Отныне я – странник

Глава 21

Прошло ещё три недели. За это время, была восстановлена вся трофейная артиллерия; прибыло в достаточном количестве пехоты и кавалерии, вследствие чего, стало слишком накладно кормить сильно «выросшую» — бездействующую армию. И вот, настал день, когда маховик военной машины хоть со скрипом, но начал набирать обороты. Войско медленно двинулось на север: оно шло в окружении обозов принадлежащих торговцам, которые знали, как и на чём можно поживиться на войне. Сейчас, они втридорога продавали продукты питания тем воинам, в полку у которых не было налажено должное снабжение. А когда появятся первые ценные трофеи: то они будут скупаться за бесценок — чтобы затем принести купцам неплохие барыши при перепродаже. Но без этих дельцов, у нерадивых командиров может начаться голод: поэтому и царь, и Гаврилов делали вид, что не замечают этих паразитов, снующих под ногами: и выискивающих где что плохо лежит.

Служивые, вынужденные перебиваться с хлеба на воду: с завистью смотрели на Петровских гвардейцев, у которых, как и воинов, подчинённых Гаврилову постоянно была горячая пища (её готовили в специальных котлах, поставленных на сани). Продукты для её приготовления постоянно пополнялись из магазинов, — которые были распределены по всему пути следования. Все только диву давались. — «Как это всё можно было заранее запасти и спрятать? А самое главное, как эти запасы не обнаружили Шведы, когда они шли на Псков?» Но, всем этим вопросам было суждено замолкнуть, когда в один из вечеров к общевойсковой колонне подъехало несколько обозов со свинцом, огненным зельем, шестью мощными стенобитными пушками и ядрами к ним. Это поразило даже царя: Пётр не поверил докладам и вскоре объявился сам возле прибывших возов — желая всё увидеть своими глазами.

— Ну, Гаврилов! Ну, кудесник! — Восторженно восклицал самодержец, внимательно осматривая каждое орудие. — Ты где такую красоту раздобыл?! … Знаю, знаю, можешь не отвечать! … Это твои егеря, у Карлуши отняли! — Правильно я говорю?!

Романов говорил, не переставая обстукивать и поглаживать тяжёлые пушки: которые полностью завладели его вниманием.

— Ты не представляешь: какой ты мне подарок сделал! И как он пригодится, когда мы будем крушить крепостные стены! Вот только жаль что калибр у всех неодинаковый: намаемся мы с ними! Что же ты так оплошал?! А!?

— Так Пётр Алексеевич, все претензии адресуйте шведам. — Сдержанно улыбаясь, ответил Юрий. — Что у них было: то мои орлы и взяли, — выбирать было не из чего!

— Вот здесь ты неправ! — Хитро улыбаясь, ответил царь, задержавшись перед одной из пушек. — Хоть выбор был и не велик, но в этой недоработке виновны не шведские мастера, а Английские! Видишь клеймо — пушки их производства, да и отлиты они были очень давно. Старьём торгуют джентльмены!

— Так может, они давно были куплены Мин Херц? — Раздался вопрос подошедшего к орудиям Меншикова.

— Нет, Алексашка! Не было такого калибра у шведов! Это я точно знаю! — Ответил царь, заглядывая в ствол пушке, возле которой он стоял. — Нет, всё же чего не говори, а сделаны они добротно. Решено, я их моим Преображенцам отдам — в дополнение к уже имеющимся: они, лучше всех с такими пушками умеют обращаться.

— Воля ваша государь. — Спокойно; с показным безразличием ответил Юрий. — Я вам давно, обещал отбить у врага пушки и отдать их вам. Вот теперь я его выполнил.

— Вот шельмец! … Обещал он! Ха-ха-ха! — Засмеялся царь. — Это когда было?! Когда мы с Османами воевали! А сейчас мы со шведами воюем!

— Петр Алексеевич, так лучше поздно, чем никогда. — Ответил Юрий, стоя возле обоза и с хитрой улыбкой наблюдая за тем, с каким восторгом царь разглядывал пушки…

Но не всё было так радужно и хорошо. В сорокатысячном войске, находящемся на марше: при отвратном снабжении люди слабели буквально на глазах; болели и умирали — «устилая своими костями дорогу» к Нарве. Поэтому Юрий приказал Емельянову, продавать по дешёвке небольшую часть трофейной провизии. — «Реализуй её только стрельцам и солдатам: пусть они сами готовят себе еду на кострах». — Инструктировал он своего капитана. Это решение стоило ему долгого, напряжённого объяснения с Петром: где ему пришлось оправдываться, что всё это он делал не из корысти, а чтобы улучшить питание людей служащих под командованием нерадивых военачальников. А деньги, выручаемые с продажи, идут не в, его карман, а на нужды всего войска: — мол, Силантий Феофанович, на эти средства, докупает у торговцев всё необходимое для армии. По причине того, что всего не предусмотришь и сразу не закупишь. Царь, просмотрел все записи по этим делам, которые предоставил ему Емельянов, и в итоге сменил свой гнев, на милость, после чего, больше не возвращался к этому вопросу.

Зато появились проблемы создаваемые шведами. — Они оказались способными учениками и их небольшие отряды, стали донимать частыми нападениями на обозы. Пришлось для решения этой проблемы привлекать егерей. Которые выслеживали и уничтожали группы этих новоявленных диверсантов. Налёты на обозы не прекратились, но стали очень редкими и малоэффективными: потому что возмездие, всегда достигало виновных, — когда они старались уйти со своими трофеями.

— Вот видишь, Аникита Иванович, вот здесь, где инженеры уложили поверх льда переправу, ты, со своим войском переходишь через Нарову и берёшь крепость в осаду. А ты, Пётр Матвеевич, смотри не забудь про оборону: все укрепления делай так, как мы учили. — Напутствовал Романов идущих на приступ Нарвы Репнина и Апраксина. — А мы с Гавриловым, одновременно с вами, Ивангород осадим.

— Пётр Алексеевич, отец родной, не извольте беспокоиться: всё будет сделано как вы и сказали. Тем более, с нами идёт Пётр Иванович, под его командованием, мы всё сдюжим. — Отвечал Репнин.

— Да, самое главное: не забывайте высылать вокруг себя разъезды. — Как будто не слыша их, продолжал говорить царь. Пусть конница Шереметева вас постоянно охраняет. — По территории врага идём: поэтому, не расслабляйтесь, будьте готовы ко всему.

