Глава 9

Вернувшись домой после свидания с Йенсом, Лорна с радостью подумала о том, что сегодня воскресенье. Это означало: ужин будет состоять из холодных закусок и, следовательно, не придется встречаться с родителями за столом в официальной обстановке. Ей все равно не хотелось есть, поэтому во время ужина Лорна сидела одна в своей комнате, выводя на бумаге имя Йенса буквами в стиле рококо. Окружая его розами и лентами с надписью «не забывай меня». Обмакнув ручку в чернильницу, она начала пририсовывать рядом птичку, но, нарисовав всего одно крыло, отложила ручку, закрыла лицо рунами, упершись локтями в туалетный столик.

Неужели его слова означали, что они больше не увидятся? Этот ли смысл крылся в его словах, когда он сказал: «Подумай, если тебе и правда хочется этого, Лорна… Подумай о том, что тебе придется плакать, мы будем вынуждены врать и изворачиваться».

Она и сейчас готова была разрыдаться.

Так вот, значит, какая она, любовь: это боль и тоска в душе. Лорна даже не подозревала, что любовь может так сильно охватить человека, может полностью перевернуть установившийся уклад его жизни, превратить жизнерадостного человека в страдающего.

Лорна еще раз начертала имя Йенса в обрамлении цветов со склоненными головками, а над ними лица со слезами на глазах. И тут, чуть не расплакавшись сама, она спрятала свои наброски в одну из летних шляпок и закрыла картонку со шляпками крышкой.

Потом Лорна тихонько обошла дом. Ее сестры разглядывали альбомы с вырезками. Серон уже спал. Гидеон курил сигару на задней веранде. Лавиния и Генриетта увлеченно играли в триктрак. Они в напряжении склонились над доской, поэтому даже не подняли головы, когда Лорна появилась на пороге гостиной. Она постояла некоторое время, наблюдая за играющими женщинами, полностью поглощенными своими ходами, потом вернулась наверх и тихонько постучала в дверь тетушки Агнес.

— Войдите, — ответила та, отложив сначала книгу на покрывало кровати.

Лорна вошла в комнату и увидела Агнес, сидящую на кровати и опирающуюся спиной на подушки. Колени тетушки были укутаны одеялом.

— Что ты читаешь? — поинтересовалась Лорна, выглядевшая сейчас как маленькая заблудившаяся девочка.

— О, это один из моих самых любимых старых рассказов из журнала «Харперз». Называется «Анна».

— Я, наверное, помешала тебе.

— Ох, Господи, не глупи. Я этот рассказ читала уже сотни раз. Так, так-так… а в чем дело? — Лицо тетушки Агнес вытянулось. — Ты выглядишь очень расстроенной. Иди сюда, дитя мое.

Она протянула к ней руки, и Лорна упала на кровать, ища убежища в ее объятиях.

— Расскажи своей старой тетушке Агнес, что стряслось.

— Ничего… И в то же время все. Взрослею, повздорила с мамой, да еще эти скучные воскресные вечера.

— Это точно, для нас, одиноких женщин, они кажутся такими длинными, правда? А где же твой молодой человек? Почему ты не с ним?

— Тейлор? Не знаю. Просто мне сегодня не хочется его видеть.

— А ты не поссорилась с ним? Может, в этом и кроется причина твоей печали?

— Нет, вовсе нет.

— А как же твои сестры и Феба, где они?

— Мне и с ними сегодня быть не хочется.

Агнес перестала допытываться. За окном начали сгущаться сумерки, а Лорна продолжала лежать, убаюканная приятными запахами накрахмаленного полотна, фиалок и камфоры.

Спустя некоторое время Лорна спросила:

— Тетя Агнес?

— Да?

— Расскажи мне о себе и капитане Дирсли… как вы полюбили друг друга.

Старая женщина вновь пересказала ей давнишнюю историю о мужчине в белой форме с золотыми эполетами и женщине, которые полюбили друг друга.

Когда повествование закончилось, Лорна так и продолжала лежать на кровати, прильнув к груди тетушки и уставившись на розы и ленты, украшавшие обои.

— Тетя Агнес… — она тщательно подбирала слова, прежде чем продолжить, — а когда ты была с ним, то чувствовала влечение?

«Ох, так вот оно в чем дело», — подумала Агнес. Поступив мудро, она воздержалась от поучительных нотаций, а вместо этого ответила совершенно откровенно:

— Суть любви и заключается во влечении.

— А он тоже испытывал влечение?

— Да, Лорна, я совершенно уверена в этом.

Обе долго лежали молча. Наконец Лорна снова заговорила:

— А когда тетя Генриетта предупреждает меня, чтобы я обязательно брала с собой булавку, то что она на самом деле имеет в виду?

Прошло несколько секунд, прежде чем Агнес ответила:

— Ты не спрашивала об этом у мамы?

— Нет. Да она и не расскажет мне откровенно.

— Ты обнималась со своим молодым человеком?

— Да, — прошептала Лорна.

— Это происходило… наедине?

— Да.

— Тогда тебе следует знать. — Агнес еще крепче обняла племянницу. — Лорна, дорогая, будь осторожна. Будь очень, очень осторожна. Женщина может ужасно запятнать свою репутацию, если будет позволять мужчине подобные вещи.

— Но ведь я люблю его, тетя Агнес.

— Я знаю, знаю. — Агнес опустила морщинистые веки и поцеловала волосы Лорны. — Я тоже любила капитана Дирсли. Мы с ним прошли через то, что сейчас чувствуешь ты, но тебе следует дождаться первой брачной ночи, когда не будет существовать запретов. Вы сможете без стеснения подарить друг другу свои тела, и это будет величайшим наслаждением для вас обоих.

Лорна подняла голову и поцеловала тетушку в щеку. Щека была мягкой и дряблой.

— Тетя Агнес, я тебя люблю. Ты единственная, с кем я могу поговорить в этом доме.

— Я тоже люблю тебя, дитя мое. И хочешь верь, хочешь нет, но и для меня ты единственный во всем доме человек, с которым я могу поговорить. Все считают меня глупее цыпленка, потому что я наслаждаюсь своими воспоминаниями. Но что мне еще остается, кроме коротких разговоров с твоей матерью и постоянных споров с Генриеттой, а твой отец… да, я, конечно, благодарна ему за приют в этом доме, но и он тоже относится ко мне как к ненормальной. Никогда, ни по какому вопросу не интересуется моим мнением. А ты умная девочка, ты на них не похожа. В душе у тебя есть кое-что более ценное, чем стремление к деньгам, власти и высокому социальному положению. Ты любишь людей. Ты заботишься о них, и именно это отличает тебя ото всех остальных. Я часто в своих молитвах благодарю Господа за то, что в этом доме есть ты. А теперь… — Агнес легонько шлепнула Лорну по заду, — я, похоже, слышу, что идет моя сестра. Она непременно выскажет недовольство тем, что ты измяла ее сторону кровати. Так что лучше поднимайся.

Но, прежде чем Лорна успела встать, в комнате появилась Генриетта. Она остановилась, увидев, как Лорна слезает с кровати, затем закрыла за собой дверь.

— Я думаю, такая молодая леди, как ты, должна знать, что нельзя забираться в туфлях на чужую кровать. А тебе, Агнес, не следовало бы позволять ей делать это.

Чтобы еще больше позлить Генриетту, Лорна нагнулась и поцеловала Агнес в щеку.

— Я тебя люблю, — прошептала она. Проходя мимо второй тетушки, у которой на лице было такое выражение, словно она только что выплюнула сверчка, Лорна промолвила:

— Спокойной ночи, тетя Генриетта.


На следующий день, ровно через сутки после свидания Лорны с Йенсом, у ее матери была назначена игра в крокет. Лавиния запланировала это мероприятие еще две недели назад, так что для Лорны было совершенно невозможно отказаться от участия в игре. Игра с участием молодежи должна была начаться рано вечером, Лавиния объявила: «Крокет начнется в шесть часов вечера, после него, уже в сумерках, состоится ужин на лужайке».

