Отважная лягушка

Глава II Вновь открывшиеся обстоятельства

Хотя Ника время от времени просыпалась, вслушиваясь в зловонную тишину, ночь прошла спокойно. На противоположном конце каменной лежанки, заграбастав под себя всю солому, до которой смогли дотянуться, свернувшись в клубок, спали проститутки, то и дело вскрикивая во сне. Тихонько похрапывала в своём углу Калям.

Опасаясь простудиться, новая узница даже не пыталась спать лёжа, так и просидела, скорчившись в углу. Иногда она с наслаждением вытягивала затёкшие ноги, но царивший в камере холод, заставлял вновь прятать их под плащ.

Никто из старожилов камеры больше не пытался приструнить новенькую, тем самым автоматически признав за ней право верховодить в их крошечном коллективе.

За ночь переполнявший низкое помещение смрад стал, кажется, ещё нестерпимее. Из соседних клетушек часто доносился чей-то хриплый, рвущий грудь кашель, громкое бормотание, тяжёлый, с присвистом и бульканьем храп.

"Если здесь так холодно и воняет, — сквозь дрёму думала девушка, плотнее закутываясь в плащ. — То каково в подвале? Брр-р!!!"

Поёжившись, она прикрыла глаза, надеясь ещё немного подремать.

Утро в тюрьме начиналось рано. Первые недовольные голоса стали раздаваться ещё тогда, когда звёздную черноту за крошечными зарешеченными окнами сменила серая предрассветная хмарь.

В их камере первыми проснулись проститутки. Шёпотом ругаясь и стуча зубами от холода, они поочерёдно воспользовались лоханью, после чего, прижавшись друг к другу, принялись шушукаться, то и дело поглядывая на мирно посапывавшую Нику.

Следующей, кряхтя и охая, встала Калям.

Громко прочистив нос, она спросила, вытирая пальцы о подол:

— Госпожа ещё не проснулась?

— Вроде бы нет, — равнодушно прошепелявила Кирса.

— Уже да, — проворчала девушка, с наслаждением вытягивая ноги.

Чувствуя себя голодной, злой и не выспавшейся, она проделала несколько гимнастических упражнений, разминая застывшие от неудобной позы мышцы, стараясь при этом, чтобы с изумлением наблюдавшие за ней сокамерницы не заметили ни пояса с деньгами, ни ножа на голени.

— Вы, госпожа, вчера обещали рассказать, как попали сюда, — напомнила Калям, когда Ника, вновь накинув плащ, забралась на лежанку.

Почесав искусанную то ли блохами, то ли вшами подмышку, та пожала плечами.

— Слушайте, если интересно.

Решив поведать сокамерницам свою историю, путешественница стремилась не только заглушить чувство голода и хоть чем-нибудь заполнить нестерпимо медленно тянувшееся время, но и отрепетировать своё выступление на будущем судебном процессе, ибо полагала, что этригийских судей не сможет не заинтересовать непонятно откуда взявшаяся родственница столичных аристократов.

Коротенько, без особых деталей описав бегство "родителей" из Радла в Канакерн, а оттуда в Некуим, девушка ненадолго остановилась на их жизни среди аратачей, довольно подробно описав быт и нравы первобытных охотников, и уже перешла к путешествию через океан, когда впервые за день лязгнула входная дверь.

— Завтрак принесли? — не удержалась рассказчица от удивлённо-радостного восклицания.

Слушательницы дружно и обидно захихикали.

— Здесь, госпожа, раз в день кормят, — сверкнула дыркой в зубах Кирса. — И то не всегда.

— Часто сюда попадала? — тут же спросила Ника, торопясь замять досадный промах и переводя разговор на другую тему.

— Бывает, — криво усмехнулась проститутка, поводя плечами. Похоже, её либо насекомые покусали, или зачесались зажившие рубцы от плетей.

В дальнем конце помещения заскрипели дверные петли.

— Сухан, выходи, — властно скомандовал незнакомый мужской голос.

— А почему опять я? — жалобно отозвался ломкий, юношеский басок.

— Мне что ли за вами дерьмо выносить, гнида подзаборная! — ответный рык стражника не смог заглушить громкий звук оплеухи. — Встань и иди!

Девушка поняла, что кого-то из узников заставляют выносить лохань с нечистотами и, кажется, тому это не очень нравится.

— Хвала Дрину, хозяину недр! — с чувством проговорила Калям, почему-то с благоговением глядя в потолок. — А я уже думала, забыли про нас, и все праздники придётся этой вонью дышать.

Однако, тюремщик, судя по всему, решил первым делом убраться в подвальных камерах, потому что хмурый молодой человек с фиолетовым синяком под глазом зашёл к ним минут через сорок, когда Ника торжественно повествовала о том, как матросы Мерка Картена умоляли богов снять корабль со спины Змеи. Так мореходы называли мощное океанское течение.

Рассказчица замолчала, а слушательницы наконец-то позакрывали рты.

— Ты что, в море плавала? — криво усмехнулся незнакомый стражник, отпирая замок на решётке.

— Плавает… утка у берега, — откликнулась путешественница, слегка облагородив прочитанное ещё в своём родном мире выражение. — А я пересекла океан на судне Мерка Картена, искусного морехода из города Канакерна, что на Западном побережье.

— Чем же ты с ними расплачивалась? — натужно хохотнул тюремщик, наблюдая, как шмыгавший носом парнишка в потрёпанном хитоне, брезгливо морщась, поднимает наполненную почти до краёв лохань. — Собой?

— Не всем дано понять чистоту чувств и помыслов благородных людей, — надменно вздёрнув подбородок и глядя куда-то поверх головы собеседника, отчеканила Ника. — Консул Канакерна Мерк Картен гордится дружбой с Лацием Юлисом Агилисом, поэтому с радостью помог его дочери вернуться на родину.

На какой-то миг воцарилась драматичная тишина. Проститутки и Калям переводили тревожные взгляды с сокамерницы на стражника и обратно. Даже уборщик замер, недоуменно хлопая глазами. А охранник, наморщив покатый лоб, видимо, напряжённо думал, стоит ли считать непочтительные слова странной арестантки оскорблением или нет?

— Да ты такая же Юлиса, как я Тарквин, — наконец презрительно хмыкнул он, давая знак парню с вонючей бадьёй поторопиться.

Ни в коем случае не желая провоцировать тюремщика на конфликт, девушка сочла за благо промолчать, ограничившись предельно презрительной гримасой, которую тот к счастью уже не видел.

Как очень скоро выяснилось, пустая параша пахла не менее омерзительно, чем полная, а вот вернувшийся стражник явно выглядел чем-то обескураженным. Запирая решётку, он бросил озадаченный взгляд на диковинную заключённую и с бранью повёл парнишку-уборщика в его клетку.

Дождавшись, когда захлопнется входная дверь, Ника продолжила свой рассказ, аккуратно обойдя истинные причины появления ганток на судне Картена.

К сожалению, скоро ей пришлось замолчать. В горле пересохло, а тюремщик не торопился поить арестантов. Время вновь потянулось нестерпимо медленно.

Но тут, наверное, ощутив некоторую зависть к бурной, чрезвычайно наполненной разнообразными событиями жизни сокамерницы, неожиданно заговорили проститутки:

Вряд ли их истории могли бы удивить кого-то из аборигенов, но попаданка слушала их с интересом, жадно впитывая любую информацию о местных реалиях.

Кирса с малых лет училась ублажать клиентов, работая вместе с матерью. Та являлась официальной городской проституткой, добросовестной налогоплательщицей, внесённой в соответствующие списки и имевшей право на защиту со стороны городских властей.

Четыре года назад она заболела. Пытаясь её вылечить, Кирса набрала долгов, не сумела рассчитаться и пошла под одну из местных банд.

Пару лет проработала в борделе, потом её выгнали, и теперь приходиться ловить клиентов на улице, по-прежнему выплачивая мзду криминальной "крыше".

Официальные жрицы любви люто враждовали со своими подпольными коллегами. В открытую не нападали, опасаясь мести со стороны бандитов, строго следивших за сохранностью своих подопечных, но всячески гадили при каждом удобном случае.

Вот и сейчас они с Вилпой здесь из-за того, что их подставили сёстры по ремеслу. Ника с удивлением узнала, что по местным законам проституткам запрещено слишком активно навязывать свои услуги: приставать на улицах, хватать за руки или одежду.

К счастью для представительниц древнейшей профессии, данная норма соблюдалась довольно редко. Большинство горожан предпочитают обращению в суд лёгкое рукоприкладство.

Но иногда об этом законе вспоминают. Позавчера рано утром, встретив троих подвыпивших мужчин, Кирса с Вилпой предложили им продолжить праздник. Те поначалу согласились, но потом стали кричать, что к ним пристают, не дают прохода и прочую ерунду.

— Мы бежать хотели, — вздохнула Кирса. — Да тут стражники налетели. В переулке напротив прятались. Да лишит их Диола мужской силы! Вот теперь в городе праздник, полно пьяных, только работай. А вместо этого приходится здесь сидеть, суда дожидаться. Потом ещё плетей выдадут, мазь покупать придётся… Опять расходы.

— Это всё Свиной свищ! — зло прошипела её подруга. — Чтоб её до матки разорвало, меретту портовую! Она девок подговорила сложиться и нас сюда упрятать, чтобы клиентов не переманивали.

История Вилпа оказалась ещё проще и страшнее. Узнав, что родители собираются продать её в рабство каким-то заезжим торговцам, девушка сбежала к дальней родственнице в Эригию, которая когда-то приглашала её погостить. Эта добрая тётушка и сдала Вилпу бандитам.

После столь невесёлых рассказов в камере повисло тягостное молчание. Не то, что Ника безусловно верила сокамерницам, но, как она знала из криминальных романов, большинство подобного рода выдумок так или иначе опираются на подлинные истории.

Заскучавшая Калям, встрепенувшись, уже собралась поведать о своей горькой судьбе, когда вновь лязгнула входная дверь.

"Неужели воды принесли?" — обрадовалась девушка, с надеждой прислушиваясь к звукам в коридоре.

— В конец иди, там твоя хозяйка, — проворчал знакомый голос стражника. — А я пока этих уродов покормлю.

Вскочив, словно подброшенная катапультой, Ника, едва не запутавшись в полах плаща, бросилась к решётке, за которой появилась улыбавшаяся сквозь слёзы Риата с большой, аккуратно прикрытой корзиной.

— Ой, да как же это, добрая госпожа! — громко всхлипнула она, и на скривившемся в жалостливой гримасе лице заблестели мокрые дорожки. — Где ваша справедливость, о бессмертные боги?! Не успели от убийц спастись, как в тюрьму попали!

— Не переживай, Риата, — улыбнулась девушка, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Выкарабкаемся. Главное — ты меня не бросила.

— Куда же я без вас, госпожа? — довольно натурально изобразила испуг невольница. — Вы мне столько добра сделали…

— Да ладно! — отмахнулась довольная хозяйка. — Лучше расскажи, как додумалась обратиться к Асте Бронии, и почему она решила нам помочь?

— Всё скажу, госпожа, — засуетилась Риата. — Вы только сначала поесть возьмите.

Она торопливо открыла крышку корзины.

Приняв две переломленные пополам ещё чуть тёплые лепёшки, Ника обернулась, тут же напоровшись на голодные взгляды сокамерниц.

— Калям! — она протянула одну старухе. — Раздели на троих. Да смотри, чтобы поровну получилось!

Не заставляя себя ждать, та быстро подбежала, рассыпаясь в благодарностях.

— Да хранит вас благодетельная Нона, добрая госпожа! Всё сделаю, как приказываете, клянусь Цитией — богиней справедливости, никого не обижу.

Пока Ника оделяла продуктами товарок по несчастью, возле их камеры появился тюремщик с ведром.

— Пейте, курицы.

Сытно рыгнув кислым перегаром, мужчина стал ковырять пальцем в зубах. Риата тут же подала хозяйке простенькую деревянную плошку, похожую на пиалу.

Стражник насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал.

Утолив жажду, Калям, заискивающе улыбаясь, униженно попросила у него ещё миску воды, продемонстрировав зажатый в руке кусок лепёшки.

— Бери, — снисходительно кивнул мужчина. — Всё равно выливать.

И натужно рассмеялся.

— Вон сколько тут еды. Вас сегодня можно не кормить.

— Что вы такое говорите, господин? — испуганно залепетала торговка-неудачница. — Как же так?

— Не плачь, метла старая! — от чего-то придя в хорошее настроение, заулыбался стражник. — Что от городского совета положено — всё получите.

Потом взглянул на притихшую Риату.

— Ты недолго тут.

— Да, господин, — поклонилась рабыня со своей обычной покладистостью.

Не успел зевавший во весь рот тюремщик прикрыть дверь, как невольница уже протискивала сквозь ячейки решётки тощий кожаный бурдюк.

— Тут вино, госпожа, — торопливо шептала женщина. — Чуть разведённое. А это изюм.

В камеру перекочевал узкий, плотный мешочек.

— И одеяло. Господин Ротан сказал, что вы старое просили.

— Так и есть, — подтвердила Ника, пыхтя протаскивая тугой свёрток между деревянными брусьями.

Перетащив гостинцы на лежанку и одарив сокамерниц горстью изюма, девушка вернулась к решётке.

— Теперь рассказывай. Только побыстрее, а то стражники разозлятся.

— Подождут, — легкомысленно отмахнулась собеседница. — Я им два кувшина браги принесла и пол курицы на закуску.

Она воровато огляделась.

— А это вам.

Судя по величине свёртка, который едва прошёл сквозь прутья решётки, птичка больше походила на гуся или приличных размеров индейку.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила хозяйка. — Только больше ничего такого не носи. Дорого, да и ни к чему.

— Слушаюсь, госпожа, — привычно кивнула невольница и, понизив голос до шёпота, торопливо заговорила. — Когда на форуме все закричали и грозить начали, я хотела к вам пробраться, чтобы защитить или умереть со своей госпожой.

Ника негромко, но выразительно кашлянула.

— Да вспомнила о тех письмах, что вам господин Фарк дал, — быстренько закруглилась с выражением рабской преданности Риата. — Одно как раз в Этригию было — к госпоже Асте Бронии. Вот я и подумала: может, она вам чем-нибудь поможет? А уж если нет…

Женщина вздохнула, на этот раз, кажется, более искренне.

— Тогда к вам пойду, чтобы и в тюрьме служить.

В глубине души попаданка сомневалась, что хитрая невольница смогла бы подняться до таких вершин самопожертвования, но всё же эти слова не могли не доставить ей удовольствия.

Признавшись себе в этом, Ника мягко, но решительно проговорила:

— Спасибо, но ты бы рассказывала покороче, нам ещё много о чём надо поговорить.

— Как прикажете, госпожа, — вздохнула Риата, явно раздосадованная тем, что хозяйка опять не дала ей возможности блеснуть красноречием.

— Нужный дом я быстро нашла. Сказала рабыне в воротах, что принесла её госпоже письмо от господина Румса Фарка из Канакерна. Госпожа Аста Брония меня почти тут же приняла. Вы простите, госпожа, только я ей всё рассказала. Уж очень настырная она. До мельчайших подробностей выпытывала.