Пётр давал напутствия, не покидая седла своего белого коня: его тяжёлый взгляд, постоянно переходил с окольничего, на Репнина и обратно. Временами, его взор устремлялся за их спины — на левобережье — куда в данный момент, двигались передовые отряды. Они уже преодолели крутой спуск и двигались по замёрзшей реке к противоположному берегу. Там им предстояло занять плацдарм, и охранять его от всевозможных непрошеных гостей, — пока туда не перейдёт вся остальная часть войска — вместе с осадной артиллерией.

— Государь, не изволь беспокоиться: чай мы не дети малые, всё сделаем как надо. — Успокаивающе проговорил Апраксин. — Уже столько раз всё оговорено, что в любой момент ночи разбуди нас, мы всё без запинки ответим…

— Повторенье — мать ученья. — Строго оборвал говорившего окольничего Романов. — Не зря я вас на штабных картах гонял, обыгрывая каждый ваш шаг. И ни дай бог вам меня подвести…

Хеннинг Рудольф Горн (история менялась, и его уже перевели из Кексгольма — в Нарву), забравшись на самый верх пятидесятиметровой башни Ивангорода — «Длинный Герман»: и не обращая внимания на холод, глядел на юг. Рядом с ним, невозмутимо, стоял подполковник Стирнсталь (командир гарнизона Ивангорода). И также рассматривал приближающееся вражеское войско, которое шло по обоим берегам Наровы: и с ходу начинало готовиться к осаде обеих крепостей. Русские полки, становясь лагерем, первым делом начинали возводить оборонительные сооружения.

— Да. Эти Иваны, понимают толк в войне. — Проговорил Горн, рассматривая противника в подзорную трубу. — Видно, что этот шотландец Гордон и его друг Лефорт: постарались на славу — все подразделения идут организованно и все солдаты знают, что им делать.

— Да — а…. Но как они собираются штурмовать наши новые бастионы французского типа? — Задумчиво проговорил находившийся рядом с генерал-майором подполковник. — Видит бог — эти московиты ещё пожалеют, что так опрометчиво сюда пришли.

В этот момент, обоих мужчин обдуло порывом ветра: и они немного поёжились.

— Мы-то будем ночевать в тепле наших домов, а эти варвары пусть мёрзнут возле наших стен. — С презрительной улыбкой проговорил Рудольф Горн: направляясь к лестнице ведущей вниз. — Хорошо, что наши дозорные вовремя заметили этих Русских: и мы успели послать людей за помощью. Теперь наша задача измотать, обескровить этих выскочек, чтобы они к приходу основных сил сами сдались на милость победителю — то есть нам.

Уже подходя к мосту, соединяющему оба города, Хеннинг Рудольф остановился и обратился к Стирнсталю:

— Подполковник, нам надо усилить охрану нашего моста. На месте Русских, я бы, или постарался, подойдя к нему по льду разрушить его, или, через него проникнуть в крепость. Так что, распорядись немедленно о выделении часовых. И пусть не спят. А охрана на воротах, ночью пускай внимательней смотрит за факелами тех, кто дежурит на мосту. — Начнут тухнуть, или падать вниз — объявляйте тревогу.

И не дожидаясь ответа, твердой поступью уверенного в своих силах человека: зашагал по мосту в окружении своих охранников. Он знал, что бесспорно удержит крепость: у него много пороха; свинца; артиллерии и ядер к ней. Удалось сполна заготовить запасы фуража, провизии, и его гарнизон, — который он, не так давно принял под своё командование: сможет долго, и удачно сдерживать любое количество врагов. Он начал свою карьеру военного ещё в тринадцать лет — пошёл добровольцем в артиллерию. И ему ли бояться этих варваров — недоучек: пусть они трепещут перед ним — когда осознают, какую совершили ошибку, напав на него.

Дойдя по мосту до крепости, генерал направился домой. И уже там, ощутив тепло родного очага, Рудольф приказал своему адъютанту, сходить на кухню и распорядиться насчёт обеда. И чтобы его принесли прямо в рабочий кабинет. Где он собрался ещё раз посмотреть на план крепостных сооружений — чтобы постараться найти её слабые места. — «Не стоит недооценивать противника, — хочешь победы, строя свои планы, считай, что он не глупея тебя». — В этих раздумьях он шёл к своему кабинету, и когда поравнялся с библиотекой, из неё буквально «выпорхнула» его старшая дочь Кристина. Она чему-то улыбалась и её ангельские глазки — всё ещё наивно смотревшие на этот суровый мир поначалу «засветились радостью». Ребёнок уже собирался кинуться навстречу отцу, но неожиданно встретившись с ним взглядом, дитя интуитивно поняло, что папу лучше сейчас не трогать. И девочка, также тихо скрылась в двери, откуда она показалась. А Горн, не останавливаясь, проследовал дальше. — Комендант не был слишком суровым отцом, просто сейчас, надо было думать о защите города и самое главное своей семьи.

Покончив с едой, и даже не ощутив её вкуса, Хеннинг Рудольф Горн, снова подошёл к карте. Он снова выискивал места, откуда бы он начал штурм. И понимал, что везде может дать московитам достойный отпор. А они, подходя к крепостным стенам, неизбежно попадают под перекрёстный огонь, как пушек, так и другого вооружения. От этого занятия его отвлекает посыльный:

— Господин генерал! По дороге из Ревеля, к бастиону Глория, подъехали вражеские парламентёры!

— Пусть ждут, Сейчас я к ним подойду! — Коротко и сухо ответил комендант, ещё раз неспешно окинул висевший перед ним план крепости, и неспешно зашагал вслед за убежавшим солдатом в синем обмундировании.

— Пусть постоят и остынут, — думал Горн, неспешно одевая тёплые вещи, — зато поймут, кто здесь хозяин, и чего они здесь стоят…

Также неспешно, он подошёл к пушке стоящей на бастионе и посмотрел вниз. Там, перед рвом с замёрзшей водой, его ожидали трое всадников в тёмно-зелёных утеплённых накидках, а под треуголками у них были поддеты нелепые белые подшлемники. Они, с вызовом, достойным уважения, они поглядывали на бастион. Заметив коменданта, они немного приободрились и приосанились.

— Что вам надо, уважаемые? — С нескрываемой иронией поинтересовался Горн, смотря сверху вниз на парламентёров.

— Да так! Просто хотим передать вам ультиматум! — В такт Горну ответил на сносном шведском языке один из всадников — выделяющийся на фоне своих товарищей самым бесшабашным взглядом. — Вам предлагают открыть крепостные ворота и сдаться! Тогда вы имеете право выхода с надлежащей амуницией, то есть — верхним и нижним оружием, 12-ю зарядами и пулями во рту! В крепости же, остаются ваши знамёна, пушки, барабаны и прочие припасы! В случае вашего отказа от нашего предложения: таких выгодных для вас условий вашей капитуляции, больше не будет! Даём вам на принятие решения час!