Вечером, когда прибыли гости, в длинных тенях трава выглядела словно плюш. На фоне ее изумрудной поверхности мужские белые брюки и женские юбки пастельных тонов выглядели еще светлее и шикарнее. Даже белые воротца и колышки для крокета, и те прекрасно смотрелись на фоне травы. В южной части лужайки были расставлены столики на четверых, каждый столик покрыт белоснежной кружевной скатертью, украшенной по кайме букетиками розовых роз и орхидей, и еще лентами, концы которых лежали свернутыми на траве. В центре каждого столика возвышалась большая свеча, зажечь которую предстояло с наступлением сумерек, круглые стеклянные подставки для свечей окружали те же цветы, что украшали кайму скатерти. Это было просто великолепное зрелище буквально во всех деталях, включая озеро на заднем плане и дам в широкополых шляпах, тоже украшенных цветами.

Лорна надела новую белую шляпку, тулья которой была несколько раз обмотана прозрачным тюлем. Создавалось впечатление, что эту тонкую паутину соткали тысяча пауков, и в этой дымке торчали три розы, которые очень шли к ее отрезному в талии платью.

Она смогла преодолеть свое вчерашнее грустное настроение и сейчас по-настоящему наслаждалась игрой в крокет. Принимали участие в игре и самые младшие — конечно же, Дженни и ее подружки Сисси Туфтс и Бетси Уайтинг. Тут же находились и Джексон Лоулс, и Тейлор, и Феба с братом Майклом. Всего молодежи было шестнадцать человек, они разделились на две команды и играли на соседних площадках. Майкл попал в команду Лорны и с самого начала игры принялся заигрывать с ней, предлагая еще одну прогулку на яхте, прежде чем ему придется вернуться в город на учебу. Лорна со смехом в третий раз отклонила его предложение, когда он сильным ударом послал свой шар с синими полосами, разбив шары Лорны.

Самодовольно усмехнувшись, юноша уставился на ее шар с красными полосами, у него явно были нехорошие намерения.

— Ну, а теперь… я могу проявить великодушие и не тронуть твой шар… а могу и разбить тебя в пух и прах. Что ты предпочитаешь?

— Майкл, ты так не сделаешь!

— А почему бы и нет? Возможно, если бы ты вела себя со мной хорошо и согласилась бы покататься на яхте, то я бы и пожалел тебя.

— Ох, Майкл, прошу тебя… — начала подлизываться Лорна. — Посмотри, ведь твой шар совсем рядом с этими воротцами. У тебя ведь есть два удара в запасе, так что ты можешь пройти и эти воротца и быть уже на полпути к следующим!

Но вместо этого Майкл вознамерился отбить шар Лорны. Она толкнула его, он пошатнулся и в свою очередь оттолкнул Лорну от ее шара. Между ними завязалась легкая потасовка.

— Сопляк! — воскликнула Лорна, дразня его. С другой стороны площадки раздался голос Тейлора:

— Лорна, он собирается отбить твой шар?

— Похоже! Иди сюда и поколоти его, если он только посмеет!

— А вот вам. — Майкл сдвинул оба шара вместе, свой прижал ногой и… раз… шар Лорны с красными полосами вылетел за площадку, перелетел выложенную гравием дорожку и врезался в живую изгородь.

Лорна обернулась, чтобы посмотреть, куда залетел шар.

— Ты просто хулиган. Ну подожди…

Слова застряли у нее в горле. В ее сторону вдоль ограды сада, через который ему не разрешалось ходить, шагал Йенс Харкен. На нем была рабочая одежда, брюки на коленях белые от опилок, рукава рубашки закатаны по локоть. Он явно направлялся на кухню ужинать. Увидев Лорну, Йенс остановился. Замерев, они глядели друг на друга.

Позади нее Тейлор в шутку отвешивал тумаки Майклу, после чего этак по-хозяйски обнял Лорну за плечи.

— Я все уладил, Лорна.

У нее не было сомнений в том, как со стороны воспринимает всю эту картину Йенс. Девушка из богатой семьи развлекается с равными ей по положению друзьями игрой в крокет на зеленой лужайке, позади них стоят столы, украшенные цветами и кружевными скатертями, ожидающие того часа, когда слуги расставят на них изысканную пищу. А потом юноши в своих белых льняных костюмах усядутся за эти столы с молодыми леди в дорогих шляпках и платьях, и свечи будут освещать их. И среди всего этого великолепия веселится она, девушка, которая только вчера призналась в любви Пенсу Харкену, на груди у нее золотые часики, подарок симпатичного молодого человека, который сейчас обнимает ее и за которого родители прочат ее замуж.

Глядя на Йенса Харкена в свете летних сумерек, Лорна захотела бросить свой молоток для игры в крокет, подбежать к нему и разубедить словами: «То, что ты видишь здесь, ничего не значит, просто мы так живем, хотя мне и не всегда этого хочется. Я предпочла бы сейчас находиться с тобой в сарае, где ты строишь яхту, а не на этом приеме, устроенном моей матерью. Я предпочла бы смотреть на твои руки, обрабатывающие дерево, чем самой держать в руке этот деревянный молоток и гонять эти дурацкие шары по траве».

— Лорна? — услышала она Тейлора, обнимавшего ее за плечи. — По-моему, сейчас твоя очередь бить.

Она оглянулась и увидела, что взгляд Тейлора тоже устремлен на Йенса, идущего к дому.

В этот момент раздался чей-то голос с другой площадки:

— Эй, Дюваль, что ты там делаешь? Ты же играешь с нами!

— Да, Тейлор, возвращайся назад!

— Лорна? — спросил он, нахмурившись. — Что-то случилось?

— Нет! — слишком быстро ответила Лорна. Ей так хотелось сейчас, чтобы он ушел, чтобы снял свою руку с ее плеча, чтобы прекратил заглядывать ей в глаза. — Просто я пытаюсь разглядеть, где там мой шар возле изгороди, вот и все. — Она стряхнула с плеча его руку и с наигранной веселостью добавила: — Спасибо, что защитил меня.

Но кто защитит ее в глазах Йенса Харкена? Кто расскажет ему, как торопилась она к изгороди, чтобы никто не заметил слез, блестевших в ее глазах? Ведь он подумает — и у него есть для этого основания, — что она просто чисто по-женски кокетничает с двумя мужчинами одновременно. Даже с тремя, учитывая Майкла, который был на целых два года моложе нее. Ведь именно с ним у нее была шутливая стычка как раз в тот момент, когда появился Йенс. Почему бы ему и не принять это все за флирт? Более того, почему этот бедный, одержимый своей идеей строитель яхт должен верить, что эта привыкшая к праздной жизни девушка сможет хоть немного ограничить себя в развлечениях?

— Ужинать! Все ужинать! — С дальнего края лужайки Лавиния махала носовым платком. — Последнюю партию придется отложить!

Рядом с ней стоял Гидеон; засунув большие и указательные пальцы в карманы жилетки, он наблюдал за молодежью. На столах позади них уже зажгли свечи. На своих местах стояли фруктовые компоты, в гранях хрустальных фужеров искрился отблеск свечей, и эти искры разлетались вокруг, словно падающие звезды.

— Идите ужинать! Бросайте свои молотки!

Тейлор подкрался сзади к Лорне, ухватил ее за локоть и крепко прижал его к себе.

— Идите ужинать, — сказал он ласковым голосом, копируя Лавинию, и забрал молоток из рук Лорны. — Бросай свой молоток и иди ужинать с молодым человеком, который считает тебя самой красивой девушкой на всей этой площадке. Конечно, если только ты не собиралась сесть рядом с Майклом Армфилдом, у которого до сих пор — если ты только заметила — горят уши.

Тейлор уверенно держал ее под руну, а отец наблюдал за ними. И наблюдала мать, все заслуги которой сводились к организации прекрасных ужинов. А еще вокруг были друзья из ее круга, они весело смеялись, даже не подозревая о драме, которая разыгралась возле изгороди, когда помощник по кухне и строитель яхты встретился взглядом со светской красавицей, которую только вчера тайком целовал и ласкал.

Пойманная в паутину социальных условностей, из которой, похоже, ей было не выбраться, Лорна позволила Тейлору проводить себя к столу.


Сон долго не приходил к ней в эту ночь. Лорна чувствовала, что обязана все объяснить Йенсу, извиниться перед ним. Ночи становились все прохладнее, в них уже ощущался запах хризантем — этих предвестников осени. Уже совсем скоро наступит сентябрь, а с ним и холодные ночи, затем заморозки, грозящие водопроводным трубам в доме, а значит, вся семья отправится на зиму в Сент-Пол. А когда они вернутся в дом на Саммит-авеню, Йенс Харкен останется здесь заканчивать строительство яхты. И что тогда? Неужели их летние встречи останутся только воспоминаниями, о которых лучше забыть, или свиданиями взбалмошной девушки и одинокого иммигранта, которым просто было какое-то время приятно в обществе друг друга?