Женщина виновато посмотрела на хозяйку, сочтя нужным пояснить:

— Ну, кроме того, о чём вы говорить запретили.

— Правильно сделала, — одобрила её действия арестантка. — И что Аста Брония?

— Не поверила, что вы дочь Лация Юлиса Агилиса, — голос собеседницы упал почти до шёпота.

— И ты показала ей письма отца, — усмехнулась девушка.

— Пощадите рабу глупую, — забубнила Риата, скромно опустив глазки. — Только иначе она бы со мной разговаривать не стала. Как бы я тогда смогла вам помочь?

— Да, я понимаю, — успокоила её хозяйка. — Деньги в шкатулке нашли?

— Пятьдесят империалов, госпожа, — кивнула рабыня.

— Десять сразу отдай Асте Бронии, — распорядилась Ника. — В благодарность за хлопоты, и попроси разрешения пожить у неё до суда.

— Сделаю, госпожа.

— Письма она читала?

— Нет, госпожа, — покачала головой собеседница. — Даже не распечатала. Только имена адресатов посмотрела и всё. Потом она меня на кухню отправила и велела накормить.

Невольница подробно пересказала разговор с Олкадом Ротаном Велусом, особо напирая на то, что он оказался гораздо более недоверчивым, чем госпожа Брония, и грозил Нике всяческими карами за самозванство.

Та отмахнулась.

— Не он один.

Несмотря на откровенный скептицизм и нескрываемые сомнения, адвокат добросовестно выполнил поручение подзащитной и рано утром передал Риате распоряжения её хозяйки.

— Я, госпожа, сразу же на рынок пошла купить, что вы приказали.

— Как догадалась стражникам брагу захватить? — улыбнулась девушка.

— Моего бывшего хозяина, Тита Невия Квинтома, три раза в тюрьму сажали, — охотно пояснила рабыня. — А охранники в них везде одинаковы. Любят выпить и закусить на дармовщину.

"Ну, это не только стражники любят", — подумала Ника, оглядываясь.

Проститутки скромненько сидели на лежанке, бросая в её сторону любопытные взгляды, а Калям чем-то шуршала у себя в углу.

Хлопнула дверь.

— Эй, ты там, выходи! Хватит болтать! Дай вам волю, вы до утра языками трепать будете!

— Ещё немножечко, господин! — испуганно охнула Риата и посмотрела на хозяйку в ожидании распоряжений.

— Принеси завтра после обеда ещё еды, — торопливо заговорила та. — Пять империалов отдай господину Ротану, когда он спросит.

— Слушаюсь, госпожа.

— Ну, и походи по городу, поболтай с рабами. Попробуй узнать, что обо мне говорят.

— Слушаюсь, госпожа, — всхлипнула невольница.

— Живей, камень Питра тебе в зад! — рявкнул тюремщик. — Долго мне ждать?

— Иди! — махнула рукой девушка. — Не зли его зря.

— До свидания, госпожа, — закивала Риата. — Да хранит вас Анаид и другие небожители.

— Передай госпоже Бронии, что я не забуду её доброту! — уже в спину крикнула Ника, вспомнив, что за всё время разговора забыла выразить благодарность чужому человеку, проявившему к ней участие. Деньги — это, конечно, хорошо, но и доброе слово не помешает, оно, как известно, и кошке приятно.

Арестантка стояла, вцепившись в деревянную решётку, краем уха слушая ворчание недовольного стражника, и думала, что один друг, кажется, у неё здесь всё-таки появился.

При всей своей любвеобильности, вороватости и прочих маленьких недостатках, Риата оказалась верной спутницей, не бросившей хозяйку в самых крутых передрягах.

"Я должна её освободить! — внезапно решила попаданка, но вспомнив реакцию рабыни на предложение жить своей жизнью, поправилась. — Вернее, сделать отпущенницей. А там захочет — пусть со мной остаётся, не захочет — уйдёт. Только надо узнать, что для этого нужно. Хотя бы у того же Ротана. Он юрист, значит, должен знать".

"Ты сама сначала отсюда выберись", — возвращаясь к печальной действительности, усмехнулась девушка, отряхивая ладони от прилипшей грязи.

Вернувшись на лежанку, она расстелила поверх прелой соломы тряпочку и торжественно водрузила на неё половину загадочной птицы. Сокамерницы застыли с открытыми ртами.

С хрустом оторвав ногу, Ника пододвинула остатки к Кирсе.

— Теперь твоя очередь делить.

— А почему это её? — недовольно вскричала Калям. — Они себе всё самое вкусное возьмут. Дай сюда!

— Сидеть! — рявкнула девушка, с сожалением понимая, что склочная старуха, кажется, стала воспринимать её доброту, как нечто само собой разумеющееся, и уже начинает предъявлять какие-то претензии. — Она будет делить потому, что я так сказала. Не нравится — не ешь!

Проститутки угодливо захихикали.

— А ты, Кирса, смотри, чтобы всем поровну досталось, — проворчала Ника, разгрызая хрящик.

Ещё раз взвесив тощий бурдюк, она, расщедрившись, плеснула сокамерницам по глотку, после чего убрала остатки продуктов в угол.

— Вы бы, госпожа, еду туда не клали, — облизывая пальцы, сказала Вилпа. — Крысы замучают.

Услышав под лежанкой энергичное шуршание маленьких лапок, малоопытная арестантка-новобранец, ничуть не испугавшись этих милых зверюшек, стала оглядываться, высматривая место, где можно уберечь продукты от прожорливых хвостатых тварей.

Лучшим выходом показалось подвесить кулёк куда-нибудь повыше. Потолок в тюрьме отсутствовал. Над головой темнели массивные балки с криво приколоченными досками, сквозь щели, между которыми проглядывала красно-коричневая черепица. Оторвав от тряпки узкую полоску, девушка вскарабкалась на лежанку, и приподнявшись на цыпочках, протянула её через толстый, грубо отёсанный брус стропила. Теперь осталось только привязать к свисавшему концу узелок, сделав продуктовые запасы недоступными для вечно голодных грызунов.

Вполне довольная собой Ника расстелила одеяло и улеглась, прикрывшись плащом.

— Я слышала, госпожа, будто на Западное побережье можно через Рифейские горы попасть, вроде бы так даже ближе, — неожиданно проговорила Кирса, видимо, желавшая услышать продолжение захватывающей истории. — А вы почему вдоль моря поехали?

— Приболела немного, вот и пришлось в Канакерне задержаться, — охотно отозвалась девушка, чувствуя, что и сама не прочь поболтать. — За это время на перевалах снег выпал, сделав их непроходимыми. Ждать до весны, когда они откроются, мне не захотелось, поэтому пришлось ехать побережьем.

Она подробно объяснила, почему выбрала в попутчики урбу бродячих артистов Гу Менсина, после чего выслушала множество весьма нелестных эпитетов в адрес этих служителей и почитателей лучезарного Нолипа. Хотя обвинения в мошенничестве, обмане и разврате в устах базарной то ли торговки, то ли воровки и двух профессиональных проституток звучали, мягко говоря, странно.

Дав соседкам по камере высказаться, Ника плавно перешла к описанию путешествия по городам Западного побережья, когда вновь лязгнула входная дверь.

Замолчав, она посмотрела на окна. Судя по освещению, день в самом разгаре. Воду уже приносили, а кормить будут только вечером. Возможно, пришли посетители к кому-то из соседних камер?

— Как вы только его уговорили? — послышалось заметно недовольный и слегка удивлённый голос стражника. — В праздник разрешение на освобождение выдать?

— Преподобный Клеар помог, — отозвался глухой мужской голос.

Услышав имя своего обвинителя, девушка тороплив села, спустив ноги с лежанки и набросив на плечи плащ.

Лицо сидевшей на корточках Калям внезапно исказила злобная гримаса.

— Нельзя же такой ревностной почитательнице владыки недр все дриниары в тюрьме просидеть, — продолжал незнакомец. — Вот верховный жрец и попросил магистрата посодействовать. Всё равно штраф мы уже заплатили, так чего её тут зря держать?

— Да мне без разницы, — ответил тюремщик. — Одной больше, одной меньше.

Увидев рядом с ним немолодого лысого мужчину в меховой безрукавке поверх коричневой туники, Ника, вспомнив слова Вилпы, решила, что это, видимо, зять Калям.

— Чего припёрся, обезьяна лысая? — подтвердила её догадку старуха. — На позор мой посмотреть? Ну, так любуйся! Теперь весь город узнает, до чего твоя жёнушка свою несчастную мать довела! Тьфу на вас!

Она смачно не по-стариковски харкнула, угодив точно в перекрестье брусьев решётки.

— Хайло закрой, гадюка старая! — грозно рявкнул стражник, возясь с замком. — Не то не посмотрю на разрешение и остатки зубов выбью!

Скорбно завизжали петли.

— Никуда я с ним не пойду! — внезапно заупрямилась Калям. — Сами меня сюда упрятали, под плети подвели… Я лучше здесь останусь, всё на суде расскажу, как дочка со своим хахалем над матерью издевается!

— И часто с ней так? — опасливо косясь на брызжущую слюной узницу, спросил своего спутника тюремщик.

— Лет шесть уже, как Исми помрачила ей разум, — морщась, словно от зубной боли, отозвался тот. — С тех пор только хуже. Дом продала, деньги в храм Дрина отнесла, а всем говорит, что мы украли. Знать нас не хочет…

Скорбно махнув рукой, он вдруг рявкнул:

— Ну и оставайся здесь! Закрывайте дверь, господин, пусть все праздники за решёткой сидит. Мне только в радость.

— Что?! — опешила Калям. — Ах ты, торчок навозный! Не останусь я здесь, и не надейся! Господин магистрат милость ко мне проявил, доброе дело сделал, отпустил старуху во имя владыки недр, а ты хочешь меня здесь запереть?!

Потешно подпрыгнув, она прытко засеменила к решётке, едва не налетев плечом на вовремя попятившегося стражника.

Криво усмехнувшись, её зять покачал головой, а потом тихо спросил у тюремщика:

— Это что тут за красотка в плаще?

— Толком не знаю, — пожал тот плечами, вытаскивая ключ из замка. — Клеар вчера прямо на форуме в святотатстве обвинил. Ты разве не слышал?

— Так говорят, будто это бродяжка какая на церемонию пробраться хотела, — недоверчиво пробормотал мужчина, разглядывая скромно сидевшую арестантку. — Или беглая рабыня?

— Она и есть, — уверенно подтвердил стражник, издевательски усмехнувшись. — Юлиса! Будто бы из тех самых богачей.

— Ещё и самозванка! — охнул собеседник.

— Сам ты самозванец! — презрительно фыркнув, Ника отвернулась, гордо вздёрнув подбородок.

— Что, где, кто? — вдруг громко закудахтала вновь оказавшаяся возле камеры Калям. — Как? Эта мерзавка посягнула на священную тайну?! Да чтоб у тебя всё нутро сгнило, змея ядовитая, а кости из живота торчали! Пусть слуги Такеры преследуют тебя до самой смерти и после…

Бывшая заключённая с воплем рвалась в запертую дверь, а когда убедилась, что та не поддаётся, вцепилась в деревянную решётку с такой силой, что грязные пальцы побелели, а у замершей в ступоре девушке даже мелькнула шальная мысль, что та не выдержит натиска сумасшедшей старухи, и Калям ворвётся внутрь, чтобы осуществить свои угрозы.

— Дрянь, тварь! — бесновалась бабка, продолжая сыпать угрозами и оскорблениями. — Сколько теперь из-за тебя рудокопов погибнет! Да если бы я знала, что тебя сюда сам преосвященный Клеар посадил, сама бы бесстыжие глаза выцарапала, чтобы ты своими буркалами наглыми белый свет не позорила! Пусть боги покарают тебя за святотатство! Порази её своими молниями, Питр! Великий Дрин, забери живой в царство мёртвых! На кол тебя! На кол!

Вздрогнув, попаданка очнулась от наваждения, охватившего её при виде превращения мирной жуликоватой старушки в разъярённую фурию. Волоски на спине встали дыбом при одной мысли о том, что разговаривай они с Ротаном чуть громче, окажись камера чуть короче, а слух Калям чуть острее, или задержись зятёк настолько, что её рассказ успел дойти до описания обвинений, безумная фанатичка могла бы просто наброситься на богохульницу… И одни небожители знают, кто бы вышел тогда победителем…

— Что с ней делать, суду решать, а не тебе, овца старая! — рявкнул пришедший в себя стражник и набросился на окончательно растерявшегося спутника. — Тащи свою тёщу отсюда, пока я вас обоих в одну клетку не запихал!

Решительно тряхнув головой, словно прогоняя наваждение, Ника встала, подошла к решётке, легко отбила протянувшуюся к ней руку со скрюченными пальцами, схватила верещавшую Калям за лохмотья на груди, оттолкнула, а потом резко, изо всех сил дёрнула на себя, впечатав искажённое ненавистью лицо в деревянные брусья.

Старуха заперхала, очумело моргая, по разбитым губам потекла кровь, а в глазах появились проблески разума.

Воспользовавшись замешательством тёщи, зять схватил её за плечи и буквально поволок безвольно передвигавшую ноги Калям мимо камер, обитатели которых провожали их смехом и издевательскими выкриками. Похоже, большая часть узников не сильно уважала столь рьяных почитателей Дрина.

Наткнувшись на взгляд девушки, замешкавшийся стражник криво усмехнулся.

— Надо же… Как вы её…

Потом, кашлянув, заторопился к входной двери. А Ника брезгливо вытерла ладонь о каменную стену, старательно гася всё ещё клубившийся в душе страх. В который раз только на редкость удачное стечение обстоятельств спасает её от крупных неприятностей. Ну, кто мог знать, что такая милая старушка окажется одно из этих…

Арестантка замерла, стараясь вспомнить: как же называл фанатичных почитателей Дрина Акв?

Ага, "неистовые". На редкость подходящее слово. Удивительно ещё, как они до сих пор весь город под себя не подмяли с такими решительными сторонниками?

— Эй, курицы! — внезапно донеслось откуда-то из глубины помещения. — Кто это из вас старую меретту так отмудохал?

— Не иначе, как та высокая девка в богатом плаще, — отозвался голос уже из другой камеры.

— Важная персона, — вступил в разговор третий. — Рабыня к ней приходила, адвокат. Как такую кралю к нам подсадили?

— Эй! — вновь окликнул первый. — Кто ты такая? Судить за что будут?

— За святотатство, осёл глухой! — пояснил второй. — Слышал же, что стражник говорил?

— Ого, это чего же ты натворила?

— На суде узнаешь, — неприязненно буркнула девушка и обернулась к уставившимся на неё проституткам.

— Вы знали, что она из "неистовых"?

— Что вы, госпожа! — рассмеялась Вилпа. — Женщин в общество не принимают.

— Калям просто рядом болтается, — пренебрежительно махнула рукой Кирса.

Только сейчас соседки по камере рассказали, что восемь или десять лет назад мужа Калям, которую тогда звали вполне по-человечески: то ли Вива, то ли Лукста; завалило в шахте, где он служил мастером. Года через три он будто бы явился к ней во сне и приказал всячески почитать владыку недр. С тех пор женщина в храм Дрина и зачастила. Только, видно, другим небожителям завидно стало. Вот кто-то из них и подговорил Исми лишить столь ревностную почитательницу владыки недр остатков и без того невеликого разума.

