Воздали мне злом за добро, ненавистию за любовь.
Иван IV Грозный
Так он, лукавый, презлым заплатил царю за предобрейшее!.. Повинен смерти!
Иван Васильевич
ГОДЫ
1505-1533 — Правление Василия III.
1523 — или 1524 — Послание Филофея «На звездочетцев».
1526 — Развод Василия III. Женитьба на Елене Глинской.
1547 — Венчание Грозного на царство.
1549-1560 — «Избранная рада».
1552 — Взятие Казани, присоединение Казанского царства.
1556 — Присоединение Астраханского царства, овладение всем Северным Кавказом до Терека.
1558-1583 — Ливонская война.
1561 — Константинопольский патриарх признал царский титул Ивана IV Грозного.
1564 — Отъезд Грозного из Москвы.
1565-1572 — Опричнина.
1566-1570 — Разгром Новгорода.
1575 — «Царь» Симеон Бикбулатович. 1584-1598 — Правление Федора Иоанновича.
1589 — Учреждение патриаршества на Руси.
1591 — Смерть царевича Дмитрия в Угличе.
1598 — Избрание Бориса Годунова на царство.
ВЕХИ
Москва — третий Рим.
Десять слов на 500 лет.
Пересветовская футурология.
Тонкие PR-технологии на службе диктатуры.
Между Толстым и Сталиным.
«Отъезд» Грозного.
Превращение в исчадие.
Враждебный PR, пришедший с Запада.
Правление Василия III запомнилось на Руси, кажется, только скандалом вокруг государева развода. Василий III, послав к черту все нормы и приличия Святой Руси, взял да и развелся с бездетной супругой.
Дабы заполучить наследника, он женился на племяннице беглого литовского боярина, родом из татар, — Елене Глинской. У них родился мальчик. Этот мальчик и стал Иваном Грозным.
И еще во времена Василия III один псковский монах назвал Москву «Третьим Римом»... Это о царе в послании о «Звездочетцах» монах Филофей писал: «все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».
Краткое послание содержало имперский концепт «Москва — Третий Рим». Филофей (биографическихсведений о нем не сохранилось) продвигал именно формулу — краткую, как слоган. Прошло уже почти 500 лет. Другой такой же удачной формулы, как десять слов филофея (два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать) для PR России пока не придумано.
Чеканная формулировка содержала любимую мысль русских патриотов о богоизбранности Руси. И вот монахи точно как накаркали — на Руси появился царь, у которого на этой самой богоизбранности был пунктик. К его масштабной фигуре, затмевающей горизонт, нависающей над русской историей, как грозовая туча, мы сразу, помолясь, и перейдем.
О, из этой тучки били такие PR-молнии!
Но сначала — обещанная отгадка. В прошлой главе, рассказывая о духовных наследниках Филофея, я просил читателя угадать, кто из них сказал:«Что касается России, прочное иновластие здесь немыслимо. Маргинальные союзы бывших чиновников, действующих нацистов и беглых олигархов, взбадриваемые заезжими дипломатами и незатейливой мыслью о том, что заграница им поможет, могут пытаться разрушить, но никогда не смогут подчинить общество, для которого суверенитет — гражданская ценность».
Это из напечатанной в журнале «Эксперт» статьи помощника Президента России Владислава Суркова. Правда, с тех пор он стал Первым заместителем Руководителя Администрации — так официально называется его нынешняя должность.
Растут люди, вышедшие из PR-среды. Тут целый список. Бывший пресс-секретарь Путина Алексей Громов — уже замглавы Администрации, когда-то сотрудник пресс-службы Правительства Игорь Щеголев — министр, сотрудник пресс-службы Кремля Дмитрий Песков — зам. руководителя аппарата Правительства РФ, бессменный советник по PR Грызлова Юрий Шувалов — заместитель руководителя аппарата парламента... И так далее. Этот список можно продолжать и продолжать... И в бизнесе, и на государственном уровне роль специалиста по PR признается и обретает все больший и больший вес.
Но вернемся в XVI век. И присмотримся к тому, из каких исторических глубин могут черпать идеи нынешние кремлевские пиарщики.
ФИЛОФЕЙ (ок. 1465-1542) — монах, политолог. Автор по-прежнему греющей национальное самолюбие идеологемы «Два Рима падоша, третий стоит, а четвертому не быти». В августе 2009 года в ходе плановых археологических работ в некрополе Спасо-Елиазаровского монастыря были найдены мощи филофея. К чему бы это?
Иван Грозный — чуть ли не самый известный на Западе правитель России. После Сталина, конечно. Гугль находит примерно 11 миллионов ответов на запрос Stalin и около четырех миллионов по сумме Ivan the Terrible и Ivan IV. Из русских царей Ivan уступает только Петру I.
Но и нескольких миллионов иноязычных интернет-страниц Западу недостаточно, чтобы разобраться в личности самого загадочного русского царя. Без особого риска ошибиться предположим, что глобальная Сеть стала просто новым носителем для распространения негатива о Грозном. Ну и о России, конечно.
Почти за сто лет до появления интернета историк Сергей Платонов максимально доступно разъяснил, почему так происходит. Виновато Балтийское море.
В XVI веке Грозный вступил в борьбу за выход на Балтику, за земли на ее побережье. Появление русских войск у Рижского и Финского заливов поразило Европу. В Германии наши предки представлялись страшным врагом. Опасность нашествия московитов на официальном уровне расписывалась с тем же энтузиазмом, как позднее — «красная угроза».
Воинственность немецких «божьих дворян», ордена которых крестили и оккупировали Прибалтику, сменилась диким страхом перед Россией. Они стали «просвещать» Европу по части «московского империализма». Заработал печатный станок. Печатные СМИ XVI столетия — листовки и брошюры — обсасывали эту тему со всех сторон.
Занимались и практикой: в Любеке в 1547 году задержали сто двадцать мастеров — инженеров, художников, врачей, — ехавших на московскую службу. Чтобы не просвещали страну, не делали ее сильнее и современнее. Русским — никаких новых технологий! И без всяких там формальностей, и поправок Джексона — Вэника.
В 1553 году Ричард Ченслер открыл для Европы другой, морской путь в Россию — из Британии к устью Северной Двины. В Лондоне организовали компанию для торговли с Москвой. Польский король немедленно принялся писать Елизавете Английской, укоряя и обвиняя ее в преступлении перед Европой за то, что своей торговлей с врагом человеческого рода она укрепляет его военный потенциал.
Васнецов В. М. (1848-1926). Царь Иван Васильевич Грозный
ВЕНЕДИКТОВ Алексей (р. 1955). Главный редактор и совладелец «Эха Москвы» по-прежнему остается одним из самых профессиональных, информированных и любимых журналистов, ласково именуемым в кремлевских коридорах «Веником». Отработав школьным учителем истории 20 лет, он уже почти 20 лет на «Эхе»
ЧЕНСЛЕР (р. 1556). Английский купец, мореплаватель, побывавший при дворе Ивана IV Грозного. Оставил вполне благожелательные — что вообще характерно для людей успешных — заметки о России. Некоторые его наблюдения не потеряли актуальности до сих пор: «Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них. Я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек»
Честное слово, даже обидно как-то. Царь страшен, грозен, непостижим... «великий и ужасный»? А все выходит проще, все «не так», как говорят Наталья Басовская и Венедиктов в исторических передачах на «Эхе Москвы».
Нет никакого «великого и ужасного», залившего кровью Россию, чудовища на троне. Есть в реальности — столкновение геополитических интересов. Идет прозаическая до невозможности борьба за торговые пути, за привилегии купцов и золотые монеты в сокровищницах.
И ради этого прозаического, скучного, превратили царя Ивана IV в сидящего на троне дьявола? Попробуем сейчас в этом разобраться...
«В агитации против Москвы и Грозного измышлялось много недостоверного о московских нравах и деспотизме Грозного, и серьезный историк должен всегда иметь в виду опасность повторить политическую клевету, принять ее за объективный исторический источник», — пишет Платонов.
Но то — серьезный историк. А то — русский интеллигент, которого хлебом не корми, дай сказать или послушать гадость о своей стране. Эпоха Грозного дает массу таких возможностей...
Наш русский Яндекс тоже выдает по запросу «Иван Грозный» миллион страниц. На большинстве из них повторяется та же западная политическая клевета. Хотя бы в форме ее опровержения. Но Грозный в русском сознании (а интернет, наверное, все-таки — коллективное сознание) не окрашен в однозначно черные и кровавые тона, как за границей. У нас он — личность дискуссионная. На протяжении последних двух веков он представал непонятым современниками гением, малоумным или сумасшедшим, строителем великой державы, кровопийцей, пророком, двойственным субъектом, патриотом и проч.
Был он и правда непрост. Не однозначен.
Мудрый Карамзин писал о том, что характер Иоанна, героя добродетели в юности, неистового кровопийцы в летах мужества и старости, «есть для ума загадка». При этом Карамзин не скупился на радужные краски, расписывая первые шаги Ивана в верховной власти. Сначала все было не то что хорошо... прекрасно! «Юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России: он велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. Они собралися и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании».
Правда, справедливость требует признать, что на первом Соборе присутствовали только бояре и духовенство. Этот собор еще нельзя считать земским. Народ «всякого чина или состояния» в действительности на него приглашен не был и оставался лишь зрителем и слушателем царского «прямого телеэфира» на Красной площади. Но главное — Иван хотел обратиться непосредственно к НАРОДУ.
МЕДВЕДЕВ Дмитрий Анатольевич (р. 1965). Халифам приходилось переодеваться в рубище и инкогнито блуждать по узким улочкам Багдада, чтобы узнать, что же на самом деле говорят подданные об их правлении. Медведеву в этом отношении проще: он активный пользователь интернета, и в любой момент может, не вставая с кресла, узнать, что о нем пишут и думают в России и мире на самом деле. Полагаю, директора по маркетингу крупнейших порталов, блогов и т. д. много бы дали, чтобы узнать какие сайты находятся в закладках в компьютере Президента.
