Между Лангемарком[58] и Сталинградом расстояние было равным всего лишь одному часу занятий математикой.

Вольфганг Борхерт

В шесть часов на рассвете их разбудил приглушенный шум. Из лощины, расположенной перед деревней, нарастал, поднимаясь по склону рокот, как будто по пашне тяжело передвигались мощные тракторы. В деревне не было ничего такого примечательного, кроме речки, которая, изгибаясь между лугами, терялась у опушки леса и чьи берега могли бы служить единственным прибежищем. Они бежали сломя голову вдоль ее русла, спасая свою жизнь. Вальтер Пуш написал позднее своей Ильзе, что за все время русского похода он никогда так не бегал, как в то утро.

Около сотни танков Т-34 вскарабкались на вершину холма перед деревней. Остановившись там, они начали выстрелами поджигать дома один за другим. Грохоча моторами, шли они через бушующее море огня, как будто оно для них вовсе не представляло опасности. За ними следовали тяжелые танки KB, а потом подразделения пехотинцев, которых толком нельзя было разобрать из-за стены дыма, окутавшей деревню. Находясь у опушки леса, они слышали крики и выстрелы в деревне.

Лейтенант Хаммерштайн приказал окапываться. Но делать это надо было скрытно от врага. Ни в коем случае не стрелять! Отрывая окоп в лесной чаще, Роберт Розен вспомнил о стариках, об их козе, и — удивительное дело! — даже и о посаженном салате в огороде.

Это продолжалось всего лишь час, затем шум стал стихать, танки ушли дальше. Вместе с ними исчезли крики русской пехоты, лишь стена дыма все еще угрожающе стояла над деревней. За ней слышались шаги, как будто кто-то шел, спотыкаясь, слышен был хруст веток, тяжелые вздохи и жалобные стоны. Оказалось, это был подросток, который выскочил на них и остановился в остолбенении, увидев солдат. Он едва мог перевести дыхание и дрожал всем телом. Когда Годевинд подошел к нему, тот бросился в ноги, как собачонка перед своим хозяином.

Годевинд поднял его, схватив за ухо.

— Ты теперь останешься с нами, маленький Иван. Если мы тебя отошлем обратно в деревню, то ты нас выдашь. Чтобы мы тебя не расстреляли, лучше будет, если мы привяжем тебя к дереву.

Они связали парня, и Годевинд сунул ему в рот хрустящий хлебец, чтобы тот прекратил плакать.

Был прекрасный майский день, омраченный дымом горящей деревни. Как быстро горела она! К полудню от нее остались одни головешки, из серых куч временами вырывался скудный огонь. Дым разошелся и открылся вид на исчезнувшую деревню, над которой повисло голубое небо. Оказалось, что кто-то все же остался в живых, так как по деревенской улице двигались странные скрюченные фигуры, останавливавшиеся время от времени, наклонявшиеся и кричавшие что-то друг другу.

Кто-то сказал, что в огне сгорела ротная канцелярия со всеми, еще незаполненными отпускными билетами. Единственный вездеходный легковой автомобиль роты был уничтожен прямым попаданием, так что капитану теперь трудно было бы уехать на запад. Он сидел, погрузившись в мрачные думы, в шалаше, который солдаты соорудили ему из березовых веток на опушке леса. Лейтенант Хаммерштайн переходил от окопа к окопу и разъяснял, что они оказались в тылу фронта русских. Сейчас главное — не выдать себя. Ночью они попытаются выдвинуться на северо-запад, чтобы выйти к новой линии немецкой обороны. Возможно, что им удастся выбраться отсюда благодаря контратаке какой-нибудь из немецких частей.

В Германии в это время праздновался День матери. Севернее Харькова на опушке леса в достатке было цветов в подарок матерям. Некоторые из матерей в этот день потеряли своих сыновей.

— Нам все время говорят, что у русских больше ничего не осталось, а сейчас они атаковали сотней танков, чтобы стереть с лица земли маленькую деревушку, — заявил Вальтер Пуш, когда уже завершался этот знаменательный день.

Два дня и две ночи скрывались они в своем лесном убежище, пили воду из речки, а после того, как закончился сухой паек, глодали ветки деревьев и жевали зеленые листья. Подростка они отвязали от дерева, чтобы он сам искал себе пропитание.

— Если ты побежишь, маленький Иван, то нам придется застрелить тебя, — объяснил ему Годевинд.

Когда стемнело, Годевинд и Роберт Розен отправились на разведку в деревню, чтобы раздобыть что-нибудь съестное. Несколько кошек бродили среди потухших головешек. В одном из опустошенных огородов стояла корова, увидев их, она замычала. Им пришлось отбросить мысль о том, чтобы забрать ее с собой и забить на опушке леса. Чтобы полакомиться говяжьими ребрышками, им пришлось бы повесить коровью тушу над костром, а там где огонь, там был бы и дым. От козы не осталось никаких следов. От жара огня растения салата усохли. Роберт Розен поразился, увидев дерево вишни, которое с одной стороны было обуглено до черноты, в то время как другая сторона была обсыпана распускающимися белыми бутонами будущих плодов. Трупов они не обнаружили, хотя везде страшно отдавало зловонием. В сгоревшем хлеву они наткнулись на добычу. Ею оказалась корзина с картофелинами, которые в огне пожара совершенно обуглились. На обратном пути они ели печеную картошку, и Роберт Розен внушал себе, что она такая же вкусная, как та, что приготовлялась на костре в полях у Подвангена.

Загрузка...