Осень сердца

Глава 11

Сентябрь близился к концу. Все меньше становилось теплых дней, на рассветах над озером начал появляться туман, когда холодный воздух соприкасался с поверхностью теплой воды. Смолкло кваканье лягушек, на смену ему пришло тревожное кряканье канадских гусей, задирающих головы к небу. Растущий на болотах вдоль берега рогоз покрылся пуховками, и это жалкое зрелище означало, что краснокрылые дрозды обклевали его и отправились на юг. Небо во время закатов солнца раскрашивалось живописными оттенками кроваво-красного и оранжевого цветов, бросая блики на опустевшие поля. Воздух наполнился ароматами сжигаемой листвы и соломы, по ночам вокруг луны появлялось сияние, предупреждая о приближении холодной погоды.

В сарае, где строилась яхта, началась ее обшивка. Паровая камера теперь работала ежедневно, но загружали в нее ароматную сосну, от чего в сарае было влажно и стоял такой стойкий смолистый запах, что подлетавшие к окнам сарая воробьи стучали в стекла, словно просясь внутрь. Планка в шесть дюймов шириной и полдюйма толщиной распаривалась, намазывалась клеем и привинчивалась шурупами на место, на нее внасхлест крепилась следующая, на нее другая и так далее. Яхта уже приобрела реальную форму с линией обтекаемости и четкой продольной линией. Обшивка завершилась, теперь предстояло конопатить яхту. Полоски хлопчатобумажной ткани заталкивались между планками, потом надо было намочить их и подождать, пока они разбухнут от воды, обеспечивая герметичность яхты. Отверстия под шурупы заделывались деревянными затычками. А потом последовал этап работы, который понравился Лорне больше всего.

Когда она впервые увидела, как Йенс строгает, она подумала, что это самые привлекательные движения, которые ей приходилось видеть. Держа рубанок в руках, он наклонялся, делал выпады, плечи его склонялись под строго определенным углом, двигались и выгибались, он работал с истинным наслаждением. Лорне еще не приходилось видеть, чтобы человек с такой радостью делал свое дело. Йенс насвистывал во время работы, часто приседал на корточки, оглядывал яхту, прищурив один глаз. Ноги его по щиколотку утопали в сосновых стружках, таких же белых, как его волосы, казалось даже, что они одинаково пахнут.

— Когда я был мальчишкой, — вспоминал Йенс, — я частенько получал подзатыльники от отца, если пытался обработать наждачной бумагой лодку, предварительно не обработав ее хорошенько рубанком. Мой отец… он был суровым человеком. Иногда даже до строгания, когда мы делали остов, он мог взглянуть на уже готовый отсек и сказать: «Это надо переделать, ребята». Мы начинали хныкать, жаловаться, говорили ему: «Папа, да здесь все нормально». Но теперь я рад тому, что он заставлял нас все переделывать и доводить до ума. Вот у этой яхты… у этой маленькой красавицы будет такая линия обтекания, что ей не будут страшны никакие ветры.

Лорна слушала, смотрела, восхищалась тем, как ходят мускулы на руках и плечах Йенса. Ей казалось, что она могла бы всю жизнь наблюдать за тем, как этот человек строит яхты.

Она сказала ему:

— Тогда, когда я зашла на кухню, вы все ели торт, а миссис Шмитт попросила тебя наколоть льда для моего чая… Ты присел на корточки и начал колоть его ледорубом, а рубашка слегка задралась над брюками. Открывшийся кусочек твоего тела напоминал по форме рыбу, я не могла оторвать от него взгляд. На тебе были черные брюки и сильно вылинявшая красная рубашка… Помню, как я подумала, что она, наверное, была цвета спелого помидора, но ее очень много раз стирали. А твои подтяжки врезались прямо в голую кожу, ты колол лед, и его кусочки перелетали через твое плечо на пол. Наконец ты отколол большой кусок, зажал его в руках, а потом он скользнул из твоих пальцев в мой стакан… а ты вытер руки о бедра. — Йенс прекратил строгать и стоял, глядя на Лорну. — И вот я смотрю, как ты строгаешь, и меня охватывают такие же чувства.

Йенс молча отложил рубанок, подошел к ней, обнял и поцеловал, принеся с собой запах, даже почти вкус сосны.

Когда он поднял голову, на лице его все еще сохранялось изумленное выражение.

— И ты все это помнишь?

— Я помню все о тебе, с того самого момента, как мы впервые встретились.

— И то, что на мне была красная вылинявшая рубашка?

— Она задралась… вот здесь. — Лорна дотронулась до его спины в том месте, где скрещивались подтяжки, и три раза очертила пальцем маленький овал.

— Ты очень шаловливая девушка, Лорна Диана. — Йенс усмехнулся. — Держи. — Он протянул ей кусок наждачной бумаги. — Поработай-ка. Будешь шлифовать дерево после моего рубанка.

