Часть 4
Глава I «Законы и обычаи»

Судьба казнит, казнит меня. Доколе?

Бичи ее мне душу истерзали,

Шипы ее мне сердце искололи;

Душа и сердце — мук моих скрижали.

Лопе де Вега «Раба своего возлюбленного»

Предложение Риаты Лации гвоздём засело в голове её покровительницы, окончательно взбаламутив и без того охваченные смятением мысли. С одной стороны, здравый смысл заставлял её с недоверием относиться к людям, обличённым по-настоящему высокой властью и значительным богатством. Ни разу не сталкиваясь с ними лично и зная их исключительно по книгам и фильмам, девушка тем не менее пребывала в полной уверенности, что те не разбрасываются своими милостями и ничего не делают просто так. Виной тому не какие-то особо вредные свойства характера власть имущих, им просто физически не осчастливить всех страждущих.

С другой стороны, визит Акция продемонстрировал то, что императрица помнит о ней, проявляет заботу, и выходит, что Ника Юлиса Террина значит для неё чуть больше, чем случайная знакомая.

Вот только вплотную познакомившись с местными нравами, девушка испытывала сильнейшие сомнения в том, что впавшей в опалу супруге Константа Великого удастся уговорить регистора Трениума пойти против воли влиятельного сенатора Касса Юлиса Митрора и отказать главному смотрителю имперских дорог в руке своей племянницы.

Вместе с тем попаданка не могла не признать правоту слов Риаты Лации, уговаривавшей госпожу использовать любую, самую призрачную возможность избежать столь нежелательного и просто опасного для жизни замужества. К тому же план отпущенницы по передаче письма казался вполне реалистичным.

Оставалось придумать, как написать письмо, не привлекая внимания домочадцев Итура Септиа Даума. Скорее всего, придётся ломать глаза, выводя строчки при тусклом свете фонаря, предварительно завесив дверь одеялом, чтобы даже случайный лучик ненароком не просочился из комнаты.

Не желая терять времени, она сейчас же принялась слагать эпическое послание Докэсте Тарквине Домните, стараясь подбирать выражения так, чтобы, вызывая сочувствие, умудриться сохранить достоинство, подобающее представительнице столь древнего аристократического рода.

Дело это оказалось неожиданно трудным, а когда начал складываться более-менее связанный текст, сочинительница неожиданно выругалась вслух, сообразив, что напуганная перспективой брака с убийцей, она совсем упустила из виду то, зачем собственно и явилась в Империю.

"Тебя же Наставник предупреждал, чтобы с замужеством не торопилась, — раздражённо сопя, думала Ника. — Дядюшке во всю доказывала, что в глазах окружающих лучше выглядеть бедной родственницей, чем невестой богача, а сейчас сама собралась обо всём написать императрице. Что, если она расскажет кому-нибудь, и о твоём женишке узнает нынешний владелец поместья и его братец — сенатор?"

Констант Великий при всей своей крутизне — далеко не самовластный владыка вроде Нерона или Калигулы из истории её мира. Про одного Виктория Седова читала книгу, а фильм о другом так и не досмотрела до конца, настолько отвратительными показались ей забавы древнеримского садиста.

Власть радланского императора ещё далеко не так велика, и ему приходится считаться с общественным мнением, а жительница двадцать первого века прекрасно знала, как легко им можно манипулировать. И если сенаторы и другие влиятельные персоны посчитают Нику Юлису Террину всего лишь инструментом, с помощью которого Постум Аварий Денсим собирается увеличить свои и без того обширные земельные владения, то это несомненно повлияет на решение императора о судьбе родового имения южных лотийских Юлисов. Тем более что претендентка на него опирается на весьма сомнительный с точки зрения радланских обычаев закон.

Девушка заколебалась. Письмо к государыне могло не только усложнить процесс возврата Домилюса, но и вызвать нешуточный гнев любимых родственников.

Прерывая её размышления, в комнату стремительно вошла хозяйка дома, с порога ошарашив племянницу странным вопросом:

— У вас не сводит икру на левой ноге?

Прислушавшись к себе, Ника ответила:

— Чуть-чуть. А в чём дело?

— Ученик господина Акция принёс для вас чудодейственный эликсир, — гордо, словно сама варила то снадобье, объяснила супруга регистора Трениума. — И просил узнать: не сводит ли у вас икру на левой ноге?

— Тогда скажите ему, чтобы передал от меня благодарность господину Аварию, — попросила девушка.

Кивнув, тётушка вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

"Надо писать!" — глядя ей вслед, подумала племянница, тут же напомнив себе, что зелье передал лекарь, а не императрица.

Промаявшись весь день, она так ничего и не решила, а вечером к ней заглянул дядя. Видимо, жена доложила ему о визите охранителя здоровья государыни, потому что Итур Септис Даум ещё раз дотошно расспросил Нику о встрече с императрицей, выясняя подробности о совершенно незначительных на взгляд девушки деталях.

Поскольку скрывать тут было особенно нечего, она откровенно ответила на все вопросы, кажется, полностью удовлетворив его любопытство.

Похвалив собеседницу за то, что ей удалось привлечь к себе внимание столь влиятельной персоны, регистор Трениума неожиданно поинтересовался:

— Когда вы родились, госпожа Юлиса?

Ну уж эту дату девушка запомнила накрепко и выдала без запинки:

— В тысяча пятьсот двенадцатом году в двенадцатый день месяца Броса.

— А точнее?

— Зачем это вам, господин Септис? — искренне удивилась племянница.

— Господин Аварий попросил узнать, — с таинственным видом сообщил дядюшка, доверительно понизив голос. — Хочет составить ваш гороскоп. Наверное, уже выбирает подходящий для свадьбы день. Астролог ему сказал, что для этого очень важно знать точное время, когда человек покинул материнскую утробу.

— Отец не любил вспоминать об этом, господин Септис, — медленно проговорила Ника, делая вид, будто пытается вспомнить.

Оказалось, что в процессе подготовки к её путешествию они с Наставником упустили великое множество мелочей. Теперь придётся импровизировать, а чтобы не запутаться, девушке в подобных случаях придётся использовать факты из биографии Виктории Седовой.

— Живя в лесу, мало обращаешь внимание на точное время, — попыталась она улыбнуться. — Но, скорее всего, то случилось поздно вечером. Отец как-то сказал, что впервые увидел меня при свете костра.

— Вечером? — переспросил хозяин дома. — Не ночью, не под утро?

— Мне почему-то кажется, что он имел ввиду именно вечер, — растерянно пожала плечами племянница. — Простите, но ничего более определённого я сказать не могу.

— Между нами говоря, госпожа Ника, — усмехнулся дядя. — Не очень-то я верю этим звездочётам. Уж больно много среди них жуликов и проходимцев. Я бы лучше гадал по печени жертвенной овцы или по полёту священных лебедей Сенела. Но господин Аварий желает непременно составить гороскоп.

— Возможно, у него просто очень хороший астролог? — машинально предположила девушка, уловив смутную тень некой мысли, мелькнувшей на самом краю сознания.

— О да! — завистливо вздохнул регистор Трениума. — В этом вашему жениху повезло гораздо больше, чем мне. Аварий хвалился, что тот ещё ни разу не ошибся в своих предсказаниях. Будем надеяться, что и сейчас он подберёт правильный день для вашей свадьбы.

— Если он такой искусный звездочёт, то наверняка, — убеждённо заявила собеседница, в голове у которой уже стали проявляться контуры плана, не казавшимся таким уж глупым или неосуществимым. По крайней мере на первый взгляд.

— Всё в руках богов, — философски заметил хозяин дома, поднимаясь с табуретки. — Лекарь её величества советовал отправить вас в имение. Он считает, что за городом вы быстрее поправитесь и наберётесь сил.

— Мне он ничего такого не сказал, — покачала головой Ника.

— Он говорил с Пласдой, — пояснил дядюшка. — Я подумаю. Может, вам действительно какое-то время лучше провести подальше от Радла?

— Не знаю, господин Септис, — нисколько не кривя душой, ответила девушка, однако сочла нужным заметить. — Мне господин Акций показался умным и знающим человеком.

— Хранить здоровье государыни кому попало не доверят, — многозначительно хмыкнул регистор Трениума. — Твоей тёте он тоже понравился.

— Как лекарь, — торопливо пояснил хозяин дома и повторил. — Хорошо, я подумаю.

Проводив его взглядом, Ника попыталась вспомнить, что ей известно об усадьбе Итура Септиса Даума? Оказалось ничего, кроме того, что она есть. Вот только опять куда-то ехать путешественнице категорически не хотелось. Однако она понимала, что если дорогие родственники решат отправить её за город, придётся безропотно подчиниться.

После того скандала, что она закатила Руниру Шахоему, ей ещё долго придётся изображать из себя послушную девочку.

Перед сном служанка, довольно посмеиваясь, сообщила, что визит лекаря императрицы произвёл на рабов регистора Трениума неизгладимое впечатление. Выражаясь языком мира попаданки, рейтинг госпожи Ники Юлисы Террины подскочил до небес, превратив её из бедной родственницы в знакомую самой государыни. Само-собой, своя доля славы досталась и Риате Лации Фиде. Дав ей высказаться, покровительница тихо спросила:

— Как думаешь, если астролог нагадает моему жениху, что ему лучше не жениться, он так и сделает?

— Ой, не знаю, госпожа, — после короткого замешательства озадаченно пробормотала собеседница. — Не каждый решится спорить со звёздами.

— Я тоже так думаю, — усмехнулась девушка, поворачиваясь на бок и подперев голову рукой. — Скажи, а твой знакомый из трактира сможет для меня кое-что сделать?

— Так это смотря что, госпожа, — осторожно ответила бывшая невольница.

— Я хочу побольше узнать о моём женихе, а так же о его ближайших родственниках, коскидах, доверенных рабах. Особенно меня интересует его астролог: кто такой, где живёт, привычки?

— Нет, госпожа, — секунду подумав, с сожалением вздохнула служанка. — Эвар почти никуда из трактира не выходит.

— Но ты же сама говорила, что туда ходят разные люди, — напомнила Ника. — Возможно, он мог бы у них спросить? Или хотя бы помочь найти человека, способного всё это разузнать?

— Хорошо, госпожа, — с явной неохотой согласилась Риата Лация. — Поговорю я с ним. Только за такое дело заплатить придётся.

— Это понятно, — хмыкнула покровительница. — Бесплатно только птички поют. Вот завтра же к нему и отправишься. А что сказать Септисе я найду.

— Слушаюсь, госпожа, — зевая, отозвалась собеседница.

Как и следовало ожидать, тётушка без восторга отнеслась к просьбе племянницы отпустить её служанку в храм Анаид.

— Я хочу, чтобы она принесла жертву от моего имени, — пояснила девушка, глядя на хозяйку дома умоляющими глазками котика из мультфильма "Шрек". — Богиня охоты часто помогала мне и в Некуиме, и уже здесь.

— Только пусть не задерживается, — недовольно проворчала супруга регистора Трениума. — За вами надо кому-то ухаживать, а у меня все рабы заняты. Я и так вашу Риату ничего больше делать не заставляю.

— Не беспокойтесь, госпожа Септиса, — заверила её племянница. — Лация принесёт мне разведённого вина, поставит на столик у кровати, а больше мне ничего не нужно.

— Ну хорошо, — смилостивилась тётушка. — Но на обратном пути пусть зайдёт в прачечную Косого Бораза и заберёт там плащи и туники.

Стоявшая у стены отпущенница поклонилась.

— Сделаю, госпожа Септиса.

Проникшись серьёзностью момента, она действительно не заставила себя ждать, вернувшись ещё до полудня.

Громким голосом поведав покровительнице о том, как принесла в жертву Анаид двух голубей, и какие признаки при этом безошибочно указали на благосклонное отношение небожительницы к её просьбе, шёпотом сообщила, что Эвар взялся раздобыть необходимые сведения всего за каких-то тринадцать риалов.

— Он двадцать просил, госпожа, — с самодовольной улыбкой сообщила Риата Лация. — Да я не согласилась.

— А не обманет? — забеспокоилась Ника.

— Не думаю, госпожа, — покачала головой отпущенница. — Я его предупредила, что если соврёт — больше ни о чём просить не буду. А вам, госпожа, наверное, ещё много чего надо будет узнавать?

— Скорее всего, — кивнула девушка и похвалила собеседницу. — Это ты хорошо придумала.

— Он сказал, чтобы я через три дня пришла, — скромно потупила глазки бывшая рабыня.

— Это уж как получится, — вздохнула покровительница. — Слышала, что лекарь императрицы советовал отправить меня за город?

— Да, госпожа, — кивнула служанка. — Только что же вы будете делать в деревне?

— Отдыхать, — криво усмехнулась девушка. — И думать.

Отпущенница хотела ещё что-то сказать, но тут в комнату вошла хозяйка дома в сопровождении Триты и Ушухи, которая держала в руках блюдо с небольшим серебряным бокалом.

— Это "Сила Питра" — чудодейственный эликсир, который прислал сам охранитель здоровья государыни и велел пить перед обедом. Лекарство поможет вам быстрее набраться сил.

Осторожно попробовав, Ника ощутила ясно различимый вкус корицы и как будто ванили. После того, как племянница выпила, тётушка, одобрительно кивнув, доверительно понизила голос:

— Подобное снадобье нельзя купить ни за какие деньги! Его готовят только для членов императорской семьи. Господин Акций сделал вам большое одолжение.

— О боги! — вполне натурально, как ей показалось, изумилась племянница. — Клянусь Анаид, я не забуду его доброты.

Чуть позже Трита принесла обед, включавший в себя, кроме обжаренной печёнки, ещё и лепёшки с мёдом.

Девушка понимала, что необходимо продолжать симулировать отсутствие аппетита, но соскучившись по сладкому, не смогла удержаться. Она как раз доедала последний кусок лепёшки, когда дверной проём заслонила чья-то тень.

— Я вижу, тебе помогла "Сила Питра"! — громогласно объявил регистор Трениума. — Всё съела.

— Не знаю в чём причина, господин Септис, — скромно потупила взор племянница. — Но сегодня мне уже хочется кушать.

— Это хорошо! — кажется, вполне искренне обрадовался дядюшка. — Значит, средство лекаря государыни подействовало. Тогда придётся последовать и другому его совету. Я решил, что тебе лучше какое-то время пожить в имении.

— Если вы считаете, что это необходимо, — по-прежнему не поднимая глаз, пробормотала девушка.

— Сенатор Юлис приглашает вас погостить на его вилле у моря. Что скажешь?

— А это далеко, господин Септис? — спросила Ника, растерявшись от подобного предложения дальнего родственника.

— Дней шесть пути, — пояснил мужчина. — У сенатора там обширное поместье и великолепный дом на самом берегу моря. Сейчас оно ещё холодное для купания. Но зато там целебный воздух и покой.

— Не хочется утруждать господина Юлиса, — покачала головой девушка. — И я опасаюсь удаляться от вас, господин Септис.

— Понимаю, — удовлетворённо хмыкнул собеседник.

— Ой, госпожа! — бросилась к кровати Риата Лация, едва он вышел из комнаты. — А как же я теперь с Эваром увижусь?

— Что-нибудь придумаем, — неопределённо пожала плечами покровительница, тут же предложив. — Ты спроси у местных рабов, далеко ли усадьба дяди от Радла?

— Обязательно, госпожа, — кивнула отпущенница, забирая поднос с грязной посудой.

Меньше чем через полчаса Ника узнала, что небольшое поместье Септисов расположено всего в дне пути от столицы, и с удовольствием похвалила себя за правильный выбор. Конечно, интересно взглянуть на виллу сенатора, но забираться так далеко от родственников не стоит.