Так и сегодня народ периодически слушает на Красной площади заезжих и доморощенных звезд эстрады[101].
Так в первую послевыборную ночь 2008 года вот так же на сцену вышли Дмитрий Медведев и Владимир Путин. Сказали краткие речи. Толпа, промокшая под дождем, скандировала: «Путин! Путин!» Так люди успели привыкнуть. А переключиться еще не успели, хотя совместный выход двух президентов к народу демонстрировал преемственность власти. Тот, кто в Кремле придумал этот выход, хорошо знаком с традициями русской истории.
Множество людей, глядя на картинку в телевизоре, тогда воскликнули: «Какой пиар!»
Явление двух президентов народу на Красной площади сразу все объяснило стране[102].
Многое объясяет и речь Ивана Грозного — своего рода программа правления.
Карамзин описывает трогательную и величественную сцену, разыгравшуюся на Красной площади. После молебна Иван обратился к народу: «Рано Бог лишил меня отца и матери, а вельможи не радели обо мне: хотели быть самовластными, моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ — и никто не претил им. В жалком детстве своем я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!»
Похитили... Чист от крови... Суд небесный... Кто бы тогда внимательно прислушался к этим словам! То есть им, конечно, внимали. Но не разгадал народ ключевые термины концепции, уже утвердившейся в голове Ивана Грозного. Не просек пока.
А молодой государь тут поклонился на все стороны и продолжал: «Люди Божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет, оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник».
Зло... Любовь... Судья... Опять ключевые слова. Точнее, темы, отталкиваясь от которых, как от печки, Иоанн Васильевич спляшет на Руси свой кровавый танец. Любовь он понимал по-своему.
Эти цитаты из Грозного дают представление о красноречии Ивана Васильевича (столь любимого народом по сю пору именно за афористичные выражения из гайдаевской комедии — все-таки сценарий писался по пьесе Михаила Булгакова). А еще картинка всенародного единения вокруг государя, нарисованная Карамзиным, важна потому, что станет каким-то эмоциональным противовесом той мрачности, что неизбежно сопутствует описанию его деяний.
Читая описание Карамзина, не сразу понимаешь[103], что молодой царь занимался тем же самым. Он сознательно запускал коммуникационные механизмы.
А когда ему это было не нужно — не запускал. Платонов не без удивления отмечает, что в биографии Грозного есть годы, даже целые ряды лет без малейших сведений о его личной жизни и делах. «Мы не можем определить ни черт его характера, ни его правительственных способностей с той ясностью и положительностью, какой требует научное знание», — заключает историк. Правда, он же пишет, что если уж Иван Грозный выступает, то выступает с широкой программой и значительной энергией. Всегда полон планов, бодр, энергичен. Просто не всегда показывает, что делает и какие планы вынашивает. Не сразу стали пиариться первые войны и реформы, которые он затеял вместе со своей «Избранной радой», не сразу — государственный переворот с опричниной, взятие Ливонии, колонизация Дикого поля...
«Недаром шведский король Иоанн, в противоположность Грозному, называл его преемника московским словом durak, отмечая, что со смертью Грозного в Москве не стало умного и сильного государя», — заключает историк.
Иван IV Васильевич Грозный был не durak и в области PR. Совсем не дурак.
БУЛГАКОВ Михаил (1891-1940). Здесь я много цитирую «Ивана Васильевича...», а ведь есть еще «Собачье сердце»! Не могу удержаться... Преображенский:
«Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой?.. Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый Вечер, начну у себя б квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах». Шариков:
«Вчера котов душили-душили...» «Я на колчаковских фронтах ранен». «У самих револьверы найдутся!..» Голос эпохи...
Как-то раз после службы в кремлевском Успенском соборе к молодому царю подошел человек и вручил ему тетрадку. Несколько сшитых вместе листков бумаги. Такое дозволялось.
Знали бы бояре, что именно написано в челобитной! Они бы сделали все, чтобы она не попала в царские руки. Потом что в тетрадке от имени иностранного государя описывалось будущее Ивана IV. И как описывалось! «Так сказал Петр, молдавский воевода: Если только сохранит его Бог от уловок вельмож его, по всей вселенной не будет такого мудрого воина и счастливого в военных делах. Тогда введет он в царстве своем великую справедливость и утешит Бога сердечной радостью, а за это господь Бог подчинит ему многие царства».
Но факт передачи состоялся, и теперь вельможам оставалось только дожидаться кары за свои будущие уловки. А у Ивана Грозного появился свой политтехнолог, и очень не простой: футуролог.
Футурология относится к числу «тонких» PR-технологий — хотя других в нашей отрасли вроде и не должно быть. Наука, которая предсказывает будущее, оказывает на общественное мнение сильное, комплексное и труднопредсказуемое воздействие. Труднопредсказуемое — за исключением тех случаев, когда под видом футурологических построений обществу предлагаются варианты готовых политических решений. Это позволяет заранее «снять реакцию», подготовить людей. А внимание к таким вещам обеспечено: люди всегда хотят знать свое будущее.
Видимо, это тот редкий случай, когда пиарщик предложил заказчику концепцию, просто идеально совпадавшую с ожиданиями этого самого заказчика. Вот Иван и использовал эти футурологические идеи Ивана Пересветова для объяснения и оправдания своей политики. И как тонко! Он, получается, «всего лишь» исполнял предсказанное высшими силами...
Свою «Большую челобитную» Иван Пересветов подал царю в 40-е годы XVI века. Под видом рекомендаций государю в этом плане, обличенном в форму притчи, были расписаны все действия Грозного на ближайшую и отдаленную перспективу. Такое впечатление, что автор писал просто их заранее и под диктовку царя.
Это был звездный час в наполненной боями и событиями жизни Ивана Пересветова. Но впоследствии он, скорее всего, был казнен[104]. Пересветов настолько точно предсказал будущее, что первые исследователи его творчества не поверили... в само его существование. Пересветовские сочинения, относящиеся к первой половине XVI века, в руки историков попали в начале века XIX. Николаю Карамзину показалось подозрительным, юный Иван IV получил рекомендации сделать все великое и хорошее, что было сделано уже в последующие годы. Автор «Истории Государства Российского» объявлял эпистолу Ивашки Семенова Пересветова мнимой и сочиненной, без сомнения, «уже гораздо позже сего царствования». Сергей Соловьев разделял это мнение. Правда, позднее ученые все-таки признали существование Пересветова и подтвердили его авторство.
Мы же скромно предположим: а если все же дело не в «удивительных совпадениях»? А в том, что предсказания будущего в исполнении Пересветова вполне устраивали Ивана? И «сбылись» эти «предсказания» именно потому, что Иван Грозный строил свою программу практических действий — и сверялся с Пересветовым...
В описи царского архива Ивана IV (ящик 143) упоминается находившийся там черной список Ивашки Пересветова. Черные списки в архиве часто означают следственные дела. Увы, похоже, получил он совсем не тот «гонорар», на который рассчитывал...
Он был профессиональным военным — «воинником», как тогда говорили. Происходил из Литвы. Служил польскому королю, потом — венгерскому, потом — чешскому, а потом — молдавскому господарю Петру IV. Последний и станет тем самым «Петром, молдавским воеводой», от лица которого будет обращаться к царю Пересветов. В конце 30-х годов он оказался в Москве, где ему поручили организовать мастерскую гусарских щитов.
С производством вооружений в отсутствие финансирования дело не заладилось, и Пересветов решил переквалифицироваться в политтехнолога. Говорить от своего собственного имени он не мог — не того полета птица, — поэтому вкладывал свои рекомендации в уста иностранных монархов, у которых ему пришлось побывать на военной службе[105]. Пересветов передал Ивану IV «речи изо многих королевств государьские и от Петра Волоскаго воеводы». Его первая челобитная — аналитическая записка — по малолетству государя попала к его боярам и легла под сукно. Через десять лет Пересветов расширил ее и сумел вручить уже ставшему к этому времени царем, но пока не ставшему Грозным Ивану Васильевичу.
Как пишет Скрынников, он «предлагал строить Российскую империю по образцу грозной Османской империи, находившейся на вершине своих военных успехов и наводившей ужас на всю Южную и Восточную Европу». А вот Византия под пером Ивашки превратилась в отрицательный пример из-за того, какую силу там взяли вельможи.
«Так говорит Петр, молдавский воевода, о греческом царстве: При царе Константине Ивановиче управляли царством греческие вельможи. Крестное целованье они ставили ни во что, совершали измены, несправедливыми судами своими обобрали они царство, богатели на слезах и крови христиан, пополняли богатство свое бесчестным стяжаньем», — пишет Пересветов, проводя прозрачную параллель с русскими боярами. Не удивительно, что первый вариант его челобитной затерялся в кремлевских архивах.
Уж больно достается константинопольским «богатинам» (читай — московским боярам) в аналитической записке XVI века. Эти «чародеи и еретики, удачу отнимают у царя и царскую мудрость, ересью и чародейством распаляют на свою пользу царское сердце, а воинский дух укрощают».
К чему все это приводит? Известно к чему... «Таким образом отдали они иноплеменникам — туркам на поругание и греческое царство, и веру христианскую, и красоту церковную. Нанимаются греки и сербы пасти овец и верблюдов у турецкого царя, а знатные греки занимаются торговлей».
Любопытно — а на тот момент просто революционно, — что в качестве альтернативы православным грекам Пересветов приводил пример бусурман. Вопрос вероисповедания отходил в сторону, а на первый план выдвигалась эффективность менеджмента. Один из афоризмов Пересветова: «Бог не веру любит — правду». А что есть правда? Критерием правды здесь становится не только успешность, но и сама модель государственного устройства. Восточная деспотия ставится в пример выродившейся православной империи. «И если провинится судья, то по закону Магомета такая предписана смерть: возведут его на высокое место и спихнут взашей вниз. А других живьем обдирают и так говорят: «Нарастет мясо, простится вина».
Последняя шутка — совершенно в духе мрачного юмора Грозного. Может быть, и верна гипотеза, что хотя бы части текстов Пересветова соавтором выступал сам Иван IV Грозный.
