Осень сердца

Глава 13

Йенс страдал, сидя в поезде, увозившем его от Лорны. Но что он мог сделать? Нельзя было ожидать от всемогущего Гидеона Барнетта, что он с пониманием отнесется к их мольбам. Надо было жениться на Лорне, а уж потом сообщить об этом ее родителям!

Но он не сделал этого, а поступил как положено, благородно. И вот какой ужасный результат.

Что теперь делать? Ворваться в дом? Похитить свою любимую? Убежать вместе с ней? Поругаться с Барнеттом и избить его? (С каким удовольствием он бы сделал это.)

На самом деле Йенс Харкен не знал, что делать, поэтому вернулся в гостиницу «Лейл» и лежал на кровати без сна почти до пяти утра, скрипя от злости зубами.

Утром он принял два решения: убрать форму из сарая Гидеона Барнетта и попросить Тима Иверсена приютить ее у себя. Йенс умылся, оделся и спустился вниз позавтракать. Там его ожидала новость, что теперь он должен сам платить за еду. Гидеон Барнетт уже прекратил всякое дальнейшее финансирование.

Йенс поел, заплатил за завтрак и поехал на поезде в Сент-Пол. С вокзала он пешком направился в фотостудию Иверсена на Западной Третьей улице. И хотя он там никогда не был, но нашел студию без труда, обнаружив, что она больше похожа на оранжерею. Цветы были повсюду: в витрине, в горшках на полу и на специальных стойках. Цвела герань, пышно распустились фиалки, благоухали карликовые деревца в кадках, раскинулся папоротник. Среди этой буйной растительности в стеклянной витрине были выставлены на продажу патентованные фотоаппараты «Кодак» Джорджа Истмена, а у дальней стены, прикрытой экраном, стояли стулья и кресла для клиентов. Возле центральной витрины Иверсен забавлялся со старым фотоаппаратом, у которого были две линзы с расстоянием между ними в три дюйма.

Тим резко обернулся на звук дверного колокольчика, улыбнулся и направился к Йенсу, вытащив изо рта погасшую трубку.

— Кого я вижу, мой друг Йенс Харкен! Какого черта ты тут делаешь? Ты потерял свою яхту?

— Между прочим, да. Поэтому и пришел поговорить с вами.

— Звучит мрачно. Что случилось? Проходи, проходи… Снимай пальто и грейся у печки.

Сняв пальто, Йенс прошел за Тимом и пузатой печке, стоявшей возле одной из стен комнаты. Тим налил кофе и поднес к печке два стула.

— Я должен прямо все объяснить, — сказал Йенс, беря из рук Тима чашку с кофе и садясь на стул. — Барнетт выставил меня вместе с яхтой.

Тим помолчал, набивая трубку.

— Вот это да. С чего это вдруг?

— Я попросил у него разрешения жениться на его дочери.

Единственный глаз Тима уставился на Йенса, он словно буравил его, пока Тим зажигал спичку и затягивался ароматным дымом, раскуривая трубку.

— Так, могу себе представить, в какое бешенство пришел Гид от подобной просьбы. Значит, говоришь, он прекратил строительство «Лорны Д»?

— Да. Хочет, чтобы я убрался из его сарая, а если я еще хоть раз появлюсь там, он отдаст меня под суд. Ладно, я уберусь, но я не могу оставить там свою форму для сгибания ребер яхты. Я сам заплатил за все материалы, и он согласился, что она будет принадлежать мне после завершения строительства «Лорны Д». Теперь у меня единственная проблема в том, чтобы найти, где ее пристроить. Вот я и пришел спросить, нельзя ли ее затащить в вашу хижину, пока я не подыщу место.

— А почему бы и нет? Все равно сейчас хижиной никто не пользуется.

— Спасибо, Тим.

— А как насчет тебя? Не думаю, что Гид и дальше будет оплачивать твое проживание и питание в гостинице «Лейп».

— Нет, конечно. Меня уже сегодня утром заставили заплатить за завтрак. Должно быть, он послал телеграмму, уж больно все быстро произошло.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю. Я не разорен, но сэкономленные деньги намеревался использовать для открытия собственного дела. Собирался дождаться большой регаты в следующем году, но, похоже, у меня не остается выбора. Буду открывать свое дело прямо сейчас.