— Ух, какие вы прыткие! Ха-ха-ха! — Рассмеявшись, ответил Хеннинг Рудольф. — Вы для начала попробуйте взять штурмом наш город! А затем и свой ультиматум диктуйте! А-то как Александр Македонский хотите! — Veni, vidi, vici. Но что-то, я этого великого человека среди вас не вижу! Так что убирайтесь отсюда, пока целы! Вот вам мой ответ!

— Вы не спешите уважаемый, — с сильным, насмешливым подчёркиванием слова уважаемый: ответил парламентёр, — пока подумайте хорошенько. Чтобы в будущем, вы не говорили, что мы не давали вам время на размышление и торопили с ответом! Ждём от вас разумного ответа через час! Так что всего вам доброго господа! Честь имею!

Переговорщик от русских, слегка кивнул, прощаясь: и не спеша направил своего коня прочь от крепости. Его примеру последовал и его эскорт.

— Так и передайте своему царю: наш ответ нет! — Уже в спину отъезжающим парламентёрам прокричал Горн. — Можете, коли вам так нравится, мёрзнуть сколь вам угодно долго — под нашими неприступными стенами!

Последняя фраза вызвала восторг среди всех, кто находился на бастионе: и генерал, показав рукой в сторону русского лагеря произнёс:

— Московиты пришли к нам в поисках славы! А получат только позорную смерть! Господь вовремя подсказал нам, что надо укрепить нашу крепость: и мы это сделали! А сейчас, он нам поможет наказать этих варваров так, что они навсегда забудут сюда дорогу! С нами Бог и наша вера крепка — как стены этой крепости! И мы победим!

Хеннинг Рудольф Горн знал, что без солдат ни одна крепость не устоит. А отличная муштра, дисциплина и хороший боевой дух солдат — это то, что приносит победу. И о последнем, нужно было думать сейчас, а первые победы над московитами окончательно укрепят дух защитников. Поэтому, он и произнёс эту последнюю тираду: а затем, неспешно, чинно пошёл в крепость. И не оборачиваясь, сказал.

— Если эти русские переговорщики появятся здесь снова: то можете меня не звать. Я не меняю своего решения — так им и передайте. — Больше переговоров не будет! Если только о условиях их капитуляции.

Через час, генерал стоял на крепостной стене и наблюдал за тем, как к бастиону Глория, снова подъехали русские. Они долго о чём-то говорили с солдатами стоящими на нём, чего-то требовали. А закончилось это тем, что под всеобщее улюлюканье и скабрезные реплики защитников крепости, московиты убыли назад — так и не дождавшись коменданта.

— Пусть знают своё место, свиньи! — В сердцах высказал капитан Берг: стоявший рядом с Горном и тоже наблюдавший за происходящим в низу.

Хеннинг Рудольф, снисходительно посмотрел на этого офицера: ничего не сказал, но подумал. — «Уже немолод, но по-прежнему несдержанно горяч. Прав был мой предшественник, когда сказал, что этого Эдвина не стоит далее повышать по службе. Хотя, даже капитан из него никакой: несмотря на то, что он исполнителен и усерден.»

Комендант не стал уделять много внимания стоявшему рядом с ним офицеру: и снова переключился на наблюдение за лагерем Русских. Они копошились как муравьи: копали рвы; делали насыпи; устанавливали засеки; строили в земле крытые брёвнами жилища. А где укрепления были уже готовы: заливали их водой, — для упрочнения их льдом.

— Да, готовятся они основательно. Какие укрытия делают для своей артиллерии. Не думал, что эти варвары на такое способны … — Думал Горн, рассматривая своего врага в подзорную трубу. С ними нельзя расслабляться…

Как он и предполагал, в этот день противник не предпринял никаких атак, а только укреплял свои позиции — окончательно беря обе крепости в осаду.

Поутру все горожане проснулись от грохота орудий и звуков выстрелов — доносившихся со стороны бастионов Виктория и Гонор. Когда комендант туда прибыл, то бой был в самом разгаре. Оказалось что русские, под покровом ночи подкатили свои осадные пушки на расстояние эффективного выстрела. И прикрывая их толстыми бревенчатыми щитами и катками из вязанок собранных из стволов небольших деревьев, начали обстрел стен. Защитники Нарвы, сразу открыли ответный огонь. Но надо отдать должное врагу — его примитивные укрытия хорошо защищали нападавших от свинца пуль. А пушки, никак не могли попасть по ним своими ядрами. Зато вражеская артиллерия, часто попадала по стенам куртины и если бы не земля, находящаяся за наклонной каменной кладкой. То они могли спокойно пробить в них брешь.

Вскоре бастионная артиллерия пристрелялась: и начала в щепки разносить укрытия, за которыми прятался противник. А стрелки, расположенные как на бастионах, так и в их галереях: смогли поражать уцелевших московитов — которые лишились своего укрытия. И были открыты для обстрела и беззащитны. По окончанию этой дуэли, — когда ветер рассеял дым: там, где недавно была позиция московитов, лежали три разбитых пушки, множество разнесённой в клочья древесины и немало погибших и раненых людей.

— Признаться, я был о них лучшего мнения. — Проговорил Горн, осматривая место недавнего сражения. — Без предварительной подготовки, да сразу в бой. Что с нашими потерями?

Ответ, прозвучавший на этот вопрос, сильно удивил коменданта и заставил ненадолго отвлечься от осмотра русских позиций:

— Больше пятидесяти убитыми: в основном это бомбардиры, раненых значительно меньше…

— Это с учётом бойцов из галерей? — Уточнил удивлённый генерал-майор.

— Нет! — Ответил молодой, светловолосый офицер. — Они ещё не докладывали о потерях.

— Так узнайте всё и доложите мне!

Комендант, отчитав адъютанта: снова посмотрел на недавнее поле боя. Перевёл взгляд немного дальше — заметив непонятное шевеление, застыл от удивления и еле сдержался, чтобы не перекреститься. Из снега, одна за другой понялись несколько белых, с виду увальня подобных человеческих фигур, одели что-то на ноги, закинули свои мушкеты, закреплённые на ремне за спину: и быстро удалились в лагерь русских. Комендант не знал, что утренняя атака была проведена по инициативе царского сокольничего, который алча славы победителя, решил самовольно попробовать оборону шведов «на зубок». А эти белые призраки так сильно смутившие его — были неизвестными ему егерями. Чьей задачей, было наблюдение и изучение оборонных сооружений крепости. Когда они увидели, как с бастионов стали расстреливать обречённую штурмовую группу, то поддерживали их, как могли: пока не закончились боеприпасы (патроны брались по минимуму — не для боя). Тем временем на бастионах и крепостных стенах ликовали — была отбита первая атака врага. И погрузившись в эти эмоции, никто больше не заметил белых приведений: а Горн никому на них не указал. — «Незачем людям показывать то, что не можешь объяснить: мало ли чего они надумают с испугу».

