У него было красивое библейское имя Марк. Мы познакомились в интернете и он писал, что живет в Париже, его мать — француженка, на которой еще до той войны женился отец-еврей, судя по всему, бежавший из СССР. Когда во Францию пришли немцы, они перебрались в Марокко и отец построил там небольшой автозаводик, помогая пришедшим в Северную Африку американцам воевать с нацистами.
Меня несколько смутили чистые, по написанию, русские послания Марка. «Но кто знает? — подумал я. — Отец мог серьезно натаскивать сына на родном ему языке. А дальше — дело образования, окружения и общения». И еще, в дополнение к рассказам французских бойцов еврейского Сопротивления может быть интересно и мнение коренного жителя страны, по-русски, о том, как чувствует себя немалая, до пятисот тысяч, еврейская община Франции. По неуловимым нюансам я понял, что Марк или уже на пенсии, или не работает. Значит, свободен. Да какие там нюансы? Если у взрослого человека сегодня нет мобильного телефона, значит он привязан только к дому, никому особо во внешнем мире не нужен или ему этого достаточно. Ключевое слово «или».
Уже перед Парижем я позвонил и спросил, может ли Марк подскочить со мной к одному из ветеранов, чтобы помочь в переводе. По-французски я знал только несколько расхожих фраз, вроде «ищите женщину», «на войне — как на войне» и «месье, подайте на пропитание…»
Если собеседник попадется интересный, то забываешь о подготовленных вопросах и они сами вытекают из его ответов. Вширь и вглубь. Ветеран понимал по-английски, но, понятно, отвечать хотел на родном языке. И ему легче развернуться, а я уже потом, дома, найду переводчика для всего интервью. А что делать? Ничего не делать? Чтобы работать в нормальных и идеальных условиях, надо быть в системе и ваять что и где скажут. А тогда как жить в радость и заниматься делом?
— Хорошо, — ответил на мое предложение Марк. — Французский я знаю, как свою бывшую и незабвенную. Но поеду при условии, что ты заберешь меня из дома, а потом отвезешь обратно.
Я вспомнил нервный траффик Парижа и размеры этого незнакомого мне города, но понадеялся на навигатор, который никогда не подводил, и с благодарностью согласился. Его адрес привел меня в самый центр. Совсем недалеко, по другую сторону Сены маячила Эйфелева башня. Но увидев три высотных современных дома среди старинной французской недвижимости я понял, что интуитивно не ошибся. Дома были похожи на общежития или, точнее, социальные убежища, набитые однокомнатными квартирками для сидящих на пособии, но контролируемых и оберегаемых государством от криминала людей.
— Я готовлю себе сосиски на обед, — сказал Марк, когда я снова позвонил, чтобы узнать номер квартиры, который он забыл дать. — Поднимайся.
— Есть не буду, но чай или кофе выпью после долгой дороги с удовольствием.
— Отлично, — испугался он. — Тогда сходи в кафе, там перекуси и попей, а я через минут сорок выйду…
Чтобы оставить машину в Париже вдоль тротуара, просто в автомат за парковку деньги не бросить. Надо где-то купить какую-то карточку и еще понять как она работает. Короче, я снова грелся под щедрым июльским солнцем, но уже не в своем авто на трассе из Германии, а рядом с ним, отдыхающим, почти час. Надо — так надо.
Марк пришел пунктуально. Он был деловой и моложавый для своих лет, а в руках у него торчал почему-то русско-французский словарь. Для солидности. Вскоре я узнал, что он живет в этом городе уже 34 года, приехал с семьей из… Средней Азии и их здесь не ждали. Жена с ребенком вскоре ушла и за все это время он, вообще, работал едва ли шесть лет.
— Ничего страшного, — сказал я. — Это жизнь, а не кино. — Но подумал, правда: «А при чем здесь Марокко?»
— А ты откуда сейчас? — спросил Марк не из любопытства, а из приличия.
— Писал интервью в Праге, потом — в Париж…
— Паршивый город Прага и люди там дерьмо, — вдруг отрезал он, стервенея. — Двадцать лет назад был там и все вокруг пытались обмануть. Гнилой народ.
Я промолчал и подумал, что гнилыми бывают только зубы и власть. Потому их и надо постоянно чистить. Но зубы для человека важнее, поскольку они ближе.
Дедушка, руководитель организации еврейских партизан — борцов французского Сопротивления, был в своей громадной квартире из пяти комнат аккуратно одет в костюм и серую рубашку с отливом. Без пылинки — хоть в гроб ложись. Ему уже стукнуло сто лет от роду. И я, помню, удивился, когда еще говорил с ним по телефону, договариваясь, услышав, будто он живет совсем один и почти всегда дома. У него тоже не было мобильника. Жена, с которой он воевал вместе в Сопротивлении, умерла почти тридцать лет назад. Сын, моряк, уже на пенсии и при своем бизнесе в Китае. Кому еще звонить в сто лет?