Тим усмехнулся правым уголком губ и здоровым глазом.

— Иногда несчастья подвигают мужчину к действиям. А как насчет Лорны? Ты все еще намерен жениться на ней?

— Непременно. Никто не сможет отнять ее у меня. Никто!

Тим скрестил руки на груди, засунул в рот трубку и промолвил сквозь клубы дыма:

— Странно конечно, но я чувствую себя немного виноватым за происшедшие с тобой неприятности.

— Вы?

— Я понимал, что происходит между тобой и Лорной, и даже несколько способствовал этому.

— Это все равно случилось бы, даже без того пикника. Лорна и я… ну, у нас это серьезно, Тим, действительно серьезно. Как будто судьба свела нас. И мы обязательно будем вместе, но сначала; должен утвердиться как корабел. В конце концов старик Барнетт оказал мне неплохую услугу. Ведь было так много разговоров вокруг «Лорны Д», что теперь мое имя известно каждому на Озере Белого Медведя. Сейчас у меня примерно четыреста двадцать долларов собственных денег, а остальные я возьму в банке в виде ссуды. И найду кого-нибудь, кто захочет рискнуть и поставить на меня. У меня к вам еще одна просьба: не могли бы вы дать мне одну-две фотографии яхты, которые сделали в последний раз? Может, у меня и не так много денег, но неплохая голова и чертовский нюх на яхты, и, когда я покажу банкиру фотографии, он сам поймет, что ее мной стоит рискнуть.

— Одну-две фотографии, да? — Тим выпустил облако дыма, наполнив воздух крепким ароматным запахом. Он попыхивал трубкой и думал, попыхивал и думал и наконец сказал:

— Пошли со мной.

Он подвел Йенса к фотоаппарату, с которым возился у центральной витрины.

— Видишь это? — Тим любовно погладил пальцами черный ящик, стоявший на высокой треноге. — Можно сказать, что это моя «Лорна Д». — Он широким жестом обвел студию. — Все эти портреты выполнены этой камерой, я ее очень люблю. Путешествуя по свету, я таскаю ее с собой, снимаю такие места, которые обычный человек может увидеть только с помощью фильмоскопа в своей гостиной. А ты знаешь, что я был в Клондайке? Представляешь себе. И в Мексике, и в Палестине, и на Всемирной выставке в Чикаго, проходившей два года назад. А на следующей неделе я уезжаю в Швецию и Норвегию, а в конце зимы буду в Италии и Греции. И изо всех этих мест я привезу маленькие картинки и знаешь, что сделаю с ними? Я буду продавать их не только здесь, у меня целый штат розничных торговцев, которые зарабатывают для меня деньги, продавая их прямо по домам по всей территории Соединенных Штатов, не говоря уже о каталогах «Сирс» и «Роубан». Я богатый человек, Йенс, о чем ты, возможно, догадывался, но у меня нет жены, нет семьи, мне некуда тратить свое богатство.

Тим замолчал, чтобы передохнуть.

— И вот ты пришел ко мне. А я считаю тебя чертовски смышленым парнем, сконструировавшим чертовски хорошую яхту, которая наверняка привлечет к тебе внимание моих немногочисленных хороших друзей. Тебе требуется поддержка. У меня имеются деньги. И вот что я предлагаю. Ты заберешь форму из сарая Барнетта, но долго она в моей хижине не останется. Кстати, хижина в полном твоем распоряжении до следующей весны, когда я вернусь из путешествия. Там дьявольский холод, и тебе придется отрастить бороду, чтобы лицо не мерзло по ночам, но ты сможешь, когда потребуется, топить печку, чтобы готовить пищу, греть воду, а что еще нужно мужчине? Но когда я вернусь весной, то попрошу тебя оттуда.

— А ты, — продолжал Тим, — тем временем подыщи подходящее помещение для мастерской, сними его или купи, как хочешь, перетащи туда форму и приступай к работе. Ты вложишь в дело триста долларов, я — остальные деньги, и ты начнешь строить эти приплюснутые сигары с парусами. Думаю, года через два, а может, даже и через год у тебя будет самая процветающая мастерская по строительству яхт во всем штате Миннесота. И когда она начнет приносить прибыль, ты сможешь выкупить мою долю или просто вернуть мне деньги с очень небольшими процентами. Ну, что ты об этом думаешь?