Чуть позже её навестила хозяйка дома. Судя по тону разговора и по настроению, она вполне одобряла решение супруга.

— В доме там есть всё, что вам может понадобиться, — сказала тётушка, присаживаясь на табурет. — Нет только хорошего повара. Но жена управителя Зета неплохо готовит. Я напишу, чтобы не забывали давать вам молоко, а мёд можно купить у соседей. Финики возьмите с собой и не забывайте есть. Всё остальное Бесту скажет господин Септис. Он едет с вами.

— Не будет ли это слишком обременительно для вашего супруга? — робко поинтересовалась племянница. — Вдруг я отвлекаю его от каких-нибудь важных дел?

— Не переживайте, госпожа Ника, вы тут ни при чём, — успокоила её собеседница. — Он давно собирался в поместье. Вы должны знать, что даже самого старательного раба и верного отпущенника необходимо время от времени проверять, дабы у них не возникло никаких соблазнов. Без хозяйского пригляда нельзя, если, конечно, не хотите разориться.

— Я запомню ваши слова, госпожа Септиса, — клятвенно пообещала девушка и спросила. — Когда мы отправляемся?

— Послезавтра рано утром, — объявила супруга регистора Трениума, поднимаясь. — Пусть ваша служанка уложит вещи и скажет, если чего-то недостаёт.

— Может быть, вы позволите мне взять кинжал? — попросила Ника. — Всё-таки мы едем за город.

— Я отдала его мужу, — нахмурилась хозяйка дома. — Спрашивайте у него.

И осуждающе покачала головой.

— Вы же будете не с бродячими артистами, госпожа Юлиса. Никто не посмеет обидеть племянницу Итура Септиса Даума. Забудьте вы эту железку! Девушке просто неприлично возиться с оружием! Это дело мужчин!

— Но мне его подарил отец! — подпустила слезы в голос Ника.

Однако тётка оставалась непреклонна.

— Обращайтесь к дяде.

Холодно улыбнувшись на прощанье, она удалилась в сопровождении неразлучной парочки: Триты и Ушухи.

Понимая, что ничего больше не остаётся, покровительница озадачила отпущенницу, приказав выбрать удобный момент и попросить хозяина дома навестить больную родственницу.

Дядюшка заглянул к ней сразу после ужина, обогатив и без того не благоухающую озоном атмосферу комнатки густым ароматом чеснока, лука, копчёного мяса и винных паров.

— Хотели меня видеть, госпожа Ника?

— Да, господин Септис, — приподнявшись на локтях, подтвердила девушка. — Не могли бы вы вернуть мне кинжал?

— Какой кинжал? — на миг удивился собеседник, но тут же сообразил. — Ах тот. Забирайте!

— Прямо сейчас, — на всякий случай уточнила племянница, слегка растерявшись от подобной сговорчивости.

— Можно и сейчас! — хохотнул регистор Трениума — Только не ткни им кого-нибудь ненароком и сама не порежься.

— Лация! — окликнула Ника служанку. — Сходи с господином Септисом.

Передавая покровительнице знакомое оружие, отпущенница прыснула, прикрыв рот ладошкой.

— Ты чего? — спросила девушка, обнажая клинок и осматривая заточку.

— Проказник ваш дядюшка, госпожа, — хихикнула Риата Лация. — Зашли в господскую спальню, дал мне ключ и приказал открыть сундук. А когда я наклонилась, так подол мне и задрал.

— Так он тебя… — охнула Ника.

— Не успел, госпожа, — всё так же посмеиваясь, успокоила её служанка. — Голос госпожи Септисы за дверью услышал и отскочил, как молодой козлёнок.

— Теперь этот козёл от тебя не отстанет, — раздражённо проворчала покровительница, со стуком загоняя лезвие в ножны.

— Ой, да ну и пусть, госпожа, — беспечно махнула рукой отпущенница. — Он мужчина видный.

— А что скажет его жена? — ядовито осведомилась девушка. — Ты об том подумала? Тут парой пощёчин не отделаешься.

— Ой, госпожа, — снисходительно вздохнула Риата Лация. — Да он всех рабынь в доме перепробовал! Кого один, кого вдвоём с супругой.

— Не может быть! — вытаращив глаза, Ника пыталась совместить в голове образ строгой последовательницы древних традиций с групповым сексом. — Врут!

— Ой, да что такого-то, госпожа? — в голосе служанки звучало такое искреннее недоумение, что её покровительница смешалась, отведя глаза, и раздражённо буркнула:

— Но ты-то не их рабыня!

— Я ваша отпущенница, госпожа, — покладисто согласилась Риата Лация. — Только всё равно живу в доме господина Септиса, его хлеб ем, а значит, должна оказывать уважение и почитать здешних хозяев.

— Выходит, он и ко мне может так… пристроиться? — не на шутку встревожилась попаданка. — Я тоже здесь живу.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — судя по голосу, искренне возмутилась служанка. — Вы-то девушка благородная, да и приходитесь ему родной племянницей. Всякие, конечно, есть люди, но уж поверьте мне, ваш дядя точно не из таких, и дочь своей сестры насиловать не будет.

— Ну спасибо проворчала Ника. — Успокоила. Теперь я только за тебя переживать буду. С Септисой лучше не связываться. Помнишь, Солт рассказывал, как она какой-то рабыне лицо изуродовала?

— Коверия, — понизила голос отпущенница. — Её потом на рудники продали.

— Вот видишь! — наставительно сказала покровительница. — Я очень не хочу, чтобы с тобой случилось что-то подобное.

— Так её на воровстве поймали, госпожа, — уже не так уверенно возразила Риата Лация. — Не будет же меня госпожа Септиса за мужнины шалости так наказывать? Они же…

— Не знаю, кто и чего там тебе наплёл про моего дядюшку! — оборвала её девушка. — Но если он, услышав голос жены перестал… к тебе приставать, значит, не хочет, чтобы та застала его за подобным занятием. А дальше сама думай.

— Ой, а и верно, — пробормотала служанка, растерянно хлопая ресницами. — Какая вы умная, госпожа! Только что же мне делать, если он опять меня захочет? Неужели… отбиваться?

— Это вряд ли получится, — подумав, покачала головой Ника. — Он вон какой здоровый. Силы у вас слишком неравны. Только распалишь его ещё больше… Постарайся хотя бы не выказывать желания с ним покувыркаться.

— Так и буду делать, госпожа, — пообещала Риата Лация и повторила. — Какая вы умная.

— Угу, — мрачно хмыкнула девушка и резким взмахом руки велела ей замолчать.

Завтрак в день отъезда оказался необычно обильным. Кроме варёной фасоли рабыни принесли подливку всё из той же печёнки, яйца, а также салат из варёной свёклы и моркови с оливками.

— Ешь всё! — приказала тётушка, буквально врываясь в комнату. — До усадьбы вам не попадётся ни одного места, где прилично готовят. У твоего дяди и его коскидов желудки бронзовые, а в твоём положении нельзя питаться чем попало, поэтому наедайся впрок.

— Что-то мне не очень хочется, госпожа Септиса, — затянула привычную песню племянница.

— Ешь, я сказала! — прикрикнула хозяйка дома и пригрозила. — Если твоя служанка отведает хоть крошку с того подноса, я прикажу её выпороть!

Грозно зыркнув на втянувшую голову в плечи отпущенницу, супруга регистора Трениума вышла, громко стуча подошвами сандалий по каменным плитам, а Ника с жадностью набросилась на еду.

Как и сказала Пласда Септиса, её муж взял с собой четырёх коскидов. Ещё с ним отбывали четыре раба, нагруженные большими, тяжёлыми корзинами, и Риата Лация, чей груз даже выглядел значительно легче.

Отдав последние распоряжения, дядюшка забрался в паланкин, где уже полулежала заботливо укутанная одеялом племянница.

Едва невольники оторвали носился от земли, она робко спросила:

— Мы что…, так и поедем…, до самой усадьбы?

Пару раз недоуменно хлопнув ресницами, её спутник рассмеялся:

— Нет, конечно. За Фиденарскими воротами нас ждут повозки. Вы же знаете, что днём их движение по городу запрещено. Или вы хотите прокатиться в телеге мусорщиков? Только им позволено кататься в любое время.

Девушка еда не покраснела, устыдившись собственной глупости. К счастью, регистор Трениума не стал читать ей нотацию или смеяться, а отодвинув край занавески, громко сказал:

— Господин Минуц, после Орлиной дороги сверните к Ипподрому, а уж оттуда к Фиденарским воротам, — многозначительно усмехнувшись, он посмотрел на притихшую родственницу. — Сделаем небольшой крюк. Хочу показать вам дом господина Авария. Клянусь Питром, такого вам видеть ещё не доводилось.

И довольный дядя откинулся спиной на подушки.

Город только просыпался. Солнце, потихоньку выкарабкиваясь из-за горизонта, освещало узкие улицы, успевшие уже освободиться от повозок, доставлявших разнообразные припасы, необходимые для нормальной жизни большого города, но ещё не заполнившиеся толпами вечно спешащих жителей. Хотя одинокие прохожие встречались даже сейчас.

Особенно часто они стали попадаться, когда маленький караван регистора Трениума покинул квартал особняков. Зевая, торопливо шагали одетые в серые или тёмно-коричневые плащи мужчины с грубыми лицами. То ли воры, то ли ещё какие-то труженики, работавшие в ночную смену. Медленно брели запоздалые гуляки из тех, кому не удалось упиться до беспамятства. Они то молча опирались о стены домов, то шарахались по всей улице, горланя обрывки песен. Иногда их поддерживали под руки рабы, одетые столь же неряшливо, как и хозяева.

Нику изрядно озадачило такое количество пьяных в столь ранний час да ещё и на центральной улице столицы. На всякий случай покопавшись в памяти и не отыскав ответа, она решила обратиться за разъяснением к своему спутнику:

— Видите эти дома? — вместо ответа кивнул тот на выстроившиеся по сторонам местные "небоскрёбы". — Выше второго этажа живёт всякий сброд: коскиды полунищих покровителей, бедные юристы, поэты, писцы и просто бездельники, готовые составить компанию любому, кто согласится их накормить. В последнее время многие горожане, подражая состоятельным людям, приглашают подобных типов за стол, чтобы те расхваливали их перед настоящими гостями. Это они сейчас расползаются по своим клетушкам.

Понимающе кивнув, племянница вновь стала наблюдать за улицей, а дядюшка задремал, прикрыв глаза.

Тем временем паланкин проследовал мимо святилища Сенела. Потянулась высокая каменная ограда примыкавшего к храму парка. Девушка знала, что там имеется пруд, на котором живут священные лебеди. Специальные жрецы по их полёту предсказывают будущее.

Кто-то из рабов оступился, носилки слегка тряхнуло. Регистор Трениума, поморщившись, открыл глаза, и широко зевая, потянулся. Ника подумала, что он сейчас обругает нерадивого невольника, но отодвинув занавеску, тот вскричал:

— Посмотрите, госпожа Юлиса — Сенат!

В конце улицы, за небольшой площадью с конной статуей Ипия Курса Асербуса темнело массивное здание с невзрачным куполом и колоннадой по фасаду. Как и большинство сколько-нибудь значительных сооружений Империи, оно стояло на невысокой насыпи, а к дверям оплота местной демократии вела широкая мраморная лестница, на которой сидели и стояли человек тридцать, очевидно, явившихся сюда в поисках правды и справедливости.

Метров за пятьдесят до монумента первому императору носильщики свернули в проход между пятиэтажными домами. За ними расположились здания поменьше, а потом вновь потянулись глухие стены особняков.

"Ну, и чего я здесь увижу?" — с раздражением подумала Ника, проводив взглядом очередные ворота, покрытые вычурной резьбой с блестящими, металлическими накладками.

Видимо, уловив её скептицизм, дядюшка многозначительно ухмыльнулся.

Миновав очередной переулок, девушка с удивлением обратила внимание на то, что оштукатуренная стена следующего дома расчерчена неглубокими канавками на ровные прямоугольники, каждый из которых украшал расположенный в центре барельеф. Тут были виноградные лозы, венки из лавровых и дубовых листьев, львиные морды и свернувшиеся кольцами дельфины. По сторонам широких, богато изукрашенных ворот из стены выступали половинки колонн.

— Господин Минуц! — высунувшись из паланкина, окликнул коскида регистор Трениума. — Постучите. Нас должны ждать.

После первого же удара деревянным молоточком по вделанной в филёнку металлической пластинке створки медленно и торжественно распахнулись, открывая взору небольшой замощённый каменными плитами двор с фонтаном. По середине круглого бассейна на пьедестале поднимался на хвосте мраморный дельфин, из пасти которого била вверх чистая прозрачная струя. А за ним расположился непривычного вида дом, или скорее небольшой дворец с двумя высокими кипарисами по бокам ведущей к входной двери лестнице.

Четыре больших окна на первом этаже прикрывали плотные, ярко расписанные ставни, а шесть поменьше на втором поблёскивали небольшими стёклышками, вделанными в металлический переплёт.

В свете восходящего солнца густо побелённые стены отливали розовым, придавая зданию весёлый, даже праздничный вид.

К носилкам, мелко семеня, подбежал невысокий, полный раб с блестящей табличкой на груди и масляной улыбочкой на круглой, гладко выбритой физиономии.

— Да хранят вас небожители, господин Септис. Хозяин приказал показать вам дворец.

— Ну? — удостоив невольника небрежного, короткого кивка, обратился дядюшка к племяннице. — Нравится?

— Красиво, — не стала спорить та. — Необычно.

— А позади ещё и сад, — сообщил довольный произведённым впечатлением собеседник. — В этом прекрасном доме не хватает только хозяйки. Такой, как вы.

Дабы не выдать своего истинного отношения к подобной перспективе, Ника смущённо отвернулась и увидела, как десяток рабов вытаскивают из сарая большой, красивый паланкин.

— Господин Аварий умеет жить красиво, — с откровенной завистью вздохнул Итур Септис Даум.

В этот момент оббитая медью двустворчатая дверь за колоннадой распахнулась, и из неё повалила толпа пёстро одетых мужчин.

"Коскиды, — догадалась девушка. — Значит, сейчас появится и их покровитель".

Заткнувшись на полуслове, дядюшка пробормотал, словно читая её мысли.

— Куда это он так рано собрался?

Кругломордый невольник, видимо решивший, что вопрос обращён к нему, растерянно пожал плечами.

— Откуда же мне знать, господин Септис?

Игнорируя раба, регистор Трениума скомандовал:

— Идём дальше.

И пояснил племяннице, продолжавшей разглядывать примечательное жилище главного смотрителя имперских дорог.

— Ни к чему, чтобы нас видели вместе.

Внезапно Нике ужасно захотелось ещё раз посмотреть на своего жениха. Первый и пока последний раз они встречались в сумерках, да и сидел он так, что девушка не смогла разглядеть его как следует. Поэтому сейчас, сидя по ходу движения носильщиков, она не отрывала глаз от крыльца дома Постума Авария Денсима.

Увы, то ли рабы шагали слишком быстро, то ли жених не торопился предстать пред ясны очи суженой.

Разочарованная Ника опустилась на подушки, а её спутник, задумавшись, сурово свёл брови к переносице.

Вдруг позади послышались крики:

— Господин Септис, подождите!

— Что такое? — встрепенулся тот, выглядывая из носилок.

К ним, тяжело дыша, подбежал знакомый полный невольник и, отдуваясь, проговорил:

— Господин Септис, господин Аварий просит вас подойти.

— Сейчас? — с тревогой уточнил регистор Трениума.

— Ну да, господин, — растерянно подтвердил посланец.

— Эй, Дулом, возвращаемся к дому господина Авария! — громко распорядился Итур Септис.