Лорна улыбнулась, поцеловала его в подбородок, и они вместе вернулись к «Лорне Д» и стали работать бок о бок, словно эта работа символизировала их будущее. В эти последние недели перед отъездом в город Лорна часто приходила в комнату Йенса. Они занимались любовью, а потом лежали обнявшись в темноте и шептались.

— Я решил, — промолвил как-то Йенс в одну из таких ночей, — когда «Лорна Д» будет готова, я вернусь в город и буду до весны продолжать работать на кухне.

— Нет, кухня не для тебя.

— А что же мне еще делать?

— Не знаю. Что-нибудь придумаем. Естественно, они ничего так и не придумали.

Члены яхт-клуба «Белый Медведь» вытащили свои суда на берег, и их интерес переключился на охоту. За ужином на столе в имении Роуз-Пойнт стали появляться дикие утки и гуси. На вторую неделю сентября Лавиния начала составлять список вещей, которые надо было оставить здесь, а которые забрать с собой в город. На третью неделю не по сезону рано ударили заморозки и погубили все ее розы. Гидеон с друзьями решил на пять дней отправиться охотиться в Висконсин, а Лавиния объявила за ужином, что утром водопровод будет перекрыт, и всем следует собрать свои вещи и быть в готовности во второй половине дня ехать в город.

В эту ночь, когда Лорна пришла в комнату Пенса, они любили друг друга с каким-то отчаянием. Крепко обнимали друг друга, мало разговаривали, целовались слишком страстно.

Потом, лежа в объятиях Йенса, Лорна спросила:

— Когда будет готова яхта?

— Через два месяца. Это больший срок, чем отвел мне твой отец, но за месяц я не смогу ее закончить.

— Два месяца… как же я вытерплю? — Помни, что я люблю тебя. Помни, что в один прекрасный день мы будем мужем и женой. — Он поцеловал ее, как бы скрепляя этим свое обещание, крепко сжал руками голову Лорны, потом сам поднял голову, чтобы они могли смотреть в печальные глаза друг друга.

— Значит, ты вернешься в город, когда закончить яхту?

— Да.

Они еще немного поспорили об этом, но все же решили, что это будет лучшим выходом до следующего лета.

— А жить ты будешь в гостинице «Лейл»? — Большинство из гостиниц на озере закрывались на зиму, но в «Лейл» просто сокращалось число номеров, и она продолжала работать зимой как пансионат.

— Да. Твой отец будет оплачивать комнату и питание. Ты можешь писать мне туда.

— Я буду писать. Обещаю тебе. А ты можешь тоже писать мне, но отправляй письма на адрес Фебы. Ставь на конверте букву «В», с этой буквы начинается ее второе имя, и она будет знать, что это письмо предназначено мне. Ох, так печально говорить о предстоящей разлуке! Лучше расскажи мне о «Лорне Д». Чем ты будешь заниматься до зимы, когда я снова увижу тебя?

Йенс принялся подробно рассказывать о предстоящей работе, стараясь ничего не упустить.

— Предстоит еще много ручной шлифовки, потом покраска снаружи. В зеленый цвет, естественно. Она будет зеленой. Потом сровнять обшивку заподлицо с ребрами и убрать крепления. Потом начну заниматься внутренней отделкой. Надо будет разделить центральную опору и установить палубный бимс на внутренний набор корпуса, а затем обшить сосновыми планками. Снова строгать и шлифовать, конечно, а после этого покрою палубу парусиной. Затем закрою красным деревом гвозди, которыми прибита парусина, потом обобью кокпит, тоже красным деревом. Просверлю гельмпорт, установлю ось руля, такелаж и…

Лорна зашевелилась в объятиях Йенса, перебив его, хотела всхлипнуть, но удержалась.

— Так много работы, — прошептала она. — А будет у тебя время скучать по мне так, как я буду скучать по тебе?

— Да, я буду скучать. — Йенс погладил Лорну по голой спине. — Буду скучать по твоим появлениям в дверях сарая с живокостью и черной смородиной, по твоим бесконечным вопросам, по запаху твоих волос, по твоей коже, по твоим ласкам и поцелуям, которые заставляют меня ощущать себя важной частицей Вселенной.

— Ох, Йенс, но это так и есть.

— Да, я стал важной частицей Вселенной с того момента, как полюбил тебя. Раньше я вряд ли был ею.

— Нет, конечно же был. Вспомни, как ты не раз говорил мне, что всегда был уверен в том, что сможешь построить самую быстроходную яхту? И что это в корне изменит местные гонки? Первое, что восхитило меня в тебе, так это твоя уверенность в себе. Йенс, я так буду скучать без тебя!

Они крепко обнялись, бежавшие минуты уносили эту ночь и приближали мучительную разлуку.

