Ответы на засыпку

Глава VII. НАШЛА!

Мы с Бесиком, даже не дожидаясь лифта, выбежали на улицу, и он потянул меня вперед по переулку. Дождь, моросивший с утра, давно кончился, и возвратилась поистине летняя солнечная погода. Будто осень еще и не наступила. Даже деревья были совсем зеленые. Бесик все тянул меня куда-то дальше и дальше от дома, а я двигалась за ним совершенно автоматически. Неизвестно, кто кого прогуливал. Я просто шла и шла, и мне сегодня было совершенно все равно — куда. Привело меня в себя громкое восклицание:

— Агата! Бесик! Что-то вас давно не видно?

Я остановилась и увидела перед собой улыбающуюся соседку с третьего этажа, тетю Инну, а с ней — двух ее замечательных такс Каську и Таську. Вообще-то, Таська — мать, а Каська — ее дочь. Однако они похожи друг на друга не меньше, чем Кругловские близнецы. Но если Климовы предки Мишку и Гришку хоть как-то различают, то хозяева Каськи и Таськи постоянно их путают. А уж я и подавно. Может, правда, Бесик их как-то распознает? Хотя трудно сказать. Относится он к ним совершенно одинаково. Ему и Каська нравится, и Таська.

Вот и сейчас они немедленно принялись играть.

— Как Бесик у вас хорошо выглядит, — улыбнулась тетя Инна.

— Стараемся, — я с удовольствием отвлеклась от неприятных мыслей.

— Молодцы, — похвалила тетя Инна. — Чем меньше собачка, тем строже нужно держать ее в форме. Мы вот с мужем и сыном своих тоже недавно водили притравливать.

— Их? Притравливать? — переспросила я, ибо всегда считала обеих такс очень мирными существами.

— А как же, — изумилась хозяйка. — Это ведь норные собаки. Они же породистые. И прирожденные охотники. Без тренировки никак нельзя.

— Бесик тоже охотничьей породы, — внезапно задели меня за живое ее слова. — Для левреток теперь даже специальные бега устраивают. За механическим зайцем. Знаете, как они быстро носятся. Просто мы этим как-то не занимались.

— И, между прочим, очень зря, — покачала головой тетя Инна. — Раз у Бесика такая порода, его организм требует тренировки. Советую вам серьезно задуматься.

— Да, наверное, уже поздно, — ответила я. — Староват уже наш Бесик для этого. Он у нас — мужчина зрелого возраста.

— Так вот, мы, значит, наших девчонок, — перевела тетя Инна взгляд на Каську и Таську, — недавно возили в специальное хозяйство под Москвой. Ну, что-то вроде тренировочного лагеря для собак. Там для каждой породы — целый комплекс своих упражнений. Мы в этот раз своих притравливали на барсука.

— На дикого? — поинтересовалась я. — А это не опасно? Вдруг он оказался бы бешеным?

— Что ты, — замахала руками тетя Инна. — Там все на высшем уровне. И барсук у них дрессированный и привитый.

Тут мне уже сделалось жалко барсука:

— А они не кусают его? Ему не больно?

— Агата, я же тебе говорю: он специально дрессированный, — кажется, хозяйку такс несколько раздосадовала моя тупость. — Ты лучше слушай, что произошло дальше. Запустили мы Таську. Прошла она положенный ей маршрут, выполнила все как полагается и, между прочим, заработала высший балл. И такая, знаешь, была довольная, гордая. Ну, мы запускаем следующую — Каську. А она упирается, не хочет. В общем, еле-еле совместными усилиями в нору ее затолкали. А тренер возмущается: «Молодая собака и такая вялая. Наверное, господа, вы неправильно ее кормите». А кормим мы, что одну, что другую, совершенно одинаково. И они у нас обе такие живенькие, подвижные. Я начала волноваться: может, Касенька заболела? А она как раз из норы вылезает, полуживая. «Ну, — думаю, — все. Сейчас прямо отсюда к ветеринару поедем. А сын мой, Витя, взял ее на руки и как расхохочется: «Ма, а это ведь не Каська, это Таська. Мы ее второй раз на маршрут запустили. То-то она так выдохлась!» Представляешь, Агата, смех!