У внимательного читателя пересветовского сочинения мурашки должны были пробежать по коже от такой рекомендации, обращенной непосредственно к русскому царю: «И еще говорит Петр, молдавский воевода: Таких надо в огне сжигать и другим лютым смертям предавать, чтобы не умножались беды. Без меры их вина, что воинский дух царя укрощают и замыслы царские пресекают». Хочется процитировать древнерусский афоризм в оригинале: «А не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы».
Кажется, здесь впервые упоминается будущий «партийный псевдоним» — Грозный. Напомним, это конец 40-х годов. А пристанет к царю это почетное прозвище, унаследованное им от деда Ивана III Грозного, после взятия Казани, в 50-х.
То, что это славное событие предсказано каким-то «Ивашкой», прежде всего и смутило наших классиков историографии, заставило усомниться в его, Ивашкиной реальности. Зато у современных историков никаких сомнений нет. «Нарождавшаяся империя заявила о себе, выдвинув широкую программу завоеваний. Дворянство устами Ивана Пересветова заявило, что Россия не должна терпеть у себя под боком "подрайскую" (то есть "подобную раю") землицу Казанскую, и ее надо завоевать без всякого промедления ввиду ее плодородия, — пишет профессор Скрынников. — Завоевание Казани открыло русским путь в Нижнее Поволжье и на Северный Кавказ. Границы империи стремительно расширялись».
Идея завоевания Казани была исключительно популярной. «Казань была хронической язвой московской жизни, и потому ее взятие стало народным торжеством, воспетым народной песней», — писал Сергей Платонов.
Все по Пересветову!
«А о Казанском царстве так сказал Петр, молдавский воевода: Если хотеть с Божьей помощью добыть Казанское царство, нужно без снисхождения к себе послать к Казани войска, ободрив сердца им, воинам, царским жалованьем, дарами и доброй заботой, а других удалых воинов послать в казанские улусы с приказом улусы жечь, а людей рубить и в плен брать, тогда смилуется Бог и подаст свою святую помощь. А как захватит их, пусть крестит: это надежно. А слыхивал я про эту землицу, про царство Казанское, от многих воинов, которые в этом Казанском царстве бывали, что говорят они про нее и сравнивают ее с райской землей по большому плодородию». Рекомендация была исполнена буквально. Современным футурологам остается только позавидовать такой точности прогноза[106].
Суриков В. И. (1848-1916). Покорение Сибири Ермаком (фрагмент)
Иван легко проливал кровь. Он велел изрубить присланного ему из Персии слона, не хотевшего стать перед ним на колена, рассказывает Василий Ключевский. Но делал все это царь не просто так, а с глубоким смыслом.
Царь работал на свою харизму[107].
Нам слово это памятно по тем временам, когда на Руси завелись такие специальные люди, которые стали называть себя политтехнологами. А произошло это в начале 90-х годов XX века. Политтехнологами тогда вдруг сделались вчерашние комсомольские работники, партийные журналисты (а непартийных и не было) и институтские преподаватели марксизма-ленинизма, а также менее одиозных «измов». То есть те, кто хоть что-то понимал в том, как строятся процессы общественных коммуникаций. Не будем смеяться. Люди честно — или не совсем — пытались заработать денег, попутно осваивая формально новую для нас область деятельности.
Мало кто из них, из той первой волны, остался в этом бизнесе. Но все наиболее значимые фигуры, управляющие сегодня политтехнологиями в России, родом оттуда, из того времени и той среды. Только Глеб Павловский из диссидентов.
Ну так вот, незнакомое слово «харизма» в какой-то момент стало вдруг невероятно популярным. Как-то сразу все догадались, что любая мало-мальски значимая общественная фигура должна ей обладать. «Создать харизму» или «поправить харизму» предлагалось начальству любого уровня. Начиная с руководства жилищно-эксплуатационных контор. И чуть ли не в газетных объявлениях.
Сейчас это слово вышло из общественного оборота, и редко-редко мелькнет в приложении к первым лицам государства.
Возвращаясь в середину XVI века, нам не избежать объяснений. Что же такое харизма для царизма? Само слово происходит от греческого «подарок». Еще переводят как «божественный дар, благодать, милость». «Азбука социального психолога-практика» дает такое определение: признание за личностью набора таких свойств, черт и качеств, которые обеспечивают преклонение перед ней ее последователей.
У энциклопедии «Религия» несколько иная трактовка. Харизма — наделенность какого-либо лица свойствами исключительности, сверхъестественности, непогрешимости или святости. Качество традиционно считается даруемым природой либо мистическими силами... Да, сильно преувеличивал вчерашний доцент с кафедры общественно-политических наук свои возможности, впаривая за небольшие, в сущности, деньги эту самую харизму вчерашнему партийному работнику, решившему стать политиком. Как волшебник Изумрудного города — храбрость в бутылочке и ум в подушечке с иголками.
Знал ли Грозный слово «харизма», нам доподлинно не известно, но о ней, родимой, неизменно заботился. В голове у него сложилась сложная система.
Во-первых, это была мистическая убежденность в собственной богоизбранности. «Не человечьим хотением, но Божиим соизволением царь есмь!» — совершенно справедливо констатирует герой Юрия Яковлева в «Иване Васильевиче меняет профессию».
Во-вторых, несомненно, присутствовала личная склонность к насилию. «Ловят? Как поймают, Якина — на кол посадить. Это первое дело...» Иван Грозный Шурику: «Ты такую машину сделал?» Шурик «Угу». Иван Грозный: «У меня вот тоже один такой был. Крылья сделал». Шурик (заинтересовано): «Ну, ну, ну, ну?» — Иван Грозный: «Что ну, ну? Я его на бочку с порохом посадил. Пущай полетает».
В-третьих, в голове Ивана Грозного постоянно роились планы практических действий для поддержания своей харизмы. Божественного дара непогрешимости и святости! «Господи, боже мой! Что же это, я тут, а там у меня шведы Кемь взяли! Боярин, боярин! Отправляй меня назад! Беги покупай эти транзисторы!»
Можно было долго и нудно — и с непредсказуемым результатом — уговаривать окружавших его бояр, можно было строить интриги и создавать систему сдержек и противовесов. А можно было всех разом размести. Мол, харизма у меня такая. Что хочу, то и ворочу.
И ведь не на пустом месте Иван все это продумал! На Руси помазанником Божиим был представитель исключительного рода, само происхождение которого связано с тайными судьбами всего мира. Рюриковичи воспринимались русскими как последняя и единственно законная монархическая династия. Ее родоначальник Август, жил во времена боговоплощения и правил в ту эпоху, когда «Господь в римскую власть написася». То есть был внесен в перепись населения как римский подданный — разъясняют нам историки эти слова, повторяющиеся в древнерусских источниках. Можно еще заглянуть в евангелие от
Луки. «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле», — говорит евангелист, описывая момент появления Христа на свет (Лук. 2:1).
Но это так, к слову...
Мы — получается, наследники Древнего Рима и носители сакральных истин. Воспринимаете масштаб? Наши предки при всей своей скромности позиционировали себя именно так. На вселенском, так сказать, уровне.
Дальше — больше.
Неуничтожимое Ромейское царство — то есть Римскую империю — вместила в себя Святая Русь. Причем в самый подходящий момент — накануне Страшного Суда! А посему русский государь должен подготовить свой народ к тому моменту, когда он вступит в Небесный Иерусалим.
Ну а дальше все ясно. Мир во зле лежит. Человек грехом осквернен. Царь становится исполнителем казней Божиих. Наказывая подданных, он спасает их от огня будущего.
Надо же — целое учение. Как у Маркса с Лениным. Или же, ближе к нашим временам, — у создателя сайентологии Рона Хаббарда. Любопытно, что в отличие от общепринятой практики всех мессий, учение Грозного не сулило его подданным ничего приятного. Во всяком случае, в этой жизни.
Если бы знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс встречался не с Лениным, а с Грозным, он бы назвал его «кремлевским Кафкой».
Черпать вдохновение для своих умопостроений Грозный мог у еще одного политического писателя. Тогда в Москве трудился тоже по-своему знаменитый, то есть имевший широкую известность в узких кругах писатель Ермолай-
Еразм. Он же Ермолай Прегрешный, протопоп кремлевского собора Спаса на Бору и автор смутно памятной бывшим студентам филфаков «Повести о Петре и Февронии». Впрочем, в последнее время двое этих муромских святых сильно актуализированы за счет нового полуофициального праздника семьи, любви и верности[108].
В сочинениях Ермолая-Еразма была сформулирована та же мысль: царь должен не только непреклонно карать грешников, но и думать о душеспасительной миссии своей власти. Грубо говоря, казнить не просто так, а с глубоким смыслом и во имя святого дела.
На наш сегодняшний прагматичный взгляд удивительно, но царь, Божий избранник, воспринимался на Святой Руси потенциальным страстотерпцем! Нам, гедонистам, воспитанным массовой культурой, странно представить, что человек, занимающий такой пост, должен не предаваться утонченным наслаждениям вроде 40-летнего коньяка и хорошей сигары из хьюмидора, а стать мучеником за веру.
Нам такая логика кажется дикой. Но нам и трудно проникнуть в насквозь пропитанное религиозностью сознание средневекового человека. Омраченное к тому же ожиданием близкого Страшного Суда. Все эти сложные умственные построения представляются нам просто оправданием репрессий и террора. И еще — самооправданием. И кажется нам, что Иван Васильевич Грозный запиарил себе мозги, как Родион Романович Раскольников.
«А что, по множеству беззаконий моих, Божию гневу распростершуся, изгнан есмь от бояр, самоволства их ради, от своего достояния, и скитаюся по странам»... Эти самоуничижительные слова царя из его духовной грамоты, то есть попросту — завещания, не обязательно надо воспринимать как раскаяние за совершенные злодеяния. Тут то самое унижение, что паче гордости.
Грозный принимал на себя грехи своих подданных, готов был расплачиваться за них на Страшном Суде и даже готов был пожертвовать личным спасением ради своего царства. Жертва царя в том, что мера его личной ответственности пред Богом, согласно воззрениям Грозного, значительно выше, чем у любого его подданного!
