Остров в огне

ГЛАВА 13

На постое у местных жителей. — Усадьба и испанский флаг. — Они не надеялись больше свидеться. — Карлос!.. Кармен!.. — После двух лет разлуки. — Преданный душой и телом дону Маноэлю. — Их ждет предательство.

Ни у кого не вызывало сомнения, что Масео и его войско будет захвачено испанцами в плен. Поэтому в этой части провинции Пинар-дель-Рио кастильцы не сочли нужным принять хоть какие-то меры предосторожности. Местные жители остались в своих домах. Деревни и поместья, где было полно скота, птицы и всего прочего, ломились от запасов продуктов. Короче говоря, перед мамбисес открылась возможность благодатной жизни. Без труда можно было пополнить и запасы продовольствия.

Солдаты генерала Люка в беспорядке отступили, и ждать в ближайшее время повторного сосредоточения вражеских войск было бы глупо. Повстанцы чувствовали себя спокойно и даже подумывали о мощном ударе по столице.

Но сейчас, после жестоких боев, им в первую очередь требовалось несколько дней отдыха. Поэтому они расположились на постой у местных жителей, тем вменялось в обязанность снабжать нежданных квартирантов всем необходимым. Впрочем, мамбисес встретили довольно хорошо: ведь они вели себя не как зарвавшиеся победители и не занимались мародерством.

Масео требовал от своих бойцов строжайшей дисциплины: им разрешалось изымать лишь самое необходимое и вменялось в обязанность обращаться с населением тактично и вежливо. Будь иначе, ситуация быстро сделалась бы для восставших невыносимой, особенно в провинции, что целиком находилась под властью испанцев.

Предварительно разоружив, пленных отпустили на свободу. Раненые получили медицинскую помощь. Мятежный генерал вообще старался щадить противника, хотя и не наблюдал ответной реакции. Впрочем, такой мудрой политики, приносящей больше плодов, чем жестокость, придерживались все мамбисес, несмотря на отказ противника признать за ними положение и права воюющей стороны.

Войска Масео заняли территорию между селениями Сан-Хуан, Канделария и городком Сан-Кристобаль у самого подножия гор, известных под названием Сьерра-де-лос-Органос. Поэтому Масео нечего было опасаться окружения или нападения с тыла. Солдаты могли спокойно отдыхать.

Когда после победы стали думать о расквартировании войска, Масео послал Карлоса Вальенте с заданием найти жилье вне границ деревень, где-нибудь на возвышенности, чтобы легко было вести наблюдение за окрестностями и во избежание всяких неожиданностей организовать оборону. Генерал хотел разместить там штаб на все время стоянки.

Хотя Карлос еще не совсем оправился от ранения, он не щадил себя во время боя. Храбро сражаясь, полковник, к счастью, остался цел и невредим. Сейчас, правда, он испытывал смертельную усталость и уже с трудом держался в седле, когда отряд подъехал к воротам крупного поместья. Один из всадников заметил:

— Смотрите, над домом испанский флаг.

— Да, — сказал другой, — тут не скрывают своих пристрастий.

Действительно, на ветру развевался флаг метрополии. Даже не обычный, с пятью поперечными полосами — три желтых и две красных, — а военное знамя две желтых полосы на красном поле и вышитый посередине национальный герб.

Карлос Вальенте иронически улыбнулся, спрыгнул с лошади и, подойдя к воротам, застучал рукояткой мачете. Открыл слуга, очень вежливо осведомился, что угодно его милости.

— Где хозяин? — спросил полковник.

— Его нет.

— Кто вместо него?

— Сеньорита.

— Тогда доложите сеньорите, что офицер республиканской армии просит оказать честь принять его.

Вернувшись через несколько минут, слуга сообщил:

— Сеньорита приглашает ваше превосходительство[81].

Полковник последовал за ним, размышляя про себя: «Вот уже из вашей милости я превратился в ваше превосходительство… Быстро же я повышаюсь в чине…»

Едва войдя в большой зал, Карлос вскрикнул:

— Кармен!.. Вы? Здесь?.. Я уже не надеялся вас увидеть!

В ответ Вальенте услышал возглас, в котором звучали и удивление, и радость, и горесть:

— Карлос! Вот как суждено мне с вами встретиться!

Молодые люди бросились друг другу в объятия… Но вдруг руки разжались. Оба замерли, не осмеливаясь сказать все, что думают, с трепетом ожидая и опасаясь первых слов. Оробев больше, чем перед наведенным стволом пушки, полковник пробормотал:

— Кармен… мадемуазель… Дом, где вы распоряжаетесь… находится в центре наших действий… Я пришел… от имени генерала, попросить позволение разместить здесь штаб… Я не знал, что усадьба принадлежит вам… Заверяю вас, что люди будут очень корректно вести себя…

— Да, Карлос, я знаю… Вы из честных и великодушных противников… И я полностью доверяю вам…

— Вы одна?