Но ведь ей казалось, что это нечто большее.

Ей казалось, что это любовь.

Но это и была любовь. А значит, сегодняшний случай требовал с ее стороны и объяснения и извинения.

На следующее утро сразу же после завтрака Лорна прямиком направилась в сарай. Еще задолго до того, как подойти к нему, она почувствовала в воздухе сильный запах свежей древесины. Было ясно, что, когда она вернется в дом, вся ее одежда будет пропитана этим запахом. Приблизившись к распахнутым двойным дверям сарая, Лорна поняла причину столь сильного запаха. Внутри сарая Йенс растапливал паровую камеру для сгибания ребер судового набора — шпангоутов. Камера уже работала, маленькие струйки белого пара вырывались из крохотных отверстий в трубопроводе. Рядом с паровой камерой, наблюдая за происходящим, стоял ее отец, возле него Бен Джонсон, которого она видела в лодке на рыбалке, а Тим Иверсен фотографировал это событие для летописи яхт-клуба и для любой газеты, которая заинтересовалась бы этими снимками.

Гидеон и Лорна одновременно заметили друг друга.

— Лорна, что ты тут делаешь?

— Пришла посмотреть, как продвигаются дела с яхтой. В конце концов, если бы не я, то ее вообще не стали бы строить. Доброе утро, мистер Иверсен. Доброе утро, мистер Харкен. — Чего-чего, а уж некоторую решительность Лорна от отца унаследовала. Она вошла в сарай с таким спокойным видом, словно была уверена в том, что отец не будет возражать против ее присутствия. — Я думаю, мы с вами не знакомы, — обратилась она к Джонсону. — Я Лорна Барнетт, дочь Гидеона Барнетта.

Тот стащил с головы кепку и пожал протянутую Лорной руку.

— Бен Джонсон. Рад познакомиться с вами, мисс Барнетт.

— Вы работаете у моего отца?

— Не совсем так. Я работаю на лесном складе, но там сейчас мало дел, потому что сезон кончается, и я выбрал сегодня утром время, чтобы помочь Йенсу гнуть ребра для яхты.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я понаблюдаю за вашей работой?

— Конечно, нет.

Их разговор прервал Гидеон:

— А твоя мать знает, что ты здесь?

— Не думаю, — ответила Лорна, а взгляд ее говорил: «Отец, неужели ты не видишь, ведь мне уже восемнадцать лет?»

— Это мужская работа, Лорна. Возвращайся в дом.

— И чем заняться? Засушивать цветы? Я очень уважаю тебя, отец, но как ты можешь заставлять меня вернуться домой, когда прямо здесь, в нашем сарае, создается яхта, которой, может быть, суждено изменить всю историю парусного спорта? Прошу тебя, позволь мне остаться.

— Пока вы тут решаете, Гид, — вмешался Тим, — не возражаешь, если я вас сфотографирую? Аппарат у меня готов. — Он двинулся вперед вместе с треногой и черной накидкой. — Когда-нибудь в истории яхт-клуба Озера Белого Медведя эта фотография будет иметь очень важное значение — создатель яхты, владелец яхты и дочь владельца яхты, которая убедила отца в достоинствах этой идеи. Не забывай, Гид, я тоже присутствовал, когда она уговаривала тебя.

— Ладно уж, делай свою чертову фотографию, но только побыстрее. Мне нужно успеть на поезд в город.

Тим сделал эту «чертову фотографию» и еще много других, а Гидеон Барнетт забыл о своем поезде, потому что уже начинался процесс гибни ребер, который полностью захватил его, так же как и его дочь. Йенс изготовил свою паровую камеру из металлической трубы большого диаметра, один конец которой закрывала деревянная заглушка, а другой — ветошь. Пар в трубу поступал из котла с кипящей водой. От котла исходил сильный жар, разгоняя утренний холод. Йенс принялся объяснять ход работы.

— Час пребывания в паровой камере позволяет расширить волокна дерева настолько, чтобы оно стало гибким. Когда дуб выйдет из паровой камеры, он будет таким же мягким, как лапша, но долго в таком состоянии оставаться не сможет. Вот почему мне сегодня понадобилась помощь Бена. Форма, как вы видите, уже готова… — Он повернулся к форме. — Пазы в балках уже прорезаны, — там было три продольные балки, — планширы тоже установлены, так что теперь нам надо их только скрепить. Как ты насчет того, Бен… — Йенс и Бен обменялись взглядами, их глаза горели от нетерпения, — чтобы немного поиграть с горячей картошкой?

Мужчины натянули перчатки, и Йенс выдернул ветошь из конца трубы. Облако ароматного пара вырвалось наружу. Когда оно рассеялось, Йенс сунул руку в трубу и вытащил длинный дубовый брус толщиной и шириной в дюйм, действительно такой белый и мягкий, как вареная лапша. Бен взялся за один конец бруса, Йенс за другой, и они поспешно установили его от планшира до планшира в уже готовые три паза.

— Ух, горячо!

Работая с двух сторон корпуса, они окончательно загнали брус в пазы, сняли перчатки и прибили брус гвоздями к каждой из трех балок, затем загнули концы бруса на планширы, обрезали его концы ножовками и прибили к планширам каждый со своей стороны. Вся операция заняла несколько минут.

— Когда мы закончим устанавливать ребра, линии обтекаемости будут видны почти так же четко, как на готовой яхте, и я гарантирую вам, мистер Барнетт, обтекаемость будет прекрасной. Так, теперь следующее ребро, — крикнул Йенс и вытащил из паровой камеры второй брус. Они с Беном повторили предыдущую операцию: установка, гвозди, обрезка концов, крепление на планширах. И так через каждые шесть дюймов вдоль всего профиля: установка, крепление гвоздями, обрезка концов…

Перчатки у Бена и Йенса намокли, им приходилось держать горячие ребра с большой осторожностью. Иногда они вскрикивали, время от времени дули на покрасневшие пальцы. Брюки на коленях тоже намокли и даже прогорели в нескольких местах.

Лорна в восхищении наблюдала за тем, как ребро за ребром вырисовывается форма будущей яхты. Она смотрела, как человек, которого она любила, срывает зубами перчатки, стучит молотком, орудует ножовкой, покрывается потом, продвигаясь все дальше и дальше, оставляя после себя белый душистый остов будущей яхты. Лорна видела, какое наслаждение доставляет ему работа, видела его ловкие движения, слаженность их с Беном действий. Они уже настолько отработали операцию, что одновременно заканчивали ее. После каждого ребра они отступали назад и обменивались взглядами, в которых сквозило удовлетворение и признание таланта и мастерства партнера.

После завершения работы Йенс встал возле центра корпуса и, покачиваясь на каблуках, стал разглядывать белоснежные дубовые ребра и линию обтекаемости с одного угла, с другого, с третьего. Он прошел в конец корпуса и осмотрел оттуда левый борт, правый, и Лорна еще яснее поняла важность всех тех точек на полу, размеченных в процессе лофтинга. Их точность в конце концов вылилась в трехмерность, которая принесла удовлетворение скандинавскому конструктору яхт.

— Да, она великолепна, — пробормотал Йенс, скорее для себя, чем для кого-либо из присутствующих в сарае.

Менее чем за два часа весь остов был скреплен ребрами. Все это время Гидеон Барнетт продолжал находиться в сарае, наблюдая за работой. Тим Иверсен сделал массу фотографий. Лорна Барнетт тоже наблюдала весь процесс целиком и теперь ждала, чтобы Харкен хоть каким-то образом проявил свое внимание к ней.

Йенс прошел в дальний конец сарая и вернулся оттуда с длинной рейкой. Они с Беном взялись за концы рейки и прислонили ее к корпусу.

— Это линия палубы, — пояснил Йенс Барнетту. — Не слишком большая осадка, не так ли?

— Не слишком, — согласился Барнетт. — Но весь вопрос в том, не опрокинется ли она и не затонет ли.

Харкен отвернулся, но в его вопросе, прозвучавшем за этим, явно слышались нотки превосходства и уверенности.

— А как вы сами считаете?