Ошалевший Йенс просто молча смотрел на своего старшего друга.

— Эй, скажи же что-нибудь!

— Не могу. Я потерял дар речи. Тим закашлялся, подошел к печке, открыл заслонку, выколотил в печку трубку и сунул ее в карман. Повернувшись снова к Йенсу, он улыбнулся улыбкой человека, которому приятно наблюдать за тем, как ошарашены его словами другие.

— Ну, так что ты думаешь, мистер корабел? Открывать мне в банке счет на твое имя?

— И вы сделаете это? Вы все для меня сделаете?

— Гм-м… ну не совсем все. Я не могу вернуть тебе твою девушку. Это тебе придется делать самому.

— Черта с два не сможете! Теперь все получится. Неужели не понимаете? Все, что мне было нужно, так это получить возможность содержать ее, и вы даете мне эту возможность.

— Только не надо недооценивать ее отца, Йенс. Ты из кожи вон вылезешь, чтобы заставить его изменить свое решение, даже если станешь таким же богатым, как и сам Барнетт. Для него ты всегда останешься человеком, который гораздо ниже его по положению в обществе. Нет, не рассчитывай жениться на его дочери иначе, как против его воли. А это может обернуться катастрофой для твоего бизнеса, потому что самыми лучшими твоими заказчиками будут его близкие друзья.

— А как же вы? Вы ведь тоже его друг. Вы не боитесь его гнева?

— Не очень. Я тоже рос бедным и не собираюсь жениться на одной из его дочерей. И если он порвет со мной отношения, то я смогу это пережить. А что касается моего бизнеса, то должен сказать тебе, что меня поддерживают «Сирс» и «Роубак», а также мой друг Джордж Истмен, у меня эксклюзивное право продажи его фотокамер в штате Миннесота. Конечно, в яхт-клубе поползут слухи, что я вложил деньги в твой бизнес, но толпа уважает людей, которые знают, как делать деньги. Когда они увидят, что твое Дело процветает, они первые поздравят нас обоих.

— Поздравят все, за исключением Гидеона Барнетта, — заметил Йенс.

Их разговор закончился на этой мрачной ноте, но, несмотря на это, Йенс почувствовал надежду. Какого прекрасного друга нашел он в лице Тима Иверсена. Какой умный, добрый, предусмотрительный человек! Йенс почувствовал, как его переполняет благодарность к Тиму. Это было чувство отца к человеку, спасшему его ребенка. Его нельзя выразить никакими словами. Йенс крепко обнял Тима на прощание и сказал:

— У меня нет слов благодарности. Вы хороший, очень хороший друг, и вы не пожалеете, что поверили в меня. Я буду трудиться день и ночь, чтобы мое дело процветало. Вот увидите.

— Не надо так говорить. Я с первого взгляда распознаю людей, у которых есть мечта, это самые лучшие ребята, и в них стоит вкладывать деньги. Я точно знаю это, потому что сам был таким, и мне тоже помогли. Старина Эмиль Зеринг, он был другом моего отца. Теперь его уже нет в живых, так что единственный способ отблагодарить его — это продолжить его традицию, которую, надеюсь, и ты продолжишь в один прекрасный день, когда кому-нибудь моложе и беднее тебя потребуется помощь.

— Я обязательно так сделаю. Обещаю.

— Ну, так чего же ты ждешь? Иди! И скорее начинай свое дело, чтобы я смог вернуть назад свои деньги.

Йенс улыбался, уходя от Тима. Да, в его жизни появилась новая надежда. Все будет хорошо, если только он сможет жениться на Лорне. У него не было иллюзий относительно того, что его любезно встретят, когда он войдет в двери с горгульями и попросит разрешения увидеться с ней. И Йенс решил написать Лорне о хороших новостях, отправить, как и раньше, письмо через Фебу и тайном встретиться с ней.