Но и каждый холоп, каждый раб обязан приготовиться к добровольному мученичеству — царствия ради, во имя сохранения установленного порядка.
Концепция, от которой не отказался бы и Сталин... Да куда там! Не случайно же Сталин считал Ивана Грозного своим предшественником и смотрел на него снизу вверх...
«Исключительность фигуры царя, ее одиночество и трагизм — вот то, что открылось Грозному с высоты его положения. Так возникает концепция, согласно которой царь становится мучителем во имя царства. Как человек глубоко религиозный и богословски образованный, Грозный не мог, да и не хотел возлагать ответственность за это мучительство на Бога. Царь прекрасно понимал, что Всевышний не причастен ко злу, источник последнего — в греховной воле тварных существ», — пишет ученый Андрей Каравашкин.
«Поведение самодержца и его ближайшего окружения само по себе стало эталоном религиозного благочестия, — отмечает Скрынников. — Никакие преступления и грехи не могли поколебать репутацию Грозного как великого и благочестивейшего государя». Скажем, Стоглавый собор 1551 года принял все решения, предложенные светской властью, словно это царь был главой русской церкви.
Хороший вот вышел в 2009 году фильм об Иване IV «Царь». И актеры в нем заняты хорошие, но насколько же представление о Грозном как о психе ненормальном далеко от пронизанной идеологемами царской реальности!
Ивана короновали на царство в 16 лет, и поначалу это просто символизировало конец боярской опеки. Но вот Московское государство осуществило крупнейшие завоевания на Востоке. Победы были одержаны над иноверцами, магометанами. Предсказание о превращении России в новое «Ромейское царство» — оплот истинной христианской веры во Вселенной — сбывалось на глазах.
Иван IV счел необходимым — и это было совершенно своевременно — подкрепить принятие царского титула письменным благословением вселенского патриарха константинопольского. В 1561 году патриарх известил Ивана, что вселенский собор признает законность титула.
От Пруса, брата кесаря Августа, четырнадцатое колено — великий государь Рюрик. А русский царь — прямой его потомок. Эта официозная легенда, о которой мы говорили выше, имела прикладное значение. «Московская дипломатия делала из этого сказания практическое употребление: в 1563 году бояре царя Ивана, оправдывая его царский титул в переговорах с польскими послами, приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей», — писал Ключевский. Но польза от родства с древнеримским императором отнюдь не сводилась к тому, чтобы иметь возможность дергать поляков за их длинные носы. То есть легенда имела не только прагматическое значение.
Она ставила на совершенно иной уровень и Московию, и лично Ивана IV.
Мировая политическая система представлялась в Средние века в виде империи со своей иерархией.
Царский титул в глазах русских означал, что наша православная держава стоит выше любого католического или протестантского — не истинно христианского, — королевства и княжества. Грозный не стремился к мировой гегемонии, но пренебрежительно отзывался о польских «выборных» королях, шведской династии, английской королеве.
Легенда о царском происхождении подкреплялась легендой о царских регалиях. Пропитанному религиозным, мистическим символизмом сознанию средневекового человека требовались вещественные доказательства. Доказательства сакральности власти и персоны царя. Скрынников утверждает, что новые царские регалии были изготовлены при Грозном в художественных мастерских Кремля. Там же была перелицована и «шапка Мономаха». Снова, как и в предыдущих главах, обращаемся мы к этой шапке. Нам важно знать истину — чтобы понять, как она препарировалась в нужных целях.
Историю короны русских царей традиционно связывают с историей «шапки золотой», принадлежавшей московским князьям. Уже Иван Калита завещал наследнику парадные одежды («порты») — кафтан, расшитый жемчугом, и «шапку золотую». Через несколько поколений московских князей Василий II завещал Ивану III крест Петра чудотворца и шапку, которую он почему-то золотой не назвал. Иван III благословил Василия III крестом Петра, но вообще ни слова не упомянул о «шапке». Завещание Василия III не сохранилось, но при этом известно, что короной ему служила «шапка Мономаха». Австрийский посол сообщал, что она была нарядно убрана золотыми бляшками, которые извивались змейками. Вероятно, раньше ее украшали какие-то подвески, которых теперь нет. Хранящаяся в Оружейной палате корона московских государей носит следы многократных переделок. Древнейшая ее часть состоит из восьми золотых пластин восточной работы, украшенных тончайшим узором.
Легенда о византийском происхождении царской короны получила официальное признание именно при Иване IV. В своем завещании царь благословил наследника шапкой Мономаха, присланной византийским царем Константином из Царьграда. В московской летописи, составленной при Грозном, повествуется, что царь греческий Константин Мономах отправил в Киев русскому великому князю Владимиру Мономаху крест из животворящего древа и царский венец со своей головы — Мономахову шапку. Также в посылке была сердоликовая чаша, «из которой Август, царь римский, веселился», и какая-то золотая цепь[109]. Владимир якобы был венчан этим венцом и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем Великой Руси. Оттоле, заканчивается рассказ, тем царским венцом венчаются все великие князи.
Понятно, что очередное обращение к теме шапки было вызвано венчанием Ивана IV на царство, когда были приняты титулы царя и самодержца[110]. Получалось: значение московских государей основано на сложившемся еще в XII веке совместном правлении греческих и русских самодержцев над всем православным миром.
Богоизбранность — вот он поистине неиссякаемый источник харизматичности! Конституция — конечно, хорошо, но как-то надежнее президентскую клятву произносить над Евангелием.
Иванов С. В. (1864-1910). Семья
«Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?» — писал Грозный беглому боярину Андрею Курбскому. Фигасе заявочка! Царь пеняет князю, что тот, не желая, чтобы его «добровольно» казнили, убежал в Литву. Или Иван Васильевич неловко выразился? Да нет. Он приводит Кубскому в пример его слугу: «Как же ты не стыдишься раба своего Васьки Шибанова?».
КУРБСКИЙ Андрей (ок.1528-1583). Первый политический эмигрант на Руси. Сподвижник и военачальник Грозного взял и сбежал к польскому королю. Вскоре он уже воевал против русских. Родственников своих князь, конечно, погубил. Как он сам писал, царь «матерь ми и жену и отрочка единого сына моего, в заточение затворенных, троскою поморил; братию мою, единоколенных княжат Ярославских, различными смертьми поморил». Троска — это кол или жердь, страшно даже представить, как это было... Но не думать о том, что будет с его семьей, Андрей Курбский, сбегая, конечно, не мог. Однако «выбрал свободу»
Стременной Курбского Шибанов вынес за своего господина ужасные мучения, и за то был воспет Алексеем Константиновичем Толстым. Правда, героическая баллада Толстого «Шибанов молчал из пронзенной ноги» появилась три века спустя, а пока царь разражается уничижительно-патетическим пассажем: «Ты же не захотел сравняться с ним в благочестии: погубил не только свою душу, но и душу своих предков. Ибо по Божьему изволению Бог отдал их души под власть нашему деду, великому государю, и они, отдав свои души, служили до своей смерти и завещали вам, своим детям, служить детям и внукам нашего деда».
Вот она, политическая концепция. Я пытаю и казню, но тем самым исполняю волю Господню. А если ты уклоняешься от пыток и казней, бежишь — то ты религиозный отступник и еретик.
Выше мы говорили о том, что происходило в голове у Грозного. Вот это и происходило.
Переписка Грозного с Курбским (а точнее, Курбского с Грозным, потому что первым написал бывший лучший, но опальный князь) — один из самых ярких памятников литературы XVI века. К сожалению, в переводе на современный русский язык во многом теряется страстность этих посланий и слишком уж выпуклым становится их юмор. И царь Иван, и князь Андрей были остры на язык и, надо думать, во времена, когда они были лучшими друзьями, немало веселили друг друга остротами.
Вот Курбский пишет про свой род: «И твоя царская высота добре веси от летописцов руских, иже тое пленицы княжата не обыкли тела своего ясти и крове братии своей пити, яко есть некоторым издавна обычай». В переводе тоже здорово, но что-то не то: «И ты, великий царь, прекрасно знаешь из летописей русских, что князья того рода не привыкли тело собственное терзать и кровь братии своей пить, как у некоторых вошло в обычай».
Грозный по своим литературным талантам Курбскому ничуть не уступал. Ключевский, который, вообще-то, не любил и не ценил этого государя, тут не может удержаться: «О чем бы он ни размышлял, он подгонял, подзадоривал свою мысль страстью. С помощью такого самовнушения он был способен разгорячить свою голову до отважных и высоких помыслов, раскалить свою речь до блестящего красноречия, и тогда с его языка или из-под его пера, как от горячего железа под молотком кузнеца, сыпались искры острот, колкие насмешки, меткие словца, неожиданные обороты. Иван — один из лучших московских ораторов и писателей XVI века, потому что это был самый раздраженный москвич того времени».
А «раздражение» откуда? От веры в свою исключительность. От все той харизмы, понимаешь...
«Писание твое принято и прочитано внимательно, — отвечал Грозный. — А так как змеиный яд ты спрятал под языком своим, поэтому, хотя письмо твое по замыслу твоему и наполнено медом и сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: "Слова их мягче елея, но подобны они стрелам". Так ли привык ты, будучи христианином, служить христианскому государю? Так ли следует воздавать честь владыке, от Бога данному, как делаешь ты, изрытая яд, подобно бесу?.. Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала?»
Его корреспонденту после эдаких словес[111] оставалось пойти намылить веревку — и повеситься. Но, конечно, целью Ивана было не доведение до самоубийства своего бывшего сердечного друга, а ныне — заклятого врага. Но что именно?
С мотивами Курбского все ясно. Он не просто бежал от жестокого тирана за границу, он перешел к врагу и потом достаточно успешно воевал против московитов. Это генерал Власов XVI века, — такая же сложная фигура, только вот кончил лучше Власова. Веревки избежал.