Да только богу и это на пользу пошло. Она дом продала, деньги в храм отнесла, а людям сказала, будто дочь с зятем её ограбили и на улицу выгнали.

От мрачного повествования о тяжкой доле Калям, проститутки перешли к другим событиям, так или иначе связанным с историей несчастной, потерявшей разум женщины.

Пользуясь благосклонным вниманием и искренней заинтересованностью слушательницы, они рассказывали подробно, часто перебивая и дополняя друг друга.

Постепенно Ника пришла к выводу, что столь рьяных почитателей Дрина в Этригии не так уж и много. Истовая, сжигающая душу религиозность вообще не в духе местных жителей, во всяком случае тех, с кем приходилось ей встречаться во время своего долгого путешествия. Да и здешние боги выглядели как-то уж слишком "по-человечески" и, кажется, совсем не нуждались в подобного рода фанатиках.

Тем не менее со слов соседок стало ясно, что с тех пор, как верховным жрецом храма городского бога-покровителя стал Клеар, вокруг него начала складываться небольшая, но ужасно крикливая группка истых почитателей владыки недр, официально носившая гордое название: "Общество Дрина", членов которого за глаза называли "неистовыми".

Четыре года назад в окрестностях Этригии произошло землетрясение. Город почти не пострадал, а вот в шахтах погибло много рабов и вольных рудокопов. С тех пор "неистовые" стали достаточно влиятельной силой, требуя всё большего почитания Дрина, часто уже в ущерб других бессмертных, вызывая недовольство их жрецов, беззастенчиво вмешивались в проведение празднеств и даже в городское управление.

Несмотря на более чем низкое положение в городском обществе, Кирса с Вилпой говорили, что подобное поведение "неистовых" и их покровителя уже начинало раздражать многих горожан, недовольных столь бесцеремонным вмешательством жрецов в политическую жизнь.

Не трудно предположить, что хитроумный Клеар решил с помощью судебного процесса о святотатстве над так удачно попавшейся на глаза "стражнику посвящённых" никому неизвестной девицы, напомнить жителям Этригии о скверном характере и могуществе владыки недр, а за одно укрепить свой авторитет в преддверии предстоящих выборов.

Размышление Ники прервал стражник, раздававший узникам запоздалый обед и ранний ужин сразу.

Запивая разбавленным вином чёрствую лепёшку, девушка с ленивым безразличием подумала: случайно ли она вляпалась в разборки политиков городского масштаба, или это тоже часть хитрого плана загадочного игрока, решившего добавить драйва в её и без того перенасыщенную приключениями жизнь?

Она постаралась вспомнить рассказы Наставника о судебной системе Империи, добавив к ним впечатления от разговора с Ротаном. Ясно, что будет состязание сторон при стечении публики. Значит, ей кроме доводов в свою защиту надо понравиться зрителям. Учитывая неоднозначное отношение горожан к фигуре верховного жреца храма Дрина, симпатии и антипатии людей могут иметь большое значение.

Риата уже получила приказ выяснить отношения рядовых жителей Этригии к выдвинутым против Ники Юлисы Террины обвинениям, теперь надо озадачить адвоката, чтобы тот узнал, что по этому поводу думает местная элита.

Как и в прошлый раз молодой юрист появился в тюрьме уже в конце дня.

— Здравствуйте, господин Ротан, — приветливо улыбнулась арестантка. — Рада вас видеть.

— Я тоже, — поклонился тот.

— Прежде чем вы расскажете, что вам удалось выяснить, — тут же перешла на деловой тон девушка. — Давайте определимся с оплатой вашего труда.

Собеседник не то чтобы смутился, но все же отвёл глаза.

— В Этригии адвокаты за ведение дел, связанных с подобными обвинениями, берут по сто риалов, и ещё столько же, если удаётся выиграть процесс.

"Интересно, на сколько он меня надул? — хмыкнула про себя подзащитная, но поймав спокойный, уверенный взгляд молодого человека, смешалась. — Кажется, не на много".

— Меня это устраивает, господин Ротан, — кивнула она. — А теперь скажите, что же я всё-таки сделала такого противозаконного?

— Я пытался выяснить суть обвинения, госпожа Юлиса, — солидно откашлялся довольный собеседник. — Хотя господин Клеар очень удивился, узнав, что у вас есть адвокат. Потребовал даже показать разрешение эдила.

— Выходит, теперь он знает, кто я такая, и что у меня есть деньги на защитника, — нахмурилась Ника. — Как бы он ещё какую-нибудь каверзу не придумал, чтобы сделать свои обвинения более… обоснованными.

Вскинув брови, молодой человек одобрительно хмыкнул.

— Да, как я уже говорил, верховный жрец не ожидал, что у вас будет адвокат. Но ваш знаменитый род я ему не называл.

Ротан пожал плечами.

— Мне показалось, что утром его совершенно не интересовало, кто вы такая.

Настал черёд попаданке удивляться особенностям местного документооборота.

— А разве это в вашем разрешении не написано?

— Там указано лишь ваше первое имя, — снисходительно пояснил собеседник, и чуть прищурив глаза, процитировал на память. — Господину Олкаду Ротану Велусу разрешается посещать тюрьму для беседы со своей подзащитной, девицей Никой, обвиняемой в святотатстве.

— Никаких других подробностей о вас Клеар от меня не узнал, — завертел головой Ротан. — Но рано или поздно ему об этом расскажут. По городу уже ползут самые разные слухи. Праздник — люди ходят в гости, много пьют и болтают. Так что долго это скрывать не удастся.

Он развёл руками.

— Чем позднее, тем лучше, — усмехнулась арестантка. — Но простите, я прервала вас. Прошу, рассказывайте.

— Клеар утверждает, будто вы, скрытно пробравшись в священную пещеру, осквернили своим присутствием таинство обряда, что может вызвать гнев владыки недр и неисчислимые бедствия.

— Врёт! — вновь не удержалась от комментария девушка. — Я в пещеру даже не входила. Только слышала, как артисты говорили, что она маленькая, и там совершенно негде спрятаться.

— Я проверю, — пообещал адвокат.

— Как? — вскинула брови собеседница. — Туда же вроде запрещено ходить под страхом смерти?

— Только в дни дриниар, — наставительно поднял указательный палец молодой человек. — Не составит труда отыскать людей, которые бывали там в другое время.

— Тогда понятно, — кивнула Ника. — Но объясните мне, как знаток имперских законов.

Ротан приосанился, придавая лицу выражение самого сосредоточенного внимания.

— Неужели одних слов верховного жреца храма Дрина будет достаточно, чтобы суд приговорил меня к такой позорной и мучительной казни?

— Нет, конечно, — поспешил успокоить её адвокат. — Он обязан привести доказательства вашей вины.

— Если так, — криво усмехнулась арестантка, подавшись вперёд и почти касаясь лбом решётки. — То как по-вашему он собирается это сделать?

— Обычно в таких случаях привлекают свидетелей, — неуверенно пробормотал собеседник. — Но здесь ситуация несколько необычная…

— Почему? — заинтересовалась девушка. — Пусть он не сможет вызвать в суд посвящённых, потому что их личности нельзя разглашать, но там могли быть другие жрецы или какие-нибудь их помощники. Что помешает Клеару представить судьям одного из них? Или вам, господин Ротан, никогда не приходилось слышать о лжесвидетельстве?

— Мне приходилось не только встречаться с подобными негодяями, но и разоблачать их! — гордо заявил молодой человек. — Но этот обвинитель не опустится до подобного бесчестья.

— Это ещё почему? — насмешливо фыркнула Ника. — Испугается гнева Дрина?

— Не стоит так… легкомысленно относиться к владыке недр, госпожа Юлиса, — нахмурился собеседник. — Говорят, он совершенно не понимает шуток. Но дело не только в нём.

— Простите, господин Ротан, — смутилась арестантка, мысленно выругав себя за несдержанность. Всё-таки богов в Империи чтили, так что иронизировать по этому поводу явно не стоило.

Строго посмотрев на притихшую подзащитную, писец-адвокат продолжил:

— Мне удалось выяснить, что согласно старинного закона, в случае обнаружения постороннего во время совершения обряда, стражи посвящённых должны немедленно предать его смерти, а верховный жрец обязан прервать обряд, дабы ещё сильнее не оскорбить владыку недр.

— Как же тогда Клеар докажет суду, что я пряталась в пещере во время обряда? — окончательно растерялась обвиняемая. — Чистосердечное признание выбивать будут?

— Выбивать? — растерянно захлопал слишком длинными для мужчины ресницами Ротан.

— Ну, заставлять меня признаваться в том, чего я не делала! — поморщилась от его непонятливости Ника, многозначительно добавив. — Любыми способами.

— Думаете, вас будут пытать? — вытаращив глаза, молодой человек презрительно скривился. — Граждан Империи подвергают допросам с принуждением только с разрешения императора или префекта провинции.

— Но я-то не "гражданин", — резонно возразила девушка. — А категория "гражданка" в законодательстве отсутствует.

— Так заведено богами, что именно мужчины, а не женщины отдают все силы на служение государству, — растерянно пробормотал собеседник. — Поэтому они и обладают гражданскими правами.

Но тут лицо адвоката озарилось довольной улыбкой.

— Ваша принадлежность к славному роду Юлисов делает вас даже выше… некоторых граждан.

И решительно покачал головой.

— Нет, госпожа Юлиса, никто в Этригии не решится подвергнуть вас пыткам.

— В таком случае я не стану на себя наговаривать! — свела брови к переносице Ника. — И как тогда Клеар докажет то, я была там, где меня не было?

— Не знаю, госпожа Юлиса, — видимо, почувствовав в её словах упрёк, обиженно развёл руками Ротан. — Хвала богам, что удалось хотя бы выяснить суть обвинения. А рассказывать то, как он его намерен доказать, господин Клеар не обязан.

— Вы правы, — скрепя сердце, признала справедливость его слов арестантка.

— Я понимаю, как вам тяжело, госпожа Юлиса, — в голосе молодого человека звучало искреннее сочувствие. — Возможно, верховный жрец просто позабыл о том древнем законе? Или посчитал, что у вас не будет опытного адвоката, который сумеет его раскопать?

Он пожал плечами.

— Узнаем на суде. Но я приложу все усилия, чтобы его выиграть. Я уже начал писать речь в вашу защиту, поверьте, она растопит самые чёрствые сердца.

Воспитанная на суровых реалиях своего времени попаданка с трудом удержалась от презрительной усмешки, но вовремя вспомнила, какое большое значение радлане придают ораторскому искусству, и попыталась благодарно улыбнуться.

— Спасибо, господин Ротан, уверена, она будет великолепна и послужит образцом для подражания. Но скажите, есть ли у вас реальный опыт участия в судебных процессах?

— По поручению сенатора Касса Юлиса Митрора я неоднократно представлял в судах интересы его друзей и знакомых, — подбоченясь, молодой человек вскинул украшенный ямочкой подбородок. — Кроме того мне часто приходилось помогать лучшим юристам Радла при ведении дел моего покровителя.

Несмотря на самоуверенный напыщенный тон, услышанное Нику не обрадовало. Не зная тонкостей имперской судебной системы, она, тем не менее находя всё больше сходства между миром, где родилась, и тем, где оказалась, решила уточнить:

— Полагаю, те дела касались имущественных споров, господин Ротан?

— Да, госпожа Юлиса, — заметно стушевался тот.

"Вот батман! — выругалась про себя девушка. — Да он вообще уголовных дел не вёл! Ну удружила Астия, нашла специалиста!"

— Поверьте, госпожа Юлиса, большой разницы нет, — видимо, заметив реакцию подзащитной, поспешил подбодрить её начинающий юрист. — Главное убедить суд в правоте своего клиента, опираясь на знание законов. А я умею это делать.

— Очень на это надеюсь, господин Ротан, — не желая пускаться в бесплодную дискуссию, арестантка тем не менее решила попробовать использовать на практике информацию, почерпнутую из разного рода криминальных романов, которыми она одно время очень увлекалась.

— Вы знаете, кто будет меня судить?

— Магистрат Мниус Опт Октум, — ответил молодой человек и сейчас же поправил сам себя. — Хотя после праздников судья может смениться. Я точно не знаю.

И недоуменно пожал плечами.

— А разве это имеет значение?

— Как посмотреть, господин Ротан, — вкрадчиво, стараясь ненароком не обидеть собеседника, проговорила Ника. — Вам же известно, насколько могут отличаться мнения разных людей по одному и тому же вопросу? Для кого-то то, что я сделала, будет незначительным проступком, вызванным чрезвычайными обстоятельствами и незнанием законов, а в чьих-то глазах — ужасным преступлением, которому нет прощения. Неужели вам не рассказывали, что "неистовые" едва не растерзали меня на форуме, а стражники защитили и сейчас ведут себя вполне прилично?

"Разве что деньги отняли, — заметила она про себя. — Так и то сама отдала, чтобы не обыскивали".

— Даже если это так, — отведя глаза, буркнул Ротан. — Я никак не смогу повлиять на состав суда. Это решает городской совет.

— Зато, зная судей, можно попробовать изменить их отношение ко мне ещё до заседания, — прошептала девушка. — Если это конечно возможно… Хотя и говорят, что…

Она процитировала надпись на серебряном риале.

— Деньги счастья не приносят.

Усмехнувшись, адвокат с новым интересом посмотрел на подзащитную.

— Скорее, госпожа Юлиса, тут подойдёт выражение: "Власть вечна".

— Вот вы бы и уточнили, — мило улыбнулась Ника, сразу сообразив, что речь идёт об империалах. — И передайте моей рабыне, что я приказала выдать вам задаток.

— Благодарю, госпожа Юлиса, — со сдержанным достоинством поклонился молодой человек.

— Полагаю, у вас есть знакомые среди тех, кто общается с влиятельными людьми?

— Разумеется, — солидно кивнул собеседник, с интересом ожидая продолжения.

— Попробуйте выяснить, что они говорят о моём деле? Насколько оно им интересно?

— Неплохая мысль, — хмыкнув, кивнул Ротан. — Я узнаю.

— Ни в коем случае не ставя под сомнение ваши знания и способности, — тем же осторожным тоном продолжила арестантка, скромно потупив глазки и мысленно проклиная местных самовлюблённых павлинов, болезненно воспринимающих каждый совет женщины. — Позволю себе заметить, что настроение влиятельных людей города стоило бы учитывать не только при написании речи в мою защиту…

Как она и опасалась, лицо адвоката вспыхнуло негодованием.

— Но и при обсуждении тех выражений, которые способны, — как ни в чём не бывало продолжала арестантка. — Повлиять на отношение ко мне… определённых лиц.

Глаза молодого человека подозрительно сощурились.

— Кажется, вы слишком много знаете для девушки, выросшей среди дикарей.

— Отец никогда не скрывал от меня ничего, с чем сталкивался в жизни сам, или что ему приходилось слышать от друзей и знакомых, — наставительно проговорила она. — А я всегда слушала его очень внимательно.

