Отто фон Штиглиц

Событие сорок первое

Генералы решили сделать Брехту подарок. Роскошный. Со всей широты французской души. Отблагодарить за все его мучения. Ещё бы, вставать в пять утра и по холодку тащиться к машине. Потом, та с чего-то решала не заводиться. Дыр-дыр-пыр и глухо. Чуть не плюнул на затею. Ну, ничего же один день не меняет. Сегодня не получилось добавить пару зарубок на снайперскую винтовку – завтра добавит. Вышел из пежухи и пнул, с досады, по колесу. Нет, сигнализация не сработала. Как стояла машина французская, так и стоит. Молча. Не изобрели сигнализацию. Всё же решил Иван Яковлевич ещё раз сесть и ключ повернуть. «Не хлыздить», – сам себе сказал. Сел, повернул, и, обиженный пинком, «Пежо» завёлся с пол-оборота. Гад. И так нервы, как струны.

И ещё было одно приключение. Доехал до нужной улицы, приготовился, а как вылезать стал, на проезжую часть вышел дворник (чистоплюй проклятый) и стал мести улицу, ну, если честно, прилично загаженную, обрывки газет, коробки из-под сигарет, фантики. А ещё культурные европейцы. Свиньи. Пришлось дожидаться, пока пролетарий метлы развернётся к нему филейной частью и быстренько с футляром из машины выскочить. Идти если в нужном направлении, то пришлось бы мимо гастарбайтера, смугловатый для француза дворник, скорее всего – алжирец, папаша Зинедина Язида Зидана должно быть. Из-за предка этого задастого полквартала лишние прошёл, круги наматывая. Чего не сиделось в своём Алжире спокойно?!

Во дворе было тихо и безлюдно. Подошёл к лестнице и столкнулся с очередной трудностью. Не догадался к футляру винтовки что-то типа ремня приделать. Как держась за ручку довольно тяжёлого футляра, всё же только винтовка четыре кило весит, подниматься по пожарной лестнице. Пришлось выкручиваться. Достал носовой платок и, просунув через ручку футляра, привязал к поясу куртки сзади. Полез. Футляр по ногам стучит, по заднице похлопывает и всё время кажется, что или платок развяжется, или поясок у куртки оборвётся, и грохнется винтовка с высоты второго этажа, и разобьётся прицел. Нервы. Шалят.

На крыше было неудобно лежать. Она не сильно, но покатая. Ноги вверху, а ещё она мокрая. Дождя не было, роса на железо холодное выпала.

Словом, природа и разные другие обстоятельства решили Брехту в его миссии максимальные трудности создать. Лёг чуть боком, пока-то чего кверху ногами валяться, время и семи часов нет. Покемарить бы, но взбудораженный организм идею отверг. Стал всякие каверзы придумывать, то спина между лопатками зачешется, то в носу чего засвербит и чих набросится, подлец. А улица пустынная, только первые прохожие стали появляться. Услышат чих на крыше и в полицию побегут. Пришлось тужиться и пыжиться, чих превозмогая. Муки адские, не до сна.

После восьми часов утра город ожил, народ стал туда-сюда шастать. Появились и первые офицеры у здания Второго Управления Генштаба. Но пока без генералов. Брехт на часы глянул, до девяти было ещё полчаса. И вот тут организм сам без участия Ивана Яковлевича захотел поспать. Прямо глаза стали слипаться. Как в таком сонном состоянии палить по главным шпионам. И не встанешь, зарядку не сделаешь. Пришлось себе по щекам надавать. Больно. Но не помогло, через пару минут опять глаза слипаются, хоть спички вставляй.

Снова надавал, потом ещё раз. И тут приехала сначала одна машина с генералом искомым, а потом и вторая. Брехт тут же врезал в очередной раз себе по роже и стал нормальную позицию занимать. Железо на крыше ржавое, хорош у него будет видок, когда слезет с крыши. Хорошо, хоть один чёрт куртку выворачивать. Но вот брюки точно будут все в ржавчине. Один плюс, что коричневые, но коричневые, а не рыжие, заметно будет. Нужно было запасные штаны взять, переоделся бы в машине, а так перед кафе придётся домой заезжать. Не идти же в таком виде на свидание.