— Который теперь час? — спросила Лорна. Йенс встал с кровати, поднес циферблат часов ближе к окошку, пытаясь разглядеть его в слабом свете луны.

— Двадцать минут четвертого, — ответил он, потом поправился: — Или около четырех, — и наконец разглядел точно: — Нет, уже половина пятого.

Подойдя к своей узкой кровати, он сел рядом с Лорной и взял ее за руку. Кто-то из них первый должен был подчиниться голосу разума.

— Тебе надо идти. Скоро начнет вставать кухонная прислуга, и ты рискуешь встретиться с кем-нибудь из них в коридоре.

Лорна приподнялась, обняла Йенса за плечи и прошептала:

— Я не хочу уходить.

Он уткнулся лицом в ее шею, крепко обнял Лорну, стараясь запечатлеть в памяти этот момент, чтобы легче перенести предстоящие месяцы разлуки, и подумал: «Пусть с ней ничего не случится, пусть она не забеременеет, пусть она сохранит свою любовь ко мне до нашей новой встречи, пусть они не заставляют ее выйти замуж за Дюваля, который дольше подходит ей по положению, чем я». Они поцеловались в последний раз, каждый из них хотел показаться другому сильным, но у Лорны этого не получилось.

Йенсу пришлось оторвать ее от себя.

— Лорна… а где твоя ночная рубашка? — ласково спросил он. — Тебе надо надеть ее.

Лорна пошарила в темноте, нашла рубашку и села на кровать, держа ее в руках и опустив голову. Йенс забрал рубашку из ее безжизненных пальцев, отыскал вырез и протянул рубашку Лорне.

— Вот… надевай, дорогая.

Она подняла руки, Йенс помог ей надеть рубашку, застегнул все пуговки, кроме двух верхних, наклонился, поцеловал Лорну между ключиц и только тогда застегнул две оставшиеся пуговки.

— Ты только помни… что я люблю тебя. Ты не должна сейчас плакать, иначе у тебя утром будут красные глаза, а что ты скажешь, когда начнут спрашивать, почему они у тебя красные? Лорна прильнула к Йенсу.

— Что я люблю Йенса Харкена и не хочу возвращаться в город без него.

Йенс сглотнул подступивший к горлу комок и силой убрал руки Лорны со своей шеи.

— Иди, — бросил он, — ты причиняешь мне ужасную боль. Еще минута, и я расплачусь.

Лорна сразу подчинилась, она могла сделать по его просьбе то, что не могла сделать сама. Она встала с кровати и пошла рядом с ним к двери. У двери Йенс остановился и нежно обнял ее.

— Это будет самая быстроходная, самая прекрасная яхта, — пообещал он. — И она выиграет тебя для меня, вот увидишь. Думай об этом, когда будет тяжело. И помни, я люблю тебя и хочу жениться на тебе.

— Я тоже люблю тебя, — выдавила из себя Лорна, и так долго сдерживаемые всхлипывания вырвались наружу.

Их губы слились в последнем греховном, мучительном поцелуе, голыми ногами Лорна встала на ступни Йенса. У него защипало глаза, этот поцелуй превращался в пытку.

Наконец Йенс оторвался от Лорны, крепко сжал ее руки и приказал:

— Иди.

В горестной тишине послышались ее тихие всхлипывания, и она ушла, прошелестев рубашкой и оставив ужасную пустоту в его сердце.

Спустя девять часов, в самой суматохе приготовления к отъезду, Лавиния обеспокоенно спросила у дочери:

— Господи, да что же такое с тобой случилось, девочка? Ты заболела?

— Нет, мама.

— Тогда надевай шляпку и иди! Ей-богу, такое впечатление, что у тебя болезнь Аддисона!

Для Лорны возвращение в Сент-Пол было равносильно возвращению в тюрьму. Там был ее дом, но он совсем не был таким домашним, как имение на озере Белого Медведя. Расположенный на Саммит-авеню, среди особняков сливок городского общества, дом Гидеона Барнетта возвышался, словно монумент его успехам. Да, он находился в очень престижном месте, потому что список домовладельцев на Саммит-авеню включал самых богатых старожилов Миннесоты: промышленников, железнодорожных магнатов, владельцев шахт и политиков, которым оставался всего один небольшой шаг до Капитолийского холма. Дом был выстроен из серого гранита, добытого в Сент-Клод, штат Миннесота, в одном из собственных карьеров Гидеона Барнетта. Возводили его немецкие каменщики, специально приглашенные Барнеттом в Америку для этой работы. В готическом стиле, величественный, с высокой квадратной башней, двери с искусной резьбой и декоративной бронзовой фурнитурой в виде горгулий с обнаженными клыками. Когда Лорна была ребенком и мать заносила ее в дом, она закрывала глаза и прятала лицо на плече у матери, чтобы не встречаться взглядом с этими жуткими чудовищами.

