Особенный. В твоих руках

Глава 25

Жизнь — маятник: чем глубже страдание, тем сильнее счастье. Это сказала Айседора, та «босоногая американка», что пленила сердце молодого русского поэта. Недавно я читала ее мемуары, некоторые фразы запомнились.

Сегодня я была в отчаянье. Чувствовала себя бесталанной и, как следствие, никому не нужной. Ненавидела обезображенную шрамом ногу, деревянную спину и корявые руки. Гнобила себя. Но стоило Максиму обнять и нашептать приятностей — у меня раскрылись крылья, запорхали и душа, и тело.

Маятник качнулся.

После съемки на пляже нас забрал Костик. Пока ехали к дому, Макс не сводил с меня восторженных глаз и держал за руку, сплетая наши пальцы. От счастья распирало! Какие там гормоны вызывают это чувство? Дофамин, эндорфин, серотонин? У меня передоз каждого, я от них, как пьяная.

Смотрю в зеркало и обалдеваю — так сияю, словно внутри меня кто-то свет зажег. И я знаю, кто это сделал. Сушу волосы феном и сама себе улыбаюсь. Лучшему в мире парню во мне все нравиться, он это сказал.

Внизу тихо играет музыка. Когда я поднималась, там шло активное обсуждение, ехать на ужин в город или заказать доставку еды на дом. Костик хотел остаться и выпить пива, Маша была настроена погулять, они спорили. Мне все равно, где пройдет вечер, я думаю о ночи, что наступит после. Тешу себя иллюзией, что готова.

Никак не могу решить, что лучше надеть: джинсовые шорты и топ или сарафан? В город лучше платье, но не факт, что мы поедем. Надеваю шорты, переодеться, если что — одна минута.

По лестнице бегом спускаюсь. Меня уж заждались, наверное.

Вижу Макса — и сердечко ускоряется. Он стоит у кухонного островка, выкладывает пиццу из коробки. До этого был в шортах, теперь на нем льняные брюки и рубашка. Переоделся, чтобы ехать в город? Пицца тогда зачем?

— Ты долго, — смотрит на меня и улыбается.

Божечки, какой же он красивый!

— Не знала, что надеть, — признаюсь.

— Можно было ничего не надевать, — подмигивает.

Мне резко становится жарко. Он еще не видел меня голой. Трогал везде и даже живот целовал, задрав майку, но полностью не раздевал.

Макс снимает с навесного держателя два высоких бокала, достает из холодильника шампанское. Пробка вылетает громко, я оглядываюсь по сторонам:

— А где все?

Пространство первого этажа — это большая гостиная и открытая кухня, мы здесь одни.

— Костя повез Машу на набережную кормить мороженным и катать на каруселях. Вернутся поздно. Шампанское будешь?

Макс протягивает наполненный бокал, медленно ведет по мне взглядом. Выглядит он обалденно, эта рубашка ему очень идет. Ярко-синяя, под цвет глаз. Я очень хочу сделать ему комплимент, но не решаюсь.

— Буду, спасибо, — заметно стушевавшись, беру бокал и делаю глоток.

— А пиццу? Она сырная, ты такую любишь.

Пицца выглядит аппетитно, но что-то мне не до еды. Внутри стремительно нарастает напряжение. Мы остались вдвоем и пьем из запотевших бокалов шампанское. Это значит, что все начинается?

— Пиццу не хочу.

— Я знал, предвидел, — усмехается Макс. — Есть запасной вариант.

Он придвигает блюдо, на котором яркими треугольниками выложены три вида ягод.

— Это что, клубника? — вытягиваю шею.

— В том числе. Попросил Костяна купить для тебя ягод, так он расстарался. Она местная и мелкая, но сладкая.

— Потому что под палящим солнцем зрела. Второй клубники обычно мало, зато она слаще. Когда мы жили в доме, я ее прямо с грядок съедала. Так она даже вкуснее. Не знаю почему, но с дерева и с куста все всегда вкуснее кажется.

Я болтаю и вожу рукой по мраморному ребру столешницы. Бессмысленные движения и многословие — признаки крайней степени беспокойства. Капец, разволновалась.

Макс берет самую крупную ягоду и протягивает. Я хочу взять, но он подносит ее прямо к моим губам. Смотрит на них, затем в глаза. Так откровенно, что я понимаю: это такая прелюдия.

От этой мысли снова в жар бросает, но губы я размыкаю и клубнику съедаю. Она ароматная и ожидаемо сладкая, малина после нее кажется кислой и я морщусь. Макс смеется и протягивает голубику, но я мотаю головой.

— Ладно, — прищуривается он и снова берет клубнику. — Сладкой девочке — самое сладкое.

Залпом допив шампанское, я резковато тянусь за ягодой и нечаянно целую его пальцы. От этого контакта губы будто током ударяет, волоски над кожей поднимаются. Ух, как будоражит!

— Можно мне еще? — протягиваю бокал.

Говорят, алкоголь расслабляет. Мне не помешает.

Макс наивает почти полный. Я выпиваю, не дождавшись, пока сойдет воздушная пенка — так быстро, что пузырьки дерут горло.

— Хочешь напиться?

— Немножечко!

В носу щекотно, я зажмуриваюсь. Вдох-выдох. Фух! Дышать как будто легче, отпускает напряжение.

Я смелею, подхожу к Максу ближе и съедаю из его рук еще несколько ягод. Уже намеренно касаюсь губами его пальцев и облизываюсь. Дышу поверхностно и часто, как ему нравится. Его дыхание, напротив, тяжелеет, складка между бровей становится заметнее. У него всегда все под контролем, но я откровенно провоцирую, и он с трудом держится. Быстро разливает шампанское и протягивает мне бокал.

