Сибилла, оказавшись внутри, приказала горничной развести огонь, а сама направилась к кровати.
– Мы посидим здесь и побеседуем, – произнесла она, – но ваши услуги сегодня вечером нам больше не потребуются.
Элис и Розали отступили к камину и, устроившись у самого огня ближе друг к другу, затихли там. Сибилла же очутилась в том мире, в котором привыкла находиться, и, отойдя к окну, устроилась там на уютной скамье в проеме. Было холодно, но она могла сидеть безмятежно до тех пор, пока в комнату не вошли мужчины.
Когда дверь наконец открылась, и вошел ее отец, она с покорным видом выдержала его тяжелый, хмурый, пристальный взгляд. Когда же его взор переместился с Сибиллы на леди Мюррей, его лицо исказила гримаса, от которой, к ее удивлению, женщина стала выглядеть очень жалкой.
– Леди Сибилла, а теперь я хотел бы поговорить с вами. Если у вас есть плащ, то наденьте его, пожалуйста.
Саймон поддержал створки, пропуская вперед Сибиллу, и когда она услышала, как он закрыл позади нее дверь, вздохнула с облегчением, только сейчас осознав, насколько она боялась конфликта со своим отцом. Отвыкнув за долгое время от его назидательных речей, она теперь не очень-то хотела слушать их.
– Пойдемте туда, – сказал Саймон, слегка касаясь се спины. – Вы видели когда-нибудь окрестности с крепостных валов?
– Нет, уже в течение долгого времени, и ни разу ночью, – ответила она, когда они достигли лестницы.
– Если будет луна, мы увидим огни города и аббатства.
– И охранники впустят нас туда ночью?
В его голосе прозвучала усмешка, когда он сказал:
– Я знаю, что вам не нравится Файф, миледи, но у того, кто находится у него в услужении, есть некоторые преимущества. Большинство охранников знают меня, и, я думаю, они впустят нас на стены.
– Я буду чувствовать себя спокойней, если буду знать, что они не услышат того, что вы хотите мне сказать.
– Я не привык поднимать голос на людей, Сибилла. Все, что я могу вам сказать, я скажу спокойно, да и не собираюсь ругать вас.
– Тогда почему вы увели меня из покоев?
– Ну, я думаю, что это дело наших родителей – разобраться с тем, что случилось сегодня вечером. Когда мы ушли, ваш отец и моя мать должны были взять на себя ответственность за Розали и Элис. Я подумал, что будет лучше всего оставить их наедине выяснять отношения, чтобы потом они отвечали за последствия своего разговора.
– Мой отец не согласится с вашей оценкой того, где кроется ошибка, сэр.
– А мне кажется, что я сумел немного изменить его точку зрения, – сказал Саймон, и, поскольку они достигли верхнего перекрытия, он подался вперед, чтобы открыть тяжелую дверь на крепостные валы. Его дыхание защекотало ее шею, вызывая незнакомые ощущения, которые заставили ее вздрогнуть всем телом.
– Он действительно смотрел на вашу мать так, будто сожалел о чем-то, но это не зависело от того, что вы сказали ему...
Она почувствовала, как он вновь легко коснулся ее спины, когда кивал стоящей наверху охране, и вслед за этим он повел ее через зубчатые стены на северную сторону.
– Я рассказал ему, как Колвилл вел себя сегодня вечером, – сообщил Саймон, – и насколько я обязан вам, что смог вовремя вмешаться. Я действительно немного обвиняю себя в том, что случилось, поскольку знаю, что и вы обвиняете себя. Именно поэтому я решил избавить нас от сцены, которая теперь происходит внизу.
– Элис и Розали можно только пожалеть, что мы не остались с ними, – сказала Сибилла.
– Миледи, я хочу, чтобы наши сестры поняли, как они ошибались.
Они молча стояли на парапете между двумя семифутовыми амбразурами, а под ними простиралась стена высотой около сорока. Луна низко висела над Норт-Лох и, ярко светясь, озаряла воду. Склоны берегов были все еще гладкими, пенистые волны скакали по воде, словно множество крошечных белых лошадей.
Не смотря на него, она решительно заявила:
– Я должна сказать вам, что Розали теперь знает или, по крайней мере, догадывается о том, что мы с вами чуть не поженились.
– Эдвард Колвилл?
– Да, он сказал, что я обошлась с вами так же плохо, как и с Томасом. Я рассказывала вашей матери и сестре, что отец устраивал для меня три брака, но не упомянула с кем.
– Это не имеет значения, – вздохнул он. – Я все равно должен буду сказать моей матери об этом прежде, чем ваш отец решит, что он больше не может держать это в тайне от нее.
Поежившись, Сибилла спросила со вздохом:
– Это красивая ночь, разве нет?
– Да, но мы не можем в замке ложиться спать слишком поздно, – ответил он.
Грубая интонация в его голосе заставила ее повернуть голову и посмотреть ему в лицо.
