Отступник

ГЛАВА 27

Меня окутала волна пачули, и в комнате закружился дым недавно сожженных благовоний. В носу защекотало от желания чихнуть. Но потом все, казалось, замерло — даже мое сердце и пульс.

Мой взгляд скользнул по неподвижной фигуре, запутавшейся в красных атласных простынях на кровати. Моя мать.

Ее каштановые волосы безвольно свисали вокруг вялого лица, повернутого к двери. Рука была лениво закинута за голову. Слюна засохла в уголках ее рта и на подбородке. Я видела, как ее глаза двигались под веками — порхали туда-сюда, как будто она мысленно смотрела теннисный матч. Я заставила себя пересечь комнату и подойти к кровати королевских размеров. Красный ковер был таким плюшевым, что мои ноги, казалось, глубоко утопали в нем. Части его были спутаны и испачканы. Когда я приблизилась к ней, моя голень столкнулась с каркасом кровати.

Я уставилась прямо перед собой на царапину на темной деревянной спинке кровати и сосредоточилась на своем дыхании. Но сосредоточиться на чем-то, кроме как держать себя в руках, было так трудно. Все чувства, казалось, перехлестнули через край. Ресницы моей матери затрепетали, она пошевелилась. Ее рука соскользнула с кровати и задела мою ногу. Я прикусила губу, чтобы не издать ни звука.

Просто дыши, напомнила я себе. Дышать. Для тебя это ничего не значит. Она всего лишь средство для достижения цели, способ добраться до Холли. Ничего больше.

Но в своем оцепенении она была так похожа на мать на фотографии. Мать, которая когда-то обнимала меня с улыбкой. Я присела на край кровати. Я чувствовала на себе взгляды Девона и Пенни, практически чувствовала, как от них волнами исходит жалость.

Я разжала кулак и почувствовала, как кровь возвращается к моим пальцам. Я медленно протянула руку, рука дрожала — тело дрожало — и убрала прядь волос с ее пассивного лица. Я провела им по ее глазам, которые снова дернулись, и обхватила ее щеку.

— Мама? — спросила я.

Я не узнавала звуков, из которых складывалось это слово, не узнавала свой собственный голос. Я говорила как маленький, испуганный ребенок. На мгновение моя мать наклонилась к моему прикосновению. Она накачана наркотиками, напомнила я себе. Она была не в своем уме; это ничего не значило. Тогда почему меня захлестнуло чувство счастья?

Она застонала, ее губы приоткрылись. Она перевернулась, обнажив синяки на руках и плечах.

Я отпрянула назад, задыхаясь. Мое горло, грудная клетка, даже мое тело были слишком напряжены. Я издала крик — крик настолько чужой, что у меня по коже побежали мурашки. И вдруг мое тело, казалось, взорвалось. Рябь, смещение. Я пролетела сквозь превращения. Тела превратились в размытое пятно. Мои кости болели, голова пульсировала, но я продолжала менять тела. Все быстрее и быстрее. Кто-то обнял меня, тепло и ободряюще, и превращения замедлились, пока, наконец, не прекратились, и я снова стала самой собой. Я вдохнула аромат Девона и закрыла глаза.

Но этот момент был прерван, когда дверь распахнулась.

— Что происходит? — требовательно спросил низкий голос.

Я отстранилась. В дверях стоял высокий, коренастый мужчина с лысой головой и потрепанными желтыми глазами. Сходство с Пенни было неоспоримым. Я вырвалась из объятий Девона и двинулась, на самом деле не осознавая, что делаю. Но внезапно я оказалась перед мужчиной, и мой кулак с удовлетворительным хлопком врезался ему в скулу. Он дал моей матери свое лекарство — и синяки. Я не осмеливалась думать о том, что она сделала в ответ на Плевок.

Его глаза закатились, и он ударился о дверь, которая захлопнулась при ударе, прежде чем рухнуть на землю. Он держался за щеку с ошеломленным выражением на лице. Пенни стряхнула с себя оцепенение и опустилась на колени рядом с ним.