Еще и через сто лет польские хронисты считали предательство Курбского большой удачей для короны: «Он был поистине великим человеком. Во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном. Во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии. В-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед. В-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август. Он обладал и великим умом, ибо за короткое время, будучи уже в преклонных годах, выучил в королевстве латинский язык, с которым дотоле был незнаком»[112].
Перебежчиков на Западе всегда использовали во все дыры. Еще в недавние советские времена свободолюбивые эмигранты-интеллектуалы довольно быстро оказывались на государственной службе в «Голосе Америки» или «Радио Свобода». Может, Курбский и сам хотел написать царю, но то, что ему подсказали это сделать, — точно. Почему-то в литературе никогда не обсуждалась возможность, что над письмами Грозному (да и над собственными эпистолами царя) работал не один человек, а целый авторский коллектив[113]. И целью было не позлить самодержца, а обеспечить распространение копий этих посланий среди избранной публики — за рубежом и, по возможности, в России. Это же такой лакомый кусочек для внешнеполитической пропаганды! Ближайший соратник, т. е. источник, заслуживающий полного доверия, обличает своего недавнего патрона во всех смертных грехах. О грехах — чуть ниже.
Курбский отправил три письма, Грозный — два. Зачем Ивану было ввязываться в переписку? Как ни странно, истинные адресаты его посланий были те же, что у Курбского. А именно, зарубежные элиты и элита собственная, московская. Уж если его избранным подданным попадет письмо диссидента, то и до ответа они доберутся. Кстати, Грозный не мог видеть ничего дурного в том, что с его собственными письмами ознакомятся в его собственном государстве. Царь в таком эпистолярном формате высказывался по принципиальным вопросам. Он ни на миг не сомневался, что Курбский будет показывать отправленные ему из Москвы послания своим новым хозяевам. «Врагу христианства», как их мимоходом пнул царь в одном из двух своих писем.
Бывшие друзья хорошо знали друг друга, и если Иван хотел довести Андрея до петли, то тот его, похоже, — до инсульта. «Широковещательное и многошумное послание твое получил, — писал Курбский, дождавшись ответа от царя. — И понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто. Таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями!»
Между прочим, несмотря на кажущуюся импульсивность этих посланий и несмотря на то, что было всего пять писем, история с ними длилась годами. Это была своего рода шахматная партия, которую играли по переписке. Каждое слово взвешивалось. При этом соперники обвиняли друг друга в пустозвонстве. Лучшие наши историки чувствовали, что здесь что-то не то.
«Какая хаотическая память, набитая набором всякой всячины, подумаешь, перелистав это послание. Но вникните пристальнее в этот пенистый поток текстов, размышлений, воспоминаний, лирических отступлений, и вы без труда уловите основную мысль, которая красной нитью проходит по всем этим, видимо, столь нестройным страницам», — отмечал Ключевский касательно писем Грозного. Это мысль «о царской власти, о ее божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия. Несть власти, аще не от Бога».
У Грозного своя логика — логика харизмы и изначальной собственной абсолютной правоты. Но там, где это возможно, он использует и вполне понятные нам, обычным смертным контрпропагандистам аргументы. Европа XVI века... Европа, в которую бежал Курбский, захлебывалась в крови религиозных войн. Ну так нате, откушайте.
«Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли; мучеников за веру у нас нет. А как в других странах сам увидишь, как там карают злодеев — не по-здешнему! Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников; а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою. А мук, гонений и различных казней мы ни для кого не придумывали: если же ты говоришь о изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят...»
В общем, слова Грозного даже не требуют комментариев. Ясно, что это написано совсем не для князя Андрея.
Но и лично для него у царя найдется доброе слово: «Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своем злобесном письме, подвергался ты гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши начальники, поп Сильвестр и Алексей Адашев. И не надейтесь запугать меня, как пугают детей и как прежде обманывали меня с попом Сильвестром и Алексеем благодаря своей хитрости, и не надейтесь, что и теперь это вам удастся».
АДАШЕВ Алексей (?-1561). Думный дворянин, окольничий, постельничий... Его значение при дворе молодого Ивана Грозного примерно соответствовало нынешнему положению главы кремлевской администрации. В те времена, правда, Администрация Президента называлась двумя русскими словами: «Челобитный Приказ». А еще Адашев был хранителем личной кассы (казны) государя, распоряжался его печатью «для скорых и тайных дел», переписывал летописи... В общем, человек супервлиятельный, идеолог уровня Суслова при Брежневе и администратор уровня Сталина в постленинском ЦК одновременно. Однако кончил плохо — умер в опале (и своей ли смертью?). Вероятно, дело тут в неких негласных законах авторитарных режимов. Ведь и к концу правления Сталина не осталось в живых почти никого, с кем он начинал. И Гитлер тоже переколошматил первых нацистов
СИЛЬВЕСТР (умер до 1577). Священник Благовещенского собора Кремля, при молодом Иване Грозном выдвинулся в политические деятели. На пару с Адашевым вертел всей державой, а может, и самим царем. А умер тоже в опале, где-то в северных монастырях (причины — см. АДАШЕВ). Несмотря на свою репутацию реформатора, именно Сильвестр написал «Домострой». Книжка эта по-прежнему считается одиозной, антифеминистской и мракобесной, что, правда, совершенно не соответствует ее истинному содержанию.
Но у кого есть время сегодня читать книги, тем более на старославянском?
Сильвестр и Адашев — это двое из ближнего круга Грозного в начальный период его правления, с которыми, в обход Боярской думы, он и планировал свои реформы и военные кампании. Курбский назвал в своих письмах этот тайный совет (он и сам туда входил), Избранной радой — и название закрепилось за ним в исторической литературе. Кстати, это довольно странно: слово «рада» в русском языке того времени не встречается, перебежчик использовал польский термин. Другой, менее известный термин, пришедший из его публицистики, — Святорусское государство, как он называл царство Грозного по аналогии со Святоримской империей Габсбургов.
На фоне святорусскости особенно жестко ставится вопрос о главном грехе государя — а о грехах мы обещали рассказать. Причем о первейшем из них Курбский сообщает в первых же строчках своего первого письма.
«Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее являвшемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий)».
Разумеем: Курбский бросает царю обвинение, которое не посмел произнести вслух ни один из подданных Ивана Грозного, — обвинение в антихристианском поведении. «Упреки Курбского заключали страшную угрозу трону, — отмечает профессор Скрынников. — Присяга царю, вступившему в союз с Антихристом, утрачивала законную силу. Всяк пострадавший в борьбе с троном превращался в мученика, а пролитая им кровь становилась святой. Предсказания Курбского носили почти апокалиптический характер».
Апокалипсис, напомним, тогда был актуальной темой... Конца света ждали вполне серьезно, и в скором времени.
Между вторым и третьим посланиями Курбский успел написать памфлет «История о великом князе Московском», где назвал богоизбранность великокняжеской династии Калитичей[114] мифом (если это, конечно, он сам написал). Чего еще от него было ждать!
«Задавшись целью объяснить состояние дел в Святорусской державе, он заявил, что династия была осквернена грехом в тот момент, когда князь Василий III, отец нынешнего государя, развелся с первой женой Соломонией и вступил в брак с Еленой Глинской, — пишет Каравашкин. — Царь Иван рожден от блуда, бесовские силы выбирают его своим орудием — к таким выводам Курбский пришел в «Истории».
Вот так. Не святой сидит на троне, а рожденный от блудницы. Репутация матери и для современного человека важна... Очень болезненное обвинение: «шлюхин сын». А ведь Антихрист должен родиться именно от блудницы, бесчестной женщины. Курбский Грозного не просто обругал, не просто ткнул ему в облегченное поведение Елены Глинской, а чуть не прямо обозвал бесом, чуть ли не Антихристом на престоле.
В третьем послании он продолжил атаку на династию. Ударил по всем болевым точкам не столько самого Грозного, сколько всей правящей ветви Рюриковичей.
«Кровь братии своей пить у некоторых вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского[115], а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах!»
Наконец, как пишет Скрынников, «Курбский во всеуслышание объявил, что в окружении царя уже появился Антихрист, подучивший царя лить боярскую кровь». Им был назван герой войны с Казанским царством Алексей Басманов. И уже до кучи его сына Курбский назвал интимным фаворитом Ивана IV — любовником царя[116].
Непоследовательно, пожалуй... Непонятно становится, кто тут Антихрист: Басманов или сам Иван Грозный, сын шлюхи и порождение бесов? Но сам по себе гомосексуализм был для православного делом бесовским. Опять же — обвинение не только в гадости, а в религиозном отступничестве.
Гомосексуальная связь государя с сыном Антихриста — такое, пожалуй, крутовато даже для остроумного спектакля про профессию политтехнолога. Конечно, я имею в виду «День выборов». Выборы, выборы, кандидаты — п..ры...
Ну а в своих ответах Грозный, что для него вообще характерно, не мелочился, а твердо держался линии апостола Павла, снова и снова цитируя его слова из послания римлянам: «Ибо нет власти, что не от Бога». Царь поставлен Богом и только ему подсуден, подданные не могут тягаться с ним даже на Божьем суде. «За что ты бьешь нас, верных слуг своих?» — спрашивает князь Курбский. «Нет, — отвечает ему царь Иван, — русские самодержцы изначала сами владеют своими царствами, а не бояре и не вельможи». В такой простейшей форме можно выразить сущность знаменитой переписки, считает Ключевский. Эти двое словно не слышат друг друга, но при этом прекрасно друг друга понимают.
Если бы существовала — и сохранилась — переписка Власова и Сталина, мы, наверное тоже услышали бы две совершенно разные политические концепции. Жаль, что в XVI веке PR-акциям придавали большее значение, чем в XX.
Итак, мы говорили о сложных вещах. Сейчас будет проще. Мы посмотрим, как царь воплощал свою политическую философию в жизнь, и расскажем про те его деяния, где использовались PR-методы.
