Отражения

Исер Харель: «В Моссаде не было предателей»

Это одно из его очень немногих личных интервью и единственное — российскому журналисту в телевизионном варианте. Исер Харель — человек, выстроивший легендарную разведку «Моссад» и руководивший ею почти изначально более десяти лет.

Формально первым шефом Моссада был Реувен Шилоах, но у молодого, находящего в состоянии «горячей» и «холодной» войны государства еще не было ни опыта, ни средств, ни возможностей всерьез заниматься внешней разведкой. К тому же, ее первый шеф-чиновник болел и не отличался большой инициативностью. Харель же после образования Израиля стал первым руководителем службы внутренней и внешней контрразведки страны (теперь — ШАБАК). Поэтому нередко именно Хареля, ставшего через несколько лет щефом Моссада, в сентябре 1952-го и считают создателем этой спецслужбы. В сущности, так оно и было.

Вплоть до 1963 года Харель одновременно был и руководителем всех спецслужб Израиля.

Но настоящая фамилия Хареля — Гальперин и он родился не Исером, а Изей. В Израиле репатрианты нередко брали и берут новые — «ивритские» имена. Словно начинают новую жизнь. Изя Гальперин свою «первую» жизнь провел в Витебске и Двинске (Даугавпилс, Латвия). По отцовской линии он был из семьи верующих. Отец закончил знаменитую ешиву в белорусском городке Воложин. По линии матери — из мира бизнеса в Двинске.

Маленький ростом, ушастый и щуплый, еще в уличных драках он часто побеждал. А на вопрос «почему?» ответил мне коротко и характерно: «Если я видел, что противник намного сильнее, то не раздумывая брал в руки то, что подвернется — палку или камень».

И вообще, пусть Харель, проживший 91 год и ушедший в феврале 2003, сам говорит за себя. Тем более, что публично, с журналистами, да еще в своем небольшом типовом особнячке на окраине Тель-Авива он делал это крайне редко. Но лично вышел к калитке, в цветнике, чтобы встретить и проводить гостя в дом.

Харель: Вы можете задавать мне вопросы по- русски. Я понимаю…

Моя семья переехала в Палестину из Витебска, из Беларуси. Что касается меня лично, то я был настроен и хотел, как многие первые репатрианты, работать на земле и получить соответствующее образование. Но во времена британского мандата организация еврейской самообороны направила меня на побережье — встречать нелегальных эмигрантов, которых «по цепочке», из рук в руки, принимали и помогали обустраивать в Палестине. И вот тогда у меня произошла памятная стычка со старшим британским офицером, который позволил себе антисемитскую реплику. И я избил его. Это был, кстати, единственный случай в Палестине, когда на британского офицера кто-то прилюдно посмел поднять руку. Мне грозил суд и наказание. И товарищи тогда перевели меня на нелегальное положение. Так изменилась моя судьба, а я начал заниматься вопросами безопасности нашей организации.

Сначала я отвечал за район Тель-Авива, а после образования Израиля мне поручили организовать систему контрразведки. С 1952 года, став во главе Моссада, одновременно руководил всеми секретными службами страны. В серьезных операциях, чтобы координировать работу и нести ответственность, я предпочитал участвовать лично. Непосредственно при проведении операция. Я никогда не оставался в офисе в это время. Для меня было принципиально важно оказаться на месте действия. Например, при похищении из Аргентины и переправки в Израиль нацистского военного преступника Эйхмана. Вы знаете, что этот человек ответственен за непосредственную разработку и проведение «окончательного решения» судьбы еврейского вопроса в Третьем Рейхе во время Второй мировой войны. Я находился со своими людьми нелегально в Аргентине, пока мы наконец не захватили Эйхмана и не вывезли его в Израиль для суда.

Ступников: Вы не доверяли своим людям, что так рисковали?

Х.: В этой, довольно сложной операции я должен был контролировать все. Тем более, в оперативной обстановке. Конечно, мы могли просто убить Эйхмана и, таким образом покарать его за шесть миллионов погибших евреев. Но для нас было принципиально важным публично судить этого человека, показать всему миру, что убийца евреев, поскольку уже есть государство Израиль, не избежит наказания.

С.: Но, когда вы выкрали Эйхмана, то тем самым нарушили международные законы?

