Особенности национального пиара

А что ты нам говорил о королевстве, то мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы.

Иван III — Фридриху III

ГОДЫ

1389-1425 — Княжение Василия I.

1425-1462 — Княжение Василия II (с перерывами).

1446 — Ослепление Василия II Дмитрием Шемякой.

1453 — Падение Константинополя, конец Византийской империи.

1462 — Начало княжения Ивана III (1462-1505).

1471 — Поход Ивана III на Новгород, битва на Шелони.

1472 — Иван III вступил в брак с Софьей Палеолог.

1480 — Стояние на реке Угре, конец татаро-монгольского ига.

1497 — Гербом русской монархии становится византийский двуглавый орел.

ВЕХИ

Украсть великую победу

Фальсификация истории ради папы римского. Скандал как повод

Золотой пояс Косого и его роль в русской внутренней политике.

Господин или государь?

Самая дорогая описка в истории. Царя сделали трусом

Кому понадобилось принизить Ивана Грозного?

Москва — новый Рим

Присвоение византийского наследия.

Русская пружина

По каким-то загадочным причинам марксисты считали, что развитие истории идет по спирали. Утверждение более чем спорное. Но что касается XV века на Руси, то это была даже не спираль, а пружина. За 100 лет могучая пружина распрямилась и подбросила страну высоко вверх.

Начиналось все скромно. В отличие от своего отца Дмитрия Донского, Василий I не участвовал ни в одном сражении. Проведя детские годы в татарском плену, он потом связал себя браком с литовской княжной. Пытался не платить Орде дань, просто потому что «денег нет». А единственный подвиг Василия I (правда, ого-го-го какой!) — удивительная бескровная победа над самим Тамерланом. Василий вывел московское войско навстречу непобедимому Тамерлану и заставил того свернуть с пути на Москву. Впрочем, даже этот подвиг и тот был приписан заступничеству иконы Владимирской Богоматери.

Так что орден «За заслуги перед Отечеством» Василию дать вроде не за что, разве только в связи с юбилеем, и то при выходе на пенсию.

Но вслед за невнятным Василием I пришел Василий II Темный. Этот великий князь раскрылся, как ни странно, когда его ослепили. Потеряв зрение, он вдруг неожиданно стал волевым, более того, как бы сейчас сказали, харизматичным правителем.

А потом был Иван III — Божьей милостью государь всея Руси. На великом фундаменте, заложенном при нем, до сих пор строится здание политической истории России.

И на брендах, которые он создал сам... Или завершил формировать в годы своего царствования.

В поле «черного PR». Агент влияния и мастер фальсификаций

В 1827 году в Париже вышла брошюра с затейливым названием «Почему Наполеона никогда не существовало, или Великая ошибка, источник бесконечного числа ошибок, которые следует отметить в истории XIX века». Ее автор, некий учитель математики, доказывал, что император Франции — мираж! Плод массового гипноза. И вообще Наполеон — на самом деле Аполлон (а что, звучит похоже!), символ солнца. Взошел на Востоке (Египет), зашел на Западе (остров Святой Елены). Три сестры Наполеона — три грации, четыре брата — четыре времени года, две жены — Земля и Луна. А его 12 маршалов[84] — это 12 знаков зодиака!

Ну, казалось бы, бред или розыгрыш.

Однако так решили не все. Кто-то увидел в этой концепции остроумную пародию на модные тогда космогонические теории. А кто-то — очень своевременную книгу. «Отреставрированные» Бурбоны делали все, чтобы Франция забыла Наполеона. Книжка пришлась ко двору. Подумаешь, что тысячи участников наполеоновских походов живут и здравствуют! Стоит вплести в извилины эту дикую теорию, и само существование недавно почившего Бонапарта станет уже не столь очевидным.

Получилась непотопляемая PR-конструкция. Скажут: «Ну что за чушь!» Можно ответить: «Это просто пародия и шутка, а у вас нет чувства юмора». А тот, кто поверит, ничего не скажет. Пусть даже не поверит — просто усомнится.

Как оказалось, абсурдному творению суждена была долгая жизнь. «Почему Наполеона никогда не существовало» вскоре издали в Англии и Германии. В 1912 году книга была переведена в России. Последнее известное нам французское издание относится к 1972 году. До сих пор «Comme quoi Napolee on n'a jamais existe» приводится как классический пример исторической фальсификации.

Еще один мастер препарирования истории, вышедший из учителей математики, всем нам известен — Фоменко.

Но лучше бы он учился не у французов, а у своих, отечественных фальсификаторов. Они работали тоньше. Да и значительно — на 400 лет — раньше.

Первая страница русской PR-истории XV столетия оказалась классически «черной». Трудно поверить, но ревизии подверглось главное событие XIV века — Куликовская битва. Причем дважды!

Первый московский летописный свод общерусского значения — «Свод 1408 года» — конечно, содержал сведения о победе русских на Куликовом поле, но она была представлена как заурядная битва, каких происходило множество. Куликовская битва была описана так: «Брань крепка зело и сеча зла». Ход сражения 1380 года передан предельно кратко. Зато подробно рассказано о потерях. И все.

Процесс летописания находился под жестким «административным» контролем тогдашнего московского митрополита Киприана. Он ориентировался на Византию, Дмитрий Донской его не любил, а потому у Киприана были поводы на него обижаться. В результате — согласно установкам митрополита — в московском своде 1408 года было принижено значение победы своего же, московского князя[85].А вот разорение Москвы татарским ханом Тохтамышем, которое приключилось двумя годами позже, расписано было во всех подробностях. Что ж, прием по управлению общественным мнением известный. Значение основного события можно затушевать, сконцентрировав внимание на событии второстепенном. При этом в своде подчеркивается, что князь Дмитрий Донской бросил Москву на произвол судьбы и уехал в Кострому. О том, что он отправился в Кострому собирать войска против Тохтамыша, даже не упоминается. «Не ста на бой, ни противу его поднял рукы, но поеха в свой град на Кострому». Понять это можно было только как рассказ о личной трусости и подлости Донского.

Зато о вечном сопернике Донского, главе Русско-Литовского княжества Ольгерде говорится с большой симпатией. Тоже все понятно. Если нет возможности опустить героя ниже плинтуса, то надо приподнять его противника. Правда, у Киприана тут была некая моральная проблема: Ольгерд оставался язычником, поганым — в терминах того времени. Ну а летопись создавалась при митрополичьем дворе. Превозносить литовского князя, поклонявшегося священным ужам, церковным писателям-идеологам было ну совершенно невозможно!

А впрочем, почему нет? Обозвав для порядка Ольгерда «безбожным и нечестивым», Киприан затем сосредоточился на положительных личных качествах литовца. Тот предстает как носитель высокой морали, едва ли не как православный монах: «...превзыде властию и саном, но не пива и меду не пиаше, ни вина, ни кваса кисла, и воздержание приобрете себе». Ну а в боях этот высокоморальный Ольгерд побеждал, потому что «не токма силою, елико уменьем воеваше»[86]. Герой... Рыцарь...

Куда смотрел Василий I?

Да туда же, куда обычно — в никуда. Как сейчас бы сказали, его «кремлевская администрация» и «управление внутренней политики» попросту прохлопали нормальную идеологическую диверсию.

Вопрос: зачем все это было нужно русскому митрополиту?

Только ли обида? «Идеологические» разногласия? Разные взгляды на международные аспекты отношений Константинополя, Рима и Москвы?

Не торопитесь, все гораздо проще. Я бы даже сказал, все очень по-современному.

Тут грех не вспомнить одну американскую народную мудрость.

Цитирую: «Пункт первый. Что бы вам ни говорили, помните, вам говорят не всю правду.

Пункт второй. Как бы вам все ни объясняли, знайте, речь всегда идет о деньгах».

Сказано гениально. Американцы вообще гениальны во всем, что касается денег. Этот афоризм, думаю, можно вообще смело делать лозунгом всех политиков и политтехнологов на все времена.

Так и тогда — фальсификация летописи и всяческое PR-принижение роли Дмитрия Донского было лишь частью сложной политической игры митрополита Киприана и Константинополя, смысл которой сводился к двум базовым ценностям: борьбе за власть и, соответственно, за деньги. Бюджеты, так сказать.

История вкратце такова.В воздухе тогда витала идея церковной унии — объединения православия и католичества. Стоя перед лицом угрозы с мусульманского Востока и ища военной поддержки Запада, сам византийский император уже отрекся от православия и принял католичество. Ориентировашийся, как я уже писал, на Константинополь, Киприан всячески продвигал идею «церковной унии» с переподчинением своим напрямую папе римскому.

Логика была такова.

Русская церковь одновременно с Константинополем «ложится» под Рим. Соответственно, папа как утверждает в должности митрополита (то есть тогда уже — кардинала)

Киприана, так, соответственно, и благословляет на трон Великого московского князя. Это означает, что Киприан становится в Москве фигурой как минимум равновеликой князю. А с учетом того, что Рим далеко, а Господь высоко, то еще и абсолютно самостоятельным в своей политике.

Более того, кардинал в этой «новой структуре власти» стал бы значительно ближе к папе и Риму, чем любой князь, а значит, мог бы влиять и на светскую политику непосредственно от имени самого епископа Римского — наместника Бога на земле.

Дмитрий Донской же, напротив, как любой нормальный светский правитель, хотел, чтобы русская церковь подчинялась исключительно ему. Авторитет Донского держался на Куликовской битве. Теперь ее значение стали принижать. Агент влияния в сане митрополита, переживший своего оппонента в ранге великого князя, осуществлял подготовительные PR-мероприятия. Потихоньку готовил общественное мнение к унии. Подпиаривал, так сказать, униатов.

Так вот, одной из примет такой подготовки и стал московский летописный «Свод 1408 года».

Вообще говоря, даже удивительно, какое значение в те давние времена имело письменное слово. Неужели действительно — не вырубишь топором?

КИПРИАН (?-1406) — приехал в Россию из Константинополя в качестве патриаршего посла, чтобы разобрать жалобы митрополита на литовцев. Оглядевшись, решил стать митрополитом сам. Поинтриговал как следует и стал. Все равно как если бы Виктор Черномырдин, уехав послом на Украину, занял бы, немного поосмотревшись, должность ее президента. Правда, уж если САМ Виктор Степанович до такого не додумался, то, боюсь, Зурабову и подавно не светит. (Специальная оговорка для дорогих украинских читателей — патриотов Незалежности — это была шутка ©.)

Казус Всеволожского

Когда дожившие до конца 20-х годов XV века ветераны Куликовской битвы знакомились со «Сказанием о Мамаевом побоище», они испытывали настоящий шок. «Сказание» было создано в Троице-Сергиевом монастыре. Монастырь находился на Радонежской земле. Ею управлял боярин Всеволожский. И вот теперь выяснялось, что одним из главных героев битвы был... Всеволожский. Отец правителя.

Это была фальсификация того же уровня, как если бы в фильме «Освобождение» доклады Сталину делал Брежнев. Но на подобное специалисты Суслова не решились даже в разгар «застоя».

А Всеволожский-сын рискнул.