Я тоже засмеялась. А потом спросила:

— Но Каська-то справилась?

— Справилась. Тоже на высший бал, — с гордостью ответила тетя Инна. — Зато Таська весь следующий день отсыпалась. Ну, ладно, Агаточка, нам пора. Девочки, прощайтесь с Бесиком!

— Да мы, пожалуй, тоже пойдем, — решила я.

— Вот и славно. В компании веселей! — сказала тетя Инна.

Бесик был просто счастлив. Тетя Инна, по-моему, тоже. Весь путь до нашего дома она, не переставая, рассказывала мне самые разнообразные истории из жизни своих собак. И, когда мы расстались, у меня уже было почти совсем хорошее настроение.

Не успела я открыть дверь в квартиру, раздался телефонный звонок. Я подняла трубку, и меня немедленно оглушил Зойкин громкий голос:

— Где ты пропадаешь?

— С Бесиком гуляла.

— Она с Бесиком гуляла, а я обзвонилась, — таким тоном произнесла моя подруга, будто я сделала что-то очень плохое.

— Ну, откуда же мне знать, что ты будешь звонить? — ответила я.

— Я, между прочим, предупреждала, — с еще большим возмущением проговорила Зойка.

— Но Бесику нужно было погулять, — объяснила я. — И вообще, что за срочность?

— Дуй ко мне, услышишь сама, — выпалила она.

— Неужели есть? — даже не верилось мне.

— Да, именно есть, — от волнения перешла на бешеную скороговорку Зойка. — И именно то, что нам надо.

— И он действительно там ее ругает? — задала новый вопрос я.

— Приходи, — сама услышишь. Жду.

И Зойка бросила трубку.

Я отделила Бесика от поводка:

— Посиди. Я скоро вернусь.

Пес обиженно заскулил. Он ненавидит оставаться один в квартире.

— Ничего, ничего, — почесала я его за ухом. — Скоро бабушка придет.

Бесик тяжело вздохнул и понуро двинулся в бабушкину комнату — ждать. Я, нацарапав записку, положила ее на кухонный стол. Тут бабушка наверняка ее заметит. Взгляд мой упал на плиту. Там остался нетронутый обед. Ладно. Приду и поем.

К Зойке я неслась почти бегом. А она, как выяснилось, ждала меня у самой двери. Не успела я нажать на кнопку видеодомофона, как металлическая дверь широко распахнулась:

— Давай же, давай, входи. Что ты так долго?

— Да ты понимаешь, я летать пока не умею, — ответила я.

— Ладно, ладно. Идем, — и она потащила меня в комнату.

Как только я уселась на диван, Зойка нажала кнопку магнитофона. Из колонок послышался дружный смех, затем Зойкин голос: «Дурак ты, Сидоров!» Вслед затем комнату огласили стук и пыхтение. Зойка явно удирала от Тимки. А Клим крикнул: «Да прекратите вы!» На что Тимка сердито произнес: «Это пусть она прекратит. А то все Мити́чкина, Мити́чкина. Да ты, Адаскина, еще хуже Мити́чкиной! Хотя Мити́чкина, конечно, тоже дура». Зойка, естественно, не осталась в долгу: «А ты, Сидоров дикий, тупой и невоспитанный!»

— Ну, — поставила на «паузу» магнитофон Зойка. — Как тебе?

— Да, по-моему, не очень впечатляет, — откликнулась я. — Во-первых, маловато, а во-вторых, тут кажется, больше ругают тебя, чем Таньку.

— М-м, — задумчиво протянула моя подруга. — Но все-таки про Таньку он тут ясно сказал, что она дура. И, вообще, слушай дальше.

Она опять запустила магнитофон. Зойка с Тимкой уже отругались, и теперь шел вполне обычный мирный разговор, который то и дело прерывали смешки, стук чашек о блюдца, из чего можно было заключить: мы, как всегда, когда собирались у Адаскиной, пили чай с чем-то вкусным. Несколько раз, правда, не без подачи Зойки, Сидоров и впрямь снова прошелся по адресу Мити́чкиной. Оказывается, его веселило, что в его театральной фотолетописи она получается хуже всех на снимках. «Другие нормальные, а эта, с какой точки ни ловлю, выходит неизменно кикиморой». И, конечно же, Зойка немедленно подхватила: «Это все, Тимурчик, потому, что она актриса из погорелого театра».