Барнетт прикусил язык. И действительно, чем дольше он наблюдал за Харкеном, тем сильнее становилась его вера в то, что этот задиристый молодой корабел был прав, когда говорил: «Эта яхта будет лучше всех, она полетит над водой, как альбатрос».

Затянувшуюся паузу заполнил Иверсен, он вынул изо рта трубку и сказал:

— А как ты собираешься назвать ее, Гид?

Гидеон перевел взгляд на добрые глаза Тима.

— Не знаю. Как-нибудь, чтобы подчеркнуть ее быстроходность… скажем, «Тюлень», а может быть, «Буря».

— А как насчет какого-нибудь названия, более близкого к реальности? — Тим бросил взгляд на Лорну, потом снова посмотрел на Гидеона. — Вот тут как раз Лорна, которая поверила в эту яхту гораздо раньше тебя. Я думаю, будет справедливо назвать яхту в честь твоей дочери. Какое у тебя второе имя, Лорна?

— Диана.

— Так как насчет «Лорна Д»? Звучит хорошо. Мне нравится твердое «Д» в сочетании с мягким «Л». — Тим несколько раз затянулся своей трубкой, и аромат хорошего табака смешался с запахом распаренного дерева. — «Лорна Д». Что ты об этом думаешь, Гид?

Гидеон задумался, пощипывая свисающий левый ус. Он внимательно посмотрел на дочь, которая всячески старалась сейчас не глядеть на Йенса, хотя все утро пялилась на него.

— Что ты об этом скажешь, Лорна? Ты хочешь, чтобы яхту назвали твоим именем?

Она подумала о Йенсе. Он здесь, в этом сарае, день за днем, вылепливал «Лорну Д» своими большими, сильными, способными руками, оглаживал ими линии обтекаемости яхты, делал ее быстрой, надежной, послушной.

— Ты серьезно?

— Думаю, ты тоже считаешь это справедливым. Особенно если она выиграет гонки.

— Но учти, что это твои слова, а не мои. — Даже вроде бы ворча на отца, Лорна не смогла сдержать радости, глаза ее засверкали. — Мне это очень приятно, папа, ты же знаешь.

Гидеон понял, насколько она искренна, услышав, как дочь назвала его «папа», что, повзрослев, делала очень редко. Только в те моменты, когда она была крайне довольна им, это слово слетало с ее губ.

— Отлично. Значит, «Лорна Д».

— Ох, папа, спасибо! — Она проскочила через весь сарай и обняла отца за шею, а Гидеон не знал, куда ему деть свои руки, он всегда оказывался в затруднительном положении, когда его дочери выказывали ему свою любовь подобным образом. Он любил своих детей, конечно же любил, но проявлял свою любовь своеобразно — отдавал им приказания грубоватым, властным голосом, как собственно и должен поступать настоящий отец-викторианец. А еще он оплачивал счета за их дорогостоящие развлечения и наряды. Но тоже обнять дочь, да еще на глазах у посторонних мужчин, — такого Гидеон Барнетт позволить себе не мог.

— Чертова девчонка, ты оторвешь мне воротничок.

Лорна отпустила его, Гидеон почувствовал себя взволнованным и смущенным.

— А можно я расскажу об этом своим друзьям? — спросила Лорна.

— Твоим друзьям… ну что ж… да как хочешь.

— Значит, это уже твое официальное решение? — Лорна склонила головку набок. Гидеон махнул рукой.

— Ладно, можешь объявить им, это мое слово.

— А можно я приведу их сюда посмотреть на яхту?

— Чтобы они тут все разнесли? — возмутился Гидеон.

— Ну не всех, а только Фебу.

— Клянусь, что еще не видел таких сорванцов, как твои подружки. Ладно, можешь привести сюда Фебу.

— Но теперь я должна бывать здесь почаще, чтобы наблюдать, как идут дела со строительством «Лорны Д». Ты ведь не будешь возражать, да, папа?

— Ты будешь мешать Харкену.

— Ничуть. Вот сейчас нас тут трое, да еще фотоаппарат, но мы ведь не мешаем вам, Харкен, не так ли? — Сверкнув глазами, Лорна с надеждой взглянула прямо в глаза Пенсу. Они впервые вот так открыто посмотрели друг на друга с момента ее появления в сарае.

Йенс быстро перевел взгляд на ее отца.

— Я… хм… — Он прочистил горло. — Нет, я не возражаю, сэр.

— Очень хорошо, но если она все же будет мешать, то гони ее отсюда. Клянусь Богом, я сам не понимаю, что делаю, разрешая девушке торчать в этом сарае. Твоя мать придет в ужас. — Укоряя себя, Гидеон потянул за цепочку для часов и вытащил из кармана жилетки золотой хронометр. — Проклятье, уже почти полдень. К этому времени мне нужно было бы уже вернуться из города! Харкен, напомни мне о чеке, когда будешь готов заказывать в Чикаго паруса. Кстати, Джонсон, что я вам должен за сегодняшнюю помощь?

— Ничего, сэр. Мне доставило большое удовольствие снова заняться строительством яхты.

— Что ж, очень хорошо. Тогда я ухожу. Лорна, ты тоже. Окажи мне любезность, посвяти хоть немного времени своей матери и проведи остаток дня, как и подобает леди.

— Хорошо, папа, — смиренно согласилась Лорна.

— Я тоже пойду, — сказал Тим. — Спасибо, что разрешил мне присутствовать и сделать фотографии. Скоро ты их увидишь, Йенс.

Не изобразив ничего похожего на личное прощание, Лорна ушла вместе с остальными.

После их ухода в сарае наступила тишина. Бен и Йенс занялись уборкой, подмели опилки и подобрали с пола отпиленные концы ребер, потом еще в нескольких местах забили в остов гвозди для большей надежности. Обходя остов, Йенс тихонько насвистывал старую норвежскую народную песню «Ох, принеси воды». Он трогал дубовые ребра во многих местах, испытывал на прочность, пытался расшатывать, но убедился, что все в порядке.

— Остов стянут надежно, — заметил он.

— Да.

Йенс отложил в сторону гвозди и молоток. Глаза Бена внимательно следили за ним. Йенс в задумчивости просвистел еще один куплет. Бен оперся спиной об остов, скрестив руки и ноги.

— Значит… — начал он, — именно с ней ты и встречался в воскресенье?

Йенс прекратил свистеть и вскинул голову.

— С чего это ты взял?

— Ты ни разу не взглянул на нее за все то время, пока она была здесь.

Йенс вернулся к работе.

— Ну и что?

— Это на такую-то хорошенькую девушку?

— Ты считаешь, она хорошенькая?

— Она прекраснее заката солнца в норвежском фьорде. И ярче тоже. Мне с трудом удалось оторвать от нее глаза.

— Ну и что?

— А то, что она все время тоже не смотрела на тебя. Пока ловко не вынудила отца разрешить ей приходить сюда, когда ей захочется. А ты вот теперь насвистываешь «Ох, принеси воды».

— Знаешь что, Джонсон, ты, наверное, слишком близко стоял возле паровой камеры. Должно быть, у тебя мозги слегка закипели, а? Какое отношение может иметь песня «Ох, принеси воды» к Лорне Барнетт?

Джонсон тихонько, с легкой усмешкой начал напевать по-норвежски, слова песни преследовали его друга, расхаживавшего по сараю:

Ох, принеси воды и притащи дров,

А я приведу девушек.

И если там будет та единственная,

Которую люблю,

То тогда действительно стоит жить.

К тому времени как Джонсон закончил свою песню Йенс стоял возле печки с тлеющими углями и смотрел на остывающий котел и паровую камеру.

— Да, ты прав. — Он поднял взгляд на Бена. — Между нами возникли чувства, между мной и Лорной.

— Ох, Йенс, — с сочувствием сказал Бен, отбросив свой иронический тон, — это не для тебя.

— Да мы ничего такого и не думали, все само собой получилось.

— Я заподозрил кое-что подобное еще в тот день, когда она стояла в лодке и махала тебе рукой. Она делала это так, словно хотела выпрыгнуть из нее и поплыть к тебе.

— Она хорошая девушка, Бен, очень хорошая, но независимая. Она сама начала приходить сюда, задавать вопросы о яхте, а потом обо мне и моей семье. И уже вскоре мы разговаривали как старые друзья. А потом однажды она попросила меня поцеловать ее. — Йенс задумался, затем резко тряхнул головой. — Я совершил самую большую ошибку, поцеловав ее.