"Мог бы и пешком дойти", — мысленно проворчала его племянница, весьма заинтересованная столь несвоевременным и поспешным вызовом.

У всё ещё распахнутых ворот рабы остановились, опустив носилки на землю. Резво выбравшись из них, регистор Трениума торопливо зашагал через двор.

Столпившиеся вокруг шикарного паланкина коскиды Авария расступились, и отодвинув лёгкую занавеску, оттуда на миг выглянуло чисто выбритое, обрюзгшее лицо, чей цвет показался девушке каким-то чересчур жёлтым и даже с лёгким зеленоватым отливом.

Озадаченная Ника приподнялась на ложе, и вытянув шею, постаралась рассмотреть его получше, но подоспевший дядюшка уже заслонил потенциального жениха от взора невесты.

"Вот батман! — мысленно выругалась та. — Нет, ну он на самом деле жёлтый, или мне показалось?"

Чуть отодвинув край занавески, девушка напряжённо, до боли в глазах всматривалась в проплывавший мимо паланкин, стараясь разглядеть пассажира, укрытого за лёгкой, полупрозрачной тканью, но смогла различить лишь смутный силуэт неопределённого цвета.

"А со мной даже увидеться не пожелал", — буркнула про себя Ника, прячась от любопытных взоров коскидов Авария.

Вернувшись на своё место, дядюшка коротко бросил:

— Поторапливайтесь.

И усевшись, мрачно уставился на племянницу. Той стало не по себе, но она скоро догадалась, что спутник смотрит куда-то мимо неё. Чем дольше он молчал, тем тревожнее становилось у неё на душе. Не выдержав, девушка спросила:

— Что-то случилось, господин Септис?

Взгляд спутника сделался осмысленным, словно он очнулся от каких-то угнетавших его размышлений.

— Император передал наше дело на рассмотрение в Сенат.

— Почему так, господин Септис? — не на шутку удивилась Ника. — Это же он отдал приказ казнить моего деда и конфисковал имение.

— Потому что я ссылаюсь на закон, принятый именно Сенатом! — раздражённо пояснил мужчина. — Это сенаторы Радла придумали, что женщина может наследовать земельные владения. Вот наш мудрый государь и потребовал, чтобы они сами решили этот вопрос. А он лишь утвердит их постановление.

Судя по мрачному настроению дорогого родственника, данное известие его явно не обрадовало. Тем не менее девушка на всякий случай спросила:

— Это плохо?

— Да уж ничего хорошего! — с досадой фыркнул дядюшка.

Племянница уже подумала, что он ограничится лишь этим коротким, но предельно ёмким замечанием, однако спутник всё же счёл нужным пояснить:

— Наши лучшие люди торопиться не любят и способны протянуть с решением вопроса полгода, а то и дольше. Вся надежда на господина Касса Юлиса Митрора. Может, ему удастся как-нибудь ускорить рассмотрение нашего прошения? Но, думаю, теперь и он не поручится за то, что получится вернуть ваше имение.

— Это потому, что сейчас оно принадлежит брату одного из сенаторов? — догадалась собеседница.

— Не только, — покачал головой регистор Трениума. — В Империи уже давно не отнимали землю у мужей из древних и знатных родов, а уж передавать её никому неизвестной девице — дело вообще неслыханное.

— Но есть же закон…, — робко заикнулась Ника, но тут же замолчала, с тревогой глядя на досадливо махнувшего рукой дядю.

— Все знают, что его принимали специально для одного конкретного случая и никогда больше не применяли.

— Тем не менее его никто не отменял, — насупившись, буркнула племянница. — А разве уважение к законам не является одним из столпов Империи?

— Вот только не надо мне лекции читать, госпожа Юлиса! — поморщился спутник. — Хвала богам, я лучше вас разбираюсь в юриспруденции. Нашим слабым местом может стать не закон, а ваше происхождение. Вот его-то Аттил с приятелями и будет ставить под сомнение.

— То есть они постараются всех убедить, что я самозванка? — усмехнулась девушка.

— Во всяком случае, это проще, чем игнорировать закон, — кивнул регистор Трениума.

— А император верит, что я внучка сенатора Госпула Юлиса Лура? — после непродолжительного молчания спросила Ника.

Посмотрев на неё с нескрываемым одобрением, дядюшка наставительно проговорил:

— Одни небожители знают, что на уме у Константа Великого. Господин Аварий сказал, что государь повелел Сенату разобраться с этим делом, и всё.

— Неужели господин Аварий не знает, какие разговоры ходят обо мне при дворе? — недоверчиво вскинула брови племянница.

— Ещё никакие не ходят, — проворчал собеседник. — Пока мало кто знает о вашем появлении, а главное, о претензиях на Домилюс. Сейчас всех больше интересует арест возничего Арифиза. Но это ненадолго. Новости в Радле умирают быстро, так же, как и рождаются. Поэтому вам необходимо побыстрее набраться сил.

— Простите, господин Септис, — удивилась девушка столь странной логической цепочке. — Но причём тут моё здоровье?

— При том, госпожа Юлиса, — наставительно проговорил регистор Трениума. — Как только история необыкновенного спасения сына сенатора Госпула Юлиса Лура и возвращения его внучки с края земли разойдётся по городу, отыщется немало уважаемых и знатных людей, которые захотят с вами познакомиться, а помощь некоторых из них может быть очень полезна для получения нужного нам решения Сената.

Очевидно, высказав всё, что хотелось, он сурово замолчал, вновь погрузившись в размышления.

Ника прекрасно поняла ход мыслей спутника, однако, сказанные перед этим слова наставительно требовали разъяснения. Поэтому понимая, что рискует вызвать неудовольствие дядюшки, она тем не менее отважилась спросить:

— Господин Септис, вы сказали, что сенаторы могут мне не поверить?

Тот кивнул.

— Вы полагаете, что их не убедят ни письма моего отца, ни ваше слово?

Глянув на племянницу со снисходительным сожалением, как на неразумное дитя, регистор Трениума грустно покачал головой.

— Со времени вашего почтенного отца многое изменилось, госпожа Юлиса. Сейчас среди сенаторов встречаются такие, кто вечером не поверит в наступление ночи, если будет выгода. Понимаете, меня?

— Кажется, да, — задумчиво пробормотала девушка.

— Вряд ли кто-то рискнёт обвинить во лжи меня или мою мать, — продолжил спутник. — Скорее всего, будут утверждать, что вы и нас обманули.

Он буквально впился злым, пронзительным взором в глаза собеседницы.

На миг попаданке почудилось, что он давным-давно её разоблачил, а сейчас просто играет с самозванкой, как сытый кот с глупенькой мышкой, которой всё равно некуда бежать.

Усилием воли Ника прогнала наваждение, сумев удержаться и не отвести взгляд. Понимающе кивнув, она перефразировала изречение известного мультяшного персонажа:

— А письма и подделать можно.

— Правильно, госпожа Юлиса, — расслабившись, усмехнулся регистор Трениума.

Отправляя в Империю названную дочь, Наставник предвидел возникновение подобной ситуации. Правда он полагал, что главным для неё будет убедить родственников, а уж им наверняка поверят все остальные. С этой целью, кроме вещественных доказательств аристократического происхождения своей единственной наследницы, он поделился сведениями, которые никак не мог знать человек, не имевший отношения к младшим лотийским Юлисам. Вот только она никак не могла решить: пришло время поделиться ими с дорогим дядюшкой или пока нет?

В конце концов осторожность победила, ибо что знают двое — знает и свинья.

За остаток пути до Фиденараских ворот её спутник оживился только один раз, когда они проходили мимо Ипподрома. Его длинные, золотящиеся в свете восходящего солнца дорожки протянулись в ложбине меж двух высоких холмом, а казавшиеся бесконечными ряды каменных скамеек поднимались вверх по склонам.

— Гонки здесь проводились ещё во времена древних царей, — гордо вещал Итур Септис Даум. — Триста лет назад сенатор Ларв Клавдин Форбс построил большие конюшни, часть из которых сохранилась до наших дней. С тех пор Ипподром постоянно расширяли. Сейчас в нём легко размещаются сто тысяч человек, и ещё столько же могут наблюдать за состязанием стоя.

Наставник рассказывал об этом примечательном сооружении. Но одно дело слушать и совсем другое видеть собственными глазами.

— Он воистину огромен! — совершенно искренне вскричала девушка, мельком подумав, что спортивная арена подобной вместимости могла бы стать украшением самых больших городов её мира.

Фиденарские ворота ничем не отличались от тех, через которые Ника впервые вошла в Радл. Вот только в этот час коскидам дяди пришлось силой прокладывать дорогу паланкину своего покровителя, буквально прорываясь сквозь поток желающих поскорее попасть в столицу Империи.

Как ни старались невольники ступать ровно, оберегая покой пассажиров, носилки трясло так, что господам пришлось ухватиться за поддерживавшие крышу стойки.

— Здесь всегда такое столпотворение, господин Септис? — не удержалась от вопроса племянница.

— Только утром, — покачал головой тот. — Неподалёку рынок Ангипы Щедроплодной, где торгуют овощами, фруктами и прочей зеленью. А это продавцы из окрестных деревень и усадеб торопятся занять лучшие места.

Гневные вопли коскидов, протестующие крики торговцев и болтанка прекратились сразу, как только рабы миновали городские ворота. Ещё минут через пять они аккуратно опустили свой груз на землю. Занавеска отодвинулась, и в паланкин заглянула круглая голова с оттопыренными ушами.

— Добрый день, господин Септис! — полное, рыхлое лицо под короткими, неровно обрезанными волосами расплылось в широчайшей улыбке, делая её обладателя удивительно похожим на артиста Леонова. Вот только голос у него оказался слащавым до приторности. — Хвала богам, вы не пострадали! А то я чуть не помер от страха, переживая, как бы вас не затоптали эти деревенские увальни!

— Ноги у них не выросли для такого, — пренебрежительно фыркнул регистор Трениума, протягивая руку. — Всё ли у вас благополучно, Бест?

— По воле небожителей и вашими заботами, господин Септис, — заюлил тот, помогая господину выбраться из носилок. — Как и приказали, я кроме фургона привёз ещё и телегу.

Кожаной крышей и полотняными стенами повозка, куда со всем возможным бережением поместили Нику Юлису Террину, напоминала ту, в которой путешествовала урба бродячих артистов Гу Менсина. Несмотря на гораздо более скромные размеры, внутри хватило места для груды соломы, прикрытой одеялом, и подушечки для владельца имения. Управитель скромненько присел на кусок облезлой овчины.

А вот двоим коскидам пришлось отправиться в дальний путь на простой телеге, на которую рабы погрузили захваченные корзины. Только Минуц удостоился чести занять место рядом с возчиком фургона. Четвёртый отправился назад в город сопровождать уже опустевшие носилки регистора Трениума.

Невольник рявкнул на старого апатичного мула, и тот дёрнул повозку так, что Риата Лация едва не упала на свою покровительницу.

Несмотря на то, что фургон немилосердно трясло, Итур Септис Даум сейчас же стал расспрашивать Беста о хозяйстве. Его интересовало состояние посевов озимой пшеницы? Как перенесли зиму виноградники? Сколько телят и ягнят появилось на свет со дня его последнего визита? И многое другое.

Поначалу девушка внимательно слушала их разговор, но чем дальше, тем меньше понимала, о чём идёт речь. Она с удивлением поняла, что не понимает значение некоторых слов и выражений, а влезать в деловой разговор и расспрашивать — как-то не хотелось. Поэтому Ника скоро потеряла интерес к их болтовне и задумалась о собственных проблемах.

То, что дело о наследстве передали в Сенат, стало для неё неприятным сюрпризом. Посылая свою фиктивную дочь в Империю, Наставник уверял, что самым трудным будет убедить родственников в её происхождении. А уж те, опираясь на чёткие и недвусмысленные нормы права, без особого труда добьются возврата имения законной наследнице. По-другому просто не могло быть, если уж сам император признал, что род южных лотийских Юлисов пал жертвой клеветы. После подобных заявлений государю вроде бы ничего не оставалось, как восстановить попранную справедливость. Однако Констант Великий сделал неожиданный финт, отфутболив прошение племянницы Итура Септиса Даума в Сенат. А там, судя по словам регистора Трениума, ожидается нешуточная драчка с братцем нынешнего хозяина Домилюса.

В своём аристократическом происхождении попаданка не сомневалась. По-настоящему поставить под сомнение её родство с казнённым Госпулом Юлисом Луром мог бы разве что какой-нибудь матрос из команды Мерка Картена, если бы сообщил почтенным сенаторам о том, что ещё три года назад у Лация Юлиса Агилиса не было дочери по имени Ника. Но поскольку у канакернского консула-морехода имелись более чем веские причины сохранять данное обстоятельство в тайне, то подобное развитие событий показалось девушке чересчур маловероятным.

После недолгих размышлений она пришла к выводу, что в переносе рассмотрения её дела в Сенат есть и положительные стороны. Если дядюшка прав, и рассмотрение затянется, то и брак с Постумом Аварием Денсимом тоже откладывается на неопределённое время. А подобная отсрочка позволит как следует обдумать и приступить к осуществлению плана по окончательному срыву этой свадьбы.

Едва девушка подумала о постылом женихе, как сейчас же вспомнила его желтоватое лицо, и тут внезапно услышала своё имя.

— … моя племянница немного поживёт в имении. Сделай всё, чтобы ничто не мешало ей отдыхать и набираться сил.

— Клянусь Яфромом, госпожу Юлису никто не потревожит, — заверил Бест всё с той же слащаво-приторной улыбочкой.

— Госпоже Юлисе нужно каждый день давать свежее молоко, — степенно давал указания регистор Трениума.

— Козье, коровье или овечье? — лицо управителя моментально сделалось столь угодливо-серьёзным, что Ника с трудом удержалась от улыбки.

— Я не знаю! — раздражённо пожав плечами, дядюшка вопросительно глянул на племянницу.

— Лучше коровье, — ответила та. — В крайнем случае — козье.

— Будет сделано, госпожа, — не вставая, поклонился отпущенник.

— Подходящая для забоя свинья есть? — поинтересовался владелец усадьбы.

— Боровок, господин Септис, — лицо Беста вновь расплылось в угодливой улыбке. — Вы всю тушу возьмёте, или часть закоптить?

— Нет, — покачал головой регистор Трениума. — Окорока закоптишь, а печёнкой лекарь приказал кормить госпожу Юлису.

— Слушаюсь, господин Септис.

— Тут у меня письмо, — проворчал тот, доставая из висевшего на поясе кошеля небольшой свиток. — Здесь написано, чем кормить госпожу Юлису и как давать снадобье. Жена у тебя неграмотная, поэтому сам ей прочитаешь и всё растолкуешь.

— Да, господин, — кланяясь, управитель благоговейно обеими руками принял послание.

— И смотри у меня! — сурово нахмурился владелец имения. — Если племянница хоть на что-нибудь пожалуется, я прикажу тебя выпороть. Ясно?

— Уж куда яснее, господин Септис, — заверил собеседник. — Наизнанку вывернусь, а госпоже угожу.

В полдень повозка остановилась у придорожного трактира, куда отправился регистор Трениума со своими коскидами и Бест. Рабы-возчики расположились у грузовой телеги, разложив на тряпочке немудрящий харч.

Воспользовавшись оказией, Ника посетила местный туалет типа "сортир", и сполоснув руки в поилке для скота, вернулась в фургон, где Риата Лация уже доставала из корзины заботливо припасённые тётушкой вкусняшки. Лепёшки с рубленым мясом и сыром, варёные куриные яйца, гусиную печёнку, кровяную колбасу и вино в кожаной фляжке.