— Это чувствуется, — как-то даже уважительно хмыкнул собеседник и неожиданно поинтересовался. — Что вы собираетесь делать в Империи?

— В первую очередь встретиться с родными, обрести семью, которой так долго была лишена. А потом… я не знаю.

Ну не сообщать же первому встречному о наполеоновских планах возвращения дедушкиного поместья.

— Надеюсь, господин Опт Септис Гирнус в память о сестре поможет мне устроить свою жизнь.

— Да, регистор легко найдёт вам богатого мужа из знатной и уважаемой семьи, — со вздохом сказал Ротан, и в голосе его явственно слышалось сожаление пополам с завистью.

— Если боги не будут против, — покладисто согласилась Ника, тут же поспешив свернуть со скользкой темы. — Только сейчас это не главное. Отец говорил, что проблемы надо решать по мере их возникновения. Для меня сейчас гораздо важнее не оказаться на колу.

— Нет, нет, госпожа Юлиса! — решительно запротестовал адвокат. — Я уверен, что если не вмешаются бессмертные, Клеару не доказать наличие в ваших действиях злого умысла! Но даже если богиня Цития забудет о своей беспристрастности, и верховный жрец каким-то образом сумеет доказать ваше присутствие на церемонии, мы без труда объясним, что вы там просто прятались от убийц. Если человек, спасая свою жизнь, ненароком нарушает закон, это является серьёзным смягчающим обстоятельством.

— То есть меня на кол не посадят? — на всякий случай уточнила арестантка, невольно поёжившись, вспоминая жуткую картину, открывшуюся ей вчера на тюремном дворе.

— Нет, — уверенно подтвердил молодой человек, но тут же нахмурился. — Если сторона обвинения не поставит под сомнения сам факт нападения на вас.

— Одних моих слов недостаточно?

— Нет, — печально подтвердил Ротан.

— Я рассказывала об этом крестьянину, который подвёз нас в город, стражникам у ворот, — стала перечислять девушка. — Хозяину "Спящей львицы"…

— Это может не убедить судей, — покачал головой собеседник.

— Откуда же мне взять свидетелей, если напали в лесу, где кроме меня и артистов никого не было! — раздражённо буркнула Ника, озадаченно потирая лоб. — А человек, который знает, что я путешествовала с урбой, подойдёт?

— Смотря кто, госпожа Юлиса, — осторожно проговорил адвокат.

— Сотник конницы Сентор Тарквиц Орус и эдил из Верхана Ларв Тит Ватер, — сказала арестантка. — Мы с ними виделись у родника, посвящённого… какой-то нимфе. Он недалеко, и в Этригии должны знать это место. Там ровная, усланная гравием площадка у небольшого строения под двускатной крышей, уходящей прямо в склон холма, а вода вытекает из львиной пасти в маленький бассейн в виде скрещённых львиных лап.

— Что там делали сотник конницы и эдил из Верхана? — спросил Ротан.

— Господин Тарквиц вёл пополнение в Арадский лагерь, — пояснила девушка. — А по пути ловили беглых рабов, которые ограбили брата одного из магистратов Верхана.

— Это были бы отличные свидетели, — задумчиво кивнул адвокат. — Только где их сейчас искать? Вдруг до сих пор по лесам шарят в поисках разбойников?

— Тогда хозяин постоялого двора в Кинтаре, — предложила новую кандидатуру Ника. — Мы ночевали там последнюю ночь перед той, когда артисты на меня напали. Возможно, он согласится приехать в Этригию и подтвердит на суде, что я путешествовала вместе с урбой?

— Бесплатно вряд ли, — покачал головой молодой человек и в ответ на недоуменный взгляд собеседницы пояснил. — Это же будет городской, а не имперский суд, куда любой гражданин Империи обязан явиться по первому требованию.

— Так пообещайте ему компенсировать расходы! — раздражённо предложила арестантка. — В разумных пределах, конечно.

— Тогда я наведаюсь в Кинтар, отыщу этого человека и поговорю с ним, — пообещал Ротан. — Если у суда возникнут сомнения в нападении артистов, я потребую отложить процесс на сутки до приезда нового свидетеля.

— Значит, завтра вы не придёте? — как-то само-собой вырвалось у девушки.

— Увы, госпожа Юлиса, — картинно развёл руками адвокат. — Вы надавали мне столько поручений…

— Тогда приходите, как только все их выполните, — улыбнулась Ника. — Я буду ждать.

— Непременно, госпожа Юлиса, — поклонился, отведя правую руку в сторону и чуть назад, молодой человек. — Пусть боги хранят вас в этом кошмарном месте, а я сделаю всё, чтобы вы как можно быстрее его покинули.

— Да помогут вам небожители, господин Ротан, — отозвалась девушка, решив, что он даже вроде бы симпатичный.

— Эй, а меня защищать возьмёшься, красавец? — окликнул его из соседней камеры звонкий юношеский голос Сухана.

Но молодой адвокат даже не взглянул в его сторону.

— Что же вы такое сделали, госпожа, если вас в святотатстве обвиняют? — видимо, набравшись смелости, решилась спросить Кирса, когда сокамерница, вытирая руки пучком соломы, вернулась на лежанку.

— Я же уже говорила, — усмехнулась Ника. — Не в то время не в том месте оказалась. Случайно.

Прикрывшись плащом и подперев голову рукой, она шёпотом рассказала, как артисты попытались её убить, как им с рабыней пришлось бежать по ночному лесу и прятаться в расщелине скалы, которая оказалась священной, и как рано утром их заметил всадник в шлеме с закрытым лицом.

— Стража посвящённых, — хмыкнула Вилпа.

— По закону, госпожа, никто не должен приближаться к горе во время дриниар, — наставительно проговорила её подруга.

— Да если бы я знала, ноги бы моей там не было! — тихо, но со всей возможной искренностью заверила слушательниц девушка. — Но когда смерть в затылок дышит, куда угодно спрячешься.

Уже еле различимые в наступивших сумерках сокамерницы дружно закивали головами, и стали наперебой вспоминать похожие, как им казалось, истории из собственной жизни. Под их бормотание Ника и заснула, время от времени почёсываясь. Тюремные кровососы оказались то ли много голодней, то ли сильно злее корабельных с вигвамными.

Несмотря на наступивший вечер, Олкад не поленился дойти до дома Асты Бронии. Судя по доносившейся из-за ворот негромкой музыке, знаменитая куртизанка принимала гостей. Отворившая калитку зверообразная рабыня без всякого почтения заявила запоздалому посетителю, что хозяйка принять его никак не может.

Однако, услышав, что тот опять пришёл к Риате, окинула молодого человека дерзким, полупрезрительным взглядом, и буркнув себе под нос: "Сейчас позову", — захлопнула дверь.

Опешив от неожиданности, писец едва не разразился бранью в адрес столь наглой невольницы и беспомощно огляделся.

Что могут подумать прохожие, увидев его торчащим у ворот Асты Бронии, подобно выпрашивающему подаяние нищему?

К счастью, ждать пришлось недолго.

— Вы звали меня, господин? — едва шагнув за ворота, поклонилась Риата.

— Да, — приосанился молодой человек. — Твоя хозяйка приказала выдать мне деньги.

— Слушаюсь, господин, — кивнула женщина, протягивая руку.

"О мудрая Фиола и справедливая Цития, — мысленно взывал Олкад, нехотя подставляя ладонь. — Неужели она хочет вернуть мне те три риала? Это же издевательство! Пусть Брония сама защищает девчонку за такие деньги!"

Но по мере того, как рабыня аккуратно отсчитывала жёлто-красные кружочки, настроение адвоката стремительно улучшалось.

— Пять, господин? — негромко спросила Риата.

— Пять, — величаво кивнул тот.

— Госпожа больше ничего не велела мне передать?

— Нет, — с трудом скрывая ликование, покачал головой молодой человек, поспешно пряча монеты в тощий, привязанный к поясу кошелёк.

Поднявшись в свою квартиру, он первым делом отправил Жирдяя в трактир, вручив слегка обалдевшему рабу сразу четыре риала, а потом долго рассматривал каждый золотой, поднеся его вплотную к крошечному огоньку масляного светильника. И хотя денежки выглядели достаточно потёртыми, всё же с первого взгляда становилось ясно, что их отчеканили уже в правление Константа Великого. То есть уже после того, как Лаций Юлис Агилис якобы уплыл с женой в Некуим. Как же тогда эти монеты оказались у его дочери? Неужели Ника все-таки самозванка?

Но Олкаду почему-то очень не хотелось в это верить, и он попытался отыскать хоть какое-то объяснение появления у девушки империалов. На ум сразу же пришёл канакернский купец, на корабле которого она приплыла на Континент. Вероятнее всего, его и Лация Юлиса Агилиса связывают какие-то деловые отношения. Иначе зачем консулу каждый год пускаться в такое рискованное плавание? И хотя объяснение показалось ему довольно правдоподобным, адвокат тем не менее пообещал себе выяснить источник денежных средств клиентки.

Услышав, как хлопнула входная дверь, молодой человек торопливо сгрёб золотые кругляшки в кошель, который сунул под одеяло.

Шмыгая носом, Жирдяй выставил на стол большую миску варёных бобов с ароматной мясной подливкой, три ещё тёплые лепёшки, миску оливок и кувшин вина. Олкад принюхался. Судя по запаху, трактирщик расщедрился и налил внутрь явно не своего обычного пойла, а что- то получше.

Сделанный на пробу глоток полностью подтвердил его догадку.

Поглядывая на господина с голодной жадностью, раб палочкой приоткрыл массивную крышку жаровни и ссыпал внутрь свежую порцию древесного угля.

С наслаждением пережёвывая кусочки молодой свинины, приправленные чесноком, лавровым листом и прочими специями, Олкад вспомнил о своей встрече с Клеаром и злорадно усмехнулся. Пусть он и не верховный жрец храма Дрина, но и ему удалось устроить себе маленький праздник в честь владыки недр.

Сегодня утром вернувшись с рудника, где он едва успел перехватить спешившего в столицу гонца с охраной из пяти уже порядком измотанных дорогой всадников, Ротан заскочил к Асте Бронии, чтобы передать Риате распоряжение хозяйки, и направился в святилище бога-покровителя Этригии. Но присматривавший за занятыми уборкой рабами служитель сообщил, что преосвященного нет в храме и появится он только к вечернему жертвоприношению.

Понимая, что во время церемонии переговорить с ним вряд ли удастся, а закончится она поздно вечером, когда адвоката уже не пустят в тюрьму к своей подзащитной, молодой человек решился побеспокоить Клеара дома, хотя и опасался, что подобная дерзость тому вряд ли понравится.

Но в данном случае желание произвести впечатление на Нику Юлису Террину придало ему смелости. Пусть девушка знает, что он не бросает слов на ветер. Обещал узнать, в чём её обвиняют, — сделал; сказал, что вечером придёт, — пришёл.

Олкад легко отыскал жилище верховного жреца. Однако раб-привратник сухо сообщил, что хозяин никого не принимает, так как собирается в гости. Молодой человек назвал своё имя, место службы и попросил передать, что его дело не займёт много времени.

Ротан не слишком рассчитывал, что столь влиятельный человек снизойдёт до беседы с простым вторым писцом, но невольник неожиданно быстро вернулся и пригласил его в дом.

С первых же слов хозяина стала понятна причина такого внимания. Он собирался в гости к Косусу Антону Кватору, совладельцу рудника "Щедрый куст", и, видимо, предположил, что писец выполняет какое-то его поручение. Однако, когда узнал истинную причину визита, сильно разозлился, стал кричать и даже приказал гнать наглеца из дома!

Попивая мелкими глотками совсем недурственное винцо, молодой человек гордо расправил плечи, вспомнив, как заставил сановного собеседника смутиться, напомнив о законах Империи, которые обязаны соблюдать даже верховный жрец Дрина, и продемонстрировал подписанное эдилом разрешение на посещение тюрьмы Олкадом Ротаном Велусом, адвокатом девицы Ники, обвиняемой в святотатстве.

Возможно, с преосвященным сыграло злую шутку раздражение, или он просто хотел как можно быстрее отделаться от докучливого посетителя, только высказанные им претензии к госпоже Юлисе звучали настолько расплывчато и неопределённо, что писец опешил, решив, будто тот намеренно вводит его в заблуждение. Вот только какие-либо дополнительные сведения Клеар отказался дать, при этом издевательски ссылаясь на закон.

— На суде всё узнаешь, — ядовито улыбаясь тонкими губами, сказал он. — А сейчас мне некогда. Сами уйдёте, или приказать рабам вас проводить?

Сохраняя достоинство, Ротан гордо удалился, не обращая внимание на кривые ухмылки невольников верховного жреца. Считая Нику Юлису Террину далеко неглупой девушкой, он понимал, что та явно не удовлетворится подобной формулировкой, ибо фактически Клеар так ничего и не сказал. И как на основании таких пустых слов строить защиту?

В робкой надежде получить хоть какие-то дополнительные сведения, Олкад заглянул в базилику (здание, где заседал городской совет, хранились архивы, и в непогоду проводились заседания суда). Увы, но его встретили только массивные двери, всё ещё закрытые по случаю дриниар.

В конец расстроенный писец отправился домой, намереваясь сосредоточиться на составлении речи, в которой собирался разжалобить сердца судей и зрителей рассказом о тяжкой доле дочери Лация Юлиса Агилиса.

Но перед этим в поисках вдохновения или в растерянности решил немного побродить по форуму, полюбоваться на скульптуры, некоторые из них вполне могли бы украсить даже площади Радла, и послушать, о чём судачат праздно шатающиеся гуляки.

Очень скоро он с удивлением обнаружил, что выдвинутое самим Клеаром обвинение в святотатстве, довольно редко встречавшееся в последнее время, мало кого интересует. Люди во всю обсуждали речь Сула Опуса Лирта, в которой тот, описывая жуткое состояние городского хозяйства: разбитые улицы, старый водопровод, до сих пор недостроенный ипподром; ясно намекал на некие злоупотребления нынешних магистратов, получавших особо выгодные подряды за счёт городской казны.

Только проходя мимо небольшой группки горожан, собравшихся возле лестницы, ведущей в храм Дрина, молодой человек услышал обрывки разговора о святотатстве. Какой-то немолодой мужчина в застиранном плаще поверх старой, аккуратно зашитой туники с жаром доказывал, что соседи из Музаллы, завидуя богатству Этригии, которой покровительствует сам владыка недр, наполняющий их шахты серебром, свинцом и оловом, заслали какую-то безродную бродяжку, чтобы испортить таинство церемонии и вызвать гнев великого Дрина. Но другой не менее скромно одетый мужчина мрачным шёпотом сообщал, что та девица — на самом деле внучка одного из рабов, посаженных на кол после подавления восстания рудокопов. Будто бы через столько лет она пришла отомстить за своего деда, являвшегося не то царём, не то вождём какого-то варварского народа.

Остановившийся возле Олкада юноша в меховой безрукавке робко предположил, что девушка могла оказаться возле священной горы совершенно случайно. На что собравшиеся дружно заорали, и парень поспешно удалился.