— Слышала, слышала? — подскочила на диване Зойка. — Сидоров обозвал ее кикиморой!

— По-моему, ты ее куда хуже обозвала, — опять вынуждена была возразить я.

— А мы после все, что от меня, уберем, — ничуть не смутилась она. — А перлы Сидорова запишем на чистую кассету. Вот и получится, так сказать, сплошной его монолог о Мити́чкиной.

— Но монолог пока очень маленький, — возразила я.

— Вот именно, пока, — сделала ударение на последнем слове Зойка. — И вообще, не отвлекайся. Тимурчик там еще кое-что про нее говорит.

— Это ты постоянно меня отвлекаешь, — уточнила я.

— Ладно. Молчу, молчу, — примиряюще отозвалась Зойка.

Если в записи и должно было еще что-то последовать по поводу Мити́чкиной, то отнюдь не сразу. А пока Тимка говорил, что ему хотелось бы как-нибудь снять всех наших скрытой камерой, и тогда получится очень смешная серия фоток. Но для этого нужен специальный аппарат, которого у него нет. По сему поводу тут же возник бурный спор. Клим принялся доказывать, что такого можно добиться и с вполне обычным аппаратом, просто тот, кого снимают, не должен ничего замечать. Тимка, естественно, с ходу завелся. Мол, у него больше опыта в фотографии, он вообще в этом деле уже практически профессионал, и ему гораздо виднее, чем Климу, как надо снимать то, что он, Тимка, задумал. Зойка, конечно, не упустила шанса подколоть Сидора и сладеньким голоском произнесла: «А я, Тимурчик, всегда была уверена, что как раз настоящий профессионал может всего достигнуть самыми простыми средствами». Тимка, забыв о споре с Климом, немедленно переключился на Зойку, и, надо сказать, что длинная его речь была совсем для нее нелестной. Однако до крупной ссоры у них все-таки дело не дошло.

Слушая это, я поневоле задумалась, что вот всего несколько месяцев назад мы собирались вместе, и с Климом у меня были замечательные отношения, и даже Зойка и Тимур хоть и своеобразно, но сосуществовали в одной компании. А теперь мы с Зойкой вроде остались только вдвоем. То есть, конечно, и год назад, и полгода у нас с Климом случались ссоры. Однако ведь потом мы мирились и снова все шло по-прежнему. И теперь кажется, что по сравнению с настоящим это прошлое, кусок которого записан на Зойкиной кассете, было замечательным. А, может, это потому, что о прошлом уже все знаешь, а настоящее — темный лес, в котором бредешь наугад, и невесть куда тебя занесет?

— Эй, ты чего? Заснула? — вернул меня к действительности Зойкин окрик. — Слышала, что он про эту мымру сказал?

— Нет. Я... отвлеклась.

— Вечно ты отвлекаешься, когда не надо, — сердито бросила она и начала отматывать ленту назад. — Вот. По-моему, здесь.

Зойка снова включила запись, и я услыхала, как Клим и Тимка вновь стали спорить по поводу фотографий.

«Если ты такой мастер своего дела, как говоришь, — с явной издевкой произнес Клим, — почему у тебя Мити́чкина на всех снимках такой уродиной получается?»

А Тимка ответил:

«Ну, ты, Круглый, прямо пальма в тундре. Неужели не понимаешь: какая фактура, такие и снимки».

Заявление его было немедленно встречено довольным Зойкиным хихиканьем. А собственного голоса я почему-то не услышала. Неужели я почти все время молчала? Странно: мне всегда казалось, что на наших сборищах я очень много говорю. И я осведомилась у Зойки:

— Слушай, а я вообще там присутствовала?

— Без вариантов, — энергично кивнула она.

— А почему я молчу? — задала новый вопрос я.

— Потому что всю дорогу сидела и улыбалась.

Это я как сейчас помню, — объяснила Зойка. — Но ты, по-моему, опять самое главное пропустила.

— И впрямь пропустила, — вынуждена признать я.

— Потому что думаешь не о том, — назидательно произнесла Зойка, и ей опять пришлось отматывать пленку.