Незадолго до появления «Сказания о Мамаевом побоище» Всеволожский отстаивал в Орде право Василия II занимать московский престол. И проштрафился. Слишком уж налегал на право ханов карать и миловать. Надавил он на татарское тщеславие по полной программе — и добился успеха.

Но в Москве выбранная им тактика не понравилась. Не успели от Орды хоть немного избавиться, как вот опять... Опять все снова-здорово! На Всеволожского стали смотреть как на пособника татар.

Вот тогда-то, в этой, как бы сейчас сказали, сложной обстановке «информационного давления» на фактического премьер-министра Московского государства боярина Всеволожского и назревающего «репутационного кризиса» и появилось «Сказание».

В нем широкому кругу читателей доходчиво объясняли: отец Всеволожского — главный герой Куликовской битвы. Не меньше, чем сам Донской. Ну, типа маршала Жукова при «вожде народов». А сын героя Куликовской битвы по определению не может быть пособником Орды. Ну не может — и все.

Увы, не сработало. PR запоздал. Сам Василий II к тому моменту уже разочаровался в своем «первом министре». Независимо от его похождений в Орде.

Тем не менее «Сказание о Мамаевом побоище» дошло до наших дней более чем в 100 списках. Это что сохранилось через века. Представьте, сколько их тогда было растиражировано. Для Древней Руси это очень много. И в каждом рядовой участник знаменитой битвы Всеволожский-отец представлен чуть не главным героем. «И вот уже, братья, в то время полки ведут: передовой полк ведет Дмитрий Всеволодович...» Это он[87].

Итак, XV век начался с черного PR. С дискредитации и фальсификации ключевого события в противостоянии с Ордой. Вы не поверите, но этим же он и закончился! Правда, событие было другое — стояние на Угре. И PR-эффект получился тоже другой, гораздо более мощный. Жертвой ревизии пал государь всея Руси Иван III, который и поныне остается самым недооцененным русским монархом.

Но мы сильно забежали вперед.

Василий II. Шекспировские страсти. Действующие лица, они же — исполнители

Если бы мы писали не очередную главу популярного исследования русского PR, а трагедию в духе Шекспира — под вполне шекспировским названием «Василий II», — то начать ее следовало бы с действующих лиц. Чтобы в процессе чтения попросту не запутаться в перечне похожих имен, давно уже подзабытых всеми, кроме профессиональных историков.

Так мы и начнем.

Василий II Темный — великий князь московский (1425-1462, с перерывами). Несколько раз терял престол, а потом был ослеплен Шемякой (1446). После этого и был прозван Темным. В этом прозвище слышна трагичность и уважительность. Народ видел в нем законного государя.

Софья Витовтовна — его мать. Литовка по национальности. Решительная женщина.

Юрий Галицкий — великий князь Московский (1433-1434), дядя Василия II.

Василий Косой — великий князь Московский (1434, один месяц), сын Юрия Галицкого, соответственно, двоюродный братец Василия II. Был ослеплен Василием II (1436), за что и получил свое несимпатичное прозвище. Народ его не любил.

Дмитрий Шемяка — великий князь Московский (1446-1447), тоже сын Юрия Галицкого. Ослепил в отместку за брата самого Василия II. Был отравлен.

Круг замкнулся. Ослепления, отравления. Достаточно мрачно. Но начиналось все с отчасти комического эпизода. Шекспир любил вставлять такие интермедии в свои трагедии. К сожалению, русская история не была ему знакома, а то бы вместо «Короля Лира» ходили бы мы сейчас на «Василия II».

ВАСИЛИЙ КОСОЙ (ок.1403-1448) — как ни крути, а русский царь: Васька Косой в 1434 году занял московский великокняжеский престол. Популярное в определенных кругах «погоняло» приобрел, когда вернувшийся на трон Василий II ослепил его. Чтобы больше не хулиганил

Чистяков П. П. (1832-1919). Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного в 1433 году срывает с князя Василия Косого пояс, принадлежавший некогда Дмитрию Донскому

На радость бульварной прессе

Итак, завязка всего — редкий в Древней Руси, но самый настоящий, достойный аршинных заголовков в желтой прессе великосветский скандал.

Вот так это примерно бы звучало.

«МАТЬ ПРЕЗИДЕНТА (ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ) ПРИ ВСЕХ ОСКОРБИЛА ПЕРВОГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА (КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ, БУДУЩЕГО КОСОГО)!»

«НА СВАДЬБЕ ПРЕЗИДЕНТА (ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ) УСТРОИЛИ МУЖСКОЙ СТРИПТИЗ!»

«НАРУЧНЫЕ ЧАСЫ ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА, БРЕГЕТ 1812 ГОДА (ЗОЛОТОЙ ПОЯС КНЯЗЯ) — КРАДЕНЫ ИЗ ГОХРАНА!»

А случилось вот что.

Василий Косой явился на свадьбу Василия Темного (ни «Косым», ни «Темным» на тот момент они еще не были, на двоих — четыре глаза) в великолепном золотом поясе. Внимание всего московского большого света было приковано к этой детали туалета Василия. Вещь была редкая и дорогая безумно.

Софье Витовтовне (матери великого князя) донесли, что уникальное произведение ювелирного искусства, красующееся на пузе у важного гостя, когда-то украли из их великокняжеской казны.

Матушка была женщиной взрывной.

Интрига была рассчитана на публичный эффект, как история с алмазными подвесками в «Трех мушкетерах». У Дюма пропажа женских драгоценностей должна была опорочить королеву. У тех, кто сплел заговор аккурат к княжескому пиру, был схожий план. И кремлевские интриганы оказались удачливее Ришелье. По понятиям того века обвинение в краже из казны оскорбляло не только одного человека, а всю ветвь княжеского рода. И вот прямо на свадебном пиру своего сына властная вдовствующая княгиня Софья подошла к Василию Косому и громко на него наорав (предполагаю, даже обматерив) сорвала с него пояс.

Более тяжкого удара по самолюбию мужчины нанести было невозможно. А что делать? На дуэль (тогда это называлось — Божий суд) старую женщину не вызовешь. Кровью позор на месте не смыть. Даже материть в ответ — и то недостойно великого мужа. Так что роли в этой интриге были распределены авторами психологически очень точно.

Кипя злобой, Василий Косой с братом Дмитрием Шемякой покинули негостеприимную Москву и поскакали к себе в Костромскую область собирать войска.

Впервые в русской истории специально подстроенный публичный скандал (чем не special PR-event высшей пробы?) был использован в политических целях. Галицкие претендовали на великокняжеский престол. Годами между Москвой и Галичем тянулась «холодная» война, в которой арбитрами выступали татары. Но теперь узел был разрублен, и все должна была решить военная сила. Без татар.

Скандал на свадебном пиру имел длительные, разнообразные и крайне драматичные последствия.

Репетиция Смуты и третья сила

В разгоревшейся междоусобице Василий II терял московский престол неоднократно. Ни один десятиклассник — золотой медалист не восстановит эту цепочку московских правителей, просто потому что ее нет в школьной программе. А и была бы — попробуй запомнить.

Для забавы назову очередность, как и кому переходил московский трон. Итак: Темный — Галицкий — Темный — Галицкий — Косой — Темный — Шемяка — Темный. Как, если кто помнит, в детском мультфильме про Карлсона, который живет «в пентхаусе»: «Звоните, наш телефон — 223-32-22..., ой, извините 322-22-32...» Князья из костромского Галича легко захватывали Москву, но никак не могли в ней удержаться.

Все же они были властью не законной — и в глазах населения, и в глазах властных элит[88]. Да и денег у них не было. Вводить новые налоги? От законного князя — стерпели бы. От узурпатора ждали милостей и послаблений, иначе терпеть его не хотели.

Кто не слышал о «Шемякином суде»? Это про «коррумпированные суды» при Шемяке, который получал «отстежку», видимо, с каждого процесса.

Капиталец Шемяка наживал... Но в народе становился еще менее популярен, и власть буквально утекала как вода у него между пальцев... «Повесть о Шемякином суде» — шедевр средневековой обличительной литературы. И образец блестящего «черного пиара». Там нет ни слова про княжеские разборки, однако трусливый и жадный судья носит это достаточно редкое древнерусское имя. Всем все сразу понятно.

В общем, укрепиться на московском троне Галицким князьям никак не удавалось. Стоило кому-то из этой ветви занять русскую столицу, как вокруг него возникал вакуум, и через какое-то время удачливый претендент лишался престола.

Москва стала для этого клана роковым городом. В первый раз Юрий Галицкий «сам с великого княжения в пяти человецех съехал»: все от него разбежались, остались лишь пятеро самых близких вельмож. Полнейший политический провал!

Овладев Москвой во второй раз, Юрий сразу начал чеканить монеты с изображением своего небесного покровителя Георгия Победоносца, поражающего копьем змея. Но, увы, и монета не помогла: царствовал Юрий лишь пару месяцев. Рекорд поставил Василий Косой: ОДИН месяц.

Верховная власть постоянно возвращалась к Василию II, при этом нельзя сказать, чтобы он был как-то особенно удачлив. Военные поражения терпел, пожалуй, даже чаще, чем среднестатистический русский князь — и от родственников, и от татар. Но судьбу московского престола тогда решала третья сила. В коллизиях русской истории XV века она себя обнаруживает не военной мощью. За Василием II стоял авторитет русской церкви.

Она стремилась получить императора по образцу византийского. Для стабильности. В развернувшейся междоусобице церковь твердо поставила на Василия II — и уже не отступалась от выбранного кандидата.

Василий II регулярно платил по счетам. Вот из Константинополя на митрополичий престол прислали грека Исидора — очередного (вслед за помянутым ранее «двойным агентом» Киприаном) сторонника объединения православной и католической церквей. Под властью папы римского, естественно. В Москве Исидор, чтобы расставить все точки над i, отправился в Кремль на богослужение, сразу взяв с собой три булавы — знак кардинальского сана. А заодно латинский крест, который православные называли крыжом. В храме русский митрополит (!) шокировал собравшихся, провозгласив... многолетие папе римскому! (По тогдашним православным канонам, отметим, первейшему и злейшему из еретиков!)

Думаю, с учетом искренности и простоты религиозных нравов XV века, даже если бы он с кафедры Успенского собора воздал хвалу Сатане, публичный эффект был бы не большим.

Все, ясное дело, оторопели. А что скажешь: это ведь не сельский поп службу ведет, а сам митрополит Московский, только что утвержденный самим Константинополем.

Но Василий, тихий вроде тихий, а тут себя проявил: «Остановись, ересный переметчик! — буквально зарычал он. — Ты не пастырь, а хищный волк!»

И один своевременный окрик великого князя уберег страну от перспективы религиозных войн, бушевавших в это время на западе Европы. С точки зрения внутренней политики Руси рык Василия оказал неоценимую услугу православной церкви, разом, действительно, расставив все точки над i. С точки зрения пиара, князь сразу же заявил о себе как о непримиримом противнике Унии.

Ну как было Православной Церкви не поддержать такого хорошего человека? Такого «правильного» князя?

Еще через 200 лет церковь сыграет схожую роль в утверждении династии Романовых.