Внутри дом был заполнен раскрашенными в яркие цвета поделками из дерева и мебелью красного дерева, причем ножки у мебели были в толщину человеческой талии. Дом был украшен мрачными предметами вроде малахитовых ваз, французской бронзы, чучелами голов оленей (охотничьи трофеи Гидеона) и темными строгими коврами от Нирмана. Огромные люстры нависали над головами, словно гнев Божий, тогда как камины, а их всего было восемь, напоминали обитателям дома громадные, распахнутые пасти. И, кроме того, окна были слишком глубокими, поэтому внутрь дома попадало мало света, так что в доме Лорну ждала сумрачная обстановка, не только соответствующая печальному настроению девушки, но и способная усугубить его.

С этим настроением и сердечной болью Лорна жила каждый день, с того самого момента, как открыла глаза, лежа на своей кровати из атласного дерева с толстыми ножками. Пора было спускаться к ужину в мрачную столовую с ее похожими на саван обоями, поглощавшими весь свет от страшных канделябров в виде индейцев с луками и стрелами.

Лорне казалось, что она оставила свое сердце в имении Роуз-Пойнт, а в этом доме сейчас просто лежит безжизненное тело. А кому нужен кошелек без денег, который к тому же не открывается ни для кого. Прошла неделя, Лорна оставалась вялой и апатичной. Прошла еще неделя, и Лавиния заволновалась. В конце концов она пришла в комнату Лорны и положила ей руку на лоб, чтобы проверить, нет ли у нее температуры.

— В чем дело, Лорна? Ты так изменилась с тех пор, как мы вернулись с озера.

— Ни в чем. Просто я скучаю по саду, по светлому дому, по свежему воздуху, вот и все. А этот дом такой мрачный и давит на меня.

-Но ты ведь ничего не ешь, стала такой бледной.

— Я объяснила тебе, в чем дело, мама.

— Ты можешь говорить что хочешь, но я волнуюсь. В тот день, когда мы уезжали из Роуз-Пойнт, я сказала тебе насчет болезни Аддисона, с тех пор я все время наблюдаю за тобой, а вчераг прочитала об этой болезни в журнале «Здоровье и долголетие». Лорна, у тебя проявляются многие симптомы этой болезни.

— Ох, мама… — Лорна резко прошла в другой конец комнаты, демонстрируя энергию, которой не наблюдалось у нее в течение двух последних недель. — Ради Бога!

— Но это так. У тебя постоянная слабость, очень плохой аппетит, особенно вызывают у тебя отвращение мясные блюда. А тебя тошнит?

— Нет, мама, не тошнит… а теперь прошу тебя…

— Ладно, не злись на меня. Все симптомы подходят, а в журнале пишут, что тошнота бывает только в острых случаях. И тем не менее я считаю, что тебя следует показать доктору Ричардсону.

— Я не пойду к доктору Ричардсону. Просто я немного устала, вот и все.

Лавиния задумалась, потом выпрямилась во весь рост, словно приняла решение.

— Очень хорошо. Но если ты не больна, то пора прекратить хандрить и снова вести нормальный образ жизни. Дороти Дюваль пригласила нас с с тобой к ним на ленч в будущий четверг, и я приняла ее приглашение. Мы с ней считаем, что пора уже поговорить о свадьбе. Ты же знаешь, не так уж много времени осталось до июня.

— Но мы же с Тейлором даже не помолвлены официально!

— Да, я знаю. Но Дороти говорит, что это скоро произойдет.

В опустевшем сердце Лорны теплилась надежда, что она сумеет выдвинуть массу аргументов против этой свадьбы. Она злилась на мать за то, что та отмазывалась слушать ее, злилась на Лавинию и Дороти за то, что они все решали без нее, а она категорически была против этой свадьбы.

Однако, прекрасно понимая, что все ее возражения не будут услышаны, Лорна удивила Лавинию, спокойно ответив:

— Как скажешь, мама.

Лорна вышла из комнаты и отправилась на поиски тетушки Агнес. Она нашла ее в комнате для занятий музыкой. Кружевные занавески на окнах в этой комнате были откинуты, чтобы было больше света. Старая женщина сидела в кресле-качалке рядом с небольшим столиком с вышиванием в руках.

— Тетя Агнес, можно мне поговорить с тобой?

Агнес сняла очки и положила их на стуле рядом с наперстком.

— Конечно. В любое время. Лорна закрыла дверь и поставила скамеечку для ног рядом с креслом тетушки.

— Тетя Агнес, — сказала она, сжала плечи, уперлась локтями в колени и посмотрела снизу вверх в добрые голубые глаза Агнес, — я должна доверить тебе самую важную тайну моей жизни.

— Если доверишь, то клянусь честью, что унесу ее с собою в могилу.

Лорна дотронулась до блестящих, покрытых крапинками рук Агнес.