Сперва раздалось Тимкино заявление касательно Мити́чкиной и ее «фактуры». Затем Клим произнес:

«Насчет фактуры поспорить не могу».

— Чего уж тут спорить, — с азартом вмешалась Зойка. — Результат у Мити́чкиной, как говорится, на лице.

Тут я наконец услышала свой голос:

«Да бросьте вы, ребята, нормальное у нее лицо».

«Не, — проорал Тимка. — Рожа у Мити́чкиной нефотогеничная!»

«Ох! — с явно притворным негодованием воскликнула Зойка. — Хорошо, что с нами нет Будченко. Он бы с ума сошел, услышав такое про свою разлюбезную Таньку».

«Да с чего ему сходить? — откликнулся Тимур. — По-моему, Будка родился, удивился, так и остался».

«Кажется, Тимурчик, это тот редкий случай, когда ты совершенно прав. Иначе бы он не смотрел постоянно на Мити́чкину коровьими глазами», — снова вмешалась с комментариями Зойка.

«Адаскина, — заржал Сидоров. — Будка — не корова. Он это самое... мужского рода».

«Какая разница», — по Зойкиной интонации я почти наяву увидела, как она полушутливо-полудосадливо отмахивается от Сидорова.

«Ну, ни фига себе! — громче прежнего заржал тот. — Значит, ты, Адаскина, сейчас в нашем присутствии официально заявляешь, что Будка смотрит на Мити́чкину, как корова женского рода. Можно ему будет завтра передать это от твоего имени?»

Из колонок послышался оглушительный хохот. Затем Клим с трудом произнес:

«Сидор, а ты видел хоть раз корову мужского рода?»

«Видел, — почему-то очень серьезно и даже мрачно ответил Сидоров. И с восточным акцентом добавил: — Эта Бик!»

Из колонок вновь донесся здоровый детский смех. Я слушала и удивлялась. Вроде бы ничего особенного остроумного Тимка не сказал, а мы тем не менее просто впали в истерику. Наверное, в таких случаях важнее не сами слова, а общее настроение. Именно потому часто не удается рассказать постороннему человеку, почему тебе в какой-то ситуации было очень весело.

Тем временем на пленке Сидоров под постоянно раздающиеся смешки продолжал философствовать:

«Корова и бык — это просто. А вот некоторые животные существуют только в одном роде, — например, сова».

«Сова — это, Тимурчик, не животное, а птица», — немедленно перебила его Зойка.

«Вот и серость дремучая ты, Адаскина, — высокомерно изрек Сидоров. — Птицы — это класс позвоночных животных. Следовательно, сова — тоже животное».

«Ну, ты, Тимка, даешь!» донеслось до меня из колонок собственное изумленное восклицание.

«Да я эту тему Приветовне пять раз пересдавал», — объяснил Тимка.

«Фу-у, успокоил, — выдохнула Зойка. — А я уж решила, что у тебя, Сидоров, шарики за ролики заехали и ты на старости лет нормально учиться начал».

«Не бухти, Адаскина! — рявкнул Тимур. — Лучше скажи мне, как будет мужская сова?»

— Сыч! — мигом нашлась моя подруга.

«Мимо! — с торжеством проорал Тимка. — Сыч — это просто отдельный вид сов. И обратный пример, потому что сыч, как и сова, существует и мужского, и женского рода».

«Тимочка, ты про сычей тоже сдавал Приветовне?» — съязвила Зойка.

«Ага, — откликнулся он. — И еще она поручила мне выучить тему: «Хищный зверь Адаскина».

«Она перепутала, — мигом нашлась Зойка. — Тема на самом деле называется: «Хищный зверь Мити́чкина».

«Слушайте! — воскликнул Клим. — А при чем тут Будка? Мы ведь вроде с него начали».

«При том при самом, — ответила Зойка. — Он у нас такой оригинал, что запал на Мити́чкину».

«Не Будка, а просто верблюд в Заполярье, — неожиданно поддержал ее Тимур. — Вон Мити́чкину даже фотопленка не выдерживает».