Вскоре русские прислали парламентёров, они передали просьбу забрать тела своих товарищей. На что они получили добро, но с условием, что пушки они трогать не будут. И весь оставшийся день прошёл в молчаливом противостоянии. — Никто не вёл активных боевых действий. В городе, — за крепостными стенами: царило всеобщее ликование. Всё мужское население восторженно поздравляло Рудольфа и весь гарнизон с первой победой: а женщины дарили восторженные улыбки и взгляды. Так что до дому генерал шёл триумфатором, принимая все почести как должное.

Даже когда под вечер, обходя стены, он заметил, что враг стал копать сапы, генерал не огорчился, а дал указание сопровождавшим его офицерам:

— Пусть они грызут мёрзлую землю! Но когда отойдут на достаточное расстояние от своих позиций, устройте охоту на этих «кротов»: пусть знают, что мы здесь диктуем условия! А когда наш король подойдёт с новым войском, мы посмотрим, кто из нас окажется в осаде?!

Все кто стоял рядом дружно засмеялись: только один молодой офицер — Лундквист, невесело проговорил:

— У меня такое впечатление, что они тоже готовятся к длительной осаде. К ним весь день подвозили фуражные обозы и боеприпасы.

Никто не обратил внимания на слова этого по-детски щуплого юноши. Все смеялись глядя за крепостную стену. И только генерал, подойдя к нему похлопал того по плечу и по-отечески, тихо и спокойно сказал:

— Густав, мальчик мой, мы сидим за каменными стенами и отдыхаем в тепле. Они нет. — Горн указал рукой за стену. — Если русские смогут нам долго противостоять, то дождутся оттепели, когда всё начнёт таять. Начнут испаряться миазмы: на них обрушатся болезни, — которые будут убивать их в большом количестве — смерть будет их буквально косить. Вот тогда и посмотрим, кто окажется победителем. А насчёт провизии: так я не зря во всей округе её собирал, невзирая на жалобы и стоны крестьян. Московитам она не досталась, а у нас солониной и зерном всё забито. А будет нужда, так кавалеристы своих коней под нож пустят…

Шла третья неделя осады. Оккупанты не предпринимали никаких атак: только неизвестно откуда и как: обстреливали крепостные стены из ружей. Нигде не было видно характерных пороховых облаков, не было слышно выстрелов, но защитники, с ужасной частотой падали сражённые этими тихими убийцами. Затем, кто-то разглядел фигуры в белом одеянии, — которые то появлялись, то снова исчезали в снегу. И по Нарве поползли слухи о белых демонах смерти, которых русские колдуны привезли с собой из далёких, дремучих лесов. И выпустили для охоты на горожан. Горн, узнав об этих сплетнях, велел пресекать эти панические сказки самым жестоким способом: но это не сильно помогало. Люди, всё равно шептались на эту тему на каждом углу. Они, оглядываясь по сторонам, рассказывая истории которые обрастали всё новыми и новыми подробностями. И это продолжалось, несмотря на несколько проведённых публичных порок паникёров.

Гарнизон несколько раз проводил рейды против вражеских сапёров. Но те, во время дневных набегов, успевали отходить под защиту своих товарищей: а атакующих кавалеристов встречал плотный залповый огонь. И каждый раз, понеся потери, всадники отходили в крепость — так и не добившись существенных успехов. Не приносили результатов и действия, направленные против землекопов, работающих под покровом темноты. Трижды несколько групп добровольцев уходили в ночь: и все разы, поутру тела смельчаков находили аккуратно сложенными перед одним из редутов. Всё это не способствовало поднятию боевого духа: и даже попытки разжечь жажду мести (ради сплочения против врага), не имели нужного эффекта.

Сегодня утром, город начавший впадать в уныние, неожиданно возликовал. Дежурившие на стене солдаты заметили: как со стороны Ревеля показался небольшой конный дозор бывшие в нём кавалеристы, осмотрелись и уяснив обстановку, быстро ускакали назад. Часа через два, появилась войсковая колонна, в которой легко угадывалась принадлежность к шведской армии. Множество жителей Нарвы, узнав эту новость, взобралось на стены: и, несмотря на опасность умереть от пули безжалостного «белого демона», все ликовали, кричали, приветствуя пришедших на выручку воинов. А «демоны», больше не стреляли из своего дьявольского оружия — видимо поняли, что прошло их время: и бежали в свою преисподнюю, спасаясь от расплаты за свои злодеяния.

— Бенгтссон, Бьёрк, будьте готовы ударить по московитам, — когда наши нападут на них. Начал раздавать команды Горн, когда увидел, как подходящее войско начало разворачиваться, готовясь к бою. И никакой пощады к врагу!

— Мы можем взять дополнительные седельные пистолеты? — Уточнил рыжеволосый Бьёрк.

— Да! Вооружайтесь на ваше усмотрение!

— Будет исполнено, господин генерал! — С заметным воодушевлением от увиденного, ответили оба офицера кавалериста и быстрым шагом направились к своим эскадронам.

— Капитан Берг! — Продолжил раздавать приказы Хеннинг Рудольф. — Задача ваших солдат — под прикрытием огня рейтеров, закидать хворостом ров вырытый московитами и этим обеспечить прорыв нашей кавалерии на позиции противника.

Горн, не сильно дорожил этим офицером, поэтому и посылал его на это слишком опасное задание. Здесь не нужно было проявлять никаких своих талантов — кроме исполнительности. А Эдвин, даже ничего не уточнив, как мальчишка побежал в казарму. Посмотрев ему в след, генерал поймал себя на мысли, что в принципе такие служаки как этот бестолочь, необходимы армии. Ибо, она сильна беспрекословным подчинением на поле боя: а личную неприязнь к человеку можно и потерпеть. Главное результат, а для его достижения, под рукой всегда должен быть расходный материал — которым не жалко пожертвовать, — в целях сбережения более ценных солдат.