Х.: Мы понимали это изначально. Но ситуация была безвыходной. Когда мы идентифицировали Эйхмана — а он тихо жил в своем доме, как простой человек под чужим именем — можно было обратиться к Аргентине. Допустим, что его сначала заставили бы признаться, что он — Эйхман, и только затем мы могли требовать его депортации для суда в Израиле или Германии. Был и такой вариант. Но на практике, при первом же тревожном сигнале Эйхман бы снова растворился в Латинской Америке.

На самом деле, операция была конспиративной не только по отношению к бывшим нацистам, но прежде всего — к тогдашнему правительству Аргентины. В стране «под прикрытием» находилось 10–15 сотрудников Моссада и ни местные спецслужбы, ни власти не подозревали, что мы здесь работаем. Узнали только, когда Эйхман уже оказался в Израиле, полностью под нашим контролем. Нам было очень трудно готовить и проводить операцию, поскольку спецслужбы Аргентины боролись тогда с терроризмом, работали активно и особенно старались контролировать приезжающих иностранцев. Но мы его взяли сами.

С.: А что сказал Эйхман и как вы добились, чтобы он признался, раскрыл себя?

Х.: Мы не использовали при допросе силовые методы. Это был мой личный приказ. Когда его взяли и отвезли на конспиративную квартиру, он не знал кто мы и что происходит. И сначала выдал нам свою «легенду». А мы не перебивали — только слушали и спрашивали. Даже его настоящего имени не упоминали. А потом предъявили документы — вплоть до его медицинской карточки времен войны. А там — все его шрамы, операции. Напомнили, с бумагами на руках, его карьеру. Нам обязательно надо было, чтобы он сам признался. Мы, повторюсь, принципиально не хотели выбивать признание. Через пятьдесят минут допроса он сказал: «Да, я и есть — Эйхман». Он правда уже понял, что мы — израильтяне и у него нет выбора.

(Примечание. Эйхмана после публичного суда в Израиле казнили ровно в полночь, в Рамле, в мае 1962 года).

С.: Вы имели файлы на всех нацистских преступников?

Х.: Нет, только на главных. И тех, кто принимал участие в уничтожении евреев. Поскольку Гитлер и Геббельс были мертвы, мы, главным образом, сосредоточились на Эйхмане, хотя и не только…

С.: А доктор Менгеле? Правда ли, что он сбежал через окно, когда Моссад его выследил в Аргентине и собирался захватить?

Х.: Это история «охотника за нацистами» Симона Визенталя. На самом деле, мы опоздали. Мы затратили много усилий и средств, чтобы найти Менгеле в Аргентине. Но «брать» их обоих одновременно было невозможно. И он скрылся сразу же, как только мы «взяли» Эйхмана. Он бежал в Парагвай, где режим Стресснера предоставил ему «личное» убежище. Его немедленно стала опекать в то время сильная немецкая колония страны, сразу же дали персональную государственную охрану. Мы потом несколько раз пытались приблизиться к Менгеле — но не смогли. Просто «убрать» его не хотели — он нам нужен был для суда, но ничего сделать не удавалось. Полагаю, что он уже действительно мертв.

(Примечание: В 1979 году в Бразилии Менгеле неожиданно утонул у берега при неизвестных обстоятельствах).

С.: А Борман или шеф гестапо Мюллер? Вокруг них ходит много слухов и домыслов. Говорят даже, что кто-то из них был связан с советской разведкой?

Х.: Борман, насколько мы выяснили, погиб в 1945 году в Берлине. В те же дни, что и Гитлер. Что касается Мюллера, то мы его серьезно и долго искали. Предположительно, скорее всего, шеф гестапо попал в руки русских. Его, возможно, использовали и «убрали».

С.: Раз уж вы упомянули русских, то у Моссада были какие-либо рабочие контакты с ними? Тем более, что Советский Союз поддержал образование Израиля и, тем самым, можно сказать решил его судьбу.

Х.: Мы никогда не имели оперативных контактов с советскими спецслужбами. Сталин поддержал в ООН образование Израиля. Но не из — за любви к евреям, а как противовес Великобритании. Это было его стратегическое решение. В то время арабский мир был слаб и арабы не могли противостоять Британской империи к югу от границ Советского Союза. Поскольку еврейская община и ее государство на Ближнем Востоке могли бы положить начало изгнания британцев из региона, Сталин и поддержал создание Израиля. Собственно, так и получилось. СССР именно поэтому допустил поставку нам необходимого оружия для войны за Независимость из Чехословакии.

С.: Но потом, как утверждают, у Сталина был план о депортации всех советских евреев в Сибирь. Вы знаете что-нибудь об этом?