И вот тут генералы решили Брехту подарок сделать. Подъехало с повизгиванием тормозов ещё две машины и из них три генерала вылезли. Двое в военной форме, а один в полицейской. В винтовке французской MAS Modèle 36 пять патронов в обойме. И запасной обоймы нет. Пять генералов, пять выстрелов, нельзя промахиваться. Брехт, даже перчатки стянул. Чёрт с ними с отпечатками пальцев. Во-первых, у полиции Франции нет его отпечатков и сравнивать не с чем, а во-вторых, он уже завтра собирается гостеприимную страну покинуть. В Германии тоже генералы есть, и там нужно проредить их число.

Генералы остановились рядом с перекуривальщиками и тоже за сигаретами потянулись. Ну, и замечательно. Брехт улёгся поудобнее и прильнул к окуляру прицела. Бах. Бах. Бах. Все пять выстрелов за пару секунд. Даже не стал проверять, все ли пули достигли цели и так видел, что попадали товарищи в красивых фуражках с золотым и красным шитьём. Одну фуражку отбросило при выстреле, чуть высоко взял, но это был первый выстрел и краем глаза полковник видел, что в череп пуля калибром 7,5 мм тоже попала. Завалился генерал и вокруг головы сразу чёрная в лучах восходящего солнца лужица крови образовалась.

Всё!!! Теперь срочно спускаться. Брехт, как заправский кот, пробежал на четырёх конечностях по покатой крыше, перевалился перекатом через самую высокую точку и кубарем скатился к лестнице. При этом умудрившись не свалиться с третьего этажа. С лестницы от спешки чуть не сорвался, но в последний момент успел за перекладину зацепиться. Обругал себя на двух с половиной языках, тувинские ругательства тоже вспомнил. Там одно прикольное есть. Мужская пиписька звучит как – «Кодак». Кассеты такие были магнитофонные, потому легко запомнилось. Когда узнал, то представлял, как в Туве эти кассеты в магазинах у юных продавщиц покупали. «Дэвушка, а у тэбя кодак ест?» Вот, кодаками всех французских генералов покрывая, и добрался до земли обетованной.

Событие сорок второе

Хрясь. Это Брехт в челюсть апперкотом срубил любопытину одну. Случайно, можно сказать, на автомате. Спрыгивает он на землю поворачивается, чтобы быстренько удрать с глаз долой в подворотню, а прямо напротив стоит индивид в чеховском пенсне и, чуть наклонив голову на бок, говорит на мове: «Que s'est-il passé?» (Что случилось?). Вот, а дальше хрясь и лежит чеховообразный француз на брусчатке и ножкой дрыгает. И как в тему будет звучать: «Не виноватая я, он сам пришёл». Ведь не было индивида, когда Брехт бросил беглый взгляд на двор, собираясь падать с крыши. Вообще никого не было. Пустынный двор-колодец. Пару минут, а то и меньше, пока спускался и бамс – гражданин прекрасной Франции стоит и что-то про «пасе» говорит. Это – Парламентская ассамблея Совета Европы, которая занимается защитой прав общечеловеков. Правильно получил. Брехт уже было совсем собрался продолжить отступление, но тут ему в голову замечательная мысль пришла. Не Брехт, а Роден целый. Мысль такая. Очки резко меняют лицо. А пенсне и подавно. Снял с товарища пенсне, водрузил на нос. Ну, не сильно большие диоптрии. Минус небольшой. Потянет, до машины дойти можно не спотыкаясь, а может и потом использовать можно будет. Пригодятся. А ещё у теперь не чеховообразного француза на голове берет чёрный, тоже пригодится. Берет лицо меняет не хуже очков. Эх, если забирать у человека имущество после удара в челюсть, это же грабёж. Теперь за Брехтом ещё и это преступление будет числиться. Клейма некуда ставить. Преступный преступник. Щекотило.

Водрузив на нос очки и на голову беретку, Иван Яковлевич, снятую с себя кепку, положил на лицо борца за права общечеловеков и продолжил быстрым шагом путь в подворотню. Там вывернул куртку, превратив её из светло-коричневой в тёмно-синюю. Потом отряхнул штаны. Так себе получилось. Словно по глине ползал. Ну, не далеко идти, машина в ста метрах стоит. Поигрывая ключами на пальце и высоко задрав нос с пенсне Брехт пошёл к машине. Ключи на пальце должны привлечь внимание к пальцу и отвлечь от замызганный штанов.