О венчании на царство и принятии царского титула мы уже сказали выше. Это определило священный статус Ивана и царской власти вообще: для массового сознания Средневековья была характерна вера в святость особы монарха. Упоминали мы также о взятии Казани и о том, какое впечатление это произвело на русский народ. Двуглавый орел распахнул свои крылья на Восток и Юг — до самого Терека. Заложенный в тех краях город в честь царя назвали Грозный... Шутка, конечно. А говоря серьезно, завоевательные войны Ивана IV заложили конфигурацию Российской Империи. И столица Чечни и правда называлась крепостью Грозной, а потом городом Грозным.
Нерешенным оставался вопрос о государственном строе его царства. Он стал особенно актуальным после расширения границ русского государства.
Иван Васильевич — и это был его личный выбор — решил, что его страна должна быть самодержавной монархией. Неясно, сразу ли он разработал план по утверждению самодержавия — в этом приходится сомневаться — или же действовал по обстоятельствам. Но, раз решив ввести абсолютизм, он поступал с чудовищной последовательностью.
И при этом проводил оригинальные акции, которых до него таких не осуществлял никто.
Еще в 1553 году он тяжело заболел, находился при смерти, и требовал, чтобы бояре присягнули его малолетнему сыну. Однако с этим медлили даже члены «Избранной рады» — так, как вы помните, князь Курбский называл ближний круг советников царя. Чего-то выгадывали советнички, юлили. Иван выздоровел, и вскоре им все это припомнил. Сильвестр и Адашев отправились по ссылкам, Курбский бежал. Некоторые исследователи считают, что после болезни царь стал другим человеком. Причем в буквальном смысле. По средневековой «теории заговора», место государя занял его двойник — точно так же, как же победитель конкурса двойников заменил Пола Маккартни, погибшего во время записи альбома Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band[117].
Ситуация, когда он оказался на смертном одре, отрезвила Ивана после первых успехов на царском поприще. Он увидел, что бояре, правившие его именем, когда он был ребенком, намерены продолжать в том же духе и после его смерти.
На пути к абсолютной власти стояла Боярская дума. Просто так разогнать ее царь не мог: расклад сил не позволял. Это Борис Ельцин взял да и расстрелял из танков парламент, а Иван Грозный на аналогичные действия не решался. Он придумал PR-акцию, которая позволила совершить бескровный государственный переворот. Правда, крови было много, но — потом.
В конце 1564 года царь стал готовиться к отъезду из Москвы. С усердием молился в столичных церквях. Потом велел собрать в Кремле наиболее почитаемые иконы и уложить их в возы. А 3 декабря после богослужения в Успенском соборе начал прощаться — с митрополитом, боярами, дьяками... Под охраной нескольких сотен вооруженных дворян от Кремля двинулся обоз, нагруженный всей московской «святостью» и государственной казной. Царский «поезд». Никто не знал, куда отправились царь и вся его семья, зачем и надолго ли... В свите были только ближайшие соратники — и тоже с семьями. Так состоялся знаменитый отъезд Грозного.
Москва осиротела. Москвичи вне зависимости от звания и чина «в недоумении и во унынии быша, такому государьскому великому необычному подъему, и путного его шествия не ведамо куды бяша». (Здесь можно обойтись без нашего обычного ироничного перевода — и так звучит с неназойливым московским юмором). А царский обоз так и скитался по Подмосковью не одну неделю. Его «поезд» останавливался в Коломенском, в Троице-Сергиевом монастыре и в конце концов достиг крепости Александровская слобода. Сейчас это город Александров, электричка идет от Ярославского вокзала два часа с хвостиком.
К тому времени, как царь где-то наконец осел, беспокойство и растерянность в Москве достигли предела. А ровно через месяц после отъезда, 3 января 1565 года, словно все было заранее расписано политтехнологами, царь прислал из слободы к митрополиту список боярских измен. Бояре и воеводы якобы земли его государские себе разобрали, друзьям своим и родственникам роздали; держа за собою поместья и вотчины великие, получая жалованья государские о государе, государстве и о всем православном христианстве не желали радеть и сами от службы начали удаляться. А захочет государь бояр своих или приказных, или служивых людей наказать, духовенство их покрывает. И царь от великой жалости сердца, не могши их многих изменных дел терпеть, оставил свое государство и поехал где-нибудь поселиться, где его Бог наставит!
В то время, как думцы и иерархи выслушивали на митрополичьем дворе, за что же на них обиделся царь, дьяки собрали на площади большую толпу. Так народ узнал об отречении Грозного. В послании к простым москвичам царь (или уже не царь?) подчеркивал, что на них-то гнева и опалы никакой нет. Иван в своей прокламации апеллировал к народу и говорил о притеснениях, причиненных ему изменниками-боярами.
Практически тот же текст, с которым государь самолично обращался к народу в юном возрасте, в самом начале правления. Теперь же он был умудренным военными походами и политическими баталиями 34-летним зрелым мужчиной. И общественным коммуникациям он отводил вполне определенные задачи — с четким выходом на предсказуемые результаты.
Народ ответил хорошо отрепетированными выкриками: «Увы, горе! Согрешили мы перед Богом, прогневали государя своего многими перед ним согрешениями и милость его великую превратили на гнев и на ярость!» «Теперь к кому прибегнем, кто нас помилует и кто избавит от нашествия иноплеменных?» «Как могут быть овцы без пастырей? Увидавши овец без пастыря, волки расхитят их!» Кричали, конечно, не хором. В толпе наверняка находились модераторы.
А москвичи все подтягивались. Люди были ошеломлены известием. Поведение заведенной толпы становилось угрожающим.
Тут в митрополичьи покои были допущены выборные от купцов и простых горожан. Как-то подозрительно быстро нарисовались эти представители народа... Не у нас первых возникает уверенность, что их заранее подготовили. Они объявили волю народа: «Чтоб государь государства не оставлял и их на расхищение волкам не отдавал... а государских лиходеев и изменников они и сами истребят». На языке того времени это звучало как «потребят». Средневековое общество потребления было готово к каннибализму — в фигуральном, конечно, смысле.
«Потребительские предпочтения» москвичей полностью парализовали волю оппозиции Ивану в Боярской думе. Она отвергла отречение. Немедленно в Александровскую слободу отправилась делегация духовенства. Ее приняли, но Иван заявил, что его решение окончательное.
Правда, потом «передумал». За то время, пока он имитировал этот мыслительный процесс, страна окончательно погрузилась в бездну отчаяния. Ее можно было брать голыми руками.
Прибывших из Москвы следом за духовенством бояр провели на переговоры под конвоем, как опасных врагов или заведомых преступников. Царь получил карт-бланш на все свои планы. А именно, неограниченные полномочия на то, чтобы без совета с Думой «опаляться» на бояр, а иных казнити, и животы их и имущество имати. При этом царь подчеркивал, что он — главный и единственный в стране борец с изменой и коррупцией, нужно, мол, наконец покончить со злоупотреблениями властей и прочими несправедливостями. Все для блага простого народа.
Нет-нет-нет, это не подсказка, как верховной власти можно эффективно вести борьбу с коррупцией! Ради Бога,
Дмитрий Анатольевич, если эти строчки попались Вам на глаза, не воспринимайте их как... как технологию. Мы просто рассказываем об использовании русским государем XVI столетия «оригинальных коммуникаций».
В середине февраля царь вернулся в Москву и объявил указ об учреждении опричнины. Вот так... Просто, мирно, технологично. И никакой пальбы по парламенту (Боярской думе) из Царь-пушек!
«Опричнина» не была новым словом. На Руси так издревле называли земельный надел, который выделялся вдове князя. Но Иван Грозный сделал ее новым словом в политике — и политтехнологиях. Он разделил страну на две части. Одна находилась под управлением царя, другая, так называемая земская, — под управлением Боярской думы.
Атомная станция — это управляемая атомная бомба. Иван устроил управляемую гражданскую войну. В ней воевали не красные и белые, а царские и боярские. Точнее, даже не воевали. Царские просто планомерно уничтожали боярских. Это была гражданская война под контролем Грозного.
В его опричнину отошли лучшие земли и более 20 крупных городов (в частности, Москва, Вязьма, Суздаль, Козельск, Медынь, Великий Устюг). К концу опричнины ее территория составляла 60% Московского государства. Забрал он себе и служилых людей — тысячу человек. В Москве им отвели улицы Пречистенку, Сивцев Вражек, Арбат и левую сторону Никитской. Прежних обитателей этих улиц выселили. Хорошо, что не в Сибирь.
Москва разделилась на две части, как Восточный и Западный Берлин. Появился в ней и особый опричный двор. «В течение полугода на расстоянии ружейного выстрела от кремлевской стены, за Неглинной, вырос мощный замок. Его окружали каменные стены высотою в три сажени. Выходившие к Кремлю ворота, окованные железом, украшала фигура льва, раскрытая пасть которого была обращена в сторону земщины. Шпили замка венчали черные двуглавые орлы. Днем и ночью несколько сот опричных стрелков несли караулы на его стенах» — так описывает Скрынников этот замок Людоеда на месте нынешней «Ленинки».
Из окованных железом ворот вылетали всадники с притороченными к седлам подобиями метел и прямо на улицах Москвы убивали приговоренных бояр. К трупу прикалывали записку с описанием вины. Могли зарубить и в церкви, непосредственно перед алтарем. Метлы означали, что царские слуги выметут крамолу.
Лебедев К. Б. (1852-1916). Царь Иван Грозный просит игумена Корнилия постричь его в монахи
Другой цитаделью царя стала Александровская слобода. У тех, кто хотя бы немного знаком с историей, странные штуковины на гербе города Александрова вызывают жуткие ассоциации. На самом деле это не орудия пыток, а просто старинное слесарное оборудование. Но в слободе действительно пытали и казнили. Ключевский пишет: «В этой берлоге царь устроил дикую пародию монастыря. Подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию, сам принял звание игумена, покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав. Сам с царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки».
У Ключевского грозный царь вообще часто предстает дурачком. Вот уж кем он не был! Давайте вспомним что мы увидели, заглянув в голову Ивана Грозного — и все встанет на свои места. Богоизбранный царь создавал свой орден монахов-воинов. Все первые лица опричнины облеклись в иноческую одежду. Александровская слобода — русский Шаолинь. Одновременно строил «вертикаль божественной власти», управляя через этот «орден».
