Клим и Тимка так и продолжали с хмурыми и напряженными лицами о чем-то переговариваться до самого конца второго урока. А Зойка, больше не отвлекаясь, что-то упоенно писала в своей тетради. Когда раздался звонок и Предводительница покинула класс, я осведомилась у подруги:
— Ну, дописала? Дай прочесть.
Однако Зойка, захлопнув перед самым моим носом тетрадь, скороговоркой отозвалась:
— Еще не завершено. После увидишь.
Я уже просто сгорала от любопытства:
— Какая разница, Зойка, ну не завершено. Прочту, что написано. А потом ты продолжишь.
Однако, к моему полному изумлению, она решительно засунула тетрадь в сумку.
— Сказано тебе: после.
Я просто не знала, что и подумать. Обычно Зойка всем со мной делится. Даже тем, что мне совершенно неинтересно и скучно. И вот вдруг развела какие-то, как говорит моя мама, «тайны мадридского двора». Ну и мне, естественно, уже безумно хотелось узнать, что она там пишет. Но ведь Зойку не переспоришь. Она жутко упрямая. Даже когда о чем-нибудь советуется, все равно в результате поступит так, как сама решила.
Вот и сейчас, схватив сумку, лишь бросила:
— Ладно. Пошли на перемену.
Я покорно двинулась за ней в коридор. Там я внимательно огляделась по сторонам, ища Клима. Однако и он, и Тимка опять куда-то исчезли. И что это сегодня со всеми творится? Ведь перед уроками и Зойка, и Клим с Тимуром вели себя вполне обычно. Ладно, подождем с выводами до большой перемены. Вот если и после этого урока Клим, вместо того чтобы идти с нами в столовую, снова исчезнет, тогда я у него просто напрямую спрошу. Посмотрим, что он ответит.
Едва мы с Зойкой прошли несколько шагов по коридору, на нас чуть не налетел Артур Потемкин.
— Смотреть, между прочим, надо, куда идешь, — весьма неласково отреагировала моя подруга и лишь после этого удосужилась поднять голову.
Я, внутренне замерев, следила, что последует дальше. Однако не последовало ровным счетом ничего. Артур как-то сжался, шарахнулся и исчез в толпе. Я продолжала смотреть на Зойку. Она проводила Потемкина странным взглядом. Кстати, он тоже сильно изменился за лето. Правда, по-моему, остался столь же противным, как был. Знаете, бывают такие лица. Вроде бы и красивые, но одновременно и неприятные. Кстати, лицо Артура — и впрямь «зеркало души». С Зойкой он жутко в прошлом году поступил. Даже не знаю, как она это сумела пережить. Я за нее первое время очень беспокоилась. Но она вроде бы пережила. И к тому же, кажется, на удивление легко.
Мы с ней устроились возле свободного подоконника. Я вновь осмотрелась в поисках Клима. Его по-прежнему нигде не было. Ну прямо партизаны какие-то. И чего они с Тимкой задумали?
— Клима высматриваешь? — будто прочла мои мысли Зойка.
— Да, в общем, нет, — смутилась я. — Но просто они куда-то девались.
Зойка, смерив меня пронзительным взглядом, хмыкнула:
— Насчет «девались» я тоже заметила. По-моему, Сидоров что-то задумал. А так как от него хорошего ожидать не приходится... В общем, подруга, сама делай выводы.
Я забеспокоилась еще сильнее, чем прежде:
— Зойка, если ты что-то случайно узнала, лучше сразу выкладывай.
— Ничего я не узнала, — резко мотнула головой в мелких кудряшках моя подруга. — Просто кое-какие наблюдения плюс женская интуиция.
Я промолчала. Интуиция у Зойки обычно срабатывает пятьдесят на пятьдесят. По-моему, мир ей представляется куда более вероломным, нежели на самом деле. Однако в данном случае ее интуиция накладывалась на мою собственную, и отмахнуться от этого было никак нельзя.
— Подруга, я тебе всегда говорю: не ослабляй бдительность.
— При чем тут бдительность? — не поняла я.
— При том, повторяю, — с многозначительным видом отозвалась Зойка, — что там, где Сидоров, хорошего ждать не приходится.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — возразила я. — Они дружат с первого класса и пока, как видишь, оба в порядке.