Этим же вечером он написал письмо:

«Дорогая Лорна, за эти двадцать четыре часа, прошедшие с того момента, как я видел тебя в последний раз, случилось многое. Даже не знаю, с чего начать. Сначала позволь мне сказать тебе, что я тебя люблю и что наше будущее кажется мне прекрасным, как никогда. Вчерашний вечер был самым ужасным моментом в моей жизни, думаю, и в твоей тоже, но это ни в коем случае не должно сломить нас, особенно после того, что произошло сегодня. Я пошел повидать Тима. И случилось невероятное: он захотел вложить деньги в мой бизнес. Я пишу это письмо в его хижине. Тим не только предоставил ее в мое распоряжение на всю зиму, но и дает деньги, которых мне не хватает для начала собственного дела. Я уже обошел все Озеро Белого Медведя, подыскивая пустое здание, но они все заняты яхтами, оставленными там на зимнее хранение. Тогда я отыскал выставленный на продажу участок земли, завтра Тим приедет посмотреть его, и, если он ему понравится, мы построим на нем новое здание, в котором и будет размещаться мастерская „Харкен Боатуоркс“. Участок расположен недалеко от хижины Тима, как раз между нею и яхт-клубом, его, конечно, придется сначала привести в порядок, но это меня не волнует. У меня сильная спина, хороший топор, а это все, что нужно норвежцу, чтобы выжить. Здание для мастерской я решил строить сам, чтобы сэкономить на рабочей силе. Мне поможет Бен, поскольку его склад все равно закрылся до весны. Еще одна хорошая новость: Бен разыскал лесопильную раму, так что мы сможем сами делать доски и сэкономим при этом на материале. Работы предстоит много, но я не волнуюсь. Здание мастерской будет готово весной, как раз перед рождением ребенка, так что, когда он появится на свет, я уже официально буду владельцем мастерской. Что ты об этом думаешь?

Наверное, понимаешь, как я рад.

Наши мечты осуществляются. Единственная трудность будет заключаться в том, что нам придется пожениться без согласия твоих родителей. Лорна, У меня сердце обливалось кровью, когда я видел, как она вытаскивала тебя из комнаты, словно какую-то преступницу. Вся ругань и оскорбления не расстроили меня так, как подобное обращение с тобой. Понимаю, я ошибался, когда думал, что они сменят гнев. на милость, узнав о ребенке, поэтому мы больше не будем говорить с ними. Отныне мы будем держать в секрете наши планы. Лорна, дорогая, нам нужно встретиться, чтобы все обсудить. Сегодня я много думал об этом и считаю, что тебе нужно приехать сюда в пятницу поездом в 10.30. Билет купи до Стиллуотера, а не до Озера Белого Медведя, потому что слишком многие в городе знают тебя, а я не хочу, чтобы об этой поездке узнал твой отец. На нашей станции я подсяду в поезд, и мы вместе поедем в Стиллуотер. Там в суде получим разрешение на вступление в брак, в Стиллуотере много церквей, мы можем обвенчаться в любой из них и до зимы будем жить в хижине Тима, а весной, когда будет построена мастерская, поселимся в пристройке к ней, пока не встанем крепко на ноги и не построим настоящий дом. Я понимаю, это большая жертва с твоей стороны — жить в бревенчатой хижине, но это не будет продолжаться вечно. Я буду очень много работать, дорогая, чтобы создать тебе условия, которых ты заслуживаешь, и в один прекрасный день твоему отцу придется взять назад свои слова.

Я только что прочитал то, что написал, и подумал: лучше нам сделать это на следующей неделе в четверг, ведь нужно время, чтобы это письмо дошло до Фебы, а Феба передала его тебе, да и тебе нужно время придумать подходящий предлог, чтобы уйти из дому.

Вот так мы и сделаем, Лорна Диана. Надеюсь, ты согласишься с моими планами. Мы будем так счастливы! Я очень люблю тебя, дорогая, и нашего ребенка. Скажи нашему крошке, что его папа в свободное время зимой сделает ему деревянную колыбельку из деревьев, стоящих на нашей собственной земле (по крайней мере, так и будет в один прекрасный день).

И не печалься. Улыбайся и думай обо мне и о следующей неделе, когда мы станем с тобой мистером и миссис Йенс Харкен.