Йенс взял два куска наждачной бумаги и протянул один из них Бену. Они оба принялись обрабатывать ребра наждачной бумагой.

Бен снова заговорил:

— Представляю, что будет, если узнает ее старик. Ты моментально вылетишь отсюда, и конец всей работе.

— Да.

— Тебе следует знать, Йенс, что такие, как мы, целуют только служанок на кухне.

— А я и целовал. — Друзья переглянулись и продолжили работу. — Ее зовут Раби.

— Значит, Раби.

— Такая рыженькая, с веснушками.

— Ну и как?

— Знаешь, как бывает, когда мальчишке дарят щенка? Ты целый день торчишь в школе, а когда приходишь домой, это маленькое существо настолько радо видеть тебя, что начинает облизывать со всех сторон. Вот так же и целоваться с Раби. Все время хочется носить с собой полотенце.

Парни рассмеялись. Немного погодя Бен спросил:

— Так насколько же далеко зашло у вас с этой девушкой, отец которой выставит тебя за дверь, если узнает?

— Не так далеко, как ты думаешь. Но может зайти и далеко, если мы будем продолжать видеться. Прошлой ночью я решил, что нам не следует этого делать. Все кончено. Должно быть кончено, потому что у каждого из нас свой мир. Господи, Бен, видел бы ты ее вчера вечером…

Йенс описал сцену, свидетелем которой стал, когда возвращался в дом на ужин, не пропустив ни одной детали, упомянув даже об отношениях Лорны с Тейлором Дювалем.

— …а она стояла с Дювалем. Он обнимал ее одной рукой за плечи, а его подарок, золотые часы, висели у нее на груди, как раз на том месте, которого день назад касалась моя рука. А теперь скажи, что у меня может быть общего в такой девушкой? — Йенс чувствовал, как внутри закипает злость и обида. — И если она снова появится здесь, то я велю ей убираться, как бы там ни было, но для меня гораздо важнее Лорны Барнетт закончить эту яхту и. открыть собственное дело.

И Йенсу хотелось верить в свои слова. Весь остаток дня после ухода Бена, пока Йенс один трудился над остовом, прислушиваясь к монотонному скрябанию наждачной бумаги по дереву, ощущая, как горят ладони, ощупывая ребра мозолистыми руками, он убеждал себя, что яхта значит для него гораздо больше, чем Лорна. Но каждая мысль о ней вызывала у него тоску. Каждое воспоминание вызывало желание.

В семь часов он закрыл двери сарая, задвинул засов и некоторое время стоял, прислушиваясь к стрекоту кузнечиков. Уже потянуло вечерней прохладой, от земли повеяло сыростью. Йенс надел клетчатую шерстяную куртку. Отворачивая вниз воротник, он посмотрел на небо — розоватое на западе, лиловое над головой, полузакрытое листьями и ветками, уже напоминавшими тени. По протоптанной тропинке он направился к тополям. Над садом, словно призраки, мелькали летучие мыши, кусты томатов распространяли вокруг стойкий запах. Некоторые скороспелые овощи были уже собраны, уже сорвали стручки гороха, фасоль и наверняка начали заготавливать их на зиму. На лицо Йенса оседала висевшая в воздухе паутина — верный признак приближения осени.

Йенс и не подозревал о присутствии Лорны, пока она не остановила его коротким окликом. Она стояла среди тополей, такая же стройная, как и они, скрытая листвой и вечерними тенями. На ее плечи была наброшена короткая вязаная накидка, которую она двумя руками стягивала на груди.

— Я жду тебя.

— Лорна… — Йенс свернул с тропинки и юркнул к ней в тень деревьев. — Ты должна прекратить это.

Как прекрасно она выглядела! Наступавшие сумерки придавали ее коже слегка голубоватый оттенок, глаза сверкали, словно отшлифованные агаты, и их блеск наполнил его восхищением.

— Я знаю, но, похоже, ничего не могу с собой поделать. — В шепоте ее послышалась мольба. — Что ты сделал со мной, Йенс Харкен?

Сердце Йенса бешено заколотилось, и все его лучшие намерения разлетелись в прах. Они одновременно двинулись навстречу друг другу, Лорна распахнула накидку и накрыла их обоих, изголодавшись по любви, они слились в поцелуе. Язык Йенса коснулся ее губ, раскрыл их и проник в рот. Лорне вспомнился запах дерева, и вспыхнувшее желание пересилило то разочарование, которое оба испытывали недавно, притворно демонстрируя на глазах у посторонних свое безразличие. Лорна поцеловала Йенса, словно ставя точку в их долгой разлуке, ее язык метался, ласкал его губы, требовал того, о чем она не имела никакого понятия. Йенс еще крепче прижал к себе ее тело, широко расставив при этом ноги, чтобы она могла прильнуть к нему еще теснее. Его руки скользнули вниз, он обхватил ими ее ягодицы и приподнял Лорну на себя, для чего ей пришлось привстать на цыпочки. Но вот уже носки ее туфелек оторвались от травы, и Лорна полностью повисла на Йенсе, ее тело тесно прижалось к его животу и груди.

Когда Йенс снова опустил ее на землю, у них обоих перехватило дыхание, оживленные глаза горели от нетерпения, они торопливо заговорили.

— Ты рассердился на меня сегодня.

— Да, рассердился, — ответил Йенс.

— Из-за вчерашнего вечера?

— Да, а еще из-за того, что ты пришла в сарай, когда там находился твой отец. И еще из-за Дюваля. Вообще из-за всего!

— Извини меня за прошлый вечер. Я вовсе не хотела быть с ним, но просто не знала, как от него избавиться. Мама распланировала весь вечер, и у меня просто не было выбора.

— Ты принадлежишь ему.

— Нет. Я не люблю его. Я люблю только тебя.

Йенс обхватил руками голову Лорны и посмотрел ей в лицо. Взгляд его был полон отчаяния.

— Ты принадлежишь ему. Потому я и схожу с ума от злости, что понимаю — это правда, и ничего тут уже не изменишь. Разве ты не видишь, что вы с ним из одного мира? И все твои гости из этого мира, с их разговорами о мистере Гибсоне, играми в крокет и ужинами на лужайке. Этот мир закрыт для меня. Я могу только жить рядом с ним, слушая твои рассказы о нем.

Когда Йенс закончил свою речь, Лорна внимательно посмотрела на него и прошептала:

— Ты не сказал мне, что любишь меня.

— Мне больно это говорить. — Йенс слегка встряхнул голову Лорны. — Потому что каждый раз, когда я говорю тебе это, ты все больше веришь, что у нашей любви есть будущее, а на самом деле его нет. Ты очень рисковала сегодня, придя в сарай, когда там находился твой отец.

— Но разве ты не понял? У меня теперь есть его разрешение.

— Не надо, не обманывай себя, Лорна.

— Ох, Йенс, прошу тебя, не злись на меня больше. Ты же меня… я почувствовала это, когда ты целовал меня.

— Ты сама невинность, — пробурчал Йенс и снова поцеловал ее, так же как раньше, прильнув всем телом, разрываясь душой между благоразумием и желанием. Его руки робко гладили тело Лорны, тогда как ему хотелось гладить его со всей страстью. — У меня грязные руки… я ведь работал весь день.

— Нет… нет… — Она схватила его руку, прижала ладонью к своему лицу и принялась целовать. — Я люблю твои руки, я люблю их, когда они работают, я люблю их, когда они обнимают меня. Они пахнут деревом. — Лорна водила его ладонью по своему лицу, словно это был бальзам, которым девушке хотелось покрыть его.

Это простое проявление нежности перевернуло все в сердце Йенса. Он наклонился, подхватил ее на руки и понес назад по тропе в сарай через деревья, где уже совсем стемнело. Лорна обнимала его руками за шею, ее губы, уткнувшиеся в его подбородок, царапала отросшая за день щетина.

— А тебя не будут искать? — спросил Йенс, прижимая бедро Лорны теснее к своему животу.

— Папа и мама играют в карты у Армфилдов.

Возле сарая он поставил ее на ноги и отодвинул засов. Приоткрыв слегка дверь, сказал:

— Заходи внутрь и кинь несколько деревяшек на угли. Я сейчас приду.

— А куда ты?

— Делай, как я говорю, но только не зажигай лампы.

