Особенный. В твоих руках

Глава 28

— Отлично, Вета! Просто супер!

Я заканчиваю танцевать под два привычных хлопка бывшего тренера и расплываюсь в улыбке. Она не строгая, но ее комментарии редко бывают настолько восторженными.

— Работать есть над чем, — на всякий случай осаживаю свою гордыню.

— У совершенства нет предела, — соглашается, — Но танцевала ты хорошо. Четко в такт, чисто. Гнулась изумительно, эмоции давала! Я тебе верила, от начала и до конца. Вторую половину снимала. Посмотри, — протягивает телефон.

Досмотрев минутный ролик, хмурю брови. Низкое качество телефонной съемки портит все впечатление. Мне нужны профессиональные студийные видео, такие — не годятся.

— Хочу попросить Влада поснимать меня. С софитами, экраном и на профкамеру, как он для сайта делает. Сколько это будет стоить?

— Для тебя — нисколько, — улыбается. — Ты же наша девочка.

Сложив телефон в сумку, Ника достает ключи от машины.

— Но любая работа должна быть оплачена. Это для блога.

— Станешь знаменитой — сводишь нас с Владленом в ресторан. Хороший и дорогой, желательно парижский или миланский, — смеется, направляясь к выходу.

Я остаюсь стоять посреди зала:

— А если не стану?

Ника оборачивается:

— Станешь, даже не сомневайся! Ты не против, если я отправлю это видео одному знакомому? Он работает в Москве в продюсерском центре, спрашивал интересную девочку для клипа какого-то рэппера.

— Отправь, конечно. Если что, я и в массовке готова потанцевать.

— Не нужно размениваться, красота моя. Массовка — не для тебя. Ты не просто хорошо танцуешь, ты в танце искришь! Что-то магическое в тебе раскрылось, очень мне нравится.

— Спасибо, — смущаюсь.

— Откуда ты движения берешь? Ты же бальница, столько лет в паре и в рамках правил, и вдруг такая свобода. Подсматриваешь у кого-то?

— Нет, они приходят, как видение, или во сне, — смущаюсь еще больше.

— Интересно! Расскажешь потом, я уже опаздываю, у меня встреча с родителями юниоров. Будешь уходить — не забудь поставить на охрану. Код помнишь?

— Обязательно! — обещаю ей в спину.

Оставшись в одиночестве, поглаживаю плечи. Моя магия — это боль, которую я пробую вылечить. Танец, который Ника так высоко оценила, родился в том чертовом доме, в той самой комнате. Я все-таки осталась на ночь, потому что автобусы уже не ходили, а ночное такси с южного берега в августе стоит, как половина почки.

Макс ночевал в другой комнате. Не знаю, спал он или нет — я глаз не сомкнула. Лежала в простынях, хранящих запах нашей близости, смотрела в потолок. Низ живота тянуло, нога ныла, сердце на части рвалось. Всей этой боли назло я поднялась с кровати и начала танцевать — так, как чувствую…

Отдохнув, по новой включаю песню. Она не подходит по смыслу и это раздражает. Вечером буду искать другую, пока танцую под эту. Мне нельзя терять время. С понедельника начнутся занятия в универе, тренироваться ежедневно не получится, а у меня грандиозные планы — на блог и на жизнь.

С финальным аккордом оседаю на пол. Устала. За окном еще день, но солнце уже низко, еще лето, но осень уже близко.

— Круто танцуешь! Не знал, что ты так умеешь.

По спине прокатывается дрожь. Я не ожидала услышать этот голос и не могу сказать, что рада его слышать.

— Что ты здесь делаешь?

Красовский стоит в дверях, подпирает плечом косяк. Руки в карманах белоснежных брюк. Он весь в белом, а я вся в черном, под цвет настроения.

— Заглянул попрощаться. Вечером в Москву улетаю, — говорит с улыбкой.

Вот странный, мы вообще-то расстались.

— Ну, прощай! Удачи в Москве! Что там, кстати?

— Свадьба какого-то олигарха, будем пьяных гостей ча-ча-ча развлекать.

— Если за это платят, почему нет? — пожимаю плечом.

