кто-то из руководства «Динамо». Уж не сам ли Манцев пожаловался зампреду ОГПУ Генриху Ягоде, ставшему, в силу долгой и тяжелой болезни председателя — Менжинского, фактическим хозяином «чрезвычайки» сразу после смерти Дзержинского?

В любом случае, кто бы ни написал эту бумагу, некоторые тенденции борьбы между школами Ощепкова и Спиридонова можно проследить довольно точно. Во-первых, сразу обращает на себя внимание стремление «органов» засекретить свою систему. Здравой логики в этом нет. Как мы уже знаем сегодня, никаких «смертельных приемчиков», интересной системы обучения и освоения техники школа Спиридонова не содержала, а завеса тайны над ней была вызвана не только параноидальной привычкой чекистов «секретить» все без разбора и общей тягой спецслужб преувеличивать свои возможности. Раз секретно — значит опасно, действенно, страшно! Тяга объявить систему Спиридонова секретной жива и сейчас. Ее ревностные почитатели по-прежнему придумывают якобы существовавшие ее разделы, применение которых настолько опасно, что даже рассказывать о них никак нельзя… Конечно, действия Ощепкова, знавшего на японском примере, что в рукопашном бою побеждает не секретность методички, а уровень мастера, что засекречивать все подряд бессмысленно и вредно, раздражали представителей «Динамо» на всех уровнях. Исключением оказались только рядовые бойцы, которых интересовала не степень закрытости системы, а возможности ее применения в реальных условиях. Пример Рубанчика, Жамкова, многих других спортсменов, имевших возможность выбирать из двух систем лучшую и остановивших свой выбор на школе Ощепкова, тому свидетельство.

Во-вторых, констатация пассивности во внедрении нового единоборства со стороны «Динамо» и самого Спиридонова налицо. Но если понять, что дзюудо Ощепкова было объективно лучше, полнее, несравнимо более пригодно для преподавания и обучения, то становится понятно, что и Спиридонов тут ни при чем. Виктор Афанасьевич был, вероятно, лучшим специалистом в своей области, настоящим фанатиком своего дела — целеустремленным, энергичным, умеющим преодолевать трудности. Был — до появления на его «поле» Ощепкова, не менее энергичного и увлеченного, но вооруженного, в отличие от оппонента, системой знаний о борьбе и практическим опытом ее изучения.

В-третьих, очевиден страх перед опасностью передачи «массам» какого-то не контролируемого «органами» оружия, пусть сам автор письма и называет его «искусством». Да еще и передает его «некто… выходец из Японии». Если бы Ягода принял это письмо ко вниманию и сотрудники ОГПУ получили данные о контактах Ощепкова с японским посольством год назад — в 1932-м, приговор Василию Сергеевичу должен был быть подписан еще тогда. Но не случилось, обошлось, и ничего не знавший (хотя, возможно, и догадывавшийся) о доносах на себя Ощепков продолжал искать правду.

Казалось бы, время все расставило по своим местам: самбо Ощепкова, родившееся из дзюудо, живет и процветает, система джиу-джицу Спиридонова забыта более полувека назад. Но самое обидное в этой истории для Мастера другое. Увлекшись разработкой новой борьбы, новой системы рукопашного боя, пропагандируя ее в высоких кабинетах и на борцовских коврах по всей стране, привыкнув к японскому происхождению этой системы, Василий Сергеевич забыл о главной «мелочи» — о названии. Как только не именовали ее он сам, его ученики и их противники: «дзюудо», «вольная борьба советского стиля», «борьба дзюудо по системе Ощепкова» — все это было не то — не то, что нужно. А нужно было короткое, броское, емкое слово, которое сразу же запоминалось бы, отличало бы новую систему и от японской дзюдо, и от американской или французской борьбы, наконец, от спиридоновского «САМ». По злой иронии судьбы, уже после смерти Василия Сергеевича, борьба, которую он сконструировал и апробировал, выстрадал долгими годами напряженной работы, получила название, придуманное тем, с кем он боролся последние четыре года своей жизни. Спиридонов трансформировал название своей системы «САМ» в «Самоз», а затем — в САМБО.