— Помнишь, я говорила тебе о человеке, которого люблю? Так вот, это не Тейлор Дюваль. Это другой человек, против которого папа и мама будут яростно возражать. Потому что он один из их слуг, Йенс Харкен, тот самый, что строит яхту для папы. А до этого он выполнял разную работу на кухне, но для меня это не имеет абсолютно никакого значения… я люблю его так сильно и так искренне, как ты любила капитана Дирсли. Я хочу выйти за него замуж.

Глаза тетушки Агнес затуманились нежностью. Она протянула руки со скрюченными и узловатыми пальцами и, опустив их на лицо Лорны, словно целуя его, ласково произнесла:

— Милое дитя, значит, ты нашла свою любовь. Ты одна из немногих счастливых, удостоенных этой удачи.

Лорна улыбнулась.

— Да, я счастлива. Агнес опустила руки.

— И ты хочешь бороться за свою любовь… ты вынуждена бороться за нее, потому что Гидеон и Лавиния придут в ярость и заставят тебя выполнить их волю.

— Они уже заставляют. Мама и Дороти Дюваль встречаются за ленчем в четверг, чтобы обсудить все о свадьбе. Они хотят, чтобы и я там присутствовала. Я сказала маме, что не хочу выходить замуж за Тейлора Дюваля, но она просто не пожелала меня слушать.

— Потому что она и твой отец не знали радости любви, как ты и я. Они ничего не понимают.

— А что мне делать?

— Сможет ли этот молодой человек содержать тебя?

— Нет, пока нет. Может быть, в следующем году…

— Ты уже окончательно порвала с Тейлором?

— Нет. Я просто избегаю его в надежде, что он сам догадается.

— Мм… не слишком честно так вести себя.

— Я знаю, — прошептала Лорна.

— Да и не слишком эффективный способ. Если ты хочешь, чтобы он отстал от тебя и перестал подкидывать идеи твоей матери, то так и скажи ему. Скажи ему, что любишь другого человека. Это его обидит, но кто из нас не страдал из-за любви? Страдания только усиливают нашу радость, когда она в конце концов наступает. Так что, на мой взгляд, тебе первым делом нужно отвязаться от Тейлора, причем раз и навсегда. Веками матери заставляют своих дочерей идти к алтарю, но с сыновьями у них все так гладко не получается. Если вы оба с Тейлором будете против этой свадьбы, то, может быть, эти вечно сующие нос не в свое дело женщины и угомонятся. Чем скорее ты поговоришь с Тейлором, тем лучше.

Теперь уже Лорна взяла в руки лицо тетушки Агнес. Она поцеловала старушку в губы и вымолвила с благодарностью:

— Я понимаю, почему капитан Дирсли так сильно любил тебя. Спасибо, дорогая тетя Агнес.

На следующий день Лорна оделась потеплее, села на трамвай и отправилась в деловой район Сент-Пола, в офис компании «Дюваль флаур миллинг компани», который располагался на опушке леса рядом с высокими элеваторами на западном берегу Миссисипи. В офисе приятно пахло овсом, казалось, что пыль его перемолотых зерен буквально висела в воздухе.

Тейлор в кожаных нарукавниках работал за столом внутри застекленной конторки, когда ему доложили о приходе Лорны. Он явно удивился. Вскочив на ноги, он устремил жадный взгляд на Лорну, стоявшую по другую сторону стеклянной перегородки. Лорна, не таясь, помахала ему. Тейлор улыбнулся, выскочил из-за стола, сорвал нарукавники и отбросил их, выбегая за дверь.

— Лорна! — воскликнул он, протягивая руки ей навстречу. — Вот это сюрприз!

— Привет, Тейлор.

— Я не поверил, когда Тед назвал твое имя. Я подумал, он шутит.

— Так вот, значит, где ты изучаешь отцовский бизнес.

— Да, вот здесь. — Он развел руками. — Пыльновато, да?

— Но приятный запах. — Лорна бросила взгляд по сторонам. — А это твой офис?

— С очень пыльными окнами.

— Можем мы зайти в него на минутку, Тейлор?

Тон, которым это было сказано, согнал улыбку с лица Тейлора и слегка отрезвил его.

— Да, конечно. — Он взял ее за локоть, проводил в конторку, закрыл за собой дверь, вытер сиденье стула и поставил его рядом со своим столом.

— Прошу тебя… садись.

Лорна робко присела, спина ее находилась в нескольких дюймах от спинки стула. Тейлор тоже уселся в старое деревянное поворотное кресло, пружины которого громко заскрипели.

Они молчали, и в комнате стояла тишина.

Нарушив эту гнетущую тишину, Лорна начала:

— Я пришла поговорить с тобой кое о чем очень важном. Тейлор. Извини, что явилась сюда в самый разгар твоего рабочего дня, но я просто не знала, что делать.

