Отныне я – странник

Глава 13

Чарльз сидел в карете с наглухо зашторенными окнами. Ему уже опостылели этот бесконечный и однообразный лес, с очень редкими поселениями по пути его следования. Казалось, он ехал по этим диким местам целую вечность. От постоянных толчков, вызванных ухабами на разбитой дороге у него начала болеть спина. Он, конечно, читал, что эта Тартария состоит из бесконечных лесов, потому что населена сплошь дикарями. Но то, что он увидел, многократно превосходило все его ожидания. Поначалу прибыв в Архангельск, он испытал небольшое облегчение: портовый городок хоть и был маленьким и сплошь построенным из дерева. Но в нём был паб, где отдыхали его соотечественники (моряки с торговых судов), кормили ещё сносно, но вот эль, был просто ужасен: Чарли, ещё никогда и нигде, не пил такого ужасного поила.

Также подтвердились слова сэра Вильяма, что на данный момент, Московиты сильно враждуют меж собой. Чарльз заметил, с какой злобой смотрели стрельцы вслед капитану Свиридову, когда он проходил мимо них. Этот офицер, повторно, после воеводы, проверил документы у Чарльза — представителя Московской торговой компании. На жутком английском, неизвестно зачем, задал несколько вопросов о цели визита: внимательно выслушал ответы. Затем, собственноручно сделал соответствующую запись, в толстенной амбарной книге. А после, «по-дружески» за небольшое вознаграждение, любезно предложенное английским «купцом» отвёл в таверну, где можно было снять на ночь комнату. А поутру, организовал экипаж, и пристроил к первому же каравану, отходившему в столицу (Чарльз сетовал, что ему нужно как можно быстрее оказаться в Москве, поэтому и пожертвовал таможенному служащему некую сумму — за хлопоты). И если судить по солдатам, которые их сопровождали до таверны (они также как и их командир, были одеты в суконные мундиры европейского образца). Те в свою очередь, сильно недолюбливали стрельцов, так что, когда понадобится, этим нужно будет обязательно воспользоваться.

Который день, Чарльз Фокс, трясся по ухабистой, бесконечной дороге, с нетерпением ожидая окончания этого мучения. Ему начинало казаться, что он уже никогда не доберётся до этой далёкой от цивилизации Москвы. А самое скверное в этой поездке, заключалось в том, что ему пришлось делить экипаж с Голландцем. Да и торговый караван, в котором ехал экипаж, тоже был голландским. Между попутчиками, сразу возникла взаимная антипатия. Голландец при каждой возможности, пытался хоть на какое-то время, по неотложным делам, покидать Чарльза — делая это на каждой остановке. Но, на третий день, Айрик, так звали купца, видимо свыкнувшись с мыслью, что его попутчик Британец, дважды пытался наладить контакт. Но Чарли, пресекал эти попытки на корню. Слишком сильно над ним довлели воспоминания о том, как мучился его отец, когда он узнал о гибели своего законного сына Ричарда. Старик тогда сильно сдал, хотя держался достойно и никому не демонстрировал своего горя. К середине пятого дня пути по Тартарии, Чарльз, в результате долгих раздумий решил, что для дела, лучше пойти на контакт. Купцы не солдаты, им выгода дороже, чем политика, да и мало ли, вдруг для достижения главной цели, пригодится этот упитанный торгаш.

— Айрик, ты извини меня за моё поведение. — Заговорил Чарльз, обращаясь к спутнику, когда тот вернулся в карету после очередной стоянки. — Но у меня ещё свежи воспоминания о том, как в прошлом году пропал мой отец, вместе со своим кораблём. Нам сказали, что его захватили и потопили ваши пираты. Прошу, пойми и не обижайся на меня, рана в моём сердце, ещё сильно болит. Ещё раз прости: я Чарльз Фокс, и впервые еду в Московию. Да и ехать нам вместе ещё долго, так что ты прав, лучше забыть былые обиды. Главное, друг в друга мы никогда не стреляли, и надеюсь, не будем.

Чарли с виноватой улыбкой протянул своему спутнику руку. Тот, с нескрываемой радостью пожал её.

— Конечно мир, но, при условии, что ты не будешь мешать моим торговым делам в Московии.