— Ты в порядке? — Она коснулась его руки, но он оттолкнул ее.

На ее лице промелькнула обида, но к тому времени, как она выпрямилась, она уже исчезла.

— Я в порядке. Позови Бенни, — прорычал он. — Он может вышвырнуть эту суку вон.

— Если ты выгонишь меня, я немедленно расскажу FEA о твоем существовании, — сказала я хриплым голосом.

Я надеялась, что мне удалось казаться сильнее, чем я себя чувствовала.

Он обнажил свои покрытые кровью зубы в ужасной улыбке Джека О'фонаря. Его глаза прищурились на меня.

— Если бы ты не убегала от них, тебя бы здесь не было, девочка.

Я сделала шаг ближе к нему. Я не знала, что я хотела сделать, но его пристальный взгляд застыл на моих глазах. Ужасное выражение узнавания промелькнуло на его лице, как будто он видел их раньше, и все его лицо побелело.

— Твои глаза, — пробормотал он, затем покачал головой.

— Нет. Это невозможно. — Он с трудом поднялся на ноги и уставился на мою мать. — Хизер, что, черт возьми, происходит?

Моя мать приподнялась на локтях, ошеломленно моргая.

— Стэнли? — Это слово прозвучало протяжно, как долгий вздох.

Ее глаза скользнули по мне, не узнавая. Она не знала, кто я такая. Но в тот момент я даже не была уверена, что она знает, кто она такая. Жар собрался за моими глазными яблоками. Почему у нее все еще есть способность злить меня? Почему я все еще забочусь о ней после всего, что она сделала? Почему я не могла перестать любить ее, когда она никогда так сильно не заботилась обо мне?

Стэнли попытался пройти мимо меня, чтобы добраться до кровати, но я встала у него на пути. Я была на целую голову ниже его, и он попытался оттолкнуть меня. Его руки больно врезались в мои ключицы, и я покачнулась в сторону, едва удерживаясь на ногах. Девон схватил его за руку и вывернул ее, но Стэнли замахнулся на него кулаком. Быстрым движением Девон уклонился, так что кастет лишь задел его макушку и нанес удар в живот Стэнли. Мужчина ахнул, споткнулся и вынужден был ухватиться за потрепанный шкаф. Он тяжело дышал, его лицо покраснело. Пенни подошла к нему и схватила за предплечье.

— Папа, этого достаточно. Нам больше не нужны неприятности.

— Еще неприятности? — воскликнул он и указал на меня трясущимся пальцем. — Я не тот, кто создает проблемы. От этой девчонки одни неприятности на всю жизнь!

Пенни уставилась на меня, но, похоже, не уловила связи.

— Я бы узнал эти глаза где угодно. Она одна из его отпрысков.

Страх и отвращение отразились на его лице, сражаясь в битве, которая была более сильной эмоцией.

Пенни, казалось, точно знала, к кому относится слово «его». Ее глаза расширились, и она начала выводить слова на своих татуировках, как заклинание, которое должно было дать ей утешение.

Я посмотрела вниз, где моя мать изо всех сил пыталась принять сидячее положение. Бретелька ее тонкой ночной рубашки соскользнула с костлявого плеча, и вырез стал глубоким. Я наклонилась и помогла ей прислониться к спинке кровати, прежде чем вернуть ее лямку на место. Ее карие глаза скользнули по моему лицу, и в них отразилось паническое узнавание.

Мама посмотрела на себя сверху вниз, как будто только сейчас осознала, в каком плачевном состоянии она находится, и ее лицо сморщилось. Я обняла ее за спину и подняла на ноги, позаботившись о том, чтобы ночная рубашка прикрыла ее.

— Да ладно, мам. Мы приведем тебя в порядок.

— Только не говори мне, что ты снова помочилась в постель, — прорычал Стэнли.