Я, укрывшись за камерой, задал первый общий вопрос, для разминки и не понял, когда Марк, закинув ногу на ногу и отставив руку, как на сцене, вдруг прервал его и начал переводить первые пять предложений. Такой перевод смонтировать потом невозможно, да еще без второго микрофона.
— Дай ему выговориться, как течет, — попросил я. — И потом просто скажи коротко суть, о чем он говорил.
— Но это не перевод, — обиделся Марк и тут я понял, что он приехал не послушать, познакомиться с необычным по судьбе человеком и при этом помочь, как я думал, а просто заработать. Так бы и сказал сразу.
— Во Франции было много коллаборационистов? — продолжил я сначала общие темы. — Здесь выдавали евреев или старались спрятать, по возможности?
Марк, словно играя и играючи, тридцать секунд, если не больше, что-то объяснял старику-партизану.
— Подожди, — не выдержал я наконец. — Ты можешь просто повторить эти два предложения?
— Не могу, — ответил он. — Ты задаешь слишком глупые вопросы. В России не знают, как разговаривать и что понимают люди на Западе.
Я снова промолчал, потому что мне надо было работать. Да и спорить не хотелось — не с кем. И тогда я просто перешел на английский.
Дедушка отвечал каждый раз на удивление подробно, эмоционально и в конце подарил свою толстенную книгу о Сопротивлении и дал еще три адреса товарищей по оружию: в Париже, Ницце и Брюсселе.
Когда я привез Марка обратно к его дому, он почти пулей выскочил из машины, сославшись на срочные дела. Заработок сорвался, обсуждать нечего и он очень боялся, что я попрошусь к нему остаться на ночь, чудак. Мне почему-то было неудобно, что я невольно поставил человека в неловкое положение…
К невидимой границе Франции и Бельгии я подъехал уже под вечер, сошел с трассы и поплелся через сплошные городки и деревни, все более отчаянно пытаясь увидеть недорогой отель или пансион. В трехзвездочном мне уже сказали, что ночь здесь стоит почти сто евро, а хотелось жить попроще. Шел десятый час вечера и морально я решился на любой исход, только бы найти место, как вдруг у дороги мелькнул указатель с магическими буквами «B and B», «Bed and Breаkfast». Сеть недорогих и вполне комфортабельных отелей. Дорога загнала меня на окраину какого-то города и я встал у… закрытых ворот, за которыми возвышался отель. Уже резко темнело.
Позади тормознул ситроен-«каблучок», на которых обычно ездят технические службы. Какой-то парень прошел через калитку вперед, набрал код и ворота открылись.
— Вы чего стоите? — спросил он меня сразу по- английски, сообразив суть по белорусским номерам на машине.
— Если заеду вовнутрь и не окажется номера, то как я потом выскочу обратно?
— Здесь всегда есть номера. Я помогу вам устроиться, — махнул рукой парень и проехал вперед. — Давай за мной…
Еще через пару минут я стоял, растерянный, перед закрытой входной дверью. За ней никого не было и только сбоку, в стене, торчал какой-то аппарат, похожий на банкомат.
— Это нормально, — пояснил подошедший парень. — Все закрывается в девять вечера, и сейчас вы сможете взять номер только электронным способом. Давайте сначала проверим, есть ли места.
Он нажал несколько кнопок и пояснил, что есть свободные номера по 49 евро за ночь. Если нужен завтрак — еще шесть. «Копейки» — по французским понятиям. Но платить надо кредитной карточкой.
Я сунул свою международную «Визу», однако она почему-то не сработала. Что-то мне сегодня не везло в мелочах. Парень нажал кнопку переговорного устройство и попытался с кем-то договориться.
— Не хотят, — повернулся он ко мне, и я с тоской подумал, что теперь придется искать тихое место, с опаской на людей и полицию, чтобы прикорнуть в машине. Как в молодости, когда было все равно где, не говоря уже, с кем. На улице стало совсем темно.
— Ничего, — улыбнулся парень. — Вы можете дать мне 49 евро, а я возьму вам номер на свою кредитную карточку.
Еще через минуту автомат выплюнул квитанцию и один и тот же код доступа: в отель и в свою комнату.
— Спасибо, вы меня здорово выручили, — сказал я, протискиваясь в гостиницу.
— Ерунда, — сказал парень. — Я работаю по Бенилюксу и, вообще, много езжу по Европе, не раз попадал с непростые ситуации. Знаю, как это оказаться в чужой стране, да еще вечером. Я свободно говорю на английском, немецком и итальянском. Сам выучил. Мы же европейцы, надо помогать…
Ему было лет двадцать пять, не больше. Он даже не спросил стандартное — откуда я. А зачем?
Мне вспомнился парижский земляк из интернета и подумалось, что Бог воздает нам за все. В конце концов. Не только по заслугам, но и за мотивацию в жизни.
— А как ваше имя? — спохватился я, что ничего не знаю об этом парне.
— Марк, — ответил он и пошел на свой этаж своей дорогой…