Айрик никогда бы не пошёл на сближение и не пожал своему спутнику руки. Но, перед самым отъездом из Архангельска, к нему подошёл старый знакомый, капитан Парфентий Свиридов. И как он выразился, «прошу не в службу, а в дружбу»: доставь в Москву срочное послание, заодно и этого британского сноба. Также, наказал в пути присмотреть за ним внимательнее. Поэтому, пришлось «наступить на свою гордость» — пойти первым на контакт и в дальнейшем, всю дорогу улыбаться этому британцу. И всё по причине того, что Госсарту совсем не хотелось портить отношения с капитаном. Он понимал, что по роду его деятельности, ему с ним ещё не раз придётся пересекаться. Да и новое воинство молодого царя заметно набирает силу. Айрик на уровне инстинкта чувствовал, что скоро, в Архангельске все вопросы будут решаться только через этого человека. А этому чувству, он привык доверять безоговорочно, оно его ещё ни разу, нигде не подводило. Вот и сейчас, оно без устали давало о себе знать. Несмотря на внешнюю открытость и миролюбие, исходящую от попутчика, Айрик буквально всем телом, ощущал его опасность. Хотя для этого не было видимых причин.

Слава богу, ассамблеи, устраиваемые петровским окружением стали проходить более цивилизованно. Уже не было неугомонного шабаша и безумного поглощения спиртного (хотя, назвать его потребление умеренным, было нельзя — «перепил, не возбранялся» а скорее наоборот). Но всё-таки, изменения были налицо. На сегодняшней — устроенной Лефортом «вечеринке» куда настоятельно пригласили Юрия, уже были заметные изменения. А именно — в одних залах стояли столы с дарами Бахуса и закусками, там же, и дымить табак позволялось, здесь же, мужчины играли в шашки, и вели деловые беседы. В других, желающие могли предаться танцам с приглашёнными дамами. Отдельно были помещения, где представительницы прекрасного пола, в чисто женском кругу могли посплетничать, «перемывая всем знакомым косточки».

Гаврилов удивлялся, из того, что он помнил по внеклассному изучению истории, царь ещё не писал свои указы об ассамблеях. Первый, который, по словам некоторых историков, произвёл коренной перелом в области развлечений и придал им более цивилизованный вид. Где, женщины впервые получили право посещать общественные собрания, а вход на ассамблею должен был быть доступен каждому прилично одетому человеку, за исключением слуг и крестьян. Затем «О достоинстве гостевом, на ассамблеях быть имеющем», А может быть эти гуляния с самого начала так и проходили, а те, Ростовские оргии, были их походным вариантом. Ну а указы, были написаны постфактум — когда Россияне начали посещать их более массово.

Уже около получаса Гаврилов ходил среди незнакомых людей. Все с ним здоровались, некоторые даже предпринимали попытки познакомиться, но Витальевич, их не запоминал. Большинство же, не обращая на нового гостя особого внимания, занимались своими делами: кто-то играл в карты, другие в шашки. Были те, кто просто внимательно наблюдал за игроками. Молодёжь в основном собралась там, где играла музыка и предавалась танцевальным утехам.

— Ты это почему свою жену не взял с собой?! — Пётр, издали заметил скучающего Юрия и лично подошёл к нему, широко и приветливо улыбаясь.

— Государь, так на сносях она, поэтому, пока свой дом в Берберовке не благоустрою, она в Ростове, под присмотром своего отца осталась.

— Ну, это разумно. Тогда выпей как следует и, не мешкая, в кипение гостевое с рвением включайся. Понятно тебе говорю, или нет? Да, и на прелести дамские, не взирай с открытой жадностью, коли без супруги пришёл. — Самодержец задорно засмеялся, сочтя сказанное им замечание смешным. — И ещё, зря постоянно не ходишь по европейской моде одетым: тебе это идёт.

— Всенепременно, так и поступлю государь — буду веселиться, и взирать на дам лишь мимолётно, и украдкой.

— Вот это другое дело! Да, вот что ещё, ты резвись, но, далеко от меня не отходи. На днях, мне британский посол представил одного своего соотечественника. Так судя по всему сказанному про этого купца, знакомство с ним, будет для тебя очень полезным. — Пётр широко улыбался, как будто не говорил о серьёзных вещах. — Поэтому, будь у меня на виду, не заставляй коли понадобишься, долго тебя искать… Но и не стой пнём, не мешай своим унылым видом всеобщему веселью!