— Еще одно слово, — резко сказала я. — И я клянусь, что позвоню своему отцу и попрошу его снести это место. Я не могла этого сделать. По крайней мере, не отдавая себя ему. И даже тогда я не была уверена, что он заботился обо мне достаточно — или вообще — чтобы оказывать мне какие-либо услуги.

Но, судя по ужасу на лице Стэнли, он верил, что я смогу. Я наслаждалась чувством триумфа, но моя мать становилась все тяжелее в моих руках, ее ноги подкашивались.

— Есть ли противоядие от того, что она принимает? — спросила я.

Стэнли уставился на меня, но Пенни ответила:

— Да. Я могу принести пузырек. — Она быстро выскользнула из комнаты, и он последовал за ней, не сказав больше ни слова.

Девон подошел к нам с мамой.

— Ты хочешь, чтобы я помог? — Его глаза были мягкими и печальными, но в то же время жалкими.

— Нет, — прошептала я. — Я могу сделать это одина. — Я могла бы сказать, что он мне не поверил.

— Действительно. — твердо сказала я.

Пенни вернулась с крошечным пластиковым пузырьком.

— Просто заставьте ее выпить это, и тогда она должна прийти в норму в течение нескольких минут.

Я взяла пузырек и сунула его в карман.

— Где здесь ванная?

Пенни открыла маленькую дверцу рядом со шкафом. Я повела маму внутрь. Там было не так уж много места. Швы между белыми плитками пожелтели и частично почернели от плесени. Там была душевая кабина, туалет и раковина, что оставляло центральное пространство, в котором едва хватало места, чтобы мы с мамой могли стоять. Пенни задержалась в дверях, неуверенность окрасила ее лицо.

— Мне не нужна помощь, — повторила я достаточно громко, чтобы Девон тоже мог это услышать. Казалось, он не хотел, чтобы я справлялась с этим сам.

— Если ты хочешь помочь, не могла бы ты, пожалуйста, принести чистую одежду для моей матери?

Пенни вышла из оцепенения и решительно кивнула.

— Не волнуйся. Я позабочусь об этом. С этими словами она закрыла дверь и оставила меня наедине с моей матерью.

Моя мама все еще не сказала мне ни слова. Может быть, и говорить было нечего. Я закрыла крышку унитаза и заставила ее сесть на него сверху. Только когда я была уверена, что она не упадет, я отпустила ее. Я откинула ее голову назад и поднесла флакон к ее губам. Она проглотила жидкость без возражений. Вероятно, она привыкла к тому, что ей давали противоядие. Кто знает, как часто она принимала передозировку Слюны или чего-то еще, что здесь продавали.

Я отдернула занавеску для душа — она была липкой и пожелтевшей — и ополоснула пол в душе горячей водой. Краем глаза я видела, что моя мать наблюдает за мной. Ее голова все еще была опущена, но я чувствовала на себе ее взгляд сквозь бахрому ресниц. Может быть, это было мое воображение, но ее глаза уже выглядели менее ошеломленными, чем несколько мгновений назад.

— Я помогу тебе раздеться сейчас, хорошо? — Я сказала.

Она никак не отреагировала, и я восприняла это как молчаливое разрешение. Я была рада, что на ней были только ночная рубашка и трусики. Она позволила мне стянуть платье через голову и даже самостоятельно подняла руки. Наши глаза встретились, когда я бросила одежду на землю.

— Ты выросла, — прошептала она.

Ее голос был похож на звон разбитого стекла, но, по крайней мере, она говорила, и ее слова были понятны.

Я не знала, что сказать, поэтому потянулась за ее последним предметом одежды, но она покачала головой.

— Нет. Я-я… — Она замолчала, смущение исказило ее впалые щеки.

Я отступила назад, ударившись о дверь, чтобы дать ей место. Ее движения были неуклюжими и медленными, и когда она наклонилась, чтобы спустить нижнее белье с колен, она чуть не упала вперед. Но я не стала смущать ее, помогая ей дальше. Она ухватилась за край облицованной плиткой душевой кабины и медленно вошла внутрь. Она прислонилась к грязному кафелю, лицо ее исказилось от усталости.

