Обратно мы шли не торопясь, и на исходе второго дня вышли на уже знакомое место на берегу Оби, откуда до моего дома оставалось не более десяти километров. Спешить, в общем-то, было некуда, поэтому я решил сделать привал, чтобы оставшийся путь проделать не спеша, как на прогулке.
Макар занялся приготовлением чая, а все остальные расположились вокруг костра, вытянув уставшие ноги. За четыре дня мы прошли около сотни километров, и это чувствовалось. Опершись спиной на ствол дерева, я ощущал, как гудят мои ноги, отвыкшие от столь дальних переходов.
- Как, говоришь, зовут твоего приятеля, который сейчас мою фазенду охраняет? - обратился я к Афанасию.
- Василий, - коротко ответил Афанасий, поправляя шнуровку своих ичигов из мягкой оленьей кожи.
- Он там собачек кормит, не забывает?
- А как же! Здесь, в тайге, собак в первую очередь кормят. Сам голодай, а про собачек не забывай.
- Ага, - засмеялся Тимур, - если сам проголодаешься как следует, то и собачатиной не побрезгуешь.
- Бывает, - кивнул Афанасий, - и так бывает.
- Ну, будем надеяться… - сказал я, - вообще-то еды там - за месяц не съесть, так что до корейской кухни дело не дойдет.
Семен сидел молча, неподвижно уставившись в огонь.
Я посмотрел на него и спросил:
- Этот… Штерн… Он сказал, что ты завалил аж целых четырнадцать человек. Это что - правда?
- Правда, - неохотно кивнул Семен.
- Как же так вышло-то?
- А очень просто. Случилось так, что понадобился крайний. И на меня свалили столько всего, что хватило бы на десятерых. И кражу, и убийство, и мошенничество, и подделку документов, и чуть ли не промышленный шпионаж. И ведь нашли лжесвидетелей, гады, заплатили всем, кому было нужно, ментам, прокурору и даже адвокату. Он, падла, все, что от меня узнавал, переделывал так, чтобы им удобнее меня похоронить было. Ну, я сбежал из-под стражи, когда возили на место преступления, которого я не совершал, а дальше… В общем, я их всех по одному перебил. Четырнадцать человек… Хотя называть их людьми - себя не уважать. Четырнадцать… Прокурор, менты продажные, трое лжесвидетелей, следак, хозяин той фирмы, в которой все произошло, еще всякие… Один остался - адвокат, который вместо того, чтобы спасать меня, помогал топить. Когда я к нему пришел, там меня и взяли. Дали пожизненное и привезли в этот «санаторий».
И Семен мотнул головой в ту сторону, откуда мы пришли.
- Вот и вся история, - закончил он.
- Знакомая история… - задумчиво сказал я.
- Знакомая, говоришь? - Семен посмотрел на меня, - с тобой тоже такое было?
- Ну, не совсем такое, но кое-что было. Я не люблю об этом рассказывать.
Я бросил в костер сухую ветку и добавил:
- Что у кого было - не важно. Важно - что будет.
- А ничего особенного не будет, - мрачно сказал Семен, - не знаю, у кого как, а у меня все будет очень просто. Объявят всероссийский розыск и в конце концов поймают. А там уж наверняка вышку дадут.
- Не суетись раньше времени, - сказал я и повернулся к Афанасию, который сосредоточенно наливал в наши кружки чай.
- А ты, народный ханты-мансийский герой, может быть, расскажешь, что у тебя с этим Штерном было? Все уже поведали свои душещипательные истории, один ты остался.
- Ну-ну! - засмеялся Тимур, - по-моему, из всех присутствующих самая темная лошадка - это ты сам. Темнила еще тот. Я с тобой уже второй месяц, можно сказать, душа в душу, а о тебе ничего не знаю.
- И не узнаешь, - отрезал я, - в Библии сказано: многие познания умножают скорбь. А я не хочу тебя огорчать, так что угомонись.
- Нечестно, командор! - с притворной обидой вскричал Тимур.
- Цыц мне тут! Ну, так что, Афанасий?
- Ничего, Майкл, - ответил он, - потом расскажу. Сейчас я чаем занят, видишь?
- Вижу, - я усмехнулся, - такое, понимаешь, важное дело, что и рта не раскрыть.
Ну, не хочет человек рассказывать, зачем его пытать?