На богомолье в вологодском Кириллове монастыре царь тайно поведал старцам о своих сокровенных помыслах — стать монахом. Это было его излюбленной мыслью. Туда, на Русский Север, царь задумывал и перенос столицы. В тихой провинциальной Вологде он начал строить крепость, которая не уступала бы московскому Кремлю, и свой Успенский собор — Софийский, который должен был затмить кремлевский. При этом в Вологду отправили 300 пушек. Триста!
Вологжане до сих пор очень гордятся тем, что их город, основанный в один год с Москвой, трижды мог считаться столицей. В первый раз, когда в него был сослан Василий Темный. Он сложил с себя крестное целование не подниматься против Шемяки, захватившего московский престол, в Кириллове монастыре, а значит, снова стал великим князем именно на этой северной русской земле. Второй раз — при Грозном. Ну а в третий — при большевиках, когда в Вологде оказались все съехавшие из Питера посольства. Посольства ведь располагаются в столице, правда?
Террор, который развязал Грозный во времена опричнины, конечно, уступал по размаху большевистскому. Однако оценить его масштаб трудно из-за того, что погибли все опричные архивы. Историкам приходится заниматься реконструкциями. Скажем, известно, что в 1570 году Грозный получил сведения об измене Великого Новгорода и по примеру своих предков его разгромил. По словам новгородского летописца, ежедневно царь казнил тысячу человек. Летописная «Повесть о погибели Новгорода» вышла в переводе на немецкий во Франкфурте-на-Майне уже в 1572 году. Подробности ужасают. Людей жгли на огне «некоею составною мукою огненною». Связанных женщин и детей бросали в воду и заталкивали под лед палками. Называют цифру — до 60 тысяч убитых.
Ужас! — не может не воскликнуть просвещенный русский европеец. Только вот ведь какая штука: и в лучшие времена в Новгороде жило самое большее 25-30 тысяч человек. В общем, опять двадцать пять: «Повесть о погибели Новгорода» — прекрасный пример многократного преувеличения масштабов убийств и казней.
Самым полным списком жертв террора можно считать синодик, разосланный царем для поминовения казненных незадолго до собственной смерти. Полный текст синодика не поддается реконструкции, но в нем есть отчет главаря новгородской карательной экспедиции Малюты Скуратова. «По Малютине скаске в новгороцкой посылке Малюта отделал 1490 человек (ручным усечением), ис пищали отделано 15 человек». Хороша сказочка... Еще в синодике значатся имена нескольких сот убитых дворян и их домочадцев. И как ни считай, получается, что в Новгороде погибло около трех тысяч человек. То есть каждый десятый. Иван Грозный устроил это один раз, а Лев Троцкий проделывал такое постоянно, называя это древнеримским термином «децимация». В бегущих красных частях его затянутые в черную кожу каратели просто расстреливали каждого десятого красноармейца.
Естественно, массовое истребление налицо, кто же спорит? Но даже самое кровавое из деяний Грозного было по числу казненных в 20 раз меньше, чем об этом говорят. Нет ни малейшего желания его как-то оправдывать, но все же и многократное преувеличение необходимо отметить. Конечно, это — PR. PR, враждебный и лично Ивану Грозному и всей системе его правления, и в конечном счете — России. Цель этого PR'a — представить Ивана Грозного как чудовище, все правление которого — сплошная цепь страшных преступлений.
Царь хотел вызвать ужас и этого добился.
Статистики по казням опричнины нет, достоверных источников не имеется. Но осталось много разрозненных фактов. Из этих фактов делают очень разные выводы. Иные считают, что все казни бессмысленны: ведь никто на власть Ивана IV не посягал.
Мы приведем самые известные случаи, которые свидетельствуют, что оппозиция Грозному действительно была.
Граждане бросали обвинения тирану прямо в лицо.
Поступали с ними после этого по-разному.
Когда 300 депутатов Земского собора потребовали от царя упразднения опричнины, все 300 челобитчиков попали в тюрьму. Правда, через пять дней почти все были отпущены. 50 человек подверглись торговой казни — их поколотили палками на рыночной площади. Нескольким урезали языки, а трем отрубили головы.
Дворянин Митнев на пиру во дворце кричал царю при всем честном народе: «Царь, воистину яко сам пиешь, так и нас принуждаешь, окаянный, мед, с кровию смешанный брати наших пити!» Тут же был убит опричниками.
Митрополит Филипп потребовал от царя отказаться от опричнины прямо во время богослужения. Они повздорили. Не получив благословения, царь был в ярости. Через какое-то время он затеял над митрополитом суд. Тот был признан виновным в «скаредных делах», и по церковным законам подлежал сожжению. Грозный не посмел — заменил казнь вечным заточением в монастырской тюрьме.
После Новгорода Грозный имел длительное объяснение с государственным печатником (то есть «лордом-хранителем печати») Иваном Висковатым, много лет возглавлявшим Посольский приказ. Он убеждал царя прекратить репрессии против бояр. Но Грозный не послушал старого советника, новгородское дело продолжилось делом московским, и Висковатый сам пал жертвой. Его привязали к кресту, предложив повиниться и просить царя о помиловании. «Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!» — были последние слова дьяка-министра.
Когда арестовали дворцового повара, ездившего в Нижний Новгород за белорыбицей для царского стола, при нем были найдены какой-то порошок и крупная сумма денег, якобы переданная двоюродным братом царя князем Владимиром Старицким. Князь, замышлявший отравить царя, был осужден на смерть.
Может сложиться впечатление, что при Грозном только пытали, рубили и варили в кипятке. Но на самом деле главным наказанием для верхов общества оставалась ссылка.
Рябушкин А. П. (1861-1904). Пожалован шубой с царского плеча
Условия содержания ссыльных могут вызвать культурный шок. В конце 1564 года приставы, отправленные при сосланных князьях Воротынских, писали, что не дослано было ссыльным двух осетров свежих, двух севрюг свежих, полпуда ягод винных, полпуда изюму, трех ведер слив. Велено было дослать. Сам князь бил челом, что ему не прислали государева жалованья: ведра романеи, ведра рейнского вина, ведра бастру, 200 лимонов, и т. п., а деньгами 50 рублей в год. Неповоротливая царская бюрократия не обеспечивала ритмичных поставок рейнского осужденным. Просто как в бессмертном «Голом пистолете» — бунт в тюрьме возникает из-за того, что шато подают недостаточно охлажденным.
В общем, по-разному было.
Но вот, расправляясь с явными врагами, Грозный и сам участвовал в казнях. Уличенному в заговоре конюшему[118] Ивану Челяднину он приказал надеть царские одежды и сесть на трон. Встав перед ним на колени, Грозный издевательски произнес: «Ты хотел занять мое место, и вот ныне ты великий князь, наслаждайся владычеством, которого жаждал!» Опричники тут же убили конюшего и бросили труп в навозную кучу.
Я не намерен оправдывать Ивана. Но ведь это же факт, что его современник Карл IX организовывал намного более масштабные убийства, и тоже принимал в них участие. «Варфоломеевская ночь» на 24 августа 1572 года — это не одна ночь, а целая неделя ужаса, когда в одном Париже и окрестностях убили до 30 тысяч человеческих существ.
А Карл IX распорядился: «Тогда убейте их всех, убейте их всех!» и сам стоял у окна Лувра с огнестрельным оружием в руках, выбирая: кого бы из пробегающих парижан подстрелить.
Почему же до сих пор все в России знают, что Иван Грозный — чудовище и серийный убийца, а про Карла IX ничего подобного не говорится? А потому, что есть заказчик именно такого пиара.
В отличие от «варфоломеевской ночи», дело того же Челяднина подробно описано. Есть даже две версии — противоположные и взаимоисключающие. При этом обе они принадлежат перу одного автора! Альберт Шлихтинг служил переводчиком в доме у личного медика царя, располагал самой обширной информацией о земском заговоре и писал о нем дважды. Он составил записку «Новости из Московии о жизни и тирании государя Ивана». А позднее по заданию польского правительства написал «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича» — гораздо более подробное, несмотря на заявленную в названии краткость. Эти два документа дают представление о том, как работали с информацией об Иване Грозном его враги, как выстраивался «черный PR».
В первой записке Челяднин представлен злонамеренным заговорщиком. В «Сказании» — жертвой тирана, неповинной даже в дурных помыслах. В первом случае Шлихтинг кратко изложил наиболее важные из известных ему сведений фактического порядка. Во втором — поляки использовали его знания в дипломатических акциях против России.
«Когда папа римский направил к царю посла с целью склонить его к войне с турками, король задержал папского посла в Варшаве и, чтобы отбить у него охоту к поездке в Москву, велел вручить ему "Сказания" Шлихтинга, — пишет Скрынников. — Памфлет был переслан затем в Рим и произвел там сильное впечатление. Папа велел немедленно прервать дипломатические отношения с московским тираном. Оплаченное королевским золотом сочинение Шлихтинга попало в цель».
Доказательства того, что репрессии Грозного становились объектом политических спекуляций, у нас есть. А доказательств того, насколько эти репрессии были оправданы, у нас нет. Как вы помните, архивы опричнины погибли. И остается только надеяться, что гриф «Хранить вечно» на делах сталинской эпохи позволит когда-нибудь узнать, насколько были оправданы репрессии духовного наследника Ивана Грозного.
Для себя же стоит отметить: демократия при всех своих недостатках не позволяет застаиваться крови во властных структурах. Выборный процесс приносит свежую кровь, и государство может обходиться без кровопускания. В самом прямом смысле.
Об этом следует помнить современным «боярам», периодически испытывающим ностальгию по «сильной руке».
Царь отменил опричнину в 1572 году, запретив подданным даже просто употреблять это слово. Он казнил организаторов террора: как это обычно и бывает, НКВД-шники XVI века сами пали его жертвами. Грозный велел разобрать жалобы земских дворян и расследовать самые вопиющие преступления опричников.