Йенс побежал через темный лес, раздвигая локтями мешавшие ветки, в направлении, противоположном дому, к озеру. Прибежав на берег, он разделся, нырнул в воду, потом вынырнул, хватая ртом прохладный вечерний воздух. Йенс принялся скрести рунами тело, только так он мог помыться, не имея мыла. Затем выбрался на берег, попрыгал и потряс головой, влез в брюки и натянул подтяжки прямо на голые плечи. В рубашку он завернул ботинки и остальную одежду и бегом вернулся через лес в сарай, где его ждала девушка.

В темноте сарая светились только два пятна — печка с открытой дверцей и лицо Лорны, которая сидела перед ней, обхватив руками колени. Дверь сарая заскрипела.

— Йенс? — прошептала Лорна, вытягивая голову и вглядываясь в дальний, темный конец сарая. Он закрыл дверь и отозвался;

— Да, это я.

Напряженные плечи Лорны облегченно опустились, когда из темноты появился Йенс, одетый только в брюки с черными подтяжками. Словно зачарованная, она медленно поднялась, не отрывая глаз Лорна смотрела на его обнаженную грудь, покрытую золотистыми волосами, сверкающими в отблесках огня в печи.

— Я быстренько принял ванну, — пояснил Йенс, явно дрожа от холода. Он кинул скомканную одежду на сундук.

— О, — воскликнула Лорна, отводя взгляд в сторону. Ее взволновало, что он предстал перед ней в таком неожиданном виде.

Растопыренными пальцами обеих рук Йенс расчесал мокрые волосы, вытер ладони о брюки и шагнул к Лорне. Его тело покрыла гусиная кожа. Лорна вновь взглянула на золотистые волосы на его груди и торчащие из них соски.

— Ты, должно быть, замерз. — Она начала отодвигаться, чтобы уступить ему место у открытой дверцы печки.

Йенс поймал ее руку и так крепко сжал локоть, словно хотел придать еще большее значение тем словам, которые собирался сказать.

— Лорна… не отворачивайся. — Его пальцы оставили мокрые пятна на ее рукаве. Лорна медленно повернулась к нему, радуясь тому, что сейчас вновь взглянет на своего избранника в самый важный момент слияния их жизней. Йенс снял с ее плеч накидку и бросил ее куда-то вниз к их ногам. Широко раскрытыми глазами Лорна смотрела в лицо Йенса, но потом закрыла их, когда он нежно обнял ее и поцеловал. Губы его были холодными и мокрыми, язык теплым и влажным. Руки Лорны поднялись и легли ему на плечи, рукава платья прилипли к его мокрой спине», а лиф платья — к груди. Руки Лорны ощущали гусиную кожу его тела, холодная капля упала с волос Йенса на ее лицо. Потом еще одна… и еще… а потом все три покатились ручейком по ее щеке. Их поцелуй набирал силу, он уже превратился в грациозный лебединый танец голов и рук. Лорна сгребла рукава платья возле манжет и начала вытирать ими спину Йенса. Он присел, крепко прижал ее к себе и выпрямился вместе с ней в полный рост. Кто-то из них задрожал… или задрожали оба? И никто не мог сказать, была ли эта дрожь от холода или от мгновенно выплеснувшихся чувств.

Йенс нащупал на спине пуговки блузки и начал расстегивать их, но расстегнул только до лопаток, а потом вытащил подол блузки из юбки и снял ее через голову. Волосы Лорны рассыпались по плечам, шпильки попадали на деревянный пол, ее широко раскрытые глаза сверкали в ожидании того, что будет дальше.

Под блузкой оказалась нижняя сорочка из тонкого белого батиста, стянутая у шеи голубой лентой, а ниже шли пуговки. Сквозь тонкий батист Йенс взял в руки ее груди, глядя Лорне прямо в глаза, поглаживание больших пальцев по груди вызвало у нее желание.

— Ты не боишься, когда я тебя так трогаю? — спросил Йенс.

— В первый раз испугалась.

— А сейчас?

— Сейчас… ох, сейчас… — Лорна расслабилась под его ласками и полностью отдалась им. Йенс приподнял одну грудь, склонился к ней и поцеловал через тонкий батист, поцеловал очень нежно. То же самое он проделал и со второй грудью, потом взял обе груди в руки и улыбнулся, глядя в счастливое лицо Лорны.

— Мужчина может трогать женщину и по-другому. Ты ничего не знаешь об этом, да?

— Не знаю… — прошептала Лорна.

— Вот так… — Он опустил одну руку на юбку и тихонько погладил лобок. — И вот так… — Йенс согнул пальцы и обхватил ими лобок. — Это моменты любовной игры. А ты знаешь, для чего люди занимаются любовью?

Лорна покачала головой, завороженная его голосом и прикосновениями.

— Чтобы делать детей.

— Де… детей? — Она отстранилась и недоверчиво уставилась на него.

— Ну, иногда. А иногда просто для удовольствия.

— Детей? Если не женаты?

— Я знал, что ты этого не понимаешь, и просто хотел объяснить, что может произойти.

Внезапно до Лорны стали ясно доходить предупреждения матери. Она резко оттолкнула Йенса, чувствуя себя одураченной. Все прекрасные чувства, которые она испытывала к Йенсу, показались ей просто обманом, захлестнувшим их обоих.

— Я не могу иметь ребенка. Мои мать и отец, они… они… ох, Господи, я даже не знаю, что они сделают. — Лорна выглядела по-настоящему испуганной.

— Я напугал тебя. Прости. — Йенс нежно взял ее за руки и снова привлек к себе. — У тебя не будет ребенка, Лорна, это не случается так просто. Для этого нужно больше, чем прикосновения. И вообще этого не будет, если мы вовремя остановимся.

— Йенс… — Лорна прижалась к нему и обняла руками за шею. — Я так рада. А то ты очень напугал меня. Я подумала, что мне нужно возвращаться домой, а мне этого так не хочется. — Она обняла его еще сильнее и зашептала со страстью: — Я хочу оставаться с тобой, до самого рассвета, и хочу быть с тобой и завтра, и послезавтра. Я хочу быть только в твоих объятиях и нигде больше. И если это не любовь, тогда я вообще не представляю себе, что же такое любовь. Ох, Йенс Харкен, я люблю тебя так сильно, что все в моей жизни перевернулось.

За ее откровением последовал новый поцелуй, потом они соединились, и страсть вспыхнула с новой силой. Их губы и тела слились, руки Йенса ласкали ее груди, они были словно неразделимы в своей любви. Йенс приподнял юбку Лорны, обнял за бедра, она выгнулась, прижавшись к нему лобком. Он слегка отстранял ее и снова прижимал к себе. Их тела накатывались друг на друга, словно волны на берег, рвались друг к другу. Йенс крепко поцеловал ее, а потом зажал зубами нижнюю губу Лорны, как будто хотел удержать и успокоить, а в это время его рука скользнула вниз, к разрезу сорочки, зажав в горсть промежность, словно это был кусок торфа, который ему предстояло поднять с земли и перебросить через плечо. Он удерживал ее одной рукой и зубами, а другой рукой ласкал клитор, нежно, ритмично, пока в голове у Лорны не вспыхнули цветные видения: прекрасные краски заката, которые словно разлились в груди и конечностях. И в этот момент конечности ослабли, а потом вздрогнули от незнакомого ощущения, а рука Йенса продолжала ласкать ее под сорочкой.

— О, Йенс… — прошептала Лорна, чувствуя, как усиливаются его ласки, и запрокинула голову.

— Ложись, — прошептал он. Йенс поддерживал Лорну, и они вместе опустились на приятно пахнущий деревянный пол, где он когда-то размечал контур яхты, названной ныне ее именем. Теперь он знал все изгибы тела Лорны, как знал все изгибы формы «Лорны Д». И руки его обнимали Лорну, как они обнимали остов из дуба. От нее исходило такое же тепло, как и от дерева, когда он сегодня днем шлифовал его наждачной бумагой. Йенс продолжал ласкать ее между ног, бедра Лорны приподнялись с твердого пола, ее тело все больше и больше жаждало этих ласк.

Йенс опустил юбку Лорны и приподнялся над ней на локтях. Желание исказило ее черты, голова запрокинулась, в слабом свете от печки обрисовывались контуры ее лица. Глаза Лорны были закрыты, руки раскинуты, лопатки едва касались пола.

— Лорна, Лорна… прекрасное создание… — пробормотал Йенс. — Именно такой я и представлял тебя.