Несмотря на то, что дядюшка не стал задерживаться за столом, выпить он успел немало. Отправив управителя на переднюю скамеечку, он растянулся в фургоне, явно намереваясь подремать. То ли не желая смущать племянницу, то ли собираясь ещё немного поболтать с отпущенником, но Итур Септис Даум улёгся головой по ходу движения. Так что одетые в новенькие сандалии ступни находились как раз возле колен девушки. В таком положении они и ехали до наступления сумерек.

Но едва повозка свернула, и под её колёсами вместо тряских камней оказалась мягкая просёлочная дорога, регистор Трениума очнулся от дрёмы, и потянувшись, пробормотал:

— Уже недалеко, госпожа Юлиса. Устали?

— Да, господин Септис, — со вздохом призналась изрядно утомлённая племянница. — И голова сильно болит.

— Подождите немного, — посочувствовал ей дядюшка. — Скоро приедем. Поужинаете и ложитесь отдыхать.

Отодвинув край занавеса, он обратился к сидевшему на передней скамеечке Бесту:

— Наша спальня готова?

— Она всегда готова! — бодро отрапортовал тот. — Мы каждый день молим богов, чтобы вы осчастливили нас своим посещением.

— Проводишь в неё госпожу Юлису, — распорядился владелец усадьбы. — Я посплю в комнате детей.

На западе давно исчезли последние отблески заката, неполный диск Луны уже сиял среди звёзд, густо разбросанных по тёмно-синему небу, когда усталый мул втянул фургон в широко распахнутые ворота.

К тому времени Ника успела окончательно вымотаться. Девушка плохо помнила, как Риата Лация помогала ей выбраться из повозки, как при свете факелов они шли к большому каменному дому с остроконечной крышей.

В просторном зале, освещённом пляшущим пламенем горящего очага, их ждал накрытый стол. Пожилая, полная женщина в фартуке торопливо сняла с огня закопчённый бронзовый котёл.

Болела голова, налитые свинцом веки смыкались, Ника совершенно не чувствовала вкуса еды, и утолив первый голод, попросила показать ей комнату.

Быстро переодевшись в ночную рубашку, она без сил рухнула на зашуршавший свежей соломой тюфяк.

И тут же перед глазами предстал знакомый больничный коридор, где Виктория Седова когда-то осваивала искусство управления инвалидным креслом.

Сейчас девушка тоже изо всех сил упиралась руками в закреплённые на колёсах металлические обручи, заставляя своё скорбное транспортное средство рывками двигаться по блестящему, чисто вымытому линолеуму.

Натужно пыхтя, она упорно катила в сторону холла, где уже собрались на обед ходячие больные отделения.

Мимо проплывали белые двери палат, развешанные на стенах аляповатые картины и большой яркий плакат, предупреждающий об опасности СПИДа и популярно разъяснявший способы его передачи от человека к человеку.

Странно, но почему-то именно этот запаянный в пластик постер больше всего привлёк внимание Ники. Словно изображение страстно целующейся парочки или пачки презервативов напомнили о чём-то настолько важном, что девушка проснулась, какое-то время бестолково таращась на просвечивавшую сквозь доски обрешётки, черепицу.

Наконец, она сообразила, где находится, и сладко потянувшись, осмотрелась. В просторной комнате с широкой кроватью, сундуком и шкафом у стены никого не было. Полоски солнечного света с вечно танцующими пылинками, пробиваясь сквозь жалюзи, падали на расстеленную на полу медвежью шкуру.

Не оштукатуренные, сложенные из тёмно-серых камней стены придавали помещению мрачно-неприветливый вид.

С лёгким скрипом отворилась дверь.

— Доброе утро, госпожа, — улыбаясь, поприветствовала покровительницу служанка. — Завтрак подавать?

— Сначала умыться, — ответила девушка, спуская ноги с кровати и погружая ступни в длинный, жёсткий мех.

— Быть может, пройдёте в ванную? — предложила отпущенница.

— А она здесь есть? — удивилась и обрадовалась Ника.

— Да, госпожа, — кивнула Риата Лация. — И вода ещё не остыла.

— Тогда пошли, — секунду подумав, решила покровительница.

В зале, служившем одновременно кухней и зимней столовой, их встретила знакомая полная женщина.

— Здравствуйте, госпожа Юлиса, — поклонилась она. — Завтрак подавать?

— А господин Септис ел? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Давно уже, — широко улыбнулась толстуха. — Они ушли поля смотреть.

— Тогда я сперва помоюсь, — сказала Ника.

— Сюда, госпожа, — позвала служанка, указывая на узкую дверь справа от очага.

Ванная комната оказалась совсем крошечной с маленьким бассейном, наполненным относительно чистой водой. Однако, несмотря на скромные размеры, здесь имелось полужидкое мыло нескольких сортов в глиняных горшочках, губки, привезённые с берега моря и даже ароматическое масло, которым Риата Лация предложила натереть свою покровительницу.

Но та посчитала подобную процедуру излишней.

Госпожа Септиса не преувеличивала, когда хвалила кулинарные способности Зеты.

Отдохнувшая и посвежевшая после купания девушка смогла по достоинству оценить разваренный горох с оливковым маслом, а булочки с мёдом и густым жирным молоком оказались просто потрясающими на вкус.

Посчитав, что "проболела" достаточно, она начала "поправляться" и с аппетитом слопала всё.

— Госпожа Септиса приказала, — со значением проговорила стряпуха, ставя перед ней миску с финиками.

Полакомившись сушёными фруктами, Ника вернулась в спальню. Всё-таки "выздоровление" не должно выглядеть слишком стремительным. Во всяком случае, пока в поместье гостит дядюшка со своими коскидами.

Забравшись под одеяло, она вновь вспомнила странный сон. Почему ей так врезался в память именно тот плакат? Причём тут СПИД? Об этом заболевании здесь никто и слыхом не слыхивал. А презервативы? Считается, что это лучшее средство профилактики не только от ВИЧ, но и от прочих болезней, передающихся половым путём. Однако она вроде бы ни с кем в столь тесные отношения вступать не собиралась.

— А муж? — одними губами прошептала девушка, подумав: "Он хоть и лагир, но всё же вдруг захочет разнообразить свою интимную жизнь?"

И в тот же миг перед мысленным взором всплыло одутловатое лицо Постума Авария Денсима.

— Жёлтое! — вскричала попаданка по-русски, резко сев на постели. — Гепатит! Он же тоже передаётся…

— Что вы сказали, госпожа? — удивилась служанка, перебиравшая вещи в сундуке.

— Ты вчера видела моего жениха? — вместо ответа спросила покровительница. — Утром, когда мы возле его дома останавливались.

— Нет, госпожа, — покачала головой отпущенница и осторожно поинтересовалась. — А что случилось?

— Ничего, — отмахнулась девушка, вновь опускаясь на подушки.

Внезапная догадка о том, что её потенциальный супруг может болеть гепатитом, не давала Нике покоя. Поэтому, когда к ней заглянул весьма довольный регистор Трениума, она спросила:

— Господин Септис, а к какому народу принадлежит господин Аварий?

— Он настоящий радланин! — с апломбом заявил дядюшка.

— Как-то непохож он на радланина, — робко возразила племянница. — Вот вы или мой отец — оба высокие, статные, а господин Аварий коренастый, плотный, да и кожа какая-то жёлтая. Его предки были случайно не из сунгов?

— А вы наблюдательны, госпожа Юлиса, — судя по голосу, вопрос собеседнику явно не понравился. — Нет, не из сунгов. Я слышал, его прадед был вождём этусков. Но разве это имеет какое-то значение? Род Септисов восходит к ковнам, что не мешает нам быть настоящими радланами!

— Мне просто стало интересно, господин Септис, — обиженно надула губы девушка. — Всё-таки я за него замуж выхожу.

— Ох уж это женское любопытство, — смеясь, покачал головой регистор Трениума. — Вечно вам всё хочется знать. Твой жених — замечательный человек: богатый, знатный, обласканный его величеством. А лицо…

На миг задумавшись, дядюшка пожал плечами.

— Да он только недавно желтеть начал. Время, наверное, пришло. Все мы не молодеем с годами. Я вот раньше румянее был и стройнее.

"Значит, точно гепатит", — подумала Ника, почувствовав, как по спине пробежали мурашки. Ложиться в одну постель с Постумом Аварием Денсимом ей ещё сильнее расхотелось.

Видимо, мужчина заметил реакцию собеседницы, но понял её по-своему.

— Не переживайте, госпожа Юлиса, если сенаторы попытаются затянуть дело, мы объявим о вашей помолвке и сыграем свадьбу.

Слова дядюшки ударили, словно набитый песком мешок: мягко, но сильно.

— Но мы же решили, — ошарашенно пробормотала племянница. — Пока имение не вернут…

— Нет, нет, — покачал головой дядюшка. — Долго я ждать не буду.

— Нужно ли спешить, господин Септис, — взяла себя в руки девушка. — Вы же сами согласились, что в данный момент мне выгодно предстать перед всеми бедной, обиженной сиротой, а не невестой богатейшего человека Империи.

— Сейчас да, — согласился регистор Трениума. — Но если в Сенате начнут тянуть время…

Ника нервно сглотнула.

— Не беспокойся, — снисходительно усмехнулся собеседник. — Поверь, я прекрасно знаю радлан. Думаешь, легко каждые три года избираться регистором? Кроме денег нужно ещё и с толпой ладить, а это непросто. Горожане любят занимательные истории. Думаю, им понравится, если на помощь сироте, безуспешно пытавшейся добиться справедливости, придёт богатый и уважаемый человек. Тогда никому не придёт в голову упрекать его за то, что он взял её в жёны!

Он довольно рассмеялся, хлопнув себя по коленкам.

— Ну, госпожа Юлиса, хорошо я придумал?

— Да, господин Септис, — только и смогла пробормотать племянница подумав: "А ещё говорят, что предвыборные технологии придумали в двадцатом веке!". — А вы уже говорили об этом с господами Аварием и Юлисом?

— Ещё нет, — посмурнел дядюшка. — Но думаю, они со мной согласятся. Если Сенат не отдаст тебе имение, у нас не останется другого выхода, как только отдать тебя замуж. А уж Аварий Домилюс из них всё равно вытрясет.

"Неужели ты боишься, что он передумает? — догадалась Ника. — Ну конечно, сдать меня мужу, а в качестве приданого отдать земли, которые надо ещё вернуть."

Скрупулёзно выполняя инструкции госпожи, Зета перед обедом принесла гостье бокал разведённого вина с чудодейственным зельем, подаренным лекарем императрицы.

Кроме владельца имения, его племянницы и коскидов, за столом присутствовал управитель Фрон Бест. Прислуживала его супруга с двумя миловидными, хотя и немолодыми рабынями.

Очевидно, регистор Трениума остался доволен осмотром поместья. Он широко улыбался, много шутил и сам первым смеялся над своими не всегда удачными остротами. Глядя на него, приближённые тоже принялись рассказывать весёлые и непристойные истории. Так что обед прошёл в тёплой и дружественной обстановке.

Не желая слушать столь откровенную похабщину и чтобы хоть как-то осмыслить планы дорого родственника, Ника попросила у него разрешения выйти из-за стола и отравилась осматривать усадьбу.

Она представляла собой группу строений, окружённых частично каменным, частично деревянным забором. Кроме хозяйского дома, здесь имелись амбары, сараи, конюшни, загоны для птиц и овец. Чуть в стороне расположилось здание с маленькими зарешеченными окошечками. Риата Лация объяснила, что там держат невольников, но сейчас внутри никого нет, всех развели по работам. Неподалёку стоял небольшой аккуратный домик управителя. На скамеечке под узкими окнами сидел мальчик, лет десяти, и старательно водил острой палочкой по навощённой дощечке. Судя по отсутствию рабской таблички или ошейника, это был сын Беста. Не желая привлекать к себе внимания, девушка отошла за ближайший сарайчик.

В высокой, сложенной из камней конюшне их встретил пожилой, благообразного вида невольник, водивший жёсткой метлой по вымощенному толстыми деревянными плахами полу.

Низко поклонившись родственнице господина, он охотно удовлетворил её любопытство. Выяснилось, что к лошадям это место не имеет никакого отношения. Нет таких животных в хозяйстве Итура Септиса Даума. Имеются только ослы, мулы да волы, являвшиеся основной тягловой силой местного сельского хозяйства.

Заглянула Ника и на птичник. Поверх каменного заборчика торчали жерди с натянутой рыбачьей сетью. За этой своеобразной оградой кудахтали и ковырялись в пыли мелкие чёрно-пёстрые курочки. В небольшой луже плавала стайка уток.

Худой, весь какой-то скрюченный раб, медленно переставляя тонкие, кривые ноги, вываливал из ведра в корыто распаренное зерно.

Осмотр усадьбы много времени не занял. Солнце стояло ещё высоко, и девушка вышла за ворота.

Какое-то время она глазела на невольников, подвязывавших виноградные лозы под присмотром двух свирепого вида мордоворотов в кожаных панцирях и с длинными бичами.

Видимо, уже зная, кто она такая, надсмотрщики неуклюже поклонились. Вспомнив, как в таких случаях вёл себя дядюшка, Ника ответила коротким, небрежным кивком.

Увидев вьющуюся меж полей тропинку, она направилась к находившейся примерно в километре группе деревьев и кустарников. У неё появилась мысль о том, как с пользой провести неожиданный отпуск. Требовалось только отыскать какое-нибудь уединённое местечко.

Лёгкий ветерок донёс запах сырости. Склоны неглубокой лощинки полого спускались к крошечному, круглому озерку, или скорее даже луже, диаметром не более пятнадцати метров, с берегами, поросшими ярко-зелёной осокой.

Вокруг росли кусты орешника, а над ними возвышались шелестевшие молодыми листочками липы. Обойдя водоём, девушка наткнулась на два старых кострища. Трава уже успела прорасти сквозь слежавшийся пепел.

Почва оказалась достаточно сухая и твёрдая. Удовлетворённо хмыкнув, Ника проговорила:

— Хорошее местечко, не правда ли Лация?

— Если вам нравится, то и мне тоже, госпожа, — дипломатично ответила служанка.

Желая сделать приятное дядюшке, племянница за ужином расхваливала поместье, не жалея самых восторженных эпитетов.

Довольный Итур Септис Даум охотно отвечал на её вопросы, рассказав, что так приглянувшаяся девушке лощинка летом используется как пастбище, а орехи идут на стол семьи регистора Трениума.

Насытившись и видя, что застолье явно затягивается, племянница попросила у дядюшки разрешение уйти, сославшись на усталость. Согласившись, тот приказал Риате Лации вернуться сразу, как только она поможет улечься госпоже.

— Помни, что я тебе говорила, — вполголоса предупредила девушка, едва они вошли в комнату. — Не дай… небожители, ему понравишься! Хлопот тогда не оберёшься.

— Сделаю всё, что смогу, госпожа, — как-то не очень убедительно заверила отпущенница.

Глядя утром на буквально лоснящуюся от удовольствия физиономию служанки, покровительница с сожалением подумала, что та, видимо, полностью проигнорировала все её советы и предостережения.

Итур Септис Даум, наоборот, выглядел хмурым и каким-то помятым. Из чего племянница сделала вывод о том, что тесное общение с Риатой Лацией Фидой потребовало от него весьма значительных физических усилий.

"Может, это такой способ его отвадить?" — с иронией подумала девушка, наблюдая, как усталый дядюшка тяжело забирается в фургон.

Проводив хозяина, обитатели поместья вернулись к своим повседневным делам, а гостья отправилась в полюбившуюся лощину. Приказав отпущеннице наблюдать за окрестностями, она стала заниматься гимнастикой. Пришло время привести себя в форму. Да и приёмы владения кинжалом тоже надо повторить. Какое-то неясное предчувствие настойчиво подсказывало, что умение владеть оружием ей скоро понадобится.