Любящий тебя твой будущий муж Йенс»

На следующий день Йенс отправил письмо и приступил к осуществлению своих планов. Тим нашел участок превосходным. Там росли хорошие деревья, которые можно было спилить, сам участок находился рядом с его хижиной, так что уже весной Тим мог проверить, каким образом были использованы его деньги.

Они купили участок.

Йенс нанял грузовой фургон и отправился в лодочный сарай имения Роуз-Пойнт, чтобы забрать свою форму. Обнаружив на двери замок, он сломал его, забрал то, что принадлежало ему, и покинул сарай, сожалея только о том, что у него не будет возможности закончить «Лорну Д», которая выглядела заброшенной в тени старого сарая, где уже появился затхлый запах от того, что в нем никто не работал. В последний раз он погладил борт яхты и сказал:

— Прости, подружка. Может быть, я когда-нибудь увижу тебя на воде.

Йенс сложил разобранную на части форму в хижине, несмотря на предложение Тима подыскать для нее другое место. Прислонил ее к стене в большой комнате и любовался на нее вечерами, рисуя яхты, которые когда-нибудь будут изготовлены с ее помощью.

На купленном участке они с Беном установили пилораму и начали валить деревья. У фермера-соседа они взяли во временное пользование пару крупных, мускулистых першеронов и занялись изготовлением досок. Оба молодых норвежца были в хорошем настроении, запах свежераспиленного дерева щекотал их ноздри, на сапоги налипли опилки.

Йенс думал, что счастливее человек может быть, наверное, только в раю.

В четверг он поднялся рано, нагрел воды, выстирал фланелевые простыни и развесил их на форме сушиться. Потом тщательно вымылся, надел чистое шерстяное белье, выходной костюм, теплую куртку и шапку с клапанами для ушей. Путь в четыре мили до станции он проделал пешком.

Йенс ждал поезд, его сердце колотилось так, что, казалось, может выскочить из груди. Появился медленно приближающийся поезд, Йенс переминался с ноги на ногу, сжав в варежках замерзшие руки в кулаки, в одном из которых был зажат билет на поезд. Он глядел на проплывавшие мимо окна вагонов, ожидая увидеть в одном из них улыбающуюся и машущую ему Лорну, гадая при этом, в каком же она будет вагоне.

Зашипели тормоза, лязгнули сцепные муфты, платформа слегка задрожала под ногами Йенса. Он остался стоять на месте, ожидая, что Лорна сейчас появится на ступеньках одного из последних вагонов и помашет ему рукой.

Он продолжал ждать. Из поезда вышли трое пассажиров, проводник вытащил их багаж, и они ушли. На платформе появился станционный служащий с почтовой сумкой, он остановился, чтобы перекинуться несколькими дружескими фразами с проводником. Впереди послышалось шипение паровоза, и проводник крикнул:

— Посадка закончена!

— Подождите! Я тоже еду! — крикнул Йенс. В два прыжка он вскочил по ступенькам в вагон, сердце продолжало бешено колотиться. В первом вагоне Лорны не оказалось, когда Йенс вошел во второй вагон, раздался свисток и поезд тронулся, при этом Йенс чуть не упал. Он вцепился в спинку сиденья, подождал немного, а потом продолжил свой путь, и с каждым пройденным вагоном его тревога все усиливалась. Дойдя до паровозного тендера, Йенс повернулся и пошел назад, заглянул в служебный вагон.

Лорны нигде не было.

И только когда поезд прошел уже треть пути до Стиллуотера, Йенс опустился на сиденье, отдавшись во власть охватившего его страха. Он сидел, глядя в окно на проплывавший за окном присыпанный снегом ноябрьский пейзаж, безучастный ко всему. Сидевшая через проход от него женщина поинтересовалась, в порядке ли он, но Йенс не услышал ее. В отдалении по склону холма бежала лиса, распушив хвост, но Йенс, занятый только своими мыслями, даже не обратил на нее внимания.