Тейлор сидел и ждал, кисти его рук покоились на раскрытой бухгалтерской книге, огромной, как поднос для чая. Одет он был в серый в полоску костюм, белую рубашку с высоким закругленным воротничком и черный галстук. Десятки раз Лорна задавала себе вопрос: почему она не может очертя голова влюбиться в этого человека? Ведь он был так хорош.

— Твоя мать говорила с тобой недавно о нас? — спросила Лорна.

— Да, говорила. Как раз вчера вечером.

— Тейлор, ты должен знать, что я очень уважаю тебя. Я восхищаюсь тобой… и я провела с тобой много приятных минут этим летом, когда ты подарил мне часы, ты сказал, как о чем-то уже вполне решенном, что собираешься жениться на мне. Тейлор… — Лорна запнулась и опустила голову, уставившись на свои перчатки, — мне очень трудно сказать это тебе. — Она подняла взгляд на Тейлора. — Ты прекрасный человек, честный, трудолюбивый, и я уверена, что ты будешь прекрасным мужем, но все дело в том… мне очень, очень жаль, Тейлор… но я не люблю тебя. Во всяком случае, не так, как должна женщина любить мужчину, чтобы выйти за него замуж.

У Тейлора слегка опустился левый ус, когда он закусил верхнюю губу. Он сидел не шевелясь, руки продолжали покоиться на бухгалтерской книге. Его спокойствие ошеломило Лорну, она снова быстро заговорила, чтобы вывести его из транса:

— Наши матери уже сговорились и назначили на завтра встречу, они хотят, чтобы и я присутствовала на ленче, где будут обсуждаться вопросы нашей свадьбы. Тейлор, умоляю тебя… пожалуйста, помоги мне убедить их, что этого не следует делать. Потому что, если ты не поможешь мне, они будут продолжать планировать свадьбу, которой не суждено состояться.

Наконец Тейлор зашевелился. Он откинулся на спинку кресла, шумно вздохнул и прикрыл одной рукой рот и подбородок, глядя в несчастные глаза Лорны. Наконец он убрал руку от лица и сказал:

— Я предполагал нечто подобное. — Он аккуратно начал раскладывать на страницах бухгалтерской книги зеленые листки промокательной бумаги, просто так, чтобы занять чем-то руки и глаза. — Ты избегала меня большую часть лета. И я не мог понять почему. Потом я заметил, что ты перестала носить мои часы. Это меня еще больше насторожило. Но я надеялся, что твое поведение переменится… что в один прекрасный день ты снова будешь вести себя так, как в те вечера, когда мы оставались с тобой вдвоем. Что же случилось, Лорна?

Тейлор выглядел таким расстроенным, что Лорна почувствовала себя виноватой и отвела взгляд в сторону.

Он придвинул кресло ближе к столу, сцепил руки, положил их на бухгалтерскую книгу и спросил, явно волнуясь:

— Я что-то сделал не так? Я в чем-то изменился?

— Нет.

— Я обидел тебя своими действиями? Глядя на свои колени, Лорна прошептала:

— Нет.

— Тогда в чем дело? Я имею право знать. Что заставило тебя передумать?

На глаза Лорны навернулись слезы, но она не заплакала, а посмотрела прямо в глаза Тейлору.

— Я полюбила другого.

Это показалось Тейлору настолько невероятным, что он просто онемел. Он молча смотрел на Лорну. За стеклянной перегородкой четыре работницы шили на швейных машинках мешки для пшеничной муки, а кошка носилась за мышами. От работавших невдалеке мельничных жерновов слегка дрожал пол.

— Я откровенна с тобой, Тейлор, потому что чувствую за собой вину. Да, я обидела тебя, это правда, но ты должен знать, что я не намеревалась делать этого.

Тейлор развел руками.

— Да с кем ты могла встречаться, чтобы я не знал об этом!

Щеки у него над бородой покрылись румянцем.

— Я не могу открыть тебе эту тайну.

— Но ведь не этот же сопляк Армфилд, правда?

— Нет, это не Майкл.

— Тогда кто?

— Прошу тебя, Тейлор, я не могу тебе этого сказать.

Лорна заметила, что в нем закипает ярость, хотя он и старался не показывать этого.

— Совершенно ясно, что и твои родители не знают о нем. — Не дождавшись ответа Лорны, Тейлор продолжил, как бы размышляя вслух: — А значит, это кто-то такой, кого они не одобрят, верно?

— Тейлор, я откровенна с тобой, но до определенного предела. И хочу попросить тебя никому не рассказывать о нашем сегодняшнем разговоре.