Я снова задумалась: «Вот мы беседовали, хохотали, нам было очень весело. Однако, когда слушаешь со стороны, вроде бы получается и не особо смешно, а временами даже и неприятно. Во всяком случае, не хотелось бы мне, чтоб кто-нибудь таким образом обсуждал меня. Собственно, я сегодня именно в такую ситуацию и попала. Услышала много хорошего о себе из уст Таньки и Гальки. И Зойке, кстати, досталось. Правда, она-то, к счастью для себя, ничего не слышала».

— Ну, все, подруга, — наконец выключила магнитофон Зойка. — По-моему, здесь вполне достаточно данных для симпатичного послания Мити́чкиной.

Я мысленно прикинула.

— Пожалуй. Конечно, больше всего высказываний твоих, и они нам ничего, кроме неприятностей, не принесут. Однако, если мы твой голос уберем, все равно кое-что останется.

—И, между прочим, Климушка тоже хорошо сказал про Мити́чкину, — с довольным видом потерла руки моя подруга.

— Я бы лично человека, который так высказался, на свой день рождения не пригласила, — откликнулась я. — Вот, например, Мити́чкину я теперь точно никогда в жизни на день рождения не приглашу.

— Можно подумать, — хмыкнула Зойка, — ты ее раньше на каждый день рождения звала.

— Не звала и не буду! — воскликнула я.

— Слушай, ты куда-то не туда заехала, — покачала головой Зойка. — При чем тут твой день рождения? Нам ведь требуется, чтобы она отменила свой.

— Я бы, например, после такого отменила, — у меня не было сомнений.

— Я тоже, — согласилась моя подруга. — Но ты, Агата, не забывай: мы имеем дело с как это?.. А! Хищным зверем Мити́чкиной.

— Ну, знаешь ли, — заспорила я. — Какой бы она ни была, все равно, услышав такое...

И, не договорив, я покосилась на магнитофон.

— Будем надеяться, — Зойка достала с полки чистую кассету.

Мы принялись за работу. Скомпилировать запись оказалось не столь уж простой задачей. Нам приходилось постоянно останавливать то одну кассету, то другую. А несколькими «ценными изречениями» Тимура вовсе пришлось пожертвовать, потому что одновременно слышался Зойкин голос, а она подставляться совершенно не хотела.

— Мне, конечно, плевать, как Мити́чкина ко мне относится, — объяснила свою позицию она. — И я даже была бы рада еще сильнее ее позлить. Но ведь тогда станет ясен организатор.

«А, может, как раз наоборот? — подумалось мне. — Если там будет откровенно звучать Зойкин голос, никто не заподозрит в ней организатора». Я немедленно поделилась своими соображениями. Однако Зойка стояла насмерть.

— Ни за что! Поверь уж моей интуиции: из-за меня обязательно все сорвется.

В общем, запись на чистой кассете получилась очень коротенькая. Однако в выразительности ей нельзя было отказать. Представьте, что вы получаете звучащий текст, где вас называют кикиморой, говорят, что у вас плохая фактура, и все прочее в том же духе. По-моему, вполне достаточно, чтобы не захотелось праздника с такими милыми гостями.

— Годится, — внимательно послушав, одобрила, в свою очередь, Зойка. — Кстати, Агата, нам теперь и Будка в союзники не требуется. Заклеим кассету в конвертик, напишем: «Мити́чкиной Татьяне (лично)» — и опустим в почтовый ящик.

— Нет. Лучше в школе, — не согласилась я.

— Почему это лучше? — удивленно уставилась на меня подруга.

— А ты представляешь, если конверт из ящика вытащит не сама Танька, а кто-нибудь из ее родителей? — объяснила я. — А еще хуже, попадет наше письмо в руки ее старшего братца Башлыка. Он, естественно, проведет самостоятельное расследование, и Климу с Тимуром придется лихо.

— А ты считаешь, для нас это плохо? — выразительно глянула на меня Зойка.

— Знаешь, все хорошо до определенного предела, — решительно возразила я. — А Башлык наверняка устроит беспредел.

— Естественно, — согласилась Зойка. — Он ведь тоже Мити́чкин. Ладно. Уговорила. Давай действительно в школе. Подсунем Мити́чкиной на какой-нибудь перемене в сумку. Только бы она потом это нашла.

— Значит, надо положить на самое видное место, — я не видела в данном случае никаких проблем.

— Решено, — подвела итог Зойка.