В Стиллуотере он зашел в здание вокзала, купил билет до Сент-Пола и уселся рядом с горячей железной печкой, не замечая даже, что пот струится по телу под теплой зимней одеждой. Нужный ему поезд подошел вскоре после полудня, а без пятнадцати два Йенс уже стоял на тротуаре перед домом Гидеона Барнетта на Саммит-авеню, переводя взгляд с двери для слуг на центральный подъезд и решая, каким входом лучше воспользоваться. Если он пойдет через кухню, то его наверняка засыпят вопросами, а сейчас у него было отнюдь не то настроение, чтобы притворяться счастливым человеком.

Он выбрал центральный вход и постучал в дверь бронзовым молотком в виде горгулий с обнаженными клыками.

Дверь открыла Жаннетт, прислуживавшая внизу, Йенс узнал ее.

— Привет, Жаннетт, — сказал он. — Я пришел поговорить с мисс Лорной. Ты не могла бы позвать ее?

Жаннетт, и так никогда не жаловавшая Йенса, сегодня была особенно строга. Она поджала губы, держа дверь лишь слегка приоткрытой, так что в узкую щелку был виден всего один ее глаз.

— Мисс Лорна уехала.

— Уехала? Куда?

— Мне не разрешено говорить с тобой, а тем более пускать тебя в дом. Таков приказ.

— Но где она?

— В какой-то школе, это все, что я слышала, а ты знаешь, что в этом доме не положено задавать вопросы.

— В школе… в середине ноября?

— Я же тебе сказала, что нам не положено задавать вопросы.

— Но неужели никто не знает?..

— Нет, и никто тебе не поможет.

— А Эрнеста, она должна знать. Она горничная Лорны.

Единственная видимая бровь Жаннетт надменно взлетела вверх.

— Я сказала тебе, что молодая мисс уехала, и Эрнеста знает не больше моего. До свидания, Харкен.

Она захлопнула дверь перед его носом. Чувствуя, что движется как в каком-то кошмарном сне, Йенс направился ко входу для слуг, куда вели несколько цементных ступенек.

— Ох, это опять ты, — выдохнула миссис Шмитт, увидев Пенса.

Он без лишних слов перешел к делу.

— Вы знаете, где мисс Лорна?

— Я?

— А знаете, когда она уехала?

— Откуда это могу знать я, кухарка, которая никогда ничего не видит, кроме этих кухонных стен.

— Спросите остальных, кто-то должен знать.

— Вот и спроси сам.

Йенс уже собрался так и поступить, как в противоположной стороне кухни распахнулась дверь, и в нее ворвалась Лавиния Барнетт, наверняка извещенная Жаннетт о визите Йенса. Она направилась прямиком к нему и указала на дверь.

— Ты уволен, Харкен. Убирайся из моей кухни и оставь в покое мою прислугу.

Нервы Йенса были на пределе. Его оскорбляли, на него кричали, обзывали, выгоняли, обращались с ним как с ничтожеством. А теперь вот эта женщина, эта отвратительная, несносная ведьма скрывает от него местонахождение той, что носит под сердцем его ребенка.

Он схватил Лавинию Барнетт за руку и вытащил на улицу через выход для слуг. Лавиния кричала, пыталась вырваться и вцепиться ногтями ему в лицо, — Отпусти меня! Отпусти! — Йенс закрыл дверь, а Лавиния продолжала кричать: — Помогите! Боже мой, помогите же кто-нибудь!

Йенс крепко сжал запястья Лавинии и прижал их К ее груди, придавив саму Лавинию к стене. Сквозь шелк платья камень царапал ее кожу, словно иголки дикобраза.

— Где она? — рявкнул Йенс. — Отвечайте! Лавиния снова завопила. Йенс еще сильнее прижал ее к стене. Платье лопнуло по шву на одном рукаве, крик Лавинии оборвался, глаза вылезли из орбит, тонкие губы раскрылись, сведенные от страха.

— Слушайте меня, и слушайте внимательно! — Йенс слегка ослабил хватку. — Я не хочу вас трогать, никогда в своей жизни я не обращался грубо с женщинами, но я люблю вашу дочь. У нее будет от меня ребенок. Когда я…

Дверь в кухню распахнулась, и на пороге появился новый работник Лоуэлл Хьюго с вытаращенными глазами. Йенс мог бы одним ударом вогнать его в землю, словно колышек для палатки.

