Физика Божественной пыли

— Если во Вселенной нет ничего кроме пыли и вероятности, как же хоть что-то происходит? — спросил я. — Как вы объясните гравитацию и движение? Почему всё не остаётся неподвижным?

— Я могу ответить на эти вопросы, ответив сначала на другие, — сказал он.

— Как вам удобнее. Главное, чтобы я понял.

— Наука основывается на предположениях. Учёные предполагают, что электричество будет вести себя завтра так же, как и сегодня. Они предполагают, что законы физики, применимые здесь, на Земле, так же применимы и на других планетах. Обычно эти предположения верны, или достаточно верны, чтобы быть полезными.

— Но иногда предположения ведут нас по неправильному пути. Например, мы полагаем, что время непрерывно — то есть, что между любыми двумя моментами, не важно насколько близкими, всегда есть ещё чуть-чуть времени. Но если это верно, то минута длилась бы вечно, потому что она состояла бы из бесконечного числа мельчайших кусочков времени, а бесконечность означает, что они никогда бы не кончились.

— Это старый трюк, я проходил его ещё в школе, — сказал я. — Я думаю, он называется «парадокс Зенона», по имени одного старого грека, который первым его придумал.

— И какое же решение у этого парадокса? — спросил он.

— Решение такое: каждый бесконечный кусочек времени бесконечно мал, поэтому математически всё срабатывает. Время может быть непрерывно, и при этом минута не будет длиться вечно.

— Да, математически это всё работает. И поскольку минута не длится вечно, мы полагаем, что парадокс Зенона не является на самом деле парадоксом. К сожалению, это решение неверно. Бесконечность — удобный инструмент для математики, но это просто абстрактная концепция. Это не свойство нашей физической реальности.

— Разве Вселенная не бесконечно большая? — спросил я.

— Большинство учёных соглашаются, что Вселенная огромна, но конечна.

— Это не имеет смысла. Что если я долечу на ракете до конца Вселенной и не остановлюсь? Разве я не смогу лететь вечно? Где же я буду, если не во Вселенной?

— Ты всегда являешься частью Вселенной, по определению. А значит, когда твоя ракета пересечёт текущую границу Вселенной, граница начнёт двигаться вместе с тобой. Ты станешь новой, внешней границей Вселенной в этом направлении. Но Вселенная по-прежнему будет иметь определённый размер, вовсе не бесконечный.

— Хорошо, Вселенная может быть конечной, но всё то «ничто» вокруг неё бесконечно, так? — спросил я.

— Не имеет смысла говорить, что у тебя есть бесконечное количество ничего.

— Да, наверное. Но вернёмся к теме, — сказал я. — Как вы объясняете парадокс Зенона?

— Представь себе, что всё сущее исчезнет и затем снова появится. Сколько времени пройдёт, пока ничего нет?

— Откуда я знаю? Вы придумали этот пример. Сколько?

— Нисколько. Время не может пройти, потому что время — это человеческая концепция о том, как меняются вещи по отношению к другим вещам. Если всё во Вселенной исчезнет, то не останется ничего, что могло бы изменяться по отношению к другим вещам, поэтому на самом деле времени не существует.

— Что если исчезнет всё за исключением меня и моих часов? — спросил я.

— В таком случае ты будешь ощущать воздействие времени по отношению к самому себе и своим часам. И когда остальной мир вернётся, ты мог бы сравнить, сколько времени прошло, согласно твоим часам. Но все остальные люди во Вселенной не изменялись бы во времени, пока они не существовали. Для них бы ты мгновенно состарился. Их и твоё время отличаются, потому что ты изменялся, а они нет. Не было бы общего времени; у каждого наблюдателя своё время было бы своё.

— Хорошо, думаю, это я понял. Но как всё это относится к моему первоначальному вопросу о гравитации и о том, что заставляет вещи двигаться?

— Видел ли ты когда-нибудь график распределения вероятности? — спросил он.

— Видел. Набор точек. Там где точек больше, там вероятность наивысшая, — ответил я, довольный, что сумел вспомнить хоть что-то из занятий по статистике.

— Вселенная выглядит как график вероятностей. Места скопления точек — это галактики и планеты, те места, где гравитация сильнее всего. Но гравитация — это не притягивающая сила. Гравитация — это результат вероятности.

— Вы опять меня запутали.