И самодержец панибратски похлопал Юрия по плечу. Но какое может быть веселье, если на Юрии была новая, непривычная одежда — модный французский жюстокор, красного цвета. Покрой, которого позаимствованный из французской военной формы, имел прилегающий силуэт, расширенный книзу, с поясом-шарфом на линии талии, с застёжкой на ряд мелких пуговиц и петлиц. Рукава вверху были узкие с расширенным низом (Гаврилов насколько смог, вытребовал у портного не делать слишком большого расширения) и отложными манжетами. Под него был надет камзол зелёного цвета. Который был немного короче, чем жюстокор, и жутко контрастировал с ним. Всю эту нелепую картину, дополнял жуткий, жёсткий парик. Поэтому, в этом наряде, Юрий чувствовал себя как дешёвый, ряженый клоун. И уже сильно жалел, что не соизволил надеть мундир Преображенца, который, на случай торжественных построений и царской аудиенции, уже давно висел на вешалке в его гардеробе.

— Господин полковник, вас, его светлость к себе позвать соизволили. Дело срочное

Обратившийся к Гаврилову солдат — гвардеец (из царских телохранителей), отвлёк его от игры в шашки. Точнее будет сказано от её созерцания.

— Хорошо Евлампий, ….

— Ну что Юрка, мне доложили, что нужные нам гости, уже подъехал. Так что, пока будь рядом со мной, неотлучно.

Говоря это, царь внимательно кого-то высматривал. Благодаря своему росту, он глядел поверх голов собравшихся на ассамблее людей. И расплылся в довольной улыбке, когда увидел двух мужчин входящих в зал.

— А вот и английский посол, а с ним и сэр Чарльз Фокс. Это тот представитель Московской торговой компании, которого я хочу с тобой познакомить.

От этих слов, Гаврилова даже слегка передёрнуло. Вот уж с кем ему не хотелось встречаться, так со своим бывшим пленником. Зная его (с учётом обиды), от этого лиса, можно было ожидать много неприятностей. Царь, заметил реакцию своего подданного на имя гостя, и внимательно посмотрев на Юрия, уточнил:

— Что-то мне говорит, что ты уже знаком с гостем. — От улыбки Петра не осталось и следа. — И, кажется этой встречи, ты не очень-то жаждешь.

— Ты прав государь. — Юра уже совладал с эмоциями и уже никто бы, по его виду не догадался о том, что он чем-то обеспокоен. — Я тебе уже рассказывал о том, что на Эльютере, моими людьми был пленён британский гарнизон. Так вот, им командовал сэр Чарльз Фокс и этому лису не за что меня любить. Как ни крути, но этим я сильно задел его самолюбие.

— Нечего, сейчас посмотрим, что за лисица с тобой желает увидеться. Только ты, точно мне всё рассказал? Не будет никаких сюрпризов?

— Из того, что происходило на самом деле — да. Надеюсь если это тот человек, которого я знаю, то он будет человеком чести, и не станет нечего придумывать в угоду политических интриг.

Юрий напряжённо ждал, гадая, чем для него окончится эта встреча. И вскоре, эта мука была окончена. Он увидел тех двух англичан, пришедших на ассамблею ради деловых переговоров. Это были седоватый мужчина, на вид немного старше сорока и франтовато одетый юноша. Ни один из них и отдалённо не напоминал того британского капитана. Так что к радости Гаврилова, встреча с бывшим пленником, не состоялась. Все тревоги сразу отлегли от сердца, и Юрий встречал приближавшихся британцев, немного небрежно улыбаясь.

— О, иа рад ведёт вас, светлейший книаз!

Седой англичанин улыбаясь — буквально сияя (как будто его радости не было предела), а поклон, был церемониальным и отточенным до совершенства. А его спутник, только молча, поклонился, признаться сделал он это не менее грациозно, чем его старший товарищ.

— Здравствуй милый друг! — Пётр в ответ только слегка кивнул. Но в излучаемом радушии, ничем не уступал британскому политику. — Гарри, я рад, что ты помнишь наш недавний разговор и сдержал данное тобой слово — прийти на эту ассамблею. Причём как мы и договаривались, ты привёл своего протеже.

— Оу, и иа об этом ни капелки не жалею. Так вроде у вас говориат? Да? Дворец Лефорта просто великолепен, причём не только с наружи. Оу-у, а каково убранство в залах и сразу ест видно, что здесь собран вес… как это? — Говоривший немного замешкался. — О — ес — цвет Москвы.