Илья кивает, соглашается. Мы с ним часто танцевали на частных мероприятиях за деньги, это нормально.

— Может кофе выпьем?

Оттолкнувшись, он направляется ко мне. Все так же улыбается, выглядит хорошо. Не могу понять: стрижка новая, что ли?

— На самолет не опоздаешь?

— Успею. Идем?

Красовский протягивает руку. Я машинально вкладываю в его ладонь свою и поднимаюсь. Держать его за руку в нашей родной студии так же естественно, как щуриться на солнце. Это на уровне рефлекса.

— Не уверена, что хочу кофе.

— Можем выпить чай или сок, — он не настаивает, именно предлагает. — Отметим твое возвращение в студию.

— Ладно, — соглашаюсь. Повод действительно есть.

— Хорошо у тебя получается в этом стиле. Неожиданно.

Красовский не жадный не комплименты. И сам похвалу любит, тот еще нарцисс.

— Спасибо. Ника показала мне ваш выход в Штутгарте. Ты отработал безупречно, — спешу сделать ответный реверанс. — Ульяна переигрывала, на мой взгляд.

— Есть такое, — вздыхает.

Со мной он уже стал бы Чемпионом Европы, мы оба это знаем, но реальность такова, что вместе танцевать мы больше не будем.

Я ухожу в раздевалку, Илья выключает стереосистему и гасит в зале свет. У меня чувство, похожее на дежавю, но это не оно. Мы сотни раз вот так уходили после тренировки вместе.

— В дом уже переехали?

— Мама со Славой — да, я пока в городе живу.

— Одна?! — удивляется.

— Мне не страшно, вокруг люди, — отшучиваюсь, нервно хохотнув.

Волнуюсь отчего-то. Руки дрожат, пока вещи в рюкзак складываю. Это не из-за Ильи, что-то другое.

Студия находится на втором этаже. Пока Красовский включает сигнализацию, я медленно спускаюсь. С каждым шагом вниз уровень моего волнения ползет вверх. Илья догоняет, галантно открывает передо мной дверь.

— Куда пойдем? — подставляет локоть, и я беру его под руку

— Мне все равно.

Мы синхронно преодолеваем спуск с порога в пять ступенек. Двигаться в паре с Ильей мне по-прежнему комфортно, но что-то не так — предчувствие не отпускает.

Сначала я ощущаю легкое покалывание между лопаток, а потом слышу:

— Лиза, можно тебя на минутку?

Сердце подпрыгивает. Этот низкий голос тоже звучит неожиданно, но ему я рада до резко вспотевших ладошек.

— Кто это? — спрашивает Илья, не шевеля губами.

А я в замешательстве, что ответить.

Максим Доронин стоит рядом с красной бариновской «Хондой» и выглядит, как чертов мачо. Высокий, широкий и брутальный настолько, что колени мои слабеют.

Глаз от него отвести не могу. Мы не виделись после той поездки и не разговаривали. Я заблокировала его номер, но не мысли о нем.

Боже мой, как сильно я соскучилась!

— Это…Это… — заикаюсь шепотом, — …брат мой двоюродный, по линии отца. Подожди, я быстро.

Намеренно не отпускаю Красовского. Его присутствие — хоть какая-то гарантия моей адекватности. Очень слабая гарантия, надо признать.

— Ты нас не познакомишь? — удивляется Илья.

Зря я ляпнула про брата.

Мы подходим вместе, сердце срывается в галоп.

— Привет. Что-то случилось? — очень стараюсь вести себя непринужденно.

— Добрый день! Или уже вечер? — весело здоровается Илья.

Макс молчит. Смотрит только на меня, да так, что волоски приподнимаются.

— Знакомься, Илья, — говорю чужим высоким голосом. — Это Максим, он недавно приехал, а вообще живет… далеко.

Тупейшее представление.

У Доронина едва заметно дергается уголок губ, он еще раз называет свое имя и протягивает руку Красовскому. Тот пожимает ее и говорит дежурное «приятно познакомиться». У меня перед глазами мушки и во рту напрочь пересохло. Как люди вывозят подобные ситуации без инфаркта?