Однако быстро выяснилось, что даже размяться как следует в длинном платье весьма затруднительно, и перед Никой во весь рост встал вопрос о спортивном костюме.

Лето всё решительнее вступало в свои права. К полудню на полянке, прикрытой со всех сторон кустами от резких порывов ветра, воздух прогревался настолько, что закалённая попаданка могла бы прыгать и голышом. Вот только так до конца и не изжитая стыдливость всё же удержала её от столь радикального шага.

Вернувшись в усадьбу, девушка тщательно перебрала свой немудрящий гардероб. Выбрав самую короткую тунику, служившую ей вместо ночной рубашки, она подогнула подол и приказала служанке пришить его большими, редкими стежками.

Результатом столь смелого дизайнерского эксперимента стало нечто, напоминавшее длинную, до середины бедра, футболку без рукавов. Именно в ней Ника прыгала, отрабатывала удары, со слезами на глазах восстанавливала растяжки.

Но даже боль в мышцах и связках не могла заглушить нараставшего чувства тревоги. Если Аварий и сенатор Юлис последуют совету регистора Трениума, то её брак с главным смотрителем имперских дорог рискует стать реальностью ещё до того, как она успеет хоть что-то предпринять, дабы помешать этому. Похоже, всё-таки придётся рискнуть и довериться императрице.

Хорошенько всё обдумав, девушка уже на четвёртый день потребовала у управителя папирус и чернила, а заодно поинтересовалась: собирается ли тот в ближайшее время посетить столицу?

Смешно пожевав пухлыми, лоснящимися от жира губами, Бест ответил:

— Послезавтра надо бы отвезти продуктов господам и продать на рынке свежую зелень.

— Тогда я попрошу вас взять с собой мою служанку. Мне нужно, чтобы она передала письмо госпоже Септисе и кое-что купила. Надеюсь, вы её не обидите?

— Как вы могли такое подумать, госпожа Юлиса! — круглое, обманчиво добродушное лицо толстяка исказила гримаса незаслуженной обиды. — Клянусь всеми богами, с госпожой Лацией ничего не случится.

— Благодарю, господин Бест, — чуть улыбнулась Ника. — Я тронута подобной заботой.

— Но нас не будет целых три дня, госпожа, — тут же счёл нужным предупредить он.

— Ну и что? — вскинула брови девушка. — Неужели вы не найдёте старательной женщины, которая могла бы мне в это время прислуживать?

Управитель замялся.

— У неё будет не так много дел, — продолжала убеждать собеседница. — А господин Септис обязательно узнает о вашей доброте.

— Я пришлю вам свою дочь, госпожа, — лицо мужчины вновь расплылось в угодливой улыбке. — Она очень прилежная и чистоплотная.

— Вот и прекрасно, господин Бест, — облегчённо вздохнув, кивнула Ника. — А сейчас прикажите принести в мою комнату стол. Я не привыкла возиться с папирусом в кровати.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонился управитель.

Минут через двадцать он лично втащил в спальню нечто круглое на одной ножке, искусно сделанной в виде прижавшихся друг к другу обнажённых мужчины и женщины с поднятыми вверх руками, на которые опиралась густо покрытая царапинами столешница.

Заметив удивлённый взгляд хозяйской племянницы, Бест пояснил, вытирая выступивший на лбу пот:

— Он здесь раньше стоял. До тех пор, пока молодой господин на нём капусту не порезал.

— Вы имеете в виду господина Анка Септиса? — уточнила девушка.

— Да, госпожа Юлиса, — кивнул управитель. — Ему тогда было восемь лет, и он очень любил капустные кочерыжки.

При взгляде на безнадёжно испорченную, но всё ещё изящную вещь Нике стало очень любопытно, как отнеслась к столь опрометчивому поступку сына его мамочка? Но подумав, она не стала выяснять подробности столь давнего происшествия.

Дождавшись, когда отпущенник покинет комнату, девушка торопливо набросала тётушке коротенькую записку, в которой просила прислать тёплую накидку и что-нибудь почитать. А то вдруг Бест расскажет покровителю, что его племяннице понадобились письменные принадлежности, а дядя не знает зачем?

Свернув листочек, она не стала его запечатывать, рассудив, что даже при большом желании в тексте трудно отыскать что-то компрометирующее.

Мысленно Ника уже составила послание императрице, осталось только перенести его на папирус.

Макнув кончик заточенного гусиного пера в чернильницу, она вывела:

"Ваше Величество, позвольте выразить сердечную благодарность за милостиво проявленную вами заботу и внимание. В своих мечтах я рассчитывала когда-нибудь увидеть вас в блеске божественной красоты и славы, но не могла даже представить, что удостоюсь чести беседовать с великой государыней. Уже только из-за одной встречи с вами стоило переплыть океан и проехать тысячи арсангов суши. Небожители подарили мне возможность прикоснуться к вашей мудрости, за что я буду неустанно благодарить их всю оставшуюся жизнь. Лишь ваша красота, незаурядный ум и великодушие дают мне надежду на то, что вы с пониманием отнесётесь к затруднениям, постигшим вашу смиренную подданную, и не позволите навечно связать меня с тем, с кем я буду несчастна и одинока.

Мой дядя Итур Септис Даум — регистор Трениума, проявляя родственную заботу, но не обладая вашей мудростью в понимании женского сердца, желает выдать меня замуж за господина Постума Авария Денсима.

Вам, конечно, известен сей достойный гражданин и верный слуга императора. Однако, он стар и не сможет подарить мне счастье материнства. А кому, как не вам, с вашей прозорливостью и безошибочным пониманием жизни не знать, что именно в этом и состоит важнейшее предназначение радланской женщины.

Припадая к стопам Вашего Величества, умоляю не дать свершиться этому бессмысленному, бесплодному браку. Но только ради всех богов, не сообщайте дяде о моём письме! У меня есть опасения, что он, как мужчина и глава семьи, может ошибочно посчитать, будто я ставлю под сомнение его волю. Именами Ноны, Диолы и Цитии заклинаю вас сохранить это послание в тайне.

С надеждой, ваша верная подданная Ника Юлиса Террина, последняя из рода младших лотийских Юлисов."

Поставив последнюю точку, девушка перевела дух, почувствовав, что спина стала мокрой от пота, а руки дрожат, как у запойного пьяницы с глубокого похмелья.

Конечно, строчки могли бы быть и поровнее, да и с точки зрения каллиграфии письмо тоже не выглядит шедевром. Хотя удалось обойтись без заметных клякс и помарок.

Писательница ещё раз пробежала глазами текст, с трудом сдержав гримасу отвращения, настолько его содержание показалось ей приторно-слащавым, словно съеденная за один присест банка малинового варенья. "Как бы у её величества задница не слиплась," — горько усмехнулась Ника.

Если бы ей сказали, что придётся с полной серьёзностью и самоотдачей писать подобные послания, переполненные заискиванием и самоуничижением, она бы просто не поверила, а сейчас реалии местного цивилизованного общества воспринимаются как само собой разумеющееся.

"Знала, куда едешь, — грустно усмехнулась попаданка. — Только не понимала как следует. Всё-таки по книгам и рассказам невозможно постичь все нюансы и составить полное впечатление от жизни, так резко отличавшейся от всего, с чем приходилось сталкиваться раньше. Как там говорится? В чужой монастырь со своим законом…, то есть уставом, не ходят".

Решительно отбросив рефлексию и самобичевание, она потрясла уставшими пальцами. Дело за малым. Осталось аккуратно свернуть послание, пришлёпнуть восковую печать и отдать Риате Лации.

Но тут на Нику нахлынули сомнения другого рода.

Ладно ещё, если императрица просто не захочет помогать случайной знакомой, но вдруг о письме узнает дорогой дядюшка? Даже представить страшно, что может случиться!

Девушка, как наяву, увидела багровую, как перезрелый помидор, искажённую злобой физиономию Итура Септиса Даума, а в ушах громом загрохотал переполненный яростью голос:

"Как ты могла меня так опозорить?! Что будут говорить обо мне люди? Как доверят должность регистора, если я не могу навести порядок даже в собственном доме? Мы поверили тебе, встретили, как родную. Заботились, лечили, исполняли все твои прихоти! Мы нашли тебе богатого, знатного жениха, помогали вернуть родовые земли, а ты оказалась просто подлой, неблагодарной тварью!"

Ника зябко передёрнула плечами. Пожалуй, ещё повезёт, если после такого её просто выгонят на улицу. Могут и в рабство продать или обвинят в самозванстве. Заявят что-нибудь вроде: "Ошибались мы, не разглядели сразу, никакая она нам не племянница, а вообще чужой человек, обманом втёршийся в доверие". За подобные проступки в Империи на кол сажают. Девушка вспомнила разбойника, умиравшего во дворе этригийской тюрьмы, и порывисто убрала уже запечатанный свиток в сундук, не обращая внимания на удивлённый взгляд притихшей служанки.

Ночью, беспокойно ворочаясь на просевшем тюфяке, и весь следующий день Ника маялась, не в силах принять окончательного решения.

Размахивая кинжалом, приседая, пытаясь сесть на шпагат и просто отдыхая на расстеленном одеяле, она раз за разом перебирала возможные варианты развития событий и свою реакцию на них. Поэтому так вышло, что окончательное решение девушка приняла за ужином, когда Бест предупредил Риату Лацию, что завтра разбудит её ещё до рассвета.

Передавая злополучный свиток служанке, покровительница не забыла её тщательно проинструктировать:

— Если послезавтра не сумеешь увидеться с лекарем императрицы — дольше в Радле не задерживайся.

Она вздохнула.

— Значит, так рассудили боги. На рынке купишь мне красную ленточку для волос и точильный камень.

— Слушаюсь, госпожа, — зевая, отозвалась отпущенница.

— И не забудь зайти к своему приятелю в "Счастливый жёлудь", — встрепенулась девушка.

Замордованная пустыми переживаниями и несуразными страхами по поводу возможных действий государыни после получения её письма, она едва не забыла о заказе на информацию о своём женихе и его приближённых.

— Постарайся рассчитать время так, чтобы везде успеть. Но помни, для меня важнее всего: как можно больше узнать про Авария.

— Понимаю, госпожа, — заверила Риата Лация.

— А госпоже Септисе скажешь, если она спросит, что мне стало гораздо лучше и я скоро поправлюсь.

— Да, госпожа, — язык у собеседницы начал заплетаться, и Ника оставила её в покое.

Самой ей едва удалось заснуть, и сон оказался настолько лёгок и тревожен, что девушка проснулась сразу, едва за дверью послышался еле различимый шёпот.

— Лация! Лация, просыпайся, это я Бест! О боги, сколько же можно спать?!

— Лация! — рык покровительницы заставил служанку сесть, отбросив в сторону толстое, засаленное одеяло.

— Ой, простите, госпожа, — привычно заканючила она, торопливо натягивая хитон прямо на голое тело. — Задремала маленько.

— Заходите, господин Бест! — позвала девушка, прикрывшись до подбородка.

— Ну, что же ты копаешься?! — чуть не плача всплеснул руками управитель, с наигранным отчаянием глядя, как отпущенница, путаясь в концах, завязывает ремешки сандалий. — Я же предупреждал, что надо выехать ещё до рассвета!

— Успеете! — жёстко оборвала его стенания Ника, кивнув на окно, где сквозь жалюзи пробивался робкий розовый свет. — Нолип ещё только запряг свою огненную колесницу.

Перетянув собранные в небрежный пучок волосы застиранной ленточкой, служанка набросила покрывало, и прихватив небольшую корзину, бодро отрапортовала:

— Всё, я готова!

— Да хранят тебя небожители, Риата Лация Фида, — покровительница почувствовала, что голос её дрогнул, а глаза защипало от слёз. — Надеюсь, ты ничего не забыла?

— Все ваши приказания исполню, госпожа, — чинно поклонилась женщина и неожиданно тоже шмыгнула носом. — Клянусь Карелгом.

Перед тем как выйти из спальни, управитель представил племяннице хозяев свою дочь.

Глянув на Гевию, та на миг растерялась, ибо представляла новую служанку немного иначе. Перед ней стояла тоненькая хрупкая девочка, лет десяти — одиннадцати, в аккуратненькой застиранной тунике с напряжённой улыбкой на бледном взволнованном лице.

Успев свыкнуться с местными рабовладельческими порядками, попаданка всё же не хотела эксплуатировать ещё и детский труд.

Мысленно выругав себя за то, что заранее не выяснила у Беста возраст его дочери, Ника собралась окликнуть управителя и потребовать прислать нормальную, взрослую рабыню, но хитрый толстяк успел ускользнуть из комнаты, и его торопливые, дробные шаги доносились уже от входной двери. А орать ему вслед во всю глотку девушка посчитала несолидным.

"Ну, и как я стану заставлять её горшок выносить? — мрачно думала она, разглядывая испуганно притихшую малышку. — Но самой таскать никак нельзя. Не положено по факту рождения. Те же рабы презирать будут. Ещё и родичам настучат, а они устроят мне грандиозный скандал или вообще усомнятся в том, что я внучка сенатора. Вот батман! Опять вляпалась!"

— Так это тебя зовут Гевия? — со вздохом спросила Ника, не зная что сказать.

— Да, госпожа, — пискнула та, не поднимая глаз.

— Помоги мне умыться, — буркнула девушка, вставая с кровати.

Несмотря на юный возраст и субтильное телосложение, дочка управителя оказалась очень старательной, хотя и неумелой служанкой.

Дабы не смущать девочку странными занятиями, Нике пришлось временно отказаться от тренировок, ограничив своё времяпрепровождение лежанием в постели и прогулками по ближайшим окрестностям.

Чтобы окончательно не свихнуться от скуки, она попробовала болтать с Гевией. Та сначала дичилась, односложно отвечая на вопросы странной племянницы господина Септиса, но постепенно освоилась. А когда узнала, что госпожа пересекла океан и долго путешествовала по Западному побережью, стала посматривать на неё с тихим восторгом и благоговением.

Новая служанка показала несколько укромных местечек: озеро на границе трёх имений и священную рощицу нимфы Фелои неподалёку от имперской дороги. Там стояло крошечное святилище с небольшой, расписанной яркими красками статуэткой и крошечный алтарь, на который дочка управителя с важным видом положила несколько тыквенных семечек.

Однако и на прогулках Нику донимали мрачные размышления. Прекрасно понимая их бессмысленность и ругая себя за это, она тем не менее не могла отделаться от навязчивых вопросов. Удастся ли Риате передать письмо Акцию? Как отнесётся императрица к её просьбе? Узнает ли об этом её дражайший дядюшка?

Девушка только села ужинать, когда в комнату вбежала широко улыбавшаяся Гевия и звонко крикнула хлопотавшей матери:

— Отец приехал!

— Так рано? — удивилась Зета и едва не поставила тарелку с мясной подливкой мимо стола.

Хорошо, что Ника успела её вовремя подхватить, а то бы платье оказалось безнадёжно испорчено. Смертельно побледнев, стряпуха тут же позабыла о муже и с криком рухнула на колени:

— Простите, госпожа! Я случайно! Не губите, пощадите! Только на секундочку и задумалась! Эта мелкая пигалица отвлекла!

— Встаньте! — поморщилась девушка. — Хвала богам, ничего не случилось. Просто будьте в следующий раз внимательнее.

— Да, да, госпожа, конечно! — торопливо закивала Зета, с удивительной для подобного телосложения стремительностью бросаясь к Нике, явно намереваясь облобызать ей руку.

Однако так и не привыкшая к подобным знакам внимания, девушка отмахнулась, вновь едва не опрокинув многострадальную тарелку.