— Ладно, Гарри, хватит лясы точить, давай перейдём к нашему делу.

На лице британца появилось недоумение. Он вопрошающе посмотрел на царя и переспросил:

— Питер, что ест значит, точит ласы?

Царь приблизился к бритту вплотную, посмотрел на посла как на малого ребёнка, взяв его за руку, и немного наклонившись, перейдя на английский, пояснил:

— Ну, это значит, вести пустые, ничего не значащие разговоры.

— А я понял. — Представитель туманного Альбиона буквально растворился в своей счастливой улыбке. — Как скажешь. Вот, позвольте представить, сэр Чарльз Фокс, мои хорошие друзья, находящиеся в Лондоне, прислали несколько рекомендательных писем. Где они, восторженно отзываются о способностях этого юноши. Там он наделами доказал свою гениальность. Во многом благодаря его идеям мы начали быстро, и качественно строить наши корабли. Также он лично открыл несколько мануфактур. И мы, видя ваши старания, направленные на то, чтобы Россия стала цивилизованной державой: решили прислать его к вам, для оказания помощи в ваших начинаниях.

Несмотря на то, что эта тирада сильно оскорбила Юрия, но ни один мускул не дёрнулся на его лице.

— Что они себе позволяют? — Мысленно негодовал он. — Тоже, мне нашлись «цивильные учителя» из ваших слов получается, что вы прибыли помогать варварам. Хотя если судить по пружинящей, мягкой походке этого гения технического прогресса, то он больше воин, чем производственник. Так что, посмотрим, что нам привёз. Может оказаться, что правы древние, говорящие — «бойтесь данайцев, дары приносящих».

— Ну а у меня, этот муж успешно занимается нашими мануфактурами….

Элизабет пребывала в приподнятом настроении, может быть, даже в лёгкой эйфории. Ещё недавно, живя с отцом на Эльютере, она даже в самых смелых мечтаниях не могла представить себе того, чего добилась здесь, в далёкой России. Главное, у неё был понимающий её муж, который поддерживал её во всех начинаниях. Здесь она была успешным врачом, и ей покровительствовал сам царь. Но и это было ещё не всё — у мисс Грин были ученики, а некоторые (правда, не без «колдовства» Гаврилова) уже успешно практиковали сами.

И вот сейчас, она приехала в Москву. Здесь, по высочайшему повелению, открывалась медицинская академия, где под её началом будут служить величайшие европейские мужи от медицины. А значит у неё, появилась возможность обучать намного большее количество студентов. Правда, за эти возможности пришлось заплатить тем, что она стала совершенно другим человеком — здесь её знают как княжну Корнееву Елизавету Семёновну. Но ничего страшного, главное не имя, а то, что она занимается любимым делом.

— Барыня, мы приехали.

Чернявый и кучерявый как цыган кучер, которого звали Василий, остановил карету напротив её нового места службы. Ловко спрыгнул на землю, и учтиво открыл дверь её экипажа и выдвинул ступеньки (чтобы госпожа, по ним без труда смогла сойти на мостовую).

— Спасибо голубчик, ты свободен, ты пока свободен, поезжай пока домой, а поближе к вечеру заберёшь меня.

— Слушаюсь Елизавета Семёновн. — Кучер поклонился, затем закрыл дверь кареты, но уезжать не спешил.

Странно, но Элизабет никто не встречал. Хотя она заранее оповестила всех, о том, когда прибудет. Поэтому, удивлённо оглядевшись по сторонам, она неспешно подошла к закрытой тяжеленой двери. Здесь её обогнал Василий и услужливо открыл перед своей госпожой дверь.

— Благодарю Вася. — Лиза благодарно кивнула своему слуге, заходя в здание. — Но всё-таки поскорее езжай домой и помоги Марье, распаковывать и раскладывать вещи. Дальше я сама справлюсь.

— Может быть, я немного подожду вас.

— Это излишне; на сегодня у нас собрание преподавательского коллектива. И, наверное, меня уже ждут в конференц-зале.