— Да, только я и слуги. Отец решил, что здесь я останусь в безопасности… что мамбисес никогда сюда не доберутся… Отца я уже неделю не видела, ничего не знаю о нем…

— Могу вас успокоить, он жив…

— Вы его видели?

— Да, Кармен… Хотя и старался избегать того, кто нанес мне самое жестокое оскорбление, разбил жизнь, ударил прямо в сердце.

Кармен со слезами на глазах прошептала.

— И вы, Карлос, отомстили с присущим вам благородством. Я знаю, что мамбисес щадили отца… Был строгий приказ сохранить ему жизнь. Просили об этом вы, Карлос. Я глубоко благодарна…

Полковник, покраснев, пробормотал.

— Кто вам это рассказал?

— Пленные. Они в один голос говорили одно и то же.

— Я выполнял свой долг… И потом, Кармен… я никогда не осмелился бы предстать перед вами, если бы с вашим отцом случилось несчастье…

— Ох уж эта отвратительная война! Эта чудовищная бойня! Из-за нее мне приходится трепетать при одной мысли об отце, о… женихе…

— О вашем женихе, Кармен? Неужели несмотря на разлуку… слепую ненависть и презрение к цветным… наши бурные споры, вы не забыли своего друга детства? Ведь миновало уже два года…

— Да, два тяжких долгих года. Ваш отец погиб, Карлос? Я поплакала и помолилась за упокой его души…

— Никогда не смирюсь с его кончиной… Но ваши слезы для меня — лучшее утешение…

— С вами рядом Долорес… Она вас любит…

— Через несколько минут она будет здесь…

— Как я рада ее повидать! Она всюду с вами?

— Всюду. Она само воплощение патриотки, готовой пойти на любую жертву, с улыбкой встретить смерть и погибнуть со словами «Да здравствует свободная Куба!»

— Милая Долорес! Я так ее люблю. Так восхищаюсь!

— Но ведь ваши симпатии и чаяния на стороне испанцев.

— Прежде всего я женщина. Мне по нраву то, что благородно. Конечно, я не разделяю ваших взглядов или, по крайней мере, всех ваших взглядов. Но должна признаться, дело, у которого такие защитники, может вызывать у честного противника только уважение.

— Ах, если бы все наши враги рассуждали как вы, Кармен! Войне быстро пришел бы конец. Знали бы вы, как мало мы просим, насколько незначительны, в сущности, наши требования!

Девушка, улыбнувшись, прервала Карлоса:

— Ну это, друг мой, политика… Давайте больше не говорить о ней, хорошо? Я, естественно, помню, что передо мной противник или, точнее, победитель, и он вправе распоряжаться всем и вся. Дом займут военные. Никто не сможет ни войти, ни выйти без разрешения. Все выходы станут охранять часовые… В общем я — военнопленная, и мне придется подчиняться обстоятельствам…

— Противник будет великодушен, — ответил полковник, в свою очередь улыбаясь.

— Тем более что мы сдаемся безоговорочно, полностью полагаясь на его благородство. Правда, хочу поставить одно условие: чтобы не снимали испанский флаг…

— Ваше желание для нас — приказ, хотя из-за этого жди неприятностей.

Девушка при этих словах протянула полковнику руку.

— Ладно, мой дорогой враг, возвращайтесь к своему генералу. А я пока все приготовлю. Хочется, чтобы в моем доме вам было, по крайней мере, удобно.

Полковник почтительно опустился на колено и медленно, почти благоговейно прикоснулся губами к ее руке.

— Благодарю за прием, дорогая Кармен. Благодарю за то, что после долгих лет разлуки вы все же вспомнили о друге, а ведь он считал, будто потерял вас навсегда… Одного слова хватило, чтобы исчезло разделявшее нас расстояние… И если меня убьют, я унесу с собой великое счастье быть вами любимым.

— Если вы погибнете, Карлос, то я тоже умру от горя!

Послышались цокот копыт и пофыркивание лошадей. Только тогда Карлос Вальенте вспомнил о людях, оставленных у дома. Солдаты терпеливо дожидались командира, удивляясь про себя, почему он ухлопал столько времени на выполнение столь простой задачи, как реквизиция[82] жилья на территории противника.

Карлос, взволнованный, просветленный, счастливый, откланялся, не обратив внимания на полные ненависти взгляды мажордома[83], того, кто привел его в зал. Управляющий служил когда-то в соседнем имении — «Франсия». Карлос не узнал слугу: после начала военных действий тот отпустил пышную бороду.

У этого человека были те же обиды, предрассудки, взгляды, что и у дона Маноэля Агилара. Постепенно он стал доверенным лицом хозяина, преданным ему душой и телом.

Мажордом сразу узнал молодого полковника, и, как верный пес, все это время простоял под дверью.

«Так-так, — со злостью думал он. — Кажется, сеньорита сдается врагу! Дон Маноэль будет не прочь узнать, что его дочь не забыла прошлого… что она готова наслаждаться любовью с тем, кого полковник так отделал! Спокойно, голубки, спокойно! Не откладывая в долгий ящик, мы сообщим хозяину обо всем».