А Ротан понял, что судьба свела его с членами "общества Дрина" или "неистовыми". Похоже, никого кроме них история с обвинением Юлисы в святотатстве сильно не интересовала. Притворившись ничего не знающим зевакой, писец попробовал выяснить подробности столь ужасного деяния у истинных почитателей владыки недр. Однако, ничего кроме глупых слухов не услышал. Не раз участвуя в судебных процессах, Олкад не мог себе представить верховного жреца храма, выступавшего на форуме с подобными глупостями. Какими бы наивными и провинциальными не казались этригийцы, но и они только посмеялись бы, услышав столь бездоказательные обвинения от уважаемого в городе человека.

С огорчением убедившись, что ничего кроме слухов узнать не удастся, молодой человек поплёлся на квартиру, пытаясь на ходу сообразить: как внятно объяснить подзащитной свою явную неудачу? Ибо пребывал в полной уверенности, что Ника Юлиса Террина именно так и расценит результат попытки выяснить суть выдвинутых против неё обвинений.

Но тут кто-то из небожителей: то ли ветреная богиня удачи Кани или бессмертная покровительница юристов Цития; сжалились над невезучим адвокатом, по достоинству оценив его усилия.

У конной статуи Императора молодого человека окликнул Сцип Антон Ур. Первый писец очень обрадовался встрече с коллегой и тут же сообщил, что сбежал с устроенного отцом скучного пира, где занудные старики собрались вести бестолковые разговоры о политике и под богатое угощение вспоминать своё буйное прошлое.

— Зачем мне слушать про чужую молодость, когда у меня своя есть! — он со смехом хлопнул Ротана по плечу, тут же предложив составить ему компанию и вместе навестить "Рой бабочек".

Услышав название одного из лучших публичных домов Этригии, Олкад затосковал. Первый писец относился к нему неплохо, даже кое в чём помогал, но вряд ли его щедрость зайдёт так далеко, чтобы оплатить посещение столь дорогого и престижного заведения.

Пока молодой человек лихорадочно соображал, как бы повежливее отказаться от столь лестного, но, увы, слишком обременительного для его тощего кошелька предложения, собеседник, внезапно став серьёзным, отвёл его в сторону, чтобы сообщить пренеприятное известие.

Оказывается, верховный жрец Дрина рассказал отцу Сципа Антона, что писец с его рудника взялся защищать в суде преступницу, совершившую ужасное святотатство, вполне способное вызвать гнев капризного владыки недр.

Правда, как понял Олкад, хитрый Клеар так и не сообщил, в чём конкретно заключается суть преступления, больше напирая на разнузданную непочтительность всяких чужаков к святыням Этригии. Косус Антон Кватор выразил по этому поводу самое искреннее сожаление, пообещав после праздников разобраться, и как всегда посетовал на упадок нравственности среди нынешней молодёжи.

— Отцу не понравилась эта история. Верховный жрец — влиятельный человек…

Сцип Антон Ур озабоченно свёл брови к переносице.

— Зачем ты взялся за это дело, Ротан? Чем тебя прельстила та девица? Или ты так давно не был с женщиной, что готов броситься на первую попавшуюся бродяжку, даже если для этого придётся вызвать неудовольствие моего отца? Пойдём лучше в "Рой бабочек", там тебя быстро избавят от тяжести в чреслах. Я заплачу, а ты потом понемногу отдашь. Без доли. Мы же друзья.

Олкад не считал другом того, за кого ему приходилось делать всю работу, да ещё за такое смешное жалование. Видимо, поэтому его слова прозвучали гораздо холоднее и резче, чем хотелось.

— Она вовсе не какая-то бродяжка!

— А кто? — всерьёз удивился то ли тоном ответа, то ли его содержанием первый писец.

Взяв с него клятву, что тот сохранит всё услышанное в тайне до суда, младший коллега рассказал ему увлекательную историю Ники Юлисы Террины.

Как и следовало ожидать, первой реакцией собеседника оказалось полное недоверие. Он даже упрекнул Ротана в детской наивности. Но по мере того, как тот рассказывал о письмах, о кольце, о беседе с Никой, слушатель постепенно перешёл от крайнего неприятия к недоверчивой заинтересованности. Обозлившись на Клеара за столь откровенный донос, Олкад поведал об их разговоре, не постеснявшись высмеять абсурдность обвинений, которые верховный жрец собирается повесить на девушку столь знатного рода.

Внимательно выслушав приятеля, Сцип Антон Ур задумчиво сказал, что теперь начинает понимать причину, заставившую Клеара ябедничать отцу на какого-то второго писца. Оказывается, высказанное сгоряча обвинение грозит неприятностями и ему самому.

По древнему, уже основательно подзабытому закону, принятому ещё в незапамятные времена, стражи посвящённых должны убить на месте всякого, кто попытается вызнать тайну церемонии, не то что на неё посмотреть. А верховный жрец в этом случае обязан прервать обряд и перенести его на следующую ночь, незамедлительно уведомив об этом городской совет. После завоевания города Радлом Сенат в знак почтения к владыке недр оставил данный закон без изменения.

Оставив объедки от ужина рабу, хозяин забрался в кровать. Укрывшись заботливо согретым Жирдяем одеялом, он криво усмехнулся, вспомнив то недоумение, в котором находился после поразивших его до глубины души слов Сципа Антона, коренного этригийца знатного рода, члены которого наверняка когда-то входили и в число посвящённых.

А тот, звонко рассмеявшись, вновь хлопнул его по плечу.

— Что, Ротан? Теперь дело твоей непонятной девицы выглядит уже не таким безнадёжным, правда?

— И многие знают об этом законе? — опасаясь спугнуть удачу, спросил Олкад.

— Тут нет никакой тайны, — усмехнулся первый писец. — Мне как-то давно дед рассказывал. Этот закон остался ещё с тех пор, когда Этригия была столицей царства. После завоевания Радлом Сенат в знак почтения к владыке недр оставил его без изменения, уж очень редко он применялся. Если хочешь убедиться — сходи в городской архив. Тебе, как адвокату, обязаны выдать все законы.

— Если только твой отец не запретит мне заниматься этим делом, — нахмурился молодой человек.

— Я с ним поговорю, — пообещал Сцип Антон. — То, что ты рассказал, многое меняет.

Олкаду и раньше приходилось вращаться среди власть имущих, поэтому он без труда понял затаившийся в словах собеседника намёк. Уж если действительно появилась возможность, то семейство Антонов не станет возражать против небольшого урона авторитету верховного жреца храма Дрина. Так, на всякий случай, чтобы не думал о себе слишком много.

Расставшись с коллегой, второй писец подумал, что преосвященный крупно просчитался с выбором жертвы. Видимо, потому что Ника сама явилась на форум в поисках справедливости, Клеар решил, что поскольку заступиться за неё некому, иначе к магистратам обратился бы мужчина, то она безродная неграмотная бродяжка, которую будет легко запутать и запугать в суде.

Путешествуя в свите сенатора Касса Юлиса Митрора по провинциям, Олкад не раз присутствовал на процессах, где отлично знавшие законы юристы дурачили какого-нибудь малограмотного селянина или ремесленника.

Разумеется, адвокат не стал посвящать в такие тонкости свою подзащитную, считая, что девушка, выросшая среди варваров, просто не поймёт столь запутанных отношений среди этригийской знати. Но разговор с Никой Юлисой Терриной в который раз его удивил. Она не только быстро сообразила, от кого в конечном счёте зависит приговор, но и довольно изящно посоветовала дать судьям взятку.

К последнему предложению молодой человек отнёсся со смешанным чувством недоверия и жалости. Откуда взяться деньгам у бедной, явившейся из-за океана девушки? Но золотые империалы, удобно устроившиеся в кошельке писца, развеяли последние сомнения.

Проснувшись на удивление бодрым и даже раньше Жирдяя, он с особым удовольствием сдёрнул с сундука храпящего раба.

Ёжась от успевшего воцариться в квартире холода, Олкад торопливо оделся с помощью охавшего невольника, надавал ему кучу поручений и спустился во двор, где отыскал стиравшую в деревянном корыте какие-то тряпки полную, неопрятную женщину в облезлой меховой безрукавке, поверх заляпанного пятнами платья.

— Здравствуй, Галхия, муж дома?

— Спит ещё, господин Ротан, — отозвалась соседка, мокрой рукой убирая со лба седую прядь.

— Я поднимусь? — полувопросительно, полуутвердительно проговорил молодой человек. — У меня к нему дело.

— Пожалуйста, — пожала покатыми плечами женщина.

Крепко держась за хрупкие, даже на вид гнилые перила, Олкад осторожно вскарабкался по жалобно скрипевшим ступеням до третьего этажа. Тонкая, криво висевшая дверь оказалась гостеприимно приоткрыта. Отворив её, писец досадливо поморщился. Ударившая в нос вонь мало чем отличалась от запахов городской тюрьмы.

Квартирка Патра Кроя состояла из одной комнатёнки, едва ли превышавшей размерами спальню Ротана. Кроме обшарпанного сундука там помещался многократно отремонтированный стол с тремя рассохшимися табуретками, а у дальней от окна стены стояла потрёпанная кровать без задней спинки. Из-под кучи тряпья и каких-то облезлых шкур доносилось лёгкое похрапывание, и торчала волосатая нога с пальцами, украшенными длинными чёрными ногтями.

Успевший привыкнуть на рудниках и к более неаппетитным зрелищам, молодой человек потряс отчаянно заскрипевшее ложе.

— Эй, Крой! Господин Крой!

Храп сменился недовольным ворчанием:

— Кто ты такой, и чего тебе надо во имя Дрина?

— Сосед твой, господин Ротан, — солидно представился Олкад.

Удивлённо хрюкнув, из-под одеяла высунулась всклокоченная голова с узкими щёлочками глаз.

— Чего пришёл?

— Ты хвалился, что какой-то твой родич — коскид магистрата Волса Сервака Улса и служит у него писцом?

— Да, — хозяин квартиры почесал заросший щетиной подбородок. — Мет Фулий Хоб — двоюродный дядя по матери.

Адвокат торопился, да и не собирался долго болтать с неграмотным оборванцем, поэтому сразу же предложил:

— Устрой мне с ним встречу завтра.

— Завтра? — переспросил Крой, и его глаза-щёлочки расширились почти до нормальной величины.

— В полдень у трактира "Щедрость Ангипы", — подтвердил молодой человек. — Обед за мой счёт.

— Так с этого и надо было начинать, сосед! — тускло блеснул гнилыми зубами собеседник. — Придём обязательно!

Однако тут же счёл нужным предупредить:

— Если его магистрат делами не загрузит.

— Всё в руках богов, — понимающе кивнул писец, и не задерживаясь более, торопливо покинул провонявшую мочой и кислятиной комнату.

Перед тем как навестить управляющего рудником "Щедрый куст", он зашёл на форум, где поменял империалы на более необходимое в обычной жизни серебро.

Уважая и побаиваясь своего начальника, Олкад навестил цирюльника и на этот раз даже согласился на примочки из ромашки.

Дом Покрла Атола Онума располагался неподалёку от маленького, но очень изящного храма Анаид.

Раб-привратник хорошо знал второго писца, поэтому впустил его в прихожую, не заставив ждать на улице, но сразу предупредил, что хозяин всё ещё в постели и может его не принять.

Молодой человек пообещал в этом случае сразу же уйти.

Ожидая возвращения привратника, он в который раз рассматривал нарисованные на стенах горы, реки, диких зверей и бегущие по небу кудрявые облака. Невольно прислушиваясь к неясным звукам, доносившимся из глубины здания, Олкад скоро стал различать торопливое шлёпанье сандалий по каменным плитам.

В нетерпении он обернулся к широкому, ведущему в соседний зал проёму, обратив внимание на свисавшие по сторонам гирлянды из аккуратно высушенных виноградных листьев.

— Господин готов вас выслушать, господин Ротан, — поклонился раб, делая приглашающий жест.

Преодолев три мраморные ступени, молодой человек оказался в обширном помещении с квадратным отверстием в потолке, под которым поблёскивал небольшой бассейн с устланным мелкими камешками дном. Тонкие, строго вида колонны поддерживали края наклонённой внутрь крыши.

Достойное содержание большого хозяйства требовало много воды, одним из источников которой служили дожди. Скатываясь по черепице, она попадала в резервуар и использовалась для различных нужд.

Прямо напротив входа с противоположной стороны водоёма на небольшом возвышении по-хозяйски расположился массивный, тёмного дерева стол, украшенный резьбой и накладками из черепахового панциря. На нём горделиво красовались: серебряная чернильница, большая шкатулка, окованная ярко начищенными металлическими полосами, и белела стопка листов папируса, придавленная вычурной песочницей.

Рядом возле жёлтого с голубыми полосами занавеса, отделявшего деловую часть дома от семейной, стояло кресло с высокой, изукрашенной спинкой, так же инкрустированное черепаховым панцирем и пластинками слоновой кости.

Именно восседая на нём, господин Покрл Атол Онум раздавал указания, принимал почести от коскидов, встречался с важными посетителями и работал с документами во второй половине дня.

То ли специально, а, может, по привычке, провожатый провёл совсем незнатного гостя мимо длинного узкого стола, приставленного вплотную к расписанной стене и призванного демонстрировать достаток хозяев дома. На полированной доске красивого тёмно-красного дерева выстроились в ряд серебряные кувшины, вазы, украшенные чеканкой блюда и тонкой работы масляные светильники.

Присутствуй здесь господин Атол, писец хотя бы замедлил шаг, делая вид, будто любуется выставленными на всеобщее обозрение красивыми и дорогими вещами. Но перед невольником не счёл нужным притворяться.

С не меньшим равнодушием гость посмотрел на стоявший в углу изящный алтарь домашних богов с его серебряными фигурками и позолоченной, напоминающей раковину чашей для приношений. Белевший в ней кусок лепёшки ясно давал понять, что глава семейства уже проснулся и совершил необходимые жертвоприношения. Но, видимо, потом опять вернулся в кровать.

Неожиданно из бокового проёма, пятясь задом, на четвереньках выползла молодая рабыня, усердно елозившая по полу мокрой тряпкой. Чтобы не запачкать одежду, она высоко задрала подол, и взгляд молодого человека невольно задержался на её пышных, молочно-белых ягодицах.

Шагавший впереди провожатый, едва не налетев на внезапно возникшее препятствие, выругавшись, отвесил старательной, но невнимательной уборщице хорошего пинка.

— Гляди, куда прёшь, задница деревенская!

Руки молодой женщины невольно подломились, так что она едва не упала лицом в лохань, выплеснув часть воды на пол.

Тихо пискнув, рабыня замерла, не поднимая глаз и втянув голову в плечи.

Аккуратно переступив через расползавшееся по каменным плитам мокрое пятно, гость, повернув голову, увидел стоявший по середине просторной комнаты со светлыми стенами ткацкий станок, являвшийся обязательным атрибутом любого радланского дома, где есть хозяйка.

Хотя одного взгляда Олкада хватило для понимания того, что супруга господина Атола уже давно не ткёт ткань для членов семьи.

И дело не только в явно старых, успевших потемнеть нитях основы, натянутых на деревянную раму. Молодой человек заметил модный круглый столик на одной ножке с большим, ярко начищенным зеркалом и четыре элегантных стульчика с подлокотниками, но без спинок вместо положенной по обычаю скамейки. Видимо, среди знатных женщин Этригии тоже стала распространяться столичная мода не просто встречаться и болтать с подругами, а устраивать что-то вроде ундиналий, превратив ткацкий станок из необходимого механизма в деталь интерьера.