От хорошего настроения Элизабет ни осталось и следа, с замиранием сердца она шла по длинным, пустым коридорам, гадая, что бы это могло значить. Поворот, подъём на второй этаж по лестнице, снова поворот. Вот она уже на месте, дверь конференц-зала была приоткрыта и из-за неё слышались приглушённые голоса. Затаив дыхание, она заглянула в зал и увидела, что все европейские преподаватели уже собрались в полном составе. Приглядевшись, Корнеева заметила, что среди заседающих преподавателей, не было ни одного её педагога, с которыми она приехала в столицу.

— Здравствуйте господа! — Лиза поздоровалась с присутствующими и вошла в дверь. — Как я погляжу, вы начали заседать, не дожидаясь меня.

Все мужчины находящиеся в помещении, как по команде поднялись. Но что насторожило Элизабет, так это то, что большая их часть на неё совсем не смотрела. Да и на её приветствие, ответил только Вольфганг Шульц. Худощавый, лысый немец, уже довольно преклонного возраста: к тому же единственный из присутствующих учителей, умеющий изъясняться на русском языке.

— Здравствуйте фрау Корнеева, прошу вас, проходите. — Старик сделал приглашающий жест, указывая на отдельно стоящий стул.

В том, что он специально находился там и был предназначен именно для Элизабет: можно было не сомневаться.

— Господин Вольфганг, как вы прикажете это понимать?! — Холодно поинтересовалась Элиза.

Она уже обо всём догадалась, и теперь прилагала неимоверные усилия, чтобы никто не заметил бурю эмоций, разбушевавшихся у неё в душе. И не двигалась с места, в ожидании ответа на свой вопрос.

— Чего тут непонятного, фрау? — Старый профессор, оскалил свои редкие зубы в ехидной улыбке. — Вы, здесь присутствуете, только благодаря своему высокому положению и потому, что за вас просил один из Московских царей.

— А вы нечего не путаете любезный? Это вас прислали под моё начало, и мне решать, где мне сидеть, и чем вы будете здесь заниматься.

— Фрау Корнеева, вы женщина, и что вы можете понимать в науке. — Его обесцвеченные от возраста глаза буквально пылали от благородного возмущения. — Ваш удел, детей рожать да мужу прислуживать! Мы тут ознакомились с той ересью, которую вы понаписали в своих книгах. Такое могло прийти только в пустую женскую голову! Кстати, мы отчислили всех женщин, как из педагогов, так и из школяров! А остальные студенты стоят во внутреннем дворе и смотрят, как горят книги с вашим якобы научным бредом. Только представьте себе, если верить вам, то миазмы не существуют. А что тогда, по-вашему, вызывает все болезни и эпидемии?! …

Дальнейших возмущений немецкого профессора, Лиза уже не слышала. В её голове, вторили слова этого старого маразматика: оказывается, они в данный момент жгли её труды. Вот почему на улице пахло дымом — «А её студентки. Что с ними теперь будет? И как эти так называемые МУЖИ НАУКИ собираются учить россиян, когда почти никто из них, не говорит на русском языке?»

— … Так что, мы на нашем научном совете решили, вас сместить и полностью вывести из академии. Также, наложить запрет, на любую вашу преподавательскую деятельность.

Дальше произошло то, что Элизабет никогда от себя не ожидала. Этого не могло привидеться даже в самом жутком сне. Она, с силой (так что побелели костяшки пальцев) сжала солнечный зонт — трость, который ей в подарок сделал муж. И в следующий момент, орудуя ей как батогом: набросилась профессуру.

— Ах вы, нехристи! Ах, немчура поганая! Маразматики ….

Такого потока ругательств и проклятий, ещё никто и некогда от неё не слышал. Она лупила всех, до кого только могла дотянуться. А когда иностранные учителя обратились в бегство, то доставалось тем, кого она догоняла. Так гоняя своих врагов, Элизабет оказалась во внутреннем дворе, где были построены те из её школяров, кого не отчислили: перед ними, в большом костре горели учебники, написанные ей. Увиденное безобразие, только усилило её ярость, и она с большей силой стала наносить удары — избивая иностранных медиков: позволивших посягнуть на самое святое — на развитие медицины. Так она и гоняла наглецов: вызвав этим дружный хохот учеников, пока окончательно не сломался бамбуковый зонт. И группа стрельцов — прибывшая на всякий случай (для усмирения студентов), не схватили её за руки. Спасая иноземцев от дальнейшей расправы.

— Елизавета Семёновна, будет вам матушка. — Успокаивающе говорил один из удерживающих её стрельцов. — Вы и уже так хорошо дали им на ум. Будет с них.