Дошёл. Словно на соседней улице и не произошло ничего. Тишина, люди идут, дама с собачкой собачку выгуливает на поводке, даже две мамаши на допотопных низких колясках везут детей, и что самое удивительное дети ещё разговаривать не умеют, а уже французы. Парадокс. Понятно, почему нет паники и омоном ничего не оцеплено. Брехт это ещё при рекогносцировке отметил, эта улица параллельна улице святого Доминика и она с ней в этом месте не сообщается. Нужно целый квартал протопать, чтобы попасть на эту Доминикану. Вот там, наверное, сейчас ужас что творится, тихий мирный Париж не привык к терроризму.

Иван Яковлевич дошагал до «Пежо» своего и, стараясь не мельтешить, открыл дверь автомобиля. Залез внутрь, осмотрелся, досчитал до десяти, пытаясь пульс уменьшить с двухсот до сотни хотя бы. И завёл двигатель. Полицейских по-прежнему не было. Полковник подождал, пока мамаши перевезут французов малолетних через улицу и тронулся. Через двадцать минут он подъехал к своему дому и, стараясь не отсвечивать, тоже прошмыгнул в подъезд. В квартире никого не было. И хорошо, Брехт умылся, пшикнул на себя одеколоном «Шипр», который оказывается французский и называется так потому, что один из основных компонентов, а именно дубовый мох, растёт на острове Кипр. «Eau de Chypre». Ну, сложности перевода.

Чистый напомаженный и надушенный Иван Яковлевич, помахивая зонтиком, небо вдруг заволокло тёмными такими тучками, вошёл в заведение папаши Карло и подмигнул нимфе и нимфоманке Нине.

– Четыре порции кофе и пирожное с вишнёвым вареньем.

Девушка покраснела эдак мило, щёчки с ямочками зарозовели, и началась их любимая игра с показыванием друг другу разных пальцев на руках. Ну, четыре кофе и так далее. Надо, наконец, выучить, как будет по-французски – «четыре порции кофе в одну чашку».

– Quatre portions de café dans une tasse. – Вот, как это будет. Это Нина догадалась.

– Я. Я. Уне тазик. Квартал.

Посетители ржут, глюпый рюсски. Кварте! Ну, Брехту то и надо. Пусть запомнят. Не так чтобы: «надо-надо», так, на всякий случай. Может, у них тут в Париже и Шерлок Холмс с Эркюлем Пуаро есть и миссис Марпл с Мегре. Расследуют. Найдут аспида. И не сойдётся у них. Он в кафе примерно в это время народ веселил. Никто же на часы не смотрит. Женщины в основном в кафе, а у них часы редкость. Часы ещё на руке не многие носят, в основном по старинке в кармашке жилетки. У Брехта вот целый Карлуша Фаберже в кармашке. Нужно достать и сказать, что время половина десятого, хоть сейчас и чуть больше, Достал, сказал, что «ба уже половина десятого, а у него маковой росинки в роте не было». Потом кофе с пироженкой. Сначала вон тот расстегай светло-коричневый с офигительным и притягательным ароматом и чашку мясного бульона. Уне тазик.

Ну, вот, главное, не забыть в конце Нину в кино пригласить. А то если завтра уезжать, то не скоро ещё удастся с такой темпераментной партнёршей встретиться. А может, и вообще никогда. Как там Ежов, в СССР, на всё на это отреагирует? На падёж генералов и маршалов.

Событие сорок третье

Не в один в один повторилось, но близко. Иван Яковлевич сам Нину разбудил, но она так громко ругалась, желая поспать подольше, что эти два интер… с позволения сказать …бригадовца снова бошки свои сунули в дверь.

– Кыш. Давайте за газетами снова прогуляйтесь.

Пока детишки бегали, скупая прессу свежую, Иван Яковлевич всё же поднял официантку с кровати узкой холостяцкой и умыл, после чего она всё-таки проснулась и принялась одеваться.