Х.: Мы подозревали это, исходя из ситуации и событий вокруг еврейского вопроса в СССР. Репутация Сталина и предыдущие депортации малых народов указывали на возможность такого поворота событий. Но подтверждающих это документов, честно говоря, у нас не было. Не было выхода на Кремль.

С.: А распад Советского Союза? Некоторые в России говорят, что сионисты приложили к этому руку.

Х.: Это абсурд. Важно понять, если не знаешь — Израиль и Моссад всегда интересовались только евреями, условиями их жизни и связями с еврейским государством. Говорю авторитетно, мы не проводили разведывательных операций против Советского Союза. Мы всегда опасались, и это было очень важным фактором, что любые наши действия, даже намек на подобную операцию, ударит по советским евреям. Для нас это было недопустимо. Мы слишком малы и заняты «своими» делами, чтобы еще бороться с Советским режимом.

С.: Моссад маленький, по сравнению с КГБ, ФСБ или ЦРУ. Но Моссад, похоже, везде?

Х.: Это легенда. Сила Моссада всегда была в стремлении обеспечить реальную безопасность Израиля и мы концентрировались только на этом. Операции, связанные с арабскими странами и контртерроризмом — это отдельный разговор.

Знаете, я был единственным, кто задолго до Горбачева говорил о распаде Советского Союза. Я говорил об этом американцам — но они не слушали. Не верили. Они были слишком заняты борьбой с СССР в стиле «холодной войны». Я же был уверен, что распад СССР неминуем на основании информации об этой стране. Диктатура и контрасты, которые были там, не могли долго сосуществовать. Это стало понятно еще после разоблачений Хрущева, когда стало известно, что творилось наверху, в Кремле, в структурах. Такое не могло продолжаться долго. Но мы опасались принимать участие даже в операциях американцев против Советского Союза, опасаясь за судьбу репатриации и евреев.

С.: Но ведь именно Моссад смог достать секретный доклад Хрущева, разоблачающий культ личности Сталина еще до его обнародования?

Х.: Это не наша заслуга. Это все получилось случайно. Доклад попал в ЦК компартии Польши, а там многие недолюбливали русских. И один израильтянин из нашего посольства имел личные дружеские контакты с польским высокопоставленным чиновником. И тот счел нужным самостоятельно отдать этот доклад Хрущева на запад. Он добровольно передал его израильтянину, не осознавая даже значение этого документа.

(Примечание: Интервью с Виктором Граевским, выкравшем секретный доклад Хрущева, выложу позже).

С.: А советская разведка работала в Израиле или КГБ тоже концентрировался, в основном, на США и западных странах?

Х.: КГБ работал в Израиле активно с самого начала. Первые репатрианты, приехавшие в Палестину, были, в основном, из России. Они хотели строить свою страну. И они знали русский язык, русские песни, культуру, с симпатией относились к русским. Русские стали героями в Израиле после победы во Второй мировой войне. Во многих кибуцах (прим.: поселениях-коммунах) Израиля уже даже после смерти Сталина долго висели его портреты.

В Советском Союзе людям говорили о врагах — сионистах, а в самом Израиле сторонники Советского Союза были очень сильны. Святее Папы Римского, на мой взгляд. Они искренне верили в светлое будущее коммунизма. Парадокс в том, что израильские коммунисты, имевшие большое влияние в стране, были самыми преданными сторонниками Советского Союза, а Москва именно их не позволяла включать в международное коммунистическое движение — чтобы не оттолкнуть арабские режимы. Поскольку игра тогда пошла против США. КГБ тогда имел почву для работы в Израиле и советский шпионаж против нас был очень активен. Больше, кстати, чем в других небольших странах мира. Мы были одной из первых целей советских спецслжб и одновременно транзитом — для работы в тех же Соединенных Штатах или в Европе. Через Израиль, как считали в КГБ, можно было легализовывать «своих» людей и затем проводить операции против их основного противника — США. Мы пресекли ряд таких операций, извещая об этом американцев. То есть мы хорошо работали.

С.: Подозреваемых советских разведчиков вы разрабатывали уже здесь, в Израиле?

Х.: Некоторые приходили сами, признавались — чтобы эмигрировать, мы шли на сотрудничество с КГБ.

С.: Но ведь были и Калманович, отсидевший в Израиле за работу на СССР, и Клинберг…?