Всё наседание Нарвы затаив дыхание наблюдало, как прибывшее войско становилось лагерем: несколько конных групп, на безопасном расстоянии проехались вдоль русских позиций — проводя рекогносцировку. Затем, они все вернулись назад, где, вошли в недавно установленную, утеплённую палатку — судя по всему, чтобы доложить обо всём, что увидели. Весть о скором спасении, мгновенно разнеслась по всем домам и затаённым закоулкам осаждённого города. И горожане, желающие воочию увидеть своих избавителей, стояли на старой крепостной стене, с тревогой и надеждой наблюдая за происходящим: трепетно лелея надежду о скором снятии блокады. Здесь были все — и военные несущие здесь свою службу, и гражданское население, все перемешались в единую, однородную массу. И из-за нехватки места, они стояли очень плотно друг к другу, — обсуждая всё, что им удавалось увидеть.

— Немедленно отчистить стену от посторонних! Ещё раз такое повторится — виновные будут строго наказаны!

Комендант крепости стоял на башне и через бойницы наблюдал за тем, что происходило на пустыре перед городом. Услышав шум голосов, издаваемый зеваками, он пришёл в негодование:

— Как прикажите доставлять донесения адресованные мне?! И как я должен управлять гарнизоном: если посыльные не смогут пройти сквозь эту толпу?!

— Не извольте беспокоиться, господин генерал: сейчас наведём порядок! — Прозвучало в ответ: и чей-то силуэт, метнулся к лестнице ведущей вниз башни.

Однако Горн, снова прильнул к окуляру, наблюдая за действиями, развивающимися за крепостными стенами. Вот прибывшее войско, направило к московитам своих парламентеров, — которые достаточно скоро вернулись назад. Тем временем, пришедшее на выручку осаждённым полки укрепляли свои позиции находящиеся на вершине одного из холмов — готовя привезённую артиллерию к бою. Перед орудиями возводились укрепления, насыпался вал, и подносились боеприпасы.

Вскоре к шведским позициям, с небольшим интервалом прибыло три фуражных обоза конвоируемых рейтарами. Судя по одежде и окладистым бородам возниц, эти телеги были трофеем и управляли им пленные, понуро идущие рядом с возами. На крепостной стене — ещё не до конца освобождённой от любопытствующих горожан, послышались радостные выкрики. Люди тоже поняли происхождение этих караванов и не сдерживали радостных эмоций, нахлынувших на них новой волной. Некоторые степенные горожане, вели себя как бесшабашные подростки — поддавшись переполнявшим их эмоциям.

— Я что, неясно сказал — убрать всех посторонних со стены! — Брезгливо поморщившись: возмутился комендант — услышав возгласы, доносившиеся снизу.

— Господин комендант, это ещё те зеваки, которых не успели прогнать. — Доложил майор, посмотревший вниз.

— Медленно выполняете мои приказы! А если вы видите, что горожане начинают проявлять непокорность — то примените против них силу! Очень важно: все мои приказы должны выполняться точно и незамедлительно — иначе можно сразу открывать ворота перед этими варварами! Я понятно говорю?!

— Так точно, господин генерал-майор!

Но Хеннинг Рудольф, в данный момент снова наблюдал за тем, что происходило в лагере — недавно появившемся под стенами Нарвы. Точнее, его заинтересовали события, разворачивающиеся в стане у его соотечественников. Прибывшие туда санные поезда остановились: и конвоиры, весьма грубо и бесцеремонно вытолкнули всех бородачей из саней и погнали возниц к брустверу. Так что всем кто это видел, с первого взгляда было понятно, что должно было произойти дальше. Это понимали и те несчастные, кого вели на убой — один из русских упал на колени и о чём-то молил своих палачей. Но те, ударами ног и уколами сабель заставили мужика подняться. А один из молодых воинов, схватил пленника за бороду: и явно играя на публику — паясничая, повёл мужика как на поводке. То, как бедняга засеменил за своим мучителем, вызвало дружный хохот и улюлюканье: которое не утихло даже после того, как был казнён последний из захваченных московитов (в те времена казнь пленных солдат была общепринятой нормой) И прекратилось оно только после того, как заговорили русские пушки.

— Вот тудыть…! — Кричал Пётр, который в этот момент обходил позиции своего войска с инспекцией и стал очевидцем этой расправы. — Вот поэтому я и требую, чтобы вы все сбривали со своих морд эти мочалки! А то над вами, весь мир смеётся: и видели … как козлов, за эти бороды на убой ведут! Ну что стоите как истуканы?! Немедленно открыть огонь из всех орудий! …

Царь от возмущения весь побагровел, размахивал руками, указывал на врага. Создавалось впечатление, что ещё секунда и он сам кинется в атаку на врага. Его высокая фигура, возвышалась над всеми, кто находился рядом с ним, и излучала такую харизму, что вскоре все готовы были голыми руками рвать врага на части. Поэтому, все бомбардиры опрометью кинулись к своим орудиям, стараясь как можно скорее выполнить государев приказ: и вскоре прогрохотали первые выстрелы, давшие начало артиллерийской дуэли.

Во время этой перепалки, Романов бегал между орудий, подбадривая обслугу, иногда помогал им возвращать заряженную пушку на позицию — участвовал в прицеливании перед очередным выстрелом. И когда дымовая завеса стала совсем непроглядной: кинулся к ближайшим стрельцам с требованием: — «Немедленно подымайтесь в атаку: и обрушить на головы врага смерть лютую — кою он достоин».

— Негоже государь сейчас в атаку идти! — Неожиданно прозвучал голос Гаврилова: который как чёртик из табакерки появился перед царём. — Только людей зря положим: а пользы от этого не будет никакой!

— Да ты смерд! Да как ты посмел…! — Петр, кипя от ярости, замахнулся своей саблей на Гаврилова. — Это что?! Неповиновение?! Измена?! …

Юрий стоял, не пошевелившись, приложив для этого немалые усилия воли. Шутка ли — симбионт до сих пор не работает и поэтому, вздумай царь довести до логического конца начатый замах: закалённая сталь, с лёгкостью отпустит душу Юрия на суд божий.

— Да я тебя в яме сгною…! — Прокричал самодержец: но руку держащую оружие на Юрия так и не обрушил.

— Воля твоя государь. — Твердо, но с уважением ответил Витальевич, склонив свою голову перед монархом. — Я твой слуга и ратую только о твоей выгоде. Но коли ты желаешь меня за что-то наказать: приму это как должное — но от ракового шага, постараюсь тебя удержать.

Пётр посмотрел в сторону рассеивающейся завесы дыма, и на удивление быстро взяв себя в руки, не поворачиваясь к Юрию — поинтересовался:

— Так что прикажешь мне, стерпеть и простить то, что на моих глазах с такими издёвками убивают моих подданных. А?!