ШЕМЯКА (1420-1453) — это не прозвище, а просто славянское мужское имя, такое же, как Шварн или Шестак. Выражение «Шемякин суд» вошло в русский язык как символ несправедливого судопроизводства. Историки объясняют это коррупцией, царившей в Москве, когда он сидел на троне. Самое удивительное, что древнерусская сатирическая «Повесть о Шемякином суде» рассказывает о том, как судья принимает решение не в пользу богатых, а в пользу бедняка. В конце 80-х годов прошлого века в Новгороде была обнаружена мумия, в которой опознали Шемяку. Причина смерти мышьяк.

Слепой да малые дети

Однако вскоре Василий II снова проиграл очередное сражение и даже попал в плен к татарам. Москву занял Дмитрий Шемяка. А когда великий князь вернулся из плена, Шемяка его «арестовал» во время богомолья в Троице-Сергиевом монастыре. «По ходу следствия», он ослепил родственника и отправил в ссылку в Углич.

Такой уж тогда сложился обычай. Если в XI веке ослепление одного князя (вспомните историю Василько) вызывало всеобщее негодование, то в XV ослепляли всех направо и налево. Учились у Византии? А там это было обычным способом борьбы с политическими врагами. И считалось даже гуманным, человечным — не убивают ведь...

Московские элиты немного повозмущались — и успокоились. Да и у самого Василия II рыльце было в пушку: до этого успел ослепить Василия Косого. Да еще и своего первого боярина Всеволожского (это вам, дорогой читатель, еще раз к той мысли о безнаказанности добрых дел).

Правда, ослепление ослеплению рознь... Народ выразил свое отношение уже кличками, которые дал пострадавшим. Великий князь Василий вошел в историю как Темный. Вполне уважительное прозвище. Бренд скорее положительный, в любом случае не плохой.

А вот его двоюродный брат, тоже Василий — тот был Косой... Тоже своего рода «фамилия», но явно неуважительно звучит.

Шемяка, чье имя тоже стало нарицательным, политик был явно слабый и особенно скверный пиарщик. А то, что он потом сделал с детьми Василия Темного, стоило ему места в Кремле...

Когда Василия II захватили, то в суматохе упустили его наследников. Сторонники Василия II увезли их в Муром. Шемяка вызвал рязанского епископа и сказал: «Батюшка! Поезжай в свою епископию, в Муром, и возьми детей великого князя Василия, а я с радостию их пожалую, отца их выпущу и вотчину дам достаточную, чем будет им можно жить». Посланному батюшке поверили. Детей привезли.

Принял Шемяка их поначалу ласково, позвал на обед, одарил. А на третий день отослал к отцу, в Углич, в заточение.

На редкость бездарный политический ход.

Что бы ему сказал на это грамотный консультант по имиджу?

Сказал бы: «Ты, князь Шемяка, — просто идиот!» Ну, покорректней, конечно... «Держать тебе их надо было бы у себя, в соседней палате. Кормить блинами с вареньем, выводить по праздникам на красное крыльцо, показывать народу! Мол, я-то позабочусь о детках бывшего Великого князя, поставлю их на ноги, не то что их папашка-алкоголик. Не зря лишили его родительских прав, да выслали, обалдуя, в Углич! И были бы тебе, Шемяка, и слава государя милосердного, и любовь народная, и всякий прочий позитивный PR. А заодно — под боком хорошо охраняемые заложники, сидел бы тогда Василий II в Угличе себе и не дергался. Ибо сам понимал, не дурак, шаг влево, шаг вправо — собственными детишками рискнет».

Но хорошего консультанта под рукой у Шемяки явно не было. Ибо сделал он все PR-ошибки, какие только были возможны.

1. Публично наврал. (Но это как раз в политике не страшно, если в остальном вести себя правильно.)

2. Проявил бессмысленное жестокосердие.

3. Показал непоследовательность: получив детишек свергнутого врага, зачем-то наобещав им при всех златые горы, а затем отправил обратно в тюрьму.

3. В ссылке дал им воссоединиться с отцом, тем самым развязав ему руки.

4. Подставил того самого епископа Иону. Когда епископ привез из Мурома детей, Шемяка «повеле ему сести на дворе митрополиче». То есть назначил митрополитом. Расплатился, как поняли все, за типичный киднеппинг.

Тут общественное мнение окончательно превратило Шемяку в злодея на троне. Со всей Руси стали поступать сведения о готовящихся мятежах. Шемяка опять повел себя непоследовательно: собрал епископов и архимандритов и стал «прощения просити и каятися». Зря. Начал злодействовать — не отступайся уже. А то примут раскаяние за слабость. И приняли. Мало того, что злодей, так еще слабак... Такого просто грех не наказать.

За всех тогда ответил Иона, которого Шемяка превратил в Иуду: «Сделал ты неправду, а меня ввел в грех и срам. Ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил. Выпусти его, сними грех со своей души и с моей! Что тебе может сделать слепой да малые дети?» По результатам совещания, в котором участвовали и бояре, все выехали в Углич к бывшему монарху.

Слепой Василий предстал человеком сломленным: «И не так еще мне надобно было пострадать за грехи мои... перед вами, старшими братьями моими, и перед всем православным христианством, которое изгубил и еще изгубить хотел». Так же каялись и признавались в самых невероятных преступлениях высокопоставленные жертвы сталинских процессов.

Но со сталинских процессов путь был один — в расстрельный подвал. А покаяние Василия II было как раз удачным психологическим ходом: показал он себя всем уставшим от политики человеком и смиренным христианином. Который не будет мстить и сводить счеты.

Шемяка выпустил Василия с детьми и сам тоже по-братски попросил прощения.

Вот это для него стало совершенным политическим провалом.

Поводыри с посохами

Если принимать все слова и поступки людей XV века за чистую монету, придется признать: предков нам никогда не понять. Но, может быть, ослепленный Василий II просто разыграл в Угличе спектакль? Инстинкт власти, даже инстинкт самосохранения в этот момент требовал от него поступить именно так.

Тогда же вокруг Вологды сразу завертелись большие дела. Сторонники Василия, как оказалось, только и ждали его освобождения. Обязательства, данные им, «взял на себя» игумен Кириллова монастыря. Василий приехал туда из Вологды под предлогом раздачи милостыни. А Церковь сняла с него клятву! Таким образом, обязательство не претендовать на престол больше на нем не лежало. Это сейчас городок Кириллов знаменит историко-архитектурным заповедником на базе монастыря. Да еще кирилловским лимонадом, который похвалил сам Путин, почувствовавший в нем «вкус детства». А когда-то здесь решалась судьба трона!

В начале 1446 года Василий II был ослеплен и, казалось, потерял все шансы. А в конце того же года его отряды входили в Москву, а сам он триумфально возвращался на престол. Начинал он как слабый, несамостоятельный правитель. То его, как говорящую собачку, Всеволожский возил с собой в Орду выпрашивать престол, то на его собственной свадьбе родственнички устраивали мерзкий скандал. Но теперь все изменилось. Такое впечатление, что взамен двух утраченных глаз у правителя открылся третий, вещий.

Шемяку изгнали из Москвы. Он ненадолго спрятался в Новгороде, но вскоре покушал там курочки и отдал Богу душу. Сам собой? Это маловероятно...

Некий подъячий Беда (говорящая фамилия, нечего сказать), прискакавший в Москву с донесением об успехе «спецоперации», был пожалован в дьяки. Если Шемяка сам помер — то за что бы такое «повышение»?

Судьба митрополичьего престола тоже решилась. Собор епископов избрал все того же Иону. Впервые русские выбрали главу церкви без всякого участия греков. Самостоятельный выбор митрополита — не только славная страница в политике, но и пример сильного государственного пиара. Это было создание нового бренда: а у нас собственный митрополит! Дочерняя фирма освободилась от контроля материнской...

Великий князь, взяв на себя ответственность за конфликт с Константинополем, снова аккуратно расплатился с церковью за помощь. А византийскому императору Василий II направил совершенно издевательскую телеграмму... Нет, правительственной связи тогда еще не было, и из Москвы отправили пергамен. Но как отправителям хотелось, чтобы послание быстрее добралось до адресата: «Будь благосклонен к отцу нашему Ионе митрополиту. Мы хотели обо всех этих делах церковных писать и к святейшему патриарху православному, требовать его благословения и молитвы; но не знаем, есть ли в вашем царствующем граде патриарх али нет?»

Можно ведь было писать и повежливее, в рамках диппротокола, но тогда Руси очень уж хотелось самоутвердиться.Свеженький митрополит Иона в 1448 году разослал общерусский циркуляр. В послании о своем посвящении он призывал всех христиан бить челом государю Василию. Если же они этого не сделают и допустят возобновление усобицы, то, как обещает митрополит, «в земле их никто не будет больше зваться христианином, ни один священник не будет священствовать, все церкви Божии будут затворены». Вот так. Если против Василия II Темного — то буквально к черту. Полное отлучение от церкви всей недовольной территории. Что, страшно?! В те времена было очень даже страшно.

Не стоит думать, что мирская власть и власть церковная просто расшаркивались в любезностях, оказывая друг другу взаимные услуги. На определенной стадии их интересы слились. Это проявилось через 10 лет, когда греки вновь решили направить на Русь своего человека. Василий II на этот раз говорил очень жестко: «Выбор митрополита принадлежал всегда нашим прародителям, великим князьям русским, и теперь принадлежит нам. Кто будет нам люб, тот и будет у нас на всей Руси. А от Рима митрополиту у нас не бывать, такой мне не надобен».

Естественно, в письме монарха желаемое выдается за действительное. За 500 лет христианства на Руси митрополитов из Константинополя много раз присылали вообще без каких-либо консультаций с Киевом, Владимиром, Москвой. Но читать это послание надо как программу на будущее. Теперь второго человека в русском государстве будет назначать его первый человек. Можно больше Фурманова к Чапаеву не присылать: у него и свои комиссары найдутся.

Итак, династия утвердилась. Государь позаботился о том, чтобы споры о преемнике, пардон, тогда это называлось — наследнике, не отнимали более у страны силы и средства, столь нужные ей для борьбы с татарами.

ЛИГАЧЕВ Егор Кузьмич (р. 1920) — главный пиарщик КПСС, обессмертил себя фразой: «Борис, ты не прав». Пытался стать новым Сусловым, но времена уже были другие. Не удалось

Ельцин тоже каялся с трибуны партийного пленума, а уж его-то этот инстинкт никогда не обманывал. «Подвели тебя амбиции твои», — говорил тогда униженному товарищу по партии Егор Кузьмич Лигачев. Если б он знал, какие на самом деле у Бориса Николаевича были амбиции!

Думаю, даже подозрительный Горбачев и тот не догадывался. Иначе отправил бы Бориса Николаевича не пересиживать опалу на Малой Дмитровке в должности первого зампреда Госстроя СССР, а гнить бы третьим секретарем райкома куда-нибудь в Мухосранск.