— Отпусти ее! — потребовал Хьюго писклявым голосом.

— Убирайся отсюда и закрой дверь! — Йенс положил одну руку на грудь Хьюго и толкнул его так, что тот пролетел футов шесть в направлении кухни, споткнулся о порог и упал на задницу.

Йенс протащил Лавинию Барнетт вдоль стены и сам захлопнул дверь.

— А теперь внимательно слушайте меня! Я не жестокий человек, но раз вы отнимаете у меня Лорну и моего ребенка, я буду бороться. Я люблю ее, а она любит меня. Похоже, вы этого не понимаете. Так или иначе мы все равно отыщем друг друга, и если вы думаете, что ваша дочь не будет так же рваться ко мне, как я к ней, то, стало быть, вы ее совсем не знаете. Можете передать эти слова вашему мужу. Скажите ему, что Йенс Харкен приходил сюда, и он еще вернется. И будет приходить каждый раз, пока не отыщет его дочь. — Йенс осторожно отпустил Лавинию и отступил на шаг. — Простите, что испортил вам платье.

Лавиния Барнетт настолько обмякла от страха, что, казалось, она буквально висит на стене, удерживаемая только шелковой тканью.

Дверь в кухню снова распахнулась, и из нее показалась Хальда Шмитт, размахивавшая скалкой.

— Не трогай ее! — закричала Хальда и огрела Йенса скалкой по голове. Он успел вскинуть руку, чтобы отразить удар, но тот был настолько сильным, что Йенс упал спиной на цементные ступеньки и вынужден был ретироваться на четвереньках.

— Убирайся отсюда, а то еще получишь! — воскликнула Хальда, подступая к нему.

Йенс вскочил и побежал.

Выскочивший вслед за Хальдой Хьюго подлетел к хозяйке и успел подхватить ее, поскольку колени у Лавинии подогнулись. Он увел ее в кухню.

Спустя час в обитом ореховым деревом офисе Гидеона Барнетта разразился скандал.

— Сэр, туда нельзя! Сэр!

Йенс Харкен не обратил внимания на эти слова. Он шел, расталкивая мелких служащих и заглядывая в один стеклянный кабинет за другим, пока не увидел самого Барнетта, развалившегося за столом. В креслах, стоявших перед столом, сидели двое мужчин.

Распахнув без стука дверь, Йенс с воинственным видом ворвался в комнату.

— Скажите им, чтобы ушли, — приказал он. Лицо Барнетта над густыми седыми усами покраснело, он медленно поднялся из-за стола.

— Джентльмены, — обратился он к посетителям, не глядя на них. — Прошу извинить, но оставьте нас на несколько минут.

Мужчины поднялись и вышли из кабинета, закрыв за собой дверь.

С отвращением, сквозившим в каждой черточке его лица, Барнетт прошипел:

— Ты… жалкий… иммигрант… шваль. Надо было ожидать от тебя чего-нибудь подобного.

— Я пришел спросить у вас, сколько стоит женское шелковое платье, потому что я только что порвал платье вашей жены. — Йенс вытащил из кармана несколько банкнот и положил на стол двадцать долларов. — Вы узнаете об этом, когда придете домой, а может быть, и раньше. Этот жалкий иммигрант, который любит вашу дочь и является отцом ее будущего ребенка, только что попытался заставить вашу жену сказать, куда вы ее спрятали. Вам, конечно же, захочется арестовать меня, поэтому я пришел сообщить вам, где представители закона смогут найти меня. До конца зимы я буду жить в хижине Тима Иверсена, а если меня не окажется дома, то они смогут найти меня примерно в полумиле на север от хижины, где я строю собственную мастерскую. Пусть ориентируются на звук пилорамы, его слышно за пару миль. Но хорошенько подумайте, прежде чем послать за мной шерифа. После ареста будет суд, а на суде я расскажу, почему пришел в ваш дом и пытался добиться ответа от вашей жены. Я расскажу им, что боролся за Лорну и нашего ребенка. А когда я найду ее, она уже больше никогда не будет разговаривать с вами, так что спросите себя, стоило ли ради этого терять собственную дочь… а вместе с ней и внука. До свидания, мистер Барнетт, простите, что прервал ваше совещание.