Ответы на засыпку

Глава IV. ЛЕТАЮЩИЙ АПЕЛЬСИН

Клим так мне и не позвонил. Я ждала до самого позднего вечера и мучилась: может, самой набрать их номер? Но гордость мне так и не позволила это сделать. Я проклинала себя за идиотизм. Ну, что меня дернуло ляпнуть Елизавете Павловне: мол, когда придет, пусть сам позвонит? Попрощалась бы просто с ней, и тогда имела бы полное моральное право вечером снова проверить, не пришел ли он. А так, что же я буду навязываться. Особенно обидно, если он давно уже дома и не хотел мне звонить.

В ту ночь мне долго не удавалось заснуть. Кажется, я наконец провалилась в сон, когда за окном уже щебетали птицы. Начало сентября — это ведь еще почти лето, и светает рано. Короче, я едва школу не проспала. Потому что будильник на автопилоте выключила, после чего продолжала дрыхнуть. Но потом все-таки проснулась. В самый последний момент. И в класс влетела одновременно со звонком.

— Тебя где носило? — тут же принялась расспрашивать Зойка. — Ждала тебя, ждала.

— Ты ждала, а я спала, — в рифму откликнулась я.

— Тетрадь, — потребовала она.

— Возьми.

Я пододвинула к ней тетрадь. Зойка, взглянув, разочарованно прошептала:

— И это все?

— Больше не получилось. — Я почему-то почувствовала себя виноватой. — Может, завтра побольше напишу.

Зойка нахмурилась:

— Такие, как ты, могут угробить любой замысел. Но ничего, Агата, сиди и не падай.

И Зойка бешено застрочила на чистой странице. По ее виду мне тут же сделалось ясно: вчера вечером или сегодня утром случилось нечто из ряда вон выходящее. «Может, это про Клима?» — пронеслось у меня в голове. И я зашептала ей на ухо:

— Слушай, потом допишешь, скажи пока хоть вкратце.

— Вкратце бесполезно, — и Зойка закрыла ладонью то, что ей уже удалось написать.

— Тогда не вкратце, — не отставала я.

— А не вкратце подождешь, пока допишу. Все равно теперь уже ничего не изменишь.

Вновь погрузившись в эпистолярное творчество, она обрекла меня на еще большие терзания. Разве можно так над человеком издеваться?

Но, к счастью, на сей раз процесс письменного самовыражения занял у нее не два урока, а всего пять минут. По-моему, ей самой не терпелось поделиться новостью.

— Читай, — пододвинула она ко мне тетрадку.

«Я сегодня пришла пораньше, а тебя все не было и не было. В результате я забежала в туалет. А потом слышу: туда заходят Танька Мити́чкина и Галька Попова. И громко так треплются. Угадай, о чем? О предстоящем дне рождения Мити́чкиной, на который приглашены... не догадываешься кто? Твой драгоценный Клим, а вместе с ним, конечно, этот хам Сидоров, Серега Винокур и Потемкин Артур. Представляешь, какая интересная компания. А вот Будка пролетел. Видимо, он у них не котируется. Прикинь, каково ему будет, когда он узнает. Он ведь в Таньку с младшей школы влюблен.

А из девчонок на этом славном торжестве будут присутствовать Галька Попова, Ирка Яблокова, какая-то Танькина подруга не из нашей школы, ну и, естественно, сама Танька. Как тебе нравится такой расклад? И ведь небось Клим не доложил тебе, что собирается идти к Мити́чкиной. Доложил или не доложил? Ответь. Тебе вообще-то удалось с ним поговорить?»

Я была настолько потрясена, что мне пришлось перечитать все написанное Зойкой.

— Ну, — не выдержала столь долгой паузы она. — Что скажешь?

Мне захотелось тоже повредничать. Тем более настроение располагало. И, сняв колпачок с ручки, я откликнулась:

— Не скажу, а напишу. Потерпишь.