ЧАПАЕВ Василий Иванович (1887-1919). «Из всех искусств для нас важнейшим является кино», — говорил Ленин. В верности его слов убедился красный комдив Чапаев. В 1934 году, когда вышел одноименный фильм, в СССР не показывали ни боевиков, ни вестернов. А тут боевик и вестерн в одном флаконе! Чапаев стразу стал легендой. Его PR полностью держится на этом фильме

Постпиар эпохи Василия Темного

Эта эпоха дала герб Москве. Традиция помещать на монетах портреты правителей или значимые символы пришла на Русь из Византии. Святой Георгий появился впервые еще в XI веке на монетах и печатях Ярослава-Георгия Мудрого. А в XV веке воина-змееборца, своего святого, поместил на монетах другой Юрий — Галицкий. Он просидел на московском великокняжеском престоле всего два месяца, но Василий II почему-то не отменил символику, введенную его соперником. Вряд ли, раз уж сам ослепленный князь изображения не разглядел, то и другим до этого не было дела. Георгий Победоносец, поражающий змея копьем, при Темном как-то окончательно прижился на московских монетах и печатях. Отличный бренд, переживший века.

Естественно, никто не помнит никакого Галицкого, а герб Москвы каждому москвичу и гостю столицы попадается на глаза по несколько раз на дню. Чего не отнять у московских властей, так это умения и напора в продвижении городской символики. А что? Хороший герб. Содержательный, экспрессивный, старинный, графичный. И чувство гордости за нашу столицу вызывает.

Только, чур, не смотреть на его скульптурное изображение на Поклонной горе в Москве[89], дабы не портить впечатления.

Пройдет еще одна деноминация, и опять вернется в оборот копейка. Это станет поводом для очередной — и, будем надеяться, последней — яркой PR-кампании по поводу ее возвращения. Герб Москвы с копейным всадником по-прежнему будет звякать в каждом кармане, каждом кошельке.

Удивительно, но вскоре наши предки совершенно забыли, что привычный всадник на копейке — не кто иной, как Георгий Победоносец.

Думали просто: всадник и всадник, ну, стрелец какой-то на коне или боярин. А копейка называется — потому что боярин с копьем.

Может, и про Юрия с Василием мы вспомним, когда будем знать отечественную историю получше.

Иван III. Первый Великий и первый Грозный

Это был человек крутого нрава, холодный, рассудительный, с черствым сердцем, властолюбивый, непреклонный в достижении поставленной цели, скрытный, чрезвычайно осторожный. Такую оценку Ивану III дает Николай Костомаров, и мы с ним, в общем-то, согласимся. С одним небольшим дополнением-уточнением. Во многом благодаря этим качествам Иван Васильевич и стал первым в истории Государем всея Руси. Доброта, эмоциональность, доверчивость — прекрасные качества, но никак не для правителя.

Первым, кого можно назвать со всем основанием Великим — как Екатерину II и Петра I. Правда, современники дали ему другое имя — Грозный. Да-да, Иван IV Васильевич был уже вторым Грозным — после Ивана III Васильевича. На настоящий момент он заслуживает еще одного прозвища — Недооцененный. Увы, это так: Иван III остается самым недооцененным русским государем. Пиарщикам его это должно быть особенно обидно. Да и всем нам...

Он занял московский престол на 23-м году жизни и правил 43 года и 7 месяцев. Каких-то 5 месяцев он не дотянул до конца одиннадцатого президентского срока!

В конце царствования у Ивана III «выработался» такой тяжелый взгляд, что женщины, говорят, встретившись с ним, падали в обморок.

Полаяли за короля

При Иване III решилась судьба Великого Новгорода — крупнейшего торгового города Восточной Европы. И центра огромной части Русской земли, превосходившей по территории все владения московского князя. Еще в середине XV века Новгород оставался одной из трех самостоятельных частей Руси. Помимо него были великокняжеская Москва и Литовско-Русское княжество.

Боярская Новгородская республика вынуждена была лавировать, чтобы сохранять свою относительную независимость. Управлялась республика собранием всего мужского населения, но в реальности правило, конечно, не вече, а олигархия. Феодал, землевладелец и купец выступали тут как единое целое. Как это принято у олигархов, политические механизмы и общественное мнение они использовали исключительно в своих личных интересах.

Усиление роли Москвы было очевидно. Это составляло угрозу новгородским вольностям и олигархическим интересам. Несметные богатства бояр были пущены в ход, чтобы перевести Великий Новгород под власть Казимира — польского короля и литовского великого князя. Проблема решалась просто, без фантазии. Были куплены голоса избирателей. Голоса в прямом смысле — самые крикливые голоса. «Худые мужики вечники» кричали на вече: «Не хотим за великого князя московского, не хотим называться его отчиною, мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы, хотим за короля Казимира!»

Васнецов. А. М. (1856-1933). Новгородский торг

Несогласных, в соответствии с новгородским избирательным ноу-хау, как обычно, побили и побросали с моста в Волхов. Политтехнологам на заметку: в новгородской демократии избирательные технологии всегда работали безотказно. Обычно — с моста в речку. Охладиться. Но если очень надо (для торжества демократии, ясно дело), то можно еще эффективнее. Бритвой по горлу — и в колодец. Уж очень о больших деньгах шла речь.

Король Казимир, конечно, согласился обеспечить Новгороду защиту. Кто же откажется от таких территорий? Итак, Новгород заключил военный союз с Литвой против Москвы. Такого еще не бывало.

Подчеркнем, в разгар новгородского кризиса «связям с общественностью» Москва уделяла исключительное внимание. Пиар стал важнейшей частью конфликта Новгорода и Москвы.

Во-первых, Иван III подчеркнуто демонстрировал «международной общественности» терпение и миролюбие. Мониторя происходившее в Новгороде, Иван раз за разом отправлял туда послания такого содержания: «Исправьтесь, отчина моя, имя мое держите честно и грозно по старине, а я вас, свою отчину, жаловать хочу и в старине держу». Иван III выдерживал миролюбивый тон и как бы подразумевал сохранение новгородских вольностей. Но и никогда не давал возможности усомниться в том, что считает Великий Новгород своей землей.

В новгородском общественном мнении формировался образ справедливого и — что самое главное — легитимного государя. Этот образ стоял выше политических интересов момента. И хотя Иван III не являлся новгородцам самолично, было ясно, что рано или поздно он придет. И с ним придет некая новая справедливость. А обиженных всегда и везде много, и справедливости они жаждут.

Во-вторых, важным направлением работы по Новгороду для Кремля была поддержка промосковской партии. К началу 70-х годов она была побеждена и отодвинута от рычагов управления. Немалое число членов этой партии перебили и перетопили в ходе демократического процесса. Однако она никуда не делась. Как никуда не могла исчезнуть и ее политическая основа — простонародье.

«Простые новгородцы видели в московском князе православного и русского государя, а в литовском — католика и чужака. Передаться из подчинения Москве в подчинение Литве значило бы для них изменить своей вере и народности», — отмечает Платонов. Естественно, это чувство большого патриотизма всячески поддерживалось явными и тайными московскими эмиссарами. На это чувство давил Иван, когда снова и снова писал в Новгород, убеждая новгородцев отстать от Литвы и короля-католика.

Кстати, по-видимому, агенты Ивана обрабатывали и про-литовскую партию. Ее лидер посадник Борецкий, по слухам, получил звание московского боярина.

Вот так бы работали нынче кремлевские политики по Украине или хотя бы по Белоруссии — глядишь, может и другие были бы результаты...

В Москве же переход Новгорода к Литве был представлен не только как измена лично великому князю, но и вере. Всему русскому народу.

Решение новгородцев отстаивать свою независимость любой ценой в Москве изображали исключительно как заговор бояр Борецких. Вече представлялось московскими публицистами как беззаконное сборище «злых смердов» и «безграмотных мужиков». Они били во все колокола и «кричаху и лаяху, яко пси, глаголаху: "За короля хотим"». Кремлевские политтехнологи заглянули и в летописи. И конечно же, сразу нашли доказательства, что Новгород «из старины» якобы был «отчиной» владимирских князей.

Бред? Несомненно! Но пиар не обязательно строится на исторической правде.

Всей совокупностью действий правительства московская элита была морально подготовлена к самым решительным действиям. Она считала новгородский вопрос особо важным. Как только стало известно о договоре с Казимиром, был собран большой совет с участием высшего духовенства и бояр. На нем решили выступать на Новгород немедленно, не считаясь с неблагоприятными условиями. Новгородской кампании придали вид похода за веру. Этакий внутрирусский крестовый поход наоборот!

Летописец отмечал: Дмитрий Донской вооружился на безбожного Мамая, а благоверный великий князь Иван пошел на отступников от православия к латинству.

Так внутренние русские разборки были уравнены с войной с давними угнетателями и с представителями другой цивилизации.

Новгородцы теперь стали даже хуже язычников! Отрывок из московской летописи интересен своей логикой: «Неверные изначала не знают Бога, а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству. Отступили они не только от своего государя, но и от самого Господа Бога».

Вот так... Безбожный Мамай никогда Христа не знал. А новгородцы знали и отступились. Они еще хуже татар.

Отправляясь на войну, Иван III даже взял с собой некоего дьяка, умевшего «говорить по летописям». На случай встречи с послами ученый дьяк должен был напомнить, как Великий Новгород изменял в давние времена отцам его, дедам и прадедам.

До парламентеров дело не дошло. Встретившись с новгородцами, москвичи неожиданно разнесли их в пух и прах.

Формально, с военной точки зрения, сила была на стороне сепаратистов. И обстоятельства — тоже. На реке Шелони московское войско столкнулось с многократно превосходившим их по численности ополчением «республиканцев». Но московская пропаганда сделала эти отряды небоеспособными. Рядовые новгородцы не хотели идти против «веры, царя и отечества». В 1917 году такие части регулярной армии, ставшие небоеспособными по моральным факторам, практичные большевики назовут «разагитированными».

Итог — полная победа Ивана III. 12 000(!) убитых с новгородской стороны. Четверо попавших в плен полководцев, включая «сепаратиста № 1» Борецкого, были обезглавлены. Иван III показал, что может быть не только терпелив, но и грозен. Резня на Шелони доходчиво объясняла: никогда больше не надо поднимать оружие против Москвы.

Лебедев К. В. (1852-1916). Марфа Посадница. Уничтожение новгородского веча

Но ведь это не столько победа оружия, сколько победа пиара!

Новгородцы теперь просили пощады. Они отказались от всех обязательств перед Литвой и поклялись «быть неотступными» от Москвы. Иван — так и быть! — вроде поверил.

Но в самом политическом устройстве Великого Новгорода было нечто такое, что противоречило идее центральной власти. Через несколько лет он опять заволновался. А местная элита снова посматривала в сторону Литвы.

Город раздирали внутренние смуты. Вот пример, словно взятый из рубрики «Криминальная хроника»: «Посадник степенный с 18 другими боярами своей стороны, наехавши с многочисленным отрядом на две улицы, людей переграбил и перебил, многих даже до смерти, имения взял на тысячу рублей. В то же время староста другой улицы ударил на двор двух братьев-бояр, людей у них перебил, имения пограбил на 500 рублей». Помните фильм Мартина Скорсезе «Банды Нью-Йорка»? Примерно так же все и обстояло тогда в Новгороде.