Тейлор Дюваль поднялся с кресла, подошел к пыльной стеклянной перегородке, постукивая костяшками пальцев по бедрам, и посмотрел в рабочий зал, где клерки и швеи занимались своим ежедневным делом. Все они зарабатывали для него деньги, Деньги, которые эта женщина могла бы разделить с ним, она могла бы разделить с ним роскошную жизнь. Ведь он так хорошо к ней относился! Даже слишком хорошо! Уже считая ее своей невестой, он подарил ей часы, а она обманывала его. Обманывала его, Господи! Но ведь не так уж он плох. Лорна сама сказала, что он честный, трудолюбивый и верный… Боже, ведь он так был верен ей! И уж коли на то пошло, то он довольно симпатичный. Ну и черт с ней. Если ей этого недостаточно, то ему не нужна такая женщина!

— Хорошо, Лорна. — Он резко обернулся. — Поступай как знаешь. Я поговорю со своей матерью и скажу ей, что мои планы на будущее изменились. И больше не буду беспокоить тебя.

Лорна поднялась. Тейлор остался стоять на месте.

— Извини, Тейлор.

— Да… ладно… не извиняйся. Один я надолго не останусь.

Лорна покраснела. Она понимала, что это правда. Он был слишком завидным женихом, и леди ни в коем случае не обойдут его своим вниманием, тем более, когда узнают, что он свободен.

Эта новость как громом поразила Лавинию. Она падала в кресла, закрывала глаза, говорила плачущим голосом, смачивала фиалковой водой носовой платок и прикладывала его к носу, от чего глаза только еще больше наливались слезами.

Гидеон разразился ругательствами и обозвал Лорну дурой.

Дженни написала Тейлору письмо, где выразила свое сожаление по поводу несостоявшейся помолвки и по-дружески предложила всегда обращаться к ней, когда ему захочется с кем-нибудь поговорить.

Феба обрадовалась и прямо спросила:

— Значит, теперь он свободен?

Тетушка Генриетта прошипела:

— Неблагодарная девчонка, когда-нибудь ты пожалеешь об этом.

Тетушка Агнес обняла Лорну:

— Мы, романтики, должны держаться вместе.

Лорна написала Йенсу:

«Мой дорогой! Как уныло тянутся эти дни без тебя, но у меня есть радостные для нас обоих новости. Я сама распорядилась своей жизнью и окончательно разорвала свои отношения с Тейлором Дювалем…»

Йенс ответил:

«Моя любимая Лорна, этот сарай без тебя, словно скрипка без струн. Здесь больше не звучит музыка…»

Лорна отправила следующее письмо:

«Йенс, мой дорогой, никогда еще несколько недель не тянулись так долго. Не представляла, что разлука с тобой может вызвать такую апатию. Я чувствую себя совершенно безжизненной, не привлекает даже еда. Мама боится, что у меня болезнь Аддисона, но это не так. Я уверена, что это просто тоска от одиночества. Она хочет, чтобы я пошла к доктору, но единственное лекарство, которое мне нужно, это ты…»

В ответ Йенс написал:

«Дорогая Лорна, я очень встревожился, прочитав твое письмо. Если ты больна, то прошу тебя, дорогая, послушайся совета матери и сходи к врачу. Если с тобой что-то случится, я не знаю, что сделаю…»

Апатичное состояние у Лорны не проходило. Ее воротило от пищи, особенно от запаха вареного мяса. Но самое неприятное заключалось в том, что появился симптом, означающий прогрессирование болезни Аддисона; однажды утром Лорну начало тошнить, и это испугало ее еще больше.

Она отправилась прямиком к тетушке Агнес. Только взглянув на бледное лицо Лорны, Агнес поспешила к ней через комнату.

— Боже мой, что случилось, дитя мое? У тебя такой вид, словно из тебя вытекла вся кровь. Садись сюда.

Лорна, вся дрожа, села.

— Тетя Агнес, — вымолвила она, хватая Агнес за руки и глядя на нее испуганными глазами, — прошу тебя, не говори маме, потому что я не хочу пугать ее, но, мне кажется, у меня действительно болезнь Аддисона.

— Что? Ну, конечно же, нет. Болезнь Аддисона… почему, почему ты так решила?

— Я прочитала об этой болезни в журнале «Здоровье и долголетие», и, похоже, мама права в своих подозрениях. Все симптомы сходятся, и меня только что тошнило, а это значит, что болезнь вступила в прогрессирующую стадию. Тетя Агнес, я не хочу умирать.

— Прекрати, Лорна Барнетт! Ты не умрешь! А теперь расскажи мне об этих симптомах.

Не отпуская рук тети Агнес, Лорна описала симптомы. Когда она закончила, тетя Агнес опустилась рядом с ней в кресло.

— Лорна, ты любишь меня? — спросила она. Лорна заморгала и уставилась на тетушку, она опешила от этого неожиданного вопроса.

— Конечно.

— И ты доверяешь мне?

— Да, тетя Агнес, ты же знаешь, что доверяю.

— Тогда ты должна ответить мне на один вопрос, причем абсолютно честно.

— Хорошо.

Агнес крепко сжала руки Лорны.

— У тебя было с твоим корабелом то, что бывает между мужем и женой в первую брачную ночь?