Опередив гостя, раб аккуратно отодвинул край тяжёлой занавеси, пропуская писца на семейную половину дома.

Здесь в крыше тоже зияло квадратное отверстие. Вот только вместо водоёма под ним располагался цветник, где среди облетевших кустов стояла мраморная статуя Покрла Атола Онума.

Высеченный в натуральную величину, хозяин дома смотрел на вошедших с задумчивой улыбкой на каменных губах, одной рукой придерживая край плаща, а в другой сжимая свиток.

Несмотря на очевидное сходство, скульптура Олкаду не понравилась. Она выглядела мёртвым, застывшим истуканом, лишённым даже проблеска жизни, и мало походила на творения признанных мастеров Империи.

Рядом с постаментом прямо под открытым небом за лёгким столиком из светлого дерева неторопливо кушала лепёшки с мёдом полная женщина со следами былой красоты на густо накрашенном надменном лице. В венчавшей гордую голову высокой причёске, состоящей из множества аккуратно завитых и тщательно уложенных кудряшек, блестели нитки жемчуга. Мочки больших ушей оттягивали золотые серьги с крупными изумрудами, а плечи прикрывала накидка из дорого меха белых лисиц.

— Да благословит добродетельная Нона ваше утро, госпожа Атол, — низко поклонившись, поприветствовал супругу управляющего рудником "Щедрый куст", второй писец.

Но в ответ не удостоился даже радушного кивка. А вот стоявшая возле госпожи тощая рабыня с противным морщинистым лицом зло зыркнула в его сторону выцветшими глазами.

— Господин Атол приказал привести господина Ротана, — сообщил сопровождавший молодого человека невольник.

Однако, хозяйка дома вновь ничего не сказала. Молча глотнув разбавленного вина, она лишь опустила редкие, длинные ресницы.

Сообразив, что его услышали, раб обратился к гостю:

— Сюда, господин.

Стараясь держаться скромно, но с достоинством, Олкад украдкой огляделся. Семейная часть дома управляющего показалась ему больше парадной. Стены здесь тоже покрывали яркие росписи, изображавшие разноцветные розы в переплетении усыпанных листьями виноградных лоз. Каменные плитки пола складывались в правильный геометрический узор.

Проходя мимо столовой, он разглядел большой круглый стол и три широких, мягких ложа с разноцветными, очевидно, набитыми шерстью подушечками в виде валиков.

Провожатый остановился возле чуть приоткрытой двери вишнёвого дерева, и заглянув внутрь, доложил:

— Господин Ротан здесь.

— Пусть заходит, — распорядился хозяин. — Да открой дверь, не видно ничего.

— Да, господин.

Как принято у радлан, в спальне не имелось ни одного окна. Днём она освещалась через распахнутую дверь, а вечером зажигали маленький светильник.

Большую часть помещения занимала высокая широкая кровать с вычурными, украшенными слоновой костью спинками.

Покрл Атол Онум лежал на боку, подперев коротко стриженную голову рукой, и грустно взирал на подчинённого из-под тяжёлых набрякших век. На опухшем лице, казалось, навсегда поселилась гримаса страдания, а покрасневший нос печально нависал над покрытой седоватой щетиной нижней губой. Перед ним прямо на постели стоял стеклянный кубок, до половины наполненный вином.

— Ну и чего тебе, Ротан?

— Господин Атол, — постарался как можно изящнее поклониться писец, не забывая отвести правую руку назад и в сторону. — Прошу вас разрешить мне не выходить послезавтра на службу.

— Не напраздновался ещё? — усмехнулся собеседник.

— Нет, господин Атол, — запротестовал молодой человек. — То есть не в этом дело. Послезавтра мне необходимо выступить на суде в качестве защитника госпожи Ники Юлисы Террины, обвиняемой в святотатстве.

Управляющий решительно осушил кубок, и вытерев губы тыльной стороной ладони, уточнил:

— Это та девица, которую прямо на форуме обличал сам преосвященный Клеар?

— Да, — скромно подтвердил Олкад.

— А чем она с тобой рассчитается, Ротан? — рассмеялся Атол, почёсывая пухлую, заросшую курчавыми волосами грудь. — Учти, за пропущенный день ты у меня ничего не получишь.

— Я понимаю это, — кивнул писец, с неприязнью подумав: "Какое всем дело, что я получу? А ты бы лучше жалование прибавил".

Но вслух произнёс:

— У госпожи Юлисы есть деньги, чтобы оплатить услуги адвоката.

— Как ты сказал? — прищурился управляющий. — Юлисы? Она случаем не родственница радланским аристократам?

— Госпожа Ника Юлиса Террина из рода младших лотийских Юлисов, — гордо сообщил молодой человек.

— Откуда она здесь взялась? — недоверчиво хмыкнул собеседник. — Одна, без мужчины, даже без сопровождения.

Олкад принялся с жаром рассказывать, но хозяин дома быстро оборвал его, презрительно фыркнув:

— Вот уж не знал, что ты настолько доверчив, Ротан! Надо же так легко позволить себя обмануть какой-то гулящей девке!

— Я видел письма, адресованные родственникам матери госпожи Юлисы! — смело возразил молодой человек. — И золотой перстень с печатью.

— На папирусе всё что угодно нацарапать можно, — пренебрежительно махнул пухлой волосатой рукой Атол. — И печать сделать недолго.

— Вот поэтому я уже отправил письмо моему покровителю, — доверительно сообщил писец. — Кому, как не господину Кассу Юлису Митрору, сенатору Империи и главе рода старших лотийских Юлисов, решать: что делать с этой девушкой?

— Ты исполнил свой долг, сообщив ему об этом странном происшествии, — кивнул, соглашаясь, управляющий. — Пусть Юлисы сами разбираются с самозванкой.

— Даже бессмертная Фиола не смогла бы рассудить мудрее, господин Атол! — патетически вскричал Олкад. — Но когда ещё сенатор получит моё письмо и примет решение, знают одни небожители, для которых нет тайн в делах смертных. А суд послезавтра. И что если госпожа Юлиса, действительно, та, за кого себя выдаёт? Под небом случались и более удивительные вещи. Тогда покровитель ни за что не простит мне, если я брошу в беде его родственницу.

Хмыкнув, собеседник опять почесал отвисшую грудь и вдруг крикнул:

— Эй, кто там? Срос? Ртам? Сюда!

— Я здесь, господин! — в дверях, тяжело дыша словно от быстрого бега, появился молодой раб в короткой опрятной тунике с деревянной табличкой на кожаном шнурке.

— Принеси ещё вина! — велел хозяин, протянув пустой бокал. — Да скажи, чтобы поменьше разбавляли.

— Да, господин.

— Так ты поэтому взялся её защищать? — спросил управляющий, едва невольник скрылся.

— И поэтому тоже, господин Атол, — солидно кивнул писец.

— А что она конкретно натворила? — после некоторого раздумья спросил управляющий.

— Суть обвинения пока не совсем ясна, господин Атол, — нахмурился адвокат. — Верховный жрец утверждает, будто девушка специально пробралась на церемонию умилостивления владыки недр, чтобы нарушить священное таинство ритуала. Но госпожа Юлиса говорит, что не заходила в пещеру, а всего лишь пряталась от убийц в расщелине на склоне горы.

— От каких таких убийц? — тут же заинтересовался собеседник.

Но прежде чем молодой человек успел ответить, в спальню вернулся посланный за вином раб. Пригубив, хозяин удовлетворённо кивнул и движением руки отослал его прочь, а гость начал захватывающее повествование о путешествии дочери Лация Юлиса Агилиса по городам Западного побережья в компании бродячих артистов.

Управляющий внимательно слушал, хмыкал, попивая мелкими глотками вино, но от комментариев воздерживался до тех пор, пока речь не зашла о мнимой болезни мулов.

— Я так и знал, что эти прохвосты её так просто не отпустят!

— Но госпожа Юлиса обманула их и сбежала в лес! — вскричал довольный реакцией начальника Олкад.

Добавив в голос драматизма, он поведал о том, как госпожа с верной рабыней, спасаясь от убийц, затаились в глубокой расщелине, где и просидели до рассвета.

— Не повезло девушке, — крякнул хозяин дома, осушая бокал. — Тебе будет нелегко её защитить, если обвинение выдвинул сам Клеар.

— Я приложу все усилия, господин Атол, — заверил молодой человек. — Но для этого прошу вашего разрешения не выходить на службу послезавтра. Клянусь Семрегом, это никак не скажется на работе. Я всё наверстаю в следующие дни.

— Не сомневаюсь, — кивнул управляющий, и приосанившись, насколько это возможно лёжа в постели, заявил, гордо вскинув покрытый щетиной подбородок:

— Уважение к законам — основа основ Империи, а защита невиновных — дело почётное, благородное и угодное богам. Отправляйся на суд, господин Ротан, и покажи всему городу, какие люди служат на руднике "Щедрый куст".

— Благодарю, господин Атол! — пылко вскричал адвокат. — Богиня правосудия Цития не забудет, как вы помогли приблизить её торжество! Да хранит вас громовержец Питр и все небожители.

— Ступай, Ротан, — с величественной небрежностью махнул рукой собеседник. — Тебе надо подготовиться к процессу.

Он потянулся.

— А мне пора принять ванну.

Хозяйка дома уже позавтракала, столик убрали, и теперь возле кустов возился раб-садовник.

Обговорив с начальством своё участие в суде, писец направился к храму Гиппии. Возле святилища богини лошадей селились в основном возчики, промышлявшие перевозками людей и грузов как по ближайшим окрестностям, так и по другим городам Империи. Кроме них там проживали ветеринары, а также мастера по изготовлению конской сбруи и разнообразных повозок.

Увы, несмотря на то, что владыка недр имел весьма отдалённое отношение к этим уважаемым профессиям, их представители праздновали дриниары с не меньшим размахом, чем прочие жители Этригии.

Единственного знакомого Ротану возчика дома не оказалось, и хмурая жена не представляла, когда вернётся её загулявший супруг. Однако, она не отказалась порекомендовать не вовремя заглянувшему клиенту трёх вполне приличных коллег своего благоверного.

У первого из них гостили какие-то дальние родственники, поэтому он предложил отправиться завтра утром. Вот только Олкаду было необходимо попасть в Кинтар ещё сегодня, и он отправился по второму адресу. Поначалу казалось, ему здесь повезло. Явно страдающий с похмелья молодой мужчина выразил согласие выехать немедленно, но заломил несусветную цену в тридцать риалов, и все попытки взывать к его милосердию или хотя бы здравому смыслу ни к чему не привели.

Решив, что эти деньги он всё равно сдерёт с подзащитной, адвокат согласился, но потребовал расписку. Возчик заявил, что выдаст её только после получения денег, и пошёл запрягать мула.

Тележка оказалась небольшой, но вместительной, на высоких колёсах с хорошо смазанными осями. Заехав на квартиру, писец прихватил старый плащ из толстого грубого сукна, приказал Жирдяю вести себя прилично и укатил.

Без груза, при хорошей погоде молодой упитанный мул бодро тянул громыхавшую по камням повозку. Её владелец, не поскупившись, навалил большую кучу ячменной соломы, на которую и завалился Олкад Ротан Велус, бросив сверху плащ.

Ещё до сумерек они добрались до Кинтара, где писец легко отыскал нужный постоялый двор. После первых же слов хозяин вспомнил высокую, красивую девушку, путешествовавшую с одной рабыней в компании бродячих артистов.

— Эти мошенники обманули нашего магистрата Фамия, — презрительно скривил губы владелец заведения. — Обещали устроить представление, а сами рано утром уехали.

— Вот как? — вскинул брови адвокат.

— В полдень он прислал раба узнать, почему никто из них не пришёл на форум определиться с местом для выступления? А этих проходимцев уже и след простыл!

Не в силах удержаться, молодой человек спросил его о Нике Юлисе Террине.

— Обычная, хорошо воспитанная девица из приличной семьи, — пожал плечами тот. — Я, конечно, удивился, почему это она едет вместе с артистами? Но не в моих правилах влезать в дела постояльцев.

Мужчина почесал затылок.

— Я, правда, заметил, что она с ними почти не разговаривает. Даже обедала за другим столом.

Последнее обстоятельство почему-то особенно пришлось по душе Олкаду.

"Конечно, — довольно хмыкнул про себя писец. — Не станет девушка такого знатного рода общаться со всяким сбродом!"

— А вы почему интересуетесь? — подозрительно прищурился собеседник.

Адвокат откровенно рассказал, в какую неприятную историю попала его подзащитная.

Владелец заведения сокрушённо покачал головой.

— Вся округа знает, что в дни дриниар запрещено приближаться к священной горе.

— Она же не из этих мест, — объяснил молодой человек. — И не просто погулять вышла, а спасала свою жизнь.

Выслушав душераздирающее повествование об ограблении и попытке убийства беззащитной девушки, хозяин постоялого двора нахмурился.

— Что вы от меня хотите, господин Ротан?

Олкад объяснил, собеседник страдальчески скривился.

— Если бы суд проходил у нас в Кинтаре, я бы обязательно пришёл и дал правдивые показания. Но ехать в Этригию — это на два дня оставлять постоялый двор без присмотра.

Он развёл руками.

— Полагаю, ваших письменных показаний, заверенных кем-нибудь из магистратов будет достаточно, — сказал молодой человек. — Но если вдруг этригийский суд захочет вас вызвать, моя подзащитная готова компенсировать ваши потери.

— У неё есть деньги? — удивился мужчина.

— Мне же она платит, — усмехнулся писец.

На постоялом дворе нашлись чернила и другие письменные принадлежности. Адвокат старательно записал всё, что владелец заведения знал о Нике Юлисе Террине. После чего они вдвоём сходили к магистрату Фамию, и тот, узнав в чём дело, охотно заверил показания.

За ужином Олкад, строго соблюдая интересы клиентки, немного поспорил с ключевым свидетелем о сумме компенсации, сведя её к шестидесяти риалам.

Провожая постояльца в его комнату, владелец заведения заверил, что послезавтра будет готов по первому требованию выехать в Этригию, и предложил бойкую рабыню на ночь.

— Она хоть и молода, но уже очень искусна в любви, — мечтательно вздохнул мужчина.

Однако, гость, узнав стоимость подобной услуги, отказался, сославшись на усталость.

Рано утром, толком не позавтракав, писец разбудил возчика, ночевавшего в общем зале, после чего, попрощавшись с хозяином постоялого двора, отправился в Этргию, посчитав свою миссию в Кинтаре выполненной.

Впрочем, он скоро пожалел о том, что не поел как следует. Но стойко переносил недовольное ворчание желудка, сосредоточившись на предстоящем процессе. Олкад планировал строить защиту на незнании Юлисой местных законов и на тех чрезвычайных обстоятельствах, которые привели девушку к священной горе. В целом всё казалось связно и логично. Единственное, что внушало опасение, — это расплывчатость обвинения. Молодой человек всерьёз опасался, что верховный жрец храма Дрина приготовил ему какую-то ловушку.

