Алек
Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Проди нанес нам визит.
Я был застигнут врасплох тем, что именно Проди, а не Иванов, устроил нам засаду.
Риккардо Проди — старший сын Игнацио Проди, который всю свою жизнь был верен мафии. Ни для кого не секрет, что семья Проди недовольна связями между мафией и Братвой, но я не думал, что они зайдут так далеко.
Итальянца не погладят по головке за это дерьмо. Как только Виктор, глава Братвы, и Лука, глава мафии, узнают об этом, начнется настоящий ад.
Мафия связана с Братвой узами брака, и, насколько я слышал, это счастливый брак. Кроме того, Виктор и Лука — близкие друзья.
Забрав нас, Проди, по сути, объявляет войну мафии и Братве.
Я бы посмеялся от души, если бы не то дерьмовое положение, в котором я оказался.
И еще есть девушка. Она молчит с тех пор, как я согласился хранить ее секрет. Я действительно впечатлен, что она придумала ложь о том, что мы встречаемся. Это ненадолго сохранит ей жизнь, но она выиграла себе день или два.
Я смотрю на нее, вжавшуюся в угол. Паника и страх все еще искажают черты ее лица. Мой взгляд останавливается на ее дрожащих руках.
У нее красивые руки.
Каждый раз, когда я смотрю на нее, меня поражает ее красота. Когда тебя похищают, красота — последняя вещь, на чем ты станешь зацикливаться. Есть вероятность, что они изнасилуют ее перед тем, как убить.
Мне жаль ее, но я мало что могу сделать.
— Ты видела моего брата? — спрашиваю я.
Она качает головой.
Я продолжаю смотреть на нее, пока она, наконец, не поворачивает голову и не встречается со мной взглядом. Она выглядит сломленной, а ведь они даже не приступали к пыткам.
Но, опять же, она не из моего мира.
Внезапно мне хочется сказать ей, что с ней все будет в порядке, но я не могу заставить себя солгать ей.
— Как зовут твоего брата? — спрашивает она мягким голосом, словно из нее выкачали всю энергию.
— Винсент.
— А твоя фамилия Асланхов? — Когда я киваю, она объясняет: — Они назвали мне твое полное имя. — Кажется, она о чем-то задумалась, прежде чем сказать: — Нам стоит прояснить нашу историю на случай, если они спросят о наших отношениях. — Когда я ничего не говорю, она продолжает: — Моя фамилия Адамс. Я из Огайо. — Ее лицо грозит исказиться, а затем она произносит: — Мои родители умерли год назад. — Она проигрывает битву, и из нее вырываются рыдания. — Никто не заметит, что я пропала.
Меня захлестывает сильная волна жалости к девушке, которой, кажется, не повезло больше всех на свете.
— У меня есть люди, которые уже ищут нас, — говорю я, чтобы ей стало немного легче.
Прибудут ли они сюда вовремя — это уже совсем другая история.
Надолго между нами воцаряется тишина, прежде чем Эверли шепчет:
— Пожалуйста, скажи мне, что это всего лишь кошмар, и я скоро проснусь.
Мой взгляд перемещается на нее, и я качаю головой.
— Может, я и преступник, но я никогда не лгу.
У нее вырывается глухой вздох. Спустя несколько минут она смотрит на меня.
— Почему ты преступник?
Я пожимаю плечами и, решив, что мне больше нечем заняться, решаю ответить на ее вопрос.
— Я родился в Братве. Это был не выбор.
— Если бы у тебя был выбор, ты бы занимался чем-нибудь другим?
Я снова пожимаю плечами, но не отвечаю, потому что никогда не думал об этом. Зачем тратить свое время на размышления о том, чего никогда не будет?
Через некоторое время она спрашивает:
— Неужели ты ничего не хочешь узнать обо мне?
Мои глаза встречаются с ее, затем я бормочу:
— Ты восемнадцатилетняя американка из Огайо, которая потеряла родителей и осталась одна в этом мире. Ты выросла в защищенной семье и понятия не имеешь, как справиться с дерьмовой ситуацией, в которой мы оказались. Ты позитивный человек, потому что, несмотря ни на что, у тебя все еще есть надежда выбраться из этого живой. — Я делаю паузу на мгновение, а затем добавляю: — И ты либо добрый, либо слабый человек, раз согласилась обменяться одеждой с незнакомой девушкой. — Мой взгляд обращается к двери. — Я знаю о тебе все, что стоит знать.
Я чувствую, как глаза Эверли прикованы ко мне.
— Тебе не обязательно быть придурком.
Может, она и красива, и при других обстоятельствах я бы воспользовался своим шансом, но сейчас не время и не место для того, чтобы знакомиться с кем-то. Привязанность к ней сделает меня уязвимым.
Проходят часы, а ничего не происходит. Невозможно определить время, потому что в комнате нет окон.
Я хочу пить, и мой желудок постоянно урчит.
Эверли продолжает ерзать в углу, давая мне понять, что ей нужно в туалет.
Мой мочевой пузырь переполнен, но я смогу продержаться еще несколько часов.
Больше всего на свете я беспокоюсь о Винсенте. Он старший сын Асланхова, поэтому они будут пытать его раньше, чем меня.
Возможно, они пытают его в этот самый момент.
Я сохраняю бесстрастное выражение лица. Как меня учили.
Папа выбивал из нас все дерьмо, пока мы не научились не проявлять никаких эмоций. Теперь я понимаю, почему он это делал.
Мой отец нехороший человек, и, честно говоря, он не очень хороший отец. Меня вырастил один из боссов Братвы, и единственную любовь я получаю от мамы, Винсента, Миши и Тианы.
Их любви мне достаточно.
Честно говоря, это больше, чем большинство людей в моем положении когда-либо получали.
Поднявшись на ноги, я подхожу к двери и стучу в нее, крича:
— Некоторым из нас нужно в туалет.
Я снова стучу кулаком в дверь, и, услышав шаги, отхожу к другой стороне комнаты.
Эверли быстро встает и подходит ко мне, прижимаясь боком.
Когда дверь открывается, внутрь входит приспешник Проди.
Я наклоняю голову в сторону Эверли.
— Ей нужно в туалет. — Когда мужчина колеблется, я говорю: — Если ты не хочешь, чтобы от нас здесь воняло. Решай сам.
С пистолетом наготове он жестом приглашает нас подойти, что я расцениваю как хороший знак: они намерены оставить нас в живых на некоторое время.
Этот приспешник ниже меня ростом. Я почти уверен, что справлюсь с ним, но потом, когда мы идем по коридору, вижу других вооруженных солдат.
Я запоминаю планировку здания, пока мы проходим мимо четырех закрытых дверей, прежде чем добираемся до туалета с тремя кабинками и раковинами. Здесь есть крошечное окно, которое заварено.
Винсент может быть в любой из этих комнат.
Приспешник приставляет дуло пистолета к моей голове и кивает в сторону кабинок.
— У вас одна минута, principessa2.
Эверли бросается в кабинку, и через пару секунд раздается звук, похожий на водопад.
Когда она недостаточно быстро выходит из кабинки, приспешник рявкает:
— Время вышло, principessa.
Через несколько секунд дверь открывается, и Эверли выходит с пылающими щеками.
— Выпей воды, — инструктирует приспешник.
Я смотрю, как она утоляет жажду, и только когда дуло пистолета направлено ей в голову, получаю кивок, чтобы сходить в туалет.
Мне нет никакого дела до того, что девушка находится в туалете, пока я спускаю воду и занимаюсь своими делами.
Я споласкиваю руки и выпиваю свою порцию, а затем оттолкиваю Эверли в сторону, чтобы встать между ней и пистолетом. Бедняжка дрожит, как гребаный лист.
Из-за моего спокойного поведения приспешник свирепо смотрит на меня, и подталкивает к двери.
Нас ведут обратно не в нашу комнату, а заталкивают в другую, где Проди сидит на стуле, а Винсент стоит на коленях посреди бетонного пола.
Моего брата избили, и рядом с ним лежит один из его коренных зубов. В отличие от нас, он скован наручниками.
Блять.
На штативе стоит камера. Наверное, чтобы отправить отцу записи наших пыток.
Если Проди думает, что это заставит мафию и Братву разорвать связи, он чертовски глуп.
Я с усилием отрываю взгляд от Винсента и с отсутствующим выражением лица смотрю на Проди.
Пусть начнется веселье.