Глава 7

Событие девятнадцатое

Подозрительные махинации вскрылись в ресторане «Прага». Деньги, получаемые от посетителей на чай, швейцар тратил не на чай, а на водку!

Полковник Брехт смотрел на вставшего из-за стола мужчину и прощался со спокойной жизнью. Что ещё веселей бывает? Бывает, и вот сейчас ему её обеспечат. Толедо брать пошлют. Взводом.

– Товарищ Григорович! – Брехт бросил руку к козырьку.

– А, Дон Педро!!! – заржал густым басом.

– Так точно. Педро, – тоже улыбнулся.

– Ладно, Иван Яковлевич, давай хоть тут по-людски поговорим. Зови просто – Григорий Михайлович, – комдив Штерн подошёл к Брехту и крепко пожал ему руку.

– Там полный коридор народу, – Брехт мотнул головой, на дверь указывая в приёмную.

– Подождут. Садись, сейчас дам команду, нам с тобой чай и сушек принесут. Не умеют тут делать сушки, полная херня у испанцев получается. Мягкие, не похрустишь. Ничего, скоро домой, там настоящих поешь.

– Домой? – Иван Яковлевич «домой» побаивался возвращаться. Там ещё Ежов вовсю свирепствует. Хотелось бы попозже. Тут, конечно, тоже стреляют, ну хоть бить и пытать не будут, и семья целой останется. А там с гарантией и самого шлёпнут, сначала на Блюхера показания выбив, а потом и семью репрессируют, детей в детдома разные, а жену могут лет на десять в лагеря, а могут и расстрелять. Так ведь и её бить будут. А ещё Валька совсем большая её тоже могут посадить. Нет. Домой рано. Лучше тут в Испании.

Штерн лет на десять старше. Еврей – сразу видно. Чернявый, волосы чуть кучерявятся и глаза такие – еврейские со скорбью тысячелетней. Но это ладно, сейчас половина военноначальников евреи. Наследие большевиков, Троцкого, и что примечательно среди генералов и маршалов Победы их не будет. Всех Ежов и потом Берия помножат на ноль. Внешний вид комдива Брехта раздражал, нет, он ни грамму не антисемит, дело не в нации. По моде многих военных в СССР этот Григорий, с позволения сказать, Михайлович отрастил себе гитлеровские усики и ими как-то поводил время от времени по-кошачьи, Ну, чистый Фюрер. Тот тоже чернявый, чем-то похожи немного. Пробором тоже.

А что про него знает Брехт? Да, прилично. Во-первых, почему-то победу при Халхин-Голе все приписывают Жукову. Жуков там был и командовал чем-то, вот тут Брехт не специалист, но всеми войсками будет командовать как раз Штерн, а до этого отличится при озере Хасан, когда Блюхер там всё завалит. Его отправят скоро туда, и там он заменит Блюхера в ОКДВА. Но это так мелочи. Штерна расстреляют в самом начале войны, за то, что проворонит первого Руста. Ну, как там звать того немецкого лётчика Иван Яковлевич не помнил, а вот то, что в мае 1941 года какой-то немец сядет на немецкий же транспортный самолёт и не замеченный ПВО, совершит перелёт по маршруту Кенигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва, где и приземлится. Это приведёт к волне арестов среди руководителей ПВО и ВВС. А Штерн как раз будет руководить этой самой ПВО. Он будет – начальник Главного управления противовоздушной обороны Народного комиссариата обороны СССР. За три года дорастёт от комдивов до командармов 2-го ранга, а закончит жизнь – генерал-полковником. И в Монголии хорошо будет воевать и в Финскую войну не сильно плохо. Так-то, зная его биографию, Брехт хотел к нему привалиться. Нормальный путь. И везде в почёте, а вот в Главное управление Противовоздушной обороны не надо. Желательно бы в 8-й армии в Северной Карелии остаться. Навалять там финнам в 1941 году.

Штерн демонстративно порылся на столе и протянул Брехту листок бумаги. Желтоватой грубой, на которой было от руки написано, что Брехта награждают орденом Ленина за успешные бои и освобождение города Сарагосы. И что отзывают в Москву. Приказ подписал первый заместитель наркома маршал Александр Ильич Егоров.

Дела. Егорова арестуют через пару недель. Сначала его жену полячку или польку (как правильно?) по национальности, а потом и его. Расстреляют, где-то, через год, будут долго и вдумчиво выспрашивать правду про руководство антисоветской организации правых в Красной Армии. Кстати, вместе с Будённым. Но Будённого Сталин отстоит. Что такое не везёт и как с этим бороться.

– Рад? – Штерн вышел в приёмную и вернулся с подносом, на котором стояло два стакана чая в подстаканниках и жестяная или серебряная тарелка с горкой кралек или сушек. Брехт взял одну, а она поддалась под пальцами и, правда, не умеют делать сушки испанцы.