— Почему бы тебе не встать на колени? — предложила я.

Одеяло оцепенения, казалось, опустилось на эмоции, бушующие внутри меня, и я была рада этому.

Она опустилась, ее костлявые колени с глухим стуком ударились о пол душевой кабины. Должно быть, это было больно, но на ее лице не было и следа боли. Я включила воду, убедившись, что она достаточно горячая, почти невыносимая. Я знала, что она всегда была холодной после пробуждения от наркотического оцепенения; эффект, вероятно, не сильно отличался от слюны Стэнли. Она тихо вздохнула, когда горячая струя ударила ее в спину. Я втерла шампунь в ее волосы, и она расслабилась от моих прикосновений. Она выглядела маленькой и уязвимой, ее лопатки просвечивали сквозь кожу. Единственные полотенца, которые я смогла найти, были свалены в кучу на полу. Я взяла самый чистый из букета и обернула им маму.

— Что так долго? Мне нужны ответы! — заорал Стэнли из спальни. Успокаивающий голос Пенни последовал за его вспышкой, гораздо спокойнее и тише.

— Почему ты позволяешь ему так обращаться с тобой? Ты заслуживаешь лучшего, — сказала я сквозь стиснутые зубы.

Мамины пальцы обхватили мое плечо, чтобы не упасть, вода стекала по ее шее.

— Мы оба знаем, что это неправда. Я заслужила это.

Я заглянула ей в глаза. Сожалела ли она о том, как обошлась со мной?

— Никто этого не заслуживает, — сказала я.

Она обращалась со мной почти так же ужасно, как ее изменившиеся бойфренды обращались с ней. Она не била меня и не подвергала физическому насилию, но ее молчаливое обращение, обидные слова и взгляды, полные отвращения, тоже оставили свои шрамы.

— Я этого не понимаю. Почему ты всегда выбираешь таких придурков?

Она не ответила. Может быть, она не знала ответа.

Я отогнала эти мысли в сторону и повела маму обратно в спальню. Стенли, Девон и Пенни были там, каждый стоял на некотором расстоянии от остальных. Девон оттолкнулся от стены, к которой прислонился.

— Вон, — приказала я, избегая смотреть всем в глаза.

Пенни схватила отца за руку и потащила его к выходу; Девон последовал за ней, сочувственно посмотрев на меня. Я не могла не задаться вопросом, как бы Алек справился с ситуацией, но я знала, что не было смысла зацикливаться на этом. Как и было обещано, Пенни нашла одежду моей матери. Они были разложены на кровати, и хотя их можно было бы погладить, они были чистыми.

— Ты здесь живешь? Или у тебя есть квартира где-нибудь в другом месте? — спросила я.

Я заглянула через занавески на парковку, чтобы убедиться, что к нам не придут какие-нибудь нежелательные посетители. К этому времени там уже припарковалось еще несколько машин. Я слышала, как дыхание моей матери стало затрудненным из-за усилий, которые ей потребовались, чтобы одеться.

— У меня было место, но я потеряла его некоторое время назад, — сказала она, нахмурившись, как будто пыталась вспомнить, когда это произошло.

Вероятно, она не заплатила за квартиру. Это случалось и раньше и привело к нескольким схемам переезда посреди ночи, когда я была ребенком. Из того, что я видела до сих пор, я не думала, что она зарабатывала какие-то деньги здесь, у Стэнли. Я даже не была уверена, в состоянии ли она работать на регулярной основе.

Когда она наконец оделась, то села на кровать, вцепившись руками в смятые простыни. Ее глаза были прикованы ко мне. Я потерла руки, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Я знаю о своем отце. Я знаю, кто он такой.

Если новость и потрясла ее, она хорошо это скрыла. Возможно, постоянное употребление наркотиков повлияло на ее способность проявлять эмоции.

— Ты не должна быть здесь, — прошептала она.