— Вот именно — пока, — всегда по-своему расставляла акценты Зойка. — Я бы на твоем месте давно уже положила конец этой дружбе.
— Интересно, каким образом? — спросила я. — И вообще, зачем?
— Ну, способов существует много. — У Адаскиной азартно блеснули глаза. — А на вопрос: «Зачем?» — отвечаю тебе: для собственного спокойствия. Вспомни, сколько раз уже Клим влипал из-за Сидорова во всякие истории. Да и мы заодно влипали.
С этим мне спорить было трудно. Правда, к этому я могла бы добавить, что мы и из-за Зойки иногда влипали в истории. Однако доказывать это ей совершенно бесполезно. Она немедленно вывернет все наизнанку, и в результате окажется, что даже там, где вроде бы виновата она, на самом деле повинен Сидоров.
— Так что, — назидательно продолжала она, — советую тебе, Агата, пока не поздно, взяться за ум. А если твоя обостренная порядочность мешает тебе изобрести интригу ссоры, то я могу помочь.
В том, что подруга моя обожает плести интриги, я не сомневалась. Однако решительно произнесла:
— Не собираюсь я никого ссорить. И тебе, Зойка, не советую.
Она тяжело вздохнула:
— Мое дело предложить, но если ты...
И она окинула меня полным жалости взглядом.
— Просто я хочу выяснить, что они задумали, — сказала я.
— Вот так и будешь всю жизнь выяснять, — проворчала Зойка, однако, судя по ее виду, она уже сама исходила от любопытства. — Жаль, мы сидим от них так далеко, — с досадой проговорила она. — Иначе был бы шанс что-нибудь подслушать.
— Думаю, если они даже на переменах нас избегают, то тем более ничего не стали бы обсуждать вблизи от нас, — заметила я.
— Иногда всего каких-нибудь двух-трех слов достаточно, чтобы умному человеку стала ясна картина, — многозначительно изрекла Адаскина. При этом под умным человеком она явно подразумевала не меня, а себя.
— Слушай, по-моему, бессмысленно обсуждать то, чего нет, — пришлось снова возразить мне. — Мы с тобой сидим от них не близко, а далеко.
— Можно с кем-нибудь и поменяться местами, — предложила она.
— Ага, и привлечь к себе их внимание, — мне совсем не понравился ее план. — Клим и Тимка насторожатся, а мы все равно ничего не услышим и не поймем. Зато они наверняка сочтут нас полными идиотками.
— Сидоров и так всех, кроме себя, считает полными идиотами, — отозвалась Адаскина.
— Сидоров меня не интересует, — уточнила я.
— Догадываемся, — скривила губы Зойка.
— Эй! — хором окликнули нас Будка и Винокур.
— Давно не виделись, — немедленно хмыкнула Зойка. — Аж прямо соскучились.
— Пра-авда? — вытаращился на нее Митька.
— Естественно, кривда, — отрезала Зойка. — Кто из нормальных людей по таким, как вы, будет скучать!
— А почему бы и нет? — с обиженным видом поинтересовался Будка.
Но Винокур, хлопнув его по плечу, сказал:
— Пошли, Дмитрий, по-моему, нас тут не любят.
— А что вам вообще-то надо? — наконец удосужилась спросить моя подруга.
— Круглого с Сидором ищем, — сообщил Будченко. — Думали, они с вами, но тут их тоже нету.
И оба двинулись дальше.
— Нет, погодите, — остановила их Зойка. — Зачем вам Круглый и Сидор понадобились?
— Так ты, выходит, знаешь, где они? — снова уставился на нее Митька.
— Этого я не говорила, — тряхнула кудряшками Адаскина. — Просто интересуюсь.
— Да дело есть, бизнес, — с важностью объявил Будка.
— Какой? — Теперь Зойка просто буравила его глазами. Впрочем, и мне было любопытно, что могли затеять Будка и Винокур.
— А вот это вас не касается, — твердо произнес Митька.
— Точно, — поддержал его Винокур. — Коммерческая тайна.
Тут Зойка, заговорщицки глянув на меня, деланно равнодушным голосом произнесла:
— Дело, конечно, ваше, мальчики, но если бы вы сказали, возможно, мы с Агатой могли бы помочь вам найти Тимура и Клима.