Тогда толстуха, шлёпнувшись на пол всем необъятным телом, крепко ухватила её за щиколотки и прижалась слюнявыми губами к ремешкам сандалий.

"Вот батман!" — скривившись, мысленно выругалась Ника, зло процедив сквозь зубы:

— Ну хватит! Довольно!

Поймав ошарашенный взгляд застывшей у двери Гевии, девушка указала глазами на всё ещё продолжавшую что-то бессвязно бормотать мать.

Сообразительная малышка тут же оказалась рядом и попыталась поднять грузную женщину на ноги.

— Вставай, мама! Вставай, сейчас отец придёт.

— Встать! — рявкнула потерявшая терпение племянница регистора Треиума.

Странно, но подобное обращение возымело действие. Подвывая и хлюпая носом, Зета отползла от стола и только потом, кряхтя и тяжело опираясь на плечо дочери, поднялась на ноги.

К тому времени, когда в зал вошёл широко улыбавшийся Фрон Бест, его супруга успела высморкаться, отряхнуть подол, поправить волосы, так что на недавнюю истерику указывали только опухший нос и покрасневшие глаза.

— Госпожа Септиса посылает вам привет, госпожа Юлиса! — поклонился управитель имением. — Они с господином Септисом очень рады, что вам стало лучше, и молят небожителей о вашем скорейшем выздоровлении. А госпожа Торина Септиса Ульда написала письмо, которое я отдал вашей служанке.

— Хвала богам за то, что у меня такие замечательные родственники! — нисколько не кривя душой, вскричала Ника, смахнув с уголков глаз несуществующие слезинки.

Чуть скрипнула дверь, пропуская в комнату Риату Лацию с корзиной и небольшим узелком.

— Вы, наверное, устали с дороги и проголодались? — участливо спросила девушка, и не дожидаясь ответа, радушно по-хозяйски предложила:

— Садитесь, отужинайте с нами. Ваша супруга сготовила изумительную подливку. Но сначала…

Она посмотрела на Зету, достававшую из настенного шкафчика чистую тарелку.

— Восславим Диноса, господин Бест?

— Непременно восславим! — рассмеялся довольный толстяк.

Чувствуя, что едва не лопается от нетерпения, Ника попыталась взять себя в руки, для чего двигаться старалась подчёркнуто неторопливо, тщательно пережёвывала пищу, и снисходительно улыбаясь, слушала рассказ собеседника о поездке в столицу.

А вот отпущенница ела быстро, жадно, от чего пару раз едва не подавилась, так что стряпухе пришлось хлопать её по спине широкой, распаренной ладонью.

Заметив, что госпожа заканчивает трапезу, гордая Гевия поднесла ей бронзовый тазик с водой и льняное полотенце.

— Не спеши, — остановила девушка готовую встать служанку. — Ты ещё не доела. Подливка у госпожи Бест слишком вкусная, чтобы оставлять её на тарелке.

— Да, госпожа, — кивнула с набитым ртом Риата Лация.

— Я жду тебя в спальне, — сказала покровительница, и сделав знак дочке управителя, приказала. — Принеси огня.

— Да, госпожа, — поклонилась Гевия.

Она зажгла от лучинки двухрожковый масляный светильник, и уходя, столкнулась в дверях со спешившей отпущенницей.

Та первым делом развернула узелок, расправив тёмно-серую шерстяную шаль с невзрачным узором по краю.

— Это вам госпожа Септиса прислала, госпожа, — громко объявила служанка, и опасливо оглянувшись, шагнула ближе, — Госпожа, я…

Резкий жест Ники заставил её замолчать.

— Бест сказал, что госпожа Торина Септиса передала мне письмо?

— Да, госпожа, — кивнула явно обескураженная собеседница, и покопавшись в корзине, протянула тоненький свиток, перевязанный узкой жёлтенькой ленточкой.

Девушке пришлось приложить изрядное усилие для того, чтобы вдумчиво прочитать коротенькое послание бабушки. Старушка настоятельно просила внучку хорошенько питаться, больше спать и поскорее выздоравливать. А если кто-то в имении проявит хоть малейшее неуважение — не стесняясь наказывать. Кроме того, матушка регистора Трениума сообщала о своём твёрдом намерении дожить до свадьбы внучки, всё же надеясь, что данное событие не заставит себя ждать.

"Я бы лучше осталась незамужней, — усмехнулась Ника. — И пусть бабуля до ста лет живёт".

— Вот теперь рассказывай, — тихо проговорила она, отложив в сторону свиток. — Только по порядку, чтобы не запутаться.

— Слушаюсь, госпожа, — Риата Лация приблизилась и зашептала горячо, но уже без прежнего накала.

— Как только я в дом вошла, госпожа Септиса сразу стала расспрашивать о вашем здоровье: как кушаете, как спите? Ну и всё такое. Только ей очень не понравилось, что вы приказали мне на рынок сходить. Нечего деньги впустую тратить. И прислала вам целый ворох лент, чистых набедренных повязок и тёплые носки.

Слушательница криво улыбнулась. Искренняя забота тётушки невольно заставляла чувствовать себя бессовестной и неблагодарной. Стремясь приглушить неприятное ощущение, девушка проворчала:

— А почитать что-нибудь дала?

— Да, госпожа, — кивнула отпущенница. Она вновь сунула руку в корзину и извлекла два широких свитка.

Отвернув край одного из них, Ника с трудом разобрала изрядно выцветшую надпись: "О моральных принципах почитания старших. Сочинение достославного Растора Кларийского".

"Во втором, наверное, такая же муть, — с иронией подумала она, положив написанное рядом с письмом от бабули. — Тётушка явно пытается вправить мне мозги".

— Как же ты в город выбралась? — спросила покровительница.

Ой, да вы уж простите, госпожа, — повинилась служанка. — Я как поняла, что меня могут из дома не выпустить, сказала, будто вы приказали жертву Анире принести.

— А почему именно ей? — удивилась собеседница.

— Так её храм неподалёку от Цветочного дворца, — охотно пояснила отпущенница. — А богиня зари тоже помогает попавшим в беду девушкам. Это все знают.

— Отец ничего такого не говорил, — неопределённо пожала плечами Ника, различив в её словах лёгкий упрёк, и, стараясь скрыть неловкость от собственной неосведомлённости, поинтересовалась:

— Отпустила тебя госпожа Септиса?

— Конечно, госпожа, — довольно улыбнулась Риата Лация. — Небожители не любят, когда кто-то мешает их почитать.

Она вздохнула.

— Только приказала ещё письмо и благовоние занести к госпоже Олии.

— Ясно, — понимающе хмыкнула девушка, покачав головой. — И как ты только всё успела?

— Да уж, госпожа, — сурово сдвинула брови к переносице служанка. — Пришлось бегом бежать в другой конец города. Но, хвала богам, всё получилось. Хорошо ещё, что вчера наклувий был…

Увидев вопросительный взгляд собеседницы, пояснила:

— Это праздник в честь бога Наклува, покровителя кузнецов и оружейников. В этот день императорские сады тоже открыты, и я к самому дворцу подобралась. Даже попросила легионеров пустить меня внутрь, но те отказались. Тогда я за кустами схоронилась. Ох, и долго пришлось ждать, госпожа!

Покачав головой, отпущенница переступила с ноги на ногу.

"Да она же стоять устала!" — догадалась покровительница и хлопнула ладонью по одеялу рядом с собой.

— Садись.

— Благодарю, госпожа, — примостившись на краю кровати, Риата Лация продолжила. — Я уже переживать начала, что не успею исполнить всё, что велено, и стала молиться Карелгу. Он нам, отпущенникам, часто помогает. Сам когда-то был рабом у царя Пифания. И бессмертный сын Питра выручил! Хвала ему во веки веков.

Служанка широко улыбнулась.

— Не успела я попросить, как тут же увидела Акция. Он откуда-то шёл с каким-то парнем. Слуга, наверное, или ученик, потому что корзину нёс, но не раб. Окликнула я их, подбежала. Так мол и так говорю: "Моя покровительница — госпожа Ника Юлиса Террина благодарит вас, господин Бар Акций Новум, за заботу и чудодейственный эликсир…"

— Правильно, — чуть слышно прошептала девушка, с огорчением вспомнив, что посылая отпущенницу к лекарю императрицы, она совсем забыла передать ему свою благодарность.

— "… и просит вас передать это послание её величеству". Он сначала отказывался, велел идти в императорскую канцелярию. Но я его уговорила. Сказала, что дело безотлагательное. Вопрос жизни и смерти.

— Ну, это ты слегка преувеличила, — усмехнулась Ника.

— Ой, да разве же я не понимаю, госпожа? — бывшая рабыня посмотрела на собеседницу с откровенной жалостью. — Кому же охота молодость губить за таким-то мужем?

Чувствуя, как защипало глаза от подступивших слёз, покровительница тороплив перевела разговор:

— Знакомого своего… Как его? Эвара повидать удалось?

— Всё, что приказали, сделала! — гордо объявила отпущенница. — Первым делом в храм Аниры зашла. Купила голубя да пяток рахм так отдала. Уж больно хорошими приметы оказались. Богиня зари тоже благоволит к вам, госпожа.

— Хорошо бы, — усмехнулась слушательница, знаком предлагая продолжать.

— Потом к Цветочному дворцу поспешила. А уж от него в трактир "Счастливый жёлудь". Эвар, когда меня увидел, кричать начал, чего это я так долго не приходила? Но как деньги увидел — сразу успокоился. Он много чего рассказал. Я побоялась забыть и кое-что записала.

Она торопливо вытащила из корзины замусоленный клочок папируса, покрытый непонятными отметками, сделанными то ли угольком, то ли головешкой. Покрутив его, служанка наконец-то разобралась в собственных каракулях, и солидно откашлявшись, зашептала:

— Астролога господина Авария зовут Птахубис. Никто не знает, сколько ему лет. На вид, говорят, старый — лет пятьдесят. Он всем рассказывает, будто родом из самого Нидоса, а отец его чуть ли не келлуанский маг, научивший сына всем премудростям. Но Эвар сказал, что он даросец, а эту историю и своё имя придумал специально, чтобы обманывать простаков.

"Потомственный колдун в пятом поколении", — мысленно усмехнулась девушка.

— Живёт Птахубис во дворце Авария. Он вообще с ним не расстаётся, а если едет куда-то, обязательно берёт с собой и астролога. Эвар говорит, что встретить его можно в публичном доме "Мягкое гнёздышко". Есть такой в Кринифии неподалёку от храма Семрега. Он туда каждый праздник ходит и даже вроде бы является совладельцем. Или на призовых играх. Птахубису вроде как особенно нравится, когда бойцы дерутся с дикими зверями.

— У кого только твой знакомый умудрился узнать такие подробности? — недоверчиво хмыкнула Ника.

— Небось у невольников, которые в трактир с хозяевами приходили, — пренебрежительно махнула рукой Риата Лация. — Им же тоже выпить хочется, когда их господа кидаются золотом да призывают Канни. Господин Аварий — человек известный. Это про какого-нибудь лавочника никто, кроме соседей, ничего не знает, а про такого богача все.

— Значит, Птахубис больше никуда не ходит? — спросила покровительница, посчитав объяснение вполне правдоподобным.

— Если только на ундиналии философов, звездочётов и всяких других мудрецов, которые иногда устраивает императорский казначей Сцип Клавдин Онум.

— Это плохо, — тихо буркнула слушательница.

— Что случилось, госпожа? — встрепенулась рассказчица. — Почему?

— Я хотела сама с ним поговорить, — вздохнула девушка. — А теперь даже не представляю, как это сделать?

— Да, госпожа, — согласилась отпущенница. — На играх всегда народу полно. Одну вас туда не отпустят. Во дворец Клавдина тоже просто так не попасть. Остаётся попробовать увидеться с ним в публичном доме.

— А если меня там кто-нибудь из знакомых увидит? — отпрянула Ника. — Не дай… небожители, дядюшка узнает. Представляешь, какой будет скандал?

— Ой, госпожа, — беспечно отмахнулась служанка. — Радл — город большой, и вас пока почти никто не знает.

— Ну ладно, — насупилась девушка, про себя решив подумать над данным предложением. — Рассказывай дальше.

— Управитель дворца Авария в городе — Бил Постумий Ханус. Эвар сказал, что он верен своему покровителю, как пёс. Прикажет господин — умрёт, не колеблясь. Что бы вы не задумали, госпожа, к нему лучше не обращаться. Злой, рабов держит в узде, так что они и дыхнуть лишний раз не смеют. Сын Била, Гнут Постумий Гиг, считается любимым любовником Авария. Он очень силён. Раньше бился на призовых боях. Будто бы там его Аварий увидел и выкупил за немалые деньги. Новый раб так пришёлся по душе, что скоро получил свободу. А ещё через пару лет господин отыскал где-то в неволе его отца и тоже сделал отпущенником. Сейчас Гнут много времени проводит в банях Глотитарква, где занимается гимнастическими упражнениями. Эвар говорит, он глуп и жаден.

— Это хорошо, что жаден, — искренне обрадовалась Ника. — Плохо, что глуп, и с ним так же трудно увидеться.

— Совсем нет, госпожа, — возразила Риата Лация. — Вам надо лишь попросить госпожу Септису сводить вас в бани Глоритарква, а там как-нибудь от неё отстать.

— А разве у вас в Радле мужчины и женщины вместе моются? — несказанно удивилась покровительница.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — вскричала отпущенница, но тут же опасливо глянув на дверь, понизила голос. — Нет, конечно. В таких больших банях обязательно имеются открытые площадки, где можно разогреть мышцы перед купанием: заняться гимнастикой или поиграть в мяч. Зимой туда мало кто выходит, но сейчас уже тепло.

— Но там же…, — девушка замялась, подбирая слова. — Не голышом прыгают?

— Ой, да что вы, конечно нет! — успокаивая её, повторила верная служанка. — Без набедренной повязки появляться на площадке запрещено. За этим следят специальные рабы из евнухов, и они не допустят такое безобразие. Управитель бань может даже в суд подать за нарушение общественной нравственности. Женщинам полагается прикрывать повязкой ещё и грудь. Хотя находятся и те, кто это правило не соблюдает, потому что господа сенаторы когда-то забыли записать его в закон.

Риата Лация хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

— Но вы об этом лучше с госпожой Септисой поговорите.

— Хорошо, — подумав, кивнула Ника. — А о близких родственниках Авария твой приятель что-нибудь выяснил?

— Эвар сказал, что у него остался только племянник — Ин Валий, сын старшей сестры. Он года три как сиротой остался. Отец был сотником легионеров и погиб в какой-то стычке, а вскорости и мать померла. Только дядя и остался. Но он не очень-то любит показывать их родство. Многие считают Ин Валия просто одним из его коскидов. Есть ещё двоюродный брат, но про него Эвару ничего не удалось узнать. Говорят, будто бы была ещё какая-то дальняя родственница. Приходила деньги просить. Аварий вроде бы дал, но больше её никто не видел.

Девушка криво усмехнулась. Скорее всего, она составила компанию бывшим жёнам главного смотрителя имперских дорог.

— То есть, единственный наследник — этот самый Ин Валий? — сказала она скорее самой себе, чем собеседнице.

— По закону вроде бы так, — согласилась отпущенница, сминая папирус. — Только Эвар сказал, будто ходят слухи, что Аварий собирается оставить всё своё состояние любовнику.