– Чашечку кофе. Стой. А ты не знаешь, как папаша Карло делает свой фирменный кофе.

– Что ты сказал? (Qu'avez-vous dit?) – Наверное, это спросила. Тёмный народ эти французы, да и француженки не светлей. Нормального русского языка не знают. Деревня.

Брехт решил эксперимент провести. Привёл нимфу на кухню. Вытащил из шкафа банку с молотым кофе и сунул ей под нос, потом достал и кучу баночек, скляночек и пакетиков с пряностями. Ткнул во всё это пальцем. И сказал на французском.

– Кофе! Как у Папы Карло! Сomprends?

– Си, – и начала готовить. А Брехт стоял и наблюдал. АГА, теперь он будет знать секрет проклятого прижимистого итальянца. Вот, как ларчик нужно было открывать. И бесплатно и не даром. Отработал ведь. Всё по чесноку.

Не поленился, взял, повторил все действия Нины. Всё же есть отличия от изыска папы Карло, но гораздо лучше тех, с позволения сказать, шедевров, что сам изобретать пробовал. Кофе попить не успели толком, принесли пацаны газеты и отпросились посмотреть на демонстрацию. Пришлось большими глотками выхлебать и углубиться.

Ага! Брехт сдуру пацанов отпустил и когда схватился за газеты, то понял, что дебилоид последний. Была та самая «Иллюстрированная Россия» и ещё журнал на русском тоже антисоветский, назывался – «Часовой». Но журнал был недельной давности, а газета позавчерашняя и ничего нового, кроме того, что Сталин кровавый тиран Брехт из них не узнал, а нет в «Часовом» радовались, что Советы сами уничтожают своих лучших командиров. Ну, что тут можно сказать, некоторых и не зря совсем.

Французские газеты о чём-то кричали заголовками, но пойди, разберись. За это время несколько сотен слов Брехт выучил, но попробовал читать газету и понял, что слова учил не те. Знакомых почти не было.

В немецкоязычной небольшой газетёнке тоже ничего не почерпнул. Там всё больше про торговлю. Вот, спрашивается, какого чёрта этих товарищей отпустил, вдруг, что важное в газетах и ещё подумал, что если демонстрация вызвана его действиями, то испанцу и итальянцу тоже может достаться, не будут разбирать итальянец ты или немец, разговариваешь на чужом языке, на тебе по сусальнику. Не нравится по сусальнику, ну, на тебе в харю.

Пришлось и самому одеваться и идти в кафе провожать Нину, вспомнил, что там есть этот дедушка эмигрант, что по утрам всегда сидит там часами пьёт потихоньку кофеёк и газеты читает. Нина на руке всю дорогу висела. Опять засыпала, как работать-то будет. Вот не повезёт тому, кому она в жёны достанется. И его заездит до полусмерти и себя до истощения доведёт. Или наоборот – повезёт? Гадай.

Сдав с руки на руки под неодобрительный речитатив папы Карло девицу, Брехт оглядел кафе. Был дедок. Источник информации сидел у стойки и разложил на ней газету. Почему не за столиком? А потому что все столики были заняты. И все в основном мужчинами. Парижане все сидели с газетами и все что-то оживлённо обсуждали. Иван Яковлевич в душе надеясь, что он тому виной, подошёл к эмигранту и плюхнулся рядом на барный высокий стул.

– Добрый день.

Постаревший поручик Голицын мутноватыми глазами, не от пьянки, а от старости, осмотрел полковника с головы до ног и поинтересовался шёпотом:

– А вы товарищ, что не боитесь?

Как надо отвечать на вопрос, на который не знаешь ответ. Правильно. По-еврейски. Плавали. Знаем.

– А должен? – и взгляд из под бровей. Эх, ещё бы ушами пошевелить.

– Вы же из Советской России? Но вы и немец.

Что это? Вопрос? Ну, а чего скрывать.

– И потому?

– Ха-ха. Да вы ничего не знаете, товарищ?!! – и в газету пальцем тык.

– Потому к вам и пришёл. Неуч. Не знаю французского.

– Здесь на иностранном языке лучше не говорить. Давайте выйдем, вон лавочка под каштаном стоит. Посидим. Прочту вам интересную статейку.