— Так они! … — Лиза запнулась не в силах совладать с собственным голосом.

— Мы всё знаем матушка. — Также тихо, сказал другой воин. Но ни приведи господь, кого-то насмерть пришибёте, не стоят они того.

После этих слов, на Лизу накатила сильнейшая усталость, казалось не осталось сил даже на то чтобы передвигать ноги. Вокруг ещё чего-то говорили, затем её куда-то повели, но это уже ничего не значило.

Апатия начала проходить, когда за ней с грохотом задвинули засов. И молодая женщина, осознала, что находится в тёмной сырой камере, со сводчатым потолком. Под ногами у неё находится подстилка из гнилой соломы, а единственный источник слабого света — это небольшое зарешеченное окошко, находящееся почти под самым потолком. Она, с ужасом осмотрела место своего заточения, пощупала руками влажные стены и обречённо села в дальнем углу. Разреветься навзрыд ей не давало воспитание, но слёзы обиды, сами собой обильно потекли по её щёкам. Благо рядом никого не было, и никто не мог этого видеть.

Примерно через три часа — не меньше, послышались чьи-то шаги, по мере приближения, они становились громче и отчётливее. Когда они поравнялись с дверью её темницы, то остановились и снова с шумом сдвинулся засов. Кто-то пока невидимый, потихоньку открыл дверь, и его неразборчивый в темноте силуэт перешагнул через порог.

— Елизавета Семёновна, как вы тут сердечная? — Поинтересовался вошедший.

— Слава богу, неплохо. Только зябко немного.

— Голубушка тут я вам тулупчик принёс, не побрезгуйте матушка. И в горшке, ботвиньи с рыбкой принёс и хлебца немного он свежий, сегодня выпечен. Позднее кваска принесу и сухой тюфячок. Вы только не обижайтесь на нас, за то, что вас сюда посадили. Но мы на службе, а вы таким смертным боем немчуру гоняли. Вот они и вытребовали для вас это заточение. Как суд будет, мы все за вас слово своё скажем, а не поможет, так в набат ударим.

— Спасибо тебе, прости, не знаю, как к тебе обращаться.

— Так Егорка я, Иванов сын. — По голосу можно было понять, что говоривший мужчина немного смутился.

— Благодарю тебя Егор Иванович, в век твоё добро не забуду.

— Не стоит, благодетельница ты наша, чем можем, тем тебе и поможем. — Сказал он, выходя из камеры и закрывая дверь.

Ботвинья была ещё тёплая, густая и наваристая. Не смотря на то, что Елизавета проголодалась, ела она, не спеша — по-другому не позволяло воспитание. Тем более, принесённый стрельцом тулуп, начал уже согревать. Благодаря чему, ситуация в которой она оказалась, воспринималась уже не столь критично. Узница даже начала немного дремать, когда снова услышала звук отодвигаемого засова запирающего дверь её темницы.

— Елизавета Семёновна, не пугайтесь это мы.

На сей раз, стрельцов было двое. Один из них подсвечивал горящим факелом и нёс кувшин, скорее всего в нём был обещанный квас, а его товарищ держал в руках что-то похожее на матрац.

Они подошли к заключённой и тот, который нёс мешок, положил его рядом с Лизой.

— Тут такое дело боярыня, — заговорил стрелец держащий факел, по голосу Лиза узнала в нём Егора, — Твой муж, прознал о том бесчинстве, учинённом германцами. Ну и решил их наказать.

Вот.

Сердце Элизабет учащённо забилось в предчувствии чего-то нехорошего.

— Что с ним!? — Не сдержавшись, выкрикнула она.

— Боярыня не бойтесь, с ним всё в порядке. — Заговорил второй — молодой стрелец с только что начавшей пробиваться жиденькой порослью на лице. Просто он легко ранил двух иноземных учителей, а одного австрияку, кажется, серьёзно подранил.

— Хорошо, что нас туда послали и смогли уговорить его отдать нам оружие. — Дополнил рассказ молодого воина Егор. — Мы ему тихонько сказали, что вы у нас и пообещали устроить этой ночью для вас небольшое свидание. Так что, не подведите нас.