— Нет. Такие обиды никому не прощают. А я в свою очередь прошу, чтобы вы выслушали мой план наказания этих басурман…

— Небось, опять своих егерей к врагу послать хочешь? — Послышался насмешливый голос Меншикова.

Но Юрий, будто и не слышал этой реплики: продолжил изложение своего плана, обращаясь к царю.

— … Все знают, что утро вечера мудренее. Поэтому предлагаю этой ночью послать во вражеский стан егерей. Пусть они вырежут всех офицеров и артиллерийскую обслугу. А поутру, можно будет атаковать казаками, или поместной конницей. Без командования, шведы не смогут дать достойного отпора нашим воинам. И мы, с рассветом их всех перерубим в кавалерийской атаке — как капусту: причём без особых потерь с нашей стороны.

— А как твои соколы офицеров в ночи искать будут? — Поинтересовался монарх: явно заинтригованный услышанным планом.

— Так у них отдельные зимние шатры стоят — мои бойцы их уже заприметили. А кого не найдут ночью, так поутру — в начале боя подстрелят.

Царь отрешённо глядя в сторону противника, обдумывал всё услышанное, а все его приближённые замерли стоя вокруг него — ожидая высочайшего решения. Только пушкари с шутками и прибаутками: поодаль чистили стволы своих орудий, старательно оттирая их от пороховой гари. Вскоре ветер рассеял весь дым: и Романов глядя на вражеский лагерь неожиданно произнёс. Причём он сказал совсем не то, что от него ожидали услышать.

— А бомбардиры то у нас, совсем плохи. Столько палить и не нанести супостатам никакого урона. Непорядок. — Затем посмотрев на Гаврилова: криво усмехнулся и с небольшим металлом в голосе, сказал.

— Казнить тебя, я всегда успею. Делай что обещал, но коли подведёшь меня — отправлю на дыбу. И не приму во внимание не твои былые заслуги, ни оправдания. Таково моё слово — будешь знать как поперёк моей воли лесть.

Почти сразу вокруг Юрия образовалось некое пустое пространство. Все, кто недавно первым приветствовал Витальевича и старался быть всё время рядом: незаметно отступили в сторону и старались не встречаться с ним взглядом.

— Хм, вороньё. — Подумал Гаврилов, почти на физическом уровне ощутив возникший вокруг него вакуум. — Но бог не выдаст — свинья не съест.

Гордо поклонившись, царю, — который уже повернулся к Юрию спиной давая понять, что разговор окончен. Со словами: — «Будет всё исполнено в лучшем виде государь!» — Гаврилов пошёл к себе в землянку — мимоходом подав сигнал своим егерям, чтобы те шли за ним.

Когда все задачи были поставлены и цели распределены. Юрий остался сидеть за грубо сколоченным столом — несмотря на то, что все его подчинённые уже ушли. Сейчас оставалось только ждать, чем закончится его ночная афера. Но тут, в его временное жилище кто-то бесцеремонно вошёл. Вошёл нагло — как хозяин. Юра устало оглянулся и увидел человека, которого меньше всего ожидал увидеть.

— Как видишь Гаврилов, я умею ждать. — Прямо с порога, смерив хозяина жилища надменным взглядом, проговорил Меншиков. — И память у меня хорошая.

Гость пафосно подошёл к Юрию и без спроса сел на скамью по другую сторону стола.

— И чем я обязан вашему визиту? Чего пожаловали? — Поинтересовался Юрий.

— Да вот пришёл за своим… — Нежданный гость, красноречиво недоговорив, замолчал, «буравя» собеседника наглым взглядом, опершись обеими руками на гарду шпаги, которую он расположил между колен.

— Александр Данилович, бог с вами, что здесь может быть вашим? Никак над вами кто- то зло подшутил.

— Юрий Витальевич, не притворяйтесь, будто вы меня не понимаете. Каким результатом не закончится операция ваших егерей, но вы в любом случае в проигрыше. Вы допустили ошибку — зря так прилюдно перечили царю. Он поверти мне на слово — такое не прощает.

— Ну и вам какое дело до этого.

— Любезный, у вас есть некий ценный багаж знаний, связи с новыми артельщиками и немалые сбережения. Мне нужен такой человек. Вы принимаете моё покровительство, я вас спасаю от гнева государева. Если нет, то я знаю, как усугубить ваше шаткое положение при дворе и подвести вас к дыбе. — Меншиков смотрел на Юрия, как будто тот уже был его собственностью. — Решайте сейчас, пока не поздно.

Гаврилов ненадолго задумался: и с вызовом посмотрев в глаза царскому любимцу широко улыбнулся. — Ой не зря Юрий так скрупулёзно собирал информацию о многих царедворцах.

— Александр Данилович, вы знаете, я тут одну историю вспомнил, она очень интересная. Вот послушайте её. Жили, значит при одном боярине двое добрых молодцев, один был тиуном, а второй главным конюхом. Всё бы хорошо да первый юноша, жутко невзлюбил того кто при конюшне служил и старался всякие козни строить своему собрату. То одну гадость ему сделает, то неожиданно слух какой худой пустит. Ну, стало быть, конюху надоело это: и сказал он ключнику, что коли тот не перестанет портить ему жизнь, то он барину расскажет и про тёмные дела управляющего с неким Зубовым и прочими господами.

Меншиков, услышав знакомую фамилию немного всполошился. Но понять всё это можно было только по настороженному взгляду князя. А Гаврилов, с лёгкой небрежностью в повествовании и в мимике продолжил:

— Да не суть важно как звали этих людей, которых перечислил своему обидчику конюх. Он всего то — хотел служить хозяину, а не враждовать с кем бы то ни было. Испугался тиун, не хотелось ему, чтобы его делишки на божий свет вылезли. И возвел он такую напраслину, что запороли конюха насмерть на его же конюшне. Но не знал ключник, что у невинно убиенного были друзья, о которых никто не догадывался. Вот значит, вскоре получил барин письмо с описанием всех похождений его управляющего. Да только вышел проныра сухим из воды — правда, без своих барышей но при должности и живёхонький. А через пару дней, эка беда — нашли ключника с топором в спине. Да что жалко: ведь оба дуралея были преданы своему хозяину, кабы дружили они, такие дела могли делать, а так, сгинули оба бесславно.

— Ты это на кого намекаешь?! — Возмущённо приподняв одну бровь, поинтересовался Меншиков.