Задрожавшие веки поднялись, когда Йенс прекратил ласкать ее. Он расстегнул несколько пуговок на лифе и распахнул его, обнажая ее груди. И снова он целовал ее, ласкал, умывал языком, а потом его рука опять скользнула ей между ног. В этот момент Лорна закрыла глаза и застонала, мягкий стон вырвался из ее горла, ее руки и одна нога обхватили Йенса.

В эту секунду ему страстно захотелось снова посмотреть в ее глаза, а в его собственных глазах прыгали огоньки затухающего рядом с ними огня.

— Я так сильно люблю тебя, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя. И всегда, всегда буду любить, несмотря ни на что.

Раскрытые губы Йенса очень нежно накрыли губы Лорны, и он прошептал:

— Ты тоже можешь трогать меня. — По ее нерешительности он понял, что она не знает, где и как трогать. — Трогай где хочешь.

Лорна коснулась его голой груди, и Йенс убрал губы от ее лица, чтобы она могла видеть свою руку. Она робко, словно изучающе, начала гладить его золотистые волосы на груди, крепкие ребра, снова шелковистые волосы, но боялась трогать соски.

— Ты весь золотой. Как викинг. Иногда я думаю о тебе, как о моем золотоволосом норвежском викинге, который плывет под парусами на большом корабле, чтобы увезти меня отсюда. — Лорна обхватила руками его голову, притянула к себе для поцелуя, а потом ее рука вернулась на его голую грудь, скользнула под подтяжку и выше к напряженному плечу.

— Сними, — прошептал Йенс, — все хорошо… сними ее.

Она скинула подтяжку с его плеча, и та мягко шлепнулась ему на руку.

— Теперь другую.

Он повернулся, чтобы ей было удобнее. Слетела и вторая подтяжка. Руки Лорны гладили его плечи, шею, ребра и грудь; уже не в силах больше сдерживаться, Йенс взял ее руку и опустил вниз, предупредив при этом:

— Не стесняйся… и не бойся… вот сюда… вот так.

И сквозь грубую шерсть Лорна впервые почувствовала тепло и твердость его плоти. Он накрыл ее руку своей и руководил ее движениями, бормоча ее имя, имя той, которую так любил.

— Лорна… Лорна…

Он продолжал водить ее руку, словно обучая, что ей нужно делать, и вот ее рука уже двигалась сама. А Йенс в этот момент расстегнул пуговицы и подтолкнул ее руку в теплое, темное таинство, которое так ждало эту руку. Они лежали на боку, обнявшись, глядя в глаза друг другу.

Как только рука Лорны коснулась его плоти, Йенс закрыл глаза, грудь его тяжело вздымалась и опускалась, словно от тяжелой работы.

— О! — воскликнула Лорна, и это был возглас изумления, вызванный теплом и размерами его плоти. Я даже представить себе не могла…

Йенс научил ее сделать то, что не подсказал ей инстинкт, он показал, как обхватить рукой член, а затем его рука вернулась к ее желанному телу. Они сплелись так тесно, подчиняясь волшебному зову их молодых тел, их молодой любви. То целовались, то бормотали какие-то слова любви и страстные обещания, и чудесное желание все росло и росло, требуя выхода. И как только они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, Йенс убрал руну Лорны от своей плоти, склонился над ней, потом опустился на колени, приподнял ее тело, выгнувшееся, как наполненный ветром парус. Голова и плечи Лорны едва касались пола. Они пытались изобразить акт любви, но мешала шерсть его брюк и батист ее сорочки, очень скоро стало ясно, что эти противные искусственные препятствия в виде одежды должны быть устранены.

Йенс приподнялся на четвереньки над Лорной и попросил, тяжело дыша:

— Лорна, открой глаза. — Она подняла веки и посмотрела на него снизу вверх, ее темные волосы разметались по полу. — Теперь ты понимаешь? Я… войду в тебя… так это бывает между мужчиной и женщиной. Но если мы сделаем это, у тебя может быть от меня ребенок. Я не хочу, чтобы это произошло.

Лорна погладила руной его лицо, рот.

— Я люблю тебя… О, Йенс, я так сильно люблю тебя… Я никогда не думала, что все будет так.

— Мы можем остановиться или можем рискнуть… вдруг в этот раз ничего не случится.

— Остановиться? Ох… я… пожалуйста… прошу, Йенс, нет… а это может случиться?

— Я не знаю. Может быть, и нет. Я… ох, Господи, Лорна, я тоже очень люблю тебя… но не хочу обидеть тебя или доставить неприятности.

— Ты обидишь меня только в том случае, если когда-нибудь разлюбишь. Йенс, прошу тебя, научи меня остальному.

Он согнул локти, приблизив свое лицо к лицу Лорны, поцеловал ее в губы с любовью, желанием и как бы извиняясь.

— Подожди… — сказал Йенс и протянул руну в темноту, где лежала его одежда. Он рывком дернул сверток, ботинки полетели на пол. — Приподнимись, попросил Йенс, — я подложу под тебя рубашку. — Он расстелил рубашку под бедрами Лорны. — У тебя пойдет кровь, но ты не бойся. В первый раз всегда так бывает.

— Кровь? Но, Йенс… твоя рубашка… Йенс, она вся будет…

Он поцеловал ее, чтобы успокоить.

— Лежи спокойно, — прошептал Йенс и лег между ног Лорны, их сердца бешено колотились и Ожидании предстоящего.

— Йенс, — прошептала Лорна, сжимая его плечи.

— Успокойся.

— Йенс… ох…

— Будет немного больно… извини… извини…

Йенс тихонько подался вперед, соединяя их тела и души.

У Лорны перехватило дыхание, она выгнулась там, что заныло между лопаток. Йенс лежал не двигаясь, глядя в лицо Лорны, боясь причинить ей боль. Наконец она постепенно расслабилась, открыла глаза и увидела над собой Йенса, опирающегося на сильные руки.

— Все в порядке? — спросил он. Лорна перевела дыхание и кивнула.

— Мне хотелось бы, чтобы ты сейчас лежала на прекрасной перине, — сказал Йенс, начиная двигать телом, — на мягкой подушке, а рядом лежали цветы из сада, может быть, даже та самая живокость, которую ты принесла мне тогда, и одна или две розы для аромата. Я бы положил их на твои волосы и увидел, что они бледнеют перед красотой твоего лица. Лорна… сладкая моя, дорогая Лорна… теперь мы так близки с тобой, как только могут быть близки два человека, и вся наша жизнь изменится теперь, после этой минуты.

Лорна пыталась держать глаза открытыми, но они сами закрылись от наслаждения.

— Мне кажется, — шептала она, тяжело дыша, — что я буду самой счастливой… женщиной в мире… если у меня будет твой ребенок… и я… ох Йенс, — жадно хватая ртом воздух, она выгнулась под ним, запрокинув назад голову. — Ох, … Йенс ох… о-о-о-а-а-ах…

В эту самую секунду Йенс отпрянул назад, кончив на свою рубашку, испачканную ее девственной кровью, в надежде, что ей не придется страдать из-за него. А потом, опустошенный, опустился на высоко вздымающуюся грудь Лорны. Он слышал ее дыхание и биение сердца. Их сердца бились друг против друга, пальцы Лорны, не останавливаясь, гладили его волосы. Рядом с ними мерцали угли потухшего огня.

Над ними возвышался остов яхты.

Все вокруг, в том числе и тишина этого вечера позднего лета, хранило их тайну. Они думали о будущем, о неизбежном скором расставании, о силах, которые будут пытаться разлучить их, о невозможности разлуки после всего случившегося.

— Я снова буду заниматься этим с тобой, — сказала Лорна. — Снова буду заниматься этим неприличным, но таким чудесным, невероятным делом, прекрасно осознавая, что может произойти в результате этого. Значит, я стану плохой?

Йенс приподнялся над Лорной и заглянул в ее прекрасные карие глаза.

— Ты теперь моя, совсем моя, и это крепче, чем брачные обеты и любые клятвы. Как я смогу расстаться с тобой, когда тебя увезут назад в город?

— Тес… — Она зажала ему рот ладонью. — Не говори об этом. Этого не произойдет до заморозков. Значит, у нас есть еще по крайней мере пять недель. Может быть, шесть, если повезет.

— До середины октября. Вы обычно в это время возвращаетесь в город?

Лорна кивнула с печальным видом.