— Вы, так много для нас делаете, — растерянно поинтересовалась Лиза, выслушав воина стоявшего перед ней с факелом, — но я не понимаю, почему? Что за обстоятельства заставляет вас так поступать? В чём причина вашей заботы обо мне и моём муже? Ведь мы с вами не родственники и даже не знакомы.

— Вот здесь вы ошибаетесь матушка. — Егор искренне улыбнулся, и посмотрел на узницу с какой-то отеческой теплотой. — Мы вас видели под Азовом. Вы тогда братку моего, младшенького спасли, ранен он был — страшно ранен. Поверти, я в этом понимаю, не в одном бою участвовал и разное повидал….

Стрелец ненадолго замолчал, а затем продолжил:

… так я уже прощался с ним. А вы его выходили. Вот, жив он теперяча. А затем Митька, приставленный к вам в госпитля — для помощи. Рассказывал нам, как вы будто за своих детей защищали калеченных. Это когда царёвы потешники, у вас бесчинство устроили. Мы все знаем, как вы у Петрухи в ногах валялись, ища правды. Вот, не по-людски это, коли мы вас бросим.

— А то, что вас в яму посадили, так мы не могли воеводу ослушаться… — Вмешался в разговор юноша. Но под строгим взглядом старшего товарища тут же замолчал.

— Прошка прав, — продолжил старший стрелец, — у воеводы есть царский указ — о том, чтобы этой немчуре, оказывать во всём содействие. Но вы не бойтесь матушка, мы вас отсюда в любом случае вызволим. В крайнем случае, в набат ударим. Просто надо для этого подготовиться — сговориться, чтобы все были готовы выступить….

Ночью, стрельцы сдержали своё обещание. Дверь отворилась, и в камеру вошёл Лео. Одет он был в европейский костюм (который был пошит специально, для приездов в столицу), но только без головного убора. Перешагнув через порог, он остановился, приподнял повыше масленый светильник, который держал в правой руке и внимательно осмотрел темницу.

— Леонид Ибрагимович, мы за вами поближе к утру придём. — Сказал охранник и закрыл дверь.

— Лиза, ты спишь? — Тихо спросил Лео и, не дожидаясь ответа, начал спускаться по ступеням.

— Лео!

Элизабет мгновенно прогнав остатки сна, вскочила и бросилась на шею мужу. От этого её порыва, он чуть не выронил единственный источник света.

— Родная, а где твои хвалёные манеры? — Спросил Лео, при этом крепко обняв супругу свободной от светильника рукой.

— А ну их, они сейчас только мешают. Тем более, мы здесь одни.

Вот так, они простояли — очень долго. Что-то шептали друг другу, наверно рассказывая каждый свою историю того, как угодил сюда. Затем, вдоволь настоявшись, уселись рядом друг с другом, на тюфяке, принесённом стрельцами.

— Лёня, меня в этой истории, вот что больше всего беспокоит. — Элизабет сидела, прижавшись к мужу и поместив свою голову на его плече. — Где сейчас все мои ученицы? Ведь они совсем не знают Москвы. Да и какая судьба их ждёт дальше?

— Успокойся родная, не переживай зря. — Корнеев (в прошлом Карно) успокаивающе похлопал по руке свою супругу. — После того как ты поехала на службу, почти сразу к нам пришли твои помощницы: Мария Кочеткова, Анастасия Лаптева и Ефросинья Рябенькая. Вот они и привили к нам всех твоих отчисленных учениц. Пока я организовывал их отправку к нам — в Малиновку. Меня нашёл сильно испуганный Василий, он видел, как тебя взяли под стражу. Ну а дальнейшее, ты уже знаешь. Главное стерв…цы, как они подобрали момент: Пётр убыл в Архангельск — там два наших корабля и он захотел посмотреть на них. Юрий у себя в Берберовке — развлекает сэра Чарльза Фокса. Но я, первым делом послал к нему Йикуно, так что потерпи…

Поближе к утру, в дверь темницы постучали, а когда Корнеевы ответили — «Войдите». Дверь отворилась и уже знакомый молодой охранник с редким пушком вместо бороды осторожно заглянул.

— Ваше сиятельство, вы извиняйте, но вам пора в свою камеру возвращаться.

— Хорошо Прохор, иду.

— Леонид Ибрагимович, там мы вам поесть принесли. Так что, как говорится, чем богаты, … а вот это для вас Елизавета Семёновна. — Стрелец протянул Элизабет увесистый узелок.