— Это интересно, — пробормотала Ника, мысленно пообещав себе обязательно обсудить вопрос о наследстве с регистором Трениума. Наверняка, дядюшка будет заинтересован в том, чтобы его племянница не осталась нищей в случае преждевременной кончины дражайшего супруга. А вот Гнуту Постумию вряд ли понравится, если у его возлюбленного появится законная супруга, да ещё и с соответствующим пунктом в брачном договоре. Он хоть и глуп, но если верить Эвару, денежки любит, а папочка его так и вовсе не дурак. Несмотря на всю показную верность, ему, скорее всего, не захочется, чтобы сынка обобрала какая-то посторонняя девка. Следовательно, Бил Постумий не заинтересован в женитьбе Авария, что делает его потенциальным союзником Ники Юлисы Террины. Вот только выйти на него лучше через сына.

Не стоит забывать и о племяннике, который явно не придёт в восторг от появления новой тётушки. Кажется, кожа больного гепатитом желтеет тогда, когда болезнь успела зайти достаточно далеко? Если всё это популярно объяснить племяннику, вдруг он тоже захочет ей помочь?

— Что ещё известно про этого Ина Валия? — спросила покровительница.

— Эвар сказал, что дядюшка его деньгами не балует, — усмехнулась отпущенница. — Даже на приличный публичный дом не хватает. Парень по уличным проституткам побирается. Из тех, что за пару оболов на всё готовы.

— Ну, и где его искать? — озабоченно пробормотала Ника.

— Ой, да с ним проще всего, госпожа, — широко улыбнулась Риата Лация. — Аварий всё же решил дать ему образование и устроил в школу риторов Филия Дакра Гагола. Только у этого голодранца и пьяницы даже приличной квартиры нету, где можно было бы учеников собрать. Они или шляются по Фиденарскому форуму или торчат за городом на кладбище возле склепа Комения Альтирского. Этот Дакр себя вроде как его последователем считает.

— Ты знаешь, где этот склеп? — спросила девушка.

— Нет, госпожа, — покачала головой служанка. — Но можно узнать, место известное.


***

Несмотря на то, что хранитель здоровья государыни мог бы получать лекарства и нужные для их приготовления ингредиенты через императорскую канцелярию, он предпочитал закупать всё необходимое самостоятельно. Не то, чтобы Акций не доверял мастерам Палатина, просто давно уяснил, что те считали двор её величества как бы второстепенным и постоянно норовили подсунуть то пересушенную, или наоборот, слишком влажную траву, то серу с примесями, то подгнившие целебные корешки.

После вступления в свою нынешнюю должность, он пытался бороться против подобного пренебрежительного отношения, скандалил и даже попробовал пожаловаться государыне. Тогда только что пережившая очередной неприятный разговор с родственниками Докэста Тарквина не горела желанием обострять и без того напряжённые отношения с властительным супругом и раздражённо предложила врачевателю закупать необходимые снадобья самому, пообещав выделить для этого необходимые средства.

Акций, успевший к тому времени в достаточной степени изучить характер царственной пациентки, понял, что докучать ей подобными мелочами не стоит и воспринял те слова как руководство к действию.

К тому же скоро выяснилось, что приобретение лекарств — дело хотя и хлопотное, зато приносящее пусть маленький, но постоянный доход, ибо часть выделяемых императрицей денег хранитель её здоровья беззастенчиво клал себе в карман.

К сожалению, частые разъезды государыни не давали ему возможность организовать сеть надёжных поставщиков, так как торговцы просто не знали, когда он явится за товаром.

Именно поэтому, возвращаясь в Радл, ему приходилось каждый раз по новой обходить лавки и делать заказы. А сегодня он взял с собой ещё и Мела Криса Спурия. Тому следовало показать, куда явиться за товаром, и заодно научить правильно выбирать уже появившиеся в продаже весенние лекарственные растения.

Вот их как-раз-то и пришлось поискать, поскольку знакомый торговец умер, а его наследник принёс уже местами почерневшую траву. Так что врачеватель обошёл ещё три рынка, прежде чем удалось до половины наполнить корзину ученика.

Императорские сады оказались открыты в честь наклувия, и наставнику с Крисом не пришлось задерживаться в воротах. Они почти дошли до Цветочного дворца, когда лекаря кто-то окликнул.

— Господин Акций! Господин Акций, подождите!

Недоуменно оглянувшись, он увидел выскочившую из-за кустов молодую женщину, неуклюже поправлявшую сползшую на плечи накидку. Судя по налипшим на платье сухим листочкам и мелкому мусору, она ждала его, сидя на земле.

— Что вам нужно? — нахмурился охранитель здоровья государыни, отметив про себя, что уже где-то видел её раньше.

Торопливо приблизившись, незнакомка низко поклонилась.

— Моя покровительница, госпожа Ника Юлиса Террина благодарит вас за мудрые советы и чудодейственный эликсир.

"Так она её служанка", — догадался лекарь, вспомнив, что встречал эту женщину в доме регистора Трениума.

Ему часто приходилось выслушивать слова благодарности, но даже самые знатные пациенты произносили их лично, а не передавали через отпущенников. Почувствовав раздражение пополам с разочарованием, он всё же решил уточнить:

— Госпожа Юлиса за городом?

— Да, господин, — подтвердила собеседница. — Господин Септис поступил так, как вы ему посоветовали, и моей покровительнице сразу стало лучше.

— Пусть её и дальше хранят бессмертные боги, — благожелательно кивнув, Акций насторожился. Вряд ли Юлиса прислала служанку только затем, чтобы его поблагодарить.

— Зная вашу бесконечную доброту, госпожа Ника Юлиса Террина просит вас о помощи, — сейчас же подтвердила его опасения женщина.

— Что ей нужно? — сурово осведомился царедворец, принимая вид недовольного и страшно занятого человека.

В руках ничуть не смутившейся служанки появился белый цилиндр папирусного свитка.

— Госпожа Ника Юлиса Террина просит вас передать это письмо её величеству.

Акций отступил назад, демонстративно пряча руки за спину.

Ещё в тот день, когда он посетил дом регистора Трениума, Докэста Тарквина Домнита ясно дала понять, что дальнейшая судьба Юлисы её совершенно не интересует. Более того, в последнее время императрица даже не вспоминала о девушке.

Хотя именно сплетни о свадьбах, разводах и изменах среди императорской знати всегда являлись излюбленной темой её бесед с придворными дамами и гостями. Принимая всё это во внимание, лекарь не собирался становиться тем человеком, кто напомнит её величеству о существовании девушки, которую та, судя по всему, уже успела забыть.

Вот почему он отрицательно покачал головой.

— Я не могу это взять.

Собеседница вздрогнула, словно от удара, и растерянно пробормотала внезапно осипшим голосом:

— Но почему, господин Акций? Госпожа Юлиса так надеялась на вас…

— Это нарушение придворного регламента, — надменным, не терпящим возражения тоном провозгласил царедворец. — Я всего лишь охранитель здоровья её величества. Если ваша покровительница желает подать прошение — пусть обращается в императорскую канцелярию. Это всё, что я могу сказать.

Развернувшись, он сделал знак внимательно следившему за их разговором ученику и решительно направился к воротам дворца.

— Господин Акций! — голосом полным боли и отчаяния вскричала отпущенница, рухнув на колени, и вцепилась в край его плаща. — Речь идёт о жизни и смерти моей госпожи! Только государыня может спасти её… И вы, если передадите письмо!

Поражённый подобной дерзостью, лекарь замахнулся, намереваясь отхлестать наглую служанку по мокрым от слёз щекам. Но его опередил Крис, ударом ноги заставив женщину отпустить одежду наставника. Однако та, словно не замечая боли и свалившейся в пыль накидки, резво встав на четвереньки, вновь рванулась к Акцию.

— Господин, помогите моей госпоже, господин!

— Пошла прочь, меретта! — злобно рявкнул ученик, явно собираясь нанести новый удар.

— Подожди! — неожиданно для самого себя остановил его врачеватель.

Блестящие от слёз глаза отпущенницы горели такой мольбой и отчаянной решимостью, что лекарь невольно заколебался, подумав с досадой: "Эта не успокоится. Даже если я откажу, попробует передать через кого-нибудь другого. Тогда ещё неизвестно, в чьи руки оно попадёт?"

Несмотря на то, что при их первой встрече Ника Юлиса Террина демонстративно при всех заставила его признать свою ошибку, Бар Акций Новум к немалому своему удивлению понял, что испытывает к этой девушке что-то вроде симпатии. То ли из-за того, что она не стала навязываться императрице, хотя та поначалу проявила к её истории явный интерес? То ли потому, что выказав гордость и немалое благоразумие, отказала принцу Вилиту? А возможно, благодаря тому, с каким пониманием отнеслась к его манипуляциям при осмотре? Или просто из-за её не бросавшейся в глаза, но явной непохожести на окружающих?

Как бы то ни было, царедворец не желал девушке неприятностей, поэтому решил уберечь от необдуманных поступков.

— Ну хорошо, — с видимой неохотой проворчал он. — Я передам письмо государыне…

— О спасибо, добрый господин! — запричитала служанка. — Да хранят вас бессмертные боги! Пусть пошлют они вам долгие годы довольства и…

— Но ты должна поклясться! — оборвав благодарственные славословия, врачеватель на миг замер, перебирая небожителей, но вспомнив, что перед ним бывшая рабыня, сразу отыскал нужное имя. — Карелгом, что уговоришь свою покровительницу больше не беспокоить государыню до тех пор, пока она сама её не позовёт!

— Ой, да как же так, господин? — залепетала женщина, растерянно хлопая ресницами.

— Иначе я уйду! — пригрозил лекарь.

— Клянусь! — вскричала отпущенница, но под требовательным взглядом сурового собеседника выпалила, чётко проговаривая слова. — Клянусь Карелгом, бессмертным сыном Питра, сделать всё, чтобы моя покровительница, госпожа Ника Юлиса Террина, больше не обращалась к государыне, пока она сама её не позовёт.

— Хорошо, — милостиво кивнув, царедворец протянул руку, в которую женщина, всхлипывая и вытирая покрасневший нос, бережно вложила запечатанный восковой печатью свиток. — Можешь идти, я всё сделаю.

— Спасибо, господин Акций, — служанка торопливо поднялась и, не переставая кланяться, неуклюже поправила сползшую накидку. Чувствовалось, что управляться с этой деталью одежды ей явно в диковинку.

— Убери, — негромко распорядился врачеватель, передавая папирус ученику. Кивнув, тот молча спрятал его в корзину с плетёной крышкой.

В мастерской они первым делом ещё раз внимательно осмотрели закупленные травы. Разложив их по стеллажам, Крис отправился в сад за свежими листочками, а его наставник, отыскав на полках свитки с нужными рецептами, вспомнил о письме Юлисы.

Выбрав самый острый из своих ножей, он очень аккуратно срезал печать и углубился в чтение.

Через несколько минут придворный с удивлением понял, что послание написано неожиданно толково, что странно было ожидать от девушки, выросшей на краю земли среди глупых варваров.

Прояви государыня хоть каплю интереса к судьбе внучки казнённого сенатора, он бы, пожалуй, передал это письмо по назначению и, возможно, императрица попыталась бы помочь Юлисе.

Несмотря на опалу, Докэста Тарквина Домнита обладала достаточным влиянием, чтобы расторгнуть свадьбу племянницы какого-то регистора с сыном отпущенника, пусть и очень богатого.

Только врачеватель, успевший досконально изучить не только здоровье, но и характер главной пациентки, знал, что ничего подобного та делать не захочет и даже не даст себе труда сохранить в тайне бесхитростное послание Юлисы. А если о нем станет широко известно, Итур Септис Даум подобного позора своей племяннице не простит.

Акций испытал нешуточную досаду из-за того, что такая незаурядная девушка достанется развратнику, покрывшему своё имя позором из-за пристрастия к недостойным для мужчины удовольствиям.

Но единственное, что мог сделать царедворец, это уничтожить письмо, не допустив появления сплетен.

Внезапно он услышал стремительно приближавшийся шум. Топот множества ног по каменной лестнице, крики. И вот уже массивная дверь задрожала под крепкими кулаками.

— Открывайте, господин Акций! Скорее! Принц Вилит ранен, срочно нужна помощь!

Вскочив, лекарь на миг заметался, не зная, куда деть всё ещё зажатое в руках злополучное письмо, а в голове одна за другой вспыхивали тревожные мысли: "Покушение? Случайность? Упал?"

Сунув листок под разложенные на столе свитки, он бросился к двери, из-за которой, хвала богам, вроде бы донёсся голос принца.

Едва врачеватель отодвинул засов, в мастерскую ввалилась галдящая толпа во главе с Налием Героном Рисусом, аккуратно поддерживавшим младшего сына императора под левое плечо.

— Да какая там рана от тупого меча! — ворчал тот, морщась и бережно прижимая к груди согнутую в локте правую руку.

Осторожно подведя Вилита к лавке, Акций обратил внимание, что на нём поверх туники из плотного сукна одет лёгкий бронзовый панцирь.

Видимо, молодые люди фехтовали, и принц умудрился пропустить чей-то чересчур увесистый удар. Убедившись в отсутствии крови и в том, что несмотря на некоторую бледность, держится Вилит достаточно бодро, лекарь сурово оглядел сгрудившихся вокруг приятелей принца и дворцовых рабов, за спинами которых мелькала испуганная физиономия Арса Фогоса Супта — наставника сына императора в воинских искусствах.

— Нечего здесь стоять! Теперь я сам позабочусь о его высочестве, а вы можете идти. Хвала Пелксу, я обойдусь без вашей помощи.

— Со мной всё в порядке, друзья, — подтвердил принц, натужно улыбаясь. — Разве можно научиться владеть мечом, не набив себе шишек?

— Давайте, давайте! — обернувшись к спутникам, Герон стал легонько, но настойчиво оттеснять их к выходу.

Захлопнув дверь, он прислонился спиной к косяку, демонстративно скрестив на груди руки.

— Вам тоже нечего здесь делать, господин Герон, — сварливо проворчал врачеватель, осторожно касаясь кончиками пальцев предплечья Вилита.

— Я останусь, господин Акций, — упрямо возразил молодой человек. — Если уж мне не удалось уберечь его высочество…

Бесцеремонность любимчика принца начинала раздражать. Но прежде, чем лекарь успел отыскать подходящие слова, чтобы отчитать нахала, августейший пациент буркнул:

— Идите Налий. Вы тут совершенно ни при чём, я сам пропустил удар.

— Но…

— Никаких "но", — чуть повысил голос сын императора.

— Я подожду за дверью, ваше высочество, — секунду помедлив, предложил юноша.

— Нет, нет, — покачал головой Вилит. — Лучше найдите государыню и передайте, что у меня всё в порядке. А то её, наверное, уже напугали. Небось наплели, что я при смерти.

— Да, ваше высочество, — кивнув, Герон вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Опасаясь, что снимая тунику, он причинит пострадавшему ненужную боль, Акций без затей разрезал рукав, обнажив мускулистую, но уже начавшую опухать руку с багрово-синим пятном между плечом и локтем.

— Попробуйте пошевелить пальцами.

Принц поморщился.

Врачеватель ещё раз очень осторожно ощупал поражённое место, внимательно наблюдая за его реакцией.

"Кость, кажется, цела, — с удовлетворением подумал лекарь. — Или только треснула".

Сообщив Вилиту диагноз, он добавил:

— Я приготовлю мазь. Но вам придётся на какое-то время забыть о гимнастике и воинских упражнениях.

— Надолго? — подозрительно сощурился молодой человек.

Собеседник выразительно пожал плечами.

— Делайте всё, что нужно, господин Акций, — вздохнул принц.

Оставив его, лекарь направился к уставленным горшочками и коробочками полкам, в душе досадуя на то, что так неосмотрительно услал Мела Криса. Теперь придётся самому разжигать очаг. Можно, конечно, использовать обычную мазь, но в данном случае в неё стоит добавить толчёных орешков варника. Вот только их перед этим придётся истолочь в ступке, а охранитель здоровья государыни успел отвыкнуть от подобной черновой работы. Но не ждать же возвращения ученика, когда в помощи нуждается член императорский семьи?