Увидев ее глаза, Саймон понял, что оставаться наедине с леди Сибиллой равносильно ошибке. Здесь, на крепостных валах, присутствие охранников помогало ему подавлять непристойные желания, которые зашевелились в нем. Однако он заметил, что стражи исчезли за противоположными зубчатыми стенами, несомненно, полагая, что таким образом они тактично дают ему то уединение, которое было ему необходимо.
Когда Сибилла, глядя на него, слегка улыбнулась дрожащими губами, его руки испытывали непреодолимое желание обнять ее и впиться в ее рот. Он старался подавить в себе эти древние инстинкты, борющиеся с его здравым смыслом, и пока это получалось, поскольку он не шелохнулся. Он жил как монах до своего возвращения в Элайшоу, где вновь повстречал Сибиллу, и до этого времени не возникало никакое искушение, способное изменить его устои. Его всегда сдерживало как присутствие матери, так и осознание той стремительности, с какой новости распространялись по всей границе. Вера леди Мюррей в то, что он женится на одной из своих английских кузин, делало этот факт почти бесспорным, так что она и не беспокоилась о том, бросает ли он взгляд в направлении любой другой прекрасной и достойной леди. Но потом была ночь на водоеме и прогулка в Эйкермуре.
– И тем не менее вы были на меня рассержены, – внезапно произнесла Сибилла.
Его мысли все еще блуждали по Эйкермуру, и он не сразу осознал, что она говорит о событиях сегодняшнего вечера.
– Я был разъярен, – сказал он. – Я не вижу смысла описывать мои чувства, также, как и оправдывать их, поверьте. Обычно я умею сдерживать себя, но иногда, когда что-то во мне взрывается, это происходит так ярко и грозно, что обжигает всех вокруг в пределах досягаемости.
Говоря это, он наблюдал за ней, стараясь рассмотреть, понимает ли она его, а когда она кивнула в ответ, то почувствовал небывалое удовлетворение.
– Достойное описание, сэр. Хотите, я расскажу вам, как мне воображается ваш характер?
– Я хотел бы услышать об этом.
Луна замерцала в ее глазах, когда она сказала:
– Способ, которым вы удерживаете внутри себя мысли и чувства до тех пор, пока они не извергнутся наружу, напоминает мне чайник, оставленный выкипать на огне. В конце концов, пар срывает крышку, и, я думаю, вы не хуже меня знаете, что тогда происходит.
– Происходит то же самое, что может случиться, если я киплю внутри слишком долго без всякого выхода, согласен.
– Но вначале я видела лишь холодного, полностью погруженного в себя человека, без всякого интереса ко мне, который хотел переупрямить обстоятельства. Я представила жизнь, которая меня ожидает, нашла там только перспективу постоянного подчинения и поэтому сбежала.
– Но даже в этом случае холодный человек и кипящий чайник как-то не очень сочетаются... – проговорил он.
Она покачала головой:
– Мое размышление не было настолько специфическим, как вы его представляете. Я просто стараюсь рассмотреть ваш характер со всех сторон. – Она закусила нижнюю губу и замолчала.
– Это не имеет значения.
Отметив про себя, что охранники оказались довольно смышлеными и не показываются на их стороне, а стоят в тени амбразуры, он сделал шаг к ней и склонился над ней, приближая свой рот к ее губам. С тихим стоном она качнулась к нему, отвечая на поцелуй.
Закрывая глаза, он назвал себя полным дураком, поскольку знал, к чему мог привести этот его поступок, но погружался в нее, получая небывалое наслаждение от ее вкуса. Однако неожиданно, без всякого предупреждения, Сибилла подалась назад и с хмурым видом вздохнула.
– Скажите мне только одно, сэр, – требовательно произнесла она, – когда вы встречались с наместником сегодня днем, он принуждал вас к тому, чтобы вы возобновили свои притязания на мою руку?
Ошеломленный вопросом, Саймон колебался некоторое время, он не мог солгать ей, но не мог дать и прямого ответа, поэтому молчал.
Он не был приучен к тому, чтобы женщина так разговаривала с ним, но он знал, что должен сдерживать себя, и поэтому лишь произнес:
– Мои возможности, миледи, не столь велики, как вы о них думаете.
– Не говорите двусмысленностей, Саймон Мюррей. Я задала вам простой вопрос, который требует простого ответа. Файф убеждал вас искать брака со мной снова или нет?
– Да, он говорил об этом, но...
– Я знала это! И вы хотите сказать, что отказали ему? – В ее словах было столько презрения, что он не смог немедленно ответить, а она продолжила: – Вы ответили: «Хорошо», не так ли?
– Я не заслуживаю такого тона, миледи, – вздохнул он. – Независимо оттого, что Файф мне сказал, я клянусь, что у него есть веские основания считать, что он оказывает мне услугу, предлагая сделать это. Вы должны...
– Не говорите мне, что я должна! – возразила она голосом столь же холодным, каким и он мог произнести эти слова. – Вы доказали себе, что вы все еще послушны его желаниям, но я не хочу быть пешкой в игре Файфа, сэр, равно как и в вашей. Я желаю вам спокойной ночи!