В Этригии писец первым делом рассчитался с возчиком, не забыв стребовать с него расписку, и направился к трактиру "Щедрость Ангипы".

Солнце уже перевалило за полдень, но он рассчитывал, что Патр Крой и его двоюродный дядя по матери все ещё ждут. Не каждый день им предлагают пообедать в столь дорогом и шикарном месте.

Ещё издали заметив эту парочку, Олкад удовлетворённо перевёл дух. Хотя, судя по всему, родственники уже начали ругаться. Мет Фулий Хоб хотел уйти, а сосед эмоционально уговаривал его подождать ещё немного.

В отчаянии оглядевшись, он наконец заметил торопливо приближавшегося писца. Покрытое щетиной лицо Кроя расплылось в довольной улыбке.

— Ты что творишь? — тем не менее делано нахмурился он. — Мы тебя уже ждать замучились! Пригласил встретиться, пообедать, а сам пропал. Теперь смотри, чтобы еда нам понравилась.

— Так серьёзные люди не поступают, — поддержал его дядя. — Вдруг я срочно понадоблюсь господину Серваку? У меня нет никакого желания выслушивать его упрёки из-за того, что кто-то опаздывает на встречу.

— Простите, — развёл руками Олкад, хотя извиняться перед всяким сбродом казалось довольно унизительным. — Клянусь Семрегом, меня задержали важные дела.

— Тогда пошли! — довольно потёр руки Крой.

— Подожди, — остановил его благородный порыв писец, доставая из кошелька два риала. — Вот возьми. А мы с господином Фулием пообедаем и потолкуем.

Всё ещё опухшая с похмелья физиономия соседа обиженно вытянулась, в потемневших глазах сверкнул злобный огонёк, быстро погасший от блеска серебра.

— Тогда пусть Динос порадует вас добрым вином! — хмыкнул Крой, подбросив на ладони монетки.

А Олкад радушным жестом пригласил, кажется, нисколько не удивлённого подобным развитием событий Фулия в "Щедрость Ангипы".

Обеденное время заканчивалось, поэтому они без труда отыскали в просторном светлом зале свободный столик. Когда к ним подошла красивая, но явно уставшая подавальщица, спутник бросил на Олкада выжидательный взгляд, и дождавшись утвердительного кивка, торопливо сделал заказ.

"Ого! — мысленно охнул молодой человек. — Пусть Семрег лишит меня своей милости, если я ещё раз приглашу этого прохвоста за стол".

Нисколько не удивляясь столь изысканному выбору довольно скромно одетых посетителей, рабыня попросила их немного подождать.

— Что вам от меня нужно, господин Ротан? — без обиняков спросил немолодой, сухощавый мужчина в длинной тунике из толстого шерстяного сукна.

— Пока что только узнать, кто из магистратов будет завтра судить?

— Господин Проб Фаб Лиса с преторами Кпилием и Лунием, — тут же отчеканил собеседник, и подавшись вперёд, понизил голос. — Так это правда, что вы взялись защищать ту бродяжку, которую сам верховный жрец Клеар обвинил в святотатстве?

— Да, — не стал скрывать писец. — Только она не бродяжка. А что твой покровитель говорил об этом деле?

Фулий уже открыл рот, но тут как раз вернулась подавальщица и выставила перед каждым из них по большой миске улиток, сваренных в козьем молоке, лепёшки и тонкой работы кувшин с разведённым вином.

— Господин Сервак сказал, что в Этригии уже давно никого не судили за святотатство, — как только рабыня ушла, заявил коскид. — Последний раз года три назад какой-то гончар попал на рудники за нескромные ругательства в адрес Диолы в её храме.

— И больше ничего? — нахмурился Олкад, гадая, брать счёт за этот обед у трактирщика или нет?

Выковыривая из раковины очередную улитку, собеседник бросил острый взгляд на застывшего в нетерпеливом ожидании писца.

— Моего уважаемого покровителя совершенно не интересует судьба какой-то девицы, подвернувшейся под руку преосвященному Клеару. Сядет она на кол или пойдёт на рудники — ему наплевать, господин Ротан.

Сделав добрый глоток, Фулий проговорил ещё тише:

— Хотя я слышал — она самозванка.

— Моя подзащитная та, за кого себя выдаёт, — нахмурился адвокат.

— Так говорят, она сказала, будто принадлежит к какому-то древнему роду, — усмехнулся коскид. — Аристократка.

— Это её род, — возразил молодой человек, и не желая развивать скандальную тему, наполнил бокалы. — Я в Этригии человек новый, но если выиграю этот процесс, на меня обратят внимание.

— Обязательно, господин Ротан, — рыгнув, солидно кивнул собеседник. — Я же говорил, у нас не часто судят за святотатство. Народу на форуме будет много.

— Вот поэтому мне обязательно надо доказать невиновность моей подзащитной, — тем же тоном продолжил Олкад. — Вы-то наверняка знаете всех значительных людей города.

— Это точно, — вальяжно кивнул опьяневший Фулий.

— Тогда, может, вы поможете найти тех, кто убедит господина Фаба отнестись к моей подзащитной снисходительно, принимая во внимание её пол и возраст?

Глаза у собеседника стали почти трезвыми. Явно набивая себе цену, он выдержал драматическую паузу, со вкусом доедая последнюю улитку, и, вытерев жирные губы рукой, негромко произнёс:

— Чтобы вас услышали — нужны веские аргументы.

— Думаю, мы их отыщем, — храбро пообещал молодой человек.

— Даже если их потребуется… много? — с сомнением прищурился коскид.

— Всё зависит от точного количества, — уклончиво ответил адвокат, добавив со значением. — Разумеется, услуги посредника тоже будут оплачены. Если всё получится, я готов и впредь продолжить наше сотрудничество.

— Я подумаю, что можно сделать, — солидно кивнул Фулий.

— Только поторопитесь, — попросил Олкад. — Суд уже завтра.

— Я знаю, где вы живёте, и сообщу обо всём уже сегодня вечером, — пообещал собеседник. — А сейчас мне пора.

Он ещё раз утробно рыгнул.

— Как бы господин Сервак не хватился.

"Даже спасибо не сказал, смрадный сын Такеры!" — мрачно думал писец, выкладывая на стол пять риалов с мелочью.

Пока он ходил к себе на квартиру, пока переодевался, день склонился к вечеру. Караульный у всё ещё распахнутых ворот тюрьмы кивнул ему, как старому знакомому. За праздники здесь уже успели привыкнуть, что непонятно откуда появившуюся девицу, нагло причислившую себя к известному по всей Империи знатному роду, навещает не только смазливая рабыня, но и этот чужак-адвокат, рискнувший выступить против обвинений, выдвинутых самим верховным жрецом храма Дрина. Эдил Акв, видимо, давно ушёл, а, может, сегодня вообще не появлялся, продолжая праздновать. В его рабочем кабинете вольготно расположились три стражника в компании кувшина браги и кучки мелких, сморщенных яблок.

Узнав Олкада, они вразнобой ответили на приветствие, и один из них, отворив дверь в тюрьму, зевая, сказал:

— Куда идти — сами знаете, господин Ротан. Только поторопитесь. Скоро стемнеет, а я ради вас фонарь зажигать не стану. Масло нынче дорого.

Молодой человек без труда понял намёк, но на этот раз не стал потакать алчности тюремщиков, покладисто кивнув.

— Я быстро.

— Эй, гляньте, опять адвокат к той меретте пришёл! — встретил его гнусавый юношеский тенорок.

Его обладатель стоял вплотную к решётке и буравил писца наглыми глазами. Точнее одним левым. Правый заплыл большим синяком.

Олкад пренебрежительно скривился, не унижаясь до разговора с подобным ничтожеством. Прочие узники откликнулись на появление посетителя ворчанием и негромкими ругательствами.

По мере приближения к крайней камере, молодой человек почувствовал странное волнение, словно шёл не к клиентке, а на тайное свидание. Хотя раньше не мог себе представить, что так увлечётся женщиной ростом выше его. Сначала это показалось даже как-то унизительно. Но вспомнив, с каким достоинством она себя держит, к какому роду принадлежит, и сколько всего ей пришлось перенести, подумал, что Нике Юлисе Террине следует простить этот маленький недостаток. Да и выше она его всего лишь на дюйм, ну или на два. Не больше.

Узница уже ждала его с той стороны решётки. Заходящее солнце било сквозь узкое окно у неё за спиной в глубине помещения, подсвечивая облачённый в длинное платье силуэт.

При попытке представить девушку без него, у адвоката перехватило дух.

"Диола? — с восхищением думал он, невольно замедляя шаг, и тут же возразил сам себе. — Нет, слишком высокая и крепко сложенная для богини любви. Фиола — мудрость? Ну, уж точно не она. Чересчур переполнена кипящей внутренней силой. Тогда только легконогая Анаид — бессмертная покровительница охотников и зверей! Вот, кого она так напоминает!"

— Рада вас видеть, господин Ротан, — благожелательно улыбнулась аристократка. — Надеюсь, вы принесли хорошие вести?

— Здравствуйте, госпожа Юлиса, — поклонился Олкад. — Не знаю, насколько они хорошие, но точно не плохие.

Бросив взгляд ей за спину, писец увидел, что две вульгарные особы, делившие узилище с внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, скромно сидят на каменной лежанке в глубине помещения, безуспешно делая вид, будто разговор сокамерницы с защитником их нисколько не интересует.

Понизив голос, молодой человек рассказал о своей поездке в Кинтар.

— Вы поступили очень предусмотрительно, господин Ротан, — одобрительно кивнула собеседница. — Взяв письменные показания с хозяина постоялого двора.

Весьма довольный похвалой, Олкад, туманно сославшись на неких влиятельных знакомых, с важностью сообщил, что уважаемых людей Этригии мало интересуют результаты предстоящего суда по делу о святотатстве.

— По крайней мере вам никто не будет мешать, — усмехнулась арестантка.

— Это никому не нужно, — согласился писец. — Разве что господину Клеару. Но он, кажется, и так уверен в своей победе.

— Вы узнали, есть ли возможность изменить отношение суда ко мне? — напомнила девушка.

Приняв суровый и, как ему казалось, загадочный вид, молодой человек многозначительно кивнул.

— Я сообщу об этом завтра утром. Но учтите, если у вас не окажется нужной суммы…

Он скорбно поджал губы.

— Отношение к вам серьёзно ухудшится.

— Судя по вашим словам, господин Ротан, — грустно улыбнулась Ника. — До меня никому нет дела. А учитывая абсурдность обвинения, полагаю, ста империалов будет достаточно.

— Не знаю, — задумчиво покачал головой адвокат. — Что если запросят больше?

— Двести — это всё, что у меня есть, — прошептала собеседница. — Если я их отдам, мне нечем будет рассчитаться с вами.

— Я буду иметь это ввиду, — кивнул писец.

— Если я вас правильно поняла в прошлый раз, — заговорила девушка. — Вы собираетесь убедить суд в том, что я, спасаясь от убийц, случайно оказалась у той скалы, и меня надо пожалеть.

— А разве это не так? — вскинул брови Олкад.

— Так, — не стала спорить собеседница. — Вот только вряд ли я смогу вызвать сочувствие у добропорядочных граждан Этригии. После пребывания здесь я действительно больше похожа на бродяжку, чем на дочь Лация Юлиса Агилиса.

— Вы прекрасно выглядите, госпожа Юлиса! — вскричал молодой человек. — И можете поспорить красотой с небесами!

Улыбаясь и качая головой, она протянула к его лицу узкую ладонь. Олкад замер, надеясь, что длинные изящные пальчики коснутся его губ, заставляя замолчать. Однако те остановились буквально в дюйме от невольно подавшегося вперёд лица адвоката.

— Спасибо за приятные слова, господин Ротан. Но мне бы не хотелось предстать перед судом в таком виде. Сейчас у судей и горожан я скорее вызову презрение, чем сочувствие.

Несмотря на стремительно сгущавшиеся сумерки, писец разглядел грязные пятна на щеках собеседницы, выбившуюся из-под накидки прядь слипшихся волос, смятое платье.

— Я уже велела рабыне купить новую одежду, — перехватила его взгляд подзащитная. — А вы должны сделать так, чтобы она помогла мне умыться и переодеться. Прямо здесь, в тюрьме.

— Но как? — растерялся от подобного задания молодой человек.

— Поговорите с эдилом Аквом, — небрежно дёрнула плечом Ника. — Надеюсь, он позволит моей невольнице принести сюда кувшин с водой и новое платье?

Крякнув, Олкад машинально потёр успевший покрыться щетиной подбородок.

— Возьмите у Риаты пару монет, — как ни в чём не бывало, продолжала собеседница. — Думаю, этого хватит

— Я постараюсь, — обречённо вздохнул писец.

— Уже темнеет, — виновато улыбнулась девушка. — Вам пора. Я с нетерпением буду ждать вас утром. Надеюсь, боги не дадут свершиться несправедливости?

— Молитесь Цитии, госпожа Юлиса, — настоятельно посоветовал адвокат. — Богиня правосудия — первая помощница смертному в судебных тяжбах.

— Благодарю за совет, господин Ротан, — чуть поклонилась узница. — Обязательно попробую к ней обратиться.

— Тогда до завтра, госпожа Юлиса, — попрощался молодой человек и заторопился к двери, то и дело оглядываясь через плечо.

Тёплая компания уже разошлась из кабинета смотрителя тюрьмы. Когда скрипнула дверь, стражник, дремавший положив голову на стол, поднял на Олкада мутные, осоловевшие глаза.

— О, господин защитник! А я и забыл, что вы здесь. Ещё немного, и запер бы вас там на ночь вместе с клиенткой.

Он похабненько хихикнул.

— Там, правда, решётки помешают. Так при желании и через них можно…

Подчёркнуто игнорируя грязные намёки грубияна, писец, коротко кивнув, вышел на тюремный двор.

На потемневшем небе уже высветились первые звёзды, но ворота все ещё оставались открытыми, а часовой о чём-то спорил с разносчиком, у которого за спиной висела большая квадратная корзина.

Вспомнив о желании Ники вымыться и сменить платье, Олкад досадливо засопел. Уже и так почти стемнело, а ему ещё придётся делать большущий крюк по городу, чтобы попасть в дом Асты Бронии, где надо договориться с Риатой о том, как исполнить повеление её госпожи.

"Вот что значит происхождение! — почти с восхищением думал молодой человек, шлёпая подошвами сандалий по холодным камням мостовой. — Родовая честь не позволяет госпоже Юлисе предстать перед людьми неумытой и в грязной одежде".

В последний вечер дриниар праздновали только самые стойкие или дурные. К счастью, их было не так много. Хотя кое-где попадались компании подвыпивших горожан. Но большинство благонравных этригийцев уже попрятались по домам и квартирам, отдыхая перед началом трудовых будней.

Улица, где стоял дом знаменитой куртизанки, оказалась тихой, пугающе безлюдной и настороженно-тёмной. Нельзя же считать освещением несколько факелов, горевших возле трёх или четырёх ворот. Видимо, хозяева ещё не вернулись из гостей.

Стучать на этот раз пришлось долго. Наконец, калитка приоткрылась, и в щели показалась хмурая рожа знакомой толстой рабыни.