Щеки Лорны запылали. Она уткнулась взглядом в колени и тихо прошептала:

— Да.

— Один раз?

Снова шепот:

— Нет, не один.

— А месячные у тебя все время были?

— Один раз не было.

Теперь уже Агнес прошептала:

— Боже мой… — Она быстро взяла себя в руки. — Тогда я подозреваю, что это не болезнь Аддисона, а кое-что похуже.

Лорна даже боялась спрашивать…

— Я могу ошибаться, но, похоже, ты ждешь ребенка.

Лорна не вымолвила ни слова. Она убрала свои пальцы из рук Агнес и прижала одну руку к сердцу. Взгляд ее устремился в окно, а губы беззвучно раскрылись. Сейчас у нее было две мысли: «Теперь они разрешат мне выйти за него замуж» и «Йенс будет так рад».

Агнес встала и принялась расхаживать по комнате, пощипывая губы.

— Мне нужно подумать…

— У меня будет ребенок от Йенса, — пробормотала Лорна.

Агнес заговорила:

— Прежде всего мы должны убедиться, что это действительно так, но пока твоя мать не должна ничего знать. Так, значит, вот что мы сделаем. Я найду доктора, возможно, в Миннеаполисе, который нас не знает, и сама отвезу тебя к нему. Твоей матери мы скажем, что пойдем по магазинам, попьем где-нибудь чаю, а сами сядем на поезд. Да, так и сделаем. Сядем на поезд. Послушай, дорогая, мне понадобится некоторое время, чтобы все устроить, но я постараюсь сделать это как можно скорее. А пока ешь больше фруктов и овощей и пей молоко, если в тебя больше ничего не лезет.

— Да, буду есть.

— Должна сказать тебе, что ты отнюдь не выглядишь такой расстроенной, какими бы выглядели большинство девушек в твоем положении.

— Расстроенной? Но неужели ты не понимаешь, теперь они будут вынуждены разрешить мне выйти замуж за Йенса. Ой, тетушка Агнес, это сбываются наши молитвы!

Лицо тетушки Агнес сложилось в гримасу, которая могла означать что угодно.

— Не думаю, что твоя мать обрадуется этому.

К великому удивлению Лорны, в тот день, когда они отправились к врачу, тетушка Агнес лгала напропалую, словно торговец патентованными лекарствами. Прежде всего, она заставила Лорну надеть ее собственное обручальное кольцо, которое не снимала с того самого момента, как напитан Дирсли надел его на ее палец в 1845 году. Потом, когда они зашли в кабинет доктора, тетя назвалась Агнес Генри, а Лорну представила как Лауру Арнетт. И когда доктор подтвердил, что Лорна беременна и что ребенок должен родиться примерно в следующем мае или июне, тетя Агнес сообщила доктору, что она безумно рада, и поскольку является официальной опекуншей Лауры, то будет считать этого ребенка своим первым внуком. И еще сказала, что муж Лауры тоже очень обрадуется, потому что они уже два года пытаются завести детей, но пока до сих пор ничего не получалось. Она заплатила доктору наличными, с улыбкой поблагодарила его и пообещала зайти через два месяца, как он советовал.

За ленчем в отеле «Чемберлен» Лорна не удержалась и заметила:

— Ты удивила меня, тетя Агнес.

— Действительно? — Агнес прихлебывала кофе, отставив палец, рука ее слегка дрожала.

— Почему ты так поступила?

— Потому что твой отец богатый человек, занимающий высокое положение в обществе, и если просочится какой-нибудь слух, то он распространится со скоростью лесного пожара. И они с твоей матерью узнают об этом, прежде чем мы закончим свой ленч… от которого тебя может вырвать.

Лорна почувствовала, как ее сердце наполняется любовью.

— Спасибо тебе.

— Сначала ты должна увидеться со своим молодым человеком, чтобы вам вдвоем предстать перед родителями. Если, как ты говоришь, он тебя любит, и если вы твердо решили пожениться, то твои родители, возможно, будут в шоке всего двадцать пять лет, а не пятьдесят. В конце концов, если бы такое случилось у нас с капитаном Дирсли, то уж лучше бы было именно так.

Глаза Лорны засияли от радости.

— Ох, тетя Агнес, я так счастлива. Только представь, я ношу в себе его ребенка. Я хочу сообщить обо всем папе и маме, и хотя это наверняка будет ужасная сцена, она в конце концов закончится, и я уверена, что они помогут нам.

В этот же вечер, когда Агнес читала перед сном молитвы, она прочла еще одну, очень, очень короткую, раскаиваясь в своей лжи, а потом еще подлиннее, прося Господа о том, чтобы хоть раз в жизни ее брат и его жена посчитались с чувствами своей дочери, прежде чем проявлять мелочный снобизм, присущий тем слоям общества, к которым они принадлежат.