Но в 1575 году он устроил «мини-опричнину», снова придав ее введению легитимный вид. Он отрекся от трона в пользу служилого татарского «царя», крещеного хана Симеона Бекбулатовича. Касимовский хан получил титул великого князя, а «Иванец Московский» обратился к нему со смиренной просьбой выкроить себе «удел». Санкция на введение чрезвычайного положения была получена — не от Боярской думы, а от какого-то Бекбулатовича. Царский титул как бы исчез совсем. А в Думе опять произвели чистку[119]. Большинство из казненных в тот год ранее успешно служили в опричнине. Так же, как большинство уничтоженных Сталиным сами активно участвовали в Большом терроре.
Потом самодержец «свел» татарина из Москвы на Тверское княжество, а сам снова стал царем.
День печати и печали
На первый взгляд странно, что в правлении Грозного зияют информационные пробелы. При нем летописные работы в Москве приобрели грандиозный размах, и при нем же в Москве появилась первая типография. Так что если есть пробелы — они не случайны.
Рябушкин А. П. (1861-1904). Иоанн Грозный с приближенными
Яростный поклонник всяческой централизации, Иван IV изменил сам порядок составления летописей. Летописание было передано Посольскому приказу, а его местные центры пришли в упадок. Самый главный памятник письменности в XVI веке — Никоновский Лицевой свод[120], который имеет более 10 тысяч страниц и 16 тысяч (!) иллюстраций. Но памятником эпохи Грозного эту летопись можно считать не только из-за объема. Памятником этой мрачной эпохи ее делает то, что летопись была составлена крайне тенденциозно, а объем исправлений в более ранних текстах носил невиданный размах.
Просмотром и исправлением этой летописи занимался такой крупный историк, как Иван Васильевич Грозный. Государь лично вносил правку на полях «Царственной книги» и в черновиках[121].
Скажем, официальная летопись лишь глухо упоминала о «великой измене» князя Владимира Старицкого — его царь заставил выпить отравленный кубок. Грозный, взявшись за исправления, внес сведения о том, что Старицкие были давние изменники и пытались свергнуть законную династию еще в 1553 году, когда государь тяжко заболел, а бояре подняли «мятеж» в думе. Больной самодержец якобы обратился к думе с речью, усмирившей мятежников. Свои речи царь сочинил сам — задним числом. А что? Это же все равно были его собственные слова!
Примерно так же работали над текстами в романе «1984».
Примерно так составлял «Краткий курс ВКП(б)» Иосиф Виссарионович.
Сперва увлекшись летописью, царь потом к ней совершенно охладел. Последние 16 лет его правления не получили никакого освещения. Целых 16 лет! Всего на два года меньше, чем бесконечное, как казалось, правление Брежнева. Поставленные царем задачи были выполнены, а к чему пустое бумагомарание? Дело сделано...
Но и никто кроме него не мог заниматься летописанием. Чтобы сохранить монополию, разрушалась складывавшаяся веками инфраструктура летописания. После суда над митрополитом Филиппом Грозный отстранил от работы над летописью церковное руководство. После казни дьяка, который заведовал личной канцелярией государя и государственным архивом, некому стало квалифицированно работать[122]. Царь приказал изъять приготовленные летописные материалы из земского Посольского приказа и увезти их в опричную Александровскую слободу для редактирования. Но в опричнине не было нужных специалистов. «Культурная традиция, насчитывавшая много веков, подверглась уничтожению», — утверждает Скрынников.
Нечто похожее приключилось с первой московской типографией. На начальном этапе правления Грозного реформами в стране занимался Алексей Адашев, который был совершенно равнодушен к достижениям европейской цивилизации — и к печатанию книг в частности. Вот так, казалось — реформатор, а прогресс был ему почему-то безразличен. Интерпретация исторических фактов вообще требует осторожности. Наставления для домашней жизни под названием «Домострой» в наших сегодняшних массовых представлениях — образчик косности, домотканности и посконности[123]. А писал его другой любимец царя Сильвестр — тот, кого историки тоже считают реформатором. У печати в России появился шанс только после того, как царь подверг этих двоих опале.
Сам Иван IV всегда проявлял интерес к западным новинкам науки и техники — особенно военной. Он, похоже, догадывался, какое это мощное оружие — типографский станок. Царь распорядился отвести место в центре столицы под Печатный двор. Печатникам — уже не тем, кто хранит печати, а тем, кто печатает, — выделили щедрое жалованье. Потом первопечатник Иван Федоров писал, что его типография была учреждена вследствие покровительства и щедрости царя.
А царевича Дмитрия Годунов не убивал. Это практически доказано историками. Можно сказать, Годунов стал жертвой «черного PR». Причем настолько эффективного, что кровь младшего сына Ивана Грозного, пролитая в Угличе, навсегда прилипла к его имени. Так же как навсегда отравителем Моцарта останется невиновный в этом Сальери. Спросите себя: кто убийца царевича Дмитрия? Кто его — перочинным ножичком, а? Конечно, он, царь Борис. «И мальчики кровавые в глазах». Не повезло
Оборудование пришлось закупать в Константинополе, чтобы печатный станок не воспринимался как бесовское изобретение — ведь он получен от единоверцев. При этом, по-видимому, типография была итальянского производства, так как наши первопечатники употребляли термины итальянского происхождения. Успешно обойдя этот подводный камень, обвинения в бесовщине, Федоров налетел на другой. Он не просто напечатал «Апостол» (в 1564 году), но и взялся править древнерусский текст по греческому оригиналу (так через столетие будет действовать Никон). Церковная общественность этого не поняла. Выход книги стал скандалом. О таком только может мечтать любой современный книгоиздатель, но тогда это привело к остановке всех работ. Тем временем земская казна опустела вследствие опричнины, и финансирование типографии прекратилось. Федоров уехал за границу.
Правда, потом книгопечатание в Москве возобновилось, хотя Иван IV совершенно утратил к нему интерес. Тут уж процессом руководил не царь, а Его Величество Технический Прогресс.
НИКОН ( 1605-1681, патриарх с 1652). Это как раз к известному афоризму про благие намерения... Ну и про то, что хотели как лучше. «Организованный» Никоном раскол Православной Церкви — это еще не до конца пережитая нами трагедия. И не осознанный до конца вред. Чем выше залетает человек, тем больше ему надо думать над последствиями каждого своего шага. Вроде звучит банально. А ведь не думают. История Годунова была описана в газете «Наше время» в заметке «PR царя Бориса», и желающие легко могут найти ее через поисковые машины в интернете — статья републикована на десятках сайтов.
Последний дошедший до нас вариант духовной грамоты Ивана IV Васильевича Грозного относится к 1572 году — значит, написан он за 12 лет до смерти. Завещание начинается его исповедью: «Тело изнемогло, болезнует дух, струпы душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы меня исцелил; ждал я, кто бы со мною поскорбел, — и нет никого, утешающих я не сыскал. Воздали мне злом за добро, ненавистию за любовь». Интересно, он действительно так считал? Или это царь создает необходимый ему имидж страстотерпца (см. выше про харизму)?
Самый обсуждаемый из русских царей — и, несомненно, самый оклеветанный из них — был не самым большим злодеем. Он создал свою доктрину и успешно ее реализовал. Идея о богоизбранном самодержце соответствовала новым реалиям зарождавшейся Российской Империи. В XVII столетии эта идея поможет преодолеть Смуту и избежать развала страны.
Иван был умелым — местами гениальным — пиарщиком, политтехнологом, пропагандистом — и в своей деятельности постоянно опирался на методы PR.
Но по большому счету он сам стал жертвой PR. На Западе из него сделали поистине исчадие ада, а через какое-то время это представление вернулось к нам, в Россию.
Его завещание начиналось исповедью, а заканчивалось покаянием. Иван, который умер в 1584 году, кончил словами: «Аще и жив, но Богу скаредными своими делы паче мертвеца смраднейший и гнуснейший, сего ради всеми ненавидим есмь». Под конец жизни его действительно поразило какое-то ужасное заболевание, из-за которого его тело источало жуткий зловонный смрад.
Литовченко А. Д. (1835-1890). Иван Грозный показывает сокровища английскому послу Горсею
Мы назвали XVI столетие веком Грозного. Личность его имела такой масштаб, что вытолкала из этого века все другие фигуры. Рядом с ним кажется бледным его предшественник Василий III. После него выглядит ничтожным его преемник царь Федор Иванович. Который «durak». Который никаким дураком на самом деле, конечно, не был, а представлялся слабым и болезненным, чтобы обводить противников вокруг пальца. Может, сознательно держался в мрачной тени великого отца. Достижения царя Федора реальны, хотя и недооценены — в общем, постпиар плохой. А, скажем, утверждение патриаршества на Руси состоялось именно при нем. Разве мало?
Ну а правление Бориса Годунова запомнилось, кажется, только образцовой избирательной кампанией, которую он провел, чтобы стать царем. Царская кампания ФИЛОФЕЙ (ок. 1465-1542) — монах, политолог. Автор по-прежнему греющей национальное самолюбие идеологемы «Два Рима падоша, третий стоит, а четвертому не быти». В августе 2009 года в ходе плановых археологических работ в некрополе Спасо-Елиазаровского монастыря были найдены мощи Филофея. К чему бы это?
ФЕДОР ИВАНОВИЧ (1557-1598), русский царь с 1584 года. Настолько искренне любил свою жену (что, кстати, совершенно нехарактерно для монархов того времени), что ненароком пожертвовал ради нее судьбой династии. Живший чуть раньше король Англии Генрих VIII был более решителен — он избавился от шести жен, двух казнил, разрушил Английскую католическую церковь, был отлучен папой римским — и все в тщетной надежде получить мальчика-наследника. Наш Федор был однолюб и православный человек и все ждал, ждал, пока родит одна венчанная супруга — но, к сожалению, так и не дождался. Династия Рюриковичей пресеклась. А многоженство Генриха, повергшее Англию в пучину гражданских и религиозных войн, ничуть ему не помогло: все равно династия Тюдоров пресеклась на его дочери Елизавете