Улица, на которой жил человек, как правило, совпадала с его политическими симпатиями. Прописка означала принадлежность к той или иной партии. Городские разбои осуществлялись в рамках политической борьбы. «Потому что, — назидательно замечает московский летописец, — земля эта давно уже в своей воле жила. Кто кого мог, тот того и обижал».

Тоже своего рода подмена понятий, чистая пропаганда «вертикали власти» и «крепкого государства». Не надо, дети, не надо жить по своей воле, от этого бывают разбои. Надо жить богобоязненно, под властью великого князя Московского, и тогда везде будет порядок.

Пока же пострадавшие жители жаловались великому князю.

В 1475 году Иван лично отправился в Новгород для суда: «Хочется мне обиженным управу дать». На своем суде он не пощадил сильных бояр: «Известно всему Новгороду, отчине нашей, сколько от этих бояр и прежде зла было, а нынче, что ни есть дурного в нашей отчине, все от них». Очередного посадника-лиходея арестовали. В народе это было воспринято как проявление справедливости.

Новгородцы стали ездить в Москву и просить суда у Ивана.

Новый ивент-менеджмент

Ну, фраер, я тебя за язык не тянул.

(из бородатого анекдота)

Одной из важнейших вольностей Новгорода было то, что великий князь не имел права вызывать для суда новгородца с его земли. А если они сами хотят?! Теперь истцы с берегов Волхова сами осаждали великого князя. А за ответчиками в Новгород ездили московские приставы.

«Этого не бывало от начала, — говорит летописец, — один только великий князь Иван Васильевич довел их до этого».

Среди очередных новгородских жалобщиков оказались два чиновника городского веча: некий подвойский (чиновник по поручениям) и дьяк веча (секретарь). В своей челобитной они назвали великого князя государем. А не господином, как это было принято в Новгороде.

Казалось бы — какая разница. Всего одно слово. Один синоним заменен другим. Но эта описка имела такие последствия, как ни одна другая в истории (во всяком случае — в русской истории). И было ли это опиской? Может, новгородским чиновникам подсказали умные московские люди, как надо написать, чтобы быть в тренде? Данных нет. Но что основным трендом стало укрепление централизованной государственности — факт. Политические люди просто обязаны понимать и даже спинным мозгом чувствовать такие вещи.

До этого официальные послы Великого Новгорода всегда обращались к великому князю «господин». Это обращение подразумевало определенное равенство сторон. Летопись свидетельствует: «С тех пор как земля их стала, того не бывало, ни одного великого князя государем не называли, а только господином».

А тут — государь! Событие не принципиальное для жизни обоих государств, но очень полезное для пиара. Иван III немедленно ухватился за новое слово в дипломатической практике. Уже через месяц (невероятная ведомственная оперативность для XV столетия), а именно в апреле 1477 года, он отправил своих послов спросить, о каком государстве говорили в Москве послы Великого Новгорода? Дословно вопрос ставился так: «Какого они хотят государства?[90] Хотят ли, чтоб в Новгороде был один суд государя, чтобы тиуны его сидели по всем улицам, хотят ли двор Ярославов очистить для великого князя?» Собственно, в вопросе уже содержался ответ. Целая программа-минимум по лишению Новгорода независимости. Дело, конечно, было не просто в обращении — государь или господин.

«Новгородцы на вече отвечали, что не называли великого князя государем и не посылали к нему послов говорить о каком-то новом государстве: весь Новгород, напротив, хочет, чтоб все оставалось без перемены, по старине», — пишет Костомаров.

В его описании все происходившее тогда выглядит спокойно. На самом деле возникла ситуация острейшего кризиса. Она сопровождалась привычными для вольной республики грабежами и убийствами. Новгородцы «взбесновались, как пьяные», по выражению летописца. Княжеских послов отпустили только через шесть недель с таким посланием: «Вам, своим господам, челом бьем, но государями вас не зовем; суд вашим наместникам по старине, а тиунам вашим у нас не быть, и двора Ярославова не даем. Хотим с вами жить, как договорились в последний раз; кто же взялся без нашего ведома иначе сделать, тех казните, как сами знаете, и мы здесь будем их также казнить, кого поймаем[91]. А вам, своим господам[92], челом бьем, чтоб держали нас в старине, по крестному целованию». Как видите, в послании новгородцев дважды прозвучало «господа» — для доходчивости.

Иван делает отличный ход: прикидывается, что не понял. Он сообщает митрополиту и своим боярам... о клятвопреступлении новгородцев: «Я не хотел у них государства, сами присылали (!), а теперь запираются и на нас ложь положили».

Раз «сами присылали», князь быстро собрался и отправился наказывать Новгород огнем и мечом. Московское войско дошло почти до самых городских стен, когда навстречу ему вышла представительная делегация с таким посланием: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея России! Ты положил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиною своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй!»

«Господин государь» — та еще хитрая формулировочка! Новгородцы умели взвешивать слова. В торговом городе умели торговаться.

Великий князь ничего послам не ответил, но позвал их обедать. А потом отправил троих своих бояр к ним «на говорку». Они определяли конкретные условия мира. Тем временем московские войска окружали город. Когда все ключевые позиции были заняты, Иван III велел сказать послам: «Сами вы знаете, что посылали к нам Подвойского и вечевого дьяка, и назвали нас, великих князей, себе государями; мы, великие князья, по вашей присылке и челобитью послали бояр спросить вас: "Какого нашего государства хотите?". И вы заперлись, что послов с тем не посылали, и говорили, что мы вас притесняем. Князь великий вам говорит: "Захочет Великий Новгород бить нам челом, и он знает, как ему нам, великим князьям, челом бить"».

Вот вам образец дипломатической формулировки! Понимай, как знаешь!

Последние загадочные слова оставляли свободу для практически любых действий. И содержали «подсказку»: сами знаете, как надо называть нашу особу, и как надо с ней обращаться!

Ведя словесную, этакую теоретическую пиар-дискуссию, брать штурмом хорошо укрепленный город Иван III не собирался. Он ждал, когда в осажденном Новгороде возьмет верх промосковская партия.

Снова приходило посольство, чтобы узнать, чего хочет великий князь. Ответ был прежним: «Если Новгород захочет бить челом, то он знает, как ему бить челом».

Когда измученная неопределенностью боярская республика прислала посольство в третий раз, то пришло оно с повинной. Мол, действительно, Новгород посылал в Москву чиновников называть великого князя государем, а потом отрекся от своих слов. «Если так, — передал Иван III, — если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве». После серии контактов было дано и окончательное разъяснение. «Государство наше таково, — был ответ, — вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть».

Иван Васильевич хорошо знал эту публику — древнерусских олигархов. Он забрал у них власть, унизил, но оставил им их собственность. Все-таки для лучших людей Новгорода главным были их земли, торговые суда и сундуки с деньгами и мехами. Республиканская форма правления была наиболее удобна для сохранения статус-кво, но республикой эти люди легко пожертвовали, когда на них надавили. Государь не стал уничтожать новгородскую олигархию до конца, а, загнав в угол, выпустил на своих условиях. Пока.

Вечевой колокол — главный символ вольности новгородской — увезли в Москву.

Победа была достигнута почти исключительно средствами активного PR. Вся история с господином-государем заняла ровно год.

Конечно, у нее было продолжение. Были восстания новгородцев, были пушки у стен Новгорода, казни, репрессии, конфискации собственности, но все это уже было не конфликтом двух формально независимых государств, а просто борьбой Москвы с «новгородскими сепаратистами».

Согласитесь, как говаривал дед Щукарь, «это уже совсем другой коленкор».

Васнецов А. М. (1856-1933). Московский Кремль при Иване III

Загадка Угры

В 1480 году Иван III покончил с властью татар над Русью. Уже одно это позволяет назвать его величайшим правителем в истории средневековой Руси. Через 100 лет после своего знаменитого предка Дмитрия Донского, давшего Орде генеральное сражение на Куликовом поле, Иван III малой кровью обратил в бегство войска хана Ахмата. Это тоже была победа скорее пиара, чем артиллерии. Сначала он перестал платить Орде дань. Потом встретил татарское войско на пограничной реке Угре, где произошло знаменитое «стояние».

К 800-летию Москвы была издана замечательная детская книжка «Наша древняя столица». Потом она много раз переиздавалась. Ее автором была мама Никиты Михалкова — Наталья Кончаловская. «Стоянию на Угре» посвящены строки поэтессы Кончаловской про то, как хан прислал послов, требуя от Ивана III дань...

Государь прочитал и, спокоен и строг, повернулся к Ахметовым людям, бросил наземь ярлык под сафьянный сапог и сказал: «Дань платить мы не будем!..»

Детишкам не стоило знать, что легенда про топтание ярлыка была просто образчиком более позднего и, несомненно, яркого политического PR.

Не топтал Иван III ярлык... И на землю он ничего не бросал. В современных Ивану III источниках про этот эпизод нет ни слова. Да и бросить наземь он мог только «басму» (золотую пластинку или фигурку), которой хан снабжал своих послов. Но «ярлык» был младшим школьникам понятнее — у всех когда-то текли слюнки при виде дорогого шоколада «Золотой ярлык».

Благодаря красивому образу, храбрый царь так и вставал перед глазами. В общем, «Наша древняя столица», ставшая классикой детской литературы, воспроизводила легенду, которая должна была улучшить имидж государя. И всея Руси.

В действительности все было прозаичнее и сложнее.

На реке Угра, соответственно на противоположных берегах, два войска занимали позиции, не переходя к решительной битве. Великий князь Иван затягивал переговоры, в ходе которых от него сперва требовали «встать у стремени» хана. А когда он, долго медля с ответом, наконец отказался, тогда толком и не знали уже, чего потребовать.

Стоят две армии. Возможно, они примерно одинаковы по силе... Но имидж одной — это имидж воинов слабеющего государства. Имидж другой — образ государства поднимающегося и крепнущего. На что накладывалась личная харизма Ивана III — от взгляда которого боярыни в обмороки падали. Который дремал на пиру — и никто не смел даже шелохнуться, говорили шепотом, чтобы не потревожить великого князя. У Ахмата такого реноме не было...

Своей неуступчивостью Иван III Грозный на Угре сначала породил в сопернике сомнения, потом — неуверенность. В конце концов ордынские войска, потеряв остатки боевого духа, в смятении отступили. Хан Ахмат, от которого вела свою родословную великая русская поэтесса Анна Ахматова, вскоре пал жертвой заговора. Его прикончили свои же. Более того, торопливо доложили о своем «подвиге» русскому великому князю и были награждены.

Формально Москва просто отделилась от Золотой орды... Стала независимой. Но получается, не просто независимой! Москва воспринималась как государство более могущественное. В XIV веке мучили и гнобили русских князей, натравливали друг на друга тверских и московских правителей. А тут все наоборот: татары режут друг друга и хвастаются на Руси, кто Москве больше пользы принес. Только что голову Ахмата в Москву не везут.

Казалось бы — блестящая победа. Окончательно отвоеванная независимость. Иван III — чудо выдержки и политической тактики. Психологическая и пропагандистская победа, которая позволила полностью сохранить свои войска!

Но сегодня никто «стояние на Угре» таковой как-то не считает.