– А ребята мои? – отхлебнул невкусную и несладкую бурду.

– А, дальневосточники твои. Пиши представление на награды. Отметим. Сам буду ходатайствовать.

– Нет, Григорий Михайлович, это, конечно, спасибо за ребят, я про другое. Они со мной отбывают? – сделал большой глоток не смаковать же этот, с позволения сказать, напиток. И обжёгся. Чуть не выплюнул.

– Ничего про это в шифровке нет. Запрос сделать? – А комдив чаем наслаждался, маленькими глоточками с шумом отпивая. И кральку одну за другой в рот засовывая.

– Не знаю. А как положено?

– Да, никак не положено. Тут в основном командиры. Все наперечёт. Это военспецы, а вот добровольцы по линии Коминтерна это другая история. Каждый раз со спецами по-разному, но там, в Москве, кого и когда назад отправить сами решают. А у тебя группа, даже не знаю. Сделаю запрос. – Опять отхлебнул, швыркая, комдив гитлерообразный и усиками поводил. – Ты вот, что, Иван Яковлевич, давай рассказывай о том, что ты натворил после того, как я тебя из Сарагосы отозвал. А то слухов много ходит. Хотелось бы из первоисточника правду узнать.

Брехт, допил чай, прожевал бублик всё же, наверное, так эта штука называется, раз мягкий, но маленький. Бубличек. И начал, вздохнув.

Событие двадцатое

Прапорщик говорит рядовому:

– Почему перед палаткой такая куча мусора навалена?! Немедленно вырой яму и закопай мусор!

– А землю куда деть?

– Ты что, совсем идиот, что-ли? Вырой такую яму, чтобы и мусор и земля поместились!

– Да ты, полковник, прямо былинный Илья Муромец, – Штерн вскочил и заходил по кабинету, потом остановился и в печку голландку поленце подбросил. – Холодно и зябко. Сырость вечная. Лучше уж наш мороз. Стой. Я тут запишу. Давай с того момента как вышли к аэродрому подскока легиона «Кондор». И помедленнее. Эпическая вещь получится. – Комдив сел за стол и макнул перо в чернильницу. Бронзовая с розовым мрамором. Антиквариат.

Брехт перенёс стул поближе к голландке и, правда, холодно, шинель он снял. Остался в немецком мундире без знаков различия. Всё, не оберст теперь и даже не колонель. Простой полковник. А, нет – настоящий полковник.

– Едем мы по дороге …

Бриуэгу проехали ночью, специально так подгадали. Идею бросить все машины и выбираться на мощном «Мерседесе» (Mercedes-Benz MB L6000) отбросили. Столько всякого добра нахапали, что Егорова Брехт послал даже посмотреть, не сможет ли он восстановить второй «Форд», что от итальянцев остался. Зря время потратили. Радиатор пробит, и пожар провода все сплавил. Так что выехали прежним составом. А нет. Впереди немецкий мотоцикл по лужам рассекал. Самое сложное было незаметно пересечь железную дорогу. Вот ночью и поехали. Ночью, этой же, и по очередному мелкому поселению проехали. Сориентировались по карте лётчика и остановились ждать рассвета в километре от Фуэнтеса. Аэродром легиона «Кондор» не в самом поселение, там извилистые горные тропинки, он чуть ниже в долине.

Едва начало светать, проехали мимо Фуэнтеса де ла Алькаррия и выехали на дорогу, что ведёт к вновь организованному аэродрому подскока. Край непуганных … немцев. Они организовали палаточный лагерь и в больших же палатках бензохранилище, замаскировали всё это ветками и сетью и думают, что в «домике». Допустим, может, с воздуха и не видно, но с дороги, которая спускается в долину, аэродром как на ладони. Ровные ряды палаток для роты охранения, много палаток, как бы, не два десятка. Отдельно чуть палатки для лётчиков и, видимо, техников. Есть полевая кухня и навес, ну, столовая, чтобы питаться не под дождём. Там лавки и столы деревянные.

На поле прикрытые ветками и сетями около десяти «Мессершмиттов» Bf-109 и три Тётушки Ю. «Худой», так потом наши солдаты и лётчики «Мессершмитт» на Великой Отечественной будут обзывать. «Худые» стояли двумя рядами. С одного при наблюдателях стали снимать сетку и отбрасывать в сторону подсыхающие ветки. В Испании вечнозелёных деревьев хватает. Сосна, наверное, какая. Готовить начали к взлёту истребитель. Один? На разведку возможно.