— Ни на кого. — Невозмутимо, с наигранным удивлением ответил Юра. — Ни вы князь, ни я: дураками не являемся. И вредить друг другу, не собираемся. Не правда ли, Александр Данилович?

Царский кумир заговорил ни сразу: но и не сильно задержался с ответом.

— Конечно граф, я пришёл напомнить вам, что вы как-то обещали мне помочь с постройкой мануфактур. И хочу сказать — если вы не передумали это делать, то вправе рассчитывать на мою поддержку перед государем. Я всегда рад помочь своим верным друзьям.

— Я вас заверяю князь, что все наши договоры в силе и самое выгодное производство будет вашим. Как известно, скоро в нашей армии грядут грандиозные реформы — стрелецкие полки будут заменяться солдатскими. И будут большие заказы на пошив новой формы, прибавьте к этому, что когда мы выйдем к Балтике, будет создаваться флот — это ещё заказы. Так что посылай своего управляющего к Леониду Ибрагимовичу. Насколько мне известно, оборудование для цехов уже почти всё готово: его мы как хорошему другу продадим недорого. Строй цеха и мы всё установим и запустим. А специалистов мы тебе бесплатно подготовим — так что присылай девок и отроков на учёбу.

Во взгляде Меншикова засверкали алчные огоньки, но в этот момент — он не потирал довольно руки, а одарил собеседника радушной улыбкой.

— Вот это добре. Приятно иметь дело с умными людьми. Так что Юрий Витальевич, даю вам слово, помогу я вам с Петром Алексеевичем помириться…

Горн, наблюдая за артиллерийской перестрелкой, ждал момента, когда Русские полки кинутся в атаку — чтобы в момент, когда они увязнут в бою, ударить им в спину. Но когда канонада стихла, московиты не бросили в бой, ни одного своего солдата. Так что, комендант напрасно продержал до наступления темноты своих людей в готовности к вылазке. Основательно промерзший и злой, он шёл по тёмным улицам Нарвы, предвкушая, как он сядет у камина и будет греться у огня. А, придя домой, сразу уснул, не дождавшись ужина. Его мгновенно сморило от усталости и нежного тепла домашнего очага. Старый слуга, принёсший блюдо с мясом и бокалом вина: зная суровый нрав своего господина, побоялся его будить. А только поставил принесённую еду на стол и заботливо поправил одеяло, которым был укрыт Хеннинг Рудольф. Так, спящим в кресле и застал коменданта посыльный прибежавший поутру.

— Господин генерал, Русская конница строится для атаки лагеря тех, кто пришёл нам на помощь! — Закричал посыльный прямо с порога двери ведущей в гостиную, где отдыхал Рудольф.

От неожиданности комендант вздрогнул и подскочил как ужаленный. Быстро поняв, в чём дело он возмутился:

— Чего орёшь, болван?!

— Виноват! — Солдат вытянулся в струнку, глядя строго перед собой.

— Тревогу объявили?! — Поинтересовался Горн, одеваясь — принимая помощь своего слуги как должное.

— Да — Объявили!

— Тогда чего ждёшь? Бегом на место своей службы!

Служивого как ветром сдуло: но коменданту было не до того, он тоже спешил поскорее оказаться там, где он должен быть. А старый слуга, пытаясь услужить, только мешал своей суетой. Что в свою очередь всё сильнее раздражало Горна. Но, несмотря на свои переживания, он успел оказаться на башне до начала боя. Разношёрстная конница московитов как-то лениво и неохотно готовилась к атаке. Что вызвало презрительную ухмылку у Горна, — который успел вбежать на смотровую площадку, пока эти варвары тянули с началом боя: даже успел немного замерзнуть, ожидая развития назревающих событий. Но и в лагере шведов, не всё было в порядке. Солдаты суетились — у них никак не получалось построиться в боевые порядки. Тоже происходило с конницей, пьяные кавалеристы беспорядочно суетились и некоторые из них настолько налакались, что даже падали с лошадей.

— Эти болваны что, упились и неспособны управлять своими подчинёнными?! — Возмутился Рудольф: слабая оптика его подзорной трубы не позволяла различать многих деталей, — поэтому, он строил одни лишь догадки о том, что на самом деле происходило в лагере.

Наперекор всем ожиданиям коменданта, перед атакой русских, не выстрелила ни одна пушка не у оккупантов, ни у подданных короля. Тяжёлые серые небеса, бесстрастно наблюдали за безумной драмой, разыгрывающейся на небольшом участке заснеженной земли. Ещё неуверенно начал срываться мелкий снег, который мог спокойно перерасти в мощный снегопад. Но, несмотря на это, московиты начали бой, вот они уже со свистом и улюлюканьем понеслись на лагерь шведов: в котором даже в этот момент не было никакого порядка. Передние шеренги оборонявшихся дрогнули от вида несущейся на них конницы и, попятившись, сломали последнее подобие строя (каре). Вражеская кавалерия вихрем влетела в лагерь и, не встретив достойного сопротивления, устроила там натуральную бойню. Замелькали сабли — обрезая нити человеческих жизней: вздымались на дыбы кони — нанося страшные удары копытами. Животные, как и их седоки, впали в неистовство боя — кусая и рвя зубами собратьев, несущих вражеских воинов. Горну показалось, что невдалеке — за приделами лагеря соотечественников, из снега поднялась человеческая фигура во всём белом, пробежав несколько метров, она снова исчезла в снегу. Тут же рядом кто-то испуганно прошептал:

— Матерь божья, опять эти белые демоны …

— Донести до всех! Любого кто будет распространять слухи о том, что произошло под нашими стенами сегодняшним утром — повешу! — Зло проговорил комендант, не поворачиваясь.

Когда бойня, развернувшаяся под стенами Нарвы, завершилась: комендант продолжал стоять неподвижно — как изваяние. Сжав зубы, Рудольф наблюдал за «картиной», от которой у него горестно заныло сердце — бой окончился, и Русские нагло хозяйничали там, где ещё недавно были позиции подданных Карла XI. Они деловито осматривали пушки, подбирали валяющееся рядом с погибшими оружие, — в общем, нагло собирали трофеи. Как это ни печально, но война, есть война: кто-то побеждает, кто-то проигрывает и победителю достаётся всё — такова жизнь. Но Нарва ещё стояла непокорённой — поэтому комендант считал, что проиграно только одно из первых сражений: и рано кому то ни было отдавать лавры победителя. — «Пусть радуются, пока могут. А время покажет — кто из нас достоин Ники»… Размышления коменданта были прерваны неприятным холодком прошедшим волной в его груди. Он снова увидел мешковатые белые фигуры: причём это уже не был одинокий силуэт — здесь была именно группа московитов одетых во всё белое. Они быстро скользили по снегу, удаляясь от недавнего места сражения. И насколько позволяла рассмотреть оптика его подзорной трубы: лица у этих колдунов были неестественно белыми: если не считать чётко выделяющихся глаз и рта.