— Извини, Илья, но нам с Лизой нужно поговорить. Наедине. Минут пять-семь, — произносит Макс, глядя почему-то на меня.

Очень похожую фразу он сказал Маше в горах, а потом целовал меня так, что земля из-под ног уплывала. Ох, как он целовал. Память — та еще предательница, картинки подбрасывает невовремя.

— Окей, без проблем, — отзывается Красовский. — Я тогда в нашем кафе подожду, — это уже мне говорит.

Я киваю, как болванчик, и радуюсь, что ложь осталась незамеченной, но тут Илья все портит:

— Не знал, что у Веты есть взрослый брат, но рад нашему знакомству.

Парни обмениваются рукопожатиями, я покрываюсь нервной испариной. Вот это залет!

— Брат, значит. Интересно, — хмыкает Макс, когда мы остаемся вдвоем. — Ты снова с ним? Помирились?

Он понял, кто такой Илья. Видел наши выступления, сопоставил факты.

— Что? Нет! Я… Мы не ссорились, — путаюсь в показаниях, переминаясь с ноги на ногу.

Хочу сказать, что мы расстались по-хорошему и общаемся, как друзья, но получается иначе.

— Даже так, — снова хмыкает Макс. — Все интереснее и интереснее.

У него какие-то претензии ко мне? Я ему ничего не должна! Вздернув подбородок, сощуриваю глаза и перехожу в наступление:

— Ты как здесь оказался? В смысле, как нашел меня?

— А ты от меня пряталась?

Его очередной хмык уже бесит.

— Что нужно?

— Прокатимся?

Вот как! Разговаривать вопросами будем, значит. Ладно.

— Зачем?

— Если скажу, что соскучился — согласишься?

В этом вопросе есть и ответ. Услышав его, мое влюбленное сердце радостно подпрыгивает. Я сцепляю зубы, силясь не улыбнуться. Ни за что не скажу ему, что тоже скучала.

— Ты предлагаешь просто покататься? С какой целью?

Макс вздыхает. Достает шлем и протягивает мне:

— Садись — и узнаешь.

Его голос смягчается, на губах появляется улыбка. А глаза… Я не могу в них не смотреть, утопаю в их синеве. Приворожил он меня, что ли?

— Я не люблю сюрпризы, — предупреждаю, но шлем зачем-то беру.

— Все любят сюрпризы, если они приятные.

— С чего ты взял, что мне понравится? — хмыкаю в его же манере.

— Просто знаю. Уверен.

Какое вопиющее у него самомнение, и как же сложно мне ему противостоять.

— У меня есть планы на вечер, — делаю последнюю попытку.

Сегодня я врунишка в превосходной степени. Нет у меня никаких планов, кроме как страдать по нему, рассматривая фото в телефоне. И я хочу сесть на этот красный мотоцикл и уехать с ним.

— Еще не вечер, мы успеем. Отвезу тебя, куда скажешь и как только захочешь. Соглашайся, Элли, ну же!

Макс уже сидит на «Хонде» и смотрит игриво, уверенный, что поддамся на уговоры. А что я? Я плавлюсь под его взглядом, как сыр в микроволновке.

— Только до вечера, — ставлю бестолковое условие. Вечер — растяжимое понятие, если проводишь его с парнем, в которого влюблена.

Надев шлем, перебрасываю ногу и берусь за пассажирские поручни. Хорошо, что я сегодня в брюках. Плохо, что пытаюсь вспомнить, какое на мне белье.

— Лучше держись за меня, — советует Макс.

— Быстро поедем?

— Мне так будет спокойнее.

Мне так будет беспокойнее, но я его обнимаю.

«Хонда» трогается резко, вынуждая теснее прижаться к крепкой спине. От нахлынувших чувств крепко зажмуриваюсь. Ни гордости у меня, ни совести, да и ума становится меньше, когда он рядом. Но я лучше сделаю и пожалею, чем буду жалеть, что не сделала.

Не знаю, сколько времени прождал меня Красовский и понял ли он, что Макс — никакой мне не брат. Несколько раз он набирал, но я не слышала, мы уже мчали по трассе.