– Как ты говоришь, Иван Яковлевич, наивные албанские юноши. Так и есть, да мы их с пулемётов прямо отсюда всех выкосим. Вот тут нужно было охранение выставлять. Унтерменши. – Светлов выплюнул соломинку и повернулся к Брехту, – Ну, что сидим, улетит, потом вернётся и причешет нас из пулемётов. Командуй.

– Командую. Мужики, распределите сектора и приготовьтесь. Акимушкин, ты из своей пушки сначала по бензохранилищу врежь, а потом по самолётам начинай. Отряд, дистанция двести метров. Огонь.

Восемь пулемётов. Это много. Пусть это не крупнокалиберные «Браунинги», но это восемь пулемётов по тысячи пуль в сумме точно в минуту выбрасывают, даже с учётом перезарядки.

Акимушкин попал, жахнуло так, что часть палаток от колышков оторвалась и завалилась. Пулемёты хлестали по палаткам. Но Брехт заметил, что несколько лётчиков бегут не в ту степь, а к своим аппаратам, а седом и пяток механников.

– Перенести огонь по самолётом! – Крикнул Брехт, уяснив, что Акимушкин не успеет со всеми разделаться. Пока зарядит пушчоку кургузую, пока выстрелит, да ещё, вон, промазал один уже раз. Всё же совершенно незнакомая конструкция и ствол короткий, то есть снаряд не точно прямо летит, какая-то траектория у него есть. Вот и промазал.

– Не надо, я сам, сейчас приноровлюсь, – не отвлекаясь, проревел Сашка.

– Ну, чуть поможем. «Не горюй у немца это не последний самолёт».

Самолёты были заправлены не все и потому горели плохо. Да даже вообще не горели, но лётчики, увидев, что стреляют по их машинам, геройствовать бросили и пустились наутёк.

– Огонь по живой силе! – увидев это бегство, дал команду Иван Яковлевич.

– Ух ты, стреляют! – Светлов пригнул голову полковника. Вовремя. От камней, за которыми они прятались отлетели рикошетом с визгом пули.

– Где, уничтожить надо!? – Иван Яковлевич высунул нос из-за камня. Ничего не видно. Горит бензин, горят некоторые самолёты, солдатики мечутся.

Фьють. Опять пуля отрикошетила.

– Да, где же он?

– Вижу, сейчас сниму, – бывший хорунжий припал к окуляру прицела.

Бах. Бах. Еле слышно стреляет карабин «Маузер» на фоне стрёкота восьми пулемётов. Вот бабахи «Виккерса» слышны отчётливо.

Фьють. Не попал, значит, Светлов.

– Снайпер, опытный! – Хорунжий вставил новую обойму. – Ничего, сейчас покажем ему превосходство немецкого оружия.

– Так у него тоже немецкое, – Вот ведь какая дурь в голову под пулями лезет.

Бах. Бах. Бах.

– Готов. Сволочь! Афанасьева убил или ранил. «Максим» молчит. Я туда. Смотри, вон за той палаткой народ собирается. Не к добру. Держи карабин! – Светлов сунул Брехту «Маузер» и, перекатившись влево, по-пластунски пополз к замолчавшему пулемёту.

Иван Яковлевич, отложил бинокль и взял винтовку. Посмотрел на указанную старшим лейтенантов палатку. Вона чё, там раненому офицеру просто помощь оказывают.

Бах, Бах. Все пять пуль отправил по импровизированному госпиталю.

– Отбой! Прекратить стрелять! Акимушкин, твою налево, да угомонись. Сашка.

– Тащ полковник, до тридцати дайте догнать! – и взгляд как у кота из Шрека.

– Догони.

– Спасибо, тащ полковник, – и опять палить начал. Коллекционер, блин.


Событие двадцать первое

– Иван Яковлевич и что ни одного пленного не взяли? – комдив отложил ручку, которой в ускоренном режиме пытался поспеть за калейдоскопом событий доставшимся диверсантам при выполнении простого вроде приказа прибыть в Мадрид.

Нет, пленных брали. Не много, но брали, но тащить их с собой дело хлопотное и ненужное, всё, что нужно было, у них уже узнали, потому отпускали. Скорее всего, в Ад. Куда фашист может попасть? А если индусы правы, вот Брехт же попал в Штелле? Если индусы правы, то прав и Высоцкий. «И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь».

– Никак нет, Григорий Михайлович, пленных не брали. Бои.

– Понятно. Чем хоть обзавелись после уничтожения аэродрома? – снова ручку макнул в чернильницу Штерн.

Чем? Ну, медалей несколько взяли с орденами. Железный крест 2-го Класса, Почётный крест мировой войны 1914/1918, который с мечами – для принимавших непосредственное участие в боях. Ещё у пожилого фельдфебеля изъяли Медаль «За заслуги», с кайзером на аверсе. И всё, ещё Гитлер наград не ввёл толком никаких, даже для легиона «Кондор» ещё нет. Ладно, понятно, что Штерн не о медалях спрашивает.