У наших историков не принято петь дифирамбы великой победе 1480 года.

В результате мы сегодня «в упор не видим» достижений и побед предков, упускаем множество возможностей для исторической гордости, создания положительного имиджа Руси.

А Иван III остается самым недооцененным ее правителем.

ПОЧЕМУ?!

У этого есть свои причины, и они тоже лежат в плоскости PR.

АХМАТОВА Анна Андреевна (1889-1966). «Моего предка, хана Ахмата, — писала Анна Ахматова, — убил ночью в его шатре подкупленный русский убийца, и этим, как повествует Карамзин, кончилось на Руси монгольское иго». Это предание семьи Горенко подарило псевдоним великой русской поэтессе

Почему?

Для того чтобы во всем разобраться, придется вникнуть в детали династической борьбы в конце XV века. Тогда решалось, кому перейдет престол Русского государства: внуку Ивана III по линии первого брака Дмитрию или сыну от второго брака Василию.

Обстоятельства прозаические, рутинные и мало интересные, но имеющие огромные последствия для имиджа нашего первого Ивана Грозного.

Эта династическая борьба и отражалась на страницах летописного свода 1497 года, создание которого на тот момент контролировалось сторонниками старшей линии. В официальных источниках наследник Иван Молодой, отец Дмитрия, противопоставлялся самому Ивану III! Причем младший Иван представал образцом доблести, а великий князь обвинялся в нерешительности.

Историки должны доверять источникам. В глазах потомков великий князь представал трусом.

Окончательно запутало дело то, что сын к тому времени умер (вероятно, был отравлен второй женой Ивана III, византийкой Софьей Палеолог). Летопись, поднимая значение Ивана Молодого и принижая его отца, на самом деле делала PR Дмитрию — сыну Ивана Молодого и внуку Ивана III Грозного.

Профессор Скрынников проанализировал, как это происходило. Он пишет: «Обращение к московскому летописному своду 1497 г. обнаруживает удивительные факты. После освобождения от татарщины Иван III находился на вершине славы. Составитель официальной московской летописи имел все основания для панегирика в его честь. Вместо этого он постарался выставить героем победы наследника и одновременно бросить тень на поведение монарха».

Книжники объяснили сложные маневры Ивана III как банальное отступление. Потом эти вымыслы попали в официальный московский свод. В позднейших летописях Иван III окончательно превратился в «предателя христьянства».

Он в тот период якобы даже не въезжал в Кремль, опасаясь расправы москвичей...

PR-обеспечение династической борьбы, которое осуществлялось через полтора десятка лет после Угры, смикшировало роль Ивана III в великой победе, одержанной им над Ордой. Государь, который стряхнул ослабевшие узы татарского ига, в глазах историков предстал как минимум сомнительной фигурой. Труслив... слаб... современники не принимали... Восславлять его было как-то неудобно. Не герой, а трус, нерешительный военачальник, случайно даже не победивший, а «пересидевший», точнее перестоявший татар.

Эта акция черного пиара имеет в качестве последствий длинную эпоху черного постпиара. До сих пор потомками не оценено в полной мере величие Ивана III Васильевича Грозного.

Софья Палеолог и Новый Рим. Big is beauty

Еще до победы над татарами власть Ивана была огромна. Но это была его личная власть, державшаяся на его воле и разуме. Он по-прежнему назывался великим князем, а великих князей на Руси было много и до него.

Незадолго до начала его правления перестала существовать Восточная Римская империя — Второй Рим. Русь унаследовала от Константинополя православие. Она стала как бы его духовной наследницей. Но почему только духовной?!

Иван жаждал нового статуса для своей державы. Ну и для себя лично. Тут как раз выяснилось, что правопреемство от Царьграда можно устроить привычным для европейских государей способом — династическим браком.

И Иван Васильевич женился на племяннице последнего византийского императора, убитого турками во время взятия Константинополя в 1453 году, — Софье Палеолог. Известно, что она славилась по всей Европе своей необычной полнотой, то есть, по московским представлениям того времени, была необыкновенно красива. Но это для Ивана стояло на уже втором месте.

Главное — Иван становился наследником насильственно прерванной ветви византийских императоров. Женитьба на принцессе давала ему и всем его наследникам исключительное право претендовать на всю территорию также православной Восточной Римской (Византийской) империи «временно», как считалось тогда, захваченную нехристями.

«Очень приятно, царь»

В 1492 году московскому собору было подано сочинение «Изложение пасхалии» — похвальное слово Ивану III.

В этом же году Колумб открыл, кстати, Новый Свет, а у нас вот открыли Новый Рим.

В «Изложении пасхалии» впервые прозвучала идея «Москва — новый Рим». «Сам Бог поставил Ивана III — нового царя Константина новому граду Константина — Москве». Церковный деятель Зосима, давший формулировку, имел в виду Константина Великого, — императора Римской империи, который сделал христианство государственной религией.

Женитьба на византийской царевне создала новую политическую ситуацию. Об этом свидетельствует «Сказание о князьях владимирских». В этом сочинении очень кстати появилась легенда об императоре Константине Мономахе, вручившем царские регалии — в частности, шапку Мономаха — внуку, русскому князю Владимиру Мономаху. Император снял с головы своей «венец царский» и послал внуку, чтобы весь православный люд встал под власть «нашего царства и твоего великого самодержавства великия Руси».

То, что внуку на момент смерти деда было два года, а его отец в то время даже не был великим князем, никого, повторимся, не смущало.

АВГУСТ (63 г. до н. э. — 14 г. н.э.). — римский император, который был круче Брежнева. Его моральный авторитет поддерживался всеми возможными титулами: первый гражданин, пожизненный консул, сенатор и даже понтифик (на тот момент — римский верховный жрец). Так же, как и личным состоянием: в его собственности была чуть не половина бюджета Рима. Между тем последние слова Августа были: «Как вам кажется, хорошо ли я сыграл комедию своей жизни?»

В «Сказании» есть место и повеселее. Трудно удержаться, чтобы не процитировать (с неизбежными сокращениями) этот фрагмент: «В год 51 до P. X. Август, кесарь римский, пошел в Египет. И Бог вручил Египет и Клеопатру в руки Августу. Август же начал собирать дань со всей вселенной. Пруса, родича своего, послал на берега Вислы-реки. И жил Прус очень много лет, и с тех пор до нынешних времен зовется это место Прусской землей. Мужи новгородские призвали к себе из тамошних родов правителя. Они нашли там некоего князя по имени Рюрик, который был из римского рода Августа-царя».

Опаньки! Приехали... Род Ивана III, оказывается, идет от римских императоров. В те времена пиарщикам работать было проще, потому что ни Википедии, ни Компромата.ру, ни даже Одноклассников.ру не существовало. Посему доверия к слову было больше.

Если великий князь московский — потомок самого Августа и шапка Мономаха даже не от Константина Мономаха, а от Константина Великого, это делает московского князя совершено иной фигурой...

Новая политическая действительность отражалась не только в сказочных подробностях происхождения Ивана[93], но и в утверждении сложного и строгого церемониала, которым теперь управлялась вся придворная жизнь.

В частности, это отражалось в новых титулах.

«Иван III впервые отважился показать европейскому политическому миру притязательный титул государя всея Руси... и в договоре 1494 года даже заставил литовское правительство формально признать этот титул», — пишет Ключевский.

В титуле заключалась целая политическая программа. «Государь всея Руси» прекрасно ложился под собирание всех русских земель Москвой.

Смоленск и Полоцк, Киев и Минск тогда были частью Великого княжества Литовского. Владыкой чего же объявлял себя Иван III?! Фактически он объявлял себя правителем государства, которого еще нет. Так же, как это делал Святослав, перенося столицу на Дунай, а Петр I — на Неву. В XX веке большевики официально писали в Конституции СССР 1924 года: «Новое союзное государство... послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

То есть существующий тогда СССР был только шагом к созданию Всемирного государства.

Точно так же и Иван III достаточно нагло, но совершенно гениально провозглашал себя правителем не СУЩЕСТВУЮЩЕГО, а БУДУЩЕГО государства. Наиболее адекватно его аппетитам соответствовала бы карта Российской Империи образца 1913 года. Да и то... Маловато будет! Вот Российская Империя 1918 года, подавившая Октябрьский мятеж в Питере, победившая в Мировой войне, прирастившая к себе Балканы, черноморские проливы и Святую Землю, пожалуй, была бы по нему.

Большие достижения случаются только у людей, способных ставить большие цели....А для такого целеполагания и масштаба мышления и люди должны быть БОЛЬШИЕ... Увы... увы...

Правильный титул московского государя теперь звучал так: «Иван, Божиею милостью государь всея Руси». А полностью так: «Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Болгарский, и иных».

И Болгарский?! Этот титул означал в первую очередь власть над Волжской Болгарией. Но неопределенность присутствовала, и, похоже, вполне сознательно. Дунайская Болгария находится под игом Турецкой империи? Ничего, мы туда еще придем... И ведь пришли — пусть через четыре века после Ивана III Васильевича Грозного.

Список княжеств и стран, которые предполагалось включить в Московию, постоянно расширялся. В 1492 году Ивана просил о покровительстве грузинский правитель Александр, по-восточному подобострастно называя себя его холопом. В том же году начались сношения с Данией, которая, правда, в отличие от Грузии, впоследствии так и не стала частью России. В политический обиход вошло слово «царь». Латинское «цезарь» на западе Римской империи произносили как «кесарь». Отсюда немецкое Kaiser — кайзер, император. На Востоке Римской империи слово произносилось как «цезарь» или «цесарь». Сокращенная русская форма прижилась у нас в форме «царь».

В последние 200 лет до Ивана III Грозного царями именовали преимущественно татарских ханов или византийских императоров. То есть тех, кому платят дань, а не тех, кто сам ее платит[94].

На Западе четко различали короля и императора. Император главнее и выше. Он имеет право производить в короли. Великий князь — титул все же ниже королевского.

Но, приняв титул царя, великие князья сразу стали выше королей!

Ключевский в своих знаменитых лекциях повествует, как некий немецкий рыцарь, странствуя по отдаленным краям, каким-то образом попал в Москву. Вид столицы неведомого Московского государства поразил его. Потом сей рыцарь рассказывал германскому императору, что за Польско-Литовской Русью есть еще другая Русь, Московская, не зависимая ни от Польши, ни от татар, государь которой будет посильнее и побогаче короля польского. Удивленный таким неожиданным известием, император Фридрих III просил у Ивана руки его дочери — правда, не для себя, а для племянника. А еще предлагал московскому князю королевский титул.

На первый взгляд — очень почетно. Даниил Галицкий стал королем, приняв венец от папы римского. Почему не принять королевскую корону из рук императора?

В ответ на это предложение Иван велел сказать послу: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы. Молим Бога, чтобы нам и детям нашим дал до века так быть, как мы теперь государи на своей земле, а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим».

Перевожу на простонародный современный язык: «Какой там, на фиг, Фридрих-тридрих?! Зачем мне быть королем из твоих рук?! Нас сам Бог напрямую назначил!»

Иван III теперь имел полное право считать себя единственным в мире православным и независимым государем, какими ранее были византийские императоры. С 1497 года гербом российской монархии стал византийский герб — двуглавый орел.