Уже ни в коем случае не рассчитывая на гостеприимство, писец не терпящим возражения тоном потребовал позвать к нему Риату. С грохотом захлопнув дверь, похожая на ходячую копну невольница ушла, что-то недовольно бормоча себе под нос.

"Вот мерзавка! — выругался про себя Олкад. — Да как она смеет так себя вести со свободным гражданином Империи?! Выпороть эту корову, как следует, чтобы знала своё место"

Но увы, поднять руку на чужое имущество он мог только в мечтах.

Рабыня госпожи Юлисы появилась очень быстро, словно ждала его прихода. Сообщив, что завтра через час после рассвета он ждёт её у ворот тюрьмы с водой и вещами хозяйки, адвокат заговорил о деньгах и тут же получил обещанные два империала.

Убирая деньги в кошель, молодой человек подумал, что с эдила Аква хватит и одного, после чего настроение у него сразу улучшилось, и даже стало как-то теплее.

Сокращая путь, он быстро пересёк форум, обошёл, прячась в тени, группу подвыпивших парней, явно собиравшихся выяснять отношения посредством доброй драки, и скоро углубился в узкие улочки своего квартала.

Впрочем, сам факт проживания здесь ни в коем случае не гарантировал сохранности жизни или имущества второго писца рудника "Щедрый куст". Те, кто добывал себе средства к существованию незаконным отъёмом чужой собственности, редко делали исключение для соседей по улице.

Поэтому Олкад шёл быстро, часто оглядываясь по сторонам, а когда почти у самого дома ему заступили дорогу три тёмные фигуры, с обречённостью понял, что повстречался с грабителями, и империалы госпожи Юлисы не достанутся ни ему, ни смотрителю тюрьмы. Однако вместо того, чтобы по-простому потребовать деньги и вещи, один из троицы хрипло поинтересовался:

— Ты что ли Ротан будешь?

Несмотря на неожиданность вопроса, молодой человек мгновенно сориентировался, выдав первое пришедшее в голову имя.

— Нет, я Гостус Сакр Олий.

Казалось, ответ сильно озадачил собеседника — крупного мужчину в меховой безрукавке поверх длинной туники.

Но его высокий, тощий спутник с длинным, плохо различимым в темноте лицом, громко прогнусавил:

— Врёт! Он это! Он!

И замахнулся невесть откуда взявшейся палкой.

Метнувшись назад и в сторону, писец почти увернулся, лишь кончик дубины болезненно чиркнул по предплечью.

Трезво оценив ситуацию, Олкад попытался спастись бегством. Быстрые ноги неоднократно выручали его в подобных ситуациях в Радле. Вот только кто-то из неизвестных успел ухватить его за плащ.

Красивая бронзовая пряжка, скреплявшая его под подбородком, врезалась в шею. Двигаясь по инерции, молодой человек не смог удержаться на ногах и, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на камни мостовой. Ошалев от боли, он тут же получил тычок в бок одетой в жёсткую сандалию ногой, а из глаз сыпанули искры от второго удара.

Заорав от боли, не раз принимавший участие в драках писец откатился и попытался встать, но запутавшись в полах плаща, так получил палкой поперёк спины, что дыхание перехватило. Тем не менее он сумел подняться, резко выбросив вперёд сжатый кулак.

По всей видимости, небожители, по чьей воле произошла эта тёплая встреча, не захотели допускать безнаказанного избиения несчастного адвоката. Костяшки на правой руке вспыхнули болью, встретившись с чьей-то головой.

— А-а-а!! — дико закричал почти счастливый Олкад, но тут кто-то из противников угостил его дубинкой по пояснице.

— Ну, что, чужак? — издевательски хихикнул над распростёртым на земле телом адвоката мужчина в меховой безрукавке. — Теперь будешь знать, как браться за защиту всяких богохульниц! Мы в Этригии владыку недр чтим и уважаем, поэтому не будем в его праздник кровь людскую проливать. Но если ты, ушлёпок радланский, явишься завтра на суд…

Договорить он не успел. В темноте за их спинами кто-то неуверенно поинтересовался:

— Господин Ротан, это вы тут?

Узнав голос, молодой человек завопил во всю глотку:

— Я, Крой, помоги!

— Чего это вы тут делаете? — сурово спросил сосед.

— Тебе какое дело? — отозвался гнусавый. И несмотря на боль во всём теле, писец с удовольствием отметил, что говор его стал ещё более невнятным: "Губы разбил или зуб выбил. А, может, то и другое".

— Он в нашем доме живёт! — неожиданно отозвался кто-то ещё. — Отпустите его!

— Этот паршивый лагир взялся защищать девку, оскорбившую великого Дрина! — рявкнул предводитель нападавших.

Однако его слова возымели совершенно неожиданный эффект.

— Мужи Этригии! — боевой трубой легиона взревел Патр Крой. — Что же это делается, о светлые и тёмные боги!? Куда смотрят разжиревшие магистраты?! "Неистовые" на людей нападают, словно грабители ночные. Да ещё у нашего дома…

— Бей! — перекрыл его речь чей-то вопль, и на помощь Олкаду устремилось сразу несколько человек.

Ввиду явного численного превосходства противника, члены общества Дрина организованно отступили, проще сказать — сбежали, а над стонущим Олкадом склонились Крой и Мет Фулий с короткой, окованной металлическим полосками дубинкой.

— Совсем распоясались, — качая головой, ворчал сосед. — Мало того, что на форуме хозяйничают, как у себя в храме, они и на наши улицы забрались свои порядки устанавливать.

Появились ещё трое мужчин, проживавших в одном доме со вторым писцом рудника "Щедрый куст". Один из них держал в руках кривую палку, второй — деревянный молоток на короткой ручке.

— Вот же до чего дошло, — покачал головой третий, вооружённый массивной глиняной кружкой. — На людей бросаются. Да владыка недр скорее накажет город из-за таких вот мерзавцев, что творят свои гнусные дела, прикрываясь его грозным именем.

Отказавшись от помощи соседа, молодой человек поднялся, кивком поблагодарив Фулия за поднятый с земли плащ.

Происшествие настолько поразило адвоката, что он только сейчас начал понимать суть происходящего. Верховный жрец бога-покровителя Этригии прислал своих псов, чтобы он, Олкад Ротан Велус, отказался защищать от обвинений в святотатстве якобы обычную бродяжку.

Нельзя сказать, что подобное не укладывалось в голове или казалось чем-то совершенно невероятным. Нет, не зря же известные юристы Радла ходят повсюду в сопровождении крепких рабов или нанимают в охрану призовых бойцов.

Но они ведут важные дела уважаемых людей, где замешаны миллионные состояния или политическая репутация. А здесь всего лишь неясное святотатство какой-то девицы.

Внезапно писец вздрогнул от поразившей его догадки и тут же скривился от боли. Всё стало предельно ясно и понятно. Нет у преосвященного Клеара никаких доказательств того, что Ника Юлиса Террина специально проникла в пещеру, чтобы нарушить священное таинство умилостивления бога подземного мира — грозного и мрачного Дрина! Вот и пришлось приказать "неистовым", чтобы те лишили подсудимую адвоката.

Машинально кивая в ответ на возмущённые реплики спутников, молодой человек прошёл вместе с ними во двор, освещённый россыпью звёзд на небе да масляной плошкой на столе, где красовался пузатый кувшин и две глиняные кружки.

Стараясь не морщиться от боли, Олкад присел на край тяжёлой скамьи. Он ни в коем случае не считал себя трусом и тут же с негодованием отбросил на миг мелькнувшую мысль отказаться от защиты госпожи Юлисы. Не ему внуку сотника, служившего в легионе славного Лавра Клавдина Даума, бояться какой-то местной шпаны, даже если за их спинами маячит сам верховный жрец Дрина. Покровитель семьи Ротанов куда более могущественен и ещё ни разу не бросал в беде своих коскидов. Да и Ника будет заслуженно презирать своего адвоката, если тот завтра не явится в суд. А такое молодой человек никак не мог допустить и не только из-за того, что девушка принадлежит к знатному роду его покровителя.

— Мы тут дриниары провожали, — произнёс Крой. — Ну и вас дожидались. Вон Мет Фулий хочет о чём-то поговорить.

Его родственник, уже успевший заткнуть дубинку за пояс и прикрыть её полой плаща, важно кивнул.

— Вдруг слышу, будто кричит кто-то, — с жаром продолжил сосед, размахивая руками. — Я ещё подумал, что какой-то бедолага грабителям попался. Ну да не в нашем дворе, и хвала небожителям. Потом опять кричат. Тут я и вспомнил, что вас ещё дома нету, и решил узнать, кто там?

Всё же, не сдержав болезненной гримасы, писец неловко отвязал от пояса кошелёк.

Заметив его движение, рассказчик выжидательно умолк. С малых лет Олкад привык благодарить за оказанные услуги, понимая, что это только добавляет ему уважения окружающих. Поэтому, отыскав негнущимися пальцами серебряный риал, он с негромким хлопком припечатал монету к столу.

— Да хранят вас боги, добрые соседи! Спасибо, что не дали мерзавцам меня убить. Вителий Орк, наверное, ещё не закрыл свой трактир. Так почему бы нам не отпраздновать моё спасение?

— Я сбегаю! — тут же предложил Крой.

— Я с тобой, — присоединился к нему второй сосед. — Ещё на грабителей наткнёшься, оставишь нас без выпивки.

Оставшиеся их дожидаться двое приятелей, обменявшись с Фулием многозначительными взглядами, прихватив кувшин с кружками, отошли на противоположный край стола, где завели тихую, неспешную беседу.

Наклонившись к самому лицу адвоката, коскид магистрата Сервака прошептал, обдав собеседника запахом жареного лука и гнилых зубов.

— Я тут кое с кем переговорил, господин Ротан. Ваша клиентка сможет избежать смерти на колу и даже рудников всего за четыре тысячи риалов. Сумма смехотворная, учитывая то, в чём её обвиняют.

У молодого человека болели отбитые бока, лицо, поясница, саднило правую руку и очень хотелось в уборную. Тем не менее, услышав сумму, он не удержался от смеха:

— Господин Фулий, я далеко не новичок в судебных делах. Будь у моей подзащитной всё так плохо, "неистовые" не поджидали бы меня сегодня ночью.

— Я лишь посредник, — нахмурился мужчина.

— Сто империалов, — заявил писец, полагая, что размер взяток в провинции все же должен уступать столичным, но, заметив, как сразу поскучнел собеседник, добавил. — Плюс десятая часть посреднику.

— Это слишком мало, — недовольно проворчал коскид. — Те, кто может вам помочь, не согласятся.

— Послушайте, господин Фулий, — устало усмехнулся Олкад. — Где ограбленная девушка возьмёт четыре тысячи риалов?!

— Пусть продаст рабыню, если не хочет оказаться на колу, — с нескрываемой угрозой посоветовал собеседник. — За неё можно выручить тысяч пять, хозяйке ещё на дорогу останется.

— Она не так молода и красива, — спокойно возразил адвокат. — К тому же, моя подзащитная не горожанка и не имеет разрешения на торговлю. Сделка будет незаконной.

— Я всё устрою, — тут же пообещал Фулий.

— Учитывая, что суд уже завтра, и вам надо торопиться, — снисходительно усмехнулся писец. — Сколько вы сможете за неё получить? Тысячу или две?

— Не меньше трёх! — с апломбом заявил собеседник. — Прибавьте семьдесят империалов, и все будут довольны.

— Сто пятьдесят империалов, — решительно возразил молодой человек. — И ещё пятнадцать вам лично.

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

— Если наши условия устроят… влиятельных людей, жду вас завтра утром у тюрьмы. Если нет, мне останется надеяться только на милосердие богов.

— Вы можете проиграть этот процесс, — вновь перешёл к угрозам Фулий. — Тогда никто в городе больше не наймёт такого неудачника вести дела. Так и будете прозябать на половинном жаловании второго писца!

— А если я разорю подзащитную до нитки, клиенты так и попрут! — насмешливо фыркнул Олкад, нисколько не удивлённый тем, что собеседнику известны такие неприглядные факты его биографии.

Не в силах больше терпеть, он подошёл к стене и задрал подол туники.

Пока писец с наслаждением орошал дом могучей струёй, коскид мрачно сопел.

— Вы поймите меня правильно, господин Фулий, — облегчённо выдохнул молодой человек. — И передайте тем, кто вас послал. Моему покровителю очень не понравится, если девушку, принадлежащую к славному роду Юлисов, приговорят к смерти или отправят на рудники только потому, что кто-то оказался слишком… требовательным. И наоборот, он по достоинству оценит снисходительное участие к ней судей.

— Я слышал — она самозванка, — буркнул собеседник.

— А если нет, — усмехнулся Олкад, потирая разбитые костяшки пальцев правой руки. — Я уже отправил письмо сенатору Кассу Юлису Митрору. Только он сможет разобраться в том, кто эта девушка на самом деле.

С улицы донеслись возбуждённые голоса возвращавшихся из трактира соседей писца.

— Я понял вас, господин Ротан, — поспешно кивнул Фулий. — Но не могу ничего обещать.

— Надеюсь, Фиола, богиня мудрости, поможет тем, к кому вы отправляетесь принять правильное решение, — прочувственно сказал адвокат. — А я буду ждать вас через час после рассвета. Да хранят вас небожители от неприятных встреч этой ночью.

— А вам — хорошенько выспаться перед завтрашним днём, — пожелал на прощание коскид магистрата Сервака и, что-то шепнув родственнику, торопливо вышел со двора.

Осуждающе покачав головой ему вслед, Крой радушно пригласил Олкада за стол, где уже красовались два объёмистых кувшина. Но тот вежливо оказался, сославшись на усталость.

Едва он поднялся на пару ступенек, как наверху скрипнула дверь, и дрожащий голос Жирдяя испуганно пролепетал:

— Это вы, господин? Что с вами, господин Ротан?

— Я, паршивец! — рявкнул хозяин, тут же скривившись от боли. — Чего встал? Иди сюда и помоги мне, болван!

— Сейчас, сейчас, господин! — обрадовался невольник, и лестница заходила ходуном под его торопливыми шагами.

Писец хотел ударить нерадивого раба, но слишком болела рука, поэтому пришлось ограничиться злым ворчанием.

В тёмной, как царство Дрина, прихожей, куда не проникал даже робкий свет звёзд, молодой человек налетел коленом на сундук и все-таки ткнул бездельника кулаком. Правда, левым, так что большого урона Жирдяй не понёс.

В спальне царило благодатное тепло, источаемое жаровней, а над кроватью уютно мерцал робкий огонёк масляного светильника.

Усадив господина на табурет, раб ловко помог ему раздеться. Нагрев воду над углями, аккуратно протёр синяки и ссадины хозяина, натянул чистую тунику и подал миску с ещё не остывшей кашей.

Торопливо поужинав, Олкад отправил Жирдяя на двор выпросить у Кроя кружку браги, а сам забрался в постель. Боль тупо пульсировала во всём теле, и чтобы отвлечься в ожидании выпивки, адвокат принялся размышлять о завтрашнем процессе, обдумывая, какие изменения следует внести в свою речь в свете вновь открывшихся обстоятельств.