Перед глазами у меня слегка плывет, поэтому я только пригубляю, а Макс свое выпивает. Я в это время кошусь на его ширинку. Ничего себе там бугор!

Лицо вспыхивает. Сердце подскакивает, стучит где-то в горле. Мне не то стыдно, не то страшно — стараюсь не думать, быстро отворачиваюсь и иду к дивану. Песня играет знакомая, медленная. Я под нее бедрами виляю, а у самой колени дрожат.

— Что дальше делать будем?

Тон заигрывающий, внутри зреет паника.

— Сама как думаешь? Есть предложения?

Его низкий голос чуточку хрипнет. Я слышу, потому что он подходит близко. Резко разворачиваюсь. До чего же он хорош! И пахнет фантастически приятно. Я его парфюм из тысячи узнаю и помнить буду вечно.

— Может потанцуем? Ты хотел научиться. Вальс, кажется, — вспоминаю, что он как-то обмолвился.

Макс усмехается:

— Вальс — не тот танец, который мы с тобой станцуем.

— Танго? — предлагаю с задором. — Танец страсти!

Делаю несколько базовых шагов из аргентинского танго, затем выпад и падаю на диван. Дурочку валяю, на нервах хорошо получается.

Максим смеется. Я сажусь по-турецки и смотрю на него снизу вверх. Жду, что подойдет и поцелует, но он просто рядом садиться. Глаз с меня не сводит. Они у него чумовые, как и улыбка. Мурашки от нее бегут. Мы оба сдерживаемся, это игра такая.

И тут я представляю, что Костя и Маша вернулись, а мы ничего не успели. Паникую еще больше. Сама придвигаюсь к Максу и перекидываю ногу, сажусь на него верхом. В этой позе мы, можно сказать, познакомились, с нее все началось.

Накрывает нас, как по пощелчку.

Едва тела соприкасаются — сцепляемя губами. Как сумасшедшие целуемся, весь кислород выпиваем друг из друга. Притираемся, распаляемся.

Макс опускает руки на поясницу, медленно ведет ими вверх. Ух, горячие они у него! И большие, но сжимают мягко. Сначала ребра под грудью, а потом и саму грудь. Так бережно трогают, так умело, что я улетаю. Запрокинув голову, мелко дрожу.

Макс целует в шею, влажно и горячо. А потом раз — и рывком снимает с меня топ. Я дергаюсь, пытаюсь руками закрыться. Без лифчика же, без пуша-апа своего любимого.

— Тебе нечего стесняться, Лиза! Ты совершенна. Доверяй мне, ладно? — произносит Макс, глядя в глаза, и я коротко киваю.

Он заводит мои руки за спину и держит меня так, словно боится, что упаду. Шею и грудь поцелуями покрывает, делает это невозможно нежно. Меня покачивает от удовольствия, я забываю про стыд, про свои комплексы. Чувствую, как соски твердеют и приятно ноют, и уже жду, когда Макс уделит им внимание. Он трогал их, я знаю, как это круто. Когда его губы накрывают и всасывают чувствительную плоть, низ живота сводит мощным спазмом, и я начинаю методично двигаться и стонать.

— Идем наверх, — произносит Макс.

Это не вопрос и не предложение — его решение. Удерживая меня, он поднимается и направляется к лестнице. Я обвиваю его торс ногами и цепляюсь в плечи. Пока поднимаемся, крепко держусь, отпускаю руки только на кровати.

Макс расстегивает мои шорты и дергает их вместе с бельем. Тем же отлаженным рывком, что до этого снял топ. Пикнуть не успеваю.

Оказавшись полностью голой, совсем теряюсь. Смущаюсь и не понимаю, что должна делать. Приподнявшись, принимаюсь дрожащими пальцаи расстегивать пуговицы на его рубашке.

Максим садится и снимает ее через голову, следом быстро стаскивает брюки. Раздевается так же технично, как меня раздевал. Торопится будто. А я вдруг чувствую, что продолжения боюсь.

— Ма-акс, — зову тихонечко.

Хочу признаться и не могу, но он как-то понимает. Сгребает меня и шепчет:

— Не бойся, все будет хорошо.

Целует жарко в губы, а я глаза его ищу.

— Ты уверен?

— Я от тебя без ума, Лиза.

Смотрит так проникновенно, что я понимаю: не успокаивает — признается. Сердце удар пропускает.

Господи, спасибо!

— И я, я тоже, Максим, — спешу ответить.

Он находит мои губы, впивается в них, но быстро отпускает, поцелуями ниже спускается. Зацеловывает шею, живот и дальше… Я едва не взвизгиваю, когда там губами касается. Ноги пробую сдвинуть, а не получается. Макс занял все пространство между ними и за щиколотки держит, к кровати прижимает.

От осознания того, что происходит мозг взрывается. Я в неразумное существо превращаюсь: извиваюсь, царапаюсь и звуки странные издаю. И мне даже не стыдно — мне дико кайфово сейчас. Я дурею от остроты ощущений и совершенно теряю контроль. Бьюсь в экстазе долго, ярко, громко…

Макс поднимается и смотрит так, будто любуется, в его глазах лихорадочный блеск. Каждой своей клеточкой я чувствую его желание. Чувства переполняют. Кричать о них хочется, но я движениями выражаю. Обнимаю его за шею и к себе притягиваю. Хочу его всего.

Макс поддается, ложится сверху, но на руку опирается, а другой ласкает меня. Я еще летаю где-то между звезд, соображаю плохо, но меня подбрасывает, когда там не пальцы оказываются. Впервые же! Чувство распирающее, незнакомое, но определенно приятное. Почему все уверяют, что первый раз всегда больно? Мне повезло, наверное. Только успеваю об этом подумать и вскрикиваю вовсе не от удовольствия.