Таким образом, глобальный PR-проект по присвоению византийского наследия был в целом завершен.

Московская Русь сохранила свой старый образ — собирательницы славянских и православных земель. И приобрела новый — наследницы Римской империи.

Интермедия «Успенский собор». Символика святынь

Архитектура — это окаменевшая политика. А еще она — PR в камне. Прежний Московский Кремль вполне устраивал великого князя. Царю этот Кремль оказался «мал». При царе Иване III были построены знаменитые краснокирпичные крепостные стены, которые мы знаем сегодня. Для иного правителя и этого хватило бы, чтобы войти в историю. Не устану повторять: нам надо вспоминать, надо пиарить Ивана III Грозного.

При нем в Кремле помимо красных стен появилось еще много знаковых сооружений. Главное из них — новый Успенский собор, московская София. Как вы помните, с закладки в 1326 году Успенской церкви началось возвышение Москвы. Пока возводили новый храм, рядом поставили временную деревянную церковь. В ней Иван и венчался с Софьей. По преданию, под собором есть склеп, куда сложили собрание книг, привезенное царевной с собой (оно вошла в историю как «Либерия» — библиотека Ивана Грозного; неплохо бы еще помнить — какого именно Грозного; а то достижения Ивана III эдак незаметно приписали его внуку Ивану IV).

По преданию, по легенде... Это постоянно приходится повторять, рассказывая о главном кремлевском храме, воплощавшем PR Ивана III, как киевские храмы увенчали PR Ярослава Мудрого, а владимирские — Андрея Боголюбского. Связанные с ним предания постоянно и закономерно выводят нас к центральной идее Иванова царствования — византийского правопреемства.

В Успенском соборе хранились главные христианские святыни, которые были в России: риза Господня и подлинный гвоздь, которым Спаситель был прибит к кресту. Там же была десница апостола Андрея Первозванного, сложенная в троеперстное крестное знамение. Были и другие «святые вещи», которые с религиозно-пропагандистскими целями всегда использовались для коронации российских государей.

Кстати, о коронациях.

Именно здесь, в Успенском соборе, в 1613 году был всенародно провозглашен царем первый Романов. В 1724 году Петр короновал здесь свою вторую жену Марту Скавронскую, будущую императрицу Екатерину I. Иногда монархи сами вносили изменения в церемониал коронации. Анна Иоанновна, например, потребовала себе европейскую корону и Горностаеву мантию. Екатерина II сама возложила на себя венец, как впоследствии сделал Наполеон.

Павел I короновался в военном мундире.

Николай II — в форме лейб-гвардии Преображенского полка. Последний Романов пожелал короноваться на троне Михаила Федоровича — первого Романова[95]. А для императрицы приказал поставить трон, принадлежавший, по преданию, Ивану III, — его привезла в подарок мужу Софья Палеолог.

Она была последней в роду византийских императоров, первым среди которых считается Константин Великий. В Успенском соборе хранился нательный крест Константина, присланный с греческого Афона. В Москве, по традиции, этот крест «отпускали» с государем в военные походы, и он, по легенде, спас жизнь Петру I в Полтавской битве: по крайней мере, на нем остался зримый след от пули.

До сих пор здесь стоит «Мономахов трон» — царское место. По преданию, этот трон сделан еще во времена Владимира Мономаха для богослужений в киевском храме Святой Софии. Андрей Боголюбский якобы забрал трон с собой во Владимир, а Иван Калита приказал перенести его в Москву. Правда, историки установили, что трон был сделан в 1551 году новгородскими мастерами в прославление царя Ивана IV, только что венчавшегося на престол.

Опять пиар. Никуда от него не денешься в истории!

После переезда большевистского правительства в Москву в марте 1918 года богослужения во всех кремлевских соборах были запрещены. Но по особому разрешению Ленина на Пасху в Успенском соборе все-таки прошла служба, отмечают современные исследователи. Ленин сам вышел посмотреть на крестный ход и сказал кому-то из соратников: «Последний раз ходят!» Но есть московская легенда, согласно которой зимой 1941 года, когда немцы были под Москвой, Сталин приказал тайно отслужить в Успенском соборе молебен о спасении страны от нашествия иноплеменных.

Да, а сейчас службы там совершаются регулярно. В очередной раз ошибся Ильич.

СКАВРОНСКАЯ Марта (1684-1727). Свезло девке так свезло. Подфартило. Дочь литовского крестьянина до встречи с Петром I буквально переходила из рук в руки, а тут стала любовницей самого императора. А потом — женой. А потом — императрицей Екатериной I. Наверное, самая безумная карьера из всех сделанных при Петре

PR-итоги середины тысячелетия

В XV веке дважды подверглась «черному» PR Куликовская битва.

Сначала Митрополит Киприан принизил ее значение, чтобы подорвать авторитет Дмитрия Донского. Так Киприан готовил русское общественное мнение к унии с католиками.

Потом было составлено «Сказание о Мамаевом побоище». В нем большие заслуги приписывались отцу могущественного боярина Всеволожского, который на Куликовом поле сыграл весьма скромную роль. Боярин пытался показать: не может сын героя Куликовской битвы быть пособником Орды!

В обоих случаях, отметим, черный PR искомого результата не дал.

Третий случай его использования, напротив, оказался успешным. «Стояние на Угре» было представлено в ходе династической борьбы как трусость Ивана III. Это повредило его репутации и повлияло на формирование его образа у последующих поколений.

В XV веке при работе с общественным мнением впервые был использован «скандал при дворе». Точнее скандалы были всегда, но раньше предпочитали сор из избы (точнее, из царского терема) не выносить. Тут же, напротив, скандал учинили сознательно, ради формирования общественного мнения. Эта неприятная история с золотым поясом Василия Косого стала формальным поводом для многолетней междоусобицы на Руси.

На протяжении всего века рос авторитет русской церкви. Она стремилась получить царя по образцу византийского императора. Им и стал Иван III. Он первый русский царь, которого назвали Великим, как Петра I и Екатерину II. Современники дали ему имя Грозный.

Используя средства PR в большей степени, чем военную силу, Иван III присоединил Великий Новгород и расширил свое государство двукратно. Для державы и для себя лично Иван добивался повышения «международного признания».

Он решил стать преемником императоров Восточной Римской империи. И стал. Правопреемство от Константинополя было получено благодаря браку с племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог. Параллельно складывалась имперская мифология.

Титул московского великого князя теперь звучал так: «Иоанн, Божиею милостью государь всея Руси». Его также называли царем. С 1497 года гербом российской монархии стал византийский герб — двуглавый орел.

В 1492 году впервые прозвучала идея «Москва — новый Рим».

В следующем веке идея обретет окончательную формулировку: «Москва — Третий Рим». Старец Филофей напишет свои знаменитые слова: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать».

Давайте вместе чуть-чуть заглянем в новый, XVI век — и далее. Это важно.

Сейчас, слава тебе, Господи, мы делаем то, чем не занимались чуть ли не 20 лет — ищем формулу, которая должна определять положение России в мире. Которая все расставит по своим местам. Что-то получается удачно, правда, пока не особенно ярко.

Но, главное, работа идет. Попытки предпринимаются постоянно. И нам есть на кого равняться.

Десять слов, которые потрясли мир

«Прислал ты, государь мой, мне свою грамоту, а в ней писано, чтобы я включенное в нее сочинение истолковал. Так тебе, моему государю, известно, что я деревенщина, учился лишь грамоте, а языческих хитростей не проходил, витийственных звездочетов не читывал, да и с мудрыми философами в беседе не бывал; учусь лишь книгам благодатного Писания...»

Васнецов А. М. (1856-1933). Оборона города

С поистине монашеской скромностью инок Филофей начинает свое сочинение, главная идея которого будет отзываться на протяжении веков русской истории. Она остается актуальной и до сегодняшнего дня: «Москва — Третий Рим». Этот тезис не раз поднимали на щит. И столько же раз охотно опровергали. Тезис, в котором видели оправдание русского империализма и с которого пытались снять это обвинение...

Честно говоря, я не вижу в русском империализме ничего дурного. Напротив, его можно считать наиболее приемлемой и, вероятно, наиболее продуктивной моделью для развития нашей страны[96]. Но, конечно, не в диком и древнем виде, характерном для эпохи империалистических войн. Современный русский империализм инновационен по своей сути, а в его основе лежит представление о суверенитете и справедливости. «Москва — Третий Рим» — это хорошая идея. «Суверенная демократия» — неплохой ее перевод на язык сегодняшних реалий. Хотя и слишком узкий, и далеко не полный.

Повод высказаться Филофею дали, прислав ему переводное немецкое сочинение — предсказание о потопе в 1524 году. К Филофею власти обратились за экспертной оценкой: будет потоп али нет?

Московским властям надо было учитывать этот возможный сценарий «экологической катастрофы», занимаясь планированием своей деятельности. Надвигающийся Апокалипсис в те времена оставался актуальной темой. Судный день на полном серьезе во всем христианском мире ждали со дня на день.

Получив сделанный в Москве перевод, Филофей и написал ответное послание «О звездочетцах». Отправил он его где-то в конце 1523-го или начале 1524 года. Эксперт опровергал даже не прогноз как таковой, а саму его методику. Скромно заявив сначала о своем незнакомстве с «языческими хитростями», он дальше вполне внятно излагает основы астрологии. Потопа, «когда всей вселенной городам, и царствам, и странам, всем вместе на земле рожденным, настанет конец», по мнению монаха, не будет. Просто потому, что в рецензируемом сочинении используется недостоверный источник информации.

А что касается семи планет и двенадцати звезд зодиака, и прочих звезд, и плохих часов, и рождения человека под какой-то звездой, в час злой или добрый, определяющий участь, богатство или нищету, порождающий добродетели или пороки, многолетнюю жизнь или быструю смерть — все то кощунство и басни. Первыми халдеи это написали. От них же и греки писания эти восприняли, и те планеты и прочие звезды богами назвали. После греков еретики то приняли и насеяли горьких плевел посреди пшеницы православной христианской веры на прельщение малоумным людям, верящим в злые дни и часы. Если бы злые дни и часы сотворил Бог, зачем ему мучить грешных? Ведь Бог бы и был повинен в том, что породил злого человека[97].

Как показали дальнейшие события, контрпрогноз Филофея оказался верным. А еще они показали, что затеянная при большевиках борьба с православием породила в «освобожденных» умах горы астрологического мусора. Псковский монах XVI столетия на удивление был куда меньшим суеверным мракобесом, чем современные раскрепощенные девицы, утыкающие свои розовые носики в страницы гламурного глянца с гороскопами.

Но при чем тут идея «Москва — Третий Рим»? Если честно, основная идея откровенно притянута за уши. Так как критикуемое Филофеем сочинение пришло с католического Запада, он, пользуясь случаем, потоптался на римских вероотступниках — католиках. Попутно он сообщил, что «романское царство неразрушимо, ибо Господь в римскую область вписался» — то есть Христос родился и был «прописан» в Римской империи. А раз так, Римская империя должна жить в любом случае и после гибели Константинополя. Отталкиваясь от этого постулата, Филофей ушел совсем уже далеко от первоначальной темы. Единственное объяснение самой концовки послания — то, что Филофей мог надеяться, что это прочтут в Москве.