— Реальность имеет пульс, ритм, за неимением лучшего слова. Божественная пылинка исчезает на один удар и появляется на другой в новом месте в зависимости от вероятности. Если частичка божественной пыли исчезает вблизи какой-нибудь большой массы, скажем планеты, то вероятность заставляет его на следующем ударе появиться ближе к планете. Вероятность возрастает рядом с массивными объектами. Или, если перефразировать, масса — это физическое проявление вероятности.

— Кажется, я понял. Вроде бы, — соврал я.

— Если бы ты понаблюдал за Божественной пылью около Земли, всё выглядело бы так, словно её притягивает к планете. Но не существует движения через пространство в том смысле, в котором мы его понимаем. Эта пыль постоянно исчезает из одного места и появляется в другом, с каждым новым появлением всё ближе к Земле.

— Я предпочитаю существующую теорию гравитации, — сказал я. — Ньютон и Эйнштейн практически всё выяснили. Их теории работают. Относительно же вашей я не уверен.

— Обычные формулы для гравитации работают замечательно и с моим описанием реальности, — ответил он. — Всё, что я сделал, это добавил ещё один уровень понимания. Ньютон и Эйнштейн дали нам формулы для гравитации, но никто из них не ответил на вопрос, почему объекты притягиваются друг к другу.

— Эйнштейн объяснил и это, — сказал я. — Помните, мы уже говорили об этом? Он сказал, что пространство искривляется материей, поэтому гравитация — это просто кратчайший путь объектов в искривлённом пространстве.

Старик молча продолжал смотреть на меня.

— Хорошо, — сказал я. — Я признаю, что не понимаю, что это значит. Звучит как полная бессмыслица.

— Язык Эйнштейна об искривлённом пространстве и моё описание Божественной пыли не что иное, как абстрактные модели. Если они помогают нам справляться с нашим окружением, то они полезны. Моё описание гравитации легче понять, чем модель Эйнштейна. В этом смысле, моя модель лучше.

Я усмехнулся. Никогда раньше я не слышал, чтобы кто-нибудь сравнивал себе с Эйнштейном. Самомнение старика меня впечатлило, но не убедило.

— Вы не объяснили происхождение орбит. Как ваша теория объясняет, что Луна обращается вокруг Земли и не падает на неё? Ваша Божественная пыль появлялась бы каждый раз всё ближе к Земле, до тех пор, пока не врезалась бы в её поверхность.

— Ты созрел для второго закона гравитации.

— По всей видимости.

— Существует ещё один фактор, который влияет на положение вещества, когда оно снова появляется. Это инерция, за неимением лучшего слова. Хотя Божественная частица невообразимо мала, она имеет некоторую вероятность появления точно там же, где уже существует другая частица Бога. Когда такое случается, одна из частиц должна найти новое положение и изменить свою вероятность. Для наблюдателя, если бы он мог видеть такие крошечные события, это выглядело бы так, словно две частицы столкнулись и затем изменили свои скорости и направления. Новая скорость определяется тем, насколько далеко от изначальной точки появляется Божественная частица с каждым новым тиком Вселенной. Если это расстояние велико, то нам кажется, что объект движется быстро.

Он продолжил:

— Поэтому на каждую Божественную частицу всегда влияют две вероятности. Одна вероятность заставляет пылинки Бога появляться всё ближе друг к другу. Другая вероятность такова, что пылинка будет появляться вдоль прямой линии, начерченной из её прошлого. Всё видимое движение во Вселенной основано на этих двух противоборствующих вероятностях.

— Луна, например, имеет определённую вероятность приближения к Земле и определённую вероятность движения по прямой линии. Эти две вероятности, по чистой случайности, уравновешены. Если бы гравитация действительно была притягивающей силой, как мы обычно думаем о ней, то существовала бы какая-то разновидность трения, замедляющая Луну и в результате приближающая её к Земле. Но поскольку гравитация есть не что иное, как вероятность, то никакого трения нет, и Луна может обращаться вокруг Земли практически вечно.

— Что если все частицы, составляющая Луну, вдруг не появятся рядом со своим предыдущим положением? — спросил я. — Вы говорите, что это только дело вероятности, где частица появится в следующий раз, поэтому, не может ли Луна внезапно исчезнуть, если все её частицы исчезнут в одном месте, и появятся на другой стороне солнечной системы?

— Да, может. Но вероятность этого смехотворно мала.

— Проблема с вашей теорией, — сказал я, — в том, что вещество не исчезает и не появляется постоянно. Учёные бы это заметили.

— Вообще-то, они это заметили. Материя исчезает и появляется всё время. Это и есть квантовый переход. Возможно, ты слышал этот термин, но не знал его происхождения.

— Будь я проклят!

Загрузка...