Двое «бизнесменов» с ответом не торопились. Кажется, они взвешивали все «за» и «против». Даже на лице у Сереги Винокурова отразились неявные признаки мыслительного процесса. Правда, обдумывать столь сложную проблему в одиночку ему, видимо, было не под силу. Потому что в результате он, глянув на Будку, с жалобным видом осведомился:
— Митяй, скажем или не скажем?
— Ну-у, — с важностью протянул Будка, однако именно в это время раздался предательский звонок. И Митька выпалил: — Не скажем, Серега, потому что уже все равно.
У Зойки от досады перекосило лицо. На сей раз она проиграла. Даже Серега просек ее отчаяние и с явной издевкой произнес:
— Не расстраивайся, Адаскина. Мы теперь сами их найдем.
— Уже нашли, — добавил Будка. — Вон они прутся.
Да мы с Зойкой и сами видели: по коридору быстро вышагивали Клим и Тимур. Митька с Серегой кинулись им навстречу. А Зойка, проводив их сердитым взглядом, угрюмо произнесла:
— Помяни мое слово, Агата: у наших мальчишек что-то затевается. Ох, не к добру это, не к добру.
— Зойка, — я еще пыталась отогнать мрачные мысли, — опять у тебя очередной приступ паранойи.
Подруга моя обиженно поджала губы:
— Можешь, конечно, не верить.
Однако я и сама чувствовала: в данном случае она скорее всего права.
К кабинету литературы я, Зойка, Тимка, Клим, Будка и Винокур подошли одновременно. Однако мальчишки, не обратив на нас ровно никакого внимания, прошли внутрь и продолжали какой-то свой разговор у Тим-Климовской парты до той самой поры, пока в класс не вошла наша литераторша Изольда Багратионовна. Впрочем, на сам ее приход эти четверо совершенно не отреагировали. Лишь когда она громким поставленным голосом крикнула:
— А ну, мальчики, по местам! — они наконец неохотно расселись по партам.
— Видала? — немедленно привлекла мое внимание Зойка. — Тоже будешь говорить, что это моя паранойя?
— Не буду, — откликнулась я. И, чтобы хоть как-то переключиться, потребовала: — Давай наконец свою тетрадку.
— Погоди, — сказала Зойка. — У меня тут еще одна мысль возникла.
И она вновь стала быстро писать.
— Адаскина, а ты не слишком ли маленькую тетрадочку прикупила? — не удержалась я от выпада. — По-моему, тебе не хватит ее даже до конца сегодняшнего учебного дня.
— Не ехидничай, — продолжала она работать ручкой. — У меня, между прочим, пока даже трех страниц не написано. А когда кончится, куплю новую.
И, вновь умолкнув, она засопела носом. Я вдруг почувствовала: меня все, абсолютно все, начинает раздражать. Как-то так уж сегодня получалось, что вроде бы и Клим с Тимкой, и Зойка, и даже Винокур с Будкой чем-то усиленно заняты, а я вроде ни при чем. У них свои секреты, а я как бы к ним лезу, и они вынуждены отбиваться от моих нескромных вопросов. Хорошее первое сентября! Могла ли я еще вчера предположить что-либо подобное? Наверное, мы и впрямь слишком за лето выросли. И начинается что-то совсем иное, чем прежде.
Зойка тем временем продолжала и продолжала писать. Иногда, правда, она делала паузы и, мечтательно уставившись в пространство, грызла ручку. Что она там, действительно, роман пишет? Я предприняла еще одну попытку прочесть почти полностью исписанный ровным мелким почерком разворот. Но, оказалось, моя подруга, при всем задумчивом виде, не ослабляет бдительности. Мигом поймав мой взгляд, она процедила сквозь зубы:
— По-моему, кому-то уже говорили: отстань!
Может, это покажется вам смешным, но я внезапно почувствовала, как у меня на глаза наворачиваются слезы. Сделалось жутко обидно.
Напустив на себя равнодушный вид, я заставила себя слушать Изольду. Но она, как назло, не говорила ничего особенно интересного. Видимо, про то, что нам в этом году предстоит пройти по литературе, она уже рассказала, прежде чем я начала ее слушать. Но так как она одновременно руководит нашей Театральной студией, то сейчас повела речь именно о ней.
— На днях состоится дополнительный набор, — сообщила она. — Так что, кто в прошлом году не участвовал, милости просим.