Вот те 100 слов, из-за которых веками будут скрещиваться копья: «Итак, о всем том прекратив речи, скажем несколько слов о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и правитель святых Божиих престолов, святой вселенской апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве, церкви святого и славного Успения пречистой Богородицы, что одна во вселенной краше солнца светится. Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

«Итак, о всем том прекратив речи, скажем несколько слов о...» Поистине гениальный замечательный переход, который позволяет что угодно впихнуть куда угодно!

Любопытно, что в разных своих произведениях, о чем бы он ни писал, Филофей всюду помещал слова о Третьем Риме как бы отдельно и в самом конце, словно следуя правилу Штирлица о том, что запоминается последняя сказанная фраза.

К месту и не к месту использовать слово «креатив» уже считается дурным тоном. Но в данном случае мы имеем дело с оригинальным идеологическим креативом в чистом виде.

В результате, как отмечает Современная энциклопедия «Религия»: «Доктрина "Москва — Третий Рим" явилась истоком всей официальной русской идеологии XVI века и формировала политическую программу Московского государства в царствование Ивана IV, Бориса Годунова и позже, при царе Алексее Михайловиче Романове и патриархе Никоне». Получается — не только XVI, но и всего XVII века.

Филофей не придумал свою идею на голом месте. Примерно об этом — о правопреемстве Византийского наследства — и ранее многие так и сяк говорили.

Но только истинный гений PR смог выкристаллизовать всего десятью словами целую концепцию государственной идеологии и политики России на многие века: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

Популярный писатель Андрей Буровский, писавший в соавторстве с еще более популярным Александром Бушковым, правда, несколько дополнил псковского монаха. В своей книжке «Россия, которой не было. Русская Атлантида» Буровский воспроизводит слова Филофея на древнерусском языке так: «Два Рима падоша по грехам своим, третий же стоит, а четвертому не бывать». Звучит, конечно, поэтичнее, чем на современном русском языке.

В XVIII столетии о формуле Филофея вроде бы не вспоминали. Но она продолжала свое существование под грифом «для служебного пользования», а может быть, и «совершенно секретно». Екатерина II не только собиралась закрепить Россию на Балканах, но и строила большие планы на Константинополь. Там по ее плану должен был сесть императором ее любимый внук. Нелюбимому сыну Павлу, что характерно, эту роль она доверять не желала. Стоило войти русским солдатам в Стамбул, и десять слов Филофея ох как пригодились бы!

Ее внуку Александру позже было не до Византии: разгромив Бонапарта, он блистал во всем своем императорском величии в Париже и Вене. Приоритеты России в начале XIX века сместились к западу... Но уже в середине столетия о Филофее вспомнили.

Тогда же Федор Тютчев пишет стихотворение «Русская география». Впервые оно было опубликовано еще в 1886 году, но оставалось практически неизвестным в СССР — при том, что в поздние советские времена весь Тютчев был хрестоматийным! Итак, не грех повторить:

Москва и град Петров, и Константинов град —

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы —

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам судьбы их обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек.

Тютчев, отметим, не мелочился[98].

Во-первых, он имел в виду библейское пророчество о царстве, которое «вовеки не разрушится». А во-вторых, град Петров у него — ОТНЮДЬ не Петербург, как можно подумать, а Рим! Город апостола Петра.

Слова средневекового псковского монаха оказались остро актуальны, когда в 1878 году генерал Скобелев стоял у стен Царьграда — Константинополя — Стамбула. К тому времени послания Филофея были опубликованы, а его формула стала расхожей в политической риторике. Освобождение православного Востока от турецкого ига, решение проблемы черноморских проливов, возвращение Константинополя — все внешнеполитические задачи России были в ней оформлены.

Ах, как же Скобелеву хотелось взять Константинополь!

— Я прямо предложил Великому князю: самовольно со своим отрядом занять Константинополь, а на другой день пусть меня предадут суду и расстреляют, лишь бы не отдавали его... Вы знаете, если мы теперь отступимся, если постыдно сыграем роль вассала перед Европой, то эта победоносная в сущности война гораздо более сильный удар нанесет нам, чем Севастополь... Севастополь разбудил нас... 1878 год заставит заснуть... А раз заснув, когда мы проснемся, знает один аллах, да и тот никому не скажет...[99]

Но закончилось все заключением бесцветного мирного договора в Сан-Стефано, а потом позорным Берлинским конгрессом, где Европа надавила на Россию — и результаты русско-турецкой войны были пересмотрены. Отсутствие политической воли в эти критические моменты дорого обошлось империи. Рискну утверждать, что именно тогда начался неудержимый процесс, который привел к гибели Российской Империи. 1878 год — несбывшееся взятие Константинополя, отказ от вершения судеб Мира, действительно заставил ее заснуть. Философ-публицист Николай Бердяев уже в советские времена пытался, сидя в эмиграции, оживить захиревший концепт: «Третий Рим представлялся как проявление царского могущества, мощи государства, сложился как Московское царство, потом как империя, потом как Третий Интернационал». Но это были только слова и игра с цифрами.

А в 1951 году, за два года до смерти Сталина, тоже живший в эмиграции русский философ-патриот Иван Ильин[100] повернул идею об особой роли России в мировой истории совсем по-другому. «Ныне Россия в беспримерном историческом положении: она ничего и ни у кого не может и не должна заимствовать, — писал Ильин, словно обращаясь к нам с вами. — Она должна сама создать и выковать свое общественное и государственное обличие, такое, которое ей в этот момент исторически будет необходимо, которое будет подходить только для нее и будет спасительно именно для нее. И она должна сделать это, не спрашивая разрешения ни у каких нянек и ни у каких соблазнителей или покупателей».

А вот — о том же самом, но уже в наши дни и в прикладном, прагматическом духе.

«Конечно, политическое творчество далеко не всех наций увенчивается обретением реального суверенитета. Многие страны и не ставят перед собой такую задачу, традиционно существуя под покровительством иных народов и периодически меняя покровителей... Что касается России, прочное иновластие здесь немыслимо... Встречается мнение, будто десуверенизация нашего государства никому не интересна (или нереальна). Но повсеместная и повседневная нужда в сырье и безопасности столь огромна, а здешние запасы ядерного оружия, нефти, газа, леса, воды так обильны, что излишнее благодушие едва ли уместно. Центр прибыли от международных проектов использования российских ресурсов должен закрепиться в России. Так же, как и центр власти над ее настоящим и будущим».

Ну что, коллеги пиарщики, журналисты и историки, чьи это слова? Неужели не узнали?

В России всегда, а в переломные времена тем более, находились вдохновенные «имперские пиарщики», идеологи «системы», эффективные мифотворцы и мыслители-глобалисты. И если у Василия III и Ивана IV был Филофей, у Александра Первого — Карамзин, а у Второго и Третьего — Уваров, Тютчев и Победоносцев, то, думаете, их нет у Путина и Медведева?

Ну что ж, дорогие читатели, если вы еще не угадали, я вам сам подскажу, чьи это слова.

Только в следующей главе.

А пока давайте все-таки закончим с Иваном III — Великим и Грозным. Сделаем хоть что-то для возвращения справедливости.

Парадокс исторической памяти

Созданное Иваном III Грозным оказалось надежным, значимым, добротным и пережило века. Только вот имидж самого царя и великого князя до сих пор не соответствует масштабу созданного. И тоже потому, что «черный» пиар для Ивана III оказался опаснее стрел татарского хана и ядер из пушек литовцев.

Даже признавая наследие Ивана, его достижения потомки приписали Ивану-внуку. Как раньше в народном сознании «слепились» два Владимира: Владимир Святой и Владимир Мономах, так теперь «слепились» два Ивана Грозных. Почитая как своего предшественника Ивана IV, Сталин, наверное, искренне считал, что важные для государства нововведения создавал именно Иван IV Грозный.

Судя по всему, Иосиф Виссарионович и самого себя считал кем-то похожим на этого Ивана: несчастное детство, смерть любимой женщины, титанический труд, вечные измены и «неправды» окружения...

Парадокс, но Сталин психологически больше походил не на Ивана IV Внука, а именно на Ивана III Деда! Если говорить о коварстве и жестокости — то его всем этим трем правителям не занимать друг у друга. Но Иван IV к тому же был трусоват, истеричен, частенько поддавался минутным эмоциям и бурно проявлял их. Все знали, «благостен» сегодня царь или «гневен». Часто он просто не дослушивал собеседника, особенно если он говорил что-то «неугодное».

Иван III проявлял совершенно иные душевные и умственные качества. И так же как Иван III, Сталин предпочитал не говорить, а слушать, и принимать решения в тишине, хорошо продумав все, что он знает о деле. Точно так же он редко поддавался эмоциям и мало их показывал окружающим, так же был недоверчив, жесток в принятии решений.

И так же щедр к тем, кто, как ему казалось, сумел оказать услугу стране, партии или ему лично.

Да! Еще глаза... Особый магнетизм сталинского взгляда отмечали многие. Хотя бы тот случай в Тегеране, когда Черчилль и хотел бы остаться сидеть, но поймав взгляд Сталина, не выдержал и встал.

А ведь Черчилль — не боярышня XV века, и взгляд у него самого тяжелый. Вот у Ивана IV такого взгляда не было.

Уверен — будь Сталину больше известно про Ивана III, именно его считал бы он своим духовным предтечей. И Сергей Эйзенштейн снимал бы фильм «Иван Грозный» именно про Ивана III. Возможно, фильм имел бы тогда более счастливую судьбу: не было бы сцен массовых казней, которые настроили Сталина против кинокартины, показались ему (может, и справедливо) политическим намеком.

Мораль? Для политических деятелей: не пренебрегать пиаром, а не то могут забыться и быть приписаны другим даже такие грандиозные свершения, как у Ивана III.

Для нас всех... Мораль в том, что пора восстановить справедливость.

Великих людей надо помнить!

В Москве нет памятника Ивану III. Нет его нигде в России, если не считать скульптуры царя в многофигурном памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде Великом. Том самом городе, по которому Иван неплохо, скажем так, прошелся.

Итак, памятника нет. А место для него есть.

Страна нуждается в увековечении памяти первого из своих великих государей. Так и Лубянская площадь в Москве имеет потребность в монументальной доминанте. После того как оттуда убрали памятник Дзержинскому, весь архитектурный ансамбль знаменитой площади распался. Дзержинского, конечно, возвращать не надо, он свое отстоял.

А вот Иван III — это просто идеальный кандидат на пустующее место.

Прежде всего потому, что ни у кого из находящихся в здравом уме наш первый царь не вызовет отторжения — каких бы взглядов человек ни придерживался. Это консолидирующая общество фигура. Еще важнее то, что появление Ивана Васильевича в Москве станет актом по восстановлению исторической справедливости. Именно этот государственный деятель сделал Россию единой. Великих людей нужно помнить.

И очень важно, чтобы скульптура была исполнена достойно!

Художественно — лучше «железного Феликса».