Х.: Они были не репатрианты, а профессиональные разведчики. Их специально засылали в страну и идеи их операций заранее разрабатывались в Москве. Они уже тогда знали и Израиль, и структуру общества, и пути своего продвижения.

С.: Но самого известного советского разведчика в стране — Исраэля Бера — разоблачили вы?

С.: Бер занимал высокий и ответственный пост в канцелярии первого премьер — министра страны Бен- Гуриона. Был его личным другом. Но я подозревал Бера. Был против его допуска к секретным материалам. Но не мог сам решать этот вопрос, поскольку сомнения — не доказательства. Об этом не говорят в СССР и России, но Бера провалил сам КГБ. Они там очень хотели выйти на шефа немецкой разведки Гелена, но не могли это сделать. И вдруг я узнал, что, несмотря на мой запрет, Бер был в Германии и лично общался с Геленом. Только один фактор мог заставить его пойти на это нарушение — знаменитое русское «надо». Мне удалось придержать затем Бера от дальнейших поездок за границу и он был вынужден пойти на встречу с советским разведчиком. А за ним мы следили. И их обоих «взяли» при встрече. Это бы самый серьезный провал КГБ в Израиле и наш успех.

С.: Когда-нибудь еще вы переигрывали КГБ?

Х.: Был личный, можно сказать, случай, когда я сам «расколол» советского агента. Это был молодой и очень преуспевающий израильский дипломат. Его семья-коммунисты жили когда-то в Швейцарии. Русский язык им преподавал советский гражданин, который и завербовал парня. Он репатриировался в Израиль и сделал блестящую карьеру. А затем уехал работать в наше посольство не куда-нибудь, а в Англию. Короче, очень опасный парень. Из Лондона он вдруг предложил свои услуги Моссаду и запросил личной встречи со мной. Дипломаты обычно избегают связей с Моссадом, чтобы не повредить своей репутации и работе. Затем этого парня перевели в наше посольство в Югославию и он снова запросил о личной встрече — мол, надоела дипломатическая работа, скучно. Он стал давить, говорить о необходимости создания спецотдела Моссада по Югославии, якобы это важно. А я не люблю добровольцев-«инициативников», которые сами приходят и предлагают услуги. И потом, он слишком шустро лез не в свое дело. Отслужи в МИД-е, а потом посмотрим. Короче, он повторно настоял на встрече, которую я организовал на конспиративной квартире здесь, в Израиле. И тут я ему сразу заявил в лоб: «Я знаю, что ты советский шпион. Подожди — не оправдывайся, не суетись. Если признаешься, я тебе помогу.» Он растерялся — и сдался… Получил за шпионаж восемь лет, но мы потом помогли сократить его срок — и он вышел.

С.: Это правда, что на Моссад люди порой работали не из-за денег?

Х.: У нас не было денег. Моссад всегда поддерживали люди, которые хотели, чтобы Израиль выжил во вражеском окружении, выжил как государство. Это мотивация лучше, чем деньги и в большинстве случаев люди работали на нас бесплатно. Кстати, и на КГБ — тоже.

С.: А были ли предатели, перебежчики, двойные агенты в израильских спецслужбах?

Х.: Практически нет. В Моссаде не было предателей. И вообще, в спецслужбах. Был только один случай в пятидесятых годах в Шабаке, в службе внутренней и внешней контрразведки. Польский агент был заслан с этой целью и сумел проникнуть в Шабак, но такое было только однажды…

С.: А Виктор Островский, бывший агент Моссада, живущий в Канаде и написавший скандальные воспоминания о работе в системе?

Х.: Патологический лгун. Такие просто неспособны говорить правду. Косвенно, кстати, он кое-что и выдал.

С.: Вы ликвидируете физически противников и предателей?

Х.: Если не говорить о террористах, опасных для Израиля и его жителей, вряд ли кто-нибудь в мире нас может обвинить в том, что мы повинны в целенаправленной гибели невинных людей. Если бы я узнал, что кто-то предает нас, то приложил бы все силы, чтобы доставить человека в страну и здесь судить его.

С.: У вас, наверное, вся грудь в орденах?

Х.: Я создавал Шабак и Моссад, плодотворно работал там много лет. Если бы я получал награду за каждую удачную операцию в тех же арабских странах, то их было бы очень много. Но я отказывался. Даже после поимки Эйхмана. У меня на пиджаке нет ни одной награды. Потому что главная награда для меня — это существование моего государства, Израиля.