— Так может быть они и правда виновны в том, что происходило на поле боя. И именно они наслали на воинов морок. Как иначе объяснить то, что хорошо вымуштрованная армия во время сражения вела себя как неотёсанный сброд. — Тихо прошептал себе под нос Хеннинг Рудольф: сопровождая взглядом тех, кого горожане прозвали «белыми демонами».

Русские в свою очередь, больше не предпринимали никаких активных боевых действий — занимаясь перевозом к себе всего, что они захватили. Немногочисленные пленные, понукаемые варварами, копали братские могилы: в которые они же укладывали всех погибших воинов. Поближе к полудню прибыл запыхавшийся гонец из Ивангорода.

— Господин генерал- майор, разрешите доложить! — Рапортовал Молодой белокурый посыльный, когда немного отдышался. — Сегодня обнаружили, что Московиты делают пару подкопов под наши крепостные стены! …

— Что вы мне докладываете?! — Возмутился комендант: который после утренней битвы, был и без того в скверном настроении. — Делайте контр подкоп и уничтожьте вражеских сапёров — пока они вам стены не обрушили! Что сами не можете до этого догадаться?!

Солдат немного стушевался и испугано попятился назад — на пару шагов. Но затем продолжил:

— Ещё велено передать, что, судя по нашим наблюдениям, Русские, уже не те необученные дикари, с кем мы привыкли воевать! Они, постоянно отрабатывают строевые эволюции, оттачивают навыки владения своим оружием…

— Без тебя знаю болван! Под нашими стенами я вижу туже самую картину! Так что, никакой паники — готовьтесь к отражению их атак! Король взял вас на службу, чтобы вы могли бить любого его врага! Тебе это ясно?!

— Да господин генерал! — Ошалело ответил посыльный, вытянувшись перед Горном стрункой и смотря строго перед собой.

— Тогда иди и передай своему полковнику все, что я тебе сказал!

Когда солдат поспешно покинул площадку (по нему было видно, что сделал он это с превеликой радостью): появилась новая напасть. Явились двое уважаемых горожан со срочной просьбой об аудиенции. Об этом ему доложил мушкетер Серого полка, третьей роты — ещё молодой и не очень опытный боец. Он с испугом косил глаза в сторону бойницы, возле которой ему не повезло остановиться: и как заметил генерал — заметно трусил.

— Нечего им здесь делать! — Зло ответил комендант солдату доложившему ему об этом. — Пусть ждут внизу, я скоро к ним спущусь! И стой, как положено воину — ты воин, а не ротехоллар (те, в чьи обязанности входило содержание солдата)…

Прочитав молодому воину мораль о долге и предназначении мужчин, Хеннинг Рудольф, отпустил его. А сам, выждав некоторое время — для того чтобы ожидающие его горожане, прочувствовали, что отвлекают его от важных дел. Затем, решив что можно снизойти к посетителям. Подал знак своему адъютанту и четырём мушкетёрам первой роты — следовать за ним: и неспешно спустился с башни к ожидавшим его горожанам.

— Улоф, Кристер, мне передали, что вы хотите видеть коменданта. — Поинтересовался сопровождавший генерала адъютант.

Оба просителя, несмотря на усиливавшийся снегопад, терпеливо стояли возле часовых, охранявших лестницу, которая вела на стену. Хотя внизу было теплее, чем на стене, но оба мужчины кутались в свои плащи запорошённые снегом и немного «пританцовывали» — пытаясь согреть свои замёрзшие ноги. Судя по их внешнему виду, оба были завсегдатаями местных таверн, и оставляли там все свои деньги, которые, когда-либо у них появлялись. О чём красноречиво говорили, их характерно для почитателей Бахуса отёкшие лица и лёгкий сивушный запах, идущий от обоих. Это амбре заставило немного поморщиться всех, кто к ним спустился. Увидев в этой группе молодого порученца, пьянчуги заискивающе заулыбались и, угодливо заглядывая ему в глаза, залепетали, перебивая друг друга.

— Тихо! Улоф, говори ты! — Раздражённо крикнул на них адъютант Горна.

Оба мужчины, испуганно моргая, замолчали и через секунду самый худой из них заговорил:

— Так господин капитан, как вы и велели мы, … ну это, слушали, о чём «говорят за вашими спинами». Значит так, все ропщут, что время идёт еда тает, а военные бездельничают. — При этом, говоривший забулдыга испуганно опустил голову — виновато поглядывая на Хеннинг Рудольфа. — Так это не я говорю, а они…

— А торговец Ардвидссон, со своим старшим сыном Каспером, вовсе панику среди горожан сеют. — Влез тот, кто, судя по всему, звался Кристером. — Они говорят, что якобы сами видели, как русские «белые демоны» колдовали так: что те, кто пришёл к нам на выручку, сегодня утром, погибали как бараны — без сопротивления. Во как.

— Это точно? Ты не чего не путаешь? — Спокойно переспросил один мушкетёр из охраны генерала.

— Нет, господин! Всё так! Я тоже это слышал! — Торопливо подтвердил слова своего собутыльника тощий Улоф.

Хотя Горн и презирал такой сброд: но игнорировать такую информацию он не мог. Поэтому повернувшись к адъютанту, он тихо, но безапелляционно проговорил:

— Нильс, разберись с этим инцидентом, коли те о ком сейчас доложили, если Ардвидссоны виновны — повесь мерзавцев. После этого, идёшь в казармы и передаёшь мой приказ. — Третья рота мушкетёров, утром — под покровом темноты и снегопада должна закидать рвы русских. И вместе с конницей Бенгтссона, Бьёрка с рассветом — атакуют московитов. Завтра днём, рядом с двумя сегодняшними висельниками: должен висеть пленённый «белый демон» московитов. А перед этим, проведи его по улицам.

— А если нам не удастся пленить «белого колдуна». — Немного растерянно переспросил офицер.

Горн так посмотрел на своего непонятливого порученца, что тот стушевался — пожалев о том, что вообще задал этот вопрос.

— Я сказал, что колдун должен быть публично казнён — значит, так оно и должно быть! Если ты не выполнишь мой приказ, то я тебя измордую до неузнаваемости, одену в белое и …. В общем, ты меня понял?

— Да, господин генерал-майор! …