И я написала: «Во-первых, Клим не мог ничего мне сказать, потому что мы так с ним еще и не поговорили. Ни вчера, ни, естественно, сегодня. А что касается самого дня рождения, Клим — свободный человек и волен ходить туда, куда ему хочется. Ведь и я часто хожу без него в гости. Странно, конечно, что они с Тимкой согласились пойти в одну компанию с Артуром. Ты ведь знаешь: они на дух его не переносят. Но, может, Мити́чкина их просто пригласила, а кто еще будет, не удосужилась объявить? Ой, Зойка, это ведь очень опасно. Клим-то, ладно, он сдержанный, но Тимура ты ведь знаешь. Увидит Потемкина — и с ходу в морду. Ну, а тогда и Климу придется вмешаться! Да они всю квартиру Мити́чкиных разнесут».

Зойка все это прочла через мое плечо. Поэтому, как только я написала последнюю фразу, дрожащим от волнения шепотом произнесла:

— В таком случае пускай обязательно идут. Очень даже хорошо. Так этой Мити́чкиной и надо.

Но мне показалось, она не все договаривает, ибо в действительности имеет в виду не только Мити́чкину.

— Писать будешь? — повернулась я к ней.

— Давай.

Она было потянула к себе тетрадь, но я в последний момент успела задержать ее руку:

— Погоди. У меня еще один вопрос.

И я быстро написала: «А когда у Мити́чкиной день рождения, знаешь?»

Пару минут спустя мне пришел ответ: «Справлять будут в эту субботу. Ты никак тоже хочешь зайти и поздравить?»

«Дура ты, Зойка, — написала я. — У меня совершенно другие планы».

Она снова прочитала через плечо и устно осведомилась:

— А какие?

— Адаскина и Дольникова! — послышался возмущенный голос нашей географички Клавдии Михайловны. — Для вас что, еще летние каникулы не кончились? Я, конечно, понимаю: солнышко светит, тепло, однако уже второе сентября. Пора бы уже включаться в работу.

Хитрая Зойка, быстренько спрятав тетрадку под атлас, скромненько произнесла:

— А мы именно, Клавдия Михайловна, и включаемся.

— Ох, мне бы твою уверенность, Адаскина, — покачала головой та.

— Адаскина у нас всегда в себе уверена, — выкрикнул Тимка. — Разве вы ее не знаете?

Клавдия в ответ постучала указкой по столу.

— Все дискуссии оставим до перемены. А сейчас продолжим урок.

В целях конспирации мы некоторое время посидели, как бы внимательно слушая географичку. Однако на самом деле мысли мои были далеки от географии. «Вот, значит, почему Клим избегает меня, — поняла наконец я. — Видимо, ему очень хочется пойти в гости к Мити́чкиной. И он боится, что мне это не понравится. Поэтому предпочитает просто не общаться. Чтобы потом можно было сказать, что, мол, мы в эти дни как-то не общались, вот я ничего и не мог сказать. И вообще, считал, что ты тоже приглашена. Ну, или еще что-нибудь потом скажет в подобном духе». И мне ведь действительно очень неприятно, что Клим туда пойдет, а меня не пригласили. Только не подумайте, будто я мечтала попасть на день рождения к Таньке. Я просто совсем не хочу, чтобы туда ходил Клим. Конечно, он человек свободный. И я действительно иногда без него хожу на всякие там дни рождения, однако совсем не к мальчикам из нашего класса. А наши родные одноклассники обычно, если приглашают меня, то зовут и Клима. Ну, и наоборот тоже. Поэтому мне сейчас вдвойне неприятно. Тем более ведь Танька не просто кучу одноклассников позвала, а... ровно четверых мальчишек на четверых девчонок. Интересно, как они собирались распределиться? Наверняка отбор был строгий и сознательный. То есть Клим кому-то предназначается. И, невзирая на всю обиду, мне было жутко любопытно: кому.

А он-то сам почему туда так рвется? Что-то я раньше не замечала, чтобы ему очень хотелось водить компанию с Мити́чкиной. Правда, он, по-моему, никогда и Зойкиных выпадов против нее не поддерживал. Но я и сама не поддерживала. Так что это само по себе ничего не значит. Я ведь прекрасно видела: он, даже когда она с ним заговаривала, относился к ней безразлично.

И тут меня снова пронзила боль. Наверное, все дело в том, что я и впрямь перестала ему нравиться. Вот он и обратил внимание на Таньку. Вернее, она сама постаралась обратить на себя его внимание и вдруг ухитрилась ему понравиться.

«Правда, почему обязательно она? — тут же подумала я. — Там же, кроме Таньки, будут еще три девчонки. Ну, одну, не нашу, он наверняка не знает. А насчет Гальки Поповой и Ирки Яблоковой — сомнительно. Хотя чужие вкусы — потемки. Но, полагаю, это все-таки Мити́чкина».

Тут передо мной возникла новая проблема; а как самой-то вести себя, если Клим все же со мной заговорит? Делать вид, будто ни о чем не догадываюсь, и дожидаться, пока он сам расскажет, или, наоборот, не расскажет? Конечно, можно спросить напрямую, но тогда получится очень унизительно. Лучше сделать вид, что я ничего не знаю.

Я едва не подскочила на стуле от сильного толчка в бок. Это Зойка, оказывается, уже извлекла из укрытия тетрадь, что-то в ней написала, и теперь ей хотелось выяснить мою реакцию.

— Читай! — едва я к ней обернулась, потребовала она.

«Итак, что мы собираемся предпринять в сложившейся ситуации? У меня, лично, есть два варианта. Первый — выжидательный: ничего не делаем в надежде, что Сидоров сцепится с Потемкиным и день рождения будет сам собой испорчен. Правда, по-моему, это очень скучно. Кроме того, есть маленький, но все же шанс, что Сидоров не захочет портить Мити́чкиной день рождения и не станет устраивать у нее дома конфликт из-за Потемкина. И тогда нам с тобой от этого праздника один вред.

Поэтому предлагаю второй вариант. А именно: приложить все наши усилия, чтобы Танькин сабантуй был наверняка испорчен. Причем настолько испорчен, чтобы никакие досадные случайности этому не помешали. Если план удастся, мы с тобой достигнем сразу нескольких целей. Первое и самое главное: убьем в зародыше совершенно ненужную нам дружбу. Второе: проучим Мити́чкину. И, наконец, третье: проучим твоего Клима. Им обоим это будет не вредно. А то намылились разводить шуры-муры за нашими спинами. И, кстати, Агата, если мы очень хорошо рассчитаем наши действия, то в идеале и Клим с Тимуром могут поссориться. Ну, как тебе? Отвечай!»

Меня, конечно, с моим характером больше устраивал вариант номер один. Однако наказать в данной ситуации Клима мне, положа руку на сердце, хотелось. Правда, меня немного пугал Зойкин размах. Поэтому я написала:

«Знаешь пословицу: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь». А ты на четырех сразу нацелилась».

Зойка прочла и, совсем немного подумав, черкнула ответ:

«Подруга, эту пословицу придумали очень давно темные крепостные крестьяне! А мы с тобой две свободные, умные, современные девушки. Справимся!»

Не могу сказать, чтобы это ее заявление меня в чем-то убедило. Однако сидеть сложа руки тоже было невозможно. И я написала в тетради:

«Ладно, Зойка, пожалуй, я согласна на второй вариант».

Зойка с довольным видом хмыкнула. Тетрадь снова переместилась на мою половину парты. Там было написано: «Ну, Мити́чкина, Круглов и Сидоров, теперь держитесь!!!»

— Зойка, — бдительно косясь на Клавдию, что-то говорившую и одновременно тыкающую острой, как шпага, указкой в огромную карту России, прошептала я. — А как ты собираешься этого достигнуть?

— Будем сильно думать, — с воодушевлением проговорила моя подруга. — Во-первых, у нас есть целых три дня, а во-вторых, если кто чего очень хочет, то обязательно добьется. Закон природы.

Я не очень была уверена, что это закон природы. И, кстати, Зойкина жизнь — прекрасное тому доказательство. Хочет она пока гораздо большего, нежели добивается. Взять хотя бы историю с тем же Потемкиным.

— Чего задумалась? — отвлекла она меня от размышлений.

— Просто так, — немного смутилась я.

— А по-моему, ты опять сомневаешься, — словно влезла мне в голову Зойка. — Ну, как ты не понимаешь? С таким отношением к жизни вообще нельзя жить.

— До сих пор удавалось, — пожала плечами я.

— И чего ты достигла? — Она кинула на меня пронзительный взгляд.

Я вдруг рассердилась:

— А сама ты многого достигла?

— Ладно, не заводись, — мигом пошла на попятную Зойка. — Нам с тобой предстоит такое важное дело, а мы ругаемся из-за пустяков. Давай лучше прикинем, как будем действовать.

— Пока не знаю, — замялась я.

— Тогда начну я одна, — придвинула к себе тетрадь Зойка. — А ты пока думай.

— Постараюсь, — кивнула я.

Кажется, Зойкино воображение заработало, потому что она принялась писать. Однако ей была уготована вынужденная пауза. Раздался звонок на перемену.

На сей раз я даже не пыталась поймать Клима. Просто как-то так вышло, что мы с ним столкнулись нос к носу в проходе.

— При-ивет! — наигранно-бодро воскликнул он, и вид у него был такой, словно мы с ним до этого месяца два не виделись, а теперь совершенно случайно столкнулись на улице.

— Здравствуй, здравствуй. — Я с немалым изумлением отметила, что и мой голос звучит крайне неестественно.

— Я гм... — Он замялся. — Ты понимаешь, никак не смог тебе вчера перезвонить. Бабушка передала, что ты просила, но... — снова пауза. Он явно лихорадочно изобретал предлог. — Олька с Женькой по очереди на телефоне зависли.

— Вот как, — холодно произнесла я.

Конечно, Олька и Женька часто зависали на телефоне, однако раньше Клим всегда находил способ мне позвонить. А вчера не нашел, и это лишний раз доказывает, что просто не захотел.

— А как вчера понянчили? — задала новый вопрос я. Не могла же я просто повернуться и уйти.

— Ужас! — кажется, Клим очень обрадовался, что я сменила тему. — Он всю дорогу так орал!

— А ты мне рассказывал, что Гаврила вроде бы днем как раз спит, — напомнила я.

— Говорят, обычно так и есть, — кивнул Клим. — Но вчера, едва Тимкина мать ушла, Гаврила начал вопить, и что мы ни делали, не замолкал. — Клим коснулся ладонью уха. — У меня до сих пор там звенит. Мы уж ему и памперсы меняли, и пить давали, и качали в кроватке, в коляске, на руках. Тимка ему песню пел. Ноль эффекта. Орет, и точка. Только, когда Тимкина мать вошла в дверь, Гаврилу мигом как отключили. По-моему, он это с нами проделал из вредности.

— Есть в кого, — не удержалась я.

— Что ты имеешь в виду? — глянул на меня каким-то затравленным взглядом Клим.

— Да просто так, — не стала я вдаваться в подробности. — Не бери в голову.

Мне вдруг стало очень неприятно. Он сейчас стоял передо мной, будто перед учительницей, отвечая на вопрос, которого не знает. Однако ему повезло: короткая пятиминутная перемена закончилась, прежде чем я успела задать ему вопрос на засыпку.

Впрочем, я была даже рада, что наша встреча так завершилась. Мне и без слов стало ясно. Со вчерашнего утра Клим от меня совершенно отдалился, и мы разговаривали так, словно и не дружили целых восемь лет подряд. Никогда он еще мне не был таким чужим. Ведь он даже про Гаврилу рассказал как-то суетливо. Будто просто стремился заговорить мне зубы.

— Ну, как побеседовали? — едва я вернулась за парту, спросила Зойка.

— Никак, — пожала плечами я.

— И, естественно, про Мити́чкину он ни гу-гу, — хмыкнула моя подруга.

— Ну, может, если перемена была бы подольше, он бы что-нибудь и сказал, — не слишком уверенно произнесла я.

— Утешай, утешай себя, — жестко изрекла Зойка. — Всех готова простить. Смотри, как бы крылышки у тебя не выросли. Улетишь еще живой на небо, а мне лично без тебя будет скучно.

— Перестань, Зойка, — отмахнулась я. — Никого я не готова простить. Но почему ты не допускаешь, что он и впрямь не успел?

В общем-то, я сама не верила собственным аргументам. Скорее спорила просто назло Зойке, потому что меня раздражала ее позиция. И вообще, по-моему, ей даже доставило удовольствие, что Клим вдруг повел себя столь некрасиво.

— Я этого не допускаю, — тем временем отозвалась Зойка, — потому что по твоему «радостному» лицу вижу, как вы хорошо с ним поговорили.

— Ой, Зойка, не надо. — Я внезапно почувствовала, как к горлу подступает ком. Все же у меня еще достало сил обратить ситуацию в шутку и с вымученной улыбкой добавить: — Не сыпь мне соль на рану, я лучше насыплю сама.

Зойка фыркнула:

— Вот уж на этот счет ты действительно у нас мастер. А если серьезно, то будь у вас с Климом по-прежнему нормальные отношения, он бы при встрече первым делом тебе рассказал именно о приглашении Мити́чкиной. И при этом, конечно, спросил бы, приглашена ли туда ты.

«Н-да, — отметила про себя я. — Логика железная. Ничего не возразишь». А вслух сказала:

— Ну, ты бы еще от него потребовала, чтобы он королевский этикет соблюдал.

— Куда хватила: королевский! — Мои слова ничуть не обескуражили Зойку. — По мне бы хоть хамского этикета не исполнял. А он именно этим, под мудрым руководством Сидорова, слишком увлекся. А, между прочим, Мити́чкина за этот урок уже два раза оборачивалась к Климу и Тимке и, кажется, даже передала им записку.

— Зойка. — Я решила сменить тему. — Ты хоть что-нибудь придумала? А то мы все с тобой говорим, говорим, а...

— Не придумала, — перебила она. — То есть кое-какие идеи есть, но в единый план пока не выстраиваются. Наверное, мне придется дома еще подумать. И ты тоже давай, не отлынивай.

Но до конца этого учебного дня мы так ничего путного и не придумали. У меня вообще в голове был какой-то затык. Я на каждом уроке наблюдала за Климом. Понимаете, умом не хотела этого делать, но глаза сами собой туда поворачивались. И с каждым уроком я все отчетливей убеждалась: там и впрямь идут сепаратные переговоры.

Мити́чкина то и дело оборачивалась к Тимке и Климу. А они на многих уроках сидят прямо за Мити́чкиной и Поповой. Галька тоже вертелась, и записочки взад-вперед кочевали. Видно, все четверо всерьез и заранее готовились к празднику. От Зойкиного внимания маневры в другом ряду, разумеется, не укрылись. Она даже напрочь забыла о нашей переписке. И, давно оставив в покое зеленую тетрадь, просто шипела мне на ухо самые разнообразные гадости по поводу Мити́чкиной и компании.

А я заметила, что и другие ребята стали с интересом поглядывать в ту же сторону. Потому что Галька, Танька, Клим и Тимур, наверное, с самого первого класса столько друг с другом не говорили, сколько сегодня. И, естественно, столь внезапно вспыхнувшая пылкая дружба многих насторожила.

Но никто по этому поводу не проявлял такого энтузиазма, как моя близкая подруга. Она в самых различных вариантах развивала одну и ту же мысль. Мол, вот я от нее всегда защищала Мити́чкину, а теперь могу убедиться на собственной шкуре, сколь опасны такие «подлые и коварные личности». Но если поведение Таньки и Сидорова ее, Зойку, совершенно не удивляет, то от Клима она просто в шоке.

Она это повторяла и повторяла... Наконец, когда она в очередной раз принялась за свое, я почувствовала, как глаза мои застилает мутная пелена, а откуда-то изнутри поднимается жгучая и неконтролируемая волна ярости. На мгновение мне самой стало страшно. Я не могу, конечно, похвастаться, что никогда не злюсь. Однако обычно умею взять себя в руки. А тут почувствовала, что сейчас на кого-нибудь брошусь, и скорее всего даже не на Мити́чкину и не на Клима, а на Зойку. Потому что она все зудела и зудела, вытягивая из меня последние нервы.

Видимо, в последний момент Зойка все же уловила мое состояние и, резко оборвав очередной обличительный монолог про Таньку, с тревогой осведомилась:

— Агата, ты как себя чувствуешь?

Этот, казалось бы, простой вопрос почему-то привел меня в равновесие. Волна гнева начала опускаться, будто на море после шторма. И я, улыбнувшись, ответила:

— Полный порядок, Зойка. Только, пожалуйста, не говори больше про Клима, Тимку и Таньку. Дай мне от них хоть чуть-чуть отдохнуть.

— Поняла, — на сей раз проявила чуткость моя подруга. — Молчу, молчу.

На предпоследней в тот день перемене я, увидав с гоготом несущихся друг за другом по коридору Винокура и Будку, сообразила: «А ведь Митька тоже оказался в дураках. Только, похоже, он об этом еще не знает. Иначе бы так не веселился. И тем более в обществе Винокурова, которого пригласили к его обожаемой Мити́чкиной. Но Серега наверняка ему ничего не доложил. И дорого бы я дала, чтобы увидеть и услышать реакцию Будки, когда он узнает».

А может, сказать ему? Но что это для меня изменит? Просто, чтобы Митьку расстроить? Но я зла ему не желаю. А значит, говорить бессмысленно.

Впрочем, мгновение спустя выяснилось, что это я так считаю. Зойка, оказывается, тоже глядела на Будченко, и у нее возникли свои соображения.

— Резвится наш дурачок, — проводила она задумчивым взглядом в очередной раз галопом пронесшихся мимо нас Митьку и Серегу. — Прямо, Агата, урок истории. Цезарь с Брутом.

Уж на что мне было сегодня тоскливо, но я не выдержала и рассмеялась. Очень уж не вязался Будченко с образом Юлия Цезаря, а Винокур — с вероломным Брутом.

— Вот, Агата, я думаю, мы нашего Цезаря и используем в своих целях, — заговорщицки подмигнула мне Зойка.

— Будку? — разинула рот я. — В своих целях? Как и каким образом ты собираешься это сделать?

— Есть у меня одна задумка. — Зойкин ответ прозвучал загадочно.

— В качестве троянского коня? — тоже прибегла я к образу из античной истории.

— Возможно, и так, — хранила таинственность Зойка. — Во всяком случае, превратим его в своего союзника.

— Союзника? — еще сильнее удивилась я. — И что он будет делать?

— Организовывать вместе с нами настоящее торжество у Мити́чкиной, — очень выразительно проговорила Зойка.

— Ты с ума сошла! —всплеснула я руками. — Не знаешь, чем Будкины начинания кончаются?

— Во-первых, для нас с тобой как раз чем хуже, тем лучше, — объявила Зойка. — А во-вторых, наша с тобой задача вовремя разбудить в нем ревность, а после направить его разрушительную энергию на наш объект. Если все как следует продумаем, выйдет очень хорошо.

Я внимательно посмотрела на Будку и Винокура. Пока они еще явно не знали, что находятся по разные стороны баррикад.

— Погоди, погоди! — хохотал Серега. — Сейчас я тебе покажу настоящую крученую свечу.

В это время они с Будкой как раз пробегали мимо задумчиво стоящего у подоконника Лехи Ключникова, который только что очистил апельсин и теперь с философским видом взирал на него.

Оп! — и апельсин во мгновение ока перешел во владение Винокура.

Ключников продолжал пялиться на внезапно опустевшую ладонь. Только вид у него теперь был не философский, а изумленный.

— Чем не мячик, — подкинул апельсин к потолку Винокур.

— Отдай! — взревел Ключников. — Я сожрать его собирался!

— Успеешь, — отмахнулся Серега и задрал повыше руку с апельсином.

— Нет, отдай, — запрыгал вокруг него Леха.

Но куда там! Винокур выше его на целую голову. К тому же на своем баскетболе привык не уступать мяч противнику.

— Смотри, Будка! — уворачиваясь от Ключникова, воскликнул он. — Сейчас будет классная крученая свеча в условиях острой борьбы!

Он хотел подкинуть апельсин вверх, но именно в это время Ключников, изловчившись, ударил его по руке. Траектория броска изменилась, и крученый апельсин пулей устремился вперед. Прямо на Нику, который, на свое несчастье, как раз свернул с лестничной площадки в наш коридор. Судя по Никиному разинутому рту, он собирался что-то кому-то сказать. Полагаю, он хотел обратиться к нашей биологичке Варваре Аветовне, по прозвищу Приветовна, но произнести ему ничего не удалось. Прямо в его открытый рот ввинтился закрученный Винокуровым апельсин Ключникова. И, между прочим, Ника его не выпустил. Наоборот, вонзился в него зубами.

Сок фонтаном брызнул во все стороны. Народ в ужасе замер. Лицо у Сереги стало зеленым. У меня, наверное, тоже. «Ну, — думаю, — что сейчас будет». Ника каким-то нарочито замедленным движением вытащил апельсин изо рта, посмотрел на него, затем неожиданно резким движением откусил дольку и, прожевав, задумчиво произнес:

— Вкусно. Премного благодарен.

И он с легким поклоном вновь удалился по лестнице.

Какое-то время народ продолжал ошалело молчать. Потом разразился аплодисментами. Надо же, оказывается, и у Ники есть чувство юмора! Вот уж не ожидала. И мне вдруг подумалось: «Может, его и впрямь дома любят? И вообще, кто его разберет, какой он без нас? Работа-то у него, можно сказать, вредная. Попробуй на таком посту быть непротивным. Мы же сами первые и сели бы ему на голову. Вот так и получается: он противный — нам плохо, а вел бы себя по-другому — скверно было бы ему».

— Видела, видела? — затормошила меня Зойка. — Наш Ника растет над собой. Я сперва боялась, он из Винокура отбивную котлету сделает. А он, видишь, ничего. Даже, можно сказать, молодец. Отшутился.

Тут рядом с нами возникла новая коллизия. Леха Ключников требовал у Винокура компенсацию за апельсин.

— Я, — говорит, — купил его на последние деньги. И совсем, между прочим, не для Ники, а для себя. А если тебе, Серега, приспичило заниматься благотворительностью за чужой счет, то плати.

— Не буду, — уперся Винокур. — Во-первых, Леха, мой тебе совет: когда жрешь, не зевай. Во-вторых, я у тебя апельсин не свистнул, а только одолжил, чтобы Будке крученую свечу показать. От нее с твоим апельсином ничего бы плохого не сделалось. И если бы все было нормально, ты бы уже его сейчас ел.

— Но я его не ем, — счел своим долгом напомнить Ключников.

— Во, зануда, — шепнула мне Зойка.

— По этому поводу все вопросы к Нике, — отмахнулся Винокуров от Ключникова. — Я, между прочим, за поступки завуча не отвечаю.

Ситуацию разрешил звонок. Так и оставшийся без апельсина Ключников несолоно хлебавши отправился на биологию к той самой Приветовне, с которой так и не успел поговорить Ника.

Увидев Винокура, Варвара Аветовна как-то таинственно улыбнулась:

— Тебе крупно повезло, что у Николая Ивановича сегодня хорошее настроение.

— Так я ж не нарочно, — ответил наивная душа Винокур.

— А по-твоему, наказывают всегда за «нарочно»? — не сводила с него внимательного взгляда Приветовна.

— Это, Варвара Аветовна, смотря какой судья попадется, — на полном серьезе изрек Винокур.

Класс и Приветовна расхохотались. Винокур с удивлением посмотрел на нас:

— А чего ржете-то? Меня вон в прошлом году один дурак с площадки несправедливо удалил. Так из-за этого наши чуть не продули.

Аветовна закрыла лицо ладонями. Класс вообще уже просто стонал.

— Ну, говорю же. Агата, — сквозь смех произнесла Зойка. — Нашему Винокуру лучше молчать. В крайнем случае пусть мечет в завучей апельсины. В общем, как в той рекламе: «Иногда лучше жевать, чем говорить». Только в случае с Винокуром «иногда» надо переправить на «всегда».

— Отстань, Зойка.

Я смотрела на по-прежнему недоуменное и серьезное Серегино лицо, и меня продолжал душить смех. Надо же, чтобы у человека так голова была устроена. И ведь полным дураком не назовешь. Просто у него мозги как бы в одну сторону повернуты, и потому местами его переклинивает.