— Но я не хочу сейчас говорить об этом. — Она сильнее прижалась и нему, в этом движении уже сквозило отчаяние. — Прошу тебя, Йенс, давай не будем говорить об этом.

— Хорошо, не будем. — Он погладил Лорну, ему показалось, что в глазах у нее слезы, хотя в сарае было слишком темно, чтобы увидеть это. — Лежи спокойно. — Йенс нырнул в темноту, нашел несколько деревяшек и бросил их в печку. Подождав, пока они разгорятся, он надел брюки, застегнул их, но не натянул подтяжки. Потом вернулся к Лорне и приподнял ее одной рукой. В свете оранжевых языков пламени Йенс сел рядом с Лорной и погладил ее лицо.

— Я думаю, тебе следует знать… — Ему было очень трудно говорить такие вещи, даже несмотря на их совсем недавнюю близость, но такова была отнюдь не романтическая сторона жизни.

— Что знать?

Йенс глубоко вздохнул и сказал то, что должен был сказать.

— Если у тебя не будет месячных, то ты должна будешь сразу сказать мне об этом. Обещай мне.

— Месячных?

Смутившись, Лорна стянула лиф, прикрывая грудь.

— Если будет задержка, то это может означать, что ты ждешь ребенка, и тогда ты должна сразу прийти ко мне и рассказать об этом. И мы вместе подумаем, что делать. Обещай мне.

— Обещаю.

Некоторое время они сидели молча, представляя себе подобную ситуацию и надеясь, что этого не случится. Лорна медленно застегнула сорочку. Когда осталась незастегнутой одна верхняя пуговица, Йенс отвел в сторону ее пальцы и завязал синюю ленточку. Его пальцы были слишком толстыми и грубыми для тонкого гладкого шелка. Покончив с этим, они сидели, глядя в лицо друг другу, но каждого тревожили собственные печальные мысли.

Йенс взял Лорну за руки.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я хочу жениться на тебе, но надо немного подождать. Если я сейчас попрошу у отца твоей руки, то он просто вышвырнет меня вон. Но если все пойдет так, нам я планирую, то в следующем году у меня будет собственное дело, я буду строить яхты, а значит, смогу содержать тебя. Но согласишься ли ты жить на доходы корабела, Лорна?

Лорна в изумлении уставилась на него.

— Да, — пробормотала она, словно выходя из транса. — Да! — воскликнула Лорна и обняла его обеими руками — Ох, Йенс, я так боялась, что ты не скажешь об этом. Я подумала, что, может быть… что, может быть, после того, что мы сейчас сделали… я не знаю, что подумала.

Йенс слегка отстранил ее от себя, чтобы видеть ее лицо.

— Ты подумала, что после этого я могу повести себя так, как будто ничего не случилось?

— Не знаю. У меня промелькнула такая мысль, когда мы тихонько лежали рядом… мне не хотелось бы так лежать ни с одним другим мужчиной. Да я бы и не смогла после того, что было у нас с тобой. Но если бы ты не заговорил о женитьбе, то что тогда?

— Но я же говорю. Лорна Барнетт, ты выйдешь за меня замуж после того, как моя яхта выиграет гонки, я обзаведусь собственным делом и многие заказчики обеспечат нам приличную жизнь?

Лицо Лорны засияло от радости.

— Да, выйду. И ничто и никто меня не остановит. Ни отец, ни мать, ни мистер Тейлор Дюваль, ни все эти социальные предрассудки, которые вбивали мне в голову. Потому что мы обязательно должны быть вместе. Тем более после сегодняшнего вечера.

— Лорна… — он прижал ее к себе. — Я буду работать день и ночь для тебя, и пусть я, возможно, никогда не стану таким богатым, как твой отец, но я обеспечу тебе достойную жизнь, вот увидишь.

— Я знаю, что у тебя получится, Йенс.

Они сели и взялись за руки, улыбаясь друг другу.

— Теперь тебе лучше одеться и вернуться в дом до приезда твоих родителей.

— Когда я тебя снова увижу?

— Не знаю.

— Завтра. Я приведу Фебу посмотреть яхту.

— Остов — это еще не яхта.

— Да, остов. Я приведу Фебу, ладно?

— Ладно. Но не обещаю, что смогу сдержаться и не выдать нашу тайну. Я могу обнять тебя и поцеловать, несмотря на то, что здесь будет Феба.

Лорна шутливо шлепнула его по груди.

— Не посмеешь. Ты будешь вести себя примерно, как сегодня утром.

— Мне будет очень трудно.

— Вот и хорошо, — поддразнила Лорна и погладила его по нижней губе указательным пальцем.

Потом ее рука скользнула вниз на грудь Йенса. Время шло, они знали, что им предстоит расстаться, но тянули каждую минуту, держась за руки, словно невинные дети, восхищаясь друг другом, готовясь и предстоящей разлуке.

— Тебе нужно идти, — тихонько произнес Йенс.

— Я знаю.

— Позволь мне помочь тебе одеться.

Йенс поднял ее на ноги, Лорна откинула волосы в сторону, и он застегнул сзади все пуговки. Когда одежда Лорны была приведена в порядок, Йенс обнял ее за талию.

— Лорна, что касается Дюваля…

Она отпустила волосы и повернулась к нему.

— Я немедленно поговорю о нем с моей матерью. С папой немного сложнее, поэтому я начну с мамы и подведу ее к мысли, что он мне не подходит. И чем скорее они поймут, что я не собираюсь выходить за него замуж, тем лучше.

На лице Йенса появилось довольное выражение.

— И я обещаю тебе, — решительно добавила Лорна, — что никогда больше не буду носить его часы. И я сдержу свое обещание. Клянусь тебе своей Любовью.

Йенс погладил руки Лорны, его глаза сказали ей, как он благодарен девушке за это решение.

— Причеши волосы.

— О, дорогой, — она вскинула руки к волосам, — я забыла свою расческу. У тебя есть?

Он пожал плечами.

— Извини, — и тщетно попытался расчесать ее волосы своими пальцами.

— Нет, так ничего не выйдет. Твоим пальцам не справиться с моими волосами.

Лорна принялась хоть как-то приводить в порядок волосы, а Йенс опустился на колени и принялся отыскивать шпильки на темном полу.

— Может быть, шпильки помогут?

Лорна наклонилась, тяжелые, темные волосы упали вниз, она обхватила их рунами и попыталась соорудить на голове что-то вроде высокой прически. Йенс наблюдал за ней.

Каждое ее движение, каждая поза запечатлевались в сокровищнице его памяти, откуда их можно было бы извлечь позже, в одинокие ночные часы, когда он будет в ком кате, расположенной над ее спальней.

— Я не говорил тебе раньше… я очень люблю твои волосы.

Ее руки, вставлявшие последнюю шпильку, замерли. Она медленно опустила их. Сейчас Лорна была настолько преисполнена такой чистой и прекрасной любви, что, казалось, ее сердце покинуло собственное тело и поселилось в теле Йенса.

— Мне так хотелось всегда, — продолжил Йенс, — посмотреть как-нибудь, как ты сооружаешь на голове это прекрасное птичье гнездышко. Лежа один в своей комнате, я представлял себе это. И каждый раз вспоминал тебя в бело-голубом платье, в котором увидел в первый раз, с широкими рукавами, закрывавшими тебе уши, когда ты поднимала руки. Высокая грудь, тоненькая талия, я клал свои руки тебе на талию, а ты опускала руки мне на шею и произносила мое имя. Йенс… просто Йенс, и мне очень нравилось, как ты это говоришь. Вот такой я видел тебя во сне.

Лорна улыбнулась и даже в темноте почувствовала, как ее щеки запылали от радости.

— Ой, Йенс, какой ты замечательный человек. Он усмехнулся, подозревая, что ведет себя уж слишком романтично для мужчины, но он говорил правду, ту самую, которую хотел сказать все лето.

— Когда я буду твоей женой, ты сможешь наблюдать за мной каждое утро.

Волосы у нее были в порядке, платье застегнуто, время позднее.

— Мне надо идти, — вздохнула Лорна. Йенс укутал ее плечи вязаной накидкой. Они подошли к двери. Он толкнул ее, и она заскрипела, словно исполняя прощальную песню. На улице они последний раз молча страстно обнялись. Йенс разжал объятия, обвил руками шею Лорны, несколько раз нежно поцеловал в лоб, потом отступил назад, отпуская ее домой.

Загрузка...