– Досталось семь исправных пулемётов МГ-15. Ещё запчасти к пулемётам и десяток тысяч патронов, сколько на нашу технику влезло. И два «Форда», новенькие. Ещё краска не запылилась. Вот в них патроны и пулемёты и уложили, наши-то машины и так полны до краёв были.

– Ясно. Пулемёты, да ещё с патронами нам пригодятся. Или всё потратили при пересечении линии фронта? – строго так глянул, словно не испанских националистов они отправляли в лучший мир, эту саму линию фронта пересекая, патронами трофейными, а ходили с корзинками, украшенными золотинками всякими, и рождественские подарки выдавали. «Вот вам патрончики немецкие, дорогой Хулио».

– Часть потратили, но и привезли немало всего. Если мои бойцы со мной отбывают, то скажите, кому передать трофеи?

– Отбывают? Ну, полковник, договорились же, что запрос пошлю. Честно говоря, жалко и тебя отправлять и твоих ребят. Это же столько шуму вы наделали! Все остальные наши военспецы тоже геройски воюют, один Старинов Илья Григорьевич чего стоит, но до твоих подвигов им далеко. А про Смушкевича слыхал. Почти год в Испании воевал. С самого начала и вот только летом 1937 года отозвали. Воевал под псевдонимом – Генерал Дуглас. Был старшим военным советником по авиации, руководителем противовоздушной обороны Мадрида. Иногда, несмотря на ромбики в петлицах, лично вылетал на задание. Грамотно организовал систему ПВО Мадрида, резко снизив эффективность бомбардировок города. По возвращению в Москву присвоили воинское звание комкор, минуя звание комдив. За проявленные мужество и героизм при выполнении интернационального долга комкор Яков Владимирович тогда же был удостоен звания Героя Советского Союза. Есть с кого пример брать. Теперь и с тебя будут. Тебя тоже представлю к Герою, но это уже как в наркомате решат, поддержат мое ходатайство или нет. Только по всем делам – настоящий герой.

– Это не я это ребята, – смутился Брехт.

– И ребята у тебя орлы. Так, сбил ты меня Дон Педро. Давай рассказывай, как через линию фронта переправлялись. Вся Испания шумит.

Брехт про Смушкевича читал. Плохо всё. Тоже на Халхин-Голе отметится, будет там вполне успешно авиацией руководить. А потом станет начальником ВВС РККА. Порулит авиацией в «Зимней войне» с Финляндией. Получит вторую золотую звезду Героя Советского Союза. Уже настоящую. До 1 августа 1939 года звание такое было, а медали не было. Вот сразу две звёздочки получит.

А потом? А потом будут арестованы командующий ВВС Московского военного округа Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Пётр Пумпур и начальник Главного управления ПВО РККА Герой Советского Союза генерал-полковник Григорий Штерн, воевавшие вместе со Смушкевичем в Испании. Арестуют за пролёт самолёта немецкого в Москву. Но следователям этого мало покажется и они придумают ДЕЛО. Все эти генералы к тому времени, оказывается, являлись участниками «военной заговорщической организации», по заданиям которой «проводили вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании». И потом их всех после начала войны вывезут двадцать пять человек высокопоставленных командиров РККА и расстреляют.

Как бы 15 мая 1941 попасть в этот Белосток и взорвать тот немецкий транспортный самолёт. Столько хороших командиров пострадает. Или он не садился в Белостоке? Иван Яковлевич, как не напрягал память, точнее вспомнить не мог. Немецкий военно-транспортный самолёт «Юнкерс-52» (Та самая «Тётушка Ю» или, как называли его сами немцы – «Мауси-флюгцойг» – самолёт с мышиным хвостиком) перелетел по маршруту Кёнигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва и приземлился в районе стадиона «Динамо». Всё. Ни кто управлял, ни садились ли они в этих городах. Нет, скорее всего. Значит, в Кёнигсберге нужно взрывать Юнкерс «мышиный хвостик».

В той истории больше всех, наверное, сам Сталин виноват. Сбивать самолёты-нарушители немецкие категорически запрещалось. А их были сотни и сотни. Наркомат иностранных дел СССР подавал официальные протесты Германии, на которые она не реагировала. К тому же, вот тут вина Смушкевича точно есть, наши командиры ПВО не знали, как выглядят самолёты Германии и приняли его за рейсовый самолёт ДС-3.

Ну, вот и ответ. Если самого не расстреляют раньше, до Халхин-Гола, то он там со Смушкевичем встретится и подскажет командарму, что людям не плохо бы было картинки показать с самолётами вероятного противника.

– Иван Яковлевич, чего задумался? Рассказывай, как линию фронта проходили.

Загрузка...