Пока Акций раздувал присыпанные угли в очаге, поджигал щепочки и аккуратно укладывал чурки под массивную бронзовую решётку, Вилит сидел смирно, баюкая ушибленную руку.

Сняв с полки горшочек, врачеватель развязал охватывавшую горловину верёвку и осторожно снял плотно прикрывавший её кусок кожи. В нос ударил резкий, горьковатый запах. Специальной костяной лопаточкой он наложил в бронзовую миску зеленоватую, тягучую, как мёд, мазь и поставил её на огонь.

Насыпав в каменную ступку мелких, похожих на горох орешков варника, уже очищенных от кожуры, лекарь принялся тщательно растирать их пестиком.

Тем временем пациенту, видимо, стало скучно. Поднявшись с лавки, он неторопливо прошёлся по мастерской, посмотрел в заделанное слюдяными пластинками окно, потом, шагнув к полкам, стал разглядывать миски, плошки, горшки, пучки сухих трав и кореньев.

Занятый своими делами, Акций не заметил, как принц, решив не ограничиваться поверхностным осмотром, потянулся к заинтересовавшей его керамической банке.

То ли Вилит, неловко повернувшись, потревожил пострадавшую руку, то ли просто оказался не слишком ловким. Только посудинка выскользнула у него из пальцев и чудом не разбившись покатилась, рассыпая по полу сушёные яйца муравьёв.

— Ваше высочество! — возмущённо вскричал хозяин мастерской. — Прошу вас ничего не трогать! Здесь есть вещи опасные для жизни, если не уметь с ними обращаться!

— Хорошо, господин Акций! — примирительно воздел здоровую руку молодой человек, и отойдя к противоположной стене, принялся рассматривать уложенные на стеллажах свитки.

Стараясь не показывать раздражения, врачеватель высыпал в стоявшую над огнём миску растёртые в муку орешки. Теперь осталось хорошенько помешать и поставить охлаждаться в чан с водой.

Развернувшись, чтобы вернуть на место ступку, Акций к своему большому неудовольствию обнаружил принца, сидящим в его собственном кресле и беззастенчиво перебиравшим разложенные на столе папирусы.

Кого другого охранитель здоровья государыни не медля ни секунды выгнал бы со своего места, но делать замечание Вилиту Тарквину Ниру он не решился.

"Желаете ознакомиться с рецептом снадобья от глист, ваше высочество? — усмехнулся лекарь, специальными щипцами снимая миску с решётки над огнём, и едва не выронил её, вспомнив, — о богов, там же письмо Юлисы!"

Опытный царедворец тут же сообразил, что вскрытое письмо, адресованное императрице, может вызвать очень нежелательные вопросы не только у Вилита, но и у его матушки. Поэтому, опустив плошку в воду, врачеватель не стал дожидаться, пока мазь остынет, и вежливо попросил:

— Подойдите, пожалуйста, ваше величество. Я перевяжу вам руку.

Увы, он опоздал.

Поднимаясь из-за стола, юноша внезапно замер, подняв к глазам лист с висевшей на краю восковой печатью, и удивлённо посмотрел на невозмутимого лекаря.

— Что это, господин Акций?

— Небольшая услуга автору письма и его адресату, — небрежно пожав плечами, тот сделал приглашающий жест, повторив. — Прошу вас, ваше высочество, мазь необходимо нанести не откладывая.

— Подожди! — огрызнулся сын императора, торопливо пробегая взглядом по корявым строчкам. — О боги, Юлису выдают за Авария!

— Видимо, да, — со вздохом повторил врачеватель.

— За этого лагира? — презрительно фыркнул Вилит.

Не услышав в его словах явного вопроса, собеседник счёл за благо промолчать.

Небрежно бросив листок на стол, принц подошёл к врачевателю, и усевшись на лавку, поинтересовался:

— Почему вы его вскрыли, господин Акций?

— Хотел убедиться в своей правоте, ваше высочество, — с прежней непринуждённостью ответил тот, осматривая руку.

— И как? — усмехнувшись, молодой человек зашипел, когда пальцы лекаря впились в отёкшие мышцы.

— Я угадал, — буркнул Акций, тронув мазь и с огорчением убеждаясь, что та всё ещё слишком тёплая.

— Вы знали, что Юлису собираются отдать за Авария? — удивился пациент.

— У меня были некоторые подозрения, — туманно ответил царедворец, решив не посвящать собеседника в подробности.

— Теперь, когда всё выяснилось, вы собираетесь отдать письмо государыне, господин Акций? — продолжал расспрашивать Вилит, морщась от осторожных движений, которыми врачеватель втирал мазь в кожу.

— Это не доставит ей удовольствия, ваше высочество, — сухо ответил тот, доставая из коробочки бинт. — Но может сильно навредить госпоже Юлисе. Вы же сами читали её предостережение.

— Да, — кивнул пациент.

— А мне бы этого не хотелось, — продолжил придворный.

— Думаете, с Аварием ей будет лучше? — усмехнулся юноша.

Но его собеседник, видя, что тот не грозит ему немедленным разоблачением, продолжил придерживаться прежней линии поведения.

— Если на то будет воля небожителей, госпожа Юлиса может остаться богатой вдовой. По всем признакам господин Аварий серьёзно болен. Но если узнают, что она просила императрицу избавить её от жениха, которого выбрали родственники, разразится большой скандал. Семья Септисов окажется опозоренной. А регистор Трениума не из тех, кто прощает подобные обиды.

Принц на какое-то время замолчал.

— Вы так говорите, будто уверены, что государыня не захочет помочь госпоже Юлисе, — пробормотал он, едва лекарь закончил перевязку.

— У меня есть причины так думать, ваше высочество, — веско заявил царедворец. — Поэтому вашей матери лучше ничего не знать об этом письме. Его нужно просто уничтожить.

— Даже если за неё попрошу я? — похоже, Вилит пропустил последние слова собеседника мимо ушей.

— Боюсь, и вы не сможете её переубедить, — покачал головой лекарь.

— И всё-таки я попробую поговорить с государыней, — неожиданно выпалил младший сын императора.

— Вы хотите погубить госпожу Юлису и доставить мне неприятности, ваше высочество? — нахмурился придворный, никак не ожидавший ничего подобного от принца, с которым у него сложились достаточно ровные, доверительные отношения.

— Нет, господин Акций, — поспешил успокоить его молодой человек. — Тут я полагаюсь на ваше мнение. Если вы считаете, что матери лучше ничего не знать о письме, пусть так и будет.

— Благодарю за понимание, ваше высочество, — поклонился врачеватель, скрывая вздох облегчения.

Уже у двери Вилит остановился.

— Господин Акций, вы читаете все письма к моей матери?

— Через меня их очень редко передают, ваше высочество, — холодно усмехнулся лекарь. — Обычно этим занимается её секретарь Авл Фабий Мелий.

— Но всё же, — нахмурился явно не удовлетворённый столь расплывчатым ответом принц.

— Я поставлен вашим великим отцом охранять здоровье его царственной супруги! — гордо выпятив грудь, надменно вскинул подбородок Акций. — Мой долг — беречь государыню от любых огорчений, которые могут нанести вред её самочувствию.

Усмехнувшись, младший сын императора вышел из мастерской, бережно придерживая перевязанную руку, покоившуюся на перекинутой через плечо косынке.

Задвинув за ним засов, врачеватель взял со стола злополучное послание и бросил на угли очага. Папирус моментально вспыхнул. Наблюдая за тем, как пламя жадно пожирает взывавшие о помощи строчки, царедворец с грустью надеялся, что хотя бы в ближайшее время ему не придётся разговаривать о Нике Юлисе Террине.

И ошибся.

Едва государыня вернулась в столицу, как к ней тут же зачастили гости, хотя и не из самых знатных людей Империи. Несмотря на опалу, Докэста Тарквина Домнита и её родственники всё ещё пользовались определённым влиянием.

Но успевшая отвыкнуть от чужих лиц, императрица быстро устала от посторонних, и в этот вечер ужинала в обществе исключительно самых близких людей.

Кроме охранителя здоровья, были любимая наперсница государыни — госпожа Исора Квантия Бела, повсюду сопровождавшая свою царственную подругу, и принц Вилит, внезапно решивший составить матери компанию.

Первоначально присутствие молодого человека, ранее предпочитавшего вечерами шляться по публичным домам и ундиналиям, насторожило врачевателя. Однако вскоре выяснилось, что сына пригласила сама императрица, встревоженная досадным происшествием на занятии по фехтованию.

Несмотря на полученные от лекаря заверения в том, что здоровью Вилита ничего не угрожает, государыня в который раз расспрашивала принца о самочувствии и тех обстоятельствах, при которых он получил тот самый роковой удар.

Госпожа Квантия в нужных местах испуганно ахала, картинно закатывала глаза, настоятельно рекомендуя его величеству вести себя осторожнее, а Акций, скрывая усмешку, наблюдал, как злится младший сын Константа Великого. Судя по всему, воспоминания о собственном промахе на гимнастической площадке нешуточно задевали его самолюбие.

Видимо, окончательно потеряв терпение, принц решил кардинально сменить тему разговора, и дождавшись, когда собеседница замолчит, занявшись жареным угрём, громко поинтересовался:

— Ваше величество, а вы ничего больше не слышали той девушке, с который мы встретились неподалёку от поместья господина Маврия? О внучке казнённого сенатора Юлиса?

Лекарь с трудом удержался от гримасы раздражения, подумав с досадой: "Он же обещал молчать!"

Взгляд, которым императрица одарила охранителя своего здоровья, не предвещал тому ничего хорошего, а лицо моментально приняло скучающе-равнодушное выражение.

— Я хотела встретиться и ещё раз послушать её забавные истории. Вот только госпожа Юлиса внезапно заболела. Но там, кажется, нет ничего страшного, господин Акций?

— Да, ваше величество, — торопливо вытерев губы, подтвердил тот. — Госпожа Юлиса пережила сильное душевное потрясение, но её жизни уже ничего не угрожает.

Кивнув ему с холодной улыбкой, государыня вновь обратилась к Вилиту:

— А почему вы вдруг вспомнили о ней, сын мой?

— Я случайно узнал, что регистор Трениума от имени своей племянницы обратился к императору с просьбой вернуть ей родовое имение младших лотийских Юлисов.

— Имение? — встрепенулась Квантия. — Незамужней девице? Разве так можно?

— Я сам удивился, — вскинул брови принц. — Но оказалось, есть какой-то закон, принятый Сенатом Радла в "эпоху горя и слёз". Он позволяет женщинам наследовать землю, если нет прямых наследников мужского пола.

— Это интересно, — проговорил лекарь самым нейтральным тоном, в душе укоряя себя за то, что не сумел узнать столь необыкновенную новость первым. — "Вот что значит долго не ходить в баню".

— И что решил государь? — живо заинтересовалась Докэста Тарквина Домнита. — Получит Юлиса имение?

— Он передал дело в Сенат! — рассмеялся молодой человек. — Если они приняли такой закон, пусть сами его и исполняют!

— Вряд ли госпожа Юлиса от них чего-нибудь дождётся! — презрительно фыркнула Квантия, внимательно наблюдая за реакцией царственной подруги. — Это сборище престарелых скупердяев оставит девочку без такого замечательного приданого! И как ей теперь найти достойного жениха?

"А она что-то знает, — догадался царедворец. — Неужели государыня сказала? Или по Радлу уже пошли слухи о сговоре Септиса с Аварием?"

— Говорят, за неё хлопочет сенатор Касс Юлис Митрор, — сообщил Вилит, выбирая булочку по поджаристее. — Из рода старших лотийских Юлисов и ещё почему-то главный смотритель имперских дорог.

"А вот это ты сам придумал, — мысленно фыркнул врачеватель. — Он слишком хитёр, чтобы так явно показывать свою заинтересованность".

— Видно, Аварий заодно хочет прибрать к рукам ещё одно имение, — презрительно фыркнула императрица, не испытывавшая ни малейшей симпатии к приближённым своего царственного супруга.

— Он-то тут причём, ваше величество? — удивилась наперсница.

— Отожравшись, эти скороспелые богачи начинают насыщать своё тщеславие! — брезгливо скривилась государыня. — Им уже мало просто сорить деньгами, закатывая пиры, скупать земли, дома, картины и статуи. Они желают стать частью древнейших родов Империи!

— Аварий хочет жениться на Юлисе! — всплеснула руками Квантия.

— Её родственники пока не объявили об этом, — снисходительно просветила собеседницу Докэста Тарквина Домнита. — Но если Аварий хлопочет за наследство младших лотийских Юлисов, значит, собирается заполучить и его.

— Но неужели регистор Трениума не знает о его постыдном пристрастии? — вскинул брови Вилит.

— Судя по всему, тут как-то замешан сенатор Касс Юлис Митрор, — чтобы не дать затухнуть любопытному разговору, лекарь выдал часть известной ему информации. — Наверное, вдвоём они его и уговорили.

— А госпожа Юлиса знает, что её жених лагир? — никак не хотел угомониться принц, почему-то глядя на него.

Царедворец привычно пожал плечами.

— Госпожа Юлиса не в том положении, чтобы привередничать, — сварливо проворчала государыня. — Она уже не так молода. Да и происхождение у неё сомнительное.

— Госпоже Юлисе следует благодарить богов за то, что родственники отыскали ей такого богатого жениха, — важно кивнула Квантия.

Акций испытывал к ней глухую неприязнь из-за постоянных попыток посеять рознь между императрицей и охранителем её здоровья. Эта весьма недалёкая особа почему-то полагала, что супруга Константа Великого обязана слушать только и исключительно её. Поэтому царедворец не стал отказывать себе в маленьком удовольствии и слегка поддел собеседницу:

— Всё же жизнь среди варваров наложила негативный отпечаток на характер госпожи Юлисы.

— Это заметно, — бездумно кивнула Квантия, однако сейчас же насторожилась в ожидании подвоха.

— Если не понимает, как ей повезло с женихом, — непринуждённо продолжил врачеватель. — Я всю жизнь лечу людей и часто сталкивался с душевными потрясениями. Думаю, госпожа Юлиса слегла потому, что узнала правду о том, кто такой Аварий.

Придворная растерянно захлопала глазами, а вот императрице его слова явно пришлись не по вкусу. Губы её сжались в тонкую полоску, брови сурово сошлись к переносице. Однако, прежде чем она успела высказаться, принц неожиданно проговорил:

— Ваше величество, если госпожа Юлиса так переживает из-за этого брака, почему нельзя как-нибудь помочь ей его избежать? Жаль, если после стольких испытаний девушка свяжет свою жизнь со столь отвратительным мужчиной.

— Так уж издавна повелось, сын мой, — ханжески вздохнув, государыня бросила на сердечного друга испепеляющий взгляд.

"Я тут совершенно ни при чём, ваше величество", — мысленно извинившись, Акций потянулся за яблоком.

— Браки детей устраивают родители или ближайшие родственники! — чуть повысив голос, мать пресекла готовые сорваться с языка отпрыска возражения. — Юности свойственна порывистость в желаниях и действиях, но отнюдь не мудрость, без которой невозможно создать семью. Поэтому молодые люди не способны правильно оценить друг друга и подобрать себе достойную пару.

— Но, ваше величество, — вновь попытался заговорить Вилит. — Вы могли бы…

— Даже высшие власти не должны вмешиваться в семейную жизнь граждан! — заявила императрица тоном, не терпящим возражения. — Мы обязаны уважать наши законы и обычаи!

Загрузка...