— И снова конкурс будет? — выкрикнул кто-то с задней парты.
— Естественно, — подтвердила Изольда. — И, предупреждаю, очень строгий. Тем более что костяк труппы у нас уже сложился.
— Ни фига себе, милости просим, — с оскорбленным видом выкрикнул Лешка Ключников, которому в прошлом году как раз и не удалось пройти по конкурсу.
Однако Изольде палец в рот не клади.
— Сам виноват, Ключников, — отрезала она. — Ты просто несерьезно отнесся и не попал тогда, потому что даже стихотворение не смог толком выучить.
— Изольда Багратионовна, я учил, — принялся бубнить Ключников.
— Ты учил, а надо было выучить, — усмехнулась Изольда. — Как же тебе роль поручишь? Выйдешь на сцену, собьешься, а потом публике тоже объявишь, что, мол, учил?
Лешка Ключников, не найдя аргументов для возражений, умолк.
— Тем более, — продолжала Изольда, — что в этом году вы вольетесь в старшую группу студии, и вам предстоит прикоснуться к подлинным сокровищам мировой драматургии. А там, где большое искусство, нет места компромиссам! — с пафосом произнесла она.
«Интересно, — пронеслось у меня в голове. — А когда в прошлом году нас заставили играть с младшей группой — с пятыми, шестыми и седьмыми классами — и к тому же мы должны были исполнять сказку для малышей, Изольда столь же убежденно и страстно доказывала нам: «Нечего завидовать старшим, которые ставят «Лес» Островского. Ваша работа не менее важна и ответственна».
Я продолжила слушать. Изольда Багратионовна, все сильнее воодушевляясь, объясняла нам, что мы, девятиклассники, уже стали практически взрослыми. И потому можем справиться с пьесами Шекспира и произведениями других замечательных авторов, сочинявших для театра.
— Работы, конечно, предстоит очень много, — сверкая глазами, говорила она. — Особенно тем, кому будут поручены главные роли.
— А что мы в этом году будем ставить? — поинтересовался Будка. Театральная студия для него — все равно что для Винокура баскетбол. И он действительно здорово играет. До прошлого года, когда его приняли в школьную студию, никто даже не подозревал в нем актерского таланта. Честно сказать, я даже не думала, что у него вообще имеются какие-нибудь способности, кроме одной: постоянно влипать в самые разнообразные истории. Но, оказалось, он все-таки умеет не только это.
— Потерпи, Будченко, — ответила ему Изольда и улыбнулась. — Всему свое время.
— Хорошо бы какую-нибудь комедию сыграть, — продолжал Митька.
— Ничего не имею против, — откликнулась Изольда. — Вот ты, Будченко, подумай, почитай, прикинь возможности — и свои собственные, и других — и предложи нам пьесу. А мы все вместе обсудим.
— Ну, я не знаю, — смущенно ухмыльнулся Будка. — А что лучше читать?
— Вот после урока ко мне подойдешь, я тебе посоветую, — пообещала Изольда.
— Все ясно! — громко заржал Винокур. — Будка в этом году решил себе главную роль застолбить! Держись, Круглый! Конкуренты наступают!
— Никакой конкуренции, — вдруг спокойно произнес Клим. — Я в этом году в Театральную студию ходить не буду. Так что, зеленая улица тебе, Будка. Дерзай.
Я, разинув рот, смотрела на Клима. Как это он не будет ходить? И почему мне об этом ничего не сказал? Ну, ни слова. А ведь мы с ним вчера столько времени разговаривали. Я принялась судорожно вспоминать, говорили ли мы что-нибудь по поводу Театральной студии? Наверное, все-таки нет. О чем угодно болтали, кроме этого.
Но почему же он от меня скрыл это? И вообще, как мы теперь будем без него? Точнее, не мы, а я. В прошлом году мы с Климом в обоих спектаклях играли главные роли. Вернее, в «Золушке» мне сперва дали не самую главную роль. Но потом так получилось, что я все-таки играла Золушку, а Клим — принца. Это было здорово! А теперь меня что, с Будкой в пару поставят? У него, конечно, талант, все так говорят, но мне почему-то совсем не хочется, чтобы он оказался со мной в паре вместо Клима.
Ой, кажется, я поняла. Ведь в старшей театральной труппе мы будем самыми младшими. И нам наверняка никаких главных ролей не достанется. Потому что мы вроде как новенькие, а студийцы из десятых-одиннадцатых — уже актеры с опытом. Вот им, естественно, и достанутся самые лучшие роли. Точно так же, как в младшей группе нам, самым старшим, достались главные роли, а шестиклашки играли мышей. В общем, Клим привык быть звездой. У него даже куча фанаток образовалась. Представляете, Сидоров на этом свой маленький бизнес сделал. Клима снимал, а потом торговал его фотками. А теперь, значит, Клим не хочет оказаться на третьих ролях. Наверное, посчитал такое для себя унизительным. Или Сидор так его настроил? Тоже, между прочим, не исключено.
Я посмотрела на Клима. Однако они с Тимкой сидели в другом ряду, чуть впереди меня, и я видела лишь его одно ухо. А по уху, сами понимаете, вряд ли что-нибудь можно сказать о выражении лица человека.
Тут я спохватилась, что за всеми этими размышлениями начисто пропустила реакцию Изольды. Она-то, интересно, как восприняла слова Клима? Придется потом у кого-нибудь узнавать, потому что поезд, как говорится, ушел. Изольда вместе со всеми уже вновь хохотала над Будкой. Правда, почему все смеялись, я тоже не поняла.
Зато Клим обернулся, чтобы посмотреть на Будку. Я попыталась поймать его взгляд. Он это явно заметил. Я слишком давно его знаю, меня не проведешь. Однако он, нарочито пристально посмотрев на Будку, скользнул глазами мимо меня и резко отвернулся.
«Так, — пронеслось у меня в голове. — Значит, все не случайно. Клим от меня просто скрыл решение насчет Театральной студии. Может, испугался моей реакции? Подумал, что я с ходу примусь его уговаривать. Мол, ни в коем случае не бросай театр. Вот он и решил, что так лучше. При всех объявил, и теперь обратного пути нет. Потому что, если он позже изменит решение, получится несерьезно».
Изольда уже отсмеялась и, словно бы отвечая на мои мысли, сказала:
— Круглов, мы, конечно, никого насильно не держим. Но ты все-таки подумай. А то вдруг потом пожалеешь.
— Уже подумал, Изольда Багратионовна, — глухим и каким-то странным голосом откликнулся Клим.
— Агата, ты слышишь? — ткнула меня в бок Зойка.
Я с удивлением посмотрела на нее. Ну, прямо Леонардо да Винчи. И пишет, и слушает, и комментирует.
— Я же тебе говорю, говорю, — продолжала жарко шептать мне на ухо она. — Это все Сидоров. Он Клима с толку сбивает. Сам ничего не может, кроме своих фоток, и ему хочется, чтобы Клим стал таким же.
— Зойка, ну откуда ты знаешь? — Я вяло пыталась ей возразить. — Вдруг у Клима просто сложились какие-то свои обстоятельства?
— Знаем мы эти их обстоятельства, — презрительно фыркнула Зойка. — Были бы обстоятельства, ты бы, подруга, первая о них узнала. А сейчас ты, насколько я понимаю, «в сюрпризе».
Доводов «против» у меня не было. Зойка права: я действительно оказалась «в сюрпризе».
— Говорю же, — продолжала зудеть она, — все это Тимкины штучки. А отсюда мораль: хочешь сохранить Клима, надо начинать бороться с Сидоровым.
Я тяжело вздохнула. С одной стороны, у меня самой уже возникло подозрение, что это результат происков Сидорова. Но с другой... Бороться с ним мне казалось глупо и унизительно. В конце концов, Клим — свободный человек. Пусть сам решает, что делать и кого слушать. Ну, предположим, поссорю я его с Тимкой. Кстати, совсем не факт, что мне это удастся. Но допустим: они все же поссорились, и мне удалось уговорить Клима не бросать Театральную студию. Что с того? Если ему не хочется чем-то заниматься, а он просто себя заставит, ничего хорошего из этого не выйдет.
С другой стороны, Климу всегда очень нравилось в нашем школьном театре. До самого последнего времени. Что же внезапно произошло? Мне он ничего не сказал. Значит, наверняка боялся, как бы я не стала его отговаривать. А если боялся, то, выходит, отговорить было можно. Иными словами, он, видимо, сам по себе все же хочет ходить в Театральную студию, и получается, что, отказавшись туда ходить, он как раз делает то, чего не хочет. А когда люди делают то, чего не хотят? Когда их заставляют. Кто же Клима может заставить? Предки? Вряд ли. Хотя...
Понимаете, Кругловы-старшие на нашу Театральную студию большой зуб имеют. Правда, совсем не из-за Клима, а из-за его средней сестры Женьки. Она в прошлом году нашу школу закончила. Хорошо, между прочим, закончила. Даже серебряную медаль получила. Кажется, сплошная радость для родителей. Кроме того, она весь год готовилась к вступительным экзаменам в Юридическую академию, чтобы, как их мама Аида Ипполитовна, стать юристом. Одновременно Женька играла в нашей старшей театральной группе. Чтобы добиться этого, она выдержала дома настоящий бой. Предки считали, что Театральная студия помешает ей готовиться к поступлению в институт. Женька, однако, заявила, что всю жизнь мечтала играть в школьном театре. И вот наконец такой театр в школе появился. И, если предки не позволят ей в нем играть, она вообще никуда поступать не будет. И, наоборот, если позволят, то обещает хорошо учиться и блестяще выдержать вступительные экзамены. Что и сделала. Вступительные экзамены она сдала на все пятерки. Однако не только в Юридическую академию. Каким-то образом Женька ухитрилась попасть (причем тоже со всеми пятерками) в Школу-студию МХАТ. После чего тоном, не допускающим возражений, объявила родителям:
— Я свое обещание выполнила. Поступила в вашу Юридическую академию. Однако учиться в ней я вам не обещала. Поэтому выбираю Школу-студию МХАТ. Это мое призвание.
Как рассказывал Клим, Кругловы-старшие впали в шок. Особенно мама. Ей жутко хотелось, чтобы кто-нибудь в их семье, кроме нее самой, стал юристом. По ее убеждению, у Женьки из всех детей был для этого самый подходящий характер. Правда, не понимаю, чего Аида Ипполитовна так убивалась. Клим юристом быть явно не хочет, а вот Мишка с Гришкой, когда подрастут, вполне могут выбрать себе именно эту профессию. И тогда в семействе Кругловых возникнут не один, а сразу два новых юриста. Характеры у Мишки и Гришки для этого подходят даже больше, чем у Женьки. Уж они, если им чего надо, всего добьются.
Но, повторяю, Женькино решение Кругловых-старших совсем не обрадовало. Вернее, в семье началась настоящая гражданская война. Папа у них художник. Он с Женькиным решением довольно быстро смирился. Бабушка Елизавета Павловна, мать Аиды Ипполитовны, бывшая балерина, вообще сразу же поддержала внучку. Мол, хоть кто-то в их семействе «продолжит славные артистические традиции». Однако Аида Ипполитовна по-прежнему бушевала. Выслушав мнение матери и мужа, она объявила, что все в семье, оказывается, против нее, и целый месяц потом ни с кем почти не разговаривала. Потому что старшая сестра, Олька, тоже поддержала Женьку.
То есть, сами понимаете, наша Театральная студия могла вызвать у Кругловых отрицательные эмоции. Однако я все-таки не думаю, что они заставили Клима туда больше не ходить. Во-первых, у него пока не одиннадцатый класс, а только девятый, а во-вторых, они другие люди.
Наверное, надо сначала напрямик спросить у Клима, почему он отказался от Театральной студии. Возможно, он объяснит мне. Вполне допускаю, что у него нашлась какая-то веская причина. Но вот если он в ответ на мой прямой вопрос примется юлить или нести чушь, тогда, значит, Зойка права и виноват Сидоров.
Я снова взглянула на него и Клима. Они вновь о чем-то сосредоточенно беседовали. Лучше всего я могла разглядеть Тимура, потому что он повернулся ухом к Климу, а ко мне лицом. Ощутив на себе мой взгляд, он вдруг ухмыльнулся и, оттянув пальцами нижние веки, высунул язык.
Меня это страшно обозлило. Какое он имеет право надо мной издеваться? Счастье его, что Зойка ничего не заметила. Густо зачеркнув целый абзац в своей тетради, она упоенно продолжала писать дальше. Тимка еще раз продемонстрировал мне свой язык. Затем отвернулся.
Ну что сегодня за день такой странный? Зойка так и не позволила мне ничего прочитать. Она, видите ли, все еще не могла выразить задуманное и до самого конца урока покрывала бисерным почерком страницу за страницей. Но, если честно, мне и не хотелось сейчас отвлекаться на ее писанину. Я с нетерпением ждала начала перемены, чтобы подойти к Климу и спросить его по поводу студии.
Но... как говорится, человек предполагает, а господь располагает. По закону подлости, Зойка ровно к моменту звонка успела, наконец, завершить свое творение и сунула мне прямо под нос тетрадку, торжественно объявив:
— Теперь можно.
Я давно заметила: многое, даже из того, чего хочешь, а порою и очень ждешь, приходит в самый неподходящий и неудобный момент. Сейчас это мое наблюдение лишний раз подтвердилось.
Я взяла в руки тетрадку и оглянулась, однако ни Клима, ни Тимки в классе уже не было. Я упустила их.
— Только читать будешь не сейчас, а на следующем уроке, — тем временем распорядилась Зойка. — А сейчас бежим в столовую. Есть хочется. Столько энергии потеряла. Два урока подряд писать! Рука просто отваливается.
И она потрясла в воздухе правой кистью.
— Пошли, пошли. — Я уже тянула ее к выходу из кабинета литературы. — А то очередь соберется.
Вообще-то очередь меня сейчас не очень волновала. Важнее было другое. Я почти не сомневалась, что Клим и Тимур тоже побежали в столовую. А значит, я смогу поговорить с Климом.
Но меня снова ждало разочарование. Ни Клима, ни Тимура, ни даже Будки с Винокуром, к моему изумлению, там не оказалось. Были все, кто угодно, кроме них.
— Ты чего, подруга, такая кислая? — осведомилась у меня Зойка, ловко пристроившись к Гальке Поповой и Таньке Мити́чкиной, которым ко времени нашего прибытия как раз удалось оказаться почти во главе длинной очереди.
— Совсем не странная, а нормальная. — Мне не хотелось ничего ей объяснять. Тем более в присутствии Гальки и Таньки.
— Раз нормальная, значит, порядок.
По виду Зойки я поняла, что ее сейчас не волнует мое состояние. Ей хотелось есть, и она прямиком следовала к намеченной цели.
— Значит, так, Танька, — впихнула она в руку Мити́чкиной деньги. — Мне две булочки, Агате — одну, и два апельсиновых сока. А мы пошли столик вам занимать.
И, взяв меня за руку, она двинулась туда, где еще были свободные столики. Заняв один из них, она с довольным видом произнесла:
— Хоть какая-то польза есть от этой Мити́чкиной.
Вот это поражает меня в Зойке сильнее всего. Вроде бы она терпеть не может Таньку и постоянно по сему поводу высказывается, однако отнюдь не ей в глаза. Наоборот, Зойка при любом удобном случае как ни в чем не бывало использует ее. Вот и сейчас, в очереди, спокойно заставила ее для нас еду покупать. А все гадости про Мити́чкину уже много лет подряд вынуждена выслушивать я. Хотя сама против Таньки ничего не имею. Девчонка как девчонка. Не хуже многих других в нашем классе.
— Ну, вот и мы! — Танька и Галька уже притащили подносы с соком, булочками и пирожками. — Молодцы. Очень удачный столик заняли.
— Хвалю за находчивость, — радостно добавила Танька.
— За какую находчивость? — посмотрела на нее Зойка.
— Да вы чего, просто случайно здесь сели? — вытаращилась Галька.
— Совершенно, — подтвердила я. — Столик как столик. Просто один из свободных.
— Э-эх, — с жалостью посмотрела на нас Мити́чкина. — Ну, вы даете, девчонки, неужели еще не в курсе самого главного?
«Самого главного? — пронеслось у меня в голове. — Чего же это я, интересно, не знаю?»
Зойка вообще уже от любопытства ерзала на стуле. И, не моргая, смотрела на Таньку. А Галька тем временем интригующе прошептала:
— Посмотрите вон на тот столик.
Мы проследили за ее взглядом, но ничего особенного не увидели. Там так же дружно жевали, как и за другими столиками.
— И чего? — разочарованно произнесла Зойка.
— Во, глупые! — Мити́чкина подалась вперед. — Видите? Вон тот, черненький. Он из девятого «А». Новенький.
Мы с Зойкой пригляделись внимательнее. Этого мальчика мы и впрямь видели первый раз. Правда, я не увидела в нем ничего примечательного. Воображения явно не захватывал. Зойка, кажется, разделяла мое мнение.
— А по какому поводу, девки, ажиотаж? — ехидно осведомилась она. — Хилый какой-то кекс. Без изюминки.
— Много ты понимаешь, — высокомерно вскинула голову Танька. — Во-первых, он очень даже ничего. И еще на Тома Круза похож.
— Очень похож, — с придыханием подхватила Галька.
— Ха! — воскликнула Зойка. — Том Круз. Нафталин!
— Никакой не нафталин, — надулась Мити́чкина. Видимо, она совсем по-другому относилась к Тому Крузу, чем Зойка. — К тому же, — продолжала она, — у его отца в Москве целая сеть ресторанов.
— Это уже конкретнее, — враз стала серьезной Зойка. По-моему, у нее даже в глазах мелькнул наконец интерес. Теперь она гораздо пристальнее изучала новенького из девятого «А». Затем, переводя взгляд на нас, скорбно изрекла: — Нет, все равно внешне не нравится. Даже несмотря на рестораны. Я от блондинов тащусь. А этот... — Она сморщилась. — Определенно не в моем вкусе. Брюнет.
— Вот и хорошо, — вырвалось у Гальки. По-моему, она уже строила в отношении новенького серьезные планы.
А Мити́чкина гордо объявила:
— Мне, между прочим, уже почти удалось достать его телефон.
— Кру-уто, — выдохнула Галька Попова. — Когда ты, Танька, успела? И почему мне не сказала?
По лицу Мити́чкиной пронеслась тень. Я поняла: то ли она совершенно не собиралась делиться этим своим достижением с Галькой, то ли вообще наврала, чтобы вырасти в наших глазах. Но, прижатая к стене Галькой, она нехотя произнесла:
— Я тебе после собиралась сказать.
— Ну, конечно, — мигом успокоилась Попова. — Ты, наверное, Таня, хотела дождаться, когда телефон достанешь.
Мити́чкина молча кивнула. Вот Зойка меня часто называет наивной душой, а кто действительно наивная, так это Галька. Мити́чкина вертит ею, как угодно, а она во всем ей подчиняется. Причем уже много лет. Но это их проблемы. Мне-то что. У меня проблемы совсем другие. Пока Адаскина продолжала болтать с Мити́чкиной и Поповой, я постоянно украдкой косилась на дверь, все еще надеясь, что Клим и Тимка вот-вот заглянут в столовую. Как только появятся, махну им рукой, и они, конечно, подойдут к нам. Я очень на это рассчитывала. Но перемена подошла к концу, а они так и не появились.
На меня опять накатила обида. Я, как полная дура, сижу тут, жду его и высматриваю, а он, выходит, обо мне даже не вспомнил. Нарочно исчез куда-то. А может, не нарочно? «Нет, нарочно, — крепло во мне убеждение. — Ну, ничего. Начнется урок, и я возьму в оборот Будку. Наверняка они все четверо вместе были. Ведь Серега и Митька тоже в столовой не появились. Вот и выясним, что и где они делали целую большую перемену».
Обо всем этом я думала уже по пути к классу. Зойка, Танька и Галька на ходу бурно тараторили, но я даже не улавливала — о чем. Только Зойка несколько раз ко мне поворачивалась, говоря: «Правда, Агата?» Требовала подтверждения каких-то своих слов. Тогда я автоматически отвечала: «Конечно, правда», — больше всего боясь, как бы подруга моя не потребовала уточнить, что «правда».
Однако, на мое счастье, Зойка была слишком увлечена собой и не заметила, что я совершенно ее не слушаю. Так мы и добрели до класса. Настроение у меня было скверное. Мальчишки влетели на урок лишь в последний момент. Одновременно с Изольдой, и ничего спросить мне, естественно, не удалось.
— Давай-давай. Читай, — ткнула меня в бок Зойка.
— Что читать? — не поняла я.
Зойка обиженно надула губы:
— Тетрадь. Ты забыла?!