«Хусаинов прекрасно вышел к штрафной площадке, передал мяч Амбарцумяну, и тот с ходу забил гол. И тут же свисток».
— Классическая спартаковская ситуация! — Начальник вскочил в полном восторге. — Последняя минута — гол! Великолепно! И правильно сделали. Хватит держать оборону. Еще Суворов вещал: «Лучшая оборона — нападение!» Футбол — та же война. Хусаин прекрасно прошел. А какой дриблинг по краю! Они его из сборной выкинули, а он еще не сказал своего.
Сидевшие вокруг, в основном его помощники по больнице, слушали и иногда поддакивали.
— Ну, Амбарцумян тоже не лыком шит. — Доцент наш не очень-то понимал и уж совсем не любил футбол, но на особо ответственные матчи Нач его приглашал, и он старательно смотрел и, возможно, даже стал разбираться в этой игре.
Начальник же до безумия любил сидеть у телевизора, особенно когда передавали футбол. Он прекрасно во всем разбирался и очень любил, чтобы кто-нибудь смотрел вместе с ним и слушал его комментарий, пророчества и футбольные прозрения. Когда передавали матч, он запрещал звать его к телефону. Его нет. Ни для кого!
Началось радостное хождение по комнате. Он любил, когда «Спартак» выигрывал, а последнее время это было не часто. Наконец он выключил телевизор и:
— Лариса, давай чай!
Жена его упаковывала чемодан.
— Сейчас.
Минут через десять она вошла и стала накрывать на стол. Серо и молчаливо было ее лицо. Когда она вышла, он сказал:
— Обострение у нее, боли, а тут вдруг решила — вынь да положь ей дачу. Едем на этот месяц на дачу. «Пей, гуляй — однова живем». Сил нет, лечиться надо — нет, подавай дачу!
Опять вошла.
— Мальчики, вам, может быть, кофе? Мы-то пьем чай по вечерам.
— Нет, нет. Мы тоже чай.
— Порадовали меня, ох порадовали спартаковцы. Ну, я Сергею покажу. Мы с ним вчера битый час проспорили. Он мне доказывал, что «Спартак» выиграть у этих не может. Ну, я завтра с ним поиграюсь.
Битый час доказывал Сергей! Битый час вчера Сергей и все слушали прогнозы и рассуждения о предстоящей игре. Прогнозы оправдались.
— Тебе сахар положить?
— Положи, и пусть остынет.
Жена вышла опять. Было видно, как в другой комнате она раскрыла шкаф и вновь склонилась над чемоданом. Он посмотрел туда, потом встал, потом опять сел.
— Вот ведь дура! Что за блажь — дача! Я ей сказал, что блажи потакать не буду. Придумала этот идиотизм — пусть все берет на себя. Как это говорят англичане: каждый пусть берет от жизни все, что он хочет, но платить за это надо полной ценой. — Он усмехнулся. — Я палец о палец не ударю. Дача ей понадобилась. Лежать ей надо, а не дачу. Логофет за этот сезон заметно вырос. Как играл! Слушай, кто будет оперировать моего завтра? Я не приеду.
— Кому скажете?
— Начинай тогда ты, а если приеду, я зайду в операционную. Он посмотрел в ту комнату:
— Может, ты кончишь это изуверство?
— Машина заказана на десять утра.
— Нет. Я ее проучу. Палец о палец не ударю. С блажью человеческой надо бороться. Потакать таким вещам нельзя. Должен же человек думать о себе, о здоровье…
Телефонный звонок сбил его гнев.
— Скажи, что меня нет. Впрочем, узнай, кто говорит!
— Алло… Здравствуйте, Николай Иванович.
— Подойду, подойду!
— Дома, дома… Конечно… Сейчас подойдет… Спасибо, все в порядке… Как обычно… Все здоровы. С годами каких только болезней у нас не бывает… Это вы у него спросите… До свидания. Передаю трубку.
Она принесла ему телефон.
— Здравствуйте, Николай Иванович… Что, что? Вроде бы рак? Можно, конечно, слетать… Да, понимаю, что не горит уж так… Ну, если все равно лететь надо, так лучше завтра… С утра так с утра… Когда самолет?.. Хорошо, к одиннадцати я буду готов… Я возьму с собой, на работу… Договорились… Нет, действительно, лучше к десяти домой… Все… Ну, привет… Конечно, после позвоню. Надо ж отчитаться… Ну, до скорой встречи… Ну, а чего ж договариваться, если надо… Ну, не такой уж покладистый, но ведь все равно не избежать… Да. Да…
Ну вот. Значит, теперь уж точно. Оперировать будешь ты. Лариса! А где она?
— Пошла легла.
— Вот я же говорю — кретинка! — Он вышел в другую комнату.
— Ну что за идиотическая блажь. Это ведь всеобщая болезнь: каждый считает, что он может все — дома, в хирургии, в управлении, на улице. Сапоги должен тачать сапожник… Неужели ты все ж решила ехать?!
Ее ответа не слышно было.
— Ну, как хочешь. Я в эту игру не играю. Говорят, на ошибках учатся. Может, в конце концов ты и станешь человеком. Завтра утром я лечу на консультацию. А ты управляйся как знаешь.
Ее ответа опять не слышно было в этой комнате.
— Почему я должен лететь послезавтра? Там, милая, человек больной, который хочет выздороветь, а не изуверствует. Болезни надо лечить, а изуверство… за изуверство надо учить, бить то есть. Короче, я лечу завтра утром.
Он пришел.
— Ну ладно, ребята. Сейчас побросаю к себе в портфель кое-что, а вы не обращайте внимания. Я при вас… Мытье, бритье — завтра. Пижама — тоже завтра. Рубашка, носки — вот они. Детективчик бы в дорогу. Лариса! Где Сименон?
— Я его читаю.
— Потом прочтешь. Ладно? А то что я там буду делать. И в дороге. Хорошо?
— Хорошо, возьми.
— Слушайте, ребята. Договоритесь в отделении насчет консультации. Надо ее проконсультировать у специалистов. Невозможно же, человек так мучается… Она хоть и не хочет лечиться, но я кровь из носу, а привезу ее. Надо же лечиться. Баба, она баба и есть. Ладно, ребята. Раз мне ехать завтра, тогда чешите. Утром, сразу после конференции, мне позвони. Вообще, надо бы мне помочь ей уложиться. Впрочем, благословите меня на твердость. Учить